будучи передаваемы из рук в руки, разрастались в страшные истории, невероятные рассказы о всевозможных катастрофах, жутким шепотом под жутким секретом сообщалось о виденном кем-то черном списке сокращения штатов. Предпанические настроения усиливались отсутствием на рабочем месте секретарши Любочки и внезапным присутствием в приемной Пал Палыча живого Электроника, по фамилии Вторкин, бледного, нервничающего, небритого и нечесаного, зато в белой рубашке и при черном галстуке-бабочке. На вопросы он не отвечал и в руке сжимал отвратительную красную папку с белыми завязанными тесемками. Когда же совещание не началось вовремя по неизвестной причине, первые волны паники от самых слабонервных зашуршали между креслами. По истечении нескольких минут появилась сногсшибательная ясность по поводу отсутствия Пал Палыча, к нему пришел генеральный, и они уединились для принятия важных решений. Генеральный директор самолично проник в кабинет подчиненного, какой пассаж! По рядам собравшихся тварюг зашелестело, все больше становилось утверждений о каком-то уточнении списков. Ветер паники, не особенно стесняясь, теперь дул во всю мощь, заполняя помещение, сдувая последние остатки уверенности с присутствующих. Одним стало просто плохо, дурно, некоторые дамы из этой группы начали подумывать о глубоком обмороке, а другие истерически взвинчивались и всеми силами души жаждали кризиса, то есть скорейшего начала конца, их бил нервный колотун.
Однако не совсем безоблачное начало трудового дня сложилось не только для этих, вскользь упомянутых личностей, но и для самого предводителя банды. Когда утром гендиректор телеканала вступил в кабинет Пал Палыча искусственно бодрой пружинистой походкой, сердце у последнего упало. После приветствия генеральный объявил.
- Добрейший Пал Палыч, краешком ушка услышал о Вашем сегодняшнем совещании, даже заинтересовался нечаянно, очень хотелось бы поприсутствовать. Как Вы на это среагируете?
И с ехидной усмешкой уставился добрейшему подчиненному прямо в лицо.
- Это какая же тварь тебе успела донести? - подумал Пал Палыч и, сладко улыбнувшись, сказал.
- Почту за великую честь, уважаемый! Выступать будете?
- Это ж какой удод настучал наверх о нашей с тобой беседе, дражайший наш Палыч? - подумал в ответ генеральный, а вслух оживленно выдал.
- Что Вы, что Вы, даже не думайте, тихонечко посижу в сторонке и послушаю, даже словечка не молвлю.
На несколько мгновений повисло неловкое молчание. Владельцу местного кабинета вообще нечего было сказать, разве что о погоде, а вождю телеканала перед дальнейшим наездом на собеседника нужна была пауза для нахождения необходимой интонации.
- Прошу насовсем извинить меня, милейший Палыч, что вторгся я без доклада и церемоний в Вашу обитель, – решил начать издалека гендиректор, – но Вашего секретаря нет на рабочем месте, а от сидящего в приемной чучела толку не оказалось.
- Ничего страшного, ничего страшного! – закивал головой Пал Палыч, не желая вдаваться в подробности отсутствия на рабочем месте некоторых подчиненных.
- Слухи ходят, нехорошие слухи, дорогой товарищ-ч шоумен, и все даже рядом с Вашей программой, – пошел на моральный зажим директор, – и даже некоторые другие вещи мною тревожатся.
Он воображал, что действует в точном соответствии с рекомендациями психологической науки, которая советует при отсутствии сильных карт на руках постараться поставить противника в положении виноватого. В заранее проигрышное положение.
- Не может быть, наветы злобные, – неопределенно отвечал Пал Палыч. Он собрался с силами, занял моральную круговую оборону и приступил к окапыванию. Схватка обещала быть вполне любопытной, но, к сожалению, неожиданное обстоятельство отвлекло внимание сих достойнейших мужей друг от друга. В кабинете имелся монитор, составной частью входящий в общую видеосистему конторы. Сейчас он был подключен к видеокамере комнаты совещаний. Перед приходом генерального Пал Палыч готовился к выступлению и поглядывал на сбирающихся творцов. Тогда это было не особенно интересно, а вот когда всеобщее смятение и паника плеснулись с экрана, то наши достойные мужи почти против своей воли, спрятав на время свои боевые копья, заинтересовались и начали смотреть. Немного погодя гендиректор телеканала попросил включить звук. Пал Палыч исполнил, увеличив тем самым удовольствие от просмотра в два раза. Он невольно слегка коробился подглядывать в то время как его сосед, казалось, получал счастье по полной программе.
