Пятнадцать тётушек, восемь дядюшек, не считая несметного количества гросфатер, гросмуттер и подрастающей мелочи, которую, всё равно, никто не слушал, почти пять часов подряд пили кофе и чай, ели печенье, пирожные и блины, и орали. Они предлагали свои варианты решения, не подозревая, что всё уже сделано за них. Ни к чему оказались многоумные советы педагогически умудрённых тётушек, о том, что необходимо проказницу Гретхен, на некоторое время изолировать, а потом отправить в Москву учиться... Всё оказалось ни к чему. Пока родственники спорили, решая её судьбу, Гретхен собрала вещи, открыла окошко, и удрала. Когда она, с чемоданчиком в руке, шла мимо дома Генриха, он высунулся в форточку, и они коротко переговорили. После этого она осталась ждать за углом, а Генрих прошёл в комнату родителей, из отцовской шкатулки вынул двести рублей (почти все лежавшие там деньги) и отдал их Гретхен.
-Поехали с нами. - Сказала Гретхен.
-Не могу. - отвечал Генрих. - Мне ещё с батькой потолковать надо. Они по-родственному расцеловались, и Гретхен ушла. Через три часа самолёт вёз её вместе с Кириллом на запад, в славный город Гурьев. Генриху же, пришлось толковать с отцом довольно долго, правда, беседа несколько смахивала на монолог, особенно во второй её части:
-Где Гретхен? - спросил отец.
-Уехала с Кириллом. - ответил Генрих.
-А куда делись деньги?
-Я отдал их Гретке, на первое время.
Не выдержало ретивое у отца. Схватив сынулю за чуприну, он принялся интенсивно её теребить, громко напоминая, кто есть он, а кто есть этот поганец, и во что в моральном и материальном смысле, стоило им, несчастным родителям, взращивание сего неблагодарного ублюдка, чтоб он сдох. Генрих, как в таких случаях положено пищал, обливался слезами, но прощения не просил, чем ещё больше расстроил родителя. А назавтра, постригшись наголо в привокзальной парикмахерской, Генрих уехал из родного городка в Караганду. В Караганде он поступил в ПТУ, а поселился у тётки. В Караганде же он получил паспорт, в котором он значился уже не Генрихом Оттовичем, но Геннадием Оттовичем. Кроме имени он сменил и национальность, одним росчерком пера превратившись из немца в русского. Сразу следует сказать, что это был глубоко осознанный, патриотический шаг. Но реакция в родном городе была точно такой, какую он предвидел:
-Эльза! - закричал отец, прочитав письмо от новоиспечённого Гены.
-Что ты так кричишь, Отто, тебе нельзя так волноваться! - отвечала жена, прибежав с кухни.
-Этот проклятый щенок предал всех нас! - ревел отец - Твой сын теперь не немец, он стал русским! Эта сволочь даже имя изменил! Он теперь Гена!
-Не волнуйся Отто, тебе станет плохо! - суетилась Эльза - Попей водички, Отто.
-Иди ты на ... со своей водичкой! - злобно орал Отто - Твой сын живет теперь у этой подлюги Ирмы, и, как она, отрёкся от нас!
-Но Ирма ТВОЯ кузина, - заметила Эльза, искусно отмодулировав слово "твоя" - а Генрих наш общий сын!
Дальше пошёл у них совершенно неактуальный для нас разговор на языке, который русофобы приписывают исключительно русским, а русофилы - исключительно татарам, но на котором объясняется (а что ещё важнее, прекрасно понимает друг друга) всё население Советского Союза, а кроме них ещё и Восточная Европа, Монголия, Германия и Китай. Говорят, этот язык понимает ещё и Израиль с Японией, но... не бывал, не знаю.
