Глава 1.
Крепкие морозы делали воздух Травгона похожим на лед его горных рек – холодным и стылым. Зима в предгорьях выдалась суровой, а в верховьях снегов случилось столько, что они надолго отрезали все немногочисленные людские поселения от прочего мира. Проходимыми оставались лишь дорога к Гномьей Кузне, да широкий тракт через Агвидов перевал, где можно было проехать даже в самые высокие снега.
Хозяин «Надежного убежища» Ульрик Кислображник струсил снег с поленницы. Набрав с полдесятка колотых чурбаков, он, хрустя и оскальзываясь на утоптанном снегу, поспешил обратно в харчевню. По-хорошему, стоило отправить за дровами Леннарта или Иде, но мальчишка-помощник теперь занимался вьючными тварями эльфьих купцов, что явились с малым обозом после заката. А приблудная девчонка, которую сердобольная супруга приняла на работу без малого неделю назад, вовсю прислуживала в большой комнате, разнося еду и питьё, и там пользы от неё было больше, чем здесь.
Обойдя собственную телегу, на которую с утра уже успело нанести снега, Ульрик поправил начавшую крениться поленницу. Приостановившись, он довольно усмехнулся в густые сивые усы. Мимо воли мысли его устремились к новой служанке, которую поначалу он лишь из жалости пустил на порог. Лишь уговоры жены да нужда в новой помощнице заставили его, скрепя сердце, взять бледную немочь в свой дом. Если бы не легкомыслие их прежней работницы, Келды, которая в середине зимы внезапно выскочила замуж за кожевенника из Нижнего селения, ни за что Иде не удалось бы войти служанкой в лучшую харчевню на всём перевале.
Однако, приняв девчонку, Ульрик не пожалел. Отмытая и приодетая Иде из худой, белесой тени превратилась в стройную и гибкую юную красотку, с волосами цвета первых снегов и глубокими синими очами, в которых, казалось, блистали и переливались пронзительно-колкие льдины горных озёр. Несмотря на хрупкое сложение, девушка оказалась проворной и сильной и стала хорошей помощницей в хозяйстве, не хуже Келды.
Даже лучше – привлеченные таким обновлением в доме Кислображника, в харчевню зачастили даже те из завсегдатаев, которые до того заходили реже. В немноголюдье этой стороны перевала весть за несколько дней облетела оба близлежащих селения – Верхнее и Нижнее – и добралась даже до пастушьих хижин высоко в горах. Вот почему за последние несколько дней посетителей у харчевни сильно прибавилось, увеличивая прибыль её хозяев почти вдвое против того, что было раньше.
К тому же, несмотря на дивную прелесть Иде, сама девушка оставалась приветлива с посетителями, проворна и услужлива, но неизменно скромна. По первости заопасавшийся на её счёт Ульрик успокоился окончательно. Теперь он взирал на служанку почти благосклонно и всё чаще ловил себя на мысли о сходстве между Иде и Далией. И хотя дочь харчевника не была столь же красивой, как приблудная служанка, её трудолюбие, благочестие и скромность украшали дом Ульрика не хуже, чем прелести Иде.
Ульрик толкнул дверь харчевни и, войдя, побыстрее захлопнул её за собой. В большой комнате было людно – сегодня многие обитатели обоих селений коротали вечер у очага Кислображника. Сам очаг теперь жарко потрескивал прямо посреди комнаты, огороженный плотно уложенными, огнестойкими камнями, и Далия как раз подкладывала в него свежие чешуйки губчатого дерева, впитывавшего дым. За стойкой жена Ульрика, полнотелая Свея, разливала в деревянные кружки пенный эль, а Иде споро разносила между столами мисы с дымящейся снедью.
