There was a girl with dark eyes
And hair shining black
And it ran like a river
Wild down her back
But these wide empty streets
And the air shaking with heat
They made me hungry
Hungry to do something mean
(«Gold», Handsome Family)
Хотя день и завершался хорошо, начался он хуже некуда.
Зазвонил мобильник, и, взглянув на высветившийся на грязном, покрытом трещинами экранчике номер, Карлос почувствовал, как его начинает бить озноб. Несколько секунд он колебался, стоит ли отвечать, но быстро решил, что если не примет звонок, будет хуже. С Хорхе шутки плохи.
— Д-да? — сказал он, поднеся мобильник к уху, и скривился. Вышло какое-то слабое хриплое блеяние. Самому противно.
— Тащи свою жопу ко мне. Есть работа, — отрезал Хорхе и отключился. Карлос прошептал:"Да... конечно, сейчас буду" в мертвый аппарат, тяжело, прерывисто вздохнул, поднялся со старого продавленного дивана и зашаркал к двери.
Даже обрушившаяся на него с выгоревшего бледно-голубого неба волна зноя не смогла унять зябкую дрожь, которая все не отпускала Карлоса. Десять минут езды по пустым пыльным улочкам; он с тоской поглядывал на проплывающие мимо домишки с покрытыми графитти стенами, прячущиеся под матерчатыми навесами магазины, застывшие вдоль тротуаров автомобили (у которых, в отличие от его колымаги, точно работает кондиционер и не стучит мотор). Час дня. Все нормальные люди сидят по домам, прячась от жары, один он, несчастный придурок, едет прямо навстречу новым неприятностям. А, черт с ним. Просто еще один паршивый денек в раю.
В гостиной у Хорхе стоял полумрак. Лучи солнца с трудом пробивались сквозь плотно закрытые жалюзи, пронзали висящие в воздухе клубы дыма. Трещал маленький вентилятор, лениво поворачиваясь туда-сюда на белой пластиковой ножке. В комнате воняло табаком, спиртным и еще какой-то гадостью. Хозяин развалился в кресле, кисло разглядывая вошедшего Карлоса. Лицо Хорхе опухло и лоснилось, под глазами набрякли мешки, на обтягивающей пивной живот майке красовались пятна. На стеклянном столике перед ним — пачка сигарет, под завязку набитая тяжелая пепельница, полупустая бутылка пива и спортивная сумка. При виде сумки Карлоса замутило. Он прекрасно знал, что она будет ждать его здесь, но в глубине души надеялся, что может быть, на этот раз пронесет. Может... да черт его знает, может, Хорхе прикажет ему прочистить канализацию. Постричь заросшую желтой выгоревшей травой лужайку у дома. Все что угодно, только не сумка.
— Ну чего встал, урод? — раздраженно пробурчал Хорхе. — Бери товар и дуй в Пуэррес. На то же место, что в прошлый раз. Тебя там встретят, все как обычно. Отдашь сумку, получишь бабло.
— У меня на обратную дорогу бензина не хватит, — грустно сказал Карлос. Хорхе вздохнул.
— Ну ясное дело, не хватит, ты же нищеброд известный. Возьмешь пару десяток из денег, что тебе передадут, заправишься. И чтобы квитанцию мне привез. Я знаю, сколько товар стоит, увижу, что ты притащил меньше — ноги переломаю.
— Конечно, — кивнул он. Немного помялся, и, холодея от собственной смелости, робко спросил: — Хорхе, а сколько еще на мне долга? Мне казалось, я уже все отработал, и...
— Когда я скажу, что отработал, значит отработал! — рявкнул тот, уставившись на Карлоса налитыми кровью глазами. — Завали свое гребало и выметайся на хер! И так с утра хреново, башка трещит так, что сдохнуть можно, ты тут еще мозг сношаешь!
Карлос с трудом сглотнул.
— Да, конечно. Прости, — прошептал он и потянулся за сумкой.
— Чертила ублюдочный, — буркнул Хорхе. Он потер висок и поморщился.
— Зачем ты так с ним?
Карлос вздрогнул и поднял глаза на голос.
