Лабиринт Альцгеймера.
…Самолет шел на посадку.
Три с половиной часа пронеслись, как одно мгновение. Для кого-то. Но, только не для меня. Я с детства не любил летать. Помню, когда родители впервые потащили меня внутрь «железной птицы», я был в восторге только от одного представления, что воспарю к небесам. Эйфория быстро прошла, стоило пилотам набрать скорость.
Взмокли ладони. Холодный пот окатил меня с головы до ног, и сознание истерично закричало: «Во что ты ввязался, идиот?!»
Мне было тогда не больше десяти лет. И полет я пережил, словно кошмарный сон, крепкой хваткой вцепившись в руку матери. Мне было страшно до чертиков. Каждая клетка моего мозга «верещала» от ужаса, стоило ей представить, с какой высоты вдруг придется падать, если что.
Вот и сегодня, возвращаясь из чужой страны в сопровождении жены и двух очаровательных детишек, я молил Бога, чтобы самолет, наконец уже, коснулся взлетно-посадочной полосы.
Туман стелился серым дымком, окутывал воздушное судно, и будто бы насмехался. Прошло уже долгие полчаса, когда капитан корабля объявил, что воздушное судно готово к приземлению. Тем не менее, твердой земли никто не ощущал. «Железная птица» все еще парила в воздухе, видимо, не собираясь выпускать нас из своих объятий.
– Земля! – закричал один из пассажиров.
И голос мне его не понравился.
Он не предупреждал пассажиров о скорой посадке. Он просто констатировал факт того, что должно произойти сию секунду. Не только я один ощутил его истеричную агонию.
Мгновение, и раздался громкий хлопок, от которого заложило уши. Едкий дым вдруг ворвался в помещение салона, и с двух сторон от меня разорвало корпус фюзеляжа.
Образовались две огромные дыры, объятые оранжевым пламенем. Люди неистово закричали, от чего в ушах загудело так, будто мне на голову надели ведро и со всего маху ударили молотом. Я почувствовал, как поясной ремень впился мне в живот. Как пальцы на руках похолодели, и страх из детства ворвался в сознание с неистовой силой.
Сыновья сидели по обе стороны от меня. Два моих маленьких любимых сыночка, пожелавших, наконец, избавиться от городской суеты и направиться к побережью такой далекой страны, что земным транспортом туда не добраться.
Один из них только вчера достиг одиннадцатилетнего возраста, а второму едва исполнилось шесть. Я заметил, как слезы брызнули у них из глаз. Одиннадцатилетний Павлик прижал руки к лицу и прокричал что было сил:
– Мама!
Жены я не видел. Мгновениями ранее, она пребывала в том месте, где большая часть салона превратилась в месиво из людей и металла. Пожар разгорелся с необыкновенной силой, не щадя никого из живых. И в этот момент, будто по чьей-то «доброй» воле, ремни, что удерживали сыновей в удобных креслах, в унисон отщелкнулись.
Этого еще не хватало!
Я успел схватить их за руки. Справа в воздухе распластался Павлик, едва не скользнув прямиком в оранжевое пламя. Участь последовать за матерью, – его явно не устраивала. Он впился пальцами в мое предплечье такой хваткой, что ногти вонзились мне в кожу.
Но, больше всего, меня волновал мой шестилетний Степка. Неведомая сила потянула его в огромную дыру, возникшую точно в том месте, где ранее располагался иллюминатор. Распахнутый во всю мощь горящий зев, с нетерпением ждал моего малыша, чтобы утолить свой голод.
Лишь в последний момент мне удалось схватить за крохотную ладонь голубоглазого Степку. Маленькие пальчики задрожали. Страх окутал и его с ног до головы, а слабая еще хватка свободной руки тянула рукав моей толстовки.
Словно Христос, распятый на деревянном кресте, я раскинул руки в стороны, борясь с необозримой силой, что тащила моих сыновей в бездну пожара.
Пока еще ремень оставался застегнутым на моем животе, – надежда на спасение придавала сил жить.
Сколько еще времени я смогу оставаться в таком положении?
