Нашли его, отощавшего и обезвоженного, случайно, через месяц. Алик был на черте между жизнью и смертью. Его выходили, но он тронулся умом. Первое время он был под опекой своего бывшего шефа. Но того вскоре застрелили, бизнес его был очень криминализирован.
Родственников у Жоры в этом городе не было. А откуда он родом, он попросту забыл. Возможно, у него были родители, возможно, были и другие родственники. Но никто его не искал, по крайней мере, здесь, а где искать их ему, никому было неведомо.
Еще Жора очень любил всем советовать. Своими советами он одаривал всех и по поводу, и без повода, это тяготило больше, чем его постоянный голод. Он тяжело вязал слова во фразы, и смысла в этих фразах было не больше, чем в бредовых бормотаниях тяжелобольных. Но он настаивал на своём, и отвязаться от него было тяжелее, чем от назойливой мухи. Проще было отойти от него, тогда он забывал о тебе, и его советы доставались другому.
По вечерам он иногда любил подискутировать с Нелыковым. Но, так как тот лежал молча, не обращая внимания на соседа, Алику приходилось как говорить за себя, так и отвечать за Нелыкова.
Прежде, когда ещё здесь находился Забавник, их перекличка с Забавником нам представлялась совсем не забавной.
Ну вот, рассказал о последнем обитателе палаты номер шесть. На этом закончу. Писалось сначала намного проще, чем сейчас. Каждая фраза даётся с большим трудом. Заметил, что после дедушкиных посещений писалось веселее. Давно его не было. И запал мой куда-то убежал. Да и тетрадь заканчивается. Оставлю себе на память.
Ну вот, хотел попрощаться, а у нас новый жилец. Но об этом в следующий раз. Пара чистых листов осталась. Как раз хватит.
Записки из... Тудос.
Тудос.
Он вошёл, словно к себе домой. Оглядел от двери помещение, бросил свой взгляд на каждого из нас. Прошёл на свое место, прилёг, потом только поздоровался и представился.
- Привет, жмурики! Меня зовут Эдуард. Эдуард Тудос. Я здесь у Вас ненадолго. Надеюсь, что ненадолго.
Нелыков лежал к нам спиной. Игрок рассматривал свой ватман, и лишь еле заметно кивнул на приветствие новенького. Жора вожделенно смотрел на объёмистый пакет Тудоса. Набит он был явно не журналами и книгами. Печатная продукция так не пахнет. Я поздоровался и оглядел вошедшего. Крепко сбитый, краснощёкий мужик в полном расцвете сил. Что ему здесь надо?
Гарика не было в палате. Он страдал. Он, наконец, решился и дал согласие на то, чтобы родственница его жены забрала его отсюда. И теперь мучился над вопросом, правильно он поступил или нет. Выписку назначили на послезавтра. Он не мог найти себе места. Даже окно сегодня не привлекало его внимания. Целый день он бессмысленно таскался по всем доступным нам здесь помещениям. Не задерживаясь долго нигде.
Провалявшись около часа, Тудос поднялся, сходил по нужде. Еще раз нас оглядел. Ни я, ни Жора, ни тем более Нелыков его внимания не привлекли. Он подошел к Игроку. Долго и вроде внимательно рассматривал его художества. Похрюкал. Похмыкал. Затем насмешливо спросил.
- Это чего, загородный дом, что ли?
Игрок кивнул.
- Понятно! В этих стенах мечтаешь о других?
Игрок промолчал.
Наверное, дела мои совсем плохи. Почему Гарик, Игрок и этот, новый, Тудос, видят на ватмане дом. А я вижу лишь каляку-маляку. Неприятно такое сознавать о себе.
Заходил Гарик. Кивнул новенькому, присел на минутку у окна, снова вскочил, снова убежал. За ним вышел и Тудос. Бродил где-то некоторое время, затем вернулся, шлепнулся на свою кровать.
— Скукотища у вас здесь! Ни карт, ни, хотя бы, домино! И взаправду, жмурики! Да, я здесь долго не выдержу.
