Чего я не увидела у моих «родственничков» тунеядцев. Они мне напоминают ос-наездников, откладывающих свои яйца в живую жертву, чтобы в итоге детки сожрали своего носителя. Лишь бы пристроить свои жопы.
Я не замечаю за своими мыслями транспорт, подъехавший сзади, и меня передергивает, от резкой его остановки.
– Садись домой отвезу, – Сергей перегибается через сидение и дергает ручку открытия двери. – Илона.
Я останавливаюсь и смотрю на свои вымазанные в деревенской грязи кроссовки, на которых ошметками висит земля, я не заметила, как шла по бездорожью, вымазав себя чуть ли не до ушей. Я бы хотела гордо повернутся и уйти, но Сергей, пожалуй, единственный в их семье, разделяющий мое мнение. Открываю дверь и сажусь на пассажирское сидение, пояс безопасности с силой стискивает меня, неприятно передавив грудную клетку и живот.
– Простила? – он задумчиво смотрит перед собой и ждет моего ответа.
– Простила, – тихо говорю я.
Стиральная машинка начала уже отжимать и при этом изводила меня глухим звуком раскачивающегося барабана из-за того, что не отцентрована. Я разбираю белье по кучкам, в ворохе периодически ловлю маленького зайчонка, которая все не может успокоиться. Мама стоит на кухне и жарит блины, пока каждый занят своим делом и старается никому не мешать. София умудрилась перемазать все свои футболки красками, и теперь нам предстояла большая стирка благодаря ей.
Мама пару раз пыталась поговорить со мной о похоронах, почему я так быстро вернулась. Но мне было нечего сказать ей, сплетничать об их семье…, да она и так знала, на что они способны. Вонзить в спину нож, и добавить еще грязи не в моем стиле. Я всегда стараюсь щадить своих близких, даже если сама очень переживаю.
Когда на кухне запахло ванилином, я с удовольствием втянула в себя воздух. В выходной день, еще и осенний, хочется, чтобы в доме пахло выпечкой. Это создает определенный настрой, погоду в доме. Я вообще люблю уют во всех его проявлениях.
София в очередной раз перепрыгнула кучу белья и, запнувшись, чуть не проехалась лицом по линолеуму. Нам явно было тесно вчетвером в этих сорока двух квадратах.
– Господи ты Боже, убьется ведь, – восклицает мама, когда я хватаю ребенка за шкирку.
– А ты попробуй, объясни ей, что это опасно, – выразительно смотрю на дочь. – А если ты сломаешь себе что-то?
София окидывает нас обеих взглядом и с довольной улыбкой на лице сочиняет ответ.
– К врачу поеду. Мне подарят конфеты, и больше ничего не будет болеть, – заключает она и снова прыгает через белье.
– А можно еще и укол вкатить, не так ли? – беру ее чуть выше локтя и увожу подальше от опасных игр.
– Так не честно. На улице холодно, дома скучно. Я устала, – канючит мелкая напоминая мне о тех временах, когда я рвалась на улицу, уставая от безделья.
– Помоги бабушке, – мама тут же выходит из кухни с маленькой лопаткой в руках.
– Вот не надо, она прошлый раз так помогла, что мне пришлось еще и всю плитку на кухне отмывать. – Лучше разбуди деда, он уже отдохнул после поездки и попроси повозить тебя по городу.
София тут же срывается с места и громким голосом басит: «Дедушка уже не спи». Естественно, когда она так орет уже и кот решил, что время сна закончилось. Я напрягаюсь от воспоминания, как она постоянно кричала маленькая и как часто болела. Я думала, свихнусь! У нас даже появилась личный доктор, которой мы платили за вызов на дом, так как постоянно сидеть в диких очередях – было нереально. Ларингиты были раз в месяц стабильно, гнойная ангина, фарингит, бронхит, я уже вполне могу стать врачом даже без обучения.
Мимо меня проходит отчим с заспанным лицом, он только что вернулся из Тольятти, рвался домой к любимой внучке и решил вздремнуть днем. Его тучное тело задевает двери, и он пытается пройти боком.
– Надо худеть, – говорит мама и я уже знаю, что сейчас защитница будет рвать и метать за эти слова.
