Офицеры переглянулись. Они знали, что генерал Вейж всюду старался наладить нормальные отношения с населением и нередко наказывал солдат за грабежи и насилие, но женить?
— Кхм, генерал, разрешите обратиться?
— Обращайтесь, майор!
— А если девица выберет брак?
— Тогда сыграем свадьбу, после того как заживет шкура жениха, — хмыкнул генерал.
— Так, значит, мы тут надолго? — осторожно осведомился офицер старше по званию.
— Его величество отдал эти земли мне, — весомо сказал Вейж, — и пока не присылал вестей о роспуске армии. Сейчас весна, через неделю-другую начнется посевная. Чтобы прокормить десять тысяч голодных мужиков, я их всех загоню в поля. Кому не нравится — уволятся, но мародерничать на своей земле я не позволю. Письмо его величеству я отправил, если будут какие-то изменения — сообщу. А пока… Здесь пограничье, господа, и службы никто не отменял. Переведем легко раненых на хозяйство, остальных делим поровну — часть восстанавливает стены и башни, часть патрулирует округу.
Не сразу, но офицеры приняли ситуацию и занялись разработкой подробных планов. Все это время Эжени тихо посапывала, укрытая плащом генерала Вейжа. Обморок перешел в глубокий сон.
Проснулась девушка резко — кто-то из выходящих после совещания офицеров задел ее полой плаща по лицу. Эжени вздрогнула, вынырнула из сна и поморщилась — от резкого движения заболела голова, во рту пересохло, и очень хотелось умыться. Генерал видел и нарочитое неловкое движение офицера, и то, как мучительно исказилось лицо его пленницы. Внутри плеснуло ледяной яростью:
— Лорд Блейз, — окликнул он, — за неуважительное отношение к пленным и женщинам вы и ваша сотня переводитесь на уборку замковой территории.
Молодой, дерзкий и болезненно гордый младший офицер дернул плечом, отдал честь и вышел вон, сжимая тонкие губы в нитку.
— Он вам не простит, — хрипло сказала Эжени, даже не пытаясь встать. — Отомстит, вонзив кинжал в спину при первом удобном случае!
— Зарвавшихся щенков надо учить, — ответил Вейж, удивляясь тому, что слабый голос девушки позволил ему взять под контроль то, что полыхнуло внутри. — Помочь вам встать?
— Может быть, лучше позвать мою служанку? — неуверенно ответила леди. Ей казалось странным то, что генерал не выпускает ее из поля зрения, защищает и вообще находится рядом. Примерно так лорд Лайесс следил за своей леди. Про Лайессов слуги болтали, что они однолюбы — женятся один раз и навсегда. Даже дочерей не неволят, а позволяют выбрать себе мужа по любви. Эжени росла с этой семьей и знала точно — лорд и леди никогда не играли на публику, как некоторые пары. Они были искренни в своей радости при виде друг друга, и многие близкие к семье даже завидовали такой теплоте.
Лорд Лайес был суров, но рядом с женой смягчался сердцем. Слова ей не сказал, когда в замке появилась истощенная женщина с огромным животом. Молчал, когда леди Лайесс поселила незнакомку в своих комнатах и запретила слугам болтать. Дал денег на лекаря и повитуху, предвидя непростые роды, а потом позволил похоронить чужачку на крохотном замковом кладбище и оставить ее ребенка в семье.
О том, что она не родная дочь, Эжени узнала лет в шесть. Она тогда училась читать и с интересом читала любые надписи. В день памяти усопших семья всегда ходила на кладбище, и леди рассказывала сыновьям про их предков. А Эжени подводила к маленькому камню в углу и говорила:
— Тут лежит леди Амадея Борх, последняя из Борхов. Прекрасная, умная и тонкая дама. Она была самой красивой и умной в нашем пансионе. Еще у нее было золотое сердце и самый прекрасный голос.
Девочка проникалась атмосферой, укладывала букетик цветов на невысокий холмик, обложенный дерном, и уходила со всеми. А в шесть лет смогла прочитать надпись. Она гласила: «Леди Амадея Борх, последняя из Борхов, родилась… умерла… Мать Эжени Борх-Лайесс».
