Когда через пару месяцев крепость пала, был юридически развален первый брак нашего героя-штурмовика и так же юридически заключен второй. Счастливый союз с постельным уклоном продлился не слишком долго, но, местами, весьма бурно, иногда буйно. Не прошло и двух лет, как все было кончено. Несмотря на некоторые приятно-жаркие воспоминания, Антон Сергеевич после расставания называл Цирцею при разговорном случае «коровой», она же выражалась еще короче – «ишак». Такие метаморфозы не на шутку потрепали этого достойного человека, во-первых, в моральном плане – он остался совершенно один; во-вторых, в материальном плане – ему пришлось за короткое время купить две квартиры, платить алименты, тратиться на мебеля и подарки, в-третьих, в медицинском смысле, нервные нагрузки, психологическая подавленность и чрезмерные труды определенного рода покачнули здоровье. Впрочем, время лечит все, и через годик Антон восстановился, поправил накренившийся было свой магазинный торговый бизнес, с удовольствием проводил свободное время с детьми и опять начал осторожно заинтересованно поглядывать на пробегающих мимо дам, твердо зная про себя, что четыре из десяти женщин в стране чувствуют себя ужасно одиноко, согласно статистике. Как-то наш гуляющий котишко познакомился на каком-то банкете с Любашей, она ему понравилась, дело завертелось, а настойчивость, как известно, башни сносит, они стало проводить много времени вместе, и месяцев через пять Любаша куда-то залетела. Антон Сергеевич почему-то не захотел, чтобы она слетала за угол в больницу, и, таким образом, этот удивительный брак состоялся. Удивительным было то обстоятельство, что оба брачующихся не то чтобы были недовольны, просто каждый глубоко про себя думал, что неплохо обошелся бы и без этой шампанской церемонии. К тому же молодожен стыдился и краснел, что его брак со стороны похож на вынужденный, простимулированный беременностью невесты, как у какого-нибудь сопливого юнца. Тем не менее, в положенный час родился Федечка, а еще через три года Леночка. Антон Сергеевич с изумлением замечал, как рассыпается в прах его гранитно-монументальное представление опытного человека о женщинах, которые представлялись ему существами недалекими, глубоко корыстными, мелкосклочными, визгливо-плаксивыми и явно склонными к кретинизму третьей степени. В общем, дуры набитые, годящиеся лишь для одного. Но натура третьей жены оказалась настолько вне стандартной схемы, что оставалось только удивляться, немного привыкать и еще раз удивляться. Еще в начале знакомства Антона удивило неприятно Любашино курение сигарет, примерно полпачки в день. Сам он никогда не курил, запах дыма его раздражал, и даже в трех его магазинах персонал был подобран некурящий, за одним-единственным исключением по случайному недосмотру. Но пришлось смириться, на уговоры и ясные доказательства вреда жена реагировала никак и только во время беременности курила немного меньше. Во всяком случае Антону Сергеевичу хотелось в это верить. С другой стороны, за все шесть с половиной лет совместного семейного жительства Люба ни разу не только не употребила выражение типа «мой старенький лысенький козлик», но никаким вообще образом не обозначала возрастную дистанцию. Никогда. Чего местный благоверный, откровенно говоря, опасался, самолюбие в карман не спрячешь. С самого начала наш супруг подозревал, и не без оснований, что Любочкина родня вкупе с подругами не одобряют эту ее любовную связь и, тем более, последовавшие за ней свадебные фанфары. Антон Сергеевич всерьез приготовился к серьезным нервомотным баталиям, словесам и ситуациям, особенно чуть поближе узнав перед свадьбой будущую тещу, как вдруг оказалось, что все приготовления напрасны. Любаша железной рукой отсекла все попытки своей любимой мамы проявить хоть малейшее участие в их семейной жизни. Тактику она при этом применяла весьма тупую и действенную, на все мамины советы, попреки и указания отвечала, что в ее внутрисемейном укладе все будет так, как хочет ее муж. При этом Любаша естественно чисто по-женски лукавила, тем не менее эффект получился страшный. Где-то через три месяца теща даже заикаться перестала, как им жить, что приготовить на обед и какого цвета купить ковер. А еще через три месяца, опять-таки по личному дочкиному старанию, теща научилась приходить к ним в гости только через телефонную предварительную договоренность. Любаша начала каждый раз спрашивать разрешения Антона на очередное мамино гостевое посещение, он, изумляясь, всегда давал согласие, так как ему было по фонарю, и таким образом жена полностью управляла интенсивностью родственных отношений. К сожалению, и после свадьбы Антон Сергеевич не оставил своих левых походов, правда, изрядно снизив их интенсивность. Он догадывался, что жена не дура, а его вечерние, а изредка даже ночные отсутствия, отговоренные очень сильной занятостью на работе, шиты белыми нитками. Пару раз наш ловелас умудрился впрямую проколоться, когда Люба