Приятель-стихия и просто меньше полугода жизни вообще. Опершись на подоконник высокого окна, я невидяще смотрела на плотную стену леса за осенним садом. Словно вторя моему настроению, природа ударила о стекло первыми каплями дождя.
От давящих мыслей меня отвлек стук в дверь. Вынырнув из дум, я поспешила открыть Зану, судя по голосу, по пути морщась — из-за влажных волос одежда на спине подмокла и неприятно холодила тело.
— А я тебе принёс кое-что, — парень с улыбкой приподнял достаточно объёмную корзинку, поверх которой лежала какая-то одежда. — Извини, тут не все новое, но лавок у нас днём с огнём не сыщешь, а до закупок ещё полторы недели. Здесь расчески, ленты, шампунь и пена для ванны, не спрашивай, чья она, — парень ухмыльнулся: — Ещё свежие полотенца и постельное белье, некоторая одежда, мамина ещё. Если тебе что-то понадобится, говори, это просто все, что я сумел придумать.
Заметив мои не высохшие волосы, Зан понятливо склонил голову:
— Ты у себя останешься? Просто хотел предложить посидеть в библиотеке — в гостиной пыльно до невозможности, — поболтать, почитать.
В необжитой комнате оставаться не хотелось, так что я мотнула головой, дескать, нет, пойду с тобой. По моей просьбе Заннеш аккуратно поставил корзину на комод и, забрав оттуда гребень и теплую шаль для меня, мы отправились в библиотеку.
Вечер стал самой приятной частью долгого дня. В библиотеке растопили камин — дикость, конечно, какие нормальные люди будут разводить огонь в помещении с таким количеством легко горящих книг, но магия, везде магия, не допускающая пожара, а еще потопа, — и мы сидели в глубоких креслах, хрустя кусочками поджаренного хлеба, захваченного Заном с кухни. Я расчесывала волосы, которые, подсыхая, стремились подняться в воздух. Заннеш, периодически отпуская шуточки про милые цветочки, читал вслух какой-то рыцарский роман, комментируя практически каждую строчку, отчего мы покатывались со смеху. Хохотали так, что даже хозяин замка поднялся из своих подвалов и присоединился к нам. Ложилась спать я очень поздно, с не сходящей с губ улыбкой и ноющим от смеха животом.
А со следующего утра жизнь снова вошла в спокойное русло. Отец Зана спокойно творил что-то в лабораториях, показываясь нам лишь во время трапез и во время уроков Заннеша. Мы с парнем были практически всегда вместе — и за столом, и на уроках, и на прогулках, а если и расставались, при нем я оставляла допущенного теперь в особняк ветра, чтобы знать, если что пошло не так. С некромантом мы выяснили, что никакие действия с магией мне недоступны, зато единение с воздухом у меня просто поразительное, а с землей немногим слабее. Маг объяснил, что при таком получении магии, как у меня, все способности зависят от обстоятельств. А меня подхватил и держал ветер, я находилась в лесу, да и мое происхождение…
Все это я, конечно, магу не рассказала, да и он не стал расспрашивать. У нас установились добрые, но чисто рабочие отношения — я слежу, чтобы с Заннешом не случилось чего, а он изредка и под строгим присмотром сына проводил исследования меня. Применял какие-то заклинания, втирал в кожу или давал выпить различные зелья, просто наблюдал. Пару раз Зан твердо запрещал отцу применять намеченные зелья и отгородил от заклинания. Некромант закатывал глаза, но все же отступал. Нам махали рукой, выпроваживая, а сам он погружался в свои тетради.
Так закончилась осень. Все плоды уже давно были собраны, листья унес озорник-ветер, предварительно погоняв нас большой шелестящей змеей по тропинкам. У Заннеша еще раз случился приступ, после которого он пролежал в постели сутки, и его отец при личном разговоре признался мне, что приступы становятся чаще. В середине первого месяца зимы сад за окном наконец укрыло белоснежное покрывало и больше не сходило. Тогда же Зан впервые меня поцеловал. Оба смущенные, мы еще и едва не попались магу, в неурочный час решившему пройтись до своего кабинета. Парень все веселился потом, обнимая меня, что никогда не видел таких красных одуванчиков, а я могла лишь прятать лицо у него на груди.
