- Ж-ж-ж-жы-ы!
- Омайнгот, я убью эту муху!
Муха расхохоталась и отжужжала чуть подальше от меня.
- Жы-жы-жжы-эня! Вставай!
- Отстань, кошмарное чудовище! – Ненавижу рано вставать, особенно когда почти до утра сидела над сценарием.
- Ж-женя, вставай, а то я тебя нарисую!
Угроза была весомой, и я даже дернула задней лапой, отчего одеяло с неё сползло, обнажив пятку. На слипшиеся глаза это, увы, никак не подействовало.
- Ах так? Ну, держ-жись! - расслышала я ещё жужжание сестрицы, уплывая в тревожный сон.
- Ж-жыж-жженя!
Ну вот, дубль два.
- Жженя, вставай! Я тебя нарисовала!
- Килин ми быстро, пожалуйста, - пробормотала я, приоткрывая один глаз
Надо мной нависал мой портрет. М-да.
На нём была дохлая белка, удавленная собственным одеялом, из которого живописно, то тут, то там, торчали лапки-глазки-ушки-хвост.
- Скаж-ж-жи копия? – прожужжала Мелисса.
Звук «ж» был первым, который произнесла моя сестричка в далеком детстве, а имя «Ж-женя» оказалось первым произнесенным словом. С тех пор Мели, кажется, почти не выучила новых слов и звуков, а каждое мое утро начиналось с жужжания этой мухи. И половина их – с моего чудовищного портрета.
Самое печальное и смешное – портрет был, несомненно, мой.
Лет с пяти этот Мелкозавр насобачился передавать мои черты в любом рисунке. Будь то мертвая белка, злобный медведь или упоротый ёжик. Нет, в виде человека она меня тоже рисовала, особенно с тех пор, как подросла, но темный властелин или принцесса мертвых с моим лицом выглядели странно.
До тех пор, пока я не научилась наносить себе художественный грим. После этого мы с Мели соревновались, смогу ли я исполнить из себя то, что она изобразила на бумаге.
¬- Белку исполнять не буду! – заявила я, поднимаясь, но всё ещё не открывая второй глаз.
- Да ладно, все равно тебе слабо, - хихикнула эта зараза.
- Мелкозавр! – рявкнула я.
- Я не мелкая! – тут же возмутилось это существо.
- Не доводи меня! Вот откажусь ехать с тобой в лагерь! И так туда не хочу.
- Ну-у не-ет, ну Жжжень. Меня же без тебя не пустят.
- Правильно. Потому что ты Мелкозавр.
Мелисса насупилась, склонив голову – светлые кудряшки тут же посыпались ей на лицо, и она принялась их сдувать, пыхтя ёжиком.
Я хмыкнула. У ребёнка дилемма. Признать, что она мелкая – или остаться без лагеря от студии «Арт-совершенство», которым она бредила с прошлой осени. Ведь там обещали такой отпадный курс по рисованию комиксов!
Как по мне – Мелисса и без всяких курсов отпадно их рисует, но кто же ей об этом скажет? Точно не я. Зазнается ещё, нос задерет, потолок цеплять будет.
- Ладно. Я Мелкозавр, - скрипя зубами, признала сестра.
¬- С ума сойти! Вот это сила искусства!
- Так, всё! Поговорим о тебе! – Иногда она меня просто с ума сводит, прыгая из состояния «ребенок с погремушкой» в «юная леди шуток не любит». Вот спрашивается – и кто тут ещё будущая актриса? – Ты чем будешь в лагере заниматься?
Я прищурилась. Второй глаз наконец-то открылся. Чуть-чуть.
- Какой странный вопрос. Тебе-то какая разница?
- Ха!
Точно что-то задумала. Что-то хочет выпросить.
- По мальчикам тебе ещё рано! – отрезала я, зная, что на последние подарочные деньги мой Мелкозавр в кои-то веки купил не супермаркеры для скетчинга, а косметику.
Сестра снова хакнула, но мелькнувшее в синих глазах разочарование не укрылось от меня.
- И вообще, можно подумать, ты за мной уследишь. Засядешь за свой сценарий, и пусть весь мир подождет.
Хм. Как странно. Именно этим я и собиралась заниматься все две недели. А ведь и правда, вряд ли я бы особо следила за Мелкой. Что-то тут нечисто.