Сколько мгновений пройдет до того момента, как «железная птица» коснется земли?
И что произойдет тогда? Смерть или спасение?
Но, судьба-злодейка преподнесла очередной сюрприз.
Я почувствовал, как крохотная ладонь моего младшего сына стала медленно выскальзывать из руки. Степка посмотрел на меня. Да так скорбно, что сердце защемило. Неведомая сила вцепилась за него, будто мечтала об этом всю свою жизнь. Мне почудилось, что огонь в зеве увеличенного иллюминатора вспыхнул неподдельной радостью. Он ждал. Несомненно, ждал, когда малыш сорвется в огненную пропасть.
Я взглянул Степке в глаза, прикусывая до крови губу, а потом повернул голову в сторону Павлика, и взгляды наши встретились.
Непритворный страх в глазах одиннадцатилетнего парня пронзил и меня насквозь. Мой сын был умен не по годам. Я знал это не понаслышке. И, несомненно, он догадался, что я намерен сделать в следующий момент.
– Нет! – закричал Павлик. – Не бросай меня! Папа!
Видения приходили ко мне еще с детства. Яркими картинами пронзали пространство между мирами, и не верить им я просто не мог. Они всегда ведали, что должно произойти. Лишь незначительные детали мне удавалось изменить по своей воле, но истина от этого не менялась. И сейчас я четко увидел ее трактовку: один из моих сыновей сегодня умрет!
Времени на раздумье не осталось.
Шестилетний малыш намеревался юркнуть в бездну пожара, а внутренний голос предательски прошептал: «Как я и говорил, нельзя обожать всех одинаково! И сегодня мы поглядим, кого же ты любишь сильнее?»
Огромных усилий мне потребовалось, чтобы разомкнуть пальцы правой руки. Я почувствовал, как ногти Павлика сильнее впились в предплечье. Как не в силах больше держаться за плоть отца, они медленно поползли прочь от меня. Обжигающей болью они резали кожу, оставляя кровавые полосы, а потом глаза виновато отвели взор, не смея больше видеть коварное «предательство».
Правая рука «сбросила» ношу, и я тут же направил ее в противоположную сторону. На том конце болтался мой шестилетний сын. Такой беззащитный, жизнерадостный и навеки родной…
Крохотные пальчики скользнули по ладони.
Еще миг.
Еще короткое мгновение, и малыша постигнет участь старшего брата. Но, моя свободная рука быстро ухватила юнца за шиворот и с силой потянула на себя.
Я прижал Степку к груди.
Обеими руками обхватил всхлипывающее тело, едва не задушив его. А в голове, перекрикивая шум катастрофы, все звучали и звучали слова моего одиннадцатилетнего сына: «Не бросай меня! Папа!»
И в следующий миг, «железная птица» столкнулась с землей…
Я вскочил, сбрасывая с себя одеяло.
Это все сон! Сон!
Господи, милосердный! Хорошо, что это снова сон!
Сердце колотилось так, будто намеревалось выпрыгнуть из груди. Мелкой дрожью осыпало пальцы рук, и сознание искренне просило о пощаде.
Все закончилось!
Я провел рукой по пустой кровати и с ужасом обнаружил, что рядом нет жены.
«Нет жены?! – разум надо мной посмеялся. – Откуда ж ей здесь взяться? Ты сам все видел!»
И снова сердце «пустилось в пляс». Пелена нависла перед глазами. Пелена, сотканная из горьких слез и разочарований.
Я коснулся пола ногами. Босиком прошлепал до комнаты Павлика, и, очутившись у двери, замер. Рука не поднималась ухватиться за ручку и повернуть ее по часовой стрелке. Сколько она уже заперта? Несколько месяцев? Пустая комната была частью этого дома. Той частью, где навеки поселилась скорбь.
Так и не посмев открыть дверь, я двинулся дальше.
Комната дочери располагалась чуть поодаль. Комната моей взрослой дочери Юлии, которой тогда не оказалось с нами в тот роковой вечер.