На улице набирала обороты зима, и мы перестали подолгу гулять по тропинкам. Иногда выходили поиграть в снежки, но все больше оставались дома. Заннеш совершенствовал навыки своего костяного слуги, я или читала, или рисовала рядом. Изобразительное искусство вообще быстро увлекло меня. Сначала я, зачитавшись одной книгой, загорелась нарисовать из нее сцену — корабли в порту и людей с другого континента, чья кожа цвета шоколада. Но отдельные фразы вроде «их мачты взмывали к небу, а паруса рвались вперед от ветра» не давали мне, никогда не видевшей кораблей, никакого понятия об их виде. Тогда я закопалась в собрание энциклопедий — хороших, с гравюрами, — и уже оттуда перерисовала какой-то корабль. Пером, с кляксами… И отец, и сын, увидев мою картину, старательно отворачивались, пытаясь не огорчить меня ухмылками, а потом маг отвел меня на чердак. Там, в большой комнате, залитой светом из чересчур большого для чердака окна, под одним скатом крыши разместился длинный ряд разномастных, но изящных картин. У окна расположился, по словам мага, мольберт, а напротив картин располагался стол и длинные полки.
Мама Заннеша рисовала, причем очень красиво. В основном маслом, но я нашла и папку с акварелью, и альбомы с набросками углем. В набросках постоянно мелькало лицо, которое я спутала с Заном — сын был точной копией своего отца в молодости, — и еще чьи-то лица, прорисованные быстро, но с большой любовью. Отложив для себя в качестве образцов несколько листов, остальные я убрала на место — очень личные рисунки.
Сначала я просто пыталась перерисовать ее работы. От Заннеша в этой сфере толку было мало — он способен был лишь делать чертежи и рисовать свои пентаграммы, — так что его отец уделил мне время и показал, как и на чем работать с красками и материалами. Акварель, масляные, темпера, уголь, пастель, тушь — по чуть-чуть, но мне хватило. В основном я рисовала акварелью, темперой и углем. С тушью после моих кораблей отношения не сложились. Немного времени спустя мне стало интересней рисовать свое. Многие книги с чердака говорили начинать с натюрмортов, и мы с Заном каждый день упорно собирали новую композицию для меня. Натюрморты обычно рисовала пастелью или темперой, акварель расплывалась в пейзажи за окном, а углем я, как и хозяйка мастерской, делала наброски — предметов, обоих мужчин, даже скелетов и трупов, которые Зан пригонял мне позировать. Свой портрет парень отобрал у меня и, похоже, оставил себе. Приятно.
В особняке мне стало теплее. И развивающиеся отношения с Заном, и то, что его отец, который, несмотря на то, что полностью был погружен в свою работу, из-за чего мы виделись лишь за столом, относился ко мне как к дочери, и то, что я здесь не на птичьих правах… Я была счастлива. Почти. После пары приступов как тогда, в саду, Зана скрутило еще раз так, что он несколько дней пролежал без сознания, а потом и неделю просто в кровати из-за слабости. Тогда мы с магом попеременно сидели около него, кормя, следя за состоянием, просто присутствуя рядом. Заннеш выкарабкался, но его отец потемнел лицом и еще глубже ушел в работу.
А под самый праздник середины зимы мне пришлось все же узнать о том, что творится в стране.