В самой тени у окна стояла молодая женщина — девушка, лет может быть, двадцати. Смуглая, бархатистая на вид кожа, тонкие черты лица, каскад блестящих черных волос падает на не закрытые тонкими лямками майки плечи и струится по спине. Под полуопущенными веками вспыхнули и тут же погасли золотистые искорки.
Карлос помотал головой. Да нет, не может быть. Это не может быть она.
Это же не ее он встретил на празднике в середине лета десять лет назад, когда ему только исполнилось восемнадцать. Только что окончил школу, аттестат не получил, но тогда Карлосу казалось, что это мелочи. Перебьется как-нибудь. Он вообще не собирался задерживаться в стране надолго. Карлос планировал при первой возможности рвануть на север, перебраться через границу, а там уже можно будет развернуться. Заработать хорошие деньги, купить нормальную тачку и все такое. Тогда все казалось ему простым и легко достижимым. Карлос вообще считал, что гуляет на этом празднике в последний раз. Была музыка, цветные фонарики, которые перемигивались в кронах деревьев. Люди постарше вспоминали умерших родственников, подносили к алтарю у входа в церковь зажженные свечи, яблоки и сигары, а с алтаря на них снисходительно смотрела, расставив костлявые руки, статуя скелета в подвенечном платье. Молодежь пила, танцевала и веселилась. Девушки и парни еще раскрашивали лица под череп, да еще пытались перещеголять одна другую — у кого грим искуснее.
Карлос тогда устроился под деревом с банкой пива в руке, добродушно ухмыляясь и уже порядком захмелев, слушал музыку и следил за кружащимися в танце парочками, а потом сам не заметил, как к нему подсела эта девушка. Он не помнил толком, о чем они говорили, не помнил даже, как ее звали; в памяти сохранились блики, которые бросали фонарики на ее струящиеся волосы, венок из алых цветов, довольно простой грим — белое лицо, черные круги глаз, совсем немного розового и золотого, и ее красота, которую грим скрыть не мог. У нее были теплые мягкие руки и она целовала Карлоса легко и сладко, так, как ни раньше, ни потом не целовала ни одна девчонка. А потом она вдруг шепнула: «я отойду ненадолго», и ускользнула в темноту. Карлос ждал, но девушка не вернулась. Тогда он отправился искать ее сам, не нашел, и совсем расстроенный поплелся домой.
С тех пор его жизнь пошла наперекосяк.
Еще пару лет Карлос проболтался в родной Рейнозе, скопил денег и двинулся на север. На границе он договорился с нужными людьми и той же ночью в компании десятка таких же искателей удачи попытался перебраться на ту сторону. Проводник обещал, что никаких проблем не будет. Их и не было ровно до того момента, когда откуда ни возьмись по ним ударили прожекторы и загремели автоматные очереди. Карлос бросился бежать, не разбирая дороги, и более-менее пришел в себя только утром в каком-то убогом городишке, еще более мелком, чем Рейноза, и что самое плохое — все еще по эту сторону границы.
Домой он возвращаться не стал, а на автостопах добрался до столицы и решил заработать там денег и рискнуть еще раз. Карлос не учел, что людей в Ла Саменто было до черта, цены — выше крыши, а вакансий для такого, как он — немного. Несколько лет промаялся в столице, подрабатывал грузчиком в порту, мыл посуду и подметал полы в полудюжине забегаловок, но цены взлетали все выше, а зарплата Карлоса расти и не собиралась.
В конце концов он сдался. Признал себя неудачником, вернулся в Рейнозу и устроился на единственный в городе заводик, где штамповали дешевые пластиковые игрушки. Внезапно дела пошли неплохо — за то время, что Карлос болтался в Ла Саменто, мать умерла и ему достался ее старый, но довольно чистый домик. Он даже купил подержанный пикап, который худо-бедно, но ездил.
