И я себя чувствовала далеко не в своей тарелке, когда пошла на этот шаг. Всё происходящее мне казалось немыслимой авантюрой, лишенной хоть какого-то правдоподобия. Неужели эти люди не поймут, что мы их принимаем в чужих хоромах?
Соседка, к счастью, оказалась дома.
— Чего тебе, Людка? — вроде бы добродушно осведомилась она.
— Анна Никаноровна,— пролепетала я, пряча от неловкости глаза,— я хотела напроситься к вам в гости…. Вернее с гостями!
— Чёй-то ты буробишь непонятное! — проницательно вскинула на меня бабка слезящиеся глазки,— говори яснее!
Что ж — меньше всего на свете я хотела, кого-нибудь ставить в известность о матримониальных планах дочери, но, похоже, другого выхода не было. И я честно рассказала о том, что происходит.
— Знаю, знаю, твою матушку,— захихикала старушка,— ворона бешеная, а не баба! Только и знает, что каркать! Ладно, приводи сватов!
Я кинулась назад в свою квартиру, чуть ли не ломая ноги от спешки.
— Баба Нюра согласилась! — выпалила я дочери, осторожно вползая в квартиру.— Давай потихоньку к ней. Там надо ещё порядок навести! Полы помыть, пыль протереть…
Не то, чтобы Анна Никаноровна была грязнулей, но сами понимаете, когда тебе почти сто лет, ты не можешь с прежним рвением наводить порядок.
Матушка же раскинулась на диване с видом терпящей незаслуженные преследования христианской мученицы.
— Я чувствую, что у меня опять поднялось давление!
— В твоем возрасте тяжело предпринимать такие путешествия! — согласилась я, споро убирая со стола в коробки уже приготовленные нарезку и салаты.— С чего это ты вновь поднялась с места?!
— Твой брат надумал продать нашу квартиру, и купить отдельно двухкомнатную и однокомнатную! Он хочет, чтобы я умирала в одиночестве! И это после того, что я для него сделала…
— Мама, жить одной не так уж и плохо,— язвительно заметила я,— никто не мешает, везде чистота, не нужно расстраиваться из-за слов Леночки и страдать от шумных игр внуков!
— Вот и ты не жалеешь мать!
— Жалею, мама, очень жалею! Поэтому Алкиных друзей мы разместим в другом доме! Всё, чтобы ты только хорошо отдохнула!
— А разве музыка не будет мне мешать? — капризно осведомилась матушка.
— Нет, дорогая! Сейчас мы дадим тебе валерьянки, и ты будешь крепко спать!
Как говорится — старый, да малый! Что одного спать уложить, что другого достаточно сложно, а у меня времени было в обрез!
— Но если ты спать не хочешь, то, может, молодежь повеселится у нас дома? — коварно предложила я.
И родительница тут же сделала вид, что засыпает.
Груженная коробками и подносами я сделала несколько пробегов вверх и вниз по лестнице, а Алка, тем временем, с высунутым языком скоблила бабинюрино царство.
Надо сказать, что из своей четырехкомнатной квартиры Анна Никаноровна сделала прелюбопытное жилище. Спала она в маленькой спаленке. Вторая комната была завалена всякими нужными вещами, скопившимися за её почти вековую биографию. А вот в помещении, примыкающем к кухне, боевая подруга 2 конной армии поставила самогонный аппарат и превратила её в этакий бар, стены которого были завешаны полками, заставленными многочисленными бутылками с различными настойками, как для питья, так и для втирания.
Но самым интересным был все-таки зал. Большая комната была увешена большими портретами вождей революции — здесь был и Ленин, и Сталин, и уж, конечно, Буденный. На портрете бравого усатого командарма была сделана надпись: «Боевому товарищу Анне Шелест от командира!». Здесь же висели в рамочках выцветшие от времени и солнца грамоты, наградные листы, пожелтевшие фотографии, где молодая Анна Никаноровна в кожанке и платке то ехала на тракторе, то выступала с трибуны, то получала медаль. Комната была заставлена настоящей антикварной мебелью, наверное, в свое время экспроприированной у «врагов народа». Особенно был хорош пузатый комод черного дерева с эмалевыми украшениями на ящиках. На этом произведении искусства дореволюционных краснодеревщиков, стояло очень точное зеркало в потемневшей от времени резной золоченой раме, и красовалась приличных размеров гипсовая копия «Рабочего и колхозницы» Мухиной.