Эжени потом часто думала — зачем леди Лавиния приказала выбить эту надпись на надгробном камне подруги? Боялась, что умрет, не раскрыв Эжени тайну? Или не хотела привязываться к приемной дочери? Кто теперь знает? Спросить некого.
— Ваша служанка примчится с криками, что ее леди обижают, и переполошит весь замок, — сказал генерал и легко поднял Эжени, так, что ее рану лишь немного дернуло под повязкой. — Я приношу вам извинения за своего офицера. Прошу вас, приведите себя в порядок, нам нужно поговорить.
Леди, покачиваясь, добралась до ширмы и застыла за ней, пытаясь уложить в голове и странную любезность генерала, и собственное нездоровое состояние, и очередную попытку понять — что дальше? Бежать она не может. Рана, хоть и поверхностная, оказалась кровавой, лишающей сил. Теперь еще воспаление. Озноб, головная боль… Да она на коня не сможет сесть без стона!
Сдавая замок, Эжени думала, что ее просто убьют. Ладно, жестоко надругаются и убьют. В крайнем случае — сохранят жизнь, но отдадут солдатам, и на этот случай в ее косе пряталось короткое, очень острое лезвие — достаточно чиркнуть в правильном месте, и смерть будет быстрой. Однако захватчик удивил. Позвал лекаря, накормил, запретил обижать ее людей, а теперь и вовсе защищает и желает разговора. Леди не знала, что и думать! Будь он грубым, жестоким или равнодушным, она бы нашла способ сбежать — пусть даже в могилу, но внимание генерала расслабляло. Заставляло верить, что в родном замке ее не обидят, позволят восстановить здоровье и силы. Умом Эжени понимала опасность такого положения, но тело подводило хозяйку. В тепле, в сытости, оно кричало и требовало — поспи, отдохни, дай мне восстановить силы!
Разговор. Им предстоит разговор. Что может потребовать генерал у нищей девицы, не имеющей права даже на свою фамилию? Не знающей отца? Не имеющей ни заступников, ни приданого? Кое-что, конечно, может, но ее тело сейчас в таком состоянии, что даже это вряд ли заинтересует нормального мужчину. А генерал при всей своей грозности и суровости показался леди Эжени нормальным.
Под эти размышления девушка умылась, поправила прическу и платье, выпила воды из кувшина и вышла в кабинет.
— Прошу вас, — Вейж выдвинул для нее тяжелый стул и поставил на стол солдатскую кружку с бульоном.
Эжени обхватила ее руками, согреваясь. После ранения она постоянно мерзла.
— Пейте, доктор сказал, вам нужно есть часто, пусть и понемногу.
Девушка сделала глоток и на секунду прикрыла глаза, чувствуя, как внутри пробегает горячая струйка. Потом вскинула ресницы, требовательно уставившись на мужчину.
— Да, я обещал вам разговор. Приближается посевная. Меня воспитывали как офицера, и в делах селян я ничего не понимаю.
Эжени молчала.
— Я знаю, что провал полевых работ принесет голод, — голос Вейжа стал жестким, — помогите мне его избежать. Я отправлю своих людей на помощь селянам, вам же предлагаю поговорить со старостами, чтобы они не вредили моим людям и своим полям. Да, власть поменялась, но для тех, кто пашет и сеет, не изменится ничего.
Эжени не удержалась и фыркнула.
— Не изменится, — надавил голосом генерал, — я лично за этим прослежу!
— В таком состоянии я не смогу сесть на лошадь, — честно сказала девушка, — и потом, разве ваши люди умеют пахать, сеять и косить?
— Почти половина из них родилась в деревне, — пожал плечами Вейж, — что-то да вспомнят. Думаю, в замке найдется повозка, кони у нас есть. А пока… Давайте взглянем на карту поместья и решим, где можно распахать новые земли, чтобы мои люди не голодали и ваши тоже.
Эжени прикрыла глаза — у нее опять не было выбора.