За окном крупными хлопьями валил снег, погребая под собой весь сад. Зан не смог утром встать с постели, тогда я улеглась рядом и, обнявшись, мы читали книгу. Когда караван уже преодолел горный перевал, оставив позади первых недоброжелателей, к нам в комнату, гремя костями, ввалился прислужник хозяина дома. На шее у него болтался венок из еловых лап, а в грудной клетке болталась на ленте позолоченная шишка, так что мы дружно захихикали. Но смех прекратился, когда скелет протянул нам записку. Заннеш мигом посерьезнел, отослал слугу и махнул рукой, отчего захлопнулась дверь, щелкнул замок и будто струна натянулась в воздухе, а у меня пробежались мурашки по коже — верный признак магии поблизости. Комнату основательно защитили от незваных гостей.
— Опять наместник приперся, — недовольно забубнил Зан, обняв меня крепче, когда магия успокоилась: — Вот неймется же им. Сидели бы, как нормальные люди, дома, жрали бы поросят да кексы. Ан нет, опять Чистюлям что-то понадобилось от отца.
— Чистюлям?
— Чистому ордену. Не слышала? — Парень удивленно посмотрел на меня. — Это которые за чистоту людской крови и вообще против магов, ведьм, магических существ. И которые основательно так устроились вокруг трона. Надо было бы, и на самом бы троне уместились, но Глава решил оставить короля-марионетку. Сейчас все наместники по стране именно из ордена, а если и нет, то просто верные его собачонки.
— А что им надо от твоего отца?
— Ну я не особо знаю. Ради моего же блага, как говорит отец. Ему сам Глава что-то заказал. Отец и делать не хочет — опасное что-то, — и не делать не может — его тогда, как мага, уничтожат. А еще я тут такой, со мной сидеть надо, отец лекарство все ищет… И не уйти — он под их меткой. Они ж и не знают, что я тоже маг, поздно дар проявился, да и проклятие закрыло. Так бы убили, или приспособили, или шантажировали бы отца, или к себе бы переманить попытались…
До нас донеслись озлобленные вопли из холла. Голос незнакомый, срывающийся на фальцет — значит, гость. Да и маг, я уверена, не стал бы так кричать, ему одной интонации хватит. Неразборчивые фразы донеслись до нас ещё раз, а потом хозяину дома, похоже, надоело. Раздавшийся рявк заставил даже нас вытянуться в струнку, вслушиваясь в воцарившуюся тишину. Но больше никаких звуков не доносилось, лишь чуть громче, чем обычно, хлопнула дверь в холле, и дом снова сковал густой кисель безмолвия. Успокоившись, мы не стали его нарушать и вернулись обратно к книге. Хотя и ненадолго — через пару страниц нас обоих одолел сон.
Проснулась внезапно, почувствовав чужой взгляд. Я все так же лежала в уютных объятиях Зана, однако напротив кровати в кресле сидел некромант и задумчиво наблюдал за нами. На мой немой вопрос мужчина поднялся и махнул рукой, предлагая проследовать за ним. Заннеш — я обернулась к парню, — крепко спал, ритм его дыхания периодически сбивался, но это стало уже неотъемлемой частью сна — проклятие развивалось. Аккуратно вывернувшись из-под его руки, быстро натянула войлочные домашние тапочки и поспешила в кабинет мага — где же еще может вести свои дела хозяин дома.
Все тот же кабинет, его хозяин в том же кресле, что и в первый мой визит сюда. Однако передо мной уже не сильный маг, владелец больших территорий, уверенный в себе мужчина. На письменный стол устало оперся отец умирающего сына, в чьем взгляде, устремленном на меня, я видела себя последней его надеждой. И правда:
— Ваиника, ты девушка смышленая и, наверное, уже поняла, зачем я тебя позвал. Проблема в моей семье и ситуация вокруг нее достигли своего края, и я не вижу никакого иного пути, кроме как претворять в жизнь свой последний план.
Он сверкнул на меня глазами фанатика, но следом мелькнуло сожаление, и некромант обессиленно откинулся на спинку кресла и крепко растер лицо руками. Мне, даже при моей симпатии к этому мужчине, стало неуютно и беспокойно, а хозяин кабинета, меж тем, продолжил:
— Заннеш наверняка рассказал тебе, что держит нас здесь. И про то, что связывает меня с Чистым орденом, тоже. Ух, болтун, — из-под ладоней, которые маг так и не отнял от лица, его голос звучал глухо, а смешок так и вовсе затерялся где-то в районе манжет, — но когда появляется нормальный собеседник, хочется рассказать ему все, лишь бы подольше оставить рядом. Мне это знакомо.