– Не правда! Он толстый и добрый! А кто худой, тот злой! – вот так считает моя дочь, теперь ее невозможно переубедить в ином. – А еще он мягкий!
Я выглядываю из-за двери и смотрю, как она прижалась к его круглому животу, обняв своими ручками-веточками.
– Устами младенца… – довольно говорит мой отчим и ворует один блинчик для себя, а второй для Софии. – Ну что ребенок? Едем в путешествие?
От радостного визга лопаются перепонки, она сейчас разнесет всю кухню если не успокоится. Бросаю одну из ее футболок назад в таз для замачивания от пятен и быстро вытираю руки. У меня все доведено до автоматизма, перехватываю ребенка, когда она практически смахивает блины на пол. Перекидываю ее на руку и волоку в зал. В шкафу нахожу черные штаны с утеплённым подкладом в горошек, свитер с цветочками, и быстро натягиваю на нее. Я надеюсь, что они начнут снова игру «как вывести из ребенка – монстрика» в машине, но это зря.
– Я буду сегодня твоим принцем, и мы пойдем на бал, – доносится из комнаты голос отчима.
– Нет, – строгим голосом отвечает София и шипит, когда я дергаю расческой ее белокурые вьющиеся волосы. – Ты не будешь принцем! У меня уже есть Демид.
– Ну, пусть он будет уборщиком. Я принц, ты принцесса, – София даже не дает ему договорить, издавая рычащий звук. – Я перепутал, ты не принцесса ты львенок.
– Не-е-ет! – еще сильнее орет моя дочь, и я постепенно начинаю закипать.
– Вы можете успокоиться оба и просто уехать уже? – мама заходит в зал и строго смотрит на отчима. – Вот ты уже старый, а мозгов так и нет!
– Почему нет, я же с ней играю, – добродушно отвечает отчим.
– Ты так играешь, что она орет дурниной! – строго говорит мама, пока я заканчиваю заплетать косички.
– И пусть орет, она горло тренирует. Может, будет певицей, – он выходит из комнаты и подмигивает мелкой.
– Я буду актрисой. – София проходит мимо него гордой походкой, берет в руки ботинки и, кряхтя, пытается их одеть, но кожа еще не растянута, так как они новые.
– Тебе помочь? – улыбаясь, спрашивает ее отчим. – Или актрисы, наверное, самостоятельные. Я, например певец, умею красиво петь так: ла-ла -ла.
– Нет! Я певица и ты не будешь петь свое ла-ла-ла! Я лучше пою! – устало я провожу ладонью по лицу и прикрываю рот. – Мама скажи ему! Я же лучше.
Вот мне в свою очередь безумно хотелось бы сказать, что она певица от Бога, но, к сожалению, после ее соло с игрой на фортепьяно… Она драла глотку с песней о Заиньке, у которого длинные ушки, первый седой волос наверняка вылез у меня именно в этот момент. Я же всегда говорила, что не лгу, поэтому мне приходится выкручиваться другим способом.
– Так, если вы уже ссоритесь, София может остаться дома, – вот, мне кажется, мужчины вообще не выходят из детского возраста, сейчас эти двое смотрят на меня совершенно одинаково.
– Нет, мы хорошие! – восклицает ребенок, она выталкивает в спину отчима за двери, даже не зашнуровав обувь.
– Они невыносимые оба, – мама ставит на стол румяные блинчики, и наливает кленовый сироп в специальную посуду. – Ну и ты, собираешься пойти погулять?
Я возвращаюсь в кухню с бельем, которое надо отстирать и заполняю барабан. Сейчас начнутся расспросы, и мы можем перейти черту.
– Мне вроде как не с кем, – мама наливает себе и мне чай, достаточно громко ставит кружки на стол и хмыкает.
– Мне показалось, что сегодня у тебя встреча. И вообще, надо завести новых друзей. Или позвонить старым. Я понимаю, что ты не хочешь повторения истории, но это же не дело постоянно находиться: то на работе, то дома. Должны быть развлечения! – я включаю кнопки на стиральной машине и сажусь рядом с ней.