Теперь пальцы сами потянулись к ручке двери. Тихий скрип, и она отворилась. На кровати лежала моя шестнадцатилетняя дочь в обнимку со Степкой. Они мирно спали, отстранившись от мерзкой реальности.
Тихо посапывал мой шестилетний сын. Юлия уткнулась лицом в его крохотное плечо, будто бы не хотела больше отпускать своего младшего брата. Почти идиллия неполной семьи, где не хватило места любимой жене и нашему одиннадцатилетнему парню.
Наручные часы показали «7:42», и в этот момент на кухне зазвонил мобильный телефон.
Я быстро прикрыл дверь, спасая детей от громкого звука, и двинулся в направлении мелодичной музыки.
– Алло!
– Доброе утро, Роман Николаевич! – выдал сухой голос. – Меня зовут Глеб Жиганов. Понимаю, номер мой для вас не знаком. Мошенники, и все такое… Но, я хочу вас заверить, – я не из тех людей…
– Ближе к делу! – предисловие мне никогда не нравилось.
– К делу, так к делу! – согласился собеседник. – Мы можем с вами встретиться минут через сорок по адресу: Ленина, 74? На месте все объясню.
– Проще говоря, вам понадобилась моя помощь?
– Как и всем, кто к вам ранее обращался! – поведал голос в трубке.
– Договорились!
Я влез в просторные джинсы, облачился в черную майку и потертую кожаную куртку. Уже в прихожей «прыгнул» в ботинки, и напоследок черкнул пару фраз дочери. Записку оставил на кухонном столе.
Сорок минут – это много!
То место, куда меня звал некий Глеб Жиганов, располагалось минутах в двадцати ходьбы. А потому, я не спеша двинулся в знакомую сторону.
Ленина, 74. Городская больница, возведенная много лет назад.
Я добрался минут через пятнадцать.
Подышал свежим утренним воздухом еще какое-то время, и поднялся по мраморной лестнице.
Два здоровенных детины в белых халатах встретили меня у дверей. Они проводили мою скромную персону на второй этаж, и пригласили в комнату в конце коридора. Я вошел в нее, после чего дверь за мной плотно закрыли.
Навстречу мне выдвинулся человек в форме полицейского. Он признательно протянул руку, и я тут же ее пожал.
– Майор Жиганов! – сказал он поставленным голосом. – Следственный комитет!
– Очень приятно! Я так понимаю, представляться мне не нужно?
– Правильно понимаете! Мы и так о вас все знаем! – высокая брюнетка появилась из-за спины майора, и подошла почти вплотную. – Роман Николаевич Сотников. Тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. Проживает по адресу: Давыдова, 17. Окончил Международный институт предпринимательства и права в 2003 году, но, работает не по специальности! Основной род деятельности…
– Довольно, Оксана Валерьевна! – вмешался Жиганов. – Мы собрались здесь не для того, чтобы изучать подноготную нашего уважаемого гостя. У нас с вами другая цель. И чем скорее мы ее достигнем, тем быстрее отпустим Романа Николаевича домой.
Женщина искренне улыбнулась и, протянув руку, представилась:
– Старший лейтенант Золотова!
Я нежно ее пожал, а Жиганов предложил проследовать к остальным гостям.
Их было двое.
Седой старикан, и странный на вид человек восточной внешности, сидящий в кожаном кресле.
– Борис Витальевич Шпак! Прошу любить и жаловать! – представил старика в белом халате майор Жиганов. – Он введет вас в курс дела.
Мы со Шпаком обменялись рукопожатием.
– Скажу честно, я не в восторге от такого… вмешательства. Мало того, я не особо доверяю таким людям, как вы, но, если следственный комитет настаивает, – спорить не буду! – честно признался собеседник. – Как вы уже догадались, я – лечащий врач этого пациента.
Он указал рукой в сторону человека с отстраненным взглядом, мирно сидящего в удобном кресле. Пациент словно не слышал и не видел ничего перед собой. Он просто смотрел в одну точку у себя под ногами, ровно дышал, и не выказывал никаких признаков заинтересованности.