- Да, ты никак законченный энергетический вампирище, любезнейший, – подумал хозяин кабинета, искоса поглядывая на соседа.
- Да сам ты такой! – подумал в ответ гендиректор. – Знаю, как пялился бы в мое отсутствие.
Когда же одна из творческих личностей женского пола после некоторых раздумий все же решилась грохнуться в обморок, генеральный испытал большое, теплое и светлое чувство, окрашенное к тому некоторым эротическим налетом.
- Однако! – заметил он, выключив экран и повернувшись к Пал Палычу. - Ничто так не возбуждает приятно нервы, как вид саморазрушающейся творческой личности.
Гендиректор внезапно пришел в исключительно хорошее расположение духа и, зарыв топор войны, решился поговорить с подчиненным дружески и откровенно.
- Вы хорошо знаете, глубокоуважаемый Пал Палыч, что у нашего телеканала три главных акционера, которых мы с Вами давно именуем как первый, второй, третий. Первый всегда мало обращал на нас внимания и, по моему впечатлению, будет вмешиваться в работу телеканала только в случае экстраординарных событий. Так что он в стороне, а моим впечатлениям доверять можно. Второй внезапно начал суетиться, в него вселился бес коммерческого успеха, и он жаждет финансовых сверхдостижений. Много времени я потратил на изучение его проектов, прожектов и предложений по изменению лица телеканала и могу с гордостью сказать, что в тяжелой борьбе сумел свести на нет самые бессмысленные, рискованные и просто абсурдные идеи. Тем не менее, Вы видите, что сетка вещания меняется, с Нового года разом запускается несколько новых проектов. Думаю, что второй не понимает, до чего чреват лозунг «доходы превыше всего» в нашем деле, но до недавнего времени я был абсолютно уверен, что удержу ситуацию на плаву без ущерба для себя и без разрушения телеканала.
Генеральный остановился, чтобы сделать несколько глотков лимонада. Пал Палыч слушал с большим интересом, но не стал использовать образовавшуюся паузу, чтобы вклиниться с вопросом. Продолжение монолога не задержалось.
- Теперь перейдем к третьему. Мы регулярно оказывали ему необременительные услуги по его просьбе: чаще показывать его приятеля-депутата, акцентировать особое внимание на конкретное событие, принять в качестве заставки творение друга-художника, устроить к нам на работу своего человечка. Его жена, Людмила Николаевна, как Вы, конечно, знаете, работает в нашей конторе консультантом по этике и внутренним конфликтам. Но вот его последнее пожелание оказалось необычным, выходящим далеко за ряд обычных просьб. Пал Палыч, Вы уже догадались, о чем шла речь?
Пал Палыч, который ни ухом, ни рылом не въезжал, что последует дальше, отрицательно покачал головой.
- Ну, ну, может быть. Третий, на основании того, что его жена без ума от Вашей шоу-моу, потребовал, впервые именно потребовал, чтобы Вашу программу не трогали, а Ваш творческий коллектив оставили в покое и позволили творить дальше без помех. Я вижу Вы в растерянности, Пал Палыч. Что ж, я рад, Ваши невысокие актерские способности мне известны. Таким образом, мое положение больше не вызывает зависти. Да, я могу, конечно, свести второго и третьего лицом к лицу, столкнуть их лбами, но это будет глупо. Все получится по известной на весь мир пословице, и я потеряю свой пост. Денег у меня вполне достаточно, похвалюсь по секрету, Пал Палыч, полгода назад даже сумел стать владельцем двух нефтяных вышек, с этой стороны отставка меня не тревожит, нет.
- Как же, огромный секрет! – ухмыльнулся про себя Пал Палыч, радуясь возможности отвлечься от нарастающего нервного напряжения.
- Наши даже частушку горланили: «Прикупил ты нефтевышку, так займи мне на покрышку» и еще что-то, забыл уже.
- Но, Пал Палыч! – проникновенно вел свой монолог дальше генеральный.