- Но у меня есть идея получше!
Я наигранно лениво потянулась и зевнула. Потерла глаза – да, действительно пора вставать.
А открыв их, уставилась на очередной портрет.
На нем снова была я. Точнее – был. Был мальчишка. Явно сорванец. С хитрым прищуром синих глаз, серьгой в одном ухе и встрепанной зеленой шевелюрой.
Подростковый возраст – тяжёлое бремя, причём не столько для самого подростка, сколько для всех остальных. У мамы на нервной почве по этому поводу даже волосы седеть начали.
- Когда ты достиг подросткового возраста, всё прошло как-то спокойно, - вздыхала она. – Ну, если не считать увлечённости татуировками, конечно.
- Всё познаётся в сравнении, - подмигнул я маме, закатывая рукава. Да, татухи – моя любовь. Но должны же у меня быть хоть какие-то недостатки?
В общем, моя младшая сеструля Настёна по сравнению со мной… Или я по сравнению с ней… Короче говоря, она просто бесёнок. С младенчества. То проблемы с желудком, то зубы режутся, то диатез, то понос, то просто ор без повода. Я уже как-то привык. Но когда Настёне стукнуло двенадцать, мы с мамой поняли, что раньше только нюхали цветочки. И понеслось…
Последний год был по-настоящему адским. Прогуливание школы, постоянные капризы и канючки, но самое главное – крышесносные влюблённости в мальчиков, не давали покоя нам с мамой. Всё, чем я занимался вместо того, чтобы нормально учиться на третьем курсе своего худвуза – следил за тем, как бы младшая сестрёнка что-нибудь не учудила. На прошлой неделе вот, обрадовавшись хорошей погоде, Настёна пошла гулять в мини-юбке, обычной майке а-ля «алкоголичка» и размалевавшись маминой косметикой. Повезло, что я раньше вернулся из института и успел поймать её в дверях.
- С этим надо что-то делать, Максим, - сказала вечером мама, глядя на надутую Настю, ковыряющую вилкой котлету. – Ты же через две недели в лагерь уезжаешь, как я тут с ней одна?
- А отправьте меня тоже в лагерь! – подпрыгнула на табуретке сеструля, и я заметил, как у мамы нервно дёрнулся глаз.
- Какой тебе лагерь, кто там за тобой будет смотре…
- С Максимом в лагерь! – продолжила Настёна воодушевлённо, и теперь нервно дёрнулся глаз уже у меня. – Он и будет смотреть.
- Мне не нравится эта идея, - возразил я, втыкая вилку в котлету так, что из неё во все стороны брызнул сок, в том числе попав мне в тот самый дёргающийся глаз. – Это же лагерь для творческих личностей, а она рисует разве что себе лицо, и то страшно. И поет – так же.
- Это как раз хорошо, - пожала плечами мама. – Пусть лучше общается с более творческими людьми, может, хоть поумнеет немного.
Настёна упрямо сдвинула брови – умнеть она точно не собиралась.
- Она всю жизнь общается со мной, и до сих пор не поумнела.
- Ну, это не то.
Женская логика.
- В общем, ты подумай, Макс. Спроси у Палыча. Разрешит он Настю с собой взять или не разрешит, он же главный…
То, что Палыч разрешит мне взять с собой хоть трёх таких Насть, я прекрасно понимал. Фыркнет и скажет: «Под твою ответственность». А какая с Настёной может быть ответственность? Я на скалы полезу, а она купаться пойдёт, утонет ещё… Если только её повсюду с собой таскать. Но какой это отдых – с младшей сестрой под боком!
- Я буду хорошо себя вести! – воскликнула вдруг Настя, вызвав у мамы ироничную улыбку, а у меня скептическое фырканье. Надулась и продолжила: - Честно-честно!
- Пальцы где? – спросил я.
- В смысле? – не поняла сестра. – Какие пальцы?
- Те самые, которые под столом скрестить можно.
Судя по красноте девичьих щёк и бегающим глазкам – коварный план был разгадан верно.
- Посмотрим, в общем, на твоё поведение в течение двух недель. Если будешь образцово-показательной девочкой, возьму тебя с собой. А если нет…
Настя так обрадовалась, что я сразу понял – дело труба.
И ведь не ошибся.