– У меня есть развлечения, – показываю на старого уже потрепанного жизнью кота и игрушки, каким-то образом, появившиеся на пороге прихожей. – Когда мне надо было развлекаться, я выбрала семейную жизнь и ребенка. Даже если это у меня не получилось, мои старания можно причислить к победе. Я росла вместе со своим ребенком, вполне осознавая, что пока я занята – соплями, рвотой, и прочими детскими неожиданностями, мои однокурсники не станут ждать меня. Далее произошло следующее, подруга оказалась предателем, лжедрузья – врагами и только моя семья рядом. Поэтому не стоит меня винить в том, что я не хочу менять свой уклад жизни. Мне просто не с кем это сделать.
Мама внимательно меня слушает, дует на горячую жидкость в стакане. Аккуратно отпивает и медленно водит ложечкой в чашечке с медом.
– Может ты и права. Жизнь проходит, я об этом переживаю. Ты молодая, красивая, но одинокая. До двадцати пяти моя жизнь тянулась, а после – пролетела в один миг, я только видела, как закатывалось солнце за горизонт, а казалось, я только проснулась, – я прикасаюсь к руке мамы и сжимаю ее. – Хорошо, я больше не стану говорить об этом. Блинчики?
Я не особо люблю теперь блины, он их любит, и эти ассоциации меня не располагают к трапезе. Но мне все еще нравится, как пахнет тесто после того, как его пожарят. Чай нещадно обжигает мое нёбо, открываю рот и громко дышу.
– Кстати там, Софья мудрила у тебя в знакомствах чего-то, – тут мне уже стало интересно, и я убрала ложечку с кленовым сиропом назад в чашку, даже не притронувшись к нему.
Нахмурившись, я медленно поднялась со стула и поплелась в зал, нажав на кнопку процессора, ожидая, когда он загрузится. Черный экран сменяется синим и на мониторе появляется смешное лицо дочери. Снизу в колонке выскакивает значок с четырьмя сообщениями, и я мгновенно проваливаюсь в знакомства одним нажатием мыши.
– Хорошо… Хорошо, что она еще не умеет толком писать, – разочарование тут же окатывает меня с ног до головы.
Мой ребенок отвечала всем, кому хотела, мужчины совершенно незнакомые мне задавали вопросы, а она, как ни в чем не, бывало, отправляла кучу смайлов и невпопад «Да» и «Нет», видимо это все, что она умеет, при том…к моему счастью, она едва умеет читать.
– Блин, вот собственными бы руками… – быстро строчу каким-то туркам, и прочим озабоченным идиотам, что я не собираюсь с ними встречаться, и отвечала моя дочь. Письма выходят нереально большими, и чем строчить каждому, я копирую и делаю рассылку. Затем удаляю и блокирую их анкеты. Позорище, если бы еще эти озабоченные отправили член во весь экран, было бы ужасно. София зараза! Почистив историю, ко мне приходит новое сообщение, и я прищуриваю глаза. Он когда-нибудь успокоится?! Я не читала его сообщение в прошлый раз, и все которые были до этого, просто удаляла. Настырный какой!
– Лицо какое знакомое, – мама как Каспер подобралась так, что я даже не услышала ее. – Это не…как же его? Ты еще с ним в сад ходила, потом на танцы… А он же тогда нашего Казанову брал на случку с их кошкой. Да как же его?
– Да Виталя это, с четвертого подъезда, – резко отвечаю я и едва не нажимаю кнопку удалить сообщение.
– Так точно же. Виталя. А так это он тебя что ли ждет уже минут сорок около нашего подъезда? За тобой, что ли пришел? – со стоном я усаживаюсь на мягкое кресло и захожу в сообщение.
Мои брови касаются наверно корней волос. У нас свидание оказывается…СОФИЯ!
– Та-ак, а теперь давай подробней с этого места, – мама садится на спинку дивана и начинает вытирать руки о кухонное полотенце, затем и стол за которым я сейчас сижу. Мне приходится отодвинуться и закрыть глаза, гнев уже вот-вот рванет наружу.