- Перестать быть публичным человеком – это меня ужасает. Телезабвение – хуже ничего быть не может. Сколько мощнейших фигур исчезли, испарились, растворились молекулами в пространстве, канули в телеЛету, когда перестали мелькать на экране. Я очень хочу долго, как можно дольше, оставаться публичным человеком. И сейчас вижу выход в том, чтобы были удовлетворены и второй, и третий. На Вашей передаче самым натуральным образом сошелся клином белый свет. Вашей программе надо жить, и это удовлетворит третьего, Вашей программе необходимо собирать больше зрителей в 2 раза, и это удовлетворит второго. Я остаюсь на посту, Ваша профессиональная репутация взлетает на невиданную высоту, и мы с Вами также довольны. Вот почему я здесь, вот почему я хочу присутствовать на совещании. И как видите, у меня нет никаких камней за пазухой.
Пал Палыч попытался в душе растрогаться от оказанного ему высокого доверия, но ничего не получилось. Тогда он принял самый деловой вид, стал собирать со стола необходимые материалы и изобразил полную готовность немедленно устремиться на совещание, чтобы, не отходя от кассы, приступить к поднятию рейтинга.
- Хорошо, хорошо! – примирительно приподнял руки гендиректор и засмеялся.
- Но, чтобы в нашем предельно теперь ясном деле не оставалось маленьких темных пятен, я попрошу Вас, глубокоуважаемый коллега, ответить мне на пару маленьких вопросов. Первый вопрос – о чем Вы беседовали позавчера в кафе с Людмилой Николаевной? Второй вопрос – верны ли слухи о некоторых кофейных или, может быть, чайных посиделках по четвергам?
Пал Палыч с ходу попал в неудобное положение. Проигнорировать вопросы генерального после его откровений было бы непростительным хамством, а пускаться в оправдательные подробные объяснения казалось унизительным и ненужным. Для ответа он избрал промежуточный вариант, всем видом одновременно показывая, что тема ему неприятна, а любые дополнительные вопросы будут абсолютно неуместны.
- Вы прекрасно знаете, что у нас с Людмилой Николаевной был в свое время бурный роман. До ее замужества с третьим. Он тоже об этом знает, знал с самого начала. Вы также прекрасно осведомлены, что все давно прошло, и у меня с ней хорошие, дружеские отношения. У Людмилы Николаевны в ряду других дел существует график встреч с руководителями отделов и подразделений конторы. Как консультант, она считает необходимым проводить эти беседы с периодичностью раз в месяц. Помощь ее, как специалиста, весьма существенна. Больше четырех лет действует эта схема. Именно поэтому мы беседовали вчера в кафе, строго по графику, о некоторых проблемах внутри моего творческого коллектива. Ни одного слова по интересующей Вас теме сказано не было. Теперь другое. Каждый четверг третий приглашает вечером гостей на светскую чайную процедуру. Иногда мы с женой тоже бываем там. Никогда, никаких речей о своей работе я на этих чайных вечеринках не веду. Это просто не принято, люди собираются на этих вечерах отвлечься от повседневности, отдохнуть, потанцевать, поиграть в шахматы и карты. Ну, еще посплетничать о звездах. У меня всё.
Дополнительных вопросов не возникло, начальство, наконец, двинулось на совещание. Вторкин плелся позади.
Невесёлыми глазами я смотрел на оригами.