Две недели сеструля вела себя тише воды, ниже травы и святее иконы – не к чему придраться совершенно. Гуляла по расписанию, нигде не задерживаясь, не намалёвывала под глазами макияж в стиле «смоки айз» - я, правда, называл эту ерунду «два фонарика», - одевалась прилично, разговаривала вежливо, мыла посуду и убиралась в квартире. У мамы, когда она смотрела на Настёну, даже умильные слёзы в глазах стояли. И не только слёзы – я прямо видел, как она пытается придумать, чем бы в дальнейшем так заинтересовать нашего подростка, когда эпопея с лагерем кончится.
И за пару дней до моего отъезда Настя вечером заявилась в мою комнату с воинственным видом. И, встав у двери по стойке смирно, заявила:
- Я начинаю собирать вещи!
Я слегка офигел.
Хотя нет – не слегка.
- С чего вдруг?
- Ты обещал! – продолжила сеструльен. Она явно готовилась к сопротивлению – даже кулаки сжала. – Обещал, что если я буду вести себя отлично, ты меня возьмёшь с собой. Вот!
- Обещать не значит жениться, - фыркнул я и обалдел вторично, когда мне категорично высказали:
- Жениться я и не прошу! И вообще это инцест!
Ого, какие Настёна слова знает.
- А в лагерь взять обязан! А иначе… - Сеструля запнулась, и я заговорщицким голосом подсказал ей:
- «Я буду жаловаться королю, я буду жаловаться на короля»?
Настя поджала губы и надула щёки. Никогда не думал, что это можно сделать одновременно, но у неё получилось.
- Я тоже хочу в лагерь! – сказала она жалобно. – Мне скучно летом в городе, в том году хоть Маринка оставалась, а сейчас все разъехались. Что мне тут делать, Ма-а-акс?
Ответ «снимать штаны и бегать» точно был не к месту, да и не люблю я свою пигалицу до слёз доводить.
- Да я как бы не так, чтобы сильно против, Настёна. Просто я же не совсем отдыхать еду, я там работаю, организовываю досуг и развлечения. Если ты будешь мне мешать…
- Не буду! – обещали мне с вытаращенными и честными до кристальности глазами.
- Да будешь, конечно. Давай так. До первого косяка. Если мне что-то не понравится – отправлю тебя назад в тот же день с конвоем до дома. Договорились?
- Да-а-а! – завопила Настя и так подпрыгнула, что мне показалось – она головой в потолок сейчас врежется. – Класс! Ура! Ура! Да-а-а!
- Не кричи ты так, - я поморщился – в ушах звенело. – Иди список составляй, что взять с собой хочешь, а я потом посмотрю. Не собирай ничего пока.
- Почему?
- Чтобы лишнего не тащить. Давай, дуй. А я Палычу буду звонить, договариваться насчёт тебя.
Сеструльен с грохотом ускакала, а я потянулся за мобилой – Палыча об этой лишней детали нужно было обязательно оповестить. Несмотря на то, что он не откажет, предупредить всё равно нужно.
С Палычем я познакомился в прошлом году, когда решил записаться на курсы по скалолазанию. Мировой мужик на самом деле. Лысый, здоровенный, с бородой, похожий на медведя – в общем, для рисования модель фактурная, я пару раз даже просил попозировать. А Палыч, глядя на портретик, предложил летом подработать «развлекатором» в лагере от известной в Городе творческой студии.
Получилось неплохо. Хотя развлекать творческих ребят дело хлопотное, и не всегда понятно, кто кого тут развлекает, но волну я поймал, ребята остались довольны, с некоторыми даже в сети переписывались, собираясь встретиться в этом году. Палыч вообще получил картбланш от студии и намерен к концу заезда гала-концерт с выступлениями и демонстрацией достижений устроить. Да и вообще там офигенно, природа в том месте потрясная, скалы, море, песочек беленький. Правда, на рисование вряд ли время найдется.
Настёна ещё малину немного зачервивит, но ничего. Если будет сильно бузить, закопаю её в песок по шею. А если совсем сильно – отправлю домой. Хотя сеструльен, если ей там понравится, и сама будет стараться не косячить.
- Палыч, привет, это Макс. У меня тут балласт нарисовался… Короче говоря, можно ли мне взять с собой сеструлю?