Милые бранятся - только тешатся. Памятуя это, да ещё и то, что в семейные ссоры встревать, по меньшей мере, неумно, оставим голубков ворковать, и расскажем о той, кого так неласково поминал слегка рассвирепевший Отто-Дитрих, а именно, о Ирме, у которой и поселился бывший Генрих, будущий Чимбляу. А история её столь же коротка, сколь и непонятна для подавляющего большинства населения нашей страны. Всё было примерно так: студентка юридического факультета Карагандинского Университета Ирма Адольфовна Пфайль познакомилась со студентом из параллельного курса Бериком Эдильбаевичем Кожониязовым. Долго ли, коротко ли, а стали они жить вместе, и весть об этом моментально достигла ушей родни. Ох, и возмутилась же и казахская, и немецкая родня! Обе ветви посчитали брак неравным. И если понять казахов хоть как-то можно, всё-таки Берик приходился хоть дальним и непрямым но потомком великого казахского просветителя Чокана Валиханова, который, как известно, был ни много, ни мало, а чингизидом, то есть потомком самого Чингиз-хана, и стало быть, по нашим меркам дворянин, и никак не мельче князя, то я немцев понять совершенно не в состоянии. Предки Ирмы переселились в Россию во времена Екатерины II, или чуть пораньше, и была это, как известно, голытьба без роду и племени, вроде той накипи, что всеми правдами и неправдами утекает сейчас за рубежи нашего Отечества. Но, в отличие от наших соотечественников, что, попадая за кордон, становятся людьми второго сорта, немцы, приезжавшие в Россию в восемнадцатом веке, чувствовали себя особями суперлюкс, а на аборигенов смотрели свысока, чему радостно способствовала наша отечественная интеллигенция. Перечитайте хотя ты сочинения безумца Чаадаева, или умника Гончарова. С тех пор и пошло... Во время войны, за поддержку гитлеровцев отселили немцев из всех мест, где они жили в Казахстан. Сурово, что и говорить, к тому же, отнюдь не все немцы поддерживали фашистов, наоборот - многие были вполне лояльны по отношению к Советскому Союзу... но у каждого времени свои законы - не будем судить о тех грозных годах с позиции нынешнего гуманизма. Но, впрочем, это так, к слову, просто чтобы пояснить, почему родня зарычала на молодых. А молодые... Ну что им родня? Весело и счастливо зажили они в маленькой комнатке общежития, занятые исключительно друг другом. Были у них, конечно, и друзья, и даже целые толпы - счастье, как известно, притягивает. Так и летала Ирма с лекций и семинаров домой, быстренько готовила нехитрую еду, и садилась дожидаться своего ненаглядного Беричку. А тот, после лекций мчался на станцию, за час-другой, с друзьями-студентами, разгружал вагон, и летел домой, к своей Ирушечке. Ирма кормила его с рук, и они ворковали. О чём? О чём шепчет июньский ветерок в сирени? О чём щебечет парочка ласточек под застрехой? Ах, не спрашивайте и не прислушивайтесь. Всё равно не поймете. Все влюблённые этой земли косноязычны, слепы и беспамятны, да к тому же, и великие философы. Иначе как из несвязного шепота можно извлечь массу приятных для себя смыслов?
А годы меж тем летели. Берику, когда родился первый их сын, пришлось бросить университет и пойти работать на шахту. Там он быстро выдвинулся и, заочно отучившись, стал маркшейдером - одна из важнейших должностей на любой шахте. Всего своими руками добивался Берик Эдильбаевич - успеха на работе, уважения окружающих, благополучия в семье. Выросли два сына - старший, Арман, высокий, русоволосый, очень похожий на мать, а младший, черноволосый, коренастый, был копией отца. Когда пришла пора выбирать путь в жизни, парни выбрали офицерскую стезю. Старший, окончив Львовское военно-политическое училище, уже год служил на Курилах. Младший сын учился в Ленинграде, в военно-морском училище, на последнем курсе и мечтал о Петропавловске-Камчатском. Отношения с высокородной родней Берик и Ирма уладили, а как же иначе - человек без родни - полчеловека, но нет-нет, и поминалась им история их брака. Но, как мы помним, Берик и Ирма относились к мнению посторонних вполне наплевательски.
Вот у этих, людей и поселился наш Генрих, ставший уже Геной. Тётка с дядькой отнеслись к нему с искренним радушием, и приняли в его судьбе самое горячее участие. Берик Эдильбаевич долго смеялся, выслушав его историю.
