Встаньте сами у доски, и я посмотрю: удастся ли критикам не то, чтобы чему-то научить детей, а элементарно удержать сорок пять минут за партами? Это такой экстрим получится, что его можно будет продавать в турагентствах наряду с восхождением на Эверест или охотой в одиночку на Уссурийского тигра. Особо нервным инфаркт обеспечен!
Работать в школе интересно. Здесь постоянно что-то происходит и изменяется. Скуке и рутине нет места. У наших детей в крови кипит постоянный адреналин, который они охотно выплескивают на окружающих, и в первую очередь на одноклассников и учителей.
Например. Идет урок русского языка. Весь класс, высунув языки, царапает кто во что горазд сочинение. Я как маятник хожу между партами, периодически заглядывая в тетрадки, чтобы ненавязчиво подправить, подсказать, пояснить. Знаю, что нельзя, но иначе мои детки ничего не создадут. Рабочая, деловая тишина, столь отрадная сердцу любого учителя царит в классе. Рай в представление любого педагога он выглядит именно так.
На предпоследней парте третьего ряда мается от скуки Сазонов Петя. Какое там сочинение! Он даже собственную фамилию за девять лет обучения правильно писать не научился. Вот и сейчас ребенок медленно и методично разламывает собственный карандаш на восемь частей. Я это вижу, но не вмешиваюсь. Если сейчас начать учить оболтуса уму разуму, весь класс побросает ручки и, разинув от наслаждения рот, будет внимать перепалке, забыв о сочинении. А толку ведь все равно никакого. Хоть молнии и громы обрушь на голову Петюньки, работать он не станет. Так пусть лучше ломает учебные принадлежности, если его родителям покупать их не лень.
Сломав карандаш, Петька остался без дела. Покосился на тетрадь, на меня. Можно, конечно, начать выдирать из неё страницы, делать самолетики и пускать в соседей, а то и просто от скуки сжевать, но мои нахмуренные брови исключают такой исход дела. Тетрадь я порвать не дам: мне их потом в учебную часть сдавать, и Сазонов эту мрачную решимость моментально просекает. Но ведь скучно парню, хоть плачь, а до конца урока ещё уйма времени. И тогда ребенок начинает исподтишка бросать в своих соседей кусочки карандаша.
Первой попала под обстрел Новикова Таня - девочка флегматичная и ленивая.
- Уймись, урод, - спокойно посоветовала она и вновь склонилась над тетрадью.
Второй кусок попал в Ермолова Антона.
- В лоб дам, – рассеянно показал тот кулак.
Третий упал на черновик Жуковой Светланы.
- Верблюд когтистый, - кусок полетел назад, - заткни его в …
- Светлана, – укоризненно одернула её я. - Разве можно девочке так выражаться?
- А чё он?
- Сазонов не мешай писать сочинение! Лучше своей работой занялся бы, сколько можно валять дурака! Опять ведь двойку получишь!
Никуда не деться, всё равно приходится взывать к тому, чего у Петьки в помине нет - к чувству ответственности. А на мои двойки у него давным-давно выработался иммунитет. В тот самый миг, когда он понял, что сколько «пар» не получил бы, четвертная всё равно будет «три».
На несколько минут Сазонов затаился, а потом то самое шило, которое у него прочно засело в месте, о котором не говорят в приличном обществе, изо всех сил укололо подростка, и он бросает очередной остаток карандаша в Могилевского Сергея.
Описать, что случилось дальше мне весьма сложно, потому что реакции Могилевского может позавидовать самая юркая в мире змея. Вот он сидит и пишет. Мгновение, и обрушив несчастного Петьку на парту, Сергей не шутейно сжимает руки на его шее. У Сазонова становится багрово-синим лицо и вытаращиваются глаза. Я добегаю до места схватки и, хватаясь за сердце, ору:
- Сергей, немедленно прекрати, сейчас же перестань!
Но даже в такой жуткой ситуации я держу руки по швам и не пытаюсь их растащить, потому что уже давно твердо уяснила: даже случайно нельзя касаться детей руками. Неизвестно, как поведут себя родители. Могут так повернуть дело, что, в конце концов, выяснится - это ты избивала двух беззащитных подростков, а не они колошматили друг друга. Все средства хороши, чтобы «срубить» по легкому деньжонок, шантажируя учителя. У каждого в этом мире свой бизнес.