– Значит так, Виталя пишет мне уже ну не знаю, может месяца два или больше. Он выходил со мной в одно и то же время, пришлось менять график. – мама приподнимает брови и расплывается в улыбке. – Не надо так улыбаться, мам. Он еще тот негодяй, такие не исправляются. В общем я игнорировала его. И вот незадача, Софочка, оказалась умней меня, когда он пишет…смотри. – Тычу пальцем в экран.
– Откуда тебе знать исправился или нет? Пойди да посмотри. Опыта вон вагон и тележка, ты его с первого взгляда раскусишь. А внучка у меня, умная девочка, но если честно она показала мне это, когда отвечала. Я одобрила, поэтому у нее с дедом договоренность о прогулке, – она приподнимает меня за локоть и тянет в комнату. - Иди, давай, невеста. Погуляй немного.
– МАМА! Ну зачем?! Ты ужасный купидон, – кошусь на нее, пока мама переворачивает мою косметичку в поисках подводки для глаз.
– Мне кажется это очень символичным. Не может столько раз вас сводить судьба. Город не маленький, – я издаю звук похожий на стон, закатываю глаза и падаю спиной на кровать.
Терпения у Витали хватит на все человечество. Я уже полчаса как стою в подъезде надеясь, что он свалит, и я смогу спокойно вернуться домой. Но он не двигается с места, его задница скоро станет квадратной от лавочки, на которой он периодически сидит. Дурацкая черная куртка, как мешок треплет ветром, его волосы сейчас намного короче, чем были раньше, но больше мне ничего не видно. Любопытство убило кошку, я никогда об этом не помнила.
Сверху кто-то открывает металлическую дверь, и я дергаюсь, испугавшись громкого звука, начинаю спускаться вниз. Прислушиваюсь к звукам, может я зря вышла из укрытия, но медленные шаги, почему-то говорят мне о том, что это баба Маша с четырнадцатой спускается в магазин. Ах, твою же мать. Делаю морду кирпичом и открываю двери, не глядя в его сторону, прохожу мимо.
– Как соберешься вернуться назад, не забудь взять что-нибудь перекусить. Зябко, да и оголодал я от ожидания, – слышу его голос позади себя.
– Голод тебе только на пользу. Никто не просил тебя ждать меня, – разворачиваюсь к нему лицом и смотрю в карие глаза.
Он усмехается и встает напротив меня.
– Никто вроде не просил, но все еще жду тебя. Я в этом состоянии уже много лет, а ты все бегаешь от меня. Ты куришь? Пьешь? –да он же издевается надо мной, я прищуриваю глаза и надменно выставляю подбородок.
– Курю и что? – дерзко отвечаю ему, пока он рассматривает мои глаза.
– А вот я бросил после нашей последней встречи, – произносит он, смотрит на спортивные часы, одетые на его запястье. – Мы опоздали на сеанс, остался предпоследний, так что идем.
Вот бывает дежавю, а здесь прям алые буквы мигают, где-то я уже это видела. Кареглазый парень, в самой наглой форме приглашает меня в кино и что было дальше?
– Ты выберешь фильм, не переживай. Домой придешь вовремя, я знаю, что у тебя есть дочь, – спокойно говорит он и двигается вперед, пока я стою, как вкопанная.
Затем он останавливается, смотрит на меня и делает несколько шагов назад, берет меня за руку и молча, ведет через наш «общий» двор, пока все соседки, бабульки и дети следят за нами. Он идет так, чтобы наш темп был примерно одинаковым, зато Влад двигался широким шагом, а я как верная служанка догоняла его. Здесь все было иначе, он давал мне фору.
Остановившись на светофоре, я крепче стиснула его пальцы, ненавижу стоять вот так на эшафоте, пока машины летают мимо. Но с ним не было страшно, на удивление он только крепче стиснул мою руку и повел к остановке. Опустив глаза, я ждала, когда он заговорит, хотя могла бы сказать, что я могу подбросить нас с комфортом. Но мне хотелось показать себя лучше него, вообще не было желания обижать. Все мои иголки готовы были полностью спрятаться.
Автобус остановился, и толпа ринулась вперед, отталкивая друг друга, как стадо баранов, я ненавидела это больше всего. Виталя встал передо мной, заслоняя от толчков невоспитанных людей, подал руку, чтобы я поднялась на эти две несчастные ступени.