– Чем я могу помочь? – мне пришлось поторопить старика в белом халате. В моей квартире остались двое несовершеннолетних детей, и я хотел возвратиться домой уже к обеду.
– Перед вами пациент городской больницы. – Напомнил Шпак. – Захир Муратович Хакимов. Не буду мучить вас долгими и серыми подробностями его скучной жизни. Скажу лишь об одном – этот человек находится здесь уже более двух лет. Три месяца назад с ним произошла странная история. Хакимов пропал из палаты. В прямом смысле слова. Никто не знает, как ему это удалось, но он отсутствовал ровно двое суток. Опрошенные нами очевидцы видели его вместе с яркой блондинкой, вальяжно прогуливающейся по городской набережной. После того, как наш пациент таким же чудесным образом, как и пропал, вернулся в палату, – девушка исчезла.
Майор Жиганов показал мне фотографию.
Миловидная блондинка лет двадцати. Длинные светлые кудри, приподнятый носик и красивые губы, так и манящие прислонить к ним свои уста.
– Светлана Галич. Студентка Государственного Медицинского Университета. – Громко и четко поведал сотрудник следственного комитета. – Родители не выходили с ней на связь с той поры, когда пациент покинул это заведение. С Хакимовым работали опытные дознаватели, но результатов сие действо, увы, не принесло. И сейчас вам Борис Витальевич расскажет, почему.
Врач открыл желтую папку и объявил:
– Захир Муратович попал сюда не случайно. У него уже бывали провалы в памяти. При тщательном обследовании, нам все же удалось отыскать причину недуга. Черепно-мозговая травма дала о себе знать. Ему поставили страшный диагноз: болезнь Альцгеймера. Несколько недель назад он все еще мог говорить. Не так внятно, как хотелось бы. Но, все же! Он различал цвета, предметы обихода, даже мог их компоновать в группы, хотя и с трудом понимал, где находится. А сейчас вы можете видеть перед собой человека, не готового идти на контакт, не желающего говорить, и совсем потерявшего смысл в жизни…
– Помогите нам, Роман Николаевич! – в разговор вступила Золотова. – Родители Светланы Галич – влиятельные в определенных кругах люди. Они обивают кабинеты министерства, давят на наше начальство, а те, в свою очередь, – на нас. Мы не представляем, как им помочь!
Отчаяние в голосе девушки не просто било ключом. Оно брызгами фонтана окропляло большую комнату, заставляя съежиться только от одной мысли о том, что надежда вот-вот «отдаст концы».
Я пристально взглянул в глаза Жиганову, и ясно увидел, как по его лицу прошмыгнула серая тень. По долгу своей «работы», я не раз сталкивался с такими людьми. Они просят слишком многого, но не намерены делиться всей информацией. А уж следственный комитет – и подавно! Не разглашение деталей, пока идет расследование. Как же, как же…
– Я готов вам помочь! – голос мой был уверен и смел. – Но, вижу по вашим глазам, что вы поведали мне не всю историю. Это так?
– Что значит, не всю историю? – удивилась Оксана Валерьевна.
– Это значит, что вы утаили некую часть информации из своего рассказа, если быть точным! – перевел взгляд я уже в сторону очаровательной помощницы Жиганова.
Тишина повисла в комнате.
Я почувствовал, как мысли путались у них в головах. Как переплетались версии, догадки и домыслы. И в довесок к этому, чья-то злая воля не позволяла мне увидеть всю картину собственным разумом.
Собеседники поглядели друг на друга, и все же решились.
– Расскажите ему! – настоял человек в белом халате. – Если он тот, за кого себя выдает, рано или поздно узнает всю правду сам.
Глеб Константинович глубоко вздохнул.
– Вы, несомненно, правы, Роман Николаевич! Произошло кое-что еще. – Поставленный голос майора слегка задрожал. – Перед тем, как обратиться к вам, мы задействовали еще двух, так сказать, «специалистов». Первый провел с пациентом ровно два часа, так ничего и не разузнав. Он вышел из комнаты такой тяжелой походкой, будто постарел лет на десять. Его глаза излучали пустоту и безжизненность.