-Так говоришь, они целовались, а ты ириски лопал? - переспрашивал он.
-Ну не помогать же им, сами всё умеют.
-А как ты сторожей проворонил? - веселился Берик Эдильбаевич.
-Увлёкся. Фильм очень интересный.
-Ну, ты даёшь... А деньги, зачем спёр, сколько их там было, кстати?
-Двести рублей. Ну, понимаете... У Гретки денег отродясь не было, она ж лопух, а у Кирилла было всего рублей семьдесят, ну я и...- оправдывался Гена.
-Ладно, сведу я тебя с парнями, заработаешь с ними, отошлёшь отцу.
-С кем это, Беричка? - спросила тётка.
-Ты знаешь их, Ирушечка, один Юра, Петра Савельевича сын, и его друг, Дрюня.
-Дрюню я как-то смутно помню, а Юру знаю. Да-да, они же были у нас несколько раз, конечно помню. А чем они зарабатывают?
-Петро говорил, что они подделки под каслинское литьё делают. Они у Андреевой сестры сарайчик заняли, оборудовали всё. Я бывал у них, смотрел, знаешь, неплохо у них получается.
-Я-то им как пригожусь? - удивился Гена.
-Завтра зайдём, поговорим, может возьмут, будешь первое время на подхвате, потом глядишь, и сам чему-нибудь научишься. - успокоил его Берик Эдильбаевич - у них даже постоянные клиенты есть, так что работник пригодится.
-Только ты, Беричка проследи, чтобы Гену не обижали - сказала Ирма Адольфовна, а у мужчин от обиды даже слов в ответ не нашлось, поэтому они просто переглянулись и фыркнули.
Так Гена стал работать в свободное время с Фесором и Дрюней, а, кроме того, он учился в ПТУ. После девятого класса школы его взяли сразу на второй курс, и теперь он грыз гранит науки быть электросварщиком. В путяге он подружился с Васой, а сам получил титул Чимбляу Бешенного. Как это произошло, неизвестно. Сам он ревностно и яростно хранил в тайне, а Васа помалкивал из дружеской лояльности. Так, вчетвером, они отливали сначала из свинца, а потом и из бронзы статуэтки и подсвечники, которые очень быстро сбывал Иван Михайлович, их знакомый, о котором уже упоминалось. У ребят завелись кой-какие деньги, и не миновать бы им беды, кабы не тётка Чимбляу. Ирма Адольфовна как-то незаметно стала задушевным другом всех четырёх друзей. Вот она-то незаметно и направляла интересы ребят, и так получалось, что почти все свои деньги тратили они не на развлечения, как того следовало ожидать от юных, необстрелянных и лишенных родительской опёки пацанов, а на вещи действительно нужные. В мастерской у них стоял большущий телевизор, отличный магнитофон, шикарный проигрыватель, и целые полки грампластинок и кассет к ним. И книги. Каждый месяц ребята делали новую полку, и заполняли её книгами. Ах, не улыбайся, читатель, привыкший к нынешнему книжному изобилию. Тогда, в восемьдесят пятом году, книги были мерилом богатства. Они были дороги, и было их мало, а желающих купить - много. Вот и мотались наши друзья по всему Казахстану, по посёлкам, аулам и сёлам - лишь бы было там хотя бы подобие книжного магазина. Берик Эдильбаевич и Ирма Адольфовна относились к этим поездкам весьма одобрительно, и даже подарили им подробнейшую карту Казахстана, и сами, с увлечением наносили маршруты их путешествий, а ребята, гордые вниманием, старались запомнить увиденное и рассказать всё как можно подробнее.
Вот, к этой-то тётушке и помчался Фесор. Он позвонил в дверь и стал ждать. Открыл Берик Эдильбаевич.
-Здрасьте, дядя Берик! А тётя Ирма дома?
-Здравствуй Юра, проходи. Ирмы дома нет, она вышла. Если хочешь, подожди, а можешь и мне рассказать, зачем пришел. Это не секрет?
