Альвах, который был обязан ему жизнью и связан клятвой, не знал, как вести разговор. Ему нечем было порадовать чадолюбивого де-принца. Седрик тоже молчал, поводя по руке «невесты» и вглядываясь в ее лицо. Наконец, он вздохнул и поцеловал тонкую девичью кисть.
- Прости меня, - пробасил он, не опуская взгляда. – Я едва не опоздал. Я… я мог потерять тебя…
- Полно, Дагеддид, - не выдержал Альвах, попытавшись выдернуть пальцы. Седрик, однако, разгадал его маневр и стиснул свои. Рука «невесты» осталась у ее спасителя. – Ты и так сделал… как надо. Ты вытащил меня из огня. Но… Инквизиция этого так не оставит. Они потребуют меня обратно.
К его удивлению, Дагеддид улыбнулся.
- Об этом можешь не беспокоиться. Это уже улажено.
- Улажено? С Орденом Инквизиции?
Сын короля кивнул.
- Ты… не знаю, как у тебя хватило мужества. Но ты не признала себя ведьмой, и тем спасла себя. Когда ко мне явились посланники Ордена, я взамен потребовал у них ознакомления с материалами… по твоему делу. Неохотно, но они предоставили нужные бумаги. Выяснилось, что процесс над тобой проходил с нарушениями. Меня не оповестили о суде, да и самого суда не было, как такового. К тому же, проклятый Эруцио… Мой бывший любовник. Это он выдал тебя Инквизиции. Эруцио… не давал никаких показаний, кроме своего подлого доноса. Я… признаться, я не ожидал от него… - Дагеддид поморщился. – Впрочем, хорошо, что теперь с ним покончено. После нашего… разговора, он отказался от своего доноса, признавшись в оговоре из ревности, - де-принц нехорошо усмехнулся. – С ним уже поступили… по всей строгости закона применительно к лже-доносчикам. Я же честно рассказал судьям, как случилось… наше знакомство. И при каких обстоятельствах был зачат мой наследник.
Альвах закусил щеку. Седрик вновь погладил его пальцы.
- Мой рассказ, отказ доносчика от его показаний, и, самое главное – твое мужество, которое позволило тебе отрицать… отрицать оговор, позволили мне добиться признания твоей невиновности. Вместо тебя под суд пошел негодяй Эруцио. Ты же полностью оправдана комиссией, которая была созвана Орденом по моему настоянию. И… свободна от всех обвинений, Марика. Они больше не будут преследовать тебя.
Слушать о таком было удивительно. Редко кому из ведьм удавалось сойти с костра, и еще меньшим – получить оправдание от судей Ордена. Впрочем, роман не разделял восторгов де-принца. В отличие от Седрика, Альвах знал, что у Ордена бывших осужденных не бывает. Он останется под подозрением и наблюдением – до конца жизни. Или до конца проклятия, если, волей Лея, ему удастся избавиться от опостылевшей женской шкуры.
- Каким образом тебе удалось убедить обвинителя… отказаться от доноса? – поспешил спросить он, потому что поглаживания Седрика делались все более нежными и долгими. Альвах догадывался, что из-за их ран де-принц прямо сейчас не будет требовать от «невесты» утешить его своим телом. Но близость мужа, пусть даже того, которому он был обязан жизнью, все равно была неприятна. – Ты… применил пытку? Я понимаю верно, что ты, велл, применил пытку к гражданину Вечного Рома? Он может… указать на это при суде. Без веского повода…
- Повод для ареста был, - Седрик вновь посерьезнел. В последний раз проведя пальцами по девичьей руке, он с величайшей осторожностью опустил ее обратно на покрывало. – Эруцио взяли за убийство. Меня не было в Ивенот-и-ратте. Я… я всюду тебя искал. Об этой истории мне доложили уже по возвращении. Около месяца назад встречи со мной потребовал капитан приграничья, из поселка Нижние Котлы. Кажется, Вилдэр… С ним была девушка. Эти двое пришли в замок здесь, в столице. Якобы девушка располагала точными сведениями о тебе.