Телевизора принципиально не было. Анна Никаноровна пользовалась его отсутствием, чтобы по очереди обходить всех соседей во время просмотра любимых сериалов, и с ними живо обсуждать происходящее, бесконечно делясь мыслями о том, кто из главных героинь проститутка, а кто просто ходячее недоразумение.
Алка в детстве обожала бывать у бабы Нюры. У неё всегда как-то особенно пахло — хорошими старыми вещами, немного самогоном и немного ванилью, табаком, а ещё сушеными яблоками и гримом. В шифоньерках скрывались диковинные шляпки, панбархатные платья и давно вышедшие из моды туфли, плащи и пальто, которые дочь любила разглядывать.
Но сегодня ребенку было не до древностей — она обмахнула от пыли и почистила огромный шелковый абажур над круглым большим столом, отполировала ручки на комоде, помыла полы.
— Во,— следила за её судорожными поползновениями навести порядок довольная баба Нюра,— наконец-то, хоть жених заставил тебя помочь пенсионерке!
Анна Никаноровна принарядилась к приезду гостей, как будто это не к Алке, а к ней ехали сваты. Нацепила лучшее платье, приколола золотую брошь и повесила все свои ордена, а также подкрасила то, что осталось от губ яркой морковной помадой. В жидкие волосенки воткнула черепаховые гребни с блестящими камушками и пристроила на носу редко употребляемые очки.
— Хочу хорошо рассмотреть молодца, который решился жениться на нашей макаронине! — пояснила она.— Им вместе только на постаменте в парке стоять. Ей с мячом, а ему, наверное, с шестом! Иначе, как допрыгнуть, чтобы суженную поцеловать?
Но мы с Алкой так замотались, что не имели ни сил, ни желания огрызаться.
— Баба Нюра,— посоветовала вредной бабке дочь,— ты лучше в окно поглядывай. Как приедут — скажи, я на перехват выбегу!
— А на чем они приедут-то, на лошадях, что ли?
— На машине, баба Нюра, на машине!
— А я уж думала, автобус к дому подгонят! Какая машина, бестолочь?
— Обыкновенная машина — серебристая такая! «Фольцваген»!
— Он у тебя что, немец, чтобы на таких машинах ездить?
— Нет, Вит — венгр!
Мои бедные ноги опять отказались меня держать, и я осторожно пристроилась возле стола, пытаясь как-то переварить, что мне было сказано. Баба Нюра по-своему восприняла сообщение:
— Так ты что, за цыгана выходишь замуж?! Вот здорово — была Алка-спортсменка, станешь Алкой-цыганкой!
Мне стало плохо.
— Цыгане и венгры — это отнюдь не единый народ,— с нажимом возразила Алка, с беспокойством посмотрев на мое бледное лицо,— по крайней мере, Вит к цыганам никакого отношения не имеет! Мама, уверяю, родители моего парня не воруют кошельки по вокзалам!
И дочь исчезла в ванной, буркнув, что ей нужно привести себя в порядок.
Теперь уже и я встала рядом с Анной Никаноровной у окна, напряженно вглядываясь в подъездную дорогу к дому. Что же меня ждет? Откуда взялся венгр в окружении Алки? Насколько я знаю, никаких совместных предприятий с Венгрией в нашей губернии нет.
Напряжение достигло накала, даже баба Нюра жадно задымила своим «Беломором». Чувствовалось, что у старушки сегодня праздник!
У подъезда действительно остановилась иномарка, и из неё вышел худенький молодой человек в черном костюме и белой рубашке.
У меня остановилось сердце – неужели этот плюгавенький рыженький живчик и есть мой будущий зять? Но обежав машину вокруг, он распахнул дверцу и оттуда, придерживая шляпу, показалась такая дама, что у нас с бабой Нюрой синхронно раскрылись рты. Женщина лет тридцати пяти с фигурой фотомодели была затянута в черный костюм из того же журнала мод, а на голове её возвышалась широченная бело-черная шляпа с лентами, бантами и вуалью соответствующих оттенков.