Карлосу казалось, что он взобрался на невысокое, но ровное плато. Мечты о больших деньгах и красивой жизни за границей так и остались мечтами, но у него была какая-никакая работа, маленькая, но стабильная зарплата и крыша над головой. После окончания смены он торчал в единственной в городке пивной вместе с парой приятелей, иногда ездил в Ла Саменто на матчи по рестлингу. Пару раз пытался замутить с местными девчонками, но без особого энтузиазма или успеха. Ни в какое сравнение с той, с праздника, которую Карлос часто вспоминал, лежа ночами без сна, они все равно не шли.
— Знаешь, чем наши бабы похожи на общественную уборную? — как-то выдал за пивом один из его приятелей.
— Ну?
— Половина занята, а вторая половина воняет.
Карлос тогда ржал, пока не заболел живот.
А потом его уволили. Была какая-то муть с сокращением и профсоюзами, он сам толком ничего не успел понять, как вдруг оказался на улице, понятия не имея, что делать дальше.
Работы в Рейнозе не было. Приятели какое-то время помогали ему с деньгами, а потом один из них, которого Карлос позднее материл на чем свет стоит, посоветовал ему обратиться к Хорхе.
От этого бычары с вислыми усами, здоровым пузом и покрытыми татуировками руками, похожими на окорока, он всегда старался держаться подальше. Все знали, что Хорхе был связан с очень серьезными людьми с юга — теми, которые торговали всякими порошками и таблетками, любили оружие и, если что, могли сделать так, чтобы ты пропал, тебя долго искали и не нашли. Держался бы и дальше, но есть хотелось, так что Карлос, трясясь от страха, поплелся на поклон к Хорхе. Он убедил себя, что займет совсем немного, только чтобы перебиться месяц, а завтра вот хоть кровь из носа, найдет работу — не здесь, так в соседних городках — отдаст бычаре его деньги и больше близко к нему не подойдет.
Хорхе равнодушно взглянул на него, скорчил кислую рожу, но денег ссудить не отказался. А месяц спустя, когда Карлос исколесил всю округу, но так ничего путного и не нашел, к нему наведались два бритых под ноль паренька, сплошь покрытых наколками, и ненавязчиво предложили вернуть долг. Он, заикаясь и потея от страха, проблеял, что обязательно отдаст деньги, но через пару дней (в голове у Карлоса тем временем возник отчаянный план удрать из города, как только спровадит этих двоих за дверь), на что те переглянулись, пожали плечами и избили его до полусмерти. Потом отвезли к Хорхе, который сначала долго орал на подручных за то, что этот мудила грешный закапал кровью весь ковер, потом на самого Карлоса, желая знать, не считает ли он его, Хорхе, за дурака и требуя вернуть деньги.
Могло быть и хуже. Карлос уже приготовился к смерти (по телевизору рассказывали, что серьезные ребята, с которыми дружил Хорхе, любили отпиливать головы конкурентов бензопилой или сжигать заживо, надев на шею автомобильную покрышку), но его снова избили и уведомили, что теперь, чтобы отработать долг, он будет делать все, что прикажет его кредитор.
Приказы Хорхе не отличались разнообразием. Карлосу вручали спортивную сумку, приказывали спрятать под сидение и отвезти за двести километров на север в Пуэррес. Там он отдавал сумку каким-то мутным типам, те взамен швыряли ему такую же, но набитую купюрами, и Карлос ехал назад, молясь про себя, чтобы старенький пикап не сдох по дороге и чтобы его не остановили полицейские. Хорхе ясно дал понять, что если Карлоса остановят с деньгами или товаром, то он должен сказать, что содержимое сумки принадлежит ему, а если упомянет его, Хорхе, имя, не проживет и двух дней. «Я скажу, что в жизни тебя не встречал и не знаю, а потом мои ребята достанут тебя из-под земли и живьем сдерут шкуру», пообещал он.
— Зачем ты так с ним? — спросила девушка. Она затянулась тонкой сигаретой, что держала между изящных длинных пальцев, выпустила дым в щель между жалюзи.
Карлос вздрогнул. Тот же голос — спокойный, грудной, как будто бархатистый на ощупь... Да нет, десять лет прошло! Это не может быть она... или... или может?
— Тебя спросить забыл! — заорал Хорхе, поворачиваясь к ней. — Коза! Завали гребало!
