И пусть Алексей Григорьевич алкоголик с полувековым стажем, у нас есть хоть такой есть, а вот в соседней школе ОБЖ преподает огромная бабища под два центнера весом – Екатерина Евгеньевна. Говорят, что когда она впервые надевает противогаз перед пятиклашками, наиболее впечатлительные начинают испуганно икать, недоумевая откуда в классе взялся такой дефектный слон.
Но вернемся к Форзяте. К выпускным экзаменам я его тащила с тем же чувством, с каким каторжник волочит за собой прикованное цепью к ноге ядро: и сбросить нельзя, и ходить невозможно. Разумеется, что «русский язык» он написал на «неуд». Не знаю, какие ляпы были в первой части, но я лично проверяла вторую часть, и его изложение произвело на меня огромное впечатление.
Текст был труден даже для отличников, потому что толковал об одиночестве человека в большом городе. Форзята много всякого накропал, отчего у нормального человека менингит начался бы, но даже среди этого «всякого» обращало особое внимание странное слово «передокс», написанное с большой буквы и с восклицательным знаком. Я даже очки трижды протерла, думая, что мне уже невесть что от усталости чудится. Лихорадочно полистав другие более удачные опусы учеников, я выяснила, что за этим словом скрывается не тот орган, за который ему сломали в свое время нос, а обыкновенное русское слово «парадокс». Хотя… возможно «передокс» ему был гораздо понятнее.
Уж не знаю, как он переписывал тест на пересдаче, но в конце концов кто-то смилостивился над несчастным подростком и все-таки поставил ему «три». Думаю, на том свете этому святому человеку зачтется сие благодеяние. Сейчас Форзята учится на повара-кондитера, и остается только надеяться, что ни мне, ни высокочтимой публике не придется столкнуться с результатами его трудов, а то «передокса» не избежать.
Такие «гении» есть в каждом выпуске. Но самое страшное случается, когда по странной прихоти судьбы, с десяток таких деток оказывается в одном классе. И тогда учителю впору заказывать себе щит и латы, прежде чем посетить подобный зверинец: указкой и журналом уже не отмахнуться.
Был в моей биографии такой класс. Их было мало - человек двадцать, но что это были за дети!
Хотя бы усадить это воинство за парты уже была задача далеко не из простых. Они всё время орали, дрались, выясняя отношения, и по этой причине просто не слышали звонка на урок. Появляющийся в классе учитель ими воспринимался, как досадная помеха, мешающая разобраться с по-настоящему глобальными проблемами. Допустим, кто «лохушка колхозная», а кто «верблюд когтистый»? А ведь это очень важно определить, чтобы земная ось не сдвинулась с места. Впрочем, детки обычно носились друг за другом по партам с такой скоростью, что действительно достойно удивления, как не произошли тектонические разломы в земной коре.
И даже если школьников удавалось растащить по местам, то сидеть за партами им было невыносимо: ребятки даже писали в тетрадях стоя, да ещё притоптывая и пританцовывая на месте, готовые в любой момент вцепиться соседу в волосы. Их руки и ноги постоянно подрагивали и осуществляли различные хаотичные движения, явно не слушаясь своих хозяев.
На уроках физкультуры юные монстры царапались и кусались, если не могли забить мяч в ворота противника. Портили одежду врагам жвачками и «штрихом», крали друг у друга ручки и карандаши, в клочья драли учебники, ломали стулья и столы в кабинете, разбивая мебель буквально в щепу. Изрисовали все стенды в школе матерными словами и неприличными изображениями. По вине этого класса школа трижды эвакуировалась посреди занятий на улицу.
В первый раз, когда один из этих живчиков принес в класс и раскурочил газовый баллончик для заправки зажигалок. Вонь стояла такая, что пришлось эвакуировать целый этаж, и только по счастливой случайности никто серьезно не пострадал.
Во второй раз всё было серьезнее: парочка неразлучных одноклассников разбрызгала в туалете баллон со слезоточивым газом, неизвестно каким образом попавший им в руки. Когда их допрашивали в милиции, сами чихающие и трущие глаза идиоты нагло заявили, что нашли его на улице. Врали, конечно. Когда эта дрянь расползлась по коридорам, у некоторых детей произошел отек гортани и пришлось вызывать «скорую помощь». Я сама едва откашлялась и ещё пару дней задыхалась, уж не говоря о жутком состоянии глаз.