Вопреки ожиданиям собрание проходило в деловой пыльной атмосфере, а присутствие гендиректора подчёркивало важность происходящего. Впрочем, как и было обещано Пал Палычу, он молчал в тряпочку. Сначала с докладом о закрытых территориях выступил гений Вторкин. Если убрать из его речи сто восемьдесят четыре э-э-э-э, сто пятнадцать вот, девяносто семь и-и-и, пятьдесят одно «надеюсь вы меня правильно поняли» и, наконец, тридцать четыре «ну», которые частенько смахивали на «му», то суть дела сводилась к следующему. Когда молодому лидеру кубинской революции Фиделю Кастро после буйных событий 1959 года и 1963 года стало немного скучно, он решил подзаняться экспромтом революции в страны Центральной и Южной Америки. Помимо прочих усилий в этом направлении на кубинском острове Хувентуд странами соцлагеря во главе с незабываемым Советским Союзом была создана солидная инфраструктура по подготовке революционеров всех масштабов, от террористов – бомбистов, до будущих президентов Аргентин, Гондурасов, Ямаек и иже с ними. Дело происходило в далеком 1966 году, будущее социализма наблюдалось сквозь розовые очки, деньгами и ресурсами швыряли как попало, ради призрачной надежды на сохранение страшной тайны умудрились пересилить местных кубинцев с острова в город Пинар-дель-Рио и его окрестности таким образом, что практически все переселенные остались весьма довольными. Ещё бы, вместо тростниковой халупки с соломенной крышей оказаться вдруг в великолепной хрущевской пятиэтажке с горячей и холодной водой, ванной и унитазом. Немыслимое расточительство и, конечно, печально напрасное. Не прошло и десяти лет как стало ясно, что прелестный проект по подготовке руководящих кадров для южноамериканских государств потерпел легкое фиаско: Че Гевара погиб в Боливии, колумбийские патриоты увязли в кокаине, военные перевороты в Аргентине происходили раздражающе спонтанно, Чили затопили реки крови, но не тех, кого хотелось бы. И так далее, и тому подобное. ЦРУ оказалось слегка сильнее чем думалось, а дикие затраты ушли в песок. Уже в 1975 году грубая реальность жизни настоятельно потребовала ликвидировать этот проектище на фиг, тем более, что хваленая социалистическая экономика стала отчаянно пробуксовывать. Встретившиеся на очередном сборище коммунистические лидеры цокали языками, грустно покачивали головами, но рубить под корень не решались, капризный Фидель и так сильно переживал, что в потоке мировых новостей он стал окончательно второстепенной фигурой. Да и себя признавать наивными дурачками, ухнувшими тысячи тонн вполне материального добра псу под хвост, отчего-то не хотелось. На острове Хувентуд были проложены сотни километров дорог, сооружены три мощные электростанции, построено больше шести тысяч домов, в основном на две семьи или на два хозяина, а также магазины, склады, учебные здания, с десяток специальных полигонов для тренировок, в самой середине находились процессы по возведению порта и аэродрома, не очень больших, конечно, но все-таки. Отдать сие добро Кастро даром не хотелось, он в те годы и так катался сыром по маслу и было принято невероятное решение о перепрофилировании проекта. На острове решили построить отдельный коммунизм, то есть осуществить великий социальный проект по прорыву в будущее и обкатать на практике идеи о самоуправлении, лозунги «человек человеку друг, товарищ и брат», «от каждого по способностям, каждому по потребностям» и прочее, прочее. И пошла плясать губерния. Тысячи добровольцев, прошедших нехилую фильтровку на пригодность, с семьями и без таковых, со стран Варшавского Договора, как говорится, прибыли и начали. Даже с такой любопытной страны как Польша явилось около двух тысяч человек.
Однако не совсем безоблачное начало трудового дня сложилось не только для этих, вскользь упомянутых личностей, но и для самого предводителя банды. Когда утром гендиректор телеканала вступил в кабинет Пал Палыча искусственно бодрой пружинистой походкой, сердце у последнего упало. После приветствия генеральный объявил.
- Добрейший Пал Палыч, краешком ушка услышал о Вашем сегодняшнем совещании, даже заинтересовался нечаянно, очень хотелось бы поприсутствовать. Как Вы на это среагируете?
И с ехидной усмешкой уставился добрейшему подчиненному прямо в лицо.
- Это какая же тварь тебе успела донести? - подумал Пал Палыч и, сладко улыбнувшись, сказал.
- Почту за великую честь, уважаемый! Выступать будете?
- Это ж какой удод настучал наверх о нашей с тобой беседе, дражайший наш Палыч? - подумал в ответ генеральный, а вслух оживленно выдал.
- Что Вы, что Вы, даже не думайте, тихонечко посижу в сторонке и послушаю, даже словечка не молвлю.
На несколько мгновений повисло неловкое молчание. Владельцу местного кабинета вообще нечего было сказать, разве что о погоде, а вождю телеканала перед дальнейшим наездом на собеседника нужна была пауза для нахождения необходимой интонации.