…Самолет шел на посадку.
Три с половиной часа пронеслись, как одно мгновение. Для кого-то. Но, только не для меня. Я с детства не любил летать. Помню, когда родители впервые потащили меня внутрь «железной птицы», я был в восторге только от одного представления, что воспарю к небесам. Эйфория быстро прошла, стоило пилотам набрать скорость.
Взмокли ладони. Холодный пот окатил меня с головы до ног, и сознание истерично закричало: «Во что ты ввязался, идиот?!»
Мне было тогда не больше десяти лет. И полет я пережил, словно кошмарный сон, крепкой хваткой вцепившись в руку матери. Мне было страшно до чертиков. Каждая клетка моего мозга «верещала» от ужаса, стоило ей представить, с какой высоты вдруг придется падать, если что.
Вот и сегодня, возвращаясь из чужой страны в сопровождении жены и двух очаровательных детишек, я молил Бога, чтобы самолет, наконец уже, коснулся взлетно-посадочной полосы.
Туман стелился серым дымком, окутывал воздушное судно, и будто бы насмехался. Прошло уже долгие полчаса, когда капитан корабля объявил, что воздушное судно готово к приземлению. Тем не менее, твердой земли никто не ощущал. «Железная птица» все еще парила в воздухе, видимо, не собираясь выпускать нас из своих объятий.
– Земля! – закричал один из пассажиров.
И голос мне его не понравился.
Он не предупреждал пассажиров о скорой посадке. Он просто констатировал факт того, что должно произойти сию секунду. Не только я один ощутил его истеричную агонию.
Мгновение, и раздался громкий хлопок, от которого заложило уши. Едкий дым вдруг ворвался в помещение салона, и с двух сторон от меня разорвало корпус фюзеляжа.
Образовались две огромные дыры, объятые оранжевым пламенем. Люди неистово закричали, от чего в ушах загудело так, будто мне на голову надели ведро и со всего маху ударили молотом. Я почувствовал, как поясной ремень впился мне в живот. Как пальцы на руках похолодели, и страх из детства ворвался в сознание с неистовой силой.
Сыновья сидели по обе стороны от меня. Два моих маленьких любимых сыночка, пожелавших, наконец, избавиться от городской суеты и направиться к побережью такой далекой страны, что земным транспортом туда не добраться.
Один из них только вчера достиг одиннадцатилетнего возраста, а второму едва исполнилось шесть. Я заметил, как слезы брызнули у них из глаз. Одиннадцатилетний Павлик прижал руки к лицу и прокричал что было сил:
– Мама!
Жены я не видел. Мгновениями ранее, она пребывала в том месте, где большая часть салона превратилась в месиво из людей и металла. Пожар разгорелся с необыкновенной силой, не щадя никого из живых. И в этот момент, будто по чьей-то «доброй» воле, ремни, что удерживали сыновей в удобных креслах, в унисон отщелкнулись.
Этого еще не хватало!
Я успел схватить их за руки. Справа в воздухе распластался Павлик, едва не скользнув прямиком в оранжевое пламя. Участь последовать за матерью, – его явно не устраивала. Он впился пальцами в мое предплечье такой хваткой, что ногти вонзились мне в кожу.
Но, больше всего, меня волновал мой шестилетний Степка. Неведомая сила потянула его в огромную дыру, возникшую точно в том месте, где ранее располагался иллюминатор. Распахнутый во всю мощь горящий зев, с нетерпением ждал моего малыша, чтобы утолить свой голод.
Лишь в последний момент мне удалось схватить за крохотную ладонь голубоглазого Степку. Маленькие пальчики задрожали. Страх окутал и его с ног до головы, а слабая еще хватка свободной руки тянула рукав моей толстовки.
Словно Христос, распятый на деревянном кресте, я раскинул руки в стороны, борясь с необозримой силой, что тащила моих сыновей в бездну пожара.
Пока еще ремень оставался застегнутым на моем животе, – надежда на спасение придавала сил жить.
Сколько еще времени я смогу оставаться в таком положении?