Я не замечаю за своими мыслями транспорт, подъехавший сзади, и меня передергивает, от резкой его остановки.
– Садись домой отвезу, – Сергей перегибается через сидение и дергает ручку открытия двери. – Илона.
Я останавливаюсь и смотрю на свои вымазанные в деревенской грязи кроссовки, на которых ошметками висит земля, я не заметила, как шла по бездорожью, вымазав себя чуть ли не до ушей. Я бы хотела гордо повернутся и уйти, но Сергей, пожалуй, единственный в их семье, разделяющий мое мнение. Открываю дверь и сажусь на пассажирское сидение, пояс безопасности с силой стискивает меня, неприятно передавив грудную клетку и живот.
– Простила? – он задумчиво смотрит перед собой и ждет моего ответа.
– Простила, – тихо говорю я.
Глава 31
Стиральная машинка начала уже отжимать и при этом изводила меня глухим звуком раскачивающегося барабана из-за того, что не отцентрована. Я разбираю белье по кучкам, в ворохе периодически ловлю маленького зайчонка, которая все не может успокоиться. Мама стоит на кухне и жарит блины, пока каждый занят своим делом и старается никому не мешать. София умудрилась перемазать все свои футболки красками, и теперь нам предстояла большая стирка благодаря ей.
Мама пару раз пыталась поговорить со мной о похоронах, почему я так быстро вернулась. Но мне было нечего сказать ей, сплетничать об их семье…, да она и так знала, на что они способны. Вонзить в спину нож, и добавить еще грязи не в моем стиле. Я всегда стараюсь щадить своих близких, даже если сама очень переживаю.
Когда на кухне запахло ванилином, я с удовольствием втянула в себя воздух. В выходной день, еще и осенний, хочется, чтобы в доме пахло выпечкой. Это создает определенный настрой, погоду в доме. Я вообще люблю уют во всех его проявлениях.
София в очередной раз перепрыгнула кучу белья и, запнувшись, чуть не проехалась лицом по линолеуму. Нам явно было тесно вчетвером в этих сорока двух квадратах.
– Господи ты Боже, убьется ведь, – восклицает мама, когда я хватаю ребенка за шкирку.
– А ты попробуй, объясни ей, что это опасно, – выразительно смотрю на дочь. – А если ты сломаешь себе что-то?
София окидывает нас обеих взглядом и с довольной улыбкой на лице сочиняет ответ.
– К врачу поеду. Мне подарят конфеты, и больше ничего не будет болеть, – заключает она и снова прыгает через белье.
– А можно еще и укол вкатить, не так ли? – беру ее чуть выше локтя и увожу подальше от опасных игр.
– Так не честно. На улице холодно, дома скучно. Я устала, – канючит мелкая напоминая мне о тех временах, когда я рвалась на улицу, уставая от безделья.
– Помоги бабушке, – мама тут же выходит из кухни с маленькой лопаткой в руках.
– Вот не надо, она прошлый раз так помогла, что мне пришлось еще и всю плитку на кухне отмывать. – Лучше разбуди деда, он уже отдохнул после поездки и попроси повозить тебя по городу.
София тут же срывается с места и громким голосом басит: «Дедушка уже не спи». Естественно, когда она так орет уже и кот решил, что время сна закончилось. Я напрягаюсь от воспоминания, как она постоянно кричала маленькая и как часто болела. Я думала, свихнусь! У нас даже появилась личный доктор, которой мы платили за вызов на дом, так как постоянно сидеть в диких очередях – было нереально. Ларингиты были раз в месяц стабильно, гнойная ангина, фарингит, бронхит, я уже вполне могу стать врачом даже без обучения.
Мимо меня проходит отчим с заспанным лицом, он только что вернулся из Тольятти, рвался домой к любимой внучке и решил вздремнуть днем. Его тучное тело задевает двери, и он пытается пройти боком.
– Надо худеть, – говорит мама и я уже знаю, что сейчас защитница будет рвать и метать за эти слова.