-Не секрет. - отвечал Фесор, идя следом за хозяином на кухню. Берик Эдильбаевич уселся у окна, и продолжил потрошить пылесос, а Фесор принялся излагать свою версию отсутствия Чимбляу:
-У нас, дядя Берик, срочная работа, Иван Михайлович обещал хорошо заплатить. Чимбляу просил передать, что он несколько дней поживет в мастерской.
-Угу, - ответил Берик Эдильбаевич, осматривая двигатель пылесоса - пусть его, поработает. Про убийство на нашей улице слышал?
-Что-то слышал, но мельком. Никто ещё ничего толком не знает.
-Да-а-а. Подшипник гавкнул, тут повозишься. А Чимбляу руку сильно разодрал?
-Не очень. Кусок кожи, да пара царапин. Скоро уже заживёт как на соба... а что? - тут до Фесора дошло, что никто не может знать о царапинах Чимбляу, всё произошло нынешней ночью. Ледяной комок возник где-то среди кишок, и пополз вниз.
-Ничего. Скажи ему, что может не прятаться.
-От кого?
-От деда мово. Вон, на холодильнике его брелок с ключами лежит.
-Откуда? - ужаснулся Фесор.
-От верблюда. Дело мой однокурсник ведёт.
-И... и... и... что?
-И ничего. КарГУ хороших юристов готовит. А Антоныч ещё и первоклассный следователь, он сразу понял, что произошло. Да, что там Чимбляу рассказывает?
-Ну, что ночью шёл домой, услышал крики, увидел, как четверо чеченов хотят бабу изнасиловать. Он на них сзади напал, одного оглоушил, другого завалил, другие двое убежали.
-Он обоих убил. Ну да ладно, туда им и дорога. - буркнул Берик Эдильбаевич, продолжая работу, и надолго замолчал. Фесор вертелся как уж на сковородке:
-А следователь, тот, что заходил к вам, что? - Фесор не знал, плакать ему, смеяться, или брякнуться в обморок от ужаса.
-Зашел. По старой дружбе. Я Генкин брелок сразу и узнал. Сказал Антонычу, мы с ним ключи проверили - точно. Один ключ от моей квартиры, другой от вашей мастерской. - Берик Эдильбаевич снова надолго замолчал.
-Дядя Берик, а что дальше? - взмолился Фесор.
-Ну что дальше... Антоныч дело закроет.
-Почему???
-А потому, дурак ты эдакий, - рассвирепел Берик Эдильбаевич - что нельзя мужика сажать за то, что он поступает как мужчина.
-Понял. - прошептал Фесор - ну я пойду.
-Давай. - кивнул хозяин дома. - Да, - окликнул он Фесора у порога - передай Чимбляу, чтобы не вздумал переться с повинной в милицию, а то там его побьют и выгонят.
-Хорошо. - только и ответил Фесор.
Прошло несколько дней. Про убийство забыли уже все, или почти все. Гораздо более важные события заслонили его: продолжение антиалкогольной кампании. Люди оживлённо обсуждали смысл и возможные последствия очередного кремлёвского сумасшествия, и с высокой колокольни было им начхать на смерть парочки мерзавцев. Реакция народная была, как и у Берика Эдильбаевича: "Туда им и дорога". Только один человек никак не мог успокоиться. Он страдал сам, и скучными своими угрызениями совести отравлял жизнь другим. Сначала ребята сочувственно выслушивали излияния Чимбляу, но вскоре он начал их раздражать. Наконец, когда Чимбляу подходил к кому-то и начинал занудствовать: "Как же так, они же всё-таки люди...", его безжалостно обрывали:
-Они не люди, а подонки, а ты отлезь...
-Да, но душа... совесть... - ныл Чимбляу.
-Со своей душой иди в милицию, а можешь и в монастырь, может, поможет.
-Вы все такие нечуткие... - капризничал Чимбляу.
-Уйди, а то сейчас тебя убью - выходил из себя очередной объект излияний.