нечаянно находила у него губную помаду, а в другой раз даже розовый лифчик. Тем не менее, она относилась к его изменам спокойно, встречала на пороге дома одинаково ласково и после любовницы, и после похода за продуктами. Это было совершенно непонятно, и Антон, вместо радостного ощущения «женат и свободен», больше чувствовал неудобство и глухое беспокойство. Жена не была добренькой, не была глупенькой, могла настоять на своем, ведь добилась же того, о чем договаривалась с ним до свадьбы - чтобы он пил в меру и никогда не надирался до положения риз. Да, разок-другой Антон Сергеевич сорвался, явившись домой на автопилоте. Но воспоминания о домашней атмосфере в последующие дни напрочь отбивали охоту лишний раз тянуть руку к бутылке. Размышления о полном игнорировании Любой его супружеских измен настроения не добавляли, выбивали из привычной колеи и, самое плохое, отравляли радость «охоты на женщин». А после рождения Леночки походы на сторону сами собой закончились. А спрашивать у жены, не изменяет ли случайно она ему, язык не поворачивался. К тому же он знал, что в любом случае получит отрицательный ответ. Совсем все смешалось в голове Антона, когда Люба согласилась на годичное проживание у них дома четырехлетней Светочки, мать которой Вера, Любина подруга, уезжала на этот период в загранкомандировку. Феде исполнилось где-то полгода, и жена уговорила своего Сергеевича, что Светочка им никак не помешает, а Вера после возвращения даже заплатит за труды десять тысяч долларов. Антон Сергеевич, будучи немного знаком с этой мамой-одиночкой, только хмыкнул, но препятствовать не стал. Он видел, что Любаша рвется на работу, а так – посидит дома с Федечкой до полутора лет. Часть забот о Светочке ему пришлось взять на себя: отвозить в детсад и забирать оттуда, читать на ночь сказку, гасить капризы, когда жена была занята. Неожиданно временному папе это понравилось, они с девочкой даже подружились, и эта дружба не прервалась и после возвращения Веры. Сама же Вера, бывают же чудеса на свете, действительно заплатила оговоренную сумму с кучей слов признательности и благодарности. Совсем же полной тупицей Антон Сергеевич ощутил себя после того, как Люба подружилась с его первой женой Анной Федоровной. Все началось с факта, что его сын Леша, на данный конечный момент времени – отрок 14 лет, постепенно начал чувствовать себя в новой семье отца совсем неплохо, а со временем стал жить на два дома, ночуя то здесь, то там. Люба нисколько не потакала Леше, воспитывала его как хотела, включая наказания подзатыльником и углом, систематически грузила домашней работой и жестко требовала, чтобы он постоянно держал родную мать в курсе своего местонахождения и имел от нее разрешение на это самое местонахождение. Анна Федоровна была совсем не против встреч отца с сыном, а сам Олешунчик не обижался на жену отца, так как интуитивно чувствовал, что она по отношению к нему искренна и не имеет никаких задних мыслей на его счет. Бытовая необходимость решить пару вопросов насчет мальчика заставила обеих женщин разок, другой, третий пообщаться по телефону, и, в силу того, что при этом ничего не взорвалось, а любопытство сильнее страсти, женское, разумеется, Анна любезно приняла приглашение на чашечку чая.
За первой чашечкой последовала вторая, потом и кофейничек нагрелся, потом, придя вечером с работы, Антон Сергеевич застал обеих женщин на диване в зале за милой беседой о моде и отчего-то сильно напугался. Впрочем, тот вечер, да и последовавшие за ним другие вечера, прошел весьма прилично, единственное неудобство Сергеевича составило беспросветное непонимание, как себя вести. Да еще, видимо, не вовремя и возможно невпопад, пару раз на мобильник позвонила его тогдашняя левая пассия. Антон изо всех сил прикидывался, отвечая на эти звонки, крашеным забором, дамы на диване отреагировали тонкими улыбками, не хуже, чем у Моны Лизы, что их сблизило. Когда же некоторое время спустя они обнаружили, что обе являются большими любительницами театра и весьма любят знать, что происходит также около театра, они окончательно и нахально подружились и два-три раза в месяц ходили на постановки, потом внятно и вкусно разбирали тонкости увиденного. Иногда наши красавицы вытаскивали в театр и своего ненаглядного Антона, чтобы в антракте выгуливать его по фойе, взяв под руки с обеих сторон, старательно раскланиваясь со всеми знакомыми. Один раз Анна приболела, и Антон Сергеевич забодался объяснять, почему ее нет с ними на такой интересной премьере. И смех, и грех. Утешало, своеобразно, конечно, что старшая дочь Алла, умница, аспирантка, поддерживала с отцом наилучшие отношения, а всех его цыпочек, включая последнюю жену, на дух не выносила, не знала и знать не желала. Короче, дело к ночи. Антону Сергеевичу позвонили из детского садика, у Леночки поднялась температура, он на машине заскочил к жене на работу, отпросил Любу у Пал Палыча, и оба обеспокоенных родителя помчались к своему чаду.