Генерал и тут сумел удивить девушку — он не просто смотрел, куда она тыкала пальцем, он вел записи и требовал объяснений — почему здесь лучше распахать неудобь, а вот это ровное место оставить для сенокоса. Почему этот лес можно брать для строительства казарм, а этот лучше не трогать. Кроме того, Вейж не забыл распоряжения доктора — через час он приказал расшнуровать платье и сам полил рану крепким спиртным, наблюдая за тем, как леди сжала губы, закрыла глаза и стиснула пальцы, чтобы не закричать.
— Мне жаль, — мягко сказал мужчина, — надеюсь, это действительно поможет.
Эжени промолчала. Компенсируя боль, генерал налил девушке теплого вина и разыскал в своих мешках пару сухарей. Она продолжала удивляться — почему, ну почему он не оставляет ее ни на минуту? Вестовые, оруженосцы, офицеры — все заглядывали в кабинет со своими делами и тоже удивлялись, видя генерала и пленницу за одним столом и над картой.
Вейж и сам понимал, что это ненормально. Он предпочитал лично контролировать ход восстановительных работ у стены, закупку провианта, проверку и установку новых пограничных столбов. Но… что-то держало его рядом с этой истощенной, бледной и слабой леди, и он не мог себя заставить лишний раз выйти из комнаты, даже тогда, когда лекарь делал перевязку.
Они просидели над картой до самого вечера, четко выполняя распоряжения лекаря по перевязкам и кормлению. Перед ужином эскулап явился сам. Проверил рану, потер руки, выдал порошки для приема с пищей и снова умчался — принимать в деревне роды.
Оруженосец принес генералу и его пленнице ужин. На этот раз безо всяких изысков — бульон и жидкую кашу для Эжени, крутую кашу с зимним салом для генерала. Они поели в молчании — девушка устала от разговоров и мыслей, генерал, казалось, был где-то далеко.
Спать на этот раз устроились почти так же, как накануне — леди Лайесс на диване, а для генерала оруженосец раздобыл походную койку в виде рамы, обтянутой парусиной, на трех парах деревянных ног. Это сооружение поставили напротив дивана, и таким образом Эжени была постоянно в поле зрения Вейжа, даже во сне. Девушку это напрягало. Она устала от общества незнакомых мужчин, от суеты, разговоров, от невозможности спать в своей постели…
Генералу не спалось. Он лежал на своей походной койке и думал о том, что это ненормально — так следить за женщиной, которая слишком больна, худа и измучена, чтобы хотя бы улыбнуться ему. И в то же время он понимал, что желает ее видеть постоянно. Что за наваждение? Что за морок? Ведь разумом он понимает, что любая связь с преступницей создаст ему множество проблем. А если она действительно королевская племянница, их станет еще больше! Да он ее даже не желал, несмотря на длительный поход и отсутствие женщин, приятных его взору! А ведь всем известно, что привороты действуют в первую очередь на тело!
Вдруг тишину ночи разбил легкий звук. Вейж насторожился — иногда его чуткость спасала жизнь не только ему, но и всем офицерам в палатке или крестьянском доме. Он неслышно приподнял голову и прислушался — звук повторился. Потом еще раз. Мужчина встал и отдернул плотную портьеру — свет луны едва проникал в кабинет прежнего владельца замка, но его хватило, чтобы зоркий взгляд выхватил влажные дорожки на лице спящей девушки. Она спала и плакала.
Мужчину охватил озноб. Ему сразу захотелось сделать все что угодно, только бы «добыча» перестала жалобно всхлипывать, не просыпаясь. А уж когда с ее губ едва слышно сорвалось слово «мама», он и вовсе схватил себя за волосы. Что делать? Куда бежать? Сердце часто стучало, и в этот отчаянный момент генерал вспомнил о своей матери. Некрасивая до изумления леди Вейж была удивительно доброй и чуткой матерью. Когда ее резвый сын влетал в комнаты, размахивая палкой, как мечом, или вываливал из кармана змею, пару лягушек и рогатку, желая показать матушке красивый листочек, она с улыбкой говорила ему:
— Жеймо, ты опять спешишь!