Наконец, под благовидным предлогом покупки подарка, Чимбляу с почётом выгнали побродить по магазинам. Сопровождать его, категорически отказались все, а общее мнение выразил Васа:
-Та на кой бис мене твои душевные раны? Поблукай сам, може мозги и просветлиют!
Чимбляу смертельно обиделся, пообещал до конца жизни не простить, взял деньги и ушел. В блаженной тишине Фесор, Васа и Дрюня уселись пить чай.
Бродил Чимбляу по городу больше двух часов, между делом искал подарок, а в основном, удивлялся равнодушию к своей персоне мимо проходящих милиционеров.
-Поехали с нами. - Сказала Гретхен.
-Не могу. - отвечал Генрих. - Мне ещё с батькой потолковать надо. Они по-родственному расцеловались, и Гретхен ушла. Через три часа самолёт вёз её вместе с Кириллом на запад, в славный город Гурьев. Генриху же, пришлось толковать с отцом довольно долго, правда, беседа несколько смахивала на монолог, особенно во второй её части:
-Где Гретхен? - спросил отец.
-Уехала с Кириллом. - ответил Генрих.
-А куда делись деньги?
-Я отдал их Гретке, на первое время.
Не выдержало ретивое у отца. Схватив сынулю за чуприну, он принялся интенсивно её теребить, громко напоминая, кто есть он, а кто есть этот поганец, и во что в моральном и материальном смысле, стоило им, несчастным родителям, взращивание сего неблагодарного ублюдка, чтоб он сдох. Генрих, как в таких случаях положено пищал, обливался слезами, но прощения не просил, чем ещё больше расстроил родителя. А назавтра, постригшись наголо в привокзальной парикмахерской, Генрих уехал из родного городка в Караганду. В Караганде он поступил в ПТУ, а поселился у тётки. В Караганде же он получил паспорт, в котором он значился уже не Генрихом Оттовичем, но Геннадием Оттовичем. Кроме имени он сменил и национальность, одним росчерком пера превратившись из немца в русского. Сразу следует сказать, что это был глубоко осознанный, патриотический шаг. Но реакция в родном городе была точно такой, какую он предвидел:
-Эльза! - закричал отец, прочитав письмо от новоиспечённого Гены.
-Что ты так кричишь, Отто, тебе нельзя так волноваться! - отвечала жена, прибежав с кухни.
-Этот проклятый щенок предал всех нас! - ревел отец - Твой сын теперь не немец, он стал русским! Эта сволочь даже имя изменил! Он теперь Гена!
-Не волнуйся Отто, тебе станет плохо! - суетилась Эльза - Попей водички, Отто.
-Иди ты на ... со своей водичкой! - злобно орал Отто - Твой сын живет теперь у этой подлюги Ирмы, и, как она, отрёкся от нас!
-Но Ирма ТВОЯ кузина, - заметила Эльза, искусно отмодулировав слово "твоя" - а Генрих наш общий сын!
Дальше пошёл у них совершенно неактуальный для нас разговор на языке, который русофобы приписывают исключительно русским, а русофилы - исключительно татарам, но на котором объясняется (а что ещё важнее, прекрасно понимает друг друга) всё население Советского Союза, а кроме них ещё и Восточная Европа, Монголия, Германия и Китай. Говорят, этот язык понимает ещё и Израиль с Японией, но... не бывал, не знаю.