Равно как и мне.
— Глава ордена снова что-то задумал, и для исполнения его планов к проекту, который меня вынудили для него выполнить, он добавил те моменты, которых я больше всего боялся. Пара деталей, правильная сила и немного желания — и все неугодные будут гибнуть. Работа долгая, я мог бы еще тянуть время, но для моего сына его уже не потянешь. Поэтому я хочу спросить тебя, Ваиника — а на что ты готова ради Заннеша?
Как человек понимает, на что он готов ради другого человека? Тщательно перебирает всю свою жизнь, оценивает степень собственной нужности этому миру? Разбирает свои чувства к другому человеку и оценивает собственные силы, отставляя в сторону эгоистичность и инстинкт самосохранения? Или просто в омут с головой? А если тогда отступишь в решающий момент?
У меня не было всей той жизни, что бывает у обычного человека. Не было объятий и нравоучений родителей, маленьких неприятностей и больших открытий детства. Закадычных друзей, обыденных домашних ритуалов и праздничных традиций. Да просто знающих меня людей меньше, нежели пальцев на руках. Нужна ли я им?
Нет, несомненно, Есь и Маришка будут рады меня видеть и примут в доме. Но у них наверняка уже младенчик, если не появился, так скоро будет, к чему я в этом маленьком семейном счастье? Для Хаарта я, может, и значу что-то, но вот отпустить от себя он не сможет, медленно губя. А Заннеш просто умирает. И пусть я ему и нужна, и даже он мне нужен, но все это долго не продлится. У меня нет даже ветра, ведь стихия просто рада кому-то, с кем можно пошалить.
Как итог — есть только я сама. Моя случайно полученная жизнь, знания об этом мире, который все равно остается неузнанным. Отношение к людям, которых знаю.
В какой-то миг мне стало понятно, что этот мир все же никогда не примет меня-человека. Да я даже не человек в общепринятом смысле этого слова. Не эльф, не эфир, не оборотень, даже не маг и не ведьма. Там кусочек, здесь чуточку — и нигде не полностью.
За окном, перед которым стоял рабочий стол мага, ветер игрался со снежинками, гоняя их то вправо, то влево, а то и, заигравшись, вверх, не давая им спокойно падать на сугробы в старом саду. А меня огорошила мысль, что если я и могу сделать что-то значительное в этом мире — по крайней мере, в моем понимании, — то это отдать все ради того, чтобы Заннеш жил как нормальный человек.
Мне не потребовалось что-то говорить, маг сам все понял, и удовлетворенно кивнул. Однако у меня остался все же последний вопрос:
— Вы сможете скрыться от Ордена?
— Это самая легко решаемая проблема, — маг тягуче поднялся из кресла и обошел вокруг стола, — мы давно могли бы быть на другом конце материка, однако лучшие условия сыну я мог предоставить только здесь. Да и воспоминания, знаешь ли, не хотелось терять. Но сейчас уже не оглядываешься назад, когда есть шанс освободиться от нескольких крупных проблем разом. — Остановившись около моего кресла, некромант протянул мне руку:
— Ну что, пойдем?
В святая святых — лаборатории мага, — было…обыденно. Никаких тебе странных мерцаний, заточенных в большие колбы потусторонних тварей, карябающих когтями по толстому стеклу, будоражащих душу завываний. Лишь рабочий стол со следами от огня и каких-то снадобий, большая конструкция из колб и трубок разных форм с выключенной спиртовкой, пара шкафов с книгами и разнообразными емкостями, свертками, корзинами, бутылками — ингредиенты, как и у Есхима. Даже пахло как-то неинтересно.