Сколько мгновений пройдет до того момента, как «железная птица» коснется земли?
И что произойдет тогда? Смерть или спасение?
Но, судьба-злодейка преподнесла очередной сюрприз.
Я почувствовал, как крохотная ладонь моего младшего сына стала медленно выскальзывать из руки. Степка посмотрел на меня. Да так скорбно, что сердце защемило. Неведомая сила вцепилась за него, будто мечтала об этом всю свою жизнь. Мне почудилось, что огонь в зеве увеличенного иллюминатора вспыхнул неподдельной радостью. Он ждал. Несомненно, ждал, когда малыш сорвется в огненную пропасть.
Я взглянул Степке в глаза, прикусывая до крови губу, а потом повернул голову в сторону Павлика, и взгляды наши встретились.
Непритворный страх в глазах одиннадцатилетнего парня пронзил и меня насквозь. Мой сын был умен не по годам. Я знал это не понаслышке. И, несомненно, он догадался, что я намерен сделать в следующий момент.
– Нет! – закричал Павлик. – Не бросай меня! Папа!
Видения приходили ко мне еще с детства. Яркими картинами пронзали пространство между мирами, и не верить им я просто не мог. Они всегда ведали, что должно произойти. Лишь незначительные детали мне удавалось изменить по своей воле, но истина от этого не менялась. И сейчас я четко увидел ее трактовку: один из моих сыновей сегодня умрет!
Времени на раздумье не осталось.
Шестилетний малыш намеревался юркнуть в бездну пожара, а внутренний голос предательски прошептал: «Как я и говорил, нельзя обожать всех одинаково! И сегодня мы поглядим, кого же ты любишь сильнее?»
Огромных усилий мне потребовалось, чтобы разомкнуть пальцы правой руки. Я почувствовал, как ногти Павлика сильнее впились в предплечье. Как не в силах больше держаться за плоть отца, они медленно поползли прочь от меня. Обжигающей болью они резали кожу, оставляя кровавые полосы, а потом глаза виновато отвели взор, не смея больше видеть коварное «предательство».
Правая рука «сбросила» ношу, и я тут же направил ее в противоположную сторону. На том конце болтался мой шестилетний сын. Такой беззащитный, жизнерадостный и навеки родной…
Крохотные пальчики скользнули по ладони.
Еще миг.
Еще короткое мгновение, и малыша постигнет участь старшего брата. Но, моя свободная рука быстро ухватила юнца за шиворот и с силой потянула на себя.
Я прижал Степку к груди.
Обеими руками обхватил всхлипывающее тело, едва не задушив его. А в голове, перекрикивая шум катастрофы, все звучали и звучали слова моего одиннадцатилетнего сына: «Не бросай меня! Папа!»
И в следующий миг, «железная птица» столкнулась с землей…
Я вскочил, сбрасывая с себя одеяло.
Это все сон! Сон!
Господи, милосердный! Хорошо, что это снова сон!
Сердце колотилось так, будто намеревалось выпрыгнуть из груди. Мелкой дрожью осыпало пальцы рук, и сознание искренне просило о пощаде.
Все закончилось!
Я провел рукой по пустой кровати и с ужасом обнаружил, что рядом нет жены.
«Нет жены?! – разум надо мной посмеялся. – Откуда ж ей здесь взяться? Ты сам все видел!»
И снова сердце «пустилось в пляс». Пелена нависла перед глазами. Пелена, сотканная из горьких слез и разочарований.
Я коснулся пола ногами. Босиком прошлепал до комнаты Павлика, и, очутившись у двери, замер. Рука не поднималась ухватиться за ручку и повернуть ее по часовой стрелке. Сколько она уже заперта? Несколько месяцев? Пустая комната была частью этого дома. Той частью, где навеки поселилась скорбь.
Так и не посмев открыть дверь, я двинулся дальше.
Комната дочери располагалась чуть поодаль. Комната моей взрослой дочери Юлии, которой тогда не оказалось с нами в тот роковой вечер.