Всходит вновь заря надежд, весел я, румян и свеж.
Оставшись один, Пал Палыч углубился в размышления. Он делал это серьезно и основательно, о чем свидетельствовали сузившиеся глаза и жесткая линия сжатых губ. Через пятнадцать минут какое-то решение было принято. В несколько телефонных звонков на 10 утра завтрашнего дня были приглашены все соучастники по шоу-программе, некоторым из них в мягкой волчьей манере было предложено разделаться с текучкой и освободиться, тем более - вся ночь впереди. После чего Пал Палыч не спеша направился знакомым маршрутом на два этажа вниз, насвистывая мотив марша «Гром победы, раздавайся!» Пойманный за рукав Вторкин не сопротивлялся и, ощущая себя бабочкой-махаоном, позволил отвести свою, враз ставшую унылой, личность в курилку. Некоторое чувство вины лишило его сил к сопротивлению. Вслед за торжественным, едва ли не церемониальным закуриванием сигарет Пал Палыч дважды громко и тяжело вздохнул и поведал закоренелому электронщику, что его ужасно беспокоит растущая запущенность и засоренность полей нашей страны. В ответ Вторкин также тяжело вздохнул и объявил, что очень сочувствует, но помочь ничем не может.
- Нет-нет, глубокоуважаемый сэр! – вскричал Пал Палыч. – Вы просто не прониклись глубиной масштаба.
Он несколько раз потыкал несчастного Вторкина в грудь тыльной стороной кисти правой руки, в которой держал сигарету, для придания убедительности своим словам.
- Только вдумайтесь, на Кубани, в этой, так сказать российской жемчужине, поголовье мышевидных грызунов, гнездящихся на полях, увеличилось в пять раз по сравнению с прошлой осенью! В пять раз и ни на одну мышевидную гадость меньше! Каково?
Глубокоуважаемый сэр сочувственно скосил глаза и немного согнулся, показывая, что в полной мере оценил тяжесть положения дел. Его собеседник почему-то разгорячился еще больше.
- А как бороться? Как спрашиваю? Вообразите себе, сиятельный синьор, что механизация в этом деле невозможна, бессмысленна. Люди с полным ведром мышиной отравы бродят цепочками по полю, ищут норы и палкой, заметьте, деревянной палкой с тряпкой на конце, намоченной в отраве из вышеупомянутого ведра тычут в каждую обнаруженную норку. Каково?
- Изумительно! – ляпнул Вторкин и рефлекторно втянул голову в плечи.
С другой стороны дымной комнаты, где обосновались несколько заядлых курильщиков, послышались сдавленные смешки. Пал Палыч продолжил бесплатное развлечение.
- Да представляете ли Вы, мой юный друг, что такое карантинный сорняк? Это такая мерзость, что и говорить в приличном обществе нельзя. Засоренность полей Родины карантинным сорняком увеличилась в десятки раз. Мрак и ужас!
Юный друг компьютера судорожно затянулся пару раз дымом от своей сигареты и сокрушенно промолчал. Его задушевный собеседник ярился дальше, воздев руки к потолку.
- А как бороться? Как спрашиваю Вас я? Вглядитесь, ибо механизация также исключена, вглядитесь, дерзкий юноша, по полю шагает цепочка людей с ведрами, они обрывают этот подлый карантинный сорняк руками и складывают его в вышеупомянутые ведра, чтобы потом сжечь
его где-то сбоку в единой куче. Каково, а?
Сдавленные смешки на другой стороне курилки начали переходить в счастливые постанывания. Заметно оглушенный сельскими делами Вторкин пошевелился и попытался отговориться.
- Да, я ж, правду говоря, лучше разбираюсь в других полях, электронных, собственно!
Пал Палыч едва заметно кивнул и ринулся в атаку.