За неприметной дверцей в глубине лаборатории пряталась еще одна лаборатории, ясно дающая понять, что хозяин — некромант.
От давящих мыслей меня отвлек стук в дверь. Вынырнув из дум, я поспешила открыть Зану, судя по голосу, по пути морщась — из-за влажных волос одежда на спине подмокла и неприятно холодила тело.
— А я тебе принёс кое-что, — парень с улыбкой приподнял достаточно объёмную корзинку, поверх которой лежала какая-то одежда. — Извини, тут не все новое, но лавок у нас днём с огнём не сыщешь, а до закупок ещё полторы недели. Здесь расчески, ленты, шампунь и пена для ванны, не спрашивай, чья она, — парень ухмыльнулся: — Ещё свежие полотенца и постельное белье, некоторая одежда, мамина ещё. Если тебе что-то понадобится, говори, это просто все, что я сумел придумать.
Заметив мои не высохшие волосы, Зан понятливо склонил голову:
— Ты у себя останешься? Просто хотел предложить посидеть в библиотеке — в гостиной пыльно до невозможности, — поболтать, почитать.
В необжитой комнате оставаться не хотелось, так что я мотнула головой, дескать, нет, пойду с тобой. По моей просьбе Заннеш аккуратно поставил корзину на комод и, забрав оттуда гребень и теплую шаль для меня, мы отправились в библиотеку.
Глава 17
Вечер стал самой приятной частью долгого дня. В библиотеке растопили камин — дикость, конечно, какие нормальные люди будут разводить огонь в помещении с таким количеством легко горящих книг, но магия, везде магия, не допускающая пожара, а еще потопа, — и мы сидели в глубоких креслах, хрустя кусочками поджаренного хлеба, захваченного Заном с кухни. Я расчесывала волосы, которые, подсыхая, стремились подняться в воздух. Заннеш, периодически отпуская шуточки про милые цветочки, читал вслух какой-то рыцарский роман, комментируя практически каждую строчку, отчего мы покатывались со смеху. Хохотали так, что даже хозяин замка поднялся из своих подвалов и присоединился к нам. Ложилась спать я очень поздно, с не сходящей с губ улыбкой и ноющим от смеха животом.
А со следующего утра жизнь снова вошла в спокойное русло. Отец Зана спокойно творил что-то в лабораториях, показываясь нам лишь во время трапез и во время уроков Заннеша. Мы с парнем были практически всегда вместе — и за столом, и на уроках, и на прогулках, а если и расставались, при нем я оставляла допущенного теперь в особняк ветра, чтобы знать, если что пошло не так. С некромантом мы выяснили, что никакие действия с магией мне недоступны, зато единение с воздухом у меня просто поразительное, а с землей немногим слабее. Маг объяснил, что при таком получении магии, как у меня, все способности зависят от обстоятельств. А меня подхватил и держал ветер, я находилась в лесу, да и мое происхождение…
Все это я, конечно, магу не рассказала, да и он не стал расспрашивать. У нас установились добрые, но чисто рабочие отношения — я слежу, чтобы с Заннешом не случилось чего, а он изредка и под строгим присмотром сына проводил исследования меня. Применял какие-то заклинания, втирал в кожу или давал выпить различные зелья, просто наблюдал. Пару раз Зан твердо запрещал отцу применять намеченные зелья и отгородил от заклинания. Некромант закатывал глаза, но все же отступал. Нам махали рукой, выпроваживая, а сам он погружался в свои тетради.
Так закончилась осень. Все плоды уже давно были собраны, листья унес озорник-ветер, предварительно погоняв нас большой шелестящей змеей по тропинкам. У Заннеша еще раз случился приступ, после которого он пролежал в постели сутки, и его отец при личном разговоре признался мне, что приступы становятся чаще. В середине первого месяца зимы сад за окном наконец укрыло белоснежное покрывало и больше не сходило. Тогда же Зан впервые меня поцеловал. Оба смущенные, мы еще и едва не попались магу, в неурочный час решившему пройтись до своего кабинета. Парень все веселился потом, обнимая меня, что никогда не видел таких красных одуванчиков, а я могла лишь прятать лицо у него на груди.