— Не.. не разговаривай так с ней, — еле слышно проговорил Карлос. Слова вылетели изо рта прежде, чем он успел прикусить язык. Он похолодел от страха и собственной наглости. Хорхе медленно поднялся с кресла.
— Что ты сказал?
Он побагровел, выпучил глаза.
— Что ты мне сейчас сказал?
— Я...
Перед глазами у Карлоса взорвались фейерверки, в ушах раздался тонкий писк, и он вдруг обнаружил, что лежит на спине, а над ним нависает этот бычара с перекошенным от ярости лицом.
— Что ты мне сейчас сказал?!
Пинок, ребра пронзила боль, и Карлос скорчился на полу, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха.
— Знаешь, Хорхе, думаю, ты мне больше не нравишься, — еле донесся до него голос девушки.
Тот заревел и разразился новым потоком ругани. Карлос задыхался, свернувшись в комок, а потом раздался звук, который заставил его раскрыть крепко зажмуренные до этого глаза. Что-то вроде хлопка. Не очень громкий хлопок, только и всего.
Девушка прижимала ладонь к щеке, на которой, расплываясь, алело пятно. На лице легкий укор, но смотрела она не на Хорхе, а мимо него, прямо в глаза Карлосу, будто говорила — «ты позволишь ему так обращаться со мной?»
Он почувствовал, как неожиданно вспыхнувший внутри гнев, как костер, обжигает его, заставляет подняться на трясущиеся ноги.
— Зря ты это сделал, Хорхе, — все так же спокойно сказала она.
— Заткнись, сука! — он снова занес руку для удара.
Карлос метнулся вперед, по дороге схватив со столика пепельницу, размахнулся и обрушил ее на затылок Хорхе.
— Не смей ее трогать! Боров ты сраный!
Тот обернулся, прижимая руку к голове. Между пальцев сочилась кровь. Хорхе выглядел растерянным, недоверчиво глядел на Карлоса, словно не мог поверить, что тот ударил его. В следующий момент его лицо превратилось в алое месиво. Хорхе попятился, попытался что-то сказать разбитым ртом, но не успел. Рука Карлоса с пепельницей поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, а когда он пришел в себя, то заметил кровавые брызги на своей рубашке и джинсах, а потом уже — неподвижно лежащую на полу тушу, тоже всю в крови. Еще были осколки стекла, выбитые зубы, а больше Карлос рассмотреть не смог, потому что его вывернуло наизнанку. Он отвернулся, попытался отойти, но трясущиеся ноги не держали его. Карлос сделал пару шагов и сел прямо на пол. Его била такая дрожь, что, кажется, даже зубы стучали. От страха кружилась голова. Он убил человека. Не просто человека — Хорхе. Теперь остается только самому себе расшибить голову той же пепельницей, потому что когда дружки Хорхе найдут его... о том, что они с ним сделают, Карлос даже думать не хотел.
Он всхлипнул. Запустил руку в мокрые от пота волосы. Голова кружится, все тело стало непослушным, будто не принадлежащим ему, и страшно, так страшно...
— Ты все сделал правильно.
Карлос ощутил теплое прикосновение на плече. Поднял глаза — девушка стояла над ним, спокойная и невозмутимая, даже сигарету не выпустила из руки.
— Тебе нужно убираться из города, — сказала она, — Я так поняла, этот тип был бандитом. Его друзья точно будут искать тебя. А не они, так полиция.
Он сумел только прерывисто вздохнуть.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— К-Карлос.
— Поднимайся. Быстрее. Тебе нужно исчезнуть, и чем скорее, тем лучше. Давай, — она потянула его за руку и помогла встать. — Сейчас обыщем дом — у него наверняка здесь есть хоть какие-то деньги — и быстро уносим ноги.
Карлос подчинился не говоря ни слова. Голос девушки, ее касания успокаивали, и кроме того, шаря по полкам и ящикам он хоть ненадолго отвлекся от мыслей о лежащем в соседней комнате Хорхе и его приятелях, которые теперь точно захотят с ним, Карлосом, потолковать.