Однажды один деловой папаша, ловко воспользовался тем, что два десятиклассника привязали к ручке двери кабинета свою одноклассницу за шуровку пояса. Причем кругом была тьма народа, она громко смеялась над их выходкой. А вечерком того же дня девочка под диктовку папы написала заявление о попытке изнасилования. Предприимчивая семейка содрала с родителей «шутников» такой куш, что те потом ещё долгие годы выплачивали проценты по кредитам.
И теперь, если даже на моих глазах дети будут убивать друг друга, я ни за что к ним не прикоснусь. В лучшем случае буду орать, звать на помощь, увещевать… и не потому что жестокосердна, а просто были хорошие учителя.
Растащили наших драчунов их же приятели. И вновь все уселись писать сочинение (до звонка оставалось не так уж много времени). Тишь да благодать, и только я тайком проглотила пару таблеток валерьянки, а Сазонов, растеряв в пылу боя все куски карандаша, методично принялся разламывать линейку, пытливо косясь по сторонам в поиске следующих жертв. Буря в стакане воды пронеслась мгновенно, никого особо не зацепив, кроме меня. Но такова наша профессия, тут уж ничего не поделаешь.
Я недавно прочитала, что одну учительницу осудили на какой-то там срок, когда ученик на её уроке ткнул кисточкой другого и попал в глаз. Мол, не уследила, преступница! Надо же, наша Фемида уподобилась персидскому царю Ксерксу, который приказал избить кнутом воды пролива, потопившего во время бури персидский флот. Вы пробовали одновременно проследить за всеми действиями двадцати пяти учеников? Это невозможно в силу устройства человеческого глаза. В любой момент детки могут вытворить всё, что угодно. Как даже самый проницательный педагог может догадаться, какие мысли бродят у них в голове? И пока испуганная учительница из одного конца класса прибежит в другой, в конце пути её может ожидать даже расчлененный труп. Во всем мире малолетние придурки стреляют в своих одноклассников и учителей, но только у нас додумались за это сажать последних на скамью подсудимых да потом ещё куражиться над ними в средствах массовой информации.
Помню лет пятнадцать назад на одной их школьных дискотек, посвященных 8 марта, у нас произошла весьма неприятная история.
Сотникова Галина - ученица девятого класса накануне рассталась со своим мальчиком. Что у них там за размолвка получилась, точно сказать не берусь, но переживала девочка страшно. В этом возрасте вообще все воспринимается как катастрофа, а тут расставание с любимым. ЧП вселенского масштаба! Бедолага ничего не ела, не спала и вообще пала духом, и тут какая-то «добрая душа» из присутствующих на вечере посоветовала романтичной деве выпить самогонки: мол, эффективно излечивает от всех бед. И Галя доверчиво выпила… бутылку целиком. Без закуски. После чего выпала в осадок, больше похожий на кому, чем на обыкновенный обморок.
Я не знаю, где она пила, но только не в школе (мы как коршуны кружились над танцующим залом и прилегающей территорией, и мгновенно бы пресекли распитие спиртных напитков), а вот умирать девушка приползла именно в спортзал, где и оказалась у нас на руках в столь плачевном состоянии.
Извечная русская проблема «Что делать?» никогда не была столь актуальна для нашего коллектива, как в тот вечер. Казалось, дело житейское: надо вызывать «скорую помощь» и пусть они своими силами реанимируют пострадавшую от любви и самогона деву, но… Увы, было целых два увесистых «но»!
Первое, это было до эры «мобил», и у нас элементарно не работал школьный телефон. Но это ещё полбеды: можно было позвонить от кого-нибудь из живущих поблизости соседей, и вот здесь таилась главная причина нашего смущения.
Как признаться, что на школьном вечере оказалась пьяной пятнадцатилетняя девочка? Да ведь нас потом в порошок сотрут, замучают проверками и выговорами, станем притчей во языцех на долгие годы для всего района, а то и области.
Страшный нравственный выбор: с одной стороны упившаяся до полусмерти девочка, с другой – несмываемый позор для всего коллектива. Что выбрать? Прямо скажу: выбрали второе, но нас - учителей поставили в такие условия, что иначе поступить мы просто не отважились. Взгромоздили девочку на санки, дали ей провожатых да отправили к живущей неподалеку бабушке. Пусть она себе голову ломает: позорить внучку на весь город или отхаживать своими силами. Разумеется, женщина выбрала второй путь и оказалась права.