Третий раз на этом фоне выглядит, как милая и безобидная шутка. Детки зажгли сразу в нескольких местах множество кусков пластмассовых линеек. Повалил дым и сработала пожарная сигнализация. Пока мы в спешке выводили учеников из школы, нам было не до причин вони и дыма, но когда примчалась пожарная машина, пожарные быстро обнаружили источник задымления.
Фантазия по части пакостей у этих школьников была неистощима. А так, как они всё время находились в поисках, то такие скучные материи как математика, физика или биология благополучно промелькнули мимо их носа, не удостоившись даже толики внимания. Зачем им закон «Бойля-Мариотта», если можно сорвать часть канализационной трубы, открыть краны, и устроить в школе потоп, а потом радостно прыгать по лужам, обрызгивая визжащих девчонок?
Эти дети никогда не пропускали занятий. Даже в лютые морозы, когда уроки отменялись, весь класс бодро топал к школе и наотрез отказывался расходиться по домам. Несмотря на бесконечные свары и драки подростки представляли собой монолитно спаянную общими интересами группу, которая выступала единым фронтом против учителей и школьников из других классов.
Чтобы с ними написать диктант или изложение, мне приходилось дробить класс на группы по пять человек и, оставив после уроков, распихивать по разным рядам, чтобы они не могли друг до друга дотянуться.
Детки были очень недовольны подобным положением дел, и поэтому злобно огрызались и сетовали на вредную «училку», разлучившую их с товарищами по несчастью.
Как-то один из них, потерпевший фиаско в попытке дотянуться до одноклассницы половой тряпкой, с горечью высказался:
- Эх, Жан Иван, я думал вы - человек, а вы такая же овца, как и остальные.
Я даже не обиделась на овцу. Подумаешь! Эти придурки всегда говорили всё, что только придет на ум, особо не задумываясь, кто перед ними. Пожилую учительницу химии многодетную Марью Петровну называли «Марцелкой - ц…й», худющую высоченную словно журавль «англичанку» Елизавету Максимовну – «толстопятым колобком». Изящную модницу секретаршу Ирочку кликали «пингвином». С логикой детки явно не дружили.
Но даже эту дикую орду всё равно нужно было вывести на экзамены. Широко известные «Бурлаки на Волге» практически отдыхали в санатории по сравнению с нашим потугами, чему-то их научить. И все же выпустили из девятого класса всех до единого. Уж не спрашивайте как: профессиональный секрет.
Выпустили, перекрестили вслед, потом дружно сплюнули, чтобы не сглазить (а то вдруг 1 сентября вновь вернутся или во сне приснятся), и ещё несколько лет со смехом вспоминали особо отличившихся на учебном поприще сорвиголов. О других более способных и менее шкодливых учениках что-то не вспоминаем, а вот об этих оболтусах за редким исключением говорим практически каждый день. Действительно «передокс».
Другое дело ЕГЭ, потому что цели и задачи учитель ставит для себя совсем иные, чем при подготовке школьников к ОГЭ. Во-первых, самая тяжело обучаемая группа риска отсеивается после девятого класса, и в школе, как правило, остаются более-менее способные дети. По крайней мере, за все годы существования ЕГЭ (в нашем регионе его сдают уже более 10 лет), не было случая, когда мои выпускники не набирали бы нужного количества баллов, чтобы миновать порог сдачи экзамена. Увы, этого не достаточно, чтобы школьники почувствовали себя полностью удовлетворенными: ведь для того, чтобы поступить в ВУЗы, им нужны высокие баллы.
И здесь начинаются проблемы. Ответственно заявляю, что хорошо подготовить ребенка к ЕГЭ за один час в неделю невозможно, поэтому повсеместно и практически поголовно дети вынуждены посещать репетиторов, а это, простите, уже ставит под сомнение саму идею бесплатного образования. Вот мне репетиторство нужно как рыбе зонтик: я и так под завязку загружена и уроками, и тетрадями, но и отказать нуждающимся детям в дополнительной подготовке не могу, потому что совесть не позволяет. Знаю, некоторые делают на этом бизнес, и я их не осуждаю. Работка, скажу вам, ещё та. А каждый труд должен быть оплачен, хотя поглядывая на свой квиток с распечаткой зарплаты, я в этом сомневаюсь.