Прошептав себе эти слова, генерал опустился на колено рядом с диванчиком и шепнул тихонько, как матушка в детстве:
— Ш-ш-ш-ш, спи, все пройдет!
Лицо Эжени немного расслабилось, и девушка нырнула в глубокий сон, забыв про слезы. А утром… Утром генерал ушел, еще до того, как она проснулась. Вместо него явилась ее личная служанка и, радостно щебеча, повела в ее собственные комнаты. Из рассказа служанки Эжени поняла следующее — комнаты членов семьи были заперты сразу после штурма. Разграбить их Вейж не позволил, а теперь приказал открыть комнату леди Эжени и приготовить в ней все для удобства девушки.
Леди Борх-Лайесс не верила своим ушам! Однако высокий хмурый солдат в плотной кольчуге не оставлял сомнений в правдивости служанки. Он проводил дам до комнаты и остался снаружи.
— Вот, миледи, взгляните, я тут навела порядок, а солдаты эти воды принесли и дров!
Эжени огляделась. Все было на месте. Выбитые обстрелом стекла заменили промасленной тканью, мусор вымели, камин затопили. Даже ее девичий сундук стоял нетронутым, хотя замок был сбит, а потом немного криво прибит обратно.
Слезы подступили к глазам. С самого начала осады она не бывала тут. Сначала сидела с умирающей от горя леди Лайесс, потом командовала людьми и дремала в главном зале или в том самом кабинете на диванчике. Пользуясь бессонницей и затишьем, девушка успела перечитать все письма к приемному отцу и поняла, почему он вцепился в свой замок. Во-первых, Лайессам просто некуда было идти. В отличие от титулованных аристократов, замок и земли вокруг него были их единственным источником дохода. И этот источник им предлагали отдать просто так. Без компенсаций — уступить родную землю захватчикам без боя или сменить подданство и стать при новом владельце управляющими. А во-вторых, лорда Лайесса просил задержать войска король. Его король. Чтобы переговоры о мире увенчались успехом, славного генерала Вейжа следовало задержать хотя бы на несколько дней. В этом случае король соседней страны удовлетворится уже откушенным куском, не посягая на большее. По сути, семью Лайесс принесли в жертву войне.
Эжени всхлипнула, и служанка тотчас обняла ее:
— Ну, ну, леди, не плачьте! Вы же такая храбрая и сильная! Вот давайте уже снимем ваше платье, помоем голову! Этот генерал послал своих людей в лес — рубить деревья для строительства казарм. И то диво, что приказал брать только подходящие и корчевать их с пнями. А пни везти на замковую кухню! Вот и у вас натопили так, что помыться в самый раз!
Под воркование камеристки Эжени позволила себя раздеть и с блаженным вздохом встала в бадью с горячей водой, жалея, что нельзя, как прежде, погрузиться в нее по шею. Мешала повязка. Но служанка аккуратно развязала узел, сняла бинты и, осмотрев рану, прикрыла ее кусочком замши, найденным в корзинке с рукоделием. Овальный лоскуток предназначался для пошива мячика младшему лорду Лайессу на день рождения, и Эжени опять всхлипнула, пока камеристка приклеивала замшу на вишневый клей для локонов. Леди Лавиния любила крутить приемной дочери кудри, уверяя, что так она больше похожа на свою мать.
С заклееной раной дело пошло веселее — девушка села на низкий табурет, погрузившись в воду по пояс, а служанка аккуратно принялась мыть ей голову, поливая волосы из ковша и не боясь намочить едва схватившуюся рану.
— Ох и худенькая вы стали, госпожа, — бурчала камеристка, бережно натирая мыльной тряпочкой руки и ноги Эжени. — Раньше-то совсем тростиночкой были, а теперь и вовсе в чем душа держится! Неужто генерал вам еду пожалел?
— Не жалел, — отмахнулась леди Борх, — просто доктор запретил сразу тяжелую пищу давать. Велел поить бульоном, вечером кашу жидкую разрешил и теплое вино. Надо узнать, может, сегодня можно уже со всеми завтракать.