Альвах в волнении нахмурился. Он начал догадываться о том, что загодя наполняло его душу смутной тревогой.
- Я был далеко, - повторил Седрик, с некоторым недоумением наблюдая за лицом «невесты». – И должен был вернуться не ранее, чем через десяток дней. Но ждать так долго они не могли. Капитану требовалось вернуться в приграничье, девушка же… не могла оставаться без его сопровождения. Ее проводили в приемный покой. Одну, без капитана. Как мне сказали потом, она хотела сообщить мне нечто важное с глазу на глаз. Однако когда к ней вышел секретарь, девушки в комнате уже не было. Капитан, который не уходил без… без подопечной, настоял на поисках. Но и поиски ничего не дали. Через три дня он уехал ни с чем.
Романка продолжала глядеть на своего «жениха» со смесью тревоги и нетерпения. Седрик дернул щекой.
- Эта история могла бы остаться покрытой мраком неизвестности, если бы не случайность. В этот же день один из истопников видел с крыши в окно Эруцио в компании с… с некой девушкой, которая не была похожа на служанку, - де-принц помолчал. – Про Эруцио известно о… о его связи со мной. Истопник заинтересовался и попытался рассмотреть все в подробностях – а потом рассплетничать среди слуг о приверженности моего любовника любви к женам. Однако, вместо любовной сцены…
- Этот твой Эруцио ее убил? - Альвах сморщил лицо, удерживая его от оскала. - Чтобы она не могла рассказать тебе того, что знала?
Де-принц Дагеддид пожал плечами.
- Очевидно, ее сведения действительно были важны, а положение - безвыходно. Эруцио умеет убеждать. Очевидно, она доверилась ему. Проклятие, если бы я был в замке! Быть может, я смог бы найти тебя куда раньше!
Роман молчал. Он с трудом удержал лицо бесстрастным. Последняя новость сразила его.
- Истопник побоялся той же участи. Эруцио… был очень влиятелен… до недавнего времени. Слуга рассказал об этом только мне, и то спустя уже несколько дней после моего возвращения. Мы нашли тело в саду. В одном из старых колодцев. Свидетельств капитана Вилдэра и истопника оказалось достаточно для ареста даже такого благородного имперца, как Эруцио. Не знаю, кто она была, эта девица, и действительно ли ее весть была важна, но она очень помогла спасти тебя... хотя и после смерти.
Альвах продолжал молчать. Седрик умолк тоже, не вполне догадываясь о причинах, но предполагая почти наверняка о том, что девушки были знакомы. Возможно, даже близки. Но спрашивать не решился. Бывший Инквизитор тоже не торопился ему объяснять. Смерть неудачливой вестницы нежданно тягостно поразила его разум и душу.
- Ее звали Бьенка, - глядя в сторону, наконец, негромко сказал он.
Глава 36
- Ты выглядишь заме… нет, не замечательно. И не восхитительно. Ты великолепна! Я… о, Марика, если бы я была мужчиной – влюбилась бы в тебя сама!
Альвах исподлобья рассматривал себя в зеркало. Только что ушла последняя служанка, которая убирала ее будущее высочество к сегодняшнему торжеству. Вот-вот нужно было подниматься и идти навстречу судьбе – такой судьбе, которая ранее не могла присниться ему и в самом чудовищном кошмаре. И, несмотря на то, что до обряда единения с де-принцем Седриком оставалось совсем немного времени, он до сих пор не был уверен в правильности того, что делал.
Со дня, когда чудом отвоеванная у Инквизиции романская ведьма Марика очнулась в покоях принцессы Ираики, прошло почти три седмицы. За это время с лица и тела романки сошли все ожоги. Живот будущей принцессы подрастал сообразно положенному сроку, и Дагеддиды на семейном совете приняли решение со свадьбой более не затягивать. Наследник королевского рода должен был появиться в законном браке. Это понимал даже последний чернорабочий Веллии, а потому спешность подготовки к торжеству никого не удивляла.