В дальнем углу, заняв целый стол, расположились эльфьи купцы, которые даже в жаркой комнате продолжали кутаться в меха. Их тонкие лица раскраснелись от недавнего мороза, а кончики длинных ушей алели, как угли. Под лестницей, что вела наверх, к гостевым комнатам, собралась компания скотников, больших охотников набраться и шуметь. Однако сегодня даже их вожак, Олаф Серый Пастух, хоть и похохатывал, но умеренно, и буянить не спешил. Хозяин харчевни знал тому причину: с сегодняшней полуночи начиналась Тёмная неделя, одна из самых опасных и страшных за весь виток. В эту неделю грань между мирами истончалась, и духи, равно как и демоны, могли являться в земли Терриона без всякой магии. Голодные драггра и вовсе едва не открыто рыскали среди живых, изыскивая грешников, а также тех, кто совершал недавние злодеяния, и утаскивали за собой туда, откуда не было возврата. Ходили слухи, что они могли утащить даже праведника, совершившего незначительный, но свежий проступок. И потому Олаф Серый Пастух, как и ему подобные, вели себя тихо и благочинно. Такими они будут оставаться ещё неделю – время, которое самим Всевышним было предопределено не для шатания по кабакам, а для сдержанности, поста, размышлений и молитвы.
После Темной недели происходило окончание старого витка и начало нового. День великого зимнего праздника, знаменующего оставления всех бед и печалей в прошлом и начало новой жизни. Однако, до его прихода нужно было ещё дожить в сдержанности и умеренности. А значит, у харчевника и его домочадцев оставалось в запасе целых семь спокойных дней.
Ульрик сложил дрова у очага и встал за стойку, отпуская жену на кухню, к булькавшим там горшкам. Дверь вновь ненадолго открылась, впуская мальчишку Леннарта. Ловко пробираясь между столами и скамьями, помощник достиг компании эльфов. Что-то негромко сказав им и получив от одного монету, он направился теперь уже к харчевнику, честно сдавая полученный заработок.
- Всё управил, как должно? – без нужды осведомился Ульрик, протирая и выставляя новый ряд высоких кружек.
- Да, хозяин. Хотя последний дрогм уж больно бодливый попался. Чуть в грудь меня копытом не треснул. Но уж я и его обиходил как след. Вот, длинноухие господа целым серебряком одарили. Полновесным!
Ульрик довольно хмыкнул. Плата была щедрой. Сдав деньги, паренек направился было к очагу, но харчевник успел поймать его за полу куртки.
- Стой. Ты выходил, как я тебе наказывал? Смотрел на дорогу-то?
Леннарт пожал плечами.
- Выходил, хозяин. Да только без толку всё. Небось, гир Ирвинг и гир Бёдвар заявятся ещё не скоро. Сами ж сами знаете, что храмовники покуда все зады себе не отморозят, тут их не жди.
Харчевник неслышно вздохнул. Рыцари Храма, что приставлены были к их селениям для охраны от нечисти, еженощно объезжали Нижний и Верхний посёлки и завершали дозор у харчевни, после чего совместно возвращались в часовню неподалёку. Иногда они заходили внутрь, чтобы глотнуть горячего морсу либо отвара из засушенных плодов на меду, однако надолго не задерживались. Чем неизменно огорчали хозяина «Надежного убежища». Ульрику было бы много покойнее, когда б эти двое почаще находились поблизости его жилья.
- Ну, а Гарди? – вовсе безнадежно спросил он, обводя взглядом лица и спины посетителей. – Куда подевался проклятый бард? Давно ему пора быть здесь. Наши гости вот-вот начнут скучать, а там и до беды недалеко.
- А Гарди, навродь, можно и не ждать. Или запамятовали, хозяин? Он ведь проходил тут днём. Хвастал, что хочет идти к магистру Инджимарру, в Сторожевую Вежу. Дело там у него.
Харчевник удивился. Редко кто отваживался беспокоить обитавшего в Веже мага без весомой причины.
- И что ему, скажи на милость, за нужда?
- Про то не говорил.
Отпустив помощника следить за очагом, Ульрик принялся размышлять над причинами, которые побудили Гарди Ржавую Глотку, местного песнетворца с хорошим слухом, но никудышним голосом, идти на поклон к магистру Инджимарру. Новость следовало как следует обдумать с тем, чтобы потом обсудить её со всеми, кто будет не прочь послушать. Однако вскоре он отвлёкся. Посетителей прибыло много, и работы у харчевника и всех его домочадцев стало хоть отбавляй.