На улице набирала обороты зима, и мы перестали подолгу гулять по тропинкам. Иногда выходили поиграть в снежки, но все больше оставались дома. Заннеш совершенствовал навыки своего костяного слуги, я или читала, или рисовала рядом. Изобразительное искусство вообще быстро увлекло меня. Сначала я, зачитавшись одной книгой, загорелась нарисовать из нее сцену — корабли в порту и людей с другого континента, чья кожа цвета шоколада. Но отдельные фразы вроде «их мачты взмывали к небу, а паруса рвались вперед от ветра» не давали мне, никогда не видевшей кораблей, никакого понятия об их виде. Тогда я закопалась в собрание энциклопедий — хороших, с гравюрами, — и уже оттуда перерисовала какой-то корабль. Пером, с кляксами… И отец, и сын, увидев мою картину, старательно отворачивались, пытаясь не огорчить меня ухмылками, а потом маг отвел меня на чердак. Там, в большой комнате, залитой светом из чересчур большого для чердака окна, под одним скатом крыши разместился длинный ряд разномастных, но изящных картин. У окна расположился, по словам мага, мольберт, а напротив картин располагался стол и длинные полки.
Мама Заннеша рисовала, причем очень красиво. В основном маслом, но я нашла и папку с акварелью, и альбомы с набросками углем. В набросках постоянно мелькало лицо, которое я спутала с Заном — сын был точной копией своего отца в молодости, — и еще чьи-то лица, прорисованные быстро, но с большой любовью. Отложив для себя в качестве образцов несколько листов, остальные я убрала на место — очень личные рисунки.
Сначала я просто пыталась перерисовать ее работы. От Заннеша в этой сфере толку было мало — он способен был лишь делать чертежи и рисовать свои пентаграммы, — так что его отец уделил мне время и показал, как и на чем работать с красками и материалами. Акварель, масляные, темпера, уголь, пастель, тушь — по чуть-чуть, но мне хватило. В основном я рисовала акварелью, темперой и углем. С тушью после моих кораблей отношения не сложились. Немного времени спустя мне стало интересней рисовать свое. Многие книги с чердака говорили начинать с натюрмортов, и мы с Заном каждый день упорно собирали новую композицию для меня. Натюрморты обычно рисовала пастелью или темперой, акварель расплывалась в пейзажи за окном, а углем я, как и хозяйка мастерской, делала наброски — предметов, обоих мужчин, даже скелетов и трупов, которые Зан пригонял мне позировать. Свой портрет парень отобрал у меня и, похоже, оставил себе. Приятно.
В особняке мне стало теплее. И развивающиеся отношения с Заном, и то, что его отец, который, несмотря на то, что полностью был погружен в свою работу, из-за чего мы виделись лишь за столом, относился ко мне как к дочери, и то, что я здесь не на птичьих правах… Я была счастлива. Почти. После пары приступов как тогда, в саду, Зана скрутило еще раз так, что он несколько дней пролежал без сознания, а потом и неделю просто в кровати из-за слабости. Тогда мы с магом попеременно сидели около него, кормя, следя за состоянием, просто присутствуя рядом. Заннеш выкарабкался, но его отец потемнел лицом и еще глубже ушел в работу.
А под самый праздник середины зимы мне пришлось все же узнать о том, что творится в стране.
Глава 18
За окном крупными хлопьями валил снег, погребая под собой весь сад. Зан не смог утром встать с постели, тогда я улеглась рядом и, обнявшись, мы читали книгу. Когда караван уже преодолел горный перевал, оставив позади первых недоброжелателей, к нам в комнату, гремя костями, ввалился прислужник хозяина дома. На шее у него болтался венок из еловых лап, а в грудной клетке болталась на ленте позолоченная шишка, так что мы дружно захихикали. Но смех прекратился, когда скелет протянул нам записку. Заннеш мигом посерьезнел, отослал слугу и махнул рукой, отчего захлопнулась дверь, щелкнул замок и будто струна натянулась в воздухе, а у меня пробежались мурашки по коже — верный признак магии поблизости. Комнату основательно защитили от незваных гостей.