Я редко вижу Галину, но иногда мы все-таки встречаемся, и каждый раз у меня мороз по коже пробегает, когда думаю, что она могла в ту ночь и умереть.
Мерзкая история, но она многое объясняет из того, что происходит в нашем образовании. Запуганные, затюканные общественными нападками учителя идут уже на откровенное преступление, чтобы избежать нового скандала, оскорблений и нападок, потому что знают: презумпции невиновности для людей нашей профессии не существует. Мы - заведомо виновная сторона, что бы ни случилось. Иногда мне кажется, что учителя выведены даже из правового поля Конституции. Ученики и родители бьют учителей, оскорбляют, выкладывая при этом снимки в интернет. Хоть кого-нибудь наказали? Нет. Это же учитель – существо чуть пониже бомжа и чуть повыше собаки, если она, конечно, не породистая.
А несчастная любовь - это, конечно, страшный бич для подростков всей планеты. Не знаю, как в Занзибаре, но у нас обычнейшее дело, когда девочка посреди урока внезапно с диким воплем срывается с места и, заливаясь слезами, галопом исчезает за дверью. Милый не ту СМС прислал!
Чего только не было в моей учительской биографии, связанного с этим святым, но неудачным чувством.
Вот помню события, разыгравшиеся после гибели Виктора Цоя.
Впрочем, об этом отдельно. Сначала расскажу, как начинала свой путь на этом нелегком поприще.
1990 ГОД.
Я - тогда ещё начинающий молодой педагог получила на распределении (тогда всех выпускников ВУЗов обязательно насильственно трудоустраивали) место учителя русского языка в сельскохозяйственном техникуме в поселке, расположенном в трех часах езды от областного центра.
Так как я была не замужем, то мне дали комнату в том же общежитии, где проживали студенты.
Четырехэтажное здание красовалось на единственном на всю округу асфальтовом пятачке, утопающего в непролазной грязи маленького поселка. С раннего утра под окнами маневрировали в облаках выхлопных газов тракторы, и от их жуткого рёва я испуганно подскакивала на постели.
Контингент учеников подобрался соответственный. Были и те, которые казалось родились в недрах комбайна или в коровьих яслях, были и другие. Я тогда наивно удивлялась: зачем в ветеринарию идут дети, падающие чуть ли не в обморок при виде коровы или которые засеянное поле видели только на картинке в букваре? Это теперь мне хорошо известно, что таких студентов полно в любом учебном заведении.
Иногда мы - учителя встречаемся на различных конференциях и симпозиумах, и стоит видеть лица педагогов, допустим, музыкального училища, к которым судьба забросила по невыясненным до конца причинам студентов с полным отсутствием слуха. В индустриальном колледже, по признанию тех же отчаявшихся преподавателей, сидят дети, дико боящиеся отверток и электричества, а в педагогическом лицее отбывают каторгу люто ненавидящие детей угрюмые девы.
Да что там: моя родная племянница сначала окончила с красным дипломом медицинское училище, а потом и медицинский институт, но ни дня по профессии не работала. Людмила честно признавалась, что её тошнит от запаха больницы, воротит от ран и она брезгует больными. Зачем же занимала место? Мама приказала: мол, престижный ВУЗ, в домашнем обиходе полезно иметь медицинские навыки, и опять-таки всегда есть возможность подзаработать уколами. Вот и все причины, какими бы несуразными они не выглядели со стороны.
Один мой хороший знакомый (ныне, к сожалению, уже покойный) преподаватель общетехнического отделения пединститута, признавался, что если студент знает закон Ома, он ставит ему «зачёт», не задавая лишних вопросов. Хорошо хоть так! А как он потом будет преподавать физику, это уже его проблемы. Мужчины настолько нужны нашему практически сплошь женскому учительскому сообществу, что их невежество не имеет особого значения.
Впрочем, моя близкая подруга оканчивала педагогический институт в Казахстане. Там есть такое понятие как «нацкадры» - то бишь парням и девушкам казахам отдают преимущество при приеме в институты из-за того, что они поедут преподавать в отдаленные аулы, и поэтому особых претензий к качеству их знаний педагоги не предъявляют. Но иногда и у этих сверх снисходительных «преподов» не выдерживают нервы.
Подруга мне как-то рассказывала о некой Гульнаре. Девушку за хроническую неуспеваемость мягко журили на заседании кафедры.
- Гульнара, - увещевала балбеску преподавательница, - ты уже на пятом курсе. На следующий год будешь преподавать детям химию, а сама не знаешь даже формулу соляной кислоты.