Теперь пальцы сами потянулись к ручке двери. Тихий скрип, и она отворилась. На кровати лежала моя шестнадцатилетняя дочь в обнимку со Степкой. Они мирно спали, отстранившись от мерзкой реальности.
Тихо посапывал мой шестилетний сын. Юлия уткнулась лицом в его крохотное плечо, будто бы не хотела больше отпускать своего младшего брата. Почти идиллия неполной семьи, где не хватило места любимой жене и нашему одиннадцатилетнему парню.
Наручные часы показали «7:42», и в этот момент на кухне зазвонил мобильный телефон.
Я быстро прикрыл дверь, спасая детей от громкого звука, и двинулся в направлении мелодичной музыки.
– Алло!
– Доброе утро, Роман Николаевич! – выдал сухой голос. – Меня зовут Глеб Жиганов. Понимаю, номер мой для вас не знаком. Мошенники, и все такое… Но, я хочу вас заверить, – я не из тех людей…
– Ближе к делу! – предисловие мне никогда не нравилось.
– К делу, так к делу! – согласился собеседник. – Мы можем с вами встретиться минут через сорок по адресу: Ленина, 74? На месте все объясню.
– Проще говоря, вам понадобилась моя помощь?
– Как и всем, кто к вам ранее обращался! – поведал голос в трубке.
– Договорились!
Я влез в просторные джинсы, облачился в черную майку и потертую кожаную куртку. Уже в прихожей «прыгнул» в ботинки, и напоследок черкнул пару фраз дочери. Записку оставил на кухонном столе.
Сорок минут – это много!
То место, куда меня звал некий Глеб Жиганов, располагалось минутах в двадцати ходьбы. А потому, я не спеша двинулся в знакомую сторону.
Ленина, 74. Городская больница, возведенная много лет назад.
Я добрался минут через пятнадцать.
Подышал свежим утренним воздухом еще какое-то время, и поднялся по мраморной лестнице.
Два здоровенных детины в белых халатах встретили меня у дверей. Они проводили мою скромную персону на второй этаж, и пригласили в комнату в конце коридора. Я вошел в нее, после чего дверь за мной плотно закрыли.
Навстречу мне выдвинулся человек в форме полицейского. Он признательно протянул руку, и я тут же ее пожал.
– Майор Жиганов! – сказал он поставленным голосом. – Следственный комитет!
– Очень приятно! Я так понимаю, представляться мне не нужно?
– Правильно понимаете! Мы и так о вас все знаем! – высокая брюнетка появилась из-за спины майора, и подошла почти вплотную. – Роман Николаевич Сотников. Тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. Проживает по адресу: Давыдова, 17. Окончил Международный институт предпринимательства и права в 2003 году, но, работает не по специальности! Основной род деятельности…
– Довольно, Оксана Валерьевна! – вмешался Жиганов. – Мы собрались здесь не для того, чтобы изучать подноготную нашего уважаемого гостя. У нас с вами другая цель. И чем скорее мы ее достигнем, тем быстрее отпустим Романа Николаевича домой.
Женщина искренне улыбнулась и, протянув руку, представилась:
– Старший лейтенант Золотова!
Я нежно ее пожал, а Жиганов предложил проследовать к остальным гостям.
Их было двое.
Седой старикан, и странный на вид человек восточной внешности, сидящий в кожаном кресле.
– Борис Витальевич Шпак! Прошу любить и жаловать! – представил старика в белом халате майор Жиганов. – Он введет вас в курс дела.
Мы со Шпаком обменялись рукопожатием.
– Скажу честно, я не в восторге от такого… вмешательства. Мало того, я не особо доверяю таким людям, как вы, но, если следственный комитет настаивает, – спорить не буду! – честно признался собеседник. – Как вы уже догадались, я – лечащий врач этого пациента.
Он указал рукой в сторону человека с отстраненным взглядом, мирно сидящего в удобном кресле. Пациент словно не слышал и не видел ничего перед собой. Он просто смотрел в одну точку у себя под ногами, ровно дышал, и не выказывал никаких признаков заинтересованности.