Мне кажется, что очередным шагом нашего Департамента будет полная отмена заработной платы учителям. Будем работать за идею, за будущую пенсию, в счет долга перед государством за неэффективность труда - да мало ли фантазий у чиновников? Будем ещё и благодарить, что нам разрешают работать бесплатно, не взимая плату за то, что имеем возможность пересечь порог класса.
Один вальяжный, обмирающий от самолюбования местный чиновник от образования как-то заявил, мол, меркантильным личностям в школе делать нечего: учитель работает не за деньги, а за «благодарность в глазах детей». Красиво сказано, ничего не скажешь. Вот приду я в магазин и предложу продавцу за товар два десятка «детских благодарностей». И куда меня после? В «дурку»? А товарища всё повышают и повышают по служебной лестнице, наверное, подобная экономия делает его в глазах власть имущих очень привлекательным. Судя по внешности отнюдь не хилого гиппопотама, зарплата товарища также выражается отнюдь не только в «неформально позитивных санкциях».
МОИ КОЛЛЕГИ.
Учительская – таинственная и страшная комната нашего собственного пионерского детства. Сейчас туда заходить никто не стесняется, и уж тем более не боится. Мало того, некоторые учителя не успевают с облегчением перевести дыхание после урока, как врывается очередной ребенок с требованием уделить ему внимание. Что ему нужно? Проблемам несть числа проблемам: кто-то в кого-то плюнул, обозвался, дёрнул за волосы, не так посмотрел. У детей постарше другие претензии: нужно куда-нибудь отпроситься или сообщить о неготовности к уроку.
Учительская необходима, потому что должно быть место, где педагог может морально отдохнуть от школьников, выплеснуть негатив, пожаловаться коллегам на проблемы, посоветоваться, что делать с тем или иным учеником, да и просто перевести дыхание, посидеть, помолчать. Это единственный островок в школе, принадлежащий только взрослым.
Здесь висит наше расписание, объявления и приказы начальства. Есть зеркало. Хранятся журналы, учебники и тетради учителей. Чем же занимаются мои коллеги в этом замкнутом мирке? Прежде всего проверяют тетради и готовятся к урокам, иногда листают какие-нибудь каталоги типа «AVON», а могут и просто поболтать о пустяках. В зависимости от коллектива - это либо сугубо рабочая комната, где боятся лишнее слово сказать, либо что-то вроде женского клуба, где оживленно обсуждаются сплетни, делятся рецептами салатов и диет, показывают обновки и рассказывают анекдоты.
Учительская «тусовка» весьма своеобразный мир. Среди нас есть всякие: глупые и умные, спокойные и взрывные, интеллектуалы и узколобые догматики. И я даже не могу сказать, какие качества учителя делают его мастером своего дела. Всё индивидуально: иногда упертая тупость дает большие результаты, чем искрометный талант. Всё зависит от класса, в котором работает педагог.
Что толку искриться перлами ума, если никто из учеников не в состоянии тебя понять? Учитель всегда выбирает «золотую середину», то есть оценивает способности большей части класса и подстраивается под них. И зачастую чересчур умным и образованным педагогам не удается себя втиснуть в столь узкие рамки. Я сама была свидетелем одного такого фиаско.
Илья Михайлович был блестящим физиком, и конечно, ему нечего было делать в нашем захолустье, но его жена мучилась астмой, и врачи посоветовали супругам наш климат. Я уже не помню, кем работала его вторая половина, а вот Илья Михайлович устроился в нашу школу.
Молодой мужчина был энтузиастом своего предмета, твердо уверенным, что нет на свете ничего интереснее физики. И свою убежденность он экзальтированно выплеснул на головы наших учеников, которые, как вы догадываетесь, отнюдь не были Ломоносовыми. Дети по достоинству оценили горящие глаза и зажигательную речь педагога и уважительно выслушали всё, что он хотел сказать. Проблемы начались, когда Илья Михайлович попытался добиться от школьников хоть какой-нибудь реакции на свои слова. Бедолага, как же он горячился, пытаясь выяснить, почему дети почти ничего не усвоили из его речей.
- Слишком сложно, – пояснили ему. - Надо вбивать в голову азы, а вы ведете себя как будто перед вами учащиеся физико-математической школы при МГУ.
Илья Михайловича хватило на четверть, и он уволился. Жаль, талантливый физик, но преподавание в школе – это не демонстрация того, что знаешь сам, а материал, который в результате твоих усилий усваивают ученики.