- Да хоть трёх сеструль, - фыркнул наш начальник. – Главное – следить за ними сам будешь. Сколько лет-то? И как звать? Жить с тобой будет, имей в виду.
- Настёна, тьфу, Анастасия. Двенадцать лет.
- Ага. Ну, так ей подружка будет, так что не соскучатся. Четырнадцать лет. Говорят, пай-детка. У тебя тоже пай или не совсем?
- Пай-пай. Иногда настолько пай, что полный заипай.
- Гыг, - заржал Палыч. – Ну я так и понял. Бери, в общем, свою сеструлю. Панамку только не забудь.
- О да, - я фыркнул. – Не забуду.
Забавно, но почему-то именно панамки поголовно забывали дома примерно треть прошлогодних участников нашего лагеря. Как сказал тогда Палыч: «Художники – вы же все без головы. Зачем отсутствующей голове панамка?»
Я положил трубку и пошёл на кухню – радовать маму, что скоро я заберу нашу заипай-девочку с собой, и две недели она будет жить в тишине и покое. В смысле мама будет жить.
А мне тишина и покой будут только сниться, это уж точно.
- И кто бы мне объяснил, как я на это подписалась? – пробормотала я в ночи, стаскивая футболку через голову. Джинсы уже валялись на камне неподалеку. У ног ласково шуршало галькой южное море, сияя тусклым синим цветом по кромке прибоя.
Подумать только! Она даже родителей убедила!
- У меня не сестра, а маленький монстр-манипулятор! И это в четырнадцать, что же из неё вырастет?..
- Я в этом мире не один…
Мужской голос раздался так неожиданно, что я подпрыгнула. Правда, голос был приятный и молодой. Я заинтригованно вгляделась в темноту за прибрежными валунами, приготовившись в любой момент бежать. Вот говорила мне мама не гулять по ночам одной. Но кто же удержится, когда море зовет, а Мелкозавр, утомленный фантазиями о будущем планшете, крепко спит.
- Ты кто? Покажись! – я на всякий случай подхватила камушек побольше.
- Не бей меня. Я без злого умысла, задремал тут прост, - он не вышел из-за камня, он с него спрыгнул.
Парень, высокий, крепкий, насколько видно в темноте. Одет в джинсы и жилетку. А волосы длинные, светлые, так и сыпанули волной, закрывая лицо.
Вот везет же кому-то выглядеть мужественно с длинными волосами. Я невольно потрогала свои, тоже длинные. Пока ещё.
- Ты бродяга, что ли? – уточнила я, пытаясь представить, с чего бы кому-то дремать на камнях.
- Да нет. Я тут от сестры прячусь. Замучила, пакость мелкая, - так жалобно сказал парень, что я не выдержала, расфыркалась.
- О, да-а. Сестры зло, - мы рассмеялись, словно стали ближе, объединенные одной головной болью. Он рассказал, как его Настенька ходила соблазнять его друзей, надев мамину мини-юбку и – о боже, спасибо, что Мелкозавр пока до этого не додумался! – засунув в лифчик кучу носков, дабы выглядеть… э-э-э… посолидней. Я же пожаловалась на ежеутренние Мелискины шаржи. Он поведал, как сестра прикинулась паинькой, чтобы приехать в лагерь, а я смутилась. Рассказывать, на что меня подбил мой Мелкозавр, было неловко. Так что я резко вспомнила, что пришла сюда не болтать с симпатичными парнями в темноте, а ловить момент и купаться.
- Я в воду! Ты со мной? – конечно, звать парня купаться несколько не безопасно, но он вроде нормальный, а я хорошо и быстро плаваю.
Но он отказался.
- Не буду, - сказал, - и тебе не советую. Холодно.
- Да ладно, водичка – парное молоко! - я уже забежала в море по колено и восхищенно вскрикнула: - Обалдеть! Какая красота!
Вода светилась от прикосновений. Сияли и поднятые мной брызги, и ноги при движении, и ладони, погруженные в воду.
- Да, шикарно смотришься, - похвалил парень.
Я смущенно глянула на себя – вода стекала по мне сияющими струйками. Интересно, как это выглядит со стороны? Ему я нравлюсь, или только вода?
- Это не вредно? – отгоняя эту мысль, спросила я. - Ты поэтому не хочешь купаться?
- Омайнгот, я убью эту муху!