– Не правда! Он толстый и добрый! А кто худой, тот злой! – вот так считает моя дочь, теперь ее невозможно переубедить в ином. – А еще он мягкий!
Я выглядываю из-за двери и смотрю, как она прижалась к его круглому животу, обняв своими ручками-веточками.
– Устами младенца… – довольно говорит мой отчим и ворует один блинчик для себя, а второй для Софии. – Ну что ребенок? Едем в путешествие?
От радостного визга лопаются перепонки, она сейчас разнесет всю кухню если не успокоится. Бросаю одну из ее футболок назад в таз для замачивания от пятен и быстро вытираю руки. У меня все доведено до автоматизма, перехватываю ребенка, когда она практически смахивает блины на пол. Перекидываю ее на руку и волоку в зал. В шкафу нахожу черные штаны с утеплённым подкладом в горошек, свитер с цветочками, и быстро натягиваю на нее. Я надеюсь, что они начнут снова игру «как вывести из ребенка – монстрика» в машине, но это зря.
– Я буду сегодня твоим принцем, и мы пойдем на бал, – доносится из комнаты голос отчима.
– Нет, – строгим голосом отвечает София и шипит, когда я дергаю расческой ее белокурые вьющиеся волосы. – Ты не будешь принцем! У меня уже есть Демид.
– Ну, пусть он будет уборщиком. Я принц, ты принцесса, – София даже не дает ему договорить, издавая рычащий звук. – Я перепутал, ты не принцесса ты львенок.
– Не-е-ет! – еще сильнее орет моя дочь, и я постепенно начинаю закипать.
– Вы можете успокоиться оба и просто уехать уже? – мама заходит в зал и строго смотрит на отчима. – Вот ты уже старый, а мозгов так и нет!
– Почему нет, я же с ней играю, – добродушно отвечает отчим.
– Ты так играешь, что она орет дурниной! – строго говорит мама, пока я заканчиваю заплетать косички.
– И пусть орет, она горло тренирует. Может, будет певицей, – он выходит из комнаты и подмигивает мелкой.
– Я буду актрисой. – София проходит мимо него гордой походкой, берет в руки ботинки и, кряхтя, пытается их одеть, но кожа еще не растянута, так как они новые.
– Тебе помочь? – улыбаясь, спрашивает ее отчим. – Или актрисы, наверное, самостоятельные. Я, например певец, умею красиво петь так: ла-ла -ла.
– Нет! Я певица и ты не будешь петь свое ла-ла-ла! Я лучше пою! – устало я провожу ладонью по лицу и прикрываю рот. – Мама скажи ему! Я же лучше.
Вот мне в свою очередь безумно хотелось бы сказать, что она певица от Бога, но, к сожалению, после ее соло с игрой на фортепьяно… Она драла глотку с песней о Заиньке, у которого длинные ушки, первый седой волос наверняка вылез у меня именно в этот момент. Я же всегда говорила, что не лгу, поэтому мне приходится выкручиваться другим способом.
– Так, если вы уже ссоритесь, София может остаться дома, – вот, мне кажется, мужчины вообще не выходят из детского возраста, сейчас эти двое смотрят на меня совершенно одинаково.
– Нет, мы хорошие! – восклицает ребенок, она выталкивает в спину отчима за двери, даже не зашнуровав обувь.
– Они невыносимые оба, – мама ставит на стол румяные блинчики, и наливает кленовый сироп в специальную посуду. – Ну и ты, собираешься пойти погулять?
Я возвращаюсь в кухню с бельем, которое надо отстирать и заполняю барабан. Сейчас начнутся расспросы, и мы можем перейти черту.
– Мне вроде как не с кем, – мама наливает себе и мне чай, достаточно громко ставит кружки на стол и хмыкает.
– Мне показалось, что сегодня у тебя встреча. И вообще, надо завести новых друзей. Или позвонить старым. Я понимаю, что ты не хочешь повторения истории, но это же не дело постоянно находиться: то на работе, то дома. Должны быть развлечения! – я включаю кнопки на стиральной машине и сажусь рядом с ней.