- Поймите меня правильно, коллега, очень уж я беспокоюсь за наше сельское хозяйство. Вы только подумайте об этих мелких вредителях, этих проклятых колорадских жуках и клопе-черепашке. А комар-долбоносик! А хрущак! Просто руки падают на штукатурку!
Частично размазанный по стене коллега примирительно заметил, что и на его компьютерных полях бывает нашествие компьютерных вирусов.
- Да, ерунду говорите, милейший! Сравнили жээспэ. Ваши компьютеры и Ваш Интернет никому по-настоящему не нужен, разве что трем небольшим группам пользователей!
Вторкин автоматически, профессионально заинтересовался.
- И кому же, если не секрет?
- Да, какой там секрет! – пренебрежительно произнес Пал Палыч. – Ракетным войскам стратегического назначения, российским железным дорогам и брачным аферистам!
Счастливые постанывания в углу превратились в совсем уже неприличные кудахтанья. Довольные зрители, пыхтя и икая, на четвереньках покинули поле боя. Гений среди компьютеров воспользовался благоприятным моментом и безоговорочно сдался на милость победителя. Капитуляция была милостиво принята, после чего Вторкин еще двенадцать минут тщательно вникал в указания Пал Палыча.
- Проблем не будет, сделаю все как надо! – пообещал он с видом самоотверженного пионера.
- Очень на это надеюсь, не подведите меня, наш железный баран, извините, барон, - недобро улыбнулся в ответ Пал Палыч.
Этими словами и закончился важный производственный междусобойчик.
Совсем несчастен человек, хранящий тайну в душе навек.
Собравшийся в комнате совещаний творческий народец приветствовал друг друга и шушукался о предстоящем словоблудии задолго искомых десяти часов ноля минут. Никто ничего толком не знал, стали возникать первые предположения и версии, которые практически мгновенно,
За первой чашечкой последовала вторая, потом и кофейничек нагрелся, потом, придя вечером с работы, Антон Сергеевич застал обеих женщин на диване в зале за милой беседой о моде и отчего-то сильно напугался. Впрочем, тот вечер, да и последовавшие за ним другие вечера, прошел весьма прилично, единственное неудобство Сергеевича составило беспросветное непонимание, как себя вести. Да еще, видимо, не вовремя и возможно невпопад, пару раз на мобильник позвонила его тогдашняя левая пассия. Антон изо всех сил прикидывался, отвечая на эти звонки, крашеным забором, дамы на диване отреагировали тонкими улыбками, не хуже, чем у Моны Лизы, что их сблизило. Когда же некоторое время спустя они обнаружили, что обе являются большими любительницами театра и весьма любят знать, что происходит также около театра, они окончательно и нахально подружились и два-три раза в месяц ходили на постановки, потом внятно и вкусно разбирали тонкости увиденного. Иногда наши красавицы вытаскивали в театр и своего ненаглядного Антона, чтобы в антракте выгуливать его по фойе, взяв под руки с обеих сторон, старательно раскланиваясь со всеми знакомыми. Один раз Анна приболела, и Антон Сергеевич забодался объяснять, почему ее нет с ними на такой интересной премьере. И смех, и грех. Утешало, своеобразно, конечно, что старшая дочь Алла, умница, аспирантка, поддерживала с отцом наилучшие отношения, а всех его цыпочек, включая последнюю жену, на дух не выносила, не знала и знать не желала. Короче, дело к ночи. Антону Сергеевичу позвонили из детского садика, у Леночки поднялась температура, он на машине заскочил к жене на работу, отпросил Любу у Пал Палыча, и оба обеспокоенных родителя помчались к своему чаду.
Всходит вновь заря надежд, весел я, румян и свеж.
Оставшись один, Пал Палыч углубился в размышления. Он делал это серьезно и основательно, о чем свидетельствовали сузившиеся глаза и жесткая линия сжатых губ. Через пятнадцать минут какое-то решение было принято. В несколько телефонных звонков на 10 утра завтрашнего дня были приглашены все соучастники по шоу-программе, некоторым из них в мягкой волчьей манере было предложено разделаться с текучкой и освободиться, тем более - вся ночь впереди. После чего Пал Палыч не спеша направился знакомым маршрутом на два этажа вниз, насвистывая мотив марша «Гром победы, раздавайся!» Пойманный за рукав Вторкин не сопротивлялся и, ощущая себя бабочкой-махаоном, позволил отвести свою, враз ставшую унылой, личность в курилку. Некоторое чувство вины лишило его сил к сопротивлению. Вслед за торжественным, едва ли не церемониальным закуриванием сигарет Пал Палыч дважды громко и тяжело вздохнул и поведал закоренелому электронщику, что его ужасно беспокоит растущая запущенность и засоренность полей нашей страны. В ответ Вторкин также тяжело вздохнул и объявил, что очень сочувствует, но помочь ничем не может.