Муха расхохоталась и отжужжала чуть подальше от меня.
- Жы-жы-жжы-эня! Вставай!
- Отстань, кошмарное чудовище! – Ненавижу рано вставать, особенно когда почти до утра сидела над сценарием.
- Ж-женя, вставай, а то я тебя нарисую!
Угроза была весомой, и я даже дернула задней лапой, отчего одеяло с неё сползло, обнажив пятку. На слипшиеся глаза это, увы, никак не подействовало.
- Ах так? Ну, держ-жись! - расслышала я ещё жужжание сестрицы, уплывая в тревожный сон.
- Ж-жыж-жженя!
Ну вот, дубль два.
- Жженя, вставай! Я тебя нарисовала!
- Килин ми быстро, пожалуйста, - пробормотала я, приоткрывая один глаз
Надо мной нависал мой портрет. М-да.
На нём была дохлая белка, удавленная собственным одеялом, из которого живописно, то тут, то там, торчали лапки-глазки-ушки-хвост.
- Скаж-ж-жи копия? – прожужжала Мелисса.
Звук «ж» был первым, который произнесла моя сестричка в далеком детстве, а имя «Ж-женя» оказалось первым произнесенным словом. С тех пор Мели, кажется, почти не выучила новых слов и звуков, а каждое мое утро начиналось с жужжания этой мухи. И половина их – с моего чудовищного портрета.
Самое печальное и смешное – портрет был, несомненно, мой.
Лет с пяти этот Мелкозавр насобачился передавать мои черты в любом рисунке. Будь то мертвая белка, злобный медведь или упоротый ёжик. Нет, в виде человека она меня тоже рисовала, особенно с тех пор, как подросла, но темный властелин или принцесса мертвых с моим лицом выглядели странно.
До тех пор, пока я не научилась наносить себе художественный грим. После этого мы с Мели соревновались, смогу ли я исполнить из себя то, что она изобразила на бумаге.
¬- Белку исполнять не буду! – заявила я, поднимаясь, но всё ещё не открывая второй глаз.
- Да ладно, все равно тебе слабо, - хихикнула эта зараза.
- Мелкозавр! – рявкнула я.
- Я не мелкая! – тут же возмутилось это существо.
- Не доводи меня! Вот откажусь ехать с тобой в лагерь! И так туда не хочу.
- Ну-у не-ет, ну Жжжень. Меня же без тебя не пустят.
- Правильно. Потому что ты Мелкозавр.
Мелисса насупилась, склонив голову – светлые кудряшки тут же посыпались ей на лицо, и она принялась их сдувать, пыхтя ёжиком.
Я хмыкнула. У ребёнка дилемма. Признать, что она мелкая – или остаться без лагеря от студии «Арт-совершенство», которым она бредила с прошлой осени. Ведь там обещали такой отпадный курс по рисованию комиксов!
Как по мне – Мелисса и без всяких курсов отпадно их рисует, но кто же ей об этом скажет? Точно не я. Зазнается ещё, нос задерет, потолок цеплять будет.
- Ладно. Я Мелкозавр, - скрипя зубами, признала сестра.
¬- С ума сойти! Вот это сила искусства!
- Так, всё! Поговорим о тебе! – Иногда она меня просто с ума сводит, прыгая из состояния «ребенок с погремушкой» в «юная леди шуток не любит». Вот спрашивается – и кто тут ещё будущая актриса? – Ты чем будешь в лагере заниматься?
Я прищурилась. Второй глаз наконец-то открылся. Чуть-чуть.
- Какой странный вопрос. Тебе-то какая разница?
- Ха!
Точно что-то задумала. Что-то хочет выпросить.
- По мальчикам тебе ещё рано! – отрезала я, зная, что на последние подарочные деньги мой Мелкозавр в кои-то веки купил не супермаркеры для скетчинга, а косметику.
Сестра снова хакнула, но мелькнувшее в синих глазах разочарование не укрылось от меня.
- И вообще, можно подумать, ты за мной уследишь. Засядешь за свой сценарий, и пусть весь мир подождет.
Хм. Как странно. Именно этим я и собиралась заниматься все две недели. А ведь и правда, вряд ли я бы особо следила за Мелкой. Что-то тут нечисто.
- Но у меня есть идея получше!
Я наигранно лениво потянулась и зевнула. Потерла глаза – да, действительно пора вставать.