And hair shining black
And it ran like a river
Wild down her back
But these wide empty streets
And the air shaking with heat
They made me hungry
Hungry to do something mean
(«Gold», Handsome Family)
Хотя день и завершался хорошо, начался он хуже некуда.
Зазвонил мобильник, и, взглянув на высветившийся на грязном, покрытом трещинами экранчике номер, Карлос почувствовал, как его начинает бить озноб. Несколько секунд он колебался, стоит ли отвечать, но быстро решил, что если не примет звонок, будет хуже. С Хорхе шутки плохи.
— Д-да? — сказал он, поднеся мобильник к уху, и скривился. Вышло какое-то слабое хриплое блеяние. Самому противно.
— Тащи свою жопу ко мне. Есть работа, — отрезал Хорхе и отключился. Карлос прошептал:"Да... конечно, сейчас буду" в мертвый аппарат, тяжело, прерывисто вздохнул, поднялся со старого продавленного дивана и зашаркал к двери.
Даже обрушившаяся на него с выгоревшего бледно-голубого неба волна зноя не смогла унять зябкую дрожь, которая все не отпускала Карлоса. Десять минут езды по пустым пыльным улочкам; он с тоской поглядывал на проплывающие мимо домишки с покрытыми графитти стенами, прячущиеся под матерчатыми навесами магазины, застывшие вдоль тротуаров автомобили (у которых, в отличие от его колымаги, точно работает кондиционер и не стучит мотор). Час дня. Все нормальные люди сидят по домам, прячась от жары, один он, несчастный придурок, едет прямо навстречу новым неприятностям. А, черт с ним. Просто еще один паршивый денек в раю.
В гостиной у Хорхе стоял полумрак. Лучи солнца с трудом пробивались сквозь плотно закрытые жалюзи, пронзали висящие в воздухе клубы дыма. Трещал маленький вентилятор, лениво поворачиваясь туда-сюда на белой пластиковой ножке. В комнате воняло табаком, спиртным и еще какой-то гадостью. Хозяин развалился в кресле, кисло разглядывая вошедшего Карлоса. Лицо Хорхе опухло и лоснилось, под глазами набрякли мешки, на обтягивающей пивной живот майке красовались пятна. На стеклянном столике перед ним — пачка сигарет, под завязку набитая тяжелая пепельница, полупустая бутылка пива и спортивная сумка. При виде сумки Карлоса замутило. Он прекрасно знал, что она будет ждать его здесь, но в глубине души надеялся, что может быть, на этот раз пронесет. Может... да черт его знает, может, Хорхе прикажет ему прочистить канализацию. Постричь заросшую желтой выгоревшей травой лужайку у дома. Все что угодно, только не сумка.
— Ну чего встал, урод? — раздраженно пробурчал Хорхе. — Бери товар и дуй в Пуэррес. На то же место, что в прошлый раз. Тебя там встретят, все как обычно. Отдашь сумку, получишь бабло.
— У меня на обратную дорогу бензина не хватит, — грустно сказал Карлос. Хорхе вздохнул.
— Ну ясное дело, не хватит, ты же нищеброд известный. Возьмешь пару десяток из денег, что тебе передадут, заправишься. И чтобы квитанцию мне привез. Я знаю, сколько товар стоит, увижу, что ты притащил меньше — ноги переломаю.
— Конечно, — кивнул он. Немного помялся, и, холодея от собственной смелости, робко спросил: — Хорхе, а сколько еще на мне долга? Мне казалось, я уже все отработал, и...
— Когда я скажу, что отработал, значит отработал! — рявкнул тот, уставившись на Карлоса налитыми кровью глазами. — Завали свое гребало и выметайся на хер! И так с утра хреново, башка трещит так, что сдохнуть можно, ты тут еще мозг сношаешь!
Карлос с трудом сглотнул.
— Да, конечно. Прости, — прошептал он и потянулся за сумкой.
— Чертила ублюдочный, — буркнул Хорхе. Он потер висок и поморщился.
— Зачем ты так с ним?
Карлос вздрогнул и поднял глаза на голос.