— Кхм, генерал, разрешите обратиться?
— Обращайтесь, майор!
— А если девица выберет брак?
— Тогда сыграем свадьбу, после того как заживет шкура жениха, — хмыкнул генерал.
— Так, значит, мы тут надолго? — осторожно осведомился офицер старше по званию.
— Его величество отдал эти земли мне, — весомо сказал Вейж, — и пока не присылал вестей о роспуске армии. Сейчас весна, через неделю-другую начнется посевная. Чтобы прокормить десять тысяч голодных мужиков, я их всех загоню в поля. Кому не нравится — уволятся, но мародерничать на своей земле я не позволю. Письмо его величеству я отправил, если будут какие-то изменения — сообщу. А пока… Здесь пограничье, господа, и службы никто не отменял. Переведем легко раненых на хозяйство, остальных делим поровну — часть восстанавливает стены и башни, часть патрулирует округу.
Не сразу, но офицеры приняли ситуацию и занялись разработкой подробных планов. Все это время Эжени тихо посапывала, укрытая плащом генерала Вейжа. Обморок перешел в глубокий сон.
Глава 5
Проснулась девушка резко — кто-то из выходящих после совещания офицеров задел ее полой плаща по лицу. Эжени вздрогнула, вынырнула из сна и поморщилась — от резкого движения заболела голова, во рту пересохло, и очень хотелось умыться. Генерал видел и нарочитое неловкое движение офицера, и то, как мучительно исказилось лицо его пленницы. Внутри плеснуло ледяной яростью:
— Лорд Блейз, — окликнул он, — за неуважительное отношение к пленным и женщинам вы и ваша сотня переводитесь на уборку замковой территории.
Молодой, дерзкий и болезненно гордый младший офицер дернул плечом, отдал честь и вышел вон, сжимая тонкие губы в нитку.
— Он вам не простит, — хрипло сказала Эжени, даже не пытаясь встать. — Отомстит, вонзив кинжал в спину при первом удобном случае!
— Зарвавшихся щенков надо учить, — ответил Вейж, удивляясь тому, что слабый голос девушки позволил ему взять под контроль то, что полыхнуло внутри. — Помочь вам встать?
— Может быть, лучше позвать мою служанку? — неуверенно ответила леди. Ей казалось странным то, что генерал не выпускает ее из поля зрения, защищает и вообще находится рядом. Примерно так лорд Лайесс следил за своей леди. Про Лайессов слуги болтали, что они однолюбы — женятся один раз и навсегда. Даже дочерей не неволят, а позволяют выбрать себе мужа по любви. Эжени росла с этой семьей и знала точно — лорд и леди никогда не играли на публику, как некоторые пары. Они были искренни в своей радости при виде друг друга, и многие близкие к семье даже завидовали такой теплоте.
Лорд Лайес был суров, но рядом с женой смягчался сердцем. Слова ей не сказал, когда в замке появилась истощенная женщина с огромным животом. Молчал, когда леди Лайесс поселила незнакомку в своих комнатах и запретила слугам болтать. Дал денег на лекаря и повитуху, предвидя непростые роды, а потом позволил похоронить чужачку на крохотном замковом кладбище и оставить ее ребенка в семье.
О том, что она не родная дочь, Эжени узнала лет в шесть. Она тогда училась читать и с интересом читала любые надписи. В день памяти усопших семья всегда ходила на кладбище, и леди рассказывала сыновьям про их предков. А Эжени подводила к маленькому камню в углу и говорила:
— Тут лежит леди Амадея Борх, последняя из Борхов. Прекрасная, умная и тонкая дама. Она была самой красивой и умной в нашем пансионе. Еще у нее было золотое сердце и самый прекрасный голос.
Девочка проникалась атмосферой, укладывала букетик цветов на невысокий холмик, обложенный дерном, и уходила со всеми. А в шесть лет смогла прочитать надпись. Она гласила: «Леди Амадея Борх, последняя из Борхов, родилась… умерла… Мать Эжени Борх-Лайесс».