А открыв их, уставилась на очередной портрет.
На нем снова была я. Точнее – был. Был мальчишка. Явно сорванец. С хитрым прищуром синих глаз, серьгой в одном ухе и встрепанной зеленой шевелюрой.
Прода от 16.11.2019, 12:30
***
Подростковый возраст – тяжёлое бремя, причём не столько для самого подростка, сколько для всех остальных. У мамы на нервной почве по этому поводу даже волосы седеть начали.
- Когда ты достиг подросткового возраста, всё прошло как-то спокойно, - вздыхала она. – Ну, если не считать увлечённости татуировками, конечно.
- Всё познаётся в сравнении, - подмигнул я маме, закатывая рукава. Да, татухи – моя любовь. Но должны же у меня быть хоть какие-то недостатки?
В общем, моя младшая сеструля Настёна по сравнению со мной… Или я по сравнению с ней… Короче говоря, она просто бесёнок. С младенчества. То проблемы с желудком, то зубы режутся, то диатез, то понос, то просто ор без повода. Я уже как-то привык. Но когда Настёне стукнуло двенадцать, мы с мамой поняли, что раньше только нюхали цветочки. И понеслось…
Последний год был по-настоящему адским. Прогуливание школы, постоянные капризы и канючки, но самое главное – крышесносные влюблённости в мальчиков, не давали покоя нам с мамой. Всё, чем я занимался вместо того, чтобы нормально учиться на третьем курсе своего худвуза – следил за тем, как бы младшая сестрёнка что-нибудь не учудила. На прошлой неделе вот, обрадовавшись хорошей погоде, Настёна пошла гулять в мини-юбке, обычной майке а-ля «алкоголичка» и размалевавшись маминой косметикой. Повезло, что я раньше вернулся из института и успел поймать её в дверях.
- С этим надо что-то делать, Максим, - сказала вечером мама, глядя на надутую Настю, ковыряющую вилкой котлету. – Ты же через две недели в лагерь уезжаешь, как я тут с ней одна?
- А отправьте меня тоже в лагерь! – подпрыгнула на табуретке сеструля, и я заметил, как у мамы нервно дёрнулся глаз.
- Какой тебе лагерь, кто там за тобой будет смотре…
- С Максимом в лагерь! – продолжила Настёна воодушевлённо, и теперь нервно дёрнулся глаз уже у меня. – Он и будет смотреть.
- Мне не нравится эта идея, - возразил я, втыкая вилку в котлету так, что из неё во все стороны брызнул сок, в том числе попав мне в тот самый дёргающийся глаз. – Это же лагерь для творческих личностей, а она рисует разве что себе лицо, и то страшно. И поет – так же.
- Это как раз хорошо, - пожала плечами мама. – Пусть лучше общается с более творческими людьми, может, хоть поумнеет немного.
Настёна упрямо сдвинула брови – умнеть она точно не собиралась.
- Она всю жизнь общается со мной, и до сих пор не поумнела.
- Ну, это не то.
Женская логика.
- В общем, ты подумай, Макс. Спроси у Палыча. Разрешит он Настю с собой взять или не разрешит, он же главный…
То, что Палыч разрешит мне взять с собой хоть трёх таких Насть, я прекрасно понимал. Фыркнет и скажет: «Под твою ответственность». А какая с Настёной может быть ответственность? Я на скалы полезу, а она купаться пойдёт, утонет ещё… Если только её повсюду с собой таскать. Но какой это отдых – с младшей сестрой под боком!
- Я буду хорошо себя вести! – воскликнула вдруг Настя, вызвав у мамы ироничную улыбку, а у меня скептическое фырканье. Надулась и продолжила: - Честно-честно!
- Пальцы где? – спросил я.
- В смысле? – не поняла сестра. – Какие пальцы?
- Те самые, которые под столом скрестить можно.
Судя по красноте девичьих щёк и бегающим глазкам – коварный план был разгадан верно.
- Посмотрим, в общем, на твоё поведение в течение двух недель. Если будешь образцово-показательной девочкой, возьму тебя с собой. А если нет…
Настя так обрадовалась, что я сразу понял – дело труба.
И ведь не ошибся.