В самой тени у окна стояла молодая женщина — девушка, лет может быть, двадцати. Смуглая, бархатистая на вид кожа, тонкие черты лица, каскад блестящих черных волос падает на не закрытые тонкими лямками майки плечи и струится по спине. Под полуопущенными веками вспыхнули и тут же погасли золотистые искорки.
Карлос помотал головой. Да нет, не может быть. Это не может быть она.
Это же не ее он встретил на празднике в середине лета десять лет назад, когда ему только исполнилось восемнадцать. Только что окончил школу, аттестат не получил, но тогда Карлосу казалось, что это мелочи. Перебьется как-нибудь. Он вообще не собирался задерживаться в стране надолго. Карлос планировал при первой возможности рвануть на север, перебраться через границу, а там уже можно будет развернуться. Заработать хорошие деньги, купить нормальную тачку и все такое. Тогда все казалось ему простым и легко достижимым. Карлос вообще считал, что гуляет на этом празднике в последний раз. Была музыка, цветные фонарики, которые перемигивались в кронах деревьев. Люди постарше вспоминали умерших родственников, подносили к алтарю у входа в церковь зажженные свечи, яблоки и сигары, а с алтаря на них снисходительно смотрела, расставив костлявые руки, статуя скелета в подвенечном платье. Молодежь пила, танцевала и веселилась. Девушки и парни еще раскрашивали лица под череп, да еще пытались перещеголять одна другую — у кого грим искуснее.
Карлос тогда устроился под деревом с банкой пива в руке, добродушно ухмыляясь и уже порядком захмелев, слушал музыку и следил за кружащимися в танце парочками, а потом сам не заметил, как к нему подсела эта девушка. Он не помнил толком, о чем они говорили, не помнил даже, как ее звали; в памяти сохранились блики, которые бросали фонарики на ее струящиеся волосы, венок из алых цветов, довольно простой грим — белое лицо, черные круги глаз, совсем немного розового и золотого, и ее красота, которую грим скрыть не мог. У нее были теплые мягкие руки и она целовала Карлоса легко и сладко, так, как ни раньше, ни потом не целовала ни одна девчонка. А потом она вдруг шепнула: «я отойду ненадолго», и ускользнула в темноту. Карлос ждал, но девушка не вернулась. Тогда он отправился искать ее сам, не нашел, и совсем расстроенный поплелся домой.
С тех пор его жизнь пошла наперекосяк.
Еще пару лет Карлос проболтался в родной Рейнозе, скопил денег и двинулся на север. На границе он договорился с нужными людьми и той же ночью в компании десятка таких же искателей удачи попытался перебраться на ту сторону. Проводник обещал, что никаких проблем не будет. Их и не было ровно до того момента, когда откуда ни возьмись по ним ударили прожекторы и загремели автоматные очереди. Карлос бросился бежать, не разбирая дороги, и более-менее пришел в себя только утром в каком-то убогом городишке, еще более мелком, чем Рейноза, и что самое плохое — все еще по эту сторону границы.
Домой он возвращаться не стал, а на автостопах добрался до столицы и решил заработать там денег и рискнуть еще раз. Карлос не учел, что людей в Ла Саменто было до черта, цены — выше крыши, а вакансий для такого, как он — немного. Несколько лет промаялся в столице, подрабатывал грузчиком в порту, мыл посуду и подметал полы в полудюжине забегаловок, но цены взлетали все выше, а зарплата Карлоса расти и не собиралась.
В конце концов он сдался. Признал себя неудачником, вернулся в Рейнозу и устроился на единственный в городе заводик, где штамповали дешевые пластиковые игрушки. Внезапно дела пошли неплохо — за то время, что Карлос болтался в Ла Саменто, мать умерла и ему достался ее старый, но довольно чистый домик. Он даже купил подержанный пикап, который худо-бедно, но ездил.