Вышестоящие органы разработали кучу критериев оценки нашей работы, но их эффективность весьма сомнительна. Дети разные, и мы разные: наши взаимоотношения складываются из столь тонких нюансов, что нереально втиснуть их в какие-то заранее определенные рамки.
Сейчас весьма модна теория, мол, учитель – отмирающая профессия. Вскоре толстых и глупых теток заменят мудрые компьютеры, и все станут стопроцентно образованными: уж умнее-то гаджетов человек быть не может.
Однако есть у меня большие сомнения, что у компьютера хватит мощности программы, чтобы терпеливо каждый день на протяжении девяти лет твердить: «- жи -ши» пишется с буквой «и», каждый раз исправлять неправильное написание, опять объяснять, и при этом не сгореть и не зависнуть. Каким образом бездушная машина догадается, что таинственное слово «Мамрякай» на самом деле означает мавзолей? А уж про сочинения наших детей я и разговора не веду: даже супергений не разработает программы, способной оценить опус Хлебниковой Машеньки с многообещающим названием «Мачалкин в Чашский Горе Грибоедова ума». Как она с доски списывала, куда в это время смотрела, о чем думала? Впрочем, содержание ещё мудренее: «Лиза любила буфеты Петрушки, а не вот болтовню Формускова», и прочее. Впрочем, любой литератор вам с сотню таких «перлов» в пример приведет, особо не затрудняясь.
Хотя если завтра наш премудрый департамент решит, что мы не нужны, бесполезно доказывать, что ты не верблюд и ещё на что-то годен. Они ведь сначала делают, а потом без особого интереса наблюдают, куда кривая вывезет.
Справедливости ради могу отметить, что и среди нас встречаются особи, вызывающие удивление: как они попали в педагогику? И главное, каким образом удержались на этой стезе?
Вот, например, Степнева Раиса Григорьевна. Появилась она в нашей школе вместе с «техклассом», потому что преподавала диковинный для школьной программы предмет «Сельхозкультуры». Постоянно числилась она за местным ПТУ, и у нас подрабатывала на «часах».
Выглядела Раиса Григорьевна довольно курьезно – плотная дамочка лет сорока пяти с неестественно огромной грудью, торчащей практически горизонтально полу.
- Жесткий атласный лифчик, – гордо пояснила она, заметив наши недоуменные лица,- сама простегиваю. Держит форму, как железный.
Но вернемся к Форзяте. К выпускным экзаменам я его тащила с тем же чувством, с каким каторжник волочит за собой прикованное цепью к ноге ядро: и сбросить нельзя, и ходить невозможно. Разумеется, что «русский язык» он написал на «неуд». Не знаю, какие ляпы были в первой части, но я лично проверяла вторую часть, и его изложение произвело на меня огромное впечатление.
Текст был труден даже для отличников, потому что толковал об одиночестве человека в большом городе. Форзята много всякого накропал, отчего у нормального человека менингит начался бы, но даже среди этого «всякого» обращало особое внимание странное слово «передокс», написанное с большой буквы и с восклицательным знаком. Я даже очки трижды протерла, думая, что мне уже невесть что от усталости чудится. Лихорадочно полистав другие более удачные опусы учеников, я выяснила, что за этим словом скрывается не тот орган, за который ему сломали в свое время нос, а обыкновенное русское слово «парадокс». Хотя… возможно «передокс» ему был гораздо понятнее.
Уж не знаю, как он переписывал тест на пересдаче, но в конце концов кто-то смилостивился над несчастным подростком и все-таки поставил ему «три». Думаю, на том свете этому святому человеку зачтется сие благодеяние. Сейчас Форзята учится на повара-кондитера, и остается только надеяться, что ни мне, ни высокочтимой публике не придется столкнуться с результатами его трудов, а то «передокса» не избежать.
Такие «гении» есть в каждом выпуске. Но самое страшное случается, когда по странной прихоти судьбы, с десяток таких деток оказывается в одном классе. И тогда учителю впору заказывать себе щит и латы, прежде чем посетить подобный зверинец: указкой и журналом уже не отмахнуться.
Был в моей биографии такой класс. Их было мало - человек двадцать, но что это были за дети!