Эжени потом часто думала — зачем леди Лавиния приказала выбить эту надпись на надгробном камне подруги? Боялась, что умрет, не раскрыв Эжени тайну? Или не хотела привязываться к приемной дочери? Кто теперь знает? Спросить некого.
— Ваша служанка примчится с криками, что ее леди обижают, и переполошит весь замок, — сказал генерал и легко поднял Эжени, так, что ее рану лишь немного дернуло под повязкой. — Я приношу вам извинения за своего офицера. Прошу вас, приведите себя в порядок, нам нужно поговорить.
Леди, покачиваясь, добралась до ширмы и застыла за ней, пытаясь уложить в голове и странную любезность генерала, и собственное нездоровое состояние, и очередную попытку понять — что дальше? Бежать она не может. Рана, хоть и поверхностная, оказалась кровавой, лишающей сил. Теперь еще воспаление. Озноб, головная боль… Да она на коня не сможет сесть без стона!
Сдавая замок, Эжени думала, что ее просто убьют. Ладно, жестоко надругаются и убьют. В крайнем случае — сохранят жизнь, но отдадут солдатам, и на этот случай в ее косе пряталось короткое, очень острое лезвие — достаточно чиркнуть в правильном месте, и смерть будет быстрой. Однако захватчик удивил. Позвал лекаря, накормил, запретил обижать ее людей, а теперь и вовсе защищает и желает разговора. Леди не знала, что и думать! Будь он грубым, жестоким или равнодушным, она бы нашла способ сбежать — пусть даже в могилу, но внимание генерала расслабляло. Заставляло верить, что в родном замке ее не обидят, позволят восстановить здоровье и силы. Умом Эжени понимала опасность такого положения, но тело подводило хозяйку. В тепле, в сытости, оно кричало и требовало — поспи, отдохни, дай мне восстановить силы!
Разговор. Им предстоит разговор. Что может потребовать генерал у нищей девицы, не имеющей права даже на свою фамилию? Не знающей отца? Не имеющей ни заступников, ни приданого? Кое-что, конечно, может, но ее тело сейчас в таком состоянии, что даже это вряд ли заинтересует нормального мужчину. А генерал при всей своей грозности и суровости показался леди Эжени нормальным.
Под эти размышления девушка умылась, поправила прическу и платье, выпила воды из кувшина и вышла в кабинет.
— Прошу вас, — Вейж выдвинул для нее тяжелый стул и поставил на стол солдатскую кружку с бульоном.
Эжени обхватила ее руками, согреваясь. После ранения она постоянно мерзла.
— Пейте, доктор сказал, вам нужно есть часто, пусть и понемногу.
Девушка сделала глоток и на секунду прикрыла глаза, чувствуя, как внутри пробегает горячая струйка. Потом вскинула ресницы, требовательно уставившись на мужчину.
— Да, я обещал вам разговор. Приближается посевная. Меня воспитывали как офицера, и в делах селян я ничего не понимаю.
Эжени молчала.
— Я знаю, что провал полевых работ принесет голод, — голос Вейжа стал жестким, — помогите мне его избежать. Я отправлю своих людей на помощь селянам, вам же предлагаю поговорить со старостами, чтобы они не вредили моим людям и своим полям. Да, власть поменялась, но для тех, кто пашет и сеет, не изменится ничего.
Эжени не удержалась и фыркнула.
— Не изменится, — надавил голосом генерал, — я лично за этим прослежу!
— В таком состоянии я не смогу сесть на лошадь, — честно сказала девушка, — и потом, разве ваши люди умеют пахать, сеять и косить?
— Почти половина из них родилась в деревне, — пожал плечами Вейж, — что-то да вспомнят. Думаю, в замке найдется повозка, кони у нас есть. А пока… Давайте взглянем на карту поместья и решим, где можно распахать новые земли, чтобы мои люди не голодали и ваши тоже.
Эжени прикрыла глаза — у нее опять не было выбора.