В конце концов Ульрик и думать бы забыл о певце, когда тот внезапно сам напомнил о себе.
Грохнувшая дверь заставила большую часть посетителей обернуться ко входу. На пороге харчевни, впуская холод и мелкие снежинки, стоял Гарди Ржавая Глотка собственной персоной. Тощий, долговязый знавец старинных песен, легенд и сказаний выглядел так, словно лицом к морде столкнулся по меньшей мере с самим верховным драггра. Его седые всклокоченные волосы развевались на ветру, полы меховой куртки разошлись, и из-под них виднелись ошметки изорванной рубахи. Впалая грудь песнетворца ходила ходуном, глаза едва не вылезали из орбит, а на бровях, усах и бороде застыли сосульки.
- Эй, Гарди, - окликнул его со своего места Ульрик, отдавая две пенных кружки с рук на руки служанке. – Что с тобой приключилось, приятель? Ты что, бежал сюда от самой Вежи? Да закрывай ты двери, не то выстудишь мне весь дом!
Бард дёрнул головой, обводя всё вокруг себя диким, блуждающим взором. И, наконец, ввалился вовнутрь, прямо на руки подоспевших односельчан.
Весомая часть гостей харчевни, особенно из тех, кто хорошо знал певца, побросав свои столы, окружили лавку, куда положили его тело, промёрзшее едва не до костей. Впрочем, несмотря на обмороженное лицо и негнущиеся ноги, старый бард еще не собирался на встречу со Всевышним. Жар от очага, толстое овечье одеяло и похлопывания по щекам привели его в чувство. Гарди открыл блеклые глаза и на несколько мгновений в его взгляде промелькнул всё тот же непритворный ужас.
- Эй, - один из скотников, свояк Олафа Серого, посторонился, пропуская вперёд Иде. Девушка поднесла кружку с горячим грогом, которую певец, не глядя, взял. – Гарди, старый пёс! Ты чего это, а? Духа увидал?
- Что стряслось?
- Волки за тобой гнались, али как?
Бард, слепо ткнувшись усами в кружку, в единый миг всосал горячее питьё. Какое-то время он продолжал тупо сидеть в окружении обступивших его посетителей харчевни и её хозяев. Странное появление песнотворца привлекло внимание даже пришлых эльфов, которые теперь стояли между поддатых горцев и вытягивали шеи, в ожидании развязки этого странного происшествия.
- Н-нет, - наконец выдавил Гарди, чувствуя взгляды, обращенные на него с разных сторон. – Н-не волки…
Он снова умолк. Такое косноязычие было настолько несвойственно для всегда словоохотливого певца, что многие из знававших его не понаслышке, не на шутку встревожились. Меж тем Ульрик Кислображник, который тоже неплохо знал каждого завсегдатая своей харчевни, поспешил преподнести песнетворцу ещё одну кружку.
Вторая порция грога оказала поистине целебное воздействие на старого барда. Лицо Гарди порозовело, с него исчезла нездоровая бледность. Вторую кружку он пил медленно, смакуя каждый глоток, потому пришел в себя задолго до её завершения.
- Драгра дернули выйти меня к мрачной Веже сегодня, - какое-то время спустя уже подуспокоившись, принялся рассказывать он. – Проведать мага нашего отшельного, балладу новую ему сыграть, да денежек срубить хоть сколько-то вольготно. Уж праздник скоро. А магистр наш Инджимарр – он песни славные все любит. Да платит, чай, побольше вас, безотлагательно и споро. Да кружку поднесёт всегда, не поскупится, а эль у него, други, преотменный. И пить его приятно – это ж не водица.
Певец отпил ещё, гулко глотнул и продолжил.
- Ну, значит, вышел, други, я к полудню ближе. Бреду себе, бреду да по большой дороге. Спешить я не спешил – причин тому не вижу. Вот и случилось, что как миновал развилку, то дело уже к вечеру пошло. Ну да меня смутить то не смогло. Чего бояться мне – не Темная ж неделя. Зверья опасного не водится, а тех, что бегает – всех распугать охотники успели. Да и не думал я вертать в деревню к ночи, у господина мага до утра хотел остаться очень...