Прода от 18.11.2019, 15:52
Две недели сеструля вела себя тише воды, ниже травы и святее иконы – не к чему придраться совершенно. Гуляла по расписанию, нигде не задерживаясь, не намалёвывала под глазами макияж в стиле «смоки айз» - я, правда, называл эту ерунду «два фонарика», - одевалась прилично, разговаривала вежливо, мыла посуду и убиралась в квартире. У мамы, когда она смотрела на Настёну, даже умильные слёзы в глазах стояли. И не только слёзы – я прямо видел, как она пытается придумать, чем бы в дальнейшем так заинтересовать нашего подростка, когда эпопея с лагерем кончится.
И за пару дней до моего отъезда Настя вечером заявилась в мою комнату с воинственным видом. И, встав у двери по стойке смирно, заявила:
- Я начинаю собирать вещи!
Я слегка офигел.
Хотя нет – не слегка.
- С чего вдруг?
- Ты обещал! – продолжила сеструльен. Она явно готовилась к сопротивлению – даже кулаки сжала. – Обещал, что если я буду вести себя отлично, ты меня возьмёшь с собой. Вот!
- Обещать не значит жениться, - фыркнул я и обалдел вторично, когда мне категорично высказали:
- Жениться я и не прошу! И вообще это инцест!
Ого, какие Настёна слова знает.
- А в лагерь взять обязан! А иначе… - Сеструля запнулась, и я заговорщицким голосом подсказал ей:
- «Я буду жаловаться королю, я буду жаловаться на короля»?
Настя поджала губы и надула щёки. Никогда не думал, что это можно сделать одновременно, но у неё получилось.
- Я тоже хочу в лагерь! – сказала она жалобно. – Мне скучно летом в городе, в том году хоть Маринка оставалась, а сейчас все разъехались. Что мне тут делать, Ма-а-акс?
Ответ «снимать штаны и бегать» точно был не к месту, да и не люблю я свою пигалицу до слёз доводить.
- Да я как бы не так, чтобы сильно против, Настёна. Просто я же не совсем отдыхать еду, я там работаю, организовываю досуг и развлечения. Если ты будешь мне мешать…
- Не буду! – обещали мне с вытаращенными и честными до кристальности глазами.
- Да будешь, конечно. Давай так. До первого косяка. Если мне что-то не понравится – отправлю тебя назад в тот же день с конвоем до дома. Договорились?
- Да-а-а! – завопила Настя и так подпрыгнула, что мне показалось – она головой в потолок сейчас врежется. – Класс! Ура! Ура! Да-а-а!
- Не кричи ты так, - я поморщился – в ушах звенело. – Иди список составляй, что взять с собой хочешь, а я потом посмотрю. Не собирай ничего пока.
- Почему?
- Чтобы лишнего не тащить. Давай, дуй. А я Палычу буду звонить, договариваться насчёт тебя.
Сеструльен с грохотом ускакала, а я потянулся за мобилой – Палыча об этой лишней детали нужно было обязательно оповестить. Несмотря на то, что он не откажет, предупредить всё равно нужно.
С Палычем я познакомился в прошлом году, когда решил записаться на курсы по скалолазанию. Мировой мужик на самом деле. Лысый, здоровенный, с бородой, похожий на медведя – в общем, для рисования модель фактурная, я пару раз даже просил попозировать. А Палыч, глядя на портретик, предложил летом подработать «развлекатором» в лагере от известной в Городе творческой студии.
Получилось неплохо. Хотя развлекать творческих ребят дело хлопотное, и не всегда понятно, кто кого тут развлекает, но волну я поймал, ребята остались довольны, с некоторыми даже в сети переписывались, собираясь встретиться в этом году. Палыч вообще получил картбланш от студии и намерен к концу заезда гала-концерт с выступлениями и демонстрацией достижений устроить. Да и вообще там офигенно, природа в том месте потрясная, скалы, море, песочек беленький. Правда, на рисование вряд ли время найдется.
Настёна ещё малину немного зачервивит, но ничего. Если будет сильно бузить, закопаю её в песок по шею. А если совсем сильно – отправлю домой. Хотя сеструльен, если ей там понравится, и сама будет стараться не косячить.
- Палыч, привет, это Макс. У меня тут балласт нарисовался… Короче говоря, можно ли мне взять с собой сеструлю?