– Чем я могу помочь? – мне пришлось поторопить старика в белом халате. В моей квартире остались двое несовершеннолетних детей, и я хотел возвратиться домой уже к обеду.
– Перед вами пациент городской больницы. – Напомнил Шпак. – Захир Муратович Хакимов. Не буду мучить вас долгими и серыми подробностями его скучной жизни. Скажу лишь об одном – этот человек находится здесь уже более двух лет. Три месяца назад с ним произошла странная история. Хакимов пропал из палаты. В прямом смысле слова. Никто не знает, как ему это удалось, но он отсутствовал ровно двое суток. Опрошенные нами очевидцы видели его вместе с яркой блондинкой, вальяжно прогуливающейся по городской набережной. После того, как наш пациент таким же чудесным образом, как и пропал, вернулся в палату, – девушка исчезла.
Майор Жиганов показал мне фотографию.
Миловидная блондинка лет двадцати. Длинные светлые кудри, приподнятый носик и красивые губы, так и манящие прислонить к ним свои уста.
– Светлана Галич. Студентка Государственного Медицинского Университета. – Громко и четко поведал сотрудник следственного комитета. – Родители не выходили с ней на связь с той поры, когда пациент покинул это заведение. С Хакимовым работали опытные дознаватели, но результатов сие действо, увы, не принесло. И сейчас вам Борис Витальевич расскажет, почему.
Врач открыл желтую папку и объявил:
– Захир Муратович попал сюда не случайно. У него уже бывали провалы в памяти. При тщательном обследовании, нам все же удалось отыскать причину недуга. Черепно-мозговая травма дала о себе знать. Ему поставили страшный диагноз: болезнь Альцгеймера. Несколько недель назад он все еще мог говорить. Не так внятно, как хотелось бы. Но, все же! Он различал цвета, предметы обихода, даже мог их компоновать в группы, хотя и с трудом понимал, где находится. А сейчас вы можете видеть перед собой человека, не готового идти на контакт, не желающего говорить, и совсем потерявшего смысл в жизни…
– Помогите нам, Роман Николаевич! – в разговор вступила Золотова. – Родители Светланы Галич – влиятельные в определенных кругах люди. Они обивают кабинеты министерства, давят на наше начальство, а те, в свою очередь, – на нас. Мы не представляем, как им помочь!
Отчаяние в голосе девушки не просто било ключом. Оно брызгами фонтана окропляло большую комнату, заставляя съежиться только от одной мысли о том, что надежда вот-вот «отдаст концы».
Я пристально взглянул в глаза Жиганову, и ясно увидел, как по его лицу прошмыгнула серая тень. По долгу своей «работы», я не раз сталкивался с такими людьми. Они просят слишком многого, но не намерены делиться всей информацией. А уж следственный комитет – и подавно! Не разглашение деталей, пока идет расследование. Как же, как же…
– Я готов вам помочь! – голос мой был уверен и смел. – Но, вижу по вашим глазам, что вы поведали мне не всю историю. Это так?
– Что значит, не всю историю? – удивилась Оксана Валерьевна.
– Это значит, что вы утаили некую часть информации из своего рассказа, если быть точным! – перевел взгляд я уже в сторону очаровательной помощницы Жиганова.
Тишина повисла в комнате.
Я почувствовал, как мысли путались у них в головах. Как переплетались версии, догадки и домыслы. И в довесок к этому, чья-то злая воля не позволяла мне увидеть всю картину собственным разумом.
Собеседники поглядели друг на друга, и все же решились.
– Расскажите ему! – настоял человек в белом халате. – Если он тот, за кого себя выдает, рано или поздно узнает всю правду сам.
Глеб Константинович глубоко вздохнул.
– Вы, несомненно, правы, Роман Николаевич! Произошло кое-что еще. – Поставленный голос майора слегка задрожал. – Перед тем, как обратиться к вам, мы задействовали еще двух, так сказать, «специалистов». Первый провел с пациентом ровно два часа, так ничего и не разузнав. Он вышел из комнаты такой тяжелой походкой, будто постарел лет на десять. Его глаза излучали пустоту и безжизненность.