Карлосу казалось, что он взобрался на невысокое, но ровное плато. Мечты о больших деньгах и красивой жизни за границей так и остались мечтами, но у него была какая-никакая работа, маленькая, но стабильная зарплата и крыша над головой. После окончания смены он торчал в единственной в городке пивной вместе с парой приятелей, иногда ездил в Ла Саменто на матчи по рестлингу. Пару раз пытался замутить с местными девчонками, но без особого энтузиазма или успеха. Ни в какое сравнение с той, с праздника, которую Карлос часто вспоминал, лежа ночами без сна, они все равно не шли.
— Знаешь, чем наши бабы похожи на общественную уборную? — как-то выдал за пивом один из его приятелей.
— Ну?
— Половина занята, а вторая половина воняет.
Карлос тогда ржал, пока не заболел живот.
А потом его уволили. Была какая-то муть с сокращением и профсоюзами, он сам толком ничего не успел понять, как вдруг оказался на улице, понятия не имея, что делать дальше.
Работы в Рейнозе не было. Приятели какое-то время помогали ему с деньгами, а потом один из них, которого Карлос позднее материл на чем свет стоит, посоветовал ему обратиться к Хорхе.
От этого бычары с вислыми усами, здоровым пузом и покрытыми татуировками руками, похожими на окорока, он всегда старался держаться подальше. Все знали, что Хорхе был связан с очень серьезными людьми с юга — теми, которые торговали всякими порошками и таблетками, любили оружие и, если что, могли сделать так, чтобы ты пропал, тебя долго искали и не нашли. Держался бы и дальше, но есть хотелось, так что Карлос, трясясь от страха, поплелся на поклон к Хорхе. Он убедил себя, что займет совсем немного, только чтобы перебиться месяц, а завтра вот хоть кровь из носа, найдет работу — не здесь, так в соседних городках — отдаст бычаре его деньги и больше близко к нему не подойдет.
Хорхе равнодушно взглянул на него, скорчил кислую рожу, но денег ссудить не отказался. А месяц спустя, когда Карлос исколесил всю округу, но так ничего путного и не нашел, к нему наведались два бритых под ноль паренька, сплошь покрытых наколками, и ненавязчиво предложили вернуть долг. Он, заикаясь и потея от страха, проблеял, что обязательно отдаст деньги, но через пару дней (в голове у Карлоса тем временем возник отчаянный план удрать из города, как только спровадит этих двоих за дверь), на что те переглянулись, пожали плечами и избили его до полусмерти. Потом отвезли к Хорхе, который сначала долго орал на подручных за то, что этот мудила грешный закапал кровью весь ковер, потом на самого Карлоса, желая знать, не считает ли он его, Хорхе, за дурака и требуя вернуть деньги.
Могло быть и хуже. Карлос уже приготовился к смерти (по телевизору рассказывали, что серьезные ребята, с которыми дружил Хорхе, любили отпиливать головы конкурентов бензопилой или сжигать заживо, надев на шею автомобильную покрышку), но его снова избили и уведомили, что теперь, чтобы отработать долг, он будет делать все, что прикажет его кредитор.
Приказы Хорхе не отличались разнообразием. Карлосу вручали спортивную сумку, приказывали спрятать под сидение и отвезти за двести километров на север в Пуэррес. Там он отдавал сумку каким-то мутным типам, те взамен швыряли ему такую же, но набитую купюрами, и Карлос ехал назад, молясь про себя, чтобы старенький пикап не сдох по дороге и чтобы его не остановили полицейские. Хорхе ясно дал понять, что если Карлоса остановят с деньгами или товаром, то он должен сказать, что содержимое сумки принадлежит ему, а если упомянет его, Хорхе, имя, не проживет и двух дней. «Я скажу, что в жизни тебя не встречал и не знаю, а потом мои ребята достанут тебя из-под земли и живьем сдерут шкуру», пообещал он.
— Зачем ты так с ним? — спросила девушка. Она затянулась тонкой сигаретой, что держала между изящных длинных пальцев, выпустила дым в щель между жалюзи.
Карлос вздрогнул. Тот же голос — спокойный, грудной, как будто бархатистый на ощупь... Да нет, десять лет прошло! Это не может быть она... или... или может?
— Тебя спросить забыл! — заорал Хорхе, поворачиваясь к ней. — Коза! Завали гребало!