- Да хоть трёх сеструль, - фыркнул наш начальник. – Главное – следить за ними сам будешь. Сколько лет-то? И как звать? Жить с тобой будет, имей в виду.
- Настёна, тьфу, Анастасия. Двенадцать лет.
- Ага. Ну, так ей подружка будет, так что не соскучатся. Четырнадцать лет. Говорят, пай-детка. У тебя тоже пай или не совсем?
- Пай-пай. Иногда настолько пай, что полный заипай.
- Гыг, - заржал Палыч. – Ну я так и понял. Бери, в общем, свою сеструлю. Панамку только не забудь.
- О да, - я фыркнул. – Не забуду.
Забавно, но почему-то именно панамки поголовно забывали дома примерно треть прошлогодних участников нашего лагеря. Как сказал тогда Палыч: «Художники – вы же все без головы. Зачем отсутствующей голове панамка?»
Я положил трубку и пошёл на кухню – радовать маму, что скоро я заберу нашу заипай-девочку с собой, и две недели она будет жить в тишине и покое. В смысле мама будет жить.
А мне тишина и покой будут только сниться, это уж точно.
Прода от 19.11.2019, 12:41
***
- И кто бы мне объяснил, как я на это подписалась? – пробормотала я в ночи, стаскивая футболку через голову. Джинсы уже валялись на камне неподалеку. У ног ласково шуршало галькой южное море, сияя тусклым синим цветом по кромке прибоя.
Подумать только! Она даже родителей убедила!
- У меня не сестра, а маленький монстр-манипулятор! И это в четырнадцать, что же из неё вырастет?..
- Я в этом мире не один…
Мужской голос раздался так неожиданно, что я подпрыгнула. Правда, голос был приятный и молодой. Я заинтригованно вгляделась в темноту за прибрежными валунами, приготовившись в любой момент бежать. Вот говорила мне мама не гулять по ночам одной. Но кто же удержится, когда море зовет, а Мелкозавр, утомленный фантазиями о будущем планшете, крепко спит.
- Ты кто? Покажись! – я на всякий случай подхватила камушек побольше.
- Не бей меня. Я без злого умысла, задремал тут прост, - он не вышел из-за камня, он с него спрыгнул.
Парень, высокий, крепкий, насколько видно в темноте. Одет в джинсы и жилетку. А волосы длинные, светлые, так и сыпанули волной, закрывая лицо.
Вот везет же кому-то выглядеть мужественно с длинными волосами. Я невольно потрогала свои, тоже длинные. Пока ещё.
- Ты бродяга, что ли? – уточнила я, пытаясь представить, с чего бы кому-то дремать на камнях.
- Да нет. Я тут от сестры прячусь. Замучила, пакость мелкая, - так жалобно сказал парень, что я не выдержала, расфыркалась.
- О, да-а. Сестры зло, - мы рассмеялись, словно стали ближе, объединенные одной головной болью. Он рассказал, как его Настенька ходила соблазнять его друзей, надев мамину мини-юбку и – о боже, спасибо, что Мелкозавр пока до этого не додумался! – засунув в лифчик кучу носков, дабы выглядеть… э-э-э… посолидней. Я же пожаловалась на ежеутренние Мелискины шаржи. Он поведал, как сестра прикинулась паинькой, чтобы приехать в лагерь, а я смутилась. Рассказывать, на что меня подбил мой Мелкозавр, было неловко. Так что я резко вспомнила, что пришла сюда не болтать с симпатичными парнями в темноте, а ловить момент и купаться.
- Я в воду! Ты со мной? – конечно, звать парня купаться несколько не безопасно, но он вроде нормальный, а я хорошо и быстро плаваю.
Но он отказался.
- Не буду, - сказал, - и тебе не советую. Холодно.
- Да ладно, водичка – парное молоко! - я уже забежала в море по колено и восхищенно вскрикнула: - Обалдеть! Какая красота!
Вода светилась от прикосновений. Сияли и поднятые мной брызги, и ноги при движении, и ладони, погруженные в воду.
Прода от 20.11.2019, 14:32
- Да, шикарно смотришься, - похвалил парень.
Я смущенно глянула на себя – вода стекала по мне сияющими струйками. Интересно, как это выглядит со стороны? Ему я нравлюсь, или только вода?
- Это не вредно? – отгоняя эту мысль, спросила я. - Ты поэтому не хочешь купаться?