Милые бранятся - только тешатся. Памятуя это, да ещё и то, что в семейные ссоры встревать, по меньшей мере, неумно, оставим голубков ворковать, и расскажем о той, кого так неласково поминал слегка рассвирепевший Отто-Дитрих, а именно, о Ирме, у которой и поселился бывший Генрих, будущий Чимбляу. А история её столь же коротка, сколь и непонятна для подавляющего большинства населения нашей страны. Всё было примерно так: студентка юридического факультета Карагандинского Университета Ирма Адольфовна Пфайль познакомилась со студентом из параллельного курса Бериком Эдильбаевичем Кожониязовым. Долго ли, коротко ли, а стали они жить вместе, и весть об этом моментально достигла ушей родни. Ох, и возмутилась же и казахская, и немецкая родня! Обе ветви посчитали брак неравным. И если понять казахов хоть как-то можно, всё-таки Берик приходился хоть дальним и непрямым но потомком великого казахского просветителя Чокана Валиханова, который, как известно, был ни много, ни мало, а чингизидом, то есть потомком самого Чингиз-хана, и стало быть, по нашим меркам дворянин, и никак не мельче князя, то я немцев понять совершенно не в состоянии. Предки Ирмы переселились в Россию во времена Екатерины II, или чуть пораньше, и была это, как известно, голытьба без роду и племени, вроде той накипи, что всеми правдами и неправдами утекает сейчас за рубежи нашего Отечества. Но, в отличие от наших соотечественников, что, попадая за кордон, становятся людьми второго сорта, немцы, приезжавшие в Россию в восемнадцатом веке, чувствовали себя особями суперлюкс, а на аборигенов смотрели свысока, чему радостно способствовала наша отечественная интеллигенция. Перечитайте хотя ты сочинения безумца Чаадаева, или умника Гончарова. С тех пор и пошло... Во время войны, за поддержку гитлеровцев отселили немцев из всех мест, где они жили в Казахстан. Сурово, что и говорить, к тому же, отнюдь не все немцы поддерживали фашистов, наоборот - многие были вполне лояльны по отношению к Советскому Союзу... но у каждого времени свои законы - не будем судить о тех грозных годах с позиции нынешнего гуманизма. Но, впрочем, это так, к слову, просто чтобы пояснить, почему родня зарычала на молодых. А молодые... Ну что им родня? Весело и счастливо зажили они в маленькой комнатке общежития, занятые исключительно друг другом. Были у них, конечно, и друзья, и даже целые толпы - счастье, как известно, притягивает. Так и летала Ирма с лекций и семинаров домой, быстренько готовила нехитрую еду, и садилась дожидаться своего ненаглядного Беричку. А тот, после лекций мчался на станцию, за час-другой, с друзьями-студентами, разгружал вагон, и летел домой, к своей Ирушечке. Ирма кормила его с рук, и они ворковали. О чём? О чём шепчет июньский ветерок в сирени? О чём щебечет парочка ласточек под застрехой? Ах, не спрашивайте и не прислушивайтесь. Всё равно не поймете. Все влюблённые этой земли косноязычны, слепы и беспамятны, да к тому же, и великие философы. Иначе как из несвязного шепота можно извлечь массу приятных для себя смыслов?
А годы меж тем летели. Берику, когда родился первый их сын, пришлось бросить университет и пойти работать на шахту. Там он быстро выдвинулся и, заочно отучившись, стал маркшейдером - одна из важнейших должностей на любой шахте. Всего своими руками добивался Берик Эдильбаевич - успеха на работе, уважения окружающих, благополучия в семье. Выросли два сына - старший, Арман, высокий, русоволосый, очень похожий на мать, а младший, черноволосый, коренастый, был копией отца. Когда пришла пора выбирать путь в жизни, парни выбрали офицерскую стезю. Старший, окончив Львовское военно-политическое училище, уже год служил на Курилах. Младший сын учился в Ленинграде, в военно-морском училище, на последнем курсе и мечтал о Петропавловске-Камчатском. Отношения с высокородной родней Берик и Ирма уладили, а как же иначе - человек без родни - полчеловека, но нет-нет, и поминалась им история их брака. Но, как мы помним, Берик и Ирма относились к мнению посторонних вполне наплевательски.
Вот у этих, людей и поселился наш Генрих, ставший уже Геной. Тётка с дядькой отнеслись к нему с искренним радушием, и приняли в его судьбе самое горячее участие. Берик Эдильбаевич долго смеялся, выслушав его историю.
-Так говоришь, они целовались, а ты ириски лопал? - переспрашивал он.
-Ну не помогать же им, сами всё умеют.
-А как ты сторожей проворонил? - веселился Берик Эдильбаевич.
-Увлёкся. Фильм очень интересный.
-Ну, ты даёшь... А деньги, зачем спёр, сколько их там было, кстати?