— Не.. не разговаривай так с ней, — еле слышно проговорил Карлос. Слова вылетели изо рта прежде, чем он успел прикусить язык. Он похолодел от страха и собственной наглости. Хорхе медленно поднялся с кресла.
— Что ты сказал?
Он побагровел, выпучил глаза.
— Что ты мне сейчас сказал?
— Я...
Перед глазами у Карлоса взорвались фейерверки, в ушах раздался тонкий писк, и он вдруг обнаружил, что лежит на спине, а над ним нависает этот бычара с перекошенным от ярости лицом.
— Что ты мне сейчас сказал?!
Пинок, ребра пронзила боль, и Карлос скорчился на полу, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха.
— Знаешь, Хорхе, думаю, ты мне больше не нравишься, — еле донесся до него голос девушки.
Тот заревел и разразился новым потоком ругани. Карлос задыхался, свернувшись в комок, а потом раздался звук, который заставил его раскрыть крепко зажмуренные до этого глаза. Что-то вроде хлопка. Не очень громкий хлопок, только и всего.
Девушка прижимала ладонь к щеке, на которой, расплываясь, алело пятно. На лице легкий укор, но смотрела она не на Хорхе, а мимо него, прямо в глаза Карлосу, будто говорила — «ты позволишь ему так обращаться со мной?»
Он почувствовал, как неожиданно вспыхнувший внутри гнев, как костер, обжигает его, заставляет подняться на трясущиеся ноги.
— Зря ты это сделал, Хорхе, — все так же спокойно сказала она.
— Заткнись, сука! — он снова занес руку для удара.
Карлос метнулся вперед, по дороге схватив со столика пепельницу, размахнулся и обрушил ее на затылок Хорхе.
— Не смей ее трогать! Боров ты сраный!
Тот обернулся, прижимая руку к голове. Между пальцев сочилась кровь. Хорхе выглядел растерянным, недоверчиво глядел на Карлоса, словно не мог поверить, что тот ударил его. В следующий момент его лицо превратилось в алое месиво. Хорхе попятился, попытался что-то сказать разбитым ртом, но не успел. Рука Карлоса с пепельницей поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, а когда он пришел в себя, то заметил кровавые брызги на своей рубашке и джинсах, а потом уже — неподвижно лежащую на полу тушу, тоже всю в крови. Еще были осколки стекла, выбитые зубы, а больше Карлос рассмотреть не смог, потому что его вывернуло наизнанку. Он отвернулся, попытался отойти, но трясущиеся ноги не держали его. Карлос сделал пару шагов и сел прямо на пол. Его била такая дрожь, что, кажется, даже зубы стучали. От страха кружилась голова. Он убил человека. Не просто человека — Хорхе. Теперь остается только самому себе расшибить голову той же пепельницей, потому что когда дружки Хорхе найдут его... о том, что они с ним сделают, Карлос даже думать не хотел.
Он всхлипнул. Запустил руку в мокрые от пота волосы. Голова кружится, все тело стало непослушным, будто не принадлежащим ему, и страшно, так страшно...
— Ты все сделал правильно.
Карлос ощутил теплое прикосновение на плече. Поднял глаза — девушка стояла над ним, спокойная и невозмутимая, даже сигарету не выпустила из руки.
— Тебе нужно убираться из города, — сказала она, — Я так поняла, этот тип был бандитом. Его друзья точно будут искать тебя. А не они, так полиция.
Он сумел только прерывисто вздохнуть.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— К-Карлос.
— Поднимайся. Быстрее. Тебе нужно исчезнуть, и чем скорее, тем лучше. Давай, — она потянула его за руку и помогла встать. — Сейчас обыщем дом — у него наверняка здесь есть хоть какие-то деньги — и быстро уносим ноги.
Карлос подчинился не говоря ни слова. Голос девушки, ее касания успокаивали, и кроме того, шаря по полкам и ящикам он хоть ненадолго отвлекся от мыслей о лежащем в соседней комнате Хорхе и его приятелях, которые теперь точно захотят с ним, Карлосом, потолковать.