Гульнара наивно похлопала тем, что у неё было вместо ресниц, возмущенно шмыгнула носом и на ломанном русском (чтобы поставить на место вредную тетку) обиженно заявила:
- Так я же буду преподавать на казахском языке.
Ни больше, ни меньше. Ведь соляная кислота на казахском языке, оказывается совсем не то же вещество, что на русском. Вот такой, если хотите то ли лингвистический, то ли химический казус! Неожиданное переплетение, казалось, столь далеких друг от друга наук.
Такой же приблизительно контингент был и в нашем техникуме. Дети поступили туда после восьмилеток, чтобы овладевать профессиями, но учиться им совсем не хотелось. В школе надоело. Коровы, сельхозкультуры, устройство трактора? Да, упаси Господь!
Как-нибудь развлечься в поселке было проблематично: раз в неделю задыхающаяся в табачном дыму клубная дискотека с неизменным мордобоем, бормотуха из-под полы предприимчивых самогонщиц и… собственно всё!
Но страсти под этим немудрящим антуражем кипели, прямо скажем, мексиканские. Тогда все население страны, затаив дыхание, следило за судьбой бедной Изауры и плакало вместе с «богатыми» и Вероникой Кастро.
Нападай любой враг на жилище, раскалывай небо молнии и громы, и насылай Господь на страну все «казни египетские» - никто и ухом не повел бы, настолько все прилипали носами к экранам, бурно переживая злоключения девочки - перестарка из мексиканской глубинки. А ведь были ещё и Алан Чумак, и Кашпировский, лечащие всю страну от энуреза и поноса по телевизору.
Веселые были времена. Умели мы довольствоваться малым, чтобы расцветить серые будни. Куда там нынешним избалованным Интернетом юнцам!
А ещё в ту эпоху все поголовно молодые люди соответствующего возраста бредили группой «Кино», и изо всех окон неслось «…мы ждем перемен!». Преданными фанатами Цоя были и наши студенты.
В тот год я приступила к работе в начале августа, и работала на ремонте общежития, когда узнала о гибели рок-идола эпохи Перестройки.
Весть о его смерти вызвала настоящий шок: все плакали, горевали, возбужденно строили версии, но потом наступил сентябрь, начались занятия.
Всеобщее горе пошло на спад, выдавленное другими заботами.
Работать в школе интересно. Здесь постоянно что-то происходит и изменяется. Скуке и рутине нет места. У наших детей в крови кипит постоянный адреналин, который они охотно выплескивают на окружающих, и в первую очередь на одноклассников и учителей.
Например. Идет урок русского языка. Весь класс, высунув языки, царапает кто во что горазд сочинение. Я как маятник хожу между партами, периодически заглядывая в тетрадки, чтобы ненавязчиво подправить, подсказать, пояснить. Знаю, что нельзя, но иначе мои детки ничего не создадут. Рабочая, деловая тишина, столь отрадная сердцу любого учителя царит в классе. Рай в представление любого педагога он выглядит именно так.
На предпоследней парте третьего ряда мается от скуки Сазонов Петя. Какое там сочинение! Он даже собственную фамилию за девять лет обучения правильно писать не научился. Вот и сейчас ребенок медленно и методично разламывает собственный карандаш на восемь частей. Я это вижу, но не вмешиваюсь. Если сейчас начать учить оболтуса уму разуму, весь класс побросает ручки и, разинув от наслаждения рот, будет внимать перепалке, забыв о сочинении. А толку ведь все равно никакого. Хоть молнии и громы обрушь на голову Петюньки, работать он не станет. Так пусть лучше ломает учебные принадлежности, если его родителям покупать их не лень.
Сломав карандаш, Петька остался без дела. Покосился на тетрадь, на меня. Можно, конечно, начать выдирать из неё страницы, делать самолетики и пускать в соседей, а то и просто от скуки сжевать, но мои нахмуренные брови исключают такой исход дела. Тетрадь я порвать не дам: мне их потом в учебную часть сдавать, и Сазонов эту мрачную решимость моментально просекает. Но ведь скучно парню, хоть плачь, а до конца урока ещё уйма времени. И тогда ребенок начинает исподтишка бросать в своих соседей кусочки карандаша.
Первой попала под обстрел Новикова Таня - девочка флегматичная и ленивая.