Со своим будущим свекром королем Хэвейдом Альвах виделся всего единожды. Еще не старый, благородный муж, чей породистый облик хранил отпечаток спокойного достоинства, а в светлых волосах не было седины, вошел к невесте своего младшего сына поздним вечером. Альвах был один. Он сидел с ногами на ложе и смотрелся в зеркало. То самое зеркало на длинной ручке, которое вместе с мечами и шлемом сохранил в походном мешке романки де-принц Седрик. Эта вещь была последним «подарком» горгоны. В ней, как и в магическом зеркале Ниавира, Альвах видел свой истинный облик. Когда после долгого дня его, наконец, оставляли в покое, и он оставался один, бывший Инквизитор доставал «подарок». Отражение мужского лица доставляло немалую муку. Альвах многократно принимал твердое решение уничтожить проклятый артефакт, но всякий раз, подчиняясь слабости, это откладывал.
Король вошел, когда роман меньше всего этого ожидал. Однако о том, кого видит перед собой, он догадался сразу.
- Не вставай, - разрешил Хэвейд напрягшейся при его появлении романке. – Я ненадолго.
Некоторое время король и будущая принцесса смотрели друг на друга. Потом Хэвейд шагнул к Альваху и провел ладонью по его отросшим волосам.
- Теперь мне понятно, что разрушило проклятие Ночи. Никогда не видел женщины прекраснее тебя, - он ласково улыбнулся девушке и скользнул взглядом по ее выпуклому животу. – Ты любишь моего сына?
Альвах подумал и ответил честно.
- Нет, ваше величество.
Он ожидал удивления и негодования, но король промолчал. Когда же он снова посмотрел на избранницу Седрика, прочесть что-либо по его лицу было нельзя.
- Но ты сможешь его полюбить?
Альвах отрицательно мотнул головой.
- Нет.
Хэвейд промолчал и теперь. Потом, все же, опустился на колено, оказавшись вровень с угрюмой романкой, которая была готова к чему угодно.
- Но твой ребенок. Кто его отец?
Инквизитор поднял бестрепетный взгляд. После долгих месяцев духовных и телесных терзаний ему на самом деле было все равно, что мог подумать о нем любой из Дагеддидов.
- Седрик, ваше величество.
Больше король не сказал ни слова. Не прощаясь, он ушел.
Кроме этого визита дни для отяжелевшего Альваха были похожи один на другой. Большую часть времени роман проводил в обществе Седрика либо принцессы Ираики. Последняя постепенно стала доводить свою подопечную до белого каления бесконечными разговорами и поучением, как правильнее вести себя с мужчиной в браке. Поэтому Альвах с тоской все чаще ловил себя на мысли, что время, проведенное с Седриком, приносило куда больше пользы и не засоряло разум. К немалому удивлению романа выяснилось, что вспыльчивый великан оказался увлеченным любителем почитать. Эту необычную для мужа его размеров, прожитых лет и воинского умения привычку он приобрел, коротая одинокие вечера сначала в Веллии, а после - в Роме. Оттого он знал куда больше о мире, нежели полагалось ведать вождю полудиких геттов, на которого внешне походил младший Дагеддид. После всего, что случилось с ним в подвалах Инквизиции, Альвах уже не так остро воспринимал совершенное де-принцем. Потому подавив неприязнь и глухой протест, который вызывали у него вид и запах Седрика, Альвах неожиданно открыл в будущем супруге интересного собеседника. Все возраставший живот не способствовал резвости, а потому большую часть времени Альвах проводил в окружении книг или с членами своего будущего семейства.
Несмотря на женские соки, которые туманили разум, бывший Инквизитор сохранил достаточно проницательности для того, чтобы догадаться – Седрик вел с ним долгие беседы не просто так. Подчиняясь непонятному наитию, де-принц не отдавал прямого приказа своей невесте рассказать о ее прошлом. Но изо всех сил старался выведать побольше как бы между прочим. Альвах удовлетворял его любопытство осторожно. Он не мог позволить себе даже намеком затронуть имени своей семьи.