- Прошу насовсем извинить меня, милейший Палыч, что вторгся я без доклада и церемоний в Вашу обитель, – решил начать издалека гендиректор, – но Вашего секретаря нет на рабочем месте, а от сидящего в приемной чучела толку не оказалось.
- Ничего страшного, ничего страшного! – закивал головой Пал Палыч, не желая вдаваться в подробности отсутствия на рабочем месте некоторых подчиненных.
- Слухи ходят, нехорошие слухи, дорогой товарищ-ч шоумен, и все даже рядом с Вашей программой, – пошел на моральный зажим директор, – и даже некоторые другие вещи мною тревожатся.
Он воображал, что действует в точном соответствии с рекомендациями психологической науки, которая советует при отсутствии сильных карт на руках постараться поставить противника в положении виноватого. В заранее проигрышное положение.
- Не может быть, наветы злобные, – неопределенно отвечал Пал Палыч. Он собрался с силами, занял моральную круговую оборону и приступил к окапыванию. Схватка обещала быть вполне любопытной, но, к сожалению, неожиданное обстоятельство отвлекло внимание сих достойнейших мужей друг от друга. В кабинете имелся монитор, составной частью входящий в общую видеосистему конторы. Сейчас он был подключен к видеокамере комнаты совещаний. Перед приходом генерального Пал Палыч готовился к выступлению и поглядывал на сбирающихся творцов. Тогда это было не особенно интересно, а вот когда всеобщее смятение и паника плеснулись с экрана, то наши достойные мужи почти против своей воли, спрятав на время свои боевые копья, заинтересовались и начали смотреть. Немного погодя гендиректор телеканала попросил включить звук. Пал Палыч исполнил, увеличив тем самым удовольствие от просмотра в два раза. Он невольно слегка коробился подглядывать в то время как его сосед, казалось, получал счастье по полной программе.
- Да, ты никак законченный энергетический вампирище, любезнейший, – подумал хозяин кабинета, искоса поглядывая на соседа.
- Да сам ты такой! – подумал в ответ гендиректор. – Знаю, как пялился бы в мое отсутствие.
Когда же одна из творческих личностей женского пола после некоторых раздумий все же решилась грохнуться в обморок, генеральный испытал большое, теплое и светлое чувство, окрашенное к тому некоторым эротическим налетом.
- Однако! – заметил он, выключив экран и повернувшись к Пал Палычу. - Ничто так не возбуждает приятно нервы, как вид саморазрушающейся творческой личности.
Гендиректор внезапно пришел в исключительно хорошее расположение духа и, зарыв топор войны, решился поговорить с подчиненным дружески и откровенно.
- Вы хорошо знаете, глубокоуважаемый Пал Палыч, что у нашего телеканала три главных акционера, которых мы с Вами давно именуем как первый, второй, третий. Первый всегда мало обращал на нас внимания и, по моему впечатлению, будет вмешиваться в работу телеканала только в случае экстраординарных событий. Так что он в стороне, а моим впечатлениям доверять можно. Второй внезапно начал суетиться, в него вселился бес коммерческого успеха, и он жаждет финансовых сверхдостижений. Много времени я потратил на изучение его проектов, прожектов и предложений по изменению лица телеканала и могу с гордостью сказать, что в тяжелой борьбе сумел свести на нет самые бессмысленные, рискованные и просто абсурдные идеи. Тем не менее, Вы видите, что сетка вещания меняется, с Нового года разом запускается несколько новых проектов. Думаю, что второй не понимает, до чего чреват лозунг «доходы превыше всего» в нашем деле, но до недавнего времени я был абсолютно уверен, что удержу ситуацию на плаву без ущерба для себя и без разрушения телеканала.
Генеральный остановился, чтобы сделать несколько глотков лимонада. Пал Палыч слушал с большим интересом, но не стал использовать образовавшуюся паузу, чтобы вклиниться с вопросом. Продолжение монолога не задержалось.
- Теперь перейдем к третьему. Мы регулярно оказывали ему необременительные услуги по его просьбе: чаще показывать его приятеля-депутата, акцентировать особое внимание на конкретное событие, принять в качестве заставки творение друга-художника, устроить к нам на работу своего человечка. Его жена, Людмила Николаевна, как Вы, конечно, знаете, работает в нашей конторе консультантом по этике и внутренним конфликтам. Но вот его последнее пожелание оказалось необычным, выходящим далеко за ряд обычных просьб. Пал Палыч, Вы уже догадались, о чем шла речь?