- Уймись, урод, - спокойно посоветовала она и вновь склонилась над тетрадью.
Второй кусок попал в Ермолова Антона.
- В лоб дам, – рассеянно показал тот кулак.
Третий упал на черновик Жуковой Светланы.
- Верблюд когтистый, - кусок полетел назад, - заткни его в …
- Светлана, – укоризненно одернула её я. - Разве можно девочке так выражаться?
- А чё он?
- Сазонов не мешай писать сочинение! Лучше своей работой занялся бы, сколько можно валять дурака! Опять ведь двойку получишь!
Никуда не деться, всё равно приходится взывать к тому, чего у Петьки в помине нет - к чувству ответственности. А на мои двойки у него давным-давно выработался иммунитет. В тот самый миг, когда он понял, что сколько «пар» не получил бы, четвертная всё равно будет «три».
На несколько минут Сазонов затаился, а потом то самое шило, которое у него прочно засело в месте, о котором не говорят в приличном обществе, изо всех сил укололо подростка, и он бросает очередной остаток карандаша в Могилевского Сергея.
Описать, что случилось дальше мне весьма сложно, потому что реакции Могилевского может позавидовать самая юркая в мире змея. Вот он сидит и пишет. Мгновение, и обрушив несчастного Петьку на парту, Сергей не шутейно сжимает руки на его шее. У Сазонова становится багрово-синим лицо и вытаращиваются глаза. Я добегаю до места схватки и, хватаясь за сердце, ору:
- Сергей, немедленно прекрати, сейчас же перестань!
Но даже в такой жуткой ситуации я держу руки по швам и не пытаюсь их растащить, потому что уже давно твердо уяснила: даже случайно нельзя касаться детей руками. Неизвестно, как поведут себя родители. Могут так повернуть дело, что, в конце концов, выяснится - это ты избивала двух беззащитных подростков, а не они колошматили друг друга. Все средства хороши, чтобы «срубить» по легкому деньжонок, шантажируя учителя. У каждого в этом мире свой бизнес.
Однажды один деловой папаша, ловко воспользовался тем, что два десятиклассника привязали к ручке двери кабинета свою одноклассницу за шуровку пояса. Причем кругом была тьма народа, она громко смеялась над их выходкой. А вечерком того же дня девочка под диктовку папы написала заявление о попытке изнасилования. Предприимчивая семейка содрала с родителей «шутников» такой куш, что те потом ещё долгие годы выплачивали проценты по кредитам.
И теперь, если даже на моих глазах дети будут убивать друг друга, я ни за что к ним не прикоснусь. В лучшем случае буду орать, звать на помощь, увещевать… и не потому что жестокосердна, а просто были хорошие учителя.
Растащили наших драчунов их же приятели. И вновь все уселись писать сочинение (до звонка оставалось не так уж много времени). Тишь да благодать, и только я тайком проглотила пару таблеток валерьянки, а Сазонов, растеряв в пылу боя все куски карандаша, методично принялся разламывать линейку, пытливо косясь по сторонам в поиске следующих жертв. Буря в стакане воды пронеслась мгновенно, никого особо не зацепив, кроме меня. Но такова наша профессия, тут уж ничего не поделаешь.
Я недавно прочитала, что одну учительницу осудили на какой-то там срок, когда ученик на её уроке ткнул кисточкой другого и попал в глаз. Мол, не уследила, преступница! Надо же, наша Фемида уподобилась персидскому царю Ксерксу, который приказал избить кнутом воды пролива, потопившего во время бури персидский флот. Вы пробовали одновременно проследить за всеми действиями двадцати пяти учеников? Это невозможно в силу устройства человеческого глаза. В любой момент детки могут вытворить всё, что угодно. Как даже самый проницательный педагог может догадаться, какие мысли бродят у них в голове? И пока испуганная учительница из одного конца класса прибежит в другой, в конце пути её может ожидать даже расчлененный труп. Во всем мире малолетние придурки стреляют в своих одноклассников и учителей, но только у нас додумались за это сажать последних на скамью подсудимых да потом ещё куражиться над ними в средствах массовой информации.
Помню лет пятнадцать назад на одной их школьных дискотек, посвященных 8 марта, у нас произошла весьма неприятная история.