Честь рода Альва была, пожалуй, самой веской причиной, которая заставляла романа молчать. По мере приближения дня, который должен был совершить над ним и Седриком противоестественную связь, Альвах множество раз порывался рассказать де-принцу правду о своих происхождении и сути. И всякий раз здравый смысл удерживал его от этого шага. Одна мысль о том, что позор последнего потомка бросит тень на весь род, заставляла Марка из дома Альва холодеть от тоски. Помимо этого, он не был уверен, что его признание удержит Седрика от женитьбы. Даже не признававший мужеложства Ниавир терял голову рядом с прекрасной романкой. Де-принца Седрика, который много лет подряд был пленником Луны, правда о сущности невесты могла и не остановить. Зато признание Альваха добавило бы духовных терзаний и ему самому, и Седрику, и королю Хэвейду, который, несмотря на отсутствие видимого интереса, все же испытывал всяческого рода опасения за женитьбу младшего сына.
Боязнь опорочить свою честь и невозможность отменить свадебный обряд вкупе с сомнениями о нужности сокрытия тайны, терзали разум, а через него – и душу Альваха страшнее допросов Инквизиции. Потому, когда ненавистный день все-таки наступил, он встретил его настолько мрачным, что вызвал оторопь даже у принцессы Ираики, которая успела отчасти привыкнуть к угрюмости будущей «сестры».
Впрочем, замешательство не помешало принцессе быстро и деловито направлять действия служанок, которые приводили Альваха в надлежащий невесте вид. Спустя некоторое время пасмурно глядевшийся в большое зеркало роман вынужден был признать – ему никогда не доводилось ранее видеть настолько красивой невесты. Многочисленные складки платья из нежно-желтого атласа скрывали уже значительно выпиравший живот. Густые темные волосы Альваха были подобраны. Скудность их длины была мастерски скрыта, а сами волосы переплетали драгоценные украшения настолько тонкой работы, что казались продолжением тугих локонов невесты. Шею бывшего Инквизитора охватывало такое же тонкое ожерелье, которое, как и браслеты, казалось сделанным точно по мерке. Довершали картину атласные туфли, зримо делавшие маленькую ногу будущей принцессы еще меньше.
Альвах смотрел на себя в зеркало, и чем дальше, тем меньше ему хотелось куда-то идти. Тем более – на собственную свадьбу. Глухой протест в его душе поднялся с такой силой, что он едва сдержал себя.
Однако остановить происходящее он уже не мог. Спустя какое-то время прекрасная, как сама Лия, романская дева ехала в открытой колеснице в главный храм Светлого Ивенот-и-ратта.
… Церемонию Альвах запомнил плохо. То, чего он долго боялся, наконец, свершилось. Все, что происходило с ним в день свадьбы, было как в тумане. В его памяти остались только людные улицы Ивенот-и-ратта, сотни и тысячи лиц горожан, множество огней, приветственные крики, музыка и гул, в который сливались все прочие звуки. Роман в облике невесты ехал и шел, куда направляли, делал, на что указывали, едва понимая, что творилось вокруг. Только когда де-принц вел его к алтарю, Альвах ненадолго очнулся. Это позволило ему успеть до начала обряда принести самую короткую и горячую молитву из тех, что совершал в жизни. Несчастный роман из последних сил надеялся, что Светлый узнает в соединяемой паре только мужей, и церемония не состоится.
Однако ничто не нарушило таинство совершаемого обряда. По его завершению преклонивших колени новоиспеченных супругов на миг озарило солнечным лучом. Это являлось верным признаком того, что Лей благословил единение. Дальнейшее было еще размытее. Альваха повлекли прочь из храма. Перед глазами вновь мелькали улицы города, толпы веселящихся веллов, которые явились на торжество, их песни и гуляния прямо на площадях.