-Двести рублей. Ну, понимаете... У Гретки денег отродясь не было, она ж лопух, а у Кирилла было всего рублей семьдесят, ну я и...- оправдывался Гена.
-Ладно, сведу я тебя с парнями, заработаешь с ними, отошлёшь отцу.
-С кем это, Беричка? - спросила тётка.
-Ты знаешь их, Ирушечка, один Юра, Петра Савельевича сын, и его друг, Дрюня.
-Дрюню я как-то смутно помню, а Юру знаю. Да-да, они же были у нас несколько раз, конечно помню. А чем они зарабатывают?
-Петро говорил, что они подделки под каслинское литьё делают. Они у Андреевой сестры сарайчик заняли, оборудовали всё. Я бывал у них, смотрел, знаешь, неплохо у них получается.
-Я-то им как пригожусь? - удивился Гена.
-Завтра зайдём, поговорим, может возьмут, будешь первое время на подхвате, потом глядишь, и сам чему-нибудь научишься. - успокоил его Берик Эдильбаевич - у них даже постоянные клиенты есть, так что работник пригодится.
-Только ты, Беричка проследи, чтобы Гену не обижали - сказала Ирма Адольфовна, а у мужчин от обиды даже слов в ответ не нашлось, поэтому они просто переглянулись и фыркнули.
Так Гена стал работать в свободное время с Фесором и Дрюней, а, кроме того, он учился в ПТУ. После девятого класса школы его взяли сразу на второй курс, и теперь он грыз гранит науки быть электросварщиком. В путяге он подружился с Васой, а сам получил титул Чимбляу Бешенного. Как это произошло, неизвестно. Сам он ревностно и яростно хранил в тайне, а Васа помалкивал из дружеской лояльности. Так, вчетвером, они отливали сначала из свинца, а потом и из бронзы статуэтки и подсвечники, которые очень быстро сбывал Иван Михайлович, их знакомый, о котором уже упоминалось. У ребят завелись кой-какие деньги, и не миновать бы им беды, кабы не тётка Чимбляу. Ирма Адольфовна как-то незаметно стала задушевным другом всех четырёх друзей. Вот она-то незаметно и направляла интересы ребят, и так получалось, что почти все свои деньги тратили они не на развлечения, как того следовало ожидать от юных, необстрелянных и лишенных родительской опёки пацанов, а на вещи действительно нужные. В мастерской у них стоял большущий телевизор, отличный магнитофон, шикарный проигрыватель, и целые полки грампластинок и кассет к ним. И книги. Каждый месяц ребята делали новую полку, и заполняли её книгами. Ах, не улыбайся, читатель, привыкший к нынешнему книжному изобилию. Тогда, в восемьдесят пятом году, книги были мерилом богатства. Они были дороги, и было их мало, а желающих купить - много. Вот и мотались наши друзья по всему Казахстану, по посёлкам, аулам и сёлам - лишь бы было там хотя бы подобие книжного магазина. Берик Эдильбаевич и Ирма Адольфовна относились к этим поездкам весьма одобрительно, и даже подарили им подробнейшую карту Казахстана, и сами, с увлечением наносили маршруты их путешествий, а ребята, гордые вниманием, старались запомнить увиденное и рассказать всё как можно подробнее.
Вот, к этой-то тётушке и помчался Фесор. Он позвонил в дверь и стал ждать. Открыл Берик Эдильбаевич.
-Здрасьте, дядя Берик! А тётя Ирма дома?
-Здравствуй Юра, проходи. Ирмы дома нет, она вышла. Если хочешь, подожди, а можешь и мне рассказать, зачем пришел. Это не секрет?
-Не секрет. - отвечал Фесор, идя следом за хозяином на кухню. Берик Эдильбаевич уселся у окна, и продолжил потрошить пылесос, а Фесор принялся излагать свою версию отсутствия Чимбляу:
-У нас, дядя Берик, срочная работа, Иван Михайлович обещал хорошо заплатить. Чимбляу просил передать, что он несколько дней поживет в мастерской.
-Угу, - ответил Берик Эдильбаевич, осматривая двигатель пылесоса - пусть его, поработает. Про убийство на нашей улице слышал?