Пал Палыч, который ни ухом, ни рылом не въезжал, что последует дальше, отрицательно покачал головой.
- Ну, ну, может быть. Третий, на основании того, что его жена без ума от Вашей шоу-моу, потребовал, впервые именно потребовал, чтобы Вашу программу не трогали, а Ваш творческий коллектив оставили в покое и позволили творить дальше без помех. Я вижу Вы в растерянности, Пал Палыч. Что ж, я рад, Ваши невысокие актерские способности мне известны. Таким образом, мое положение больше не вызывает зависти. Да, я могу, конечно, свести второго и третьего лицом к лицу, столкнуть их лбами, но это будет глупо. Все получится по известной на весь мир пословице, и я потеряю свой пост. Денег у меня вполне достаточно, похвалюсь по секрету, Пал Палыч, полгода назад даже сумел стать владельцем двух нефтяных вышек, с этой стороны отставка меня не тревожит, нет.
- Как же, огромный секрет! – ухмыльнулся про себя Пал Палыч, радуясь возможности отвлечься от нарастающего нервного напряжения.
- Наши даже частушку горланили: «Прикупил ты нефтевышку, так займи мне на покрышку» и еще что-то, забыл уже.
- Но, Пал Палыч! – проникновенно вел свой монолог дальше генеральный.
- Перестать быть публичным человеком – это меня ужасает. Телезабвение – хуже ничего быть не может. Сколько мощнейших фигур исчезли, испарились, растворились молекулами в пространстве, канули в телеЛету, когда перестали мелькать на экране. Я очень хочу долго, как можно дольше, оставаться публичным человеком. И сейчас вижу выход в том, чтобы были удовлетворены и второй, и третий. На Вашей передаче самым натуральным образом сошелся клином белый свет. Вашей программе надо жить, и это удовлетворит третьего, Вашей программе необходимо собирать больше зрителей в 2 раза, и это удовлетворит второго. Я остаюсь на посту, Ваша профессиональная репутация взлетает на невиданную высоту, и мы с Вами также довольны. Вот почему я здесь, вот почему я хочу присутствовать на совещании. И как видите, у меня нет никаких камней за пазухой.
Пал Палыч попытался в душе растрогаться от оказанного ему высокого доверия, но ничего не получилось. Тогда он принял самый деловой вид, стал собирать со стола необходимые материалы и изобразил полную готовность немедленно устремиться на совещание, чтобы, не отходя от кассы, приступить к поднятию рейтинга.
- Хорошо, хорошо! – примирительно приподнял руки гендиректор и засмеялся.
- Но, чтобы в нашем предельно теперь ясном деле не оставалось маленьких темных пятен, я попрошу Вас, глубокоуважаемый коллега, ответить мне на пару маленьких вопросов. Первый вопрос – о чем Вы беседовали позавчера в кафе с Людмилой Николаевной? Второй вопрос – верны ли слухи о некоторых кофейных или, может быть, чайных посиделках по четвергам?
Пал Палыч с ходу попал в неудобное положение. Проигнорировать вопросы генерального после его откровений было бы непростительным хамством, а пускаться в оправдательные подробные объяснения казалось унизительным и ненужным. Для ответа он избрал промежуточный вариант, всем видом одновременно показывая, что тема ему неприятна, а любые дополнительные вопросы будут абсолютно неуместны.
- Вы прекрасно знаете, что у нас с Людмилой Николаевной был в свое время бурный роман. До ее замужества с третьим. Он тоже об этом знает, знал с самого начала. Вы также прекрасно осведомлены, что все давно прошло, и у меня с ней хорошие, дружеские отношения. У Людмилы Николаевны в ряду других дел существует график встреч с руководителями отделов и подразделений конторы. Как консультант, она считает необходимым проводить эти беседы с периодичностью раз в месяц. Помощь ее, как специалиста, весьма существенна. Больше четырех лет действует эта схема. Именно поэтому мы беседовали вчера в кафе, строго по графику, о некоторых проблемах внутри моего творческого коллектива. Ни одного слова по интересующей Вас теме сказано не было. Теперь другое. Каждый четверг третий приглашает вечером гостей на светскую чайную процедуру. Иногда мы с женой тоже бываем там. Никогда, никаких речей о своей работе я на этих чайных вечеринках не веду. Это просто не принято, люди собираются на этих вечерах отвлечься от повседневности, отдохнуть, потанцевать, поиграть в шахматы и карты. Ну, еще посплетничать о звездах. У меня всё.