Хотя бы усадить это воинство за парты уже была задача далеко не из простых. Они всё время орали, дрались, выясняя отношения, и по этой причине просто не слышали звонка на урок. Появляющийся в классе учитель ими воспринимался, как досадная помеха, мешающая разобраться с по-настоящему глобальными проблемами. Допустим, кто «лохушка колхозная», а кто «верблюд когтистый»? А ведь это очень важно определить, чтобы земная ось не сдвинулась с места. Впрочем, детки обычно носились друг за другом по партам с такой скоростью, что действительно достойно удивления, как не произошли тектонические разломы в земной коре.
И даже если школьников удавалось растащить по местам, то сидеть за партами им было невыносимо: ребятки даже писали в тетрадях стоя, да ещё притоптывая и пританцовывая на месте, готовые в любой момент вцепиться соседу в волосы. Их руки и ноги постоянно подрагивали и осуществляли различные хаотичные движения, явно не слушаясь своих хозяев.
На уроках физкультуры юные монстры царапались и кусались, если не могли забить мяч в ворота противника. Портили одежду врагам жвачками и «штрихом», крали друг у друга ручки и карандаши, в клочья драли учебники, ломали стулья и столы в кабинете, разбивая мебель буквально в щепу. Изрисовали все стенды в школе матерными словами и неприличными изображениями. По вине этого класса школа трижды эвакуировалась посреди занятий на улицу.
В первый раз, когда один из этих живчиков принес в класс и раскурочил газовый баллончик для заправки зажигалок. Вонь стояла такая, что пришлось эвакуировать целый этаж, и только по счастливой случайности никто серьезно не пострадал.
Во второй раз всё было серьезнее: парочка неразлучных одноклассников разбрызгала в туалете баллон со слезоточивым газом, неизвестно каким образом попавший им в руки. Когда их допрашивали в милиции, сами чихающие и трущие глаза идиоты нагло заявили, что нашли его на улице. Врали, конечно. Когда эта дрянь расползлась по коридорам, у некоторых детей произошел отек гортани и пришлось вызывать «скорую помощь». Я сама едва откашлялась и ещё пару дней задыхалась, уж не говоря о жутком состоянии глаз.
Третий раз на этом фоне выглядит, как милая и безобидная шутка. Детки зажгли сразу в нескольких местах множество кусков пластмассовых линеек. Повалил дым и сработала пожарная сигнализация. Пока мы в спешке выводили учеников из школы, нам было не до причин вони и дыма, но когда примчалась пожарная машина, пожарные быстро обнаружили источник задымления.
Фантазия по части пакостей у этих школьников была неистощима. А так, как они всё время находились в поисках, то такие скучные материи как математика, физика или биология благополучно промелькнули мимо их носа, не удостоившись даже толики внимания. Зачем им закон «Бойля-Мариотта», если можно сорвать часть канализационной трубы, открыть краны, и устроить в школе потоп, а потом радостно прыгать по лужам, обрызгивая визжащих девчонок?
Эти дети никогда не пропускали занятий. Даже в лютые морозы, когда уроки отменялись, весь класс бодро топал к школе и наотрез отказывался расходиться по домам. Несмотря на бесконечные свары и драки подростки представляли собой монолитно спаянную общими интересами группу, которая выступала единым фронтом против учителей и школьников из других классов.
Чтобы с ними написать диктант или изложение, мне приходилось дробить класс на группы по пять человек и, оставив после уроков, распихивать по разным рядам, чтобы они не могли друг до друга дотянуться.
Детки были очень недовольны подобным положением дел, и поэтому злобно огрызались и сетовали на вредную «училку», разлучившую их с товарищами по несчастью.
Как-то один из них, потерпевший фиаско в попытке дотянуться до одноклассницы половой тряпкой, с горечью высказался:
- Эх, Жан Иван, я думал вы - человек, а вы такая же овца, как и остальные.
Я даже не обиделась на овцу. Подумаешь! Эти придурки всегда говорили всё, что только придет на ум, особо не задумываясь, кто перед ними. Пожилую учительницу химии многодетную Марью Петровну называли «Марцелкой - ц…й», худющую высоченную словно журавль «англичанку» Елизавету Максимовну – «толстопятым колобком». Изящную модницу секретаршу Ирочку кликали «пингвином». С логикой детки явно не дружили.
Но даже эту дикую орду всё равно нужно было вывести на экзамены. Широко известные «Бурлаки на Волге» практически отдыхали в санатории по сравнению с нашим потугами, чему-то их научить. И все же выпустили из девятого класса всех до единого. Уж не спрашивайте как: профессиональный секрет.