- Стало быть, и вправду не с пустыми руками к магу шёл? А ведь верно поговаривали сплетники, что, дескать, певец наш с самим магистром событульничать изволит!
Бард смерил взглядом перебившего и разгладил мокрые усы.
- А ежели и собутыльничать – тебе-то что за толк? Ну так… вот, стало быть, иду я, и иду, уж голоден, как волк. Так, не спеша, дошёл до самой Вежи. Обычно-то кричу я, други, а маг выходит мне навстречу. Иль Никласа, ученика, шлёт двери-то открыть. Чтоб поскорей в тепло певца впустить. Да только на сей раз всё вышло по-иному. Так, словно я пришёл к кому другому. Дошёл я, други, к этим воротам…
Песнетворец помедлил. Но никто его не торопил. Судя по тону – Гарди, наконец, собрался говорить о главном – о том, что так напугало его этой ночью.
- Дошёл я, стало бы. Раз крикнул, два, и три. А только вот куда мне там. Они – молчок. Я ж – снова в крик. Кричу-кричу, о, бедный мой язык. Всю глотку оторал. И петь уже нет мочи. Хрипеть – и то теперь мне не с руки. Ещё и холодно уж очень… Ну а в ответ одно и то же – тишина… Лишь я. И лес. И полная луна…
Он залпом допил содержимое кружки и хрипло прокашлялся.
- Стою я, значитца, что делать мне ещё? И подмерзать тем временем сильнее начал. А снег вокруг – чистее серебра. Стою я, други, и вот-вот заплачу. Мороз, луна, и полночь страшная всё ближе. А с нею Темная неделя. И ничего, кроме ворот закрытых я не вижу…
- Так что? – не понял Ульрик, на правах хозяина подсевший к певцу поближе на самое удобное место. – На порог тебя, что ли, не пустили? Может, заняты были чем наши маги? Ты ж без предупреждения припёрся.
Бард покачал головой, словно его не прерывали.
- Стоял я долго, и совсем окоченел, друзья. Никто мне не открыл. Но и решать-то что-то надо. Не там же ночевать, в снегу. Вот волкам выпадет отрада. Всё, мыслю, больше так нельзя. Решил я всё ж попробовать пробраться в Вежу.
Последние слова его вызвали легкий шепот слушателей. Войти в дом мага без ведома последнего мог только отчаянный смельчак – либо не менее отчаянный глупец. Либо ещё нежданный посетитель, которому страх как не хотелось возвращаться в далёкое поселение через зимний лес в канун Темной недели.
Гарди услышал общий шёпот и понял его по-своему.
- А что такого тут – ведь не дурного я хотел. И на морозе этом чуть не околел. Быть может, так умаялись, что спали наши маги. А что мне через то – сдыхать, беспомощней дворняги? А может, и помыслить не могу – беда у них какая приключилась? Так я им помогу.
Он вновь прервался, принимая от служанки третью кружку.
- Ну, что там, не томи, - тётушка Свея для умасления рассказчика сунула ему в руку тёплый кусок капустного пирога. – Видел магов-то? Там они были? Осерчали, поди, что незваным в дом-то их впёрся?
Певец мотнул головой и откусил от пирога.
- Не видел, - прожевав, ответствовал он. – Там никого я не видал. Лишь запустенья дух над этой крепостью витал. И дверь была не заперта, как я зашёл. А в доме их лишь стены выжили и пол. Всё стыло, холодно, темнее, чем в лесу. И – пусто там да страшно так, что слова не произнесу.
- Пусто? В Веже? Да ты не врёшь ли?
- Вот чтоб мне провалиться, если вру! Казалось мне, от страха я умру. Такое там творится, как в подвале, где мявы спрятанное сало поискали. Всё, что когда хозяином добыто – в грязи валяется, порушено, изодрано, разбито. Я грешным делом прокрался в лаб… роб…торию, а после – в спальни. Без пользы, ни одной там горницы нормальной. Осколки, клочья, и очаг не пощадили – должно быть, тот, с кем подрались, в большой явился силе. А сами маги…
Он сглотнул и, зажмурившись, несколько раз дёрнул головой.