– У меня есть развлечения, – показываю на старого уже потрепанного жизнью кота и игрушки, каким-то образом, появившиеся на пороге прихожей. – Когда мне надо было развлекаться, я выбрала семейную жизнь и ребенка. Даже если это у меня не получилось, мои старания можно причислить к победе. Я росла вместе со своим ребенком, вполне осознавая, что пока я занята – соплями, рвотой, и прочими детскими неожиданностями, мои однокурсники не станут ждать меня. Далее произошло следующее, подруга оказалась предателем, лжедрузья – врагами и только моя семья рядом. Поэтому не стоит меня винить в том, что я не хочу менять свой уклад жизни. Мне просто не с кем это сделать.
Мама внимательно меня слушает, дует на горячую жидкость в стакане. Аккуратно отпивает и медленно водит ложечкой в чашечке с медом.
– Может ты и права. Жизнь проходит, я об этом переживаю. Ты молодая, красивая, но одинокая. До двадцати пяти моя жизнь тянулась, а после – пролетела в один миг, я только видела, как закатывалось солнце за горизонт, а казалось, я только проснулась, – я прикасаюсь к руке мамы и сжимаю ее. – Хорошо, я больше не стану говорить об этом. Блинчики?
Я не особо люблю теперь блины, он их любит, и эти ассоциации меня не располагают к трапезе. Но мне все еще нравится, как пахнет тесто после того, как его пожарят. Чай нещадно обжигает мое нёбо, открываю рот и громко дышу.
– Кстати там, Софья мудрила у тебя в знакомствах чего-то, – тут мне уже стало интересно, и я убрала ложечку с кленовым сиропом назад в чашку, даже не притронувшись к нему.
Нахмурившись, я медленно поднялась со стула и поплелась в зал, нажав на кнопку процессора, ожидая, когда он загрузится. Черный экран сменяется синим и на мониторе появляется смешное лицо дочери. Снизу в колонке выскакивает значок с четырьмя сообщениями, и я мгновенно проваливаюсь в знакомства одним нажатием мыши.
– Хорошо… Хорошо, что она еще не умеет толком писать, – разочарование тут же окатывает меня с ног до головы.
Мой ребенок отвечала всем, кому хотела, мужчины совершенно незнакомые мне задавали вопросы, а она, как ни в чем не, бывало, отправляла кучу смайлов и невпопад «Да» и «Нет», видимо это все, что она умеет, при том…к моему счастью, она едва умеет читать.
– Блин, вот собственными бы руками… – быстро строчу каким-то туркам, и прочим озабоченным идиотам, что я не собираюсь с ними встречаться, и отвечала моя дочь. Письма выходят нереально большими, и чем строчить каждому, я копирую и делаю рассылку. Затем удаляю и блокирую их анкеты. Позорище, если бы еще эти озабоченные отправили член во весь экран, было бы ужасно. София зараза! Почистив историю, ко мне приходит новое сообщение, и я прищуриваю глаза. Он когда-нибудь успокоится?! Я не читала его сообщение в прошлый раз, и все которые были до этого, просто удаляла. Настырный какой!
– Лицо какое знакомое, – мама как Каспер подобралась так, что я даже не услышала ее. – Это не…как же его? Ты еще с ним в сад ходила, потом на танцы… А он же тогда нашего Казанову брал на случку с их кошкой. Да как же его?
– Да Виталя это, с четвертого подъезда, – резко отвечаю я и едва не нажимаю кнопку удалить сообщение.
– Так точно же. Виталя. А так это он тебя что ли ждет уже минут сорок около нашего подъезда? За тобой, что ли пришел? – со стоном я усаживаюсь на мягкое кресло и захожу в сообщение.
Мои брови касаются наверно корней волос. У нас свидание оказывается…СОФИЯ!
– Та-ак, а теперь давай подробней с этого места, – мама садится на спинку дивана и начинает вытирать руки о кухонное полотенце, затем и стол за которым я сейчас сижу. Мне приходится отодвинуться и закрыть глаза, гнев уже вот-вот рванет наружу.
– Значит так, Виталя пишет мне уже ну не знаю, может месяца два или больше. Он выходил со мной в одно и то же время, пришлось менять график. – мама приподнимает брови и расплывается в улыбке. – Не надо так улыбаться, мам. Он еще тот негодяй, такие не исправляются. В общем я игнорировала его. И вот незадача, Софочка, оказалась умней меня, когда он пишет…смотри. – Тычу пальцем в экран.