— Опять наместник приперся, — недовольно забубнил Зан, обняв меня крепче, когда магия успокоилась: — Вот неймется же им. Сидели бы, как нормальные люди, дома, жрали бы поросят да кексы. Ан нет, опять Чистюлям что-то понадобилось от отца.
— Чистюлям?
— Чистому ордену. Не слышала? — Парень удивленно посмотрел на меня. — Это которые за чистоту людской крови и вообще против магов, ведьм, магических существ. И которые основательно так устроились вокруг трона. Надо было бы, и на самом бы троне уместились, но Глава решил оставить короля-марионетку. Сейчас все наместники по стране именно из ордена, а если и нет, то просто верные его собачонки.
— А что им надо от твоего отца?
— Ну я не особо знаю. Ради моего же блага, как говорит отец. Ему сам Глава что-то заказал. Отец и делать не хочет — опасное что-то, — и не делать не может — его тогда, как мага, уничтожат. А еще я тут такой, со мной сидеть надо, отец лекарство все ищет… И не уйти — он под их меткой. Они ж и не знают, что я тоже маг, поздно дар проявился, да и проклятие закрыло. Так бы убили, или приспособили, или шантажировали бы отца, или к себе бы переманить попытались…
До нас донеслись озлобленные вопли из холла. Голос незнакомый, срывающийся на фальцет — значит, гость. Да и маг, я уверена, не стал бы так кричать, ему одной интонации хватит. Неразборчивые фразы донеслись до нас ещё раз, а потом хозяину дома, похоже, надоело. Раздавшийся рявк заставил даже нас вытянуться в струнку, вслушиваясь в воцарившуюся тишину. Но больше никаких звуков не доносилось, лишь чуть громче, чем обычно, хлопнула дверь в холле, и дом снова сковал густой кисель безмолвия. Успокоившись, мы не стали его нарушать и вернулись обратно к книге. Хотя и ненадолго — через пару страниц нас обоих одолел сон.
Проснулась внезапно, почувствовав чужой взгляд. Я все так же лежала в уютных объятиях Зана, однако напротив кровати в кресле сидел некромант и задумчиво наблюдал за нами. На мой немой вопрос мужчина поднялся и махнул рукой, предлагая проследовать за ним. Заннеш — я обернулась к парню, — крепко спал, ритм его дыхания периодически сбивался, но это стало уже неотъемлемой частью сна — проклятие развивалось. Аккуратно вывернувшись из-под его руки, быстро натянула войлочные домашние тапочки и поспешила в кабинет мага — где же еще может вести свои дела хозяин дома.
Все тот же кабинет, его хозяин в том же кресле, что и в первый мой визит сюда. Однако передо мной уже не сильный маг, владелец больших территорий, уверенный в себе мужчина. На письменный стол устало оперся отец умирающего сына, в чьем взгляде, устремленном на меня, я видела себя последней его надеждой. И правда:
— Ваиника, ты девушка смышленая и, наверное, уже поняла, зачем я тебя позвал. Проблема в моей семье и ситуация вокруг нее достигли своего края, и я не вижу никакого иного пути, кроме как претворять в жизнь свой последний план.
Он сверкнул на меня глазами фанатика, но следом мелькнуло сожаление, и некромант обессиленно откинулся на спинку кресла и крепко растер лицо руками. Мне, даже при моей симпатии к этому мужчине, стало неуютно и беспокойно, а хозяин кабинета, меж тем, продолжил:
— Заннеш наверняка рассказал тебе, что держит нас здесь. И про то, что связывает меня с Чистым орденом, тоже. Ух, болтун, — из-под ладоней, которые маг так и не отнял от лица, его голос звучал глухо, а смешок так и вовсе затерялся где-то в районе манжет, — но когда появляется нормальный собеседник, хочется рассказать ему все, лишь бы подольше оставить рядом. Мне это знакомо.