-Что-то слышал, но мельком. Никто ещё ничего толком не знает.
-Да-а-а. Подшипник гавкнул, тут повозишься. А Чимбляу руку сильно разодрал?
-Не очень. Кусок кожи, да пара царапин. Скоро уже заживёт как на соба... а что? - тут до Фесора дошло, что никто не может знать о царапинах Чимбляу, всё произошло нынешней ночью. Ледяной комок возник где-то среди кишок, и пополз вниз.
-Ничего. Скажи ему, что может не прятаться.
-От кого?
-От деда мово. Вон, на холодильнике его брелок с ключами лежит.
-Откуда? - ужаснулся Фесор.
-От верблюда. Дело мой однокурсник ведёт.
-И... и... и... что?
-И ничего. КарГУ хороших юристов готовит. А Антоныч ещё и первоклассный следователь, он сразу понял, что произошло. Да, что там Чимбляу рассказывает?
-Ну, что ночью шёл домой, услышал крики, увидел, как четверо чеченов хотят бабу изнасиловать. Он на них сзади напал, одного оглоушил, другого завалил, другие двое убежали.
-Он обоих убил. Ну да ладно, туда им и дорога. - буркнул Берик Эдильбаевич, продолжая работу, и надолго замолчал. Фесор вертелся как уж на сковородке:
-А следователь, тот, что заходил к вам, что? - Фесор не знал, плакать ему, смеяться, или брякнуться в обморок от ужаса.
-Зашел. По старой дружбе. Я Генкин брелок сразу и узнал. Сказал Антонычу, мы с ним ключи проверили - точно. Один ключ от моей квартиры, другой от вашей мастерской. - Берик Эдильбаевич снова надолго замолчал.
-Дядя Берик, а что дальше? - взмолился Фесор.
-Ну что дальше... Антоныч дело закроет.
-Почему???
-А потому, дурак ты эдакий, - рассвирепел Берик Эдильбаевич - что нельзя мужика сажать за то, что он поступает как мужчина.
-Понял. - прошептал Фесор - ну я пойду.
-Давай. - кивнул хозяин дома. - Да, - окликнул он Фесора у порога - передай Чимбляу, чтобы не вздумал переться с повинной в милицию, а то там его побьют и выгонят.
-Хорошо. - только и ответил Фесор.
Прошло несколько дней. Про убийство забыли уже все, или почти все. Гораздо более важные события заслонили его: продолжение антиалкогольной кампании. Люди оживлённо обсуждали смысл и возможные последствия очередного кремлёвского сумасшествия, и с высокой колокольни было им начхать на смерть парочки мерзавцев. Реакция народная была, как и у Берика Эдильбаевича: "Туда им и дорога". Только один человек никак не мог успокоиться. Он страдал сам, и скучными своими угрызениями совести отравлял жизнь другим. Сначала ребята сочувственно выслушивали излияния Чимбляу, но вскоре он начал их раздражать. Наконец, когда Чимбляу подходил к кому-то и начинал занудствовать: "Как же так, они же всё-таки люди...", его безжалостно обрывали:
-Они не люди, а подонки, а ты отлезь...
-Да, но душа... совесть... - ныл Чимбляу.
-Со своей душой иди в милицию, а можешь и в монастырь, может, поможет.
-Вы все такие нечуткие... - капризничал Чимбляу.
-Уйди, а то сейчас тебя убью - выходил из себя очередной объект излияний.
Наконец, под благовидным предлогом покупки подарка, Чимбляу с почётом выгнали побродить по магазинам. Сопровождать его, категорически отказались все, а общее мнение выразил Васа:
-Та на кой бис мене твои душевные раны? Поблукай сам, може мозги и просветлиют!
Чимбляу смертельно обиделся, пообещал до конца жизни не простить, взял деньги и ушел. В блаженной тишине Фесор, Васа и Дрюня уселись пить чай.
Бродил Чимбляу по городу больше двух часов, между делом искал подарок, а в основном, удивлялся равнодушию к своей персоне мимо проходящих милиционеров.