- Нет-нет, глубокоуважаемый сэр! – вскричал Пал Палыч. – Вы просто не прониклись глубиной масштаба.
Он несколько раз потыкал несчастного Вторкина в грудь тыльной стороной кисти правой руки, в которой держал сигарету, для придания убедительности своим словам.
- Только вдумайтесь, на Кубани, в этой, так сказать российской жемчужине, поголовье мышевидных грызунов, гнездящихся на полях, увеличилось в пять раз по сравнению с прошлой осенью! В пять раз и ни на одну мышевидную гадость меньше! Каково?
Глубокоуважаемый сэр сочувственно скосил глаза и немного согнулся, показывая, что в полной мере оценил тяжесть положения дел. Его собеседник почему-то разгорячился еще больше.
- А как бороться? Как спрашиваю? Вообразите себе, сиятельный синьор, что механизация в этом деле невозможна, бессмысленна. Люди с полным ведром мышиной отравы бродят цепочками по полю, ищут норы и палкой, заметьте, деревянной палкой с тряпкой на конце, намоченной в отраве из вышеупомянутого ведра тычут в каждую обнаруженную норку. Каково?
- Изумительно! – ляпнул Вторкин и рефлекторно втянул голову в плечи.
С другой стороны дымной комнаты, где обосновались несколько заядлых курильщиков, послышались сдавленные смешки. Пал Палыч продолжил бесплатное развлечение.
- Да представляете ли Вы, мой юный друг, что такое карантинный сорняк? Это такая мерзость, что и говорить в приличном обществе нельзя. Засоренность полей Родины карантинным сорняком увеличилась в десятки раз. Мрак и ужас!
Юный друг компьютера судорожно затянулся пару раз дымом от своей сигареты и сокрушенно промолчал. Его задушевный собеседник ярился дальше, воздев руки к потолку.
- А как бороться? Как спрашиваю Вас я? Вглядитесь, ибо механизация также исключена, вглядитесь, дерзкий юноша, по полю шагает цепочка людей с ведрами, они обрывают этот подлый карантинный сорняк руками и складывают его в вышеупомянутые ведра, чтобы потом сжечь
его где-то сбоку в единой куче. Каково, а?
Сдавленные смешки на другой стороне курилки начали переходить в счастливые постанывания. Заметно оглушенный сельскими делами Вторкин пошевелился и попытался отговориться.
- Да, я ж, правду говоря, лучше разбираюсь в других полях, электронных, собственно!
Пал Палыч едва заметно кивнул и ринулся в атаку.
- Поймите меня правильно, коллега, очень уж я беспокоюсь за наше сельское хозяйство. Вы только подумайте об этих мелких вредителях, этих проклятых колорадских жуках и клопе-черепашке. А комар-долбоносик! А хрущак! Просто руки падают на штукатурку!
Частично размазанный по стене коллега примирительно заметил, что и на его компьютерных полях бывает нашествие компьютерных вирусов.
- Да, ерунду говорите, милейший! Сравнили жээспэ. Ваши компьютеры и Ваш Интернет никому по-настоящему не нужен, разве что трем небольшим группам пользователей!
Вторкин автоматически, профессионально заинтересовался.
- И кому же, если не секрет?
- Да, какой там секрет! – пренебрежительно произнес Пал Палыч. – Ракетным войскам стратегического назначения, российским железным дорогам и брачным аферистам!
Счастливые постанывания в углу превратились в совсем уже неприличные кудахтанья. Довольные зрители, пыхтя и икая, на четвереньках покинули поле боя. Гений среди компьютеров воспользовался благоприятным моментом и безоговорочно сдался на милость победителя. Капитуляция была милостиво принята, после чего Вторкин еще двенадцать минут тщательно вникал в указания Пал Палыча.
- Проблем не будет, сделаю все как надо! – пообещал он с видом самоотверженного пионера.
- Очень на это надеюсь, не подведите меня, наш железный баран, извините, барон, - недобро улыбнулся в ответ Пал Палыч.
Этими словами и закончился важный производственный междусобойчик.
Совсем несчастен человек, хранящий тайну в душе навек.
Собравшийся в комнате совещаний творческий народец приветствовал друг друга и шушукался о предстоящем словоблудии задолго искомых десяти часов ноля минут. Никто ничего толком не знал, стали возникать первые предположения и версии, которые практически мгновенно,