Генерал и тут сумел удивить девушку — он не просто смотрел, куда она тыкала пальцем, он вел записи и требовал объяснений — почему здесь лучше распахать неудобь, а вот это ровное место оставить для сенокоса. Почему этот лес можно брать для строительства казарм, а этот лучше не трогать. Кроме того, Вейж не забыл распоряжения доктора — через час он приказал расшнуровать платье и сам полил рану крепким спиртным, наблюдая за тем, как леди сжала губы, закрыла глаза и стиснула пальцы, чтобы не закричать.
— Мне жаль, — мягко сказал мужчина, — надеюсь, это действительно поможет.
Эжени промолчала. Компенсируя боль, генерал налил девушке теплого вина и разыскал в своих мешках пару сухарей. Она продолжала удивляться — почему, ну почему он не оставляет ее ни на минуту? Вестовые, оруженосцы, офицеры — все заглядывали в кабинет со своими делами и тоже удивлялись, видя генерала и пленницу за одним столом и над картой.
Вейж и сам понимал, что это ненормально. Он предпочитал лично контролировать ход восстановительных работ у стены, закупку провианта, проверку и установку новых пограничных столбов. Но… что-то держало его рядом с этой истощенной, бледной и слабой леди, и он не мог себя заставить лишний раз выйти из комнаты, даже тогда, когда лекарь делал перевязку.
Они просидели над картой до самого вечера, четко выполняя распоряжения лекаря по перевязкам и кормлению. Перед ужином эскулап явился сам. Проверил рану, потер руки, выдал порошки для приема с пищей и снова умчался — принимать в деревне роды.
Оруженосец принес генералу и его пленнице ужин. На этот раз безо всяких изысков — бульон и жидкую кашу для Эжени, крутую кашу с зимним салом для генерала. Они поели в молчании — девушка устала от разговоров и мыслей, генерал, казалось, был где-то далеко.
Глава 6
Спать на этот раз устроились почти так же, как накануне — леди Лайесс на диване, а для генерала оруженосец раздобыл походную койку в виде рамы, обтянутой парусиной, на трех парах деревянных ног. Это сооружение поставили напротив дивана, и таким образом Эжени была постоянно в поле зрения Вейжа, даже во сне. Девушку это напрягало. Она устала от общества незнакомых мужчин, от суеты, разговоров, от невозможности спать в своей постели…
Генералу не спалось. Он лежал на своей походной койке и думал о том, что это ненормально — так следить за женщиной, которая слишком больна, худа и измучена, чтобы хотя бы улыбнуться ему. И в то же время он понимал, что желает ее видеть постоянно. Что за наваждение? Что за морок? Ведь разумом он понимает, что любая связь с преступницей создаст ему множество проблем. А если она действительно королевская племянница, их станет еще больше! Да он ее даже не желал, несмотря на длительный поход и отсутствие женщин, приятных его взору! А ведь всем известно, что привороты действуют в первую очередь на тело!
Вдруг тишину ночи разбил легкий звук. Вейж насторожился — иногда его чуткость спасала жизнь не только ему, но и всем офицерам в палатке или крестьянском доме. Он неслышно приподнял голову и прислушался — звук повторился. Потом еще раз. Мужчина встал и отдернул плотную портьеру — свет луны едва проникал в кабинет прежнего владельца замка, но его хватило, чтобы зоркий взгляд выхватил влажные дорожки на лице спящей девушки. Она спала и плакала.
Мужчину охватил озноб. Ему сразу захотелось сделать все что угодно, только бы «добыча» перестала жалобно всхлипывать, не просыпаясь. А уж когда с ее губ едва слышно сорвалось слово «мама», он и вовсе схватил себя за волосы. Что делать? Куда бежать? Сердце часто стучало, и в этот отчаянный момент генерал вспомнил о своей матери. Некрасивая до изумления леди Вейж была удивительно доброй и чуткой матерью. Когда ее резвый сын влетал в комнаты, размахивая палкой, как мечом, или вываливал из кармана змею, пару лягушек и рогатку, желая показать матушке красивый листочек, она с улыбкой говорила ему:
— Жеймо, ты опять спешишь!