Дополнительных вопросов не возникло, начальство, наконец, двинулось на совещание. Вторкин плелся позади.
Невесёлыми глазами я смотрел на оригами.
Вопреки ожиданиям собрание проходило в деловой пыльной атмосфере, а присутствие гендиректора подчёркивало важность происходящего. Впрочем, как и было обещано Пал Палычу, он молчал в тряпочку. Сначала с докладом о закрытых территориях выступил гений Вторкин. Если убрать из его речи сто восемьдесят четыре э-э-э-э, сто пятнадцать вот, девяносто семь и-и-и, пятьдесят одно «надеюсь вы меня правильно поняли» и, наконец, тридцать четыре «ну», которые частенько смахивали на «му», то суть дела сводилась к следующему. Когда молодому лидеру кубинской революции Фиделю Кастро после буйных событий 1959 года и 1963 года стало немного скучно, он решил подзаняться экспромтом революции в страны Центральной и Южной Америки. Помимо прочих усилий в этом направлении на кубинском острове Хувентуд странами соцлагеря во главе с незабываемым Советским Союзом была создана солидная инфраструктура по подготовке революционеров всех масштабов, от террористов – бомбистов, до будущих президентов Аргентин, Гондурасов, Ямаек и иже с ними. Дело происходило в далеком 1966 году, будущее социализма наблюдалось сквозь розовые очки, деньгами и ресурсами швыряли как попало, ради призрачной надежды на сохранение страшной тайны умудрились пересилить местных кубинцев с острова в город Пинар-дель-Рио и его окрестности таким образом, что практически все переселенные остались весьма довольными. Ещё бы, вместо тростниковой халупки с соломенной крышей оказаться вдруг в великолепной хрущевской пятиэтажке с горячей и холодной водой, ванной и унитазом. Немыслимое расточительство и, конечно, печально напрасное. Не прошло и десяти лет как стало ясно, что прелестный проект по подготовке руководящих кадров для южноамериканских государств потерпел легкое фиаско: Че Гевара погиб в Боливии, колумбийские патриоты увязли в кокаине, военные перевороты в Аргентине происходили раздражающе спонтанно, Чили затопили реки крови, но не тех, кого хотелось бы. И так далее, и тому подобное. ЦРУ оказалось слегка сильнее чем думалось, а дикие затраты ушли в песок. Уже в 1975 году грубая реальность жизни настоятельно потребовала ликвидировать этот проектище на фиг, тем более, что хваленая социалистическая экономика стала отчаянно пробуксовывать. Встретившиеся на очередном сборище коммунистические лидеры цокали языками, грустно покачивали головами, но рубить под корень не решались, капризный Фидель и так сильно переживал, что в потоке мировых новостей он стал окончательно второстепенной фигурой. Да и себя признавать наивными дурачками, ухнувшими тысячи тонн вполне материального добра псу под хвост, отчего-то не хотелось. На острове Хувентуд были проложены сотни километров дорог, сооружены три мощные электростанции, построено больше шести тысяч домов, в основном на две семьи или на два хозяина, а также магазины, склады, учебные здания, с десяток специальных полигонов для тренировок, в самой середине находились процессы по возведению порта и аэродрома, не очень больших, конечно, но все-таки. Отдать сие добро Кастро даром не хотелось, он в те годы и так катался сыром по маслу и было принято невероятное решение о перепрофилировании проекта. На острове решили построить отдельный коммунизм, то есть осуществить великий социальный проект по прорыву в будущее и обкатать на практике идеи о самоуправлении, лозунги «человек человеку друг, товарищ и брат», «от каждого по способностям, каждому по потребностям» и прочее, прочее. И пошла плясать губерния. Тысячи добровольцев, прошедших нехилую фильтровку на пригодность, с семьями и без таковых, со стран Варшавского Договора, как говорится, прибыли и начали. Даже с такой любопытной страны как Польша явилось около двух тысяч человек.