День, начавшийся радостно, с новости о Гарике, скомкавшийся знакомством с новым постояльцем, прошёл. Новичок распаковал свой пакет. Погрыз запечёную курицу, полакомился колбасой, подкрепил всё фруктами. Увидав жаждущие глаза Жоры, который подобрался поближе к кровати новенького, грозно цыкнул на него.
— Пошёл вон! Хорёк вонючий! Жрать охота? Вон, уши своего соседа погрызи. Пока ещё тот не остыл.
И Жора отошёл. Хотя раньше он не обращал внимания на подобные посылы.
Странно.
Выключили свет. Все легли. Все уснули. Кроме меня и...
В дальнем углу ворочался Гарик. И я долго не мог заснуть, мешал ужасный храп нового соседа. Наконец удалось уснуть и мне. Мне снился сон. Белый ватман, в центре которого серое пятно, вращаясь в двух плоскостях, постепенно превращалось в дом с большой трубой над крышей.
— Это дом! — радостно произносил я. — Дом! Я вижу его!
— Нет, — отвечал Игрок, — это не дом!
И, правда, пятно преобразилось и стало похоже на пиковую даму из карточной колоды. Дама была некрасива. С потной красной физиономией.
— Ты опять? Ты снова за старое? — это Гарик, он рядом.
— Да иди ты! — это Игрок.
Гарик открывает рот.
Страшный крик, переходящий в визг, сбросил с меня сон. Я вскочил, тупо озираясь. Кричал Гарик. В его глазах кипел ужас. Прибежали санитар с медсестрой, включили свет. На полу у кровати Тудоса лежал Жора. Под ним было пятно. Тудос сидел на своей постели и неприятно щерился.
— Какого он хрена по тумбочкам шарит? Я его легонько по шее стукнул, а он и дух испустил, мразь.
На уголках губ Гарика выступила пена. Он забился в истерике. Медперсонал не знал, как поступать. Рук на всех не хватало. Пришел дежурный врач. Первым делом связали Гарика. Потом увели Тудоса, увели со всеми его вещами, с похудевшим пакетом. Затем унесли тело Жоры. Крик Гарика поднял со своего места даже Нелыкова. Тот, сидя у себя в углу, изрек.
— Тягчайшее зло иногда оборачивается добром. Но этим оправдать его нельзя. Зло, оно и есть зло! Зло, оборачивающееся добром, по отношению к себе надо совершать самому. Не пачкая других рук.
Вернулся санитар с ведром и шваброй. Начал неумело затирать пятно на полу. Я лежал и не мог оторвать своих глаз от этого пятна. Раздался легкий стук в дверь.
Я знаю, кто пришёл.
Зачем ты снова пришёл?
Я стал отвыкать от тебя!
Я не хочу видеть тебя!
Уйди!
Я тебя прошу, оставь меня в покое!
Санитар тревожно смотрел в мою сторону. Теперь кричал уже я и, крича, поднимался над своим ложем.
Беременность не болезнь
Офис доктора Пилса был очень похож на кабинет провинциального фельдшера глубинки России второй половины двадцатого века. Так приемные тех медицинских работников показывали неоднократно в старых кинофильмах.
Антикварный тяжелый стол с толстым стеклом на столешнице, на котором уютно расположились стакан с авторучками, карандашами и стопка бумаги.
В углу стоит стеклянный шкаф с великим множеством пузырьков и упаковок с лекарствами, или же их муляжами. Кушетка у стены рядом со шкафом, прикрытая передвижной ширмой.
На стене яркие плакаты. В глаза сразу бросаются два, висящие непосредственно над столом. Банально изображенная смерть замахнулась своей безжалостной косой над головами обнявшихся обнаженных мужчины и женщины. Сочная надпись — «Осторожно СПИД!» буквально резала глаза.
Второй не настолько яркий, но не менее устрашающий. Сигарета, дым которой петлей стягивает легкие человека и три буквы, как подпись — «РАК».
Внешний вид кабинета своим оформлением настроение у посетителей однозначно не поднимал, а вот облик хозяина этого помещения говорил, что его данная обстановка совсем не угнетала.
Из-за стола навстречу посетителю вышел невысокий, крепкий телом, с лицом интеллигента в десятом колене, с широкой улыбкой отпетого оптимиста, мужчина.