— Это кто? — поперхнулась бычком старая революционерка.— Что за буржуйка?
— Может не к нам? — с горькой надеждой прошептала я, вдруг осознав, что на мне старая шелковая блузочка, сшитая руками трудолюбивых китайцев и местами лоснящаяся на заду трикотажная юбка.
— К нам, к нам! — уверила нас подоспевшая Алка.— Мать, не комплексуй! Ты все равно лучше всех!
Мы так увлеклись разглядыванием незнакомки, что даже не обратили внимания на сопровождавших её мужчин, опомнившись только тогда, когда все трио исчезло за козырьком входной двери.
— Людка,— озадаченно протерла очки баба Нюра,— эта выпендра — его старшая сестра, что ли? Или первая жена?! У венгров, может, много жен можно иметь?
Я итак была на нервах, и вот только очередных подколок от старухи мне и не хватало!
— Венгры такие же христиане, как и мы!
— Ты за себя говори! — фыркнула бабка.— Я в эту поповскую отраву не верю!
Но мне уже было все равно, в кого она верит или не верит. Я с остановившимся сердцем наблюдала, как в комнату заходит моя вымученно улыбающаяся дочь, а за ней та самая дама в сопровождении двух мужчин. Вблизи, не смотря на моложавую внешность, стало понятно, что наша красотка все-таки в возрасте.
— Мама, знакомься, это Карсай Кэйтарина, а это Карсай Иштван — родители Вита!
Я только хлопала глазами в ответ, в панике отмечая лысину спортивного вида солидного мужчины с настороженными глазами. Пожалуй, эти люди волновались не меньше меня.
— А это мой Вит!
Дочь вытолкнула откуда-то из-за спин родителей симпатичного, коротко остриженного белокурого паренька. Ростом он был примерно Алке до уха, но в остальном… у меня от сердца отлегло! Вполне нормальный и приятный мальчик — и никак не цыган!
— А это моя мама – Людмила Павловна! — продолжала процедуру знакомства моя дочь.
Но сваты, можно сказать, не обратили на мою скромную персону никакого внимания. Их округлившиеся глаза сначала внимательно осматривали жилище тети Нюры, особенно портреты и фотографии, а потом с изумлением остановились на самой, увешанной орденами и медалями персональной пенсионерке.
Польщенная таким эффектом баба Нюра даже попыталась гордо выпрямить то, что у неё осталось от груди, но награды грустно звякнув, улеглись на старое место, так и не найдя того, что там красовалось ещё лет пятьдесят назад.
— Вы коммунистка? — вполне сносно по-русски спросил господин Карсай.— А говорили, что коммунистов в России больше нет!
— Как это нет,— возмутилась баба Нюра,— думаете, вымерли мы, как мамонты? А вот это вы видели?
И она показала моим импортным сватам смачно свернутый кукиш.
Да, как-то не так я представляла себе знакомство с родителями жениха единственной дочери! И судя по их оторопелым лицам, они тоже! И стоило мне так спешно покидать собственную квартиру?! Может, моя мама вела бы себя более адекватно?
— Здравствуйте,— наконец, хоть и запоздало, но я сообразила, что надо поприветствовать людей,— садитесь к столу! Вот…, чем Бог послал! Отбивные… салатик…
Гости неуверенно потянулись к столу, а потом уставились на угощение примерно тем же взглядом, что и на бабу Нюру.
У меня слезы навернулись на глаза. Это Бог меня за гордыню наказал! Вот интересно, чем мне продавец лотерейных билетов не угодил? Да и цыгане, если посмотреть непредвзято, тоже неплохие люди! По крайней мере, они бы не смотрели на оливье, с таким видом, словно это рагу из гадюк!
Но моя девочка, видимо, знала, что в таких случаях делать. Она подмигнула своему Виту и он, с силой подтолкнув мнущихся родственников к столу, уселся сам и протянул тарелку за отбивными.