Равно как и мне.
— Глава ордена снова что-то задумал, и для исполнения его планов к проекту, который меня вынудили для него выполнить, он добавил те моменты, которых я больше всего боялся. Пара деталей, правильная сила и немного желания — и все неугодные будут гибнуть. Работа долгая, я мог бы еще тянуть время, но для моего сына его уже не потянешь. Поэтому я хочу спросить тебя, Ваиника — а на что ты готова ради Заннеша?
Глава 19
Как человек понимает, на что он готов ради другого человека? Тщательно перебирает всю свою жизнь, оценивает степень собственной нужности этому миру? Разбирает свои чувства к другому человеку и оценивает собственные силы, отставляя в сторону эгоистичность и инстинкт самосохранения? Или просто в омут с головой? А если тогда отступишь в решающий момент?
У меня не было всей той жизни, что бывает у обычного человека. Не было объятий и нравоучений родителей, маленьких неприятностей и больших открытий детства. Закадычных друзей, обыденных домашних ритуалов и праздничных традиций. Да просто знающих меня людей меньше, нежели пальцев на руках. Нужна ли я им?
Нет, несомненно, Есь и Маришка будут рады меня видеть и примут в доме. Но у них наверняка уже младенчик, если не появился, так скоро будет, к чему я в этом маленьком семейном счастье? Для Хаарта я, может, и значу что-то, но вот отпустить от себя он не сможет, медленно губя. А Заннеш просто умирает. И пусть я ему и нужна, и даже он мне нужен, но все это долго не продлится. У меня нет даже ветра, ведь стихия просто рада кому-то, с кем можно пошалить.
Как итог — есть только я сама. Моя случайно полученная жизнь, знания об этом мире, который все равно остается неузнанным. Отношение к людям, которых знаю.
В какой-то миг мне стало понятно, что этот мир все же никогда не примет меня-человека. Да я даже не человек в общепринятом смысле этого слова. Не эльф, не эфир, не оборотень, даже не маг и не ведьма. Там кусочек, здесь чуточку — и нигде не полностью.
За окном, перед которым стоял рабочий стол мага, ветер игрался со снежинками, гоняя их то вправо, то влево, а то и, заигравшись, вверх, не давая им спокойно падать на сугробы в старом саду. А меня огорошила мысль, что если я и могу сделать что-то значительное в этом мире — по крайней мере, в моем понимании, — то это отдать все ради того, чтобы Заннеш жил как нормальный человек.
Мне не потребовалось что-то говорить, маг сам все понял, и удовлетворенно кивнул. Однако у меня остался все же последний вопрос:
— Вы сможете скрыться от Ордена?
— Это самая легко решаемая проблема, — маг тягуче поднялся из кресла и обошел вокруг стола, — мы давно могли бы быть на другом конце материка, однако лучшие условия сыну я мог предоставить только здесь. Да и воспоминания, знаешь ли, не хотелось терять. Но сейчас уже не оглядываешься назад, когда есть шанс освободиться от нескольких крупных проблем разом. — Остановившись около моего кресла, некромант протянул мне руку:
— Ну что, пойдем?
В святая святых — лаборатории мага, — было…обыденно. Никаких тебе странных мерцаний, заточенных в большие колбы потусторонних тварей, карябающих когтями по толстому стеклу, будоражащих душу завываний. Лишь рабочий стол со следами от огня и каких-то снадобий, большая конструкция из колб и трубок разных форм с выключенной спиртовкой, пара шкафов с книгами и разнообразными емкостями, свертками, корзинами, бутылками — ингредиенты, как и у Есхима. Даже пахло как-то неинтересно.
За неприметной дверцей в глубине лаборатории пряталась еще одна лаборатории, ясно дающая понять, что хозяин — некромант.