— Доктор Пилс? — утвердительно спросил вошедший, — мы с вами условились встретиться сегодня, на четыре часа после полудня.
— Да, да! Я доктор Пилс. Историк медицины. А вы, как я понимаю… Извините! Уточните, пожалуйста, чем вы занимаетесь?
— Я Сергей Богатищев. Мое занятие — редкое сегодня и не совсем престижное дело, я пишу.
— Снова не понял! Что вы делаете?
— Я писатель. Немного, можно сказать, где-то даже Ваш коллега. Писатель-историк.
— Писатель — это тот, кто придумывает книги?
— Вообще-то говорят, писатель пишет книги, конечно же, сочиняя их, то есть, придумывая. Вот именно этим делом я занимаюсь.
— Вы меня, молодой человек, еще раз извините за мою, мягко сказать, непросвещенность, я сам, в связи со своими работами, часто имею дело со старинными и не столь древними рукописями и книгами, но вы, как я понимаю, пишете просто для обычного человека, то есть, как бы это яснее выразиться… Ну не с научными целями. И что же? Ваши книги читают?
— Вы знаете, "Общество возрождения литературного искусства", членом которого являюсь и я сам, в последнее время проделало огромную работу. И если, люди нашего с вами возраста практически не находят времени на чтение для развлечения, то среди детей и стариков книги становятся все более популярными в последнее время. На Весте, на Луне и на Марсе было установлено с десяток новых, современных автоматов по производству книг. Думаю, что наша древнейшая профессия в ближайшее время не вымрет. По крайней мере, очень надеюсь на это. И Вы, я смотрю, пользуетесь обычной бумагой и антикварной автоматической ручкой при письме?
— Да ну что Вы? Это все бутафория! — Пилс улыбнулся, — На бумаге я иногда, по настроению чертиков рисую, птичек. Речевой фиксатор куда удобнее и производительней. Ну, так я Вас слушаю, коллега! С чем Вы ко мне?
Доктор улыбнулся. А посетитель помолчал немного, собираясь, видимо, с мыслями, потер пальцами высокий лоб.
— У меня к Вам несколько необычное дело, господин Пилс. С чего бы начать? Понимаете?! Я в своих книгах не стараюсь затрагивать каких-то глобальных исторических фактов, всемирно известных личностей. Герои моих книг обычные люди, разные индивидуумы, с их различными характерами, разными судьбами, разнообразным бытом. Правда, условия в которые я их помещаю не всегда ординарны. Именно сейчас я работаю над книгой, герои которой живут во время самой страшной войны в истории Земли. Так вот. В прошлом году, в Альпах был найден небольшой ящик, что-то вроде шкатулки, где среди множества различных мелочей была стопка писем. Эти рукописи, вернее их копии, по случайности попали ко мне. Одним из героев моей новой книги я решил провести автора этих писем. Этот человек пишет с восточного фронта своему брату домой. Тот к тому времени, как я из тех же бумаг понял, уже отвоевался, потерял на фронте ногу и оказался непригодным к дальнейшей воинской службе. Так вот, в одном письме мой герой сообщает брату, что у него четыре дня мучительно болел зуб. А когда он доведенный сильной болью до изнеможения, наконец решился его удалить, местный стоматолог, разбуженный ночью, спросонья так долго готовился к операции, что чуть было от своего пациента не получил пули. Далее солдат с фронта пишет, мол, он согласился бы еще раз удалить осколок снаряда из груди, видимо, такую операцию мой герой ранее уже испытал на своей шкуре, нежели еще раз удалять наболевший зуб.
— Да, интересно. Рассказ занимательный. Думаю, что выкрою между своими делами и заботами время, чтобы прочитать Ваше сочинение о больном зубе. Только не понял, чем я могу быть Вам полезен?
— Книга моя, скажем так, совсем не о боле зубной. Этот случай будет лишь крошечным эпизодом в ней. А Вас хотел попросить, можете мне помочь вот в чем? Мне нужно, чтобы у меня на некоторое время заболел зуб! Мне необходимо испытать на себе, что такое зубная боль.
— Да?! Очень интересно! А не подскажете, зачем Вам это?
— Понимаете?! Мы сегодня, благодаря достижениям науки, с их защитной биологической оболочкой с минуты рождения застрахованы от любого вида болезней, за исключением некоторых травм при несчастных случаях. А мне хотелось бы побыть в шкуре своего героя. Хотел бы я точно понять, что действительно эта маленькая костяшка во рту может вызывать такую боль, так опутывать наш разум, что человек готов всадить пулю в живот другому человеку лишь за то, что он лишних пять минут готовился к операции. Чем это объяснить? Особенностями характера представителя нашего с вами племени? А может быть влияние зубной боли действительно таково. Наверное, это выглядит чудачеством с моей стороны. Пусть будет так. Но мне не хочется разочаровываться в своем герое. До этого письма он вполне нормальный мужик, ведет себя так, что не вызывает негативного отношения к нему, и вдруг, его зубная боль по своей значимости приравнивается к жизни другого человека.
— Занятно, знаете ли! Очень интересно! А если другому герою по Вашему же сюжету отрубили бы голову, или сожгли бы его на костре, и такие вещи происходили в нашей истории, Вы бы тоже захотели познать подобные чувства? Я, к примеру, понимаю медиков из прошлого, прививавших себе смертельные болезни, чтобы испытать на собственном организме противодействующие препараты, вакцины, но…
— Я же не прошу Вас привить мне что-нибудь из этого! — Богатищев показал рукой на плакаты на стене, — Всего лишь зуб! Сделайте так, чтобы он заболел сначала, а потом удалите его! Неужели нынешние медики неспособны даже на такую ерунду?!
Пилс ненадолго задумался. Молодой мужчина, смотрел на него глазами его, доктора, сына, когда тот просился в очередное путешествие с друзьями на один из необитаемых астероидов. Такому взгляду тяжело отказать.
— Хорошо! — решился Пилс, — Я переговорю со своим старым знакомым из Института медицины. Уверен, бактерии, разрушающие зуб и вызывающие боль, будет не сложно вывести. Надеюсь, что мизерный прокол защитной оболочки не приведет к каким-либо последствиям и осложнениям. Думаю, мне все-таки нужно Вам помочь! В каком-то смысле мы с Вами коллеги, да и от прочтения Вашей книги в будущем хочется получить больше удовольствия, зная, что я чем-то помог в ее написании.
— Спасибо! — Богатищев подошел к Пилсу с протянутой для рукопожатия рукой, — Большое спасибо! Когда мы снова встретимся с Вами?
— Оставьте мне свой индивидуальный код. Если у меня получится все, я Вас найду сам.
Пилс записал код Богатищева, улыбнулся оглянувшемуся в дверях Сергею и связался с сотрудником Института Медицины со своим хорошим знакомым Хесслером.
— Хелло, Хесс! Как дела?
— Привет, дружище! Как дела? Со скуки пухнем! За последнюю неделю ни одного повреждения защитной оболочки. Мы тут, скажу тебе по секрету, подняли одному добровольцу температуру до тридцати восьми градусов и вот теперь без камеры общего восстановления пытаемся ее сбить до нормы. Введением старых препаратов.
— Получается?
— Да вот напичкали его лекарствами из каменного века. Он лежит, потеет, а мы, дурачки, радуемся. Снижаться начала.
— Слышь, Хесс, у меня к тебе дело небольшое, может быть, заинтересуешься. Как раз в тему вашим играм.
Пилс поведал вкратце приятелю о разговоре с Богатищевым. Необычная просьба молодого писателя Хесслера показалась занимательной.
— Ну что же, любопытно будет попробовать. Я сейчас здесь переговорю кое с кем. Одному мне не по силам. Считаю, что сделаем все так, как нужно, раз он хочет. Почему чудаку не помочь?
Через неделю Пилс отыскал Богатищева.
— Сергей, кажется, я нашел решение, как можно Вам помочь в Вашей просьбе. Есть люди, которые готовы в скором времени заняться Вами и Вашим делом. Не изменили своего решения?
— Конечно, нет! Как я могу передумать? Огромное спасибо Вам! Где и когда мне следует быть?