Прошептав себе эти слова, генерал опустился на колено рядом с диванчиком и шепнул тихонько, как матушка в детстве:
— Ш-ш-ш-ш, спи, все пройдет!
Лицо Эжени немного расслабилось, и девушка нырнула в глубокий сон, забыв про слезы. А утром… Утром генерал ушел, еще до того, как она проснулась. Вместо него явилась ее личная служанка и, радостно щебеча, повела в ее собственные комнаты. Из рассказа служанки Эжени поняла следующее — комнаты членов семьи были заперты сразу после штурма. Разграбить их Вейж не позволил, а теперь приказал открыть комнату леди Эжени и приготовить в ней все для удобства девушки.
Леди Борх-Лайесс не верила своим ушам! Однако высокий хмурый солдат в плотной кольчуге не оставлял сомнений в правдивости служанки. Он проводил дам до комнаты и остался снаружи.
— Вот, миледи, взгляните, я тут навела порядок, а солдаты эти воды принесли и дров!
Эжени огляделась. Все было на месте. Выбитые обстрелом стекла заменили промасленной тканью, мусор вымели, камин затопили. Даже ее девичий сундук стоял нетронутым, хотя замок был сбит, а потом немного криво прибит обратно.
Слезы подступили к глазам. С самого начала осады она не бывала тут. Сначала сидела с умирающей от горя леди Лайесс, потом командовала людьми и дремала в главном зале или в том самом кабинете на диванчике. Пользуясь бессонницей и затишьем, девушка успела перечитать все письма к приемному отцу и поняла, почему он вцепился в свой замок. Во-первых, Лайессам просто некуда было идти. В отличие от титулованных аристократов, замок и земли вокруг него были их единственным источником дохода. И этот источник им предлагали отдать просто так. Без компенсаций — уступить родную землю захватчикам без боя или сменить подданство и стать при новом владельце управляющими. А во-вторых, лорда Лайесса просил задержать войска король. Его король. Чтобы переговоры о мире увенчались успехом, славного генерала Вейжа следовало задержать хотя бы на несколько дней. В этом случае король соседней страны удовлетворится уже откушенным куском, не посягая на большее. По сути, семью Лайесс принесли в жертву войне.
Эжени всхлипнула, и служанка тотчас обняла ее:
— Ну, ну, леди, не плачьте! Вы же такая храбрая и сильная! Вот давайте уже снимем ваше платье, помоем голову! Этот генерал послал своих людей в лес — рубить деревья для строительства казарм. И то диво, что приказал брать только подходящие и корчевать их с пнями. А пни везти на замковую кухню! Вот и у вас натопили так, что помыться в самый раз!
Под воркование камеристки Эжени позволила себя раздеть и с блаженным вздохом встала в бадью с горячей водой, жалея, что нельзя, как прежде, погрузиться в нее по шею. Мешала повязка. Но служанка аккуратно развязала узел, сняла бинты и, осмотрев рану, прикрыла ее кусочком замши, найденным в корзинке с рукоделием. Овальный лоскуток предназначался для пошива мячика младшему лорду Лайессу на день рождения, и Эжени опять всхлипнула, пока камеристка приклеивала замшу на вишневый клей для локонов. Леди Лавиния любила крутить приемной дочери кудри, уверяя, что так она больше похожа на свою мать.
С заклееной раной дело пошло веселее — девушка села на низкий табурет, погрузившись в воду по пояс, а служанка аккуратно принялась мыть ей голову, поливая волосы из ковша и не боясь намочить едва схватившуюся рану.
— Ох и худенькая вы стали, госпожа, — бурчала камеристка, бережно натирая мыльной тряпочкой руки и ноги Эжени. — Раньше-то совсем тростиночкой были, а теперь и вовсе в чем душа держится! Неужто генерал вам еду пожалел?
— Не жалел, — отмахнулась леди Борх, — просто доктор запретил сразу тяжелую пищу давать. Велел поить бульоном, вечером кашу жидкую разрешил и теплое вино. Надо узнать, может, сегодня можно уже со всеми завтракать.