Выпустили, перекрестили вслед, потом дружно сплюнули, чтобы не сглазить (а то вдруг 1 сентября вновь вернутся или во сне приснятся), и ещё несколько лет со смехом вспоминали особо отличившихся на учебном поприще сорвиголов. О других более способных и менее шкодливых учениках что-то не вспоминаем, а вот об этих оболтусах за редким исключением говорим практически каждый день. Действительно «передокс».
Другое дело ЕГЭ, потому что цели и задачи учитель ставит для себя совсем иные, чем при подготовке школьников к ОГЭ. Во-первых, самая тяжело обучаемая группа риска отсеивается после девятого класса, и в школе, как правило, остаются более-менее способные дети. По крайней мере, за все годы существования ЕГЭ (в нашем регионе его сдают уже более 10 лет), не было случая, когда мои выпускники не набирали бы нужного количества баллов, чтобы миновать порог сдачи экзамена. Увы, этого не достаточно, чтобы школьники почувствовали себя полностью удовлетворенными: ведь для того, чтобы поступить в ВУЗы, им нужны высокие баллы.
И здесь начинаются проблемы. Ответственно заявляю, что хорошо подготовить ребенка к ЕГЭ за один час в неделю невозможно, поэтому повсеместно и практически поголовно дети вынуждены посещать репетиторов, а это, простите, уже ставит под сомнение саму идею бесплатного образования. Вот мне репетиторство нужно как рыбе зонтик: я и так под завязку загружена и уроками, и тетрадями, но и отказать нуждающимся детям в дополнительной подготовке не могу, потому что совесть не позволяет. Знаю, некоторые делают на этом бизнес, и я их не осуждаю. Работка, скажу вам, ещё та. А каждый труд должен быть оплачен, хотя поглядывая на свой квиток с распечаткой зарплаты, я в этом сомневаюсь.
Мне кажется, что очередным шагом нашего Департамента будет полная отмена заработной платы учителям. Будем работать за идею, за будущую пенсию, в счет долга перед государством за неэффективность труда - да мало ли фантазий у чиновников? Будем ещё и благодарить, что нам разрешают работать бесплатно, не взимая плату за то, что имеем возможность пересечь порог класса.
Один вальяжный, обмирающий от самолюбования местный чиновник от образования как-то заявил, мол, меркантильным личностям в школе делать нечего: учитель работает не за деньги, а за «благодарность в глазах детей». Красиво сказано, ничего не скажешь. Вот приду я в магазин и предложу продавцу за товар два десятка «детских благодарностей». И куда меня после? В «дурку»? А товарища всё повышают и повышают по служебной лестнице, наверное, подобная экономия делает его в глазах власть имущих очень привлекательным. Судя по внешности отнюдь не хилого гиппопотама, зарплата товарища также выражается отнюдь не только в «неформально позитивных санкциях».
МОИ КОЛЛЕГИ.
Учительская – таинственная и страшная комната нашего собственного пионерского детства. Сейчас туда заходить никто не стесняется, и уж тем более не боится. Мало того, некоторые учителя не успевают с облегчением перевести дыхание после урока, как врывается очередной ребенок с требованием уделить ему внимание. Что ему нужно? Проблемам несть числа проблемам: кто-то в кого-то плюнул, обозвался, дёрнул за волосы, не так посмотрел. У детей постарше другие претензии: нужно куда-нибудь отпроситься или сообщить о неготовности к уроку.
Учительская необходима, потому что должно быть место, где педагог может морально отдохнуть от школьников, выплеснуть негатив, пожаловаться коллегам на проблемы, посоветоваться, что делать с тем или иным учеником, да и просто перевести дыхание, посидеть, помолчать. Это единственный островок в школе, принадлежащий только взрослым.
Здесь висит наше расписание, объявления и приказы начальства. Есть зеркало. Хранятся журналы, учебники и тетради учителей. Чем же занимаются мои коллеги в этом замкнутом мирке? Прежде всего проверяют тетради и готовятся к урокам, иногда листают какие-нибудь каталоги типа «AVON», а могут и просто поболтать о пустяках. В зависимости от коллектива - это либо сугубо рабочая комната, где боятся лишнее слово сказать, либо что-то вроде женского клуба, где оживленно обсуждаются сплетни, делятся рецептами салатов и диет, показывают обновки и рассказывают анекдоты.