Сотникова Галина - ученица девятого класса накануне рассталась со своим мальчиком. Что у них там за размолвка получилась, точно сказать не берусь, но переживала девочка страшно. В этом возрасте вообще все воспринимается как катастрофа, а тут расставание с любимым. ЧП вселенского масштаба! Бедолага ничего не ела, не спала и вообще пала духом, и тут какая-то «добрая душа» из присутствующих на вечере посоветовала романтичной деве выпить самогонки: мол, эффективно излечивает от всех бед. И Галя доверчиво выпила… бутылку целиком. Без закуски. После чего выпала в осадок, больше похожий на кому, чем на обыкновенный обморок.
Я не знаю, где она пила, но только не в школе (мы как коршуны кружились над танцующим залом и прилегающей территорией, и мгновенно бы пресекли распитие спиртных напитков), а вот умирать девушка приползла именно в спортзал, где и оказалась у нас на руках в столь плачевном состоянии.
Извечная русская проблема «Что делать?» никогда не была столь актуальна для нашего коллектива, как в тот вечер. Казалось, дело житейское: надо вызывать «скорую помощь» и пусть они своими силами реанимируют пострадавшую от любви и самогона деву, но… Увы, было целых два увесистых «но»!
Первое, это было до эры «мобил», и у нас элементарно не работал школьный телефон. Но это ещё полбеды: можно было позвонить от кого-нибудь из живущих поблизости соседей, и вот здесь таилась главная причина нашего смущения.
Как признаться, что на школьном вечере оказалась пьяной пятнадцатилетняя девочка? Да ведь нас потом в порошок сотрут, замучают проверками и выговорами, станем притчей во языцех на долгие годы для всего района, а то и области.
Страшный нравственный выбор: с одной стороны упившаяся до полусмерти девочка, с другой – несмываемый позор для всего коллектива. Что выбрать? Прямо скажу: выбрали второе, но нас - учителей поставили в такие условия, что иначе поступить мы просто не отважились. Взгромоздили девочку на санки, дали ей провожатых да отправили к живущей неподалеку бабушке. Пусть она себе голову ломает: позорить внучку на весь город или отхаживать своими силами. Разумеется, женщина выбрала второй путь и оказалась права.
Я редко вижу Галину, но иногда мы все-таки встречаемся, и каждый раз у меня мороз по коже пробегает, когда думаю, что она могла в ту ночь и умереть.
Мерзкая история, но она многое объясняет из того, что происходит в нашем образовании. Запуганные, затюканные общественными нападками учителя идут уже на откровенное преступление, чтобы избежать нового скандала, оскорблений и нападок, потому что знают: презумпции невиновности для людей нашей профессии не существует. Мы - заведомо виновная сторона, что бы ни случилось. Иногда мне кажется, что учителя выведены даже из правового поля Конституции. Ученики и родители бьют учителей, оскорбляют, выкладывая при этом снимки в интернет. Хоть кого-нибудь наказали? Нет. Это же учитель – существо чуть пониже бомжа и чуть повыше собаки, если она, конечно, не породистая.
А несчастная любовь - это, конечно, страшный бич для подростков всей планеты. Не знаю, как в Занзибаре, но у нас обычнейшее дело, когда девочка посреди урока внезапно с диким воплем срывается с места и, заливаясь слезами, галопом исчезает за дверью. Милый не ту СМС прислал!
Чего только не было в моей учительской биографии, связанного с этим святым, но неудачным чувством.
Вот помню события, разыгравшиеся после гибели Виктора Цоя.
Впрочем, об этом отдельно. Сначала расскажу, как начинала свой путь на этом нелегком поприще.
1990 ГОД.
Я - тогда ещё начинающий молодой педагог получила на распределении (тогда всех выпускников ВУЗов обязательно насильственно трудоустраивали) место учителя русского языка в сельскохозяйственном техникуме в поселке, расположенном в трех часах езды от областного центра.
Так как я была не замужем, то мне дали комнату в том же общежитии, где проживали студенты.
Четырехэтажное здание красовалось на единственном на всю округу асфальтовом пятачке, утопающего в непролазной грязи маленького поселка. С раннего утра под окнами маневрировали в облаках выхлопных газов тракторы, и от их жуткого рёва я испуганно подскакивала на постели.
Контингент учеников подобрался соответственный. Были и те, которые казалось родились в недрах комбайна или в коровьих яслях, были и другие. Я тогда наивно удивлялась: зачем в ветеринарию идут дети, падающие чуть ли не в обморок при виде коровы или которые засеянное поле видели только на картинке в букваре? Это теперь мне хорошо известно, что таких студентов полно в любом учебном заведении.
