Наверное, мысли глупые, детские, но именно они и терзали ее в то утро. Так и решила. Все. Надо рвать! Познал Григорий молодого, роскошного тела, насытился, вот ему и награда за все те приятные минуты, которые он доставил ей.
Он уходил.
Она видела, она чувствовала, как ему не хочется уходить. Она не желала показывать ему, как ей не хотелось, чтобы он уходил. Слезы, ее выдавали слезы.
Она не знала. Инна пока ничего не знала. Она ни в чем не была уверена. Она ни на чем не поставила жирного креста. Она знала лишь одно. Каждый должен биться за себя и за свое счастье. Даже если кажется, что венцом этой битвы будет Пиррова победа.
Его просто выставили за дверь! Со слезами, по всей видимости, вопреки своему желанию, но просто выставили за дверь!
С пустой головой, с занозой в сердце, с огромным булыжником на душе, он вышел на улицу, сел в машину и долго сидел в ней, не понимая совершенно, что ему дальше делать, куда ехать, как вообще жить дальше. Права ли она была? Скорее всего, права. Она хорошая, молодая, красивая, милая девчонка, и он, немолодой уже, потертый самец, связанный давно семейными узами. Зачем он ей?
Поиграться? К чему потрепанная игрушка, если вокруг столько холеных и лощеных парней, которые бы за счастье посчитали иметь хоть какое-то отношение к ней.
Маразм!
Вместо того, чтобы достать свежий кусок колбасы, поднять с пола кем-то уже надкусанный ломоть, который в любое время может быть отобран кем-то другим, имеющим право на него.
Все правильно!
Инна поступила правильно! Только не надо было бы заканчивать все тем, что произошло прошедшей ночью. Эта ночь усугубила его, и без того не очень радужное, состояние. Как теперь вырваться из сетей воспоминаний о тех ощущениях, как телесных, так и душевных, которые он испытал в ее объятьях.
Мысли толкались, слипались, рвались на куски, но ничего стройного в голове не складывалось. Никакого решения в голову не приходило. Надо сегодняшний день просто переболеть. Надо вычеркнуть его из жизни любым способом. А как? Водка? А почему бы нет? Напиться, забыться, уснуть. А там... А там будет другой день, не отличающийся от сегодняшнего, но он будет только завтра. Завтра будет завтра. Завтра он будет решать, как ему жить завтра. А сегодня к черту все!
Григорий глянул на часы и ахнул. Время было почти семь часов вечера, получается, что в машине он просидел больше шести часов.
Он завел машину, поехал, мимо того магазина, где они впервые встретились. Остановился. Зашел. Пара бутылок водки… Нет, бутылку водки, бутылку коньяка… Нет, пропивать свое счастье так уж в компании с благородными, с дорогими напитками, какое счастье, такие и напитки, две бутылки коньяка. А зачем ему два коньяка, водку он больше уважает. За себя водкой, за Инну коньяком.
Мандарины. Он горько улыбнулся. Ее любимые. Взял, прихватил еще коробку шоколадных конфет и какие-то там сэндвичи.
Номер в гостинице уныл и тосклив. Полный стакан водки не скрасил его углов. Второй стакан пошел вдогонку за первым. Не полный, половина. Не хватает воздуха, на балкон!
— Эй, молодой человек! Скучаем? Я сейчас поднимусь, скрашу одиночество.
Он не успел разглядеть, кому принадлежит нежный женский голос, не успел обдумать того, что сказали, не успел ответить ни "Да", ни "Нет", на пороге номера стояло некое чудо в короткой юбке