— Я,— с приятным акцентом заявил он, улыбнувшись мне,— наслышан про ваши отбивные, Людмила Павловна! И давно хотел попробовать!
Гости расселись и худо-бедно застучали ножами и вилками по тарелкам, что-то там выбирая из салатов, но при виде вина опять недоуменно зависли.
— У семьи Карсай есть свой виноградник,— пояснил мне Вит, изо всех сил пытающий преодолеть отчуждение между семьями,— и мама, и папа хорошо разбираются в вине! Они просто не могут понять, что означает «Солнце Кубани», разлива Санкт-Петербургского завода винных изделий?
— Хрен знает что – это означает! — радостно хихикнула баба Нюра,— бодяга левая какая-то! Алка — спортсменка, ей пить нельзя, а Людка — мышь библиотечная и пробку-то редко нюхает! Откуда им в вине разбираться! Ладно, ради такого случая, я вас своей, собственного изготовления настойкой угощу! Есть у меня, на поминки берегла, смородиновка, куда там вашему Токаю!
И только тут гости вспомнили, что оказывается, так же привезли в подарок вино, изготовленное на собственной винодельне. Хотя, конечно, сначала отдали дань уважения хозяйке дома и откушали её смородиновки, а потом малиновки, а потом…
Рассказать вам, что было дальше? Хотелось бы подробнее, да сама плохо помню! Достаточно упомянуть, что госпожа Карсай так накидалась бабы Нюриных настоек, что её несли к машине муж и сын. До венгерского вина даже черед не дошел!
Хорошо пошли под самогон и оливье, и селедка под шубой, и старое пожелтевшее сало с чесноком из запасов хозяйки дома. Сама же Анна Никаноровна, поставив на древний проигрыватель пластинку «Мы красные кавалеристы, и про нас…», развлекала гостей пылким народным танцем, неподдающимся национальной идентификации!
Короче, отметили помолвку детей на славу!
И только утром, маясь с дикого похмелья, под завывания шокированной матушки, я узнала от Алки, что все уже решено. Оказывается, я договорилась со сватами, что свадьба будет осенью в Венгрии, и что молодые проведут медовый месяц в Австрии, в поместье, доставшемся Виту по наследству от бабушки по материнской линии.
— Но мы с Витом хотели бы поехать в Америку!
Стоп! Какая Америка?!
— А как же занятия в институте? — оторопело осведомилась я.— Девочка, тебе нужно завершить образование!
— Мама, да теперь-то зачем? Учителем физкультуры я однозначно не буду!
И только тут до меня дошло, что узнав про любимые духи госпожи Карсай, и ознакомившись с кличками охотничьих собак её мужа, я так и не удосужилась спросить, а собственно — кто они? Чем зарабатывают на жизнь? И что делает их сын в России? Уж не говоря о том, как он познакомился с моей дочерью?
Но прежде, жизненно важное!
— Дочь,— собралась я с силами, и, отбросив мокрое полотенце со лба, сурово заявила,— дай мне слово, что не бросишь институт! Иначе ни в какую Венгрию я не поеду!
— Мама! Ну, что ты, как маленькая!
— Дай мне слово! На худой конец, переведись на заочное! — и я заплакала.— Я столько сил потратила, чтобы ты училась… жила на одной овсянке…
И тут же осеклась, покосившись на мерившую давление, недовольно бурчащую себе под нос мать. Да, гены есть гены! Никуда не денешься!
Все переговоры с дочерью мы вели шепотом, чтобы родительница не узнала, что она пропустила, так плотно обустроившись на диване в моей квартире.
Но, как ни болела у меня голова — работу никто не отменял. И, выпив таблетку анальгина, я утомленно поплелась в библиотеку. Алка взялась меня сопровождать, и вот только тут я узнала, откуда в нашей жизни взялись Карсаи.
Всё оказалось очень просто. Вит тоже играл в баскетбол! И дети встретились на соревнованиях, пару раз случайно попав на соседние скамьи стадиона во время просмотра игр других команд.
— Он такой прикольный, мама! С ним так весело! То да сё, я и не думала, что так получится, а он приехал ко мне в N-ск. Мы сходили в кино, а потом…— дочь легко перевела дыхание,— поехали к нему в гостиницу!
Соседка, к счастью, оказалась дома.
— Чего тебе, Людка? — вроде бы добродушно осведомилась она.
— Анна Никаноровна,— пролепетала я, пряча от неловкости глаза,— я хотела напроситься к вам в гости…. Вернее с гостями!
— Чёй-то ты буробишь непонятное! — проницательно вскинула на меня бабка слезящиеся глазки,— говори яснее!
Что ж — меньше всего на свете я хотела, кого-нибудь ставить в известность о матримониальных планах дочери, но, похоже, другого выхода не было. И я честно рассказала о том, что происходит.
— Знаю, знаю, твою матушку,— захихикала старушка,— ворона бешеная, а не баба! Только и знает, что каркать! Ладно, приводи сватов!
Я кинулась назад в свою квартиру, чуть ли не ломая ноги от спешки.
— Баба Нюра согласилась! — выпалила я дочери, осторожно вползая в квартиру.— Давай потихоньку к ней. Там надо ещё порядок навести! Полы помыть, пыль протереть…
Не то, чтобы Анна Никаноровна была грязнулей, но сами понимаете, когда тебе почти сто лет, ты не можешь с прежним рвением наводить порядок.
Матушка же раскинулась на диване с видом терпящей незаслуженные преследования христианской мученицы.
— Я чувствую, что у меня опять поднялось давление!
— В твоем возрасте тяжело предпринимать такие путешествия! — согласилась я, споро убирая со стола в коробки уже приготовленные нарезку и салаты.— С чего это ты вновь поднялась с места?!
— Твой брат надумал продать нашу квартиру, и купить отдельно двухкомнатную и однокомнатную! Он хочет, чтобы я умирала в одиночестве! И это после того, что я для него сделала…
— Мама, жить одной не так уж и плохо,— язвительно заметила я,— никто не мешает, везде чистота, не нужно расстраиваться из-за слов Леночки и страдать от шумных игр внуков!
— Вот и ты не жалеешь мать!
— Жалею, мама, очень жалею! Поэтому Алкиных друзей мы разместим в другом доме! Всё, чтобы ты только хорошо отдохнула!
— А разве музыка не будет мне мешать? — капризно осведомилась матушка.
— Нет, дорогая! Сейчас мы дадим тебе валерьянки, и ты будешь крепко спать!
Как говорится — старый, да малый! Что одного спать уложить, что другого достаточно сложно, а у меня времени было в обрез!
— Но если ты спать не хочешь, то, может, молодежь повеселится у нас дома? — коварно предложила я.
И родительница тут же сделала вид, что засыпает.
Груженная коробками и подносами я сделала несколько пробегов вверх и вниз по лестнице, а Алка, тем временем, с высунутым языком скоблила бабинюрино царство.
Надо сказать, что из своей четырехкомнатной квартиры Анна Никаноровна сделала прелюбопытное жилище. Спала она в маленькой спаленке. Вторая комната была завалена всякими нужными вещами, скопившимися за её почти вековую биографию. А вот в помещении, примыкающем к кухне, боевая подруга 2 конной армии поставила самогонный аппарат и превратила её в этакий бар, стены которого были завешаны полками, заставленными многочисленными бутылками с различными настойками, как для питья, так и для втирания.
Но самым интересным был все-таки зал. Большая комната была увешена большими портретами вождей революции — здесь был и Ленин, и Сталин, и уж, конечно, Буденный. На портрете бравого усатого командарма была сделана надпись: «Боевому товарищу Анне Шелест от командира!». Здесь же висели в рамочках выцветшие от времени и солнца грамоты, наградные листы, пожелтевшие фотографии, где молодая Анна Никаноровна в кожанке и платке то ехала на тракторе, то выступала с трибуны, то получала медаль. Комната была заставлена настоящей антикварной мебелью, наверное, в свое время экспроприированной у «врагов народа». Особенно был хорош пузатый комод черного дерева с эмалевыми украшениями на ящиках. На этом произведении искусства дореволюционных краснодеревщиков, стояло очень точное зеркало в потемневшей от времени резной золоченой раме, и красовалась приличных размеров гипсовая копия «Рабочего и колхозницы» Мухиной.
Телевизора принципиально не было. Анна Никаноровна пользовалась его отсутствием, чтобы по очереди обходить всех соседей во время просмотра любимых сериалов, и с ними живо обсуждать происходящее, бесконечно делясь мыслями о том, кто из главных героинь проститутка, а кто просто ходячее недоразумение.
Алка в детстве обожала бывать у бабы Нюры. У неё всегда как-то особенно пахло — хорошими старыми вещами, немного самогоном и немного ванилью, табаком, а ещё сушеными яблоками и гримом. В шифоньерках скрывались диковинные шляпки, панбархатные платья и давно вышедшие из моды туфли, плащи и пальто, которые дочь любила разглядывать.
Но сегодня ребенку было не до древностей — она обмахнула от пыли и почистила огромный шелковый абажур над круглым большим столом, отполировала ручки на комоде, помыла полы.
— Во,— следила за её судорожными поползновениями навести порядок довольная баба Нюра,— наконец-то, хоть жених заставил тебя помочь пенсионерке!
Анна Никаноровна принарядилась к приезду гостей, как будто это не к Алке, а к ней ехали сваты. Нацепила лучшее платье, приколола золотую брошь и повесила все свои ордена, а также подкрасила то, что осталось от губ яркой морковной помадой. В жидкие волосенки воткнула черепаховые гребни с блестящими камушками и пристроила на носу редко употребляемые очки.
— Хочу хорошо рассмотреть молодца, который решился жениться на нашей макаронине! — пояснила она.— Им вместе только на постаменте в парке стоять. Ей с мячом, а ему, наверное, с шестом! Иначе, как допрыгнуть, чтобы суженную поцеловать?
Но мы с Алкой так замотались, что не имели ни сил, ни желания огрызаться.
— Баба Нюра,— посоветовала вредной бабке дочь,— ты лучше в окно поглядывай. Как приедут — скажи, я на перехват выбегу!
— А на чем они приедут-то, на лошадях, что ли?
— На машине, баба Нюра, на машине!
— А я уж думала, автобус к дому подгонят! Какая машина, бестолочь?
— Обыкновенная машина — серебристая такая! «Фольцваген»!
— Он у тебя что, немец, чтобы на таких машинах ездить?
— Нет, Вит — венгр!
Мои бедные ноги опять отказались меня держать, и я осторожно пристроилась возле стола, пытаясь как-то переварить, что мне было сказано. Баба Нюра по-своему восприняла сообщение:
— Так ты что, за цыгана выходишь замуж?! Вот здорово — была Алка-спортсменка, станешь Алкой-цыганкой!
Мне стало плохо.
— Цыгане и венгры — это отнюдь не единый народ,— с нажимом возразила Алка, с беспокойством посмотрев на мое бледное лицо,— по крайней мере, Вит к цыганам никакого отношения не имеет! Мама, уверяю, родители моего парня не воруют кошельки по вокзалам!
И дочь исчезла в ванной, буркнув, что ей нужно привести себя в порядок.
Теперь уже и я встала рядом с Анной Никаноровной у окна, напряженно вглядываясь в подъездную дорогу к дому. Что же меня ждет? Откуда взялся венгр в окружении Алки? Насколько я знаю, никаких совместных предприятий с Венгрией в нашей губернии нет.
Напряжение достигло накала, даже баба Нюра жадно задымила своим «Беломором». Чувствовалось, что у старушки сегодня праздник!
У подъезда действительно остановилась иномарка, и из неё вышел худенький молодой человек в черном костюме и белой рубашке.
У меня остановилось сердце – неужели этот плюгавенький рыженький живчик и есть мой будущий зять? Но обежав машину вокруг, он распахнул дверцу и оттуда, придерживая шляпу, показалась такая дама, что у нас с бабой Нюрой синхронно раскрылись рты. Женщина лет тридцати пяти с фигурой фотомодели была затянута в черный костюм из того же журнала мод, а на голове её возвышалась широченная бело-черная шляпа с лентами, бантами и вуалью соответствующих оттенков.
— Это кто? — поперхнулась бычком старая революционерка.— Что за буржуйка?
— Может не к нам? — с горькой надеждой прошептала я, вдруг осознав, что на мне старая шелковая блузочка, сшитая руками трудолюбивых китайцев и местами лоснящаяся на заду трикотажная юбка.
— К нам, к нам! — уверила нас подоспевшая Алка.— Мать, не комплексуй! Ты все равно лучше всех!
Мы так увлеклись разглядыванием незнакомки, что даже не обратили внимания на сопровождавших её мужчин, опомнившись только тогда, когда все трио исчезло за козырьком входной двери.
— Людка,— озадаченно протерла очки баба Нюра,— эта выпендра — его старшая сестра, что ли? Или первая жена?! У венгров, может, много жен можно иметь?
Я итак была на нервах, и вот только очередных подколок от старухи мне и не хватало!
— Венгры такие же христиане, как и мы!
— Ты за себя говори! — фыркнула бабка.— Я в эту поповскую отраву не верю!
Но мне уже было все равно, в кого она верит или не верит. Я с остановившимся сердцем наблюдала, как в комнату заходит моя вымученно улыбающаяся дочь, а за ней та самая дама в сопровождении двух мужчин. Вблизи, не смотря на моложавую внешность, стало понятно, что наша красотка все-таки в возрасте.
— Мама, знакомься, это Карсай Кэйтарина, а это Карсай Иштван — родители Вита!
Я только хлопала глазами в ответ, в панике отмечая лысину спортивного вида солидного мужчины с настороженными глазами. Пожалуй, эти люди волновались не меньше меня.
— А это мой Вит!
Дочь вытолкнула откуда-то из-за спин родителей симпатичного, коротко остриженного белокурого паренька. Ростом он был примерно Алке до уха, но в остальном… у меня от сердца отлегло! Вполне нормальный и приятный мальчик — и никак не цыган!
— А это моя мама – Людмила Павловна! — продолжала процедуру знакомства моя дочь.
Но сваты, можно сказать, не обратили на мою скромную персону никакого внимания. Их округлившиеся глаза сначала внимательно осматривали жилище тети Нюры, особенно портреты и фотографии, а потом с изумлением остановились на самой, увешанной орденами и медалями персональной пенсионерке.
Польщенная таким эффектом баба Нюра даже попыталась гордо выпрямить то, что у неё осталось от груди, но награды грустно звякнув, улеглись на старое место, так и не найдя того, что там красовалось ещё лет пятьдесят назад.
— Вы коммунистка? — вполне сносно по-русски спросил господин Карсай.— А говорили, что коммунистов в России больше нет!
— Как это нет,— возмутилась баба Нюра,— думаете, вымерли мы, как мамонты? А вот это вы видели?
И она показала моим импортным сватам смачно свернутый кукиш.
Да, как-то не так я представляла себе знакомство с родителями жениха единственной дочери! И судя по их оторопелым лицам, они тоже! И стоило мне так спешно покидать собственную квартиру?! Может, моя мама вела бы себя более адекватно?
— Здравствуйте,— наконец, хоть и запоздало, но я сообразила, что надо поприветствовать людей,— садитесь к столу! Вот…, чем Бог послал! Отбивные… салатик…
Гости неуверенно потянулись к столу, а потом уставились на угощение примерно тем же взглядом, что и на бабу Нюру.
У меня слезы навернулись на глаза. Это Бог меня за гордыню наказал! Вот интересно, чем мне продавец лотерейных билетов не угодил? Да и цыгане, если посмотреть непредвзято, тоже неплохие люди! По крайней мере, они бы не смотрели на оливье, с таким видом, словно это рагу из гадюк!
Но моя девочка, видимо, знала, что в таких случаях делать. Она подмигнула своему Виту и он, с силой подтолкнув мнущихся родственников к столу, уселся сам и протянул тарелку за отбивными.
— Я,— с приятным акцентом заявил он, улыбнувшись мне,— наслышан про ваши отбивные, Людмила Павловна! И давно хотел попробовать!
Гости расселись и худо-бедно застучали ножами и вилками по тарелкам, что-то там выбирая из салатов, но при виде вина опять недоуменно зависли.
— У семьи Карсай есть свой виноградник,— пояснил мне Вит, изо всех сил пытающий преодолеть отчуждение между семьями,— и мама, и папа хорошо разбираются в вине! Они просто не могут понять, что означает «Солнце Кубани», разлива Санкт-Петербургского завода винных изделий?
— Хрен знает что – это означает! — радостно хихикнула баба Нюра,— бодяга левая какая-то! Алка — спортсменка, ей пить нельзя, а Людка — мышь библиотечная и пробку-то редко нюхает! Откуда им в вине разбираться! Ладно, ради такого случая, я вас своей, собственного изготовления настойкой угощу! Есть у меня, на поминки берегла, смородиновка, куда там вашему Токаю!
И только тут гости вспомнили, что оказывается, так же привезли в подарок вино, изготовленное на собственной винодельне. Хотя, конечно, сначала отдали дань уважения хозяйке дома и откушали её смородиновки, а потом малиновки, а потом…
Рассказать вам, что было дальше? Хотелось бы подробнее, да сама плохо помню! Достаточно упомянуть, что госпожа Карсай так накидалась бабы Нюриных настоек, что её несли к машине муж и сын. До венгерского вина даже черед не дошел!
Хорошо пошли под самогон и оливье, и селедка под шубой, и старое пожелтевшее сало с чесноком из запасов хозяйки дома. Сама же Анна Никаноровна, поставив на древний проигрыватель пластинку «Мы красные кавалеристы, и про нас…», развлекала гостей пылким народным танцем, неподдающимся национальной идентификации!
Короче, отметили помолвку детей на славу!
И только утром, маясь с дикого похмелья, под завывания шокированной матушки, я узнала от Алки, что все уже решено. Оказывается, я договорилась со сватами, что свадьба будет осенью в Венгрии, и что молодые проведут медовый месяц в Австрии, в поместье, доставшемся Виту по наследству от бабушки по материнской линии.
— Но мы с Витом хотели бы поехать в Америку!
Стоп! Какая Америка?!
— А как же занятия в институте? — оторопело осведомилась я.— Девочка, тебе нужно завершить образование!
— Мама, да теперь-то зачем? Учителем физкультуры я однозначно не буду!
И только тут до меня дошло, что узнав про любимые духи госпожи Карсай, и ознакомившись с кличками охотничьих собак её мужа, я так и не удосужилась спросить, а собственно — кто они? Чем зарабатывают на жизнь? И что делает их сын в России? Уж не говоря о том, как он познакомился с моей дочерью?
Но прежде, жизненно важное!
— Дочь,— собралась я с силами, и, отбросив мокрое полотенце со лба, сурово заявила,— дай мне слово, что не бросишь институт! Иначе ни в какую Венгрию я не поеду!
— Мама! Ну, что ты, как маленькая!
— Дай мне слово! На худой конец, переведись на заочное! — и я заплакала.— Я столько сил потратила, чтобы ты училась… жила на одной овсянке…
И тут же осеклась, покосившись на мерившую давление, недовольно бурчащую себе под нос мать. Да, гены есть гены! Никуда не денешься!
Все переговоры с дочерью мы вели шепотом, чтобы родительница не узнала, что она пропустила, так плотно обустроившись на диване в моей квартире.
Но, как ни болела у меня голова — работу никто не отменял. И, выпив таблетку анальгина, я утомленно поплелась в библиотеку. Алка взялась меня сопровождать, и вот только тут я узнала, откуда в нашей жизни взялись Карсаи.
Всё оказалось очень просто. Вит тоже играл в баскетбол! И дети встретились на соревнованиях, пару раз случайно попав на соседние скамьи стадиона во время просмотра игр других команд.
— Он такой прикольный, мама! С ним так весело! То да сё, я и не думала, что так получится, а он приехал ко мне в N-ск. Мы сходили в кино, а потом…— дочь легко перевела дыхание,— поехали к нему в гостиницу!