Учительская «тусовка» весьма своеобразный мир. Среди нас есть всякие: глупые и умные, спокойные и взрывные, интеллектуалы и узколобые догматики. И я даже не могу сказать, какие качества учителя делают его мастером своего дела. Всё индивидуально: иногда упертая тупость дает большие результаты, чем искрометный талант. Всё зависит от класса, в котором работает педагог.
Что толку искриться перлами ума, если никто из учеников не в состоянии тебя понять? Учитель всегда выбирает «золотую середину», то есть оценивает способности большей части класса и подстраивается под них. И зачастую чересчур умным и образованным педагогам не удается себя втиснуть в столь узкие рамки. Я сама была свидетелем одного такого фиаско.
Илья Михайлович был блестящим физиком, и конечно, ему нечего было делать в нашем захолустье, но его жена мучилась астмой, и врачи посоветовали супругам наш климат. Я уже не помню, кем работала его вторая половина, а вот Илья Михайлович устроился в нашу школу.
Молодой мужчина был энтузиастом своего предмета, твердо уверенным, что нет на свете ничего интереснее физики. И свою убежденность он экзальтированно выплеснул на головы наших учеников, которые, как вы догадываетесь, отнюдь не были Ломоносовыми. Дети по достоинству оценили горящие глаза и зажигательную речь педагога и уважительно выслушали всё, что он хотел сказать. Проблемы начались, когда Илья Михайлович попытался добиться от школьников хоть какой-нибудь реакции на свои слова. Бедолага, как же он горячился, пытаясь выяснить, почему дети почти ничего не усвоили из его речей.
- Слишком сложно, – пояснили ему. - Надо вбивать в голову азы, а вы ведете себя как будто перед вами учащиеся физико-математической школы при МГУ.
Илья Михайловича хватило на четверть, и он уволился. Жаль, талантливый физик, но преподавание в школе – это не демонстрация того, что знаешь сам, а материал, который в результате твоих усилий усваивают ученики.
Вышестоящие органы разработали кучу критериев оценки нашей работы, но их эффективность весьма сомнительна. Дети разные, и мы разные: наши взаимоотношения складываются из столь тонких нюансов, что нереально втиснуть их в какие-то заранее определенные рамки.
Сейчас весьма модна теория, мол, учитель – отмирающая профессия. Вскоре толстых и глупых теток заменят мудрые компьютеры, и все станут стопроцентно образованными: уж умнее-то гаджетов человек быть не может.
Однако есть у меня большие сомнения, что у компьютера хватит мощности программы, чтобы терпеливо каждый день на протяжении девяти лет твердить: «- жи -ши» пишется с буквой «и», каждый раз исправлять неправильное написание, опять объяснять, и при этом не сгореть и не зависнуть. Каким образом бездушная машина догадается, что таинственное слово «Мамрякай» на самом деле означает мавзолей? А уж про сочинения наших детей я и разговора не веду: даже супергений не разработает программы, способной оценить опус Хлебниковой Машеньки с многообещающим названием «Мачалкин в Чашский Горе Грибоедова ума». Как она с доски списывала, куда в это время смотрела, о чем думала? Впрочем, содержание ещё мудренее: «Лиза любила буфеты Петрушки, а не вот болтовню Формускова», и прочее. Впрочем, любой литератор вам с сотню таких «перлов» в пример приведет, особо не затрудняясь.
Хотя если завтра наш премудрый департамент решит, что мы не нужны, бесполезно доказывать, что ты не верблюд и ещё на что-то годен. Они ведь сначала делают, а потом без особого интереса наблюдают, куда кривая вывезет.
Справедливости ради могу отметить, что и среди нас встречаются особи, вызывающие удивление: как они попали в педагогику? И главное, каким образом удержались на этой стезе?
Вот, например, Степнева Раиса Григорьевна. Появилась она в нашей школе вместе с «техклассом», потому что преподавала диковинный для школьной программы предмет «Сельхозкультуры». Постоянно числилась она за местным ПТУ, и у нас подрабатывала на «часах».
Выглядела Раиса Григорьевна довольно курьезно – плотная дамочка лет сорока пяти с неестественно огромной грудью, торчащей практически горизонтально полу.
- Жесткий атласный лифчик, – гордо пояснила она, заметив наши недоуменные лица,- сама простегиваю. Держит форму, как железный.