Иногда мы - учителя встречаемся на различных конференциях и симпозиумах, и стоит видеть лица педагогов, допустим, музыкального училища, к которым судьба забросила по невыясненным до конца причинам студентов с полным отсутствием слуха. В индустриальном колледже, по признанию тех же отчаявшихся преподавателей, сидят дети, дико боящиеся отверток и электричества, а в педагогическом лицее отбывают каторгу люто ненавидящие детей угрюмые девы.
Да что там: моя родная племянница сначала окончила с красным дипломом медицинское училище, а потом и медицинский институт, но ни дня по профессии не работала. Людмила честно признавалась, что её тошнит от запаха больницы, воротит от ран и она брезгует больными. Зачем же занимала место? Мама приказала: мол, престижный ВУЗ, в домашнем обиходе полезно иметь медицинские навыки, и опять-таки всегда есть возможность подзаработать уколами. Вот и все причины, какими бы несуразными они не выглядели со стороны.
Один мой хороший знакомый (ныне, к сожалению, уже покойный) преподаватель общетехнического отделения пединститута, признавался, что если студент знает закон Ома, он ставит ему «зачёт», не задавая лишних вопросов. Хорошо хоть так! А как он потом будет преподавать физику, это уже его проблемы. Мужчины настолько нужны нашему практически сплошь женскому учительскому сообществу, что их невежество не имеет особого значения.
Впрочем, моя близкая подруга оканчивала педагогический институт в Казахстане. Там есть такое понятие как «нацкадры» - то бишь парням и девушкам казахам отдают преимущество при приеме в институты из-за того, что они поедут преподавать в отдаленные аулы, и поэтому особых претензий к качеству их знаний педагоги не предъявляют. Но иногда и у этих сверх снисходительных «преподов» не выдерживают нервы.
Подруга мне как-то рассказывала о некой Гульнаре. Девушку за хроническую неуспеваемость мягко журили на заседании кафедры.
- Гульнара, - увещевала балбеску преподавательница, - ты уже на пятом курсе. На следующий год будешь преподавать детям химию, а сама не знаешь даже формулу соляной кислоты.
Гульнара наивно похлопала тем, что у неё было вместо ресниц, возмущенно шмыгнула носом и на ломанном русском (чтобы поставить на место вредную тетку) обиженно заявила:
- Так я же буду преподавать на казахском языке.
Ни больше, ни меньше. Ведь соляная кислота на казахском языке, оказывается совсем не то же вещество, что на русском. Вот такой, если хотите то ли лингвистический, то ли химический казус! Неожиданное переплетение, казалось, столь далеких друг от друга наук.
Такой же приблизительно контингент был и в нашем техникуме. Дети поступили туда после восьмилеток, чтобы овладевать профессиями, но учиться им совсем не хотелось. В школе надоело. Коровы, сельхозкультуры, устройство трактора? Да, упаси Господь!
Как-нибудь развлечься в поселке было проблематично: раз в неделю задыхающаяся в табачном дыму клубная дискотека с неизменным мордобоем, бормотуха из-под полы предприимчивых самогонщиц и… собственно всё!
Но страсти под этим немудрящим антуражем кипели, прямо скажем, мексиканские. Тогда все население страны, затаив дыхание, следило за судьбой бедной Изауры и плакало вместе с «богатыми» и Вероникой Кастро.
Нападай любой враг на жилище, раскалывай небо молнии и громы, и насылай Господь на страну все «казни египетские» - никто и ухом не повел бы, настолько все прилипали носами к экранам, бурно переживая злоключения девочки - перестарка из мексиканской глубинки. А ведь были ещё и Алан Чумак, и Кашпировский, лечащие всю страну от энуреза и поноса по телевизору.
Веселые были времена. Умели мы довольствоваться малым, чтобы расцветить серые будни. Куда там нынешним избалованным Интернетом юнцам!
А ещё в ту эпоху все поголовно молодые люди соответствующего возраста бредили группой «Кино», и изо всех окон неслось «…мы ждем перемен!». Преданными фанатами Цоя были и наши студенты.
В тот год я приступила к работе в начале августа, и работала на ремонте общежития, когда узнала о гибели рок-идола эпохи Перестройки.
Весть о его смерти вызвала настоящий шок: все плакали, горевали, возбужденно строили версии, но потом наступил сентябрь, начались занятия.
Всеобщее горе пошло на спад, выдавленное другими заботами.