– Откуда тебе знать исправился или нет? Пойди да посмотри. Опыта вон вагон и тележка, ты его с первого взгляда раскусишь. А внучка у меня, умная девочка, но если честно она показала мне это, когда отвечала. Я одобрила, поэтому у нее с дедом договоренность о прогулке, – она приподнимает меня за локоть и тянет в комнату. - Иди, давай, невеста. Погуляй немного.
– МАМА! Ну зачем?! Ты ужасный купидон, – кошусь на нее, пока мама переворачивает мою косметичку в поисках подводки для глаз.
– Мне кажется это очень символичным. Не может столько раз вас сводить судьба. Город не маленький, – я издаю звук похожий на стон, закатываю глаза и падаю спиной на кровать.
Глава 32
Терпения у Витали хватит на все человечество. Я уже полчаса как стою в подъезде надеясь, что он свалит, и я смогу спокойно вернуться домой. Но он не двигается с места, его задница скоро станет квадратной от лавочки, на которой он периодически сидит. Дурацкая черная куртка, как мешок треплет ветром, его волосы сейчас намного короче, чем были раньше, но больше мне ничего не видно. Любопытство убило кошку, я никогда об этом не помнила.
Сверху кто-то открывает металлическую дверь, и я дергаюсь, испугавшись громкого звука, начинаю спускаться вниз. Прислушиваюсь к звукам, может я зря вышла из укрытия, но медленные шаги, почему-то говорят мне о том, что это баба Маша с четырнадцатой спускается в магазин. Ах, твою же мать. Делаю морду кирпичом и открываю двери, не глядя в его сторону, прохожу мимо.
– Как соберешься вернуться назад, не забудь взять что-нибудь перекусить. Зябко, да и оголодал я от ожидания, – слышу его голос позади себя.
– Голод тебе только на пользу. Никто не просил тебя ждать меня, – разворачиваюсь к нему лицом и смотрю в карие глаза.
Он усмехается и встает напротив меня.
– Никто вроде не просил, но все еще жду тебя. Я в этом состоянии уже много лет, а ты все бегаешь от меня. Ты куришь? Пьешь? –да он же издевается надо мной, я прищуриваю глаза и надменно выставляю подбородок.
– Курю и что? – дерзко отвечаю ему, пока он рассматривает мои глаза.
– А вот я бросил после нашей последней встречи, – произносит он, смотрит на спортивные часы, одетые на его запястье. – Мы опоздали на сеанс, остался предпоследний, так что идем.
Вот бывает дежавю, а здесь прям алые буквы мигают, где-то я уже это видела. Кареглазый парень, в самой наглой форме приглашает меня в кино и что было дальше?
– Ты выберешь фильм, не переживай. Домой придешь вовремя, я знаю, что у тебя есть дочь, – спокойно говорит он и двигается вперед, пока я стою, как вкопанная.
Затем он останавливается, смотрит на меня и делает несколько шагов назад, берет меня за руку и молча, ведет через наш «общий» двор, пока все соседки, бабульки и дети следят за нами. Он идет так, чтобы наш темп был примерно одинаковым, зато Влад двигался широким шагом, а я как верная служанка догоняла его. Здесь все было иначе, он давал мне фору.
Остановившись на светофоре, я крепче стиснула его пальцы, ненавижу стоять вот так на эшафоте, пока машины летают мимо. Но с ним не было страшно, на удивление он только крепче стиснул мою руку и повел к остановке. Опустив глаза, я ждала, когда он заговорит, хотя могла бы сказать, что я могу подбросить нас с комфортом. Но мне хотелось показать себя лучше него, вообще не было желания обижать. Все мои иголки готовы были полностью спрятаться.
Автобус остановился, и толпа ринулась вперед, отталкивая друг друга, как стадо баранов, я ненавидела это больше всего. Виталя встал передо мной, заслоняя от толчков невоспитанных людей, подал руку, чтобы я поднялась на эти две несчастные ступени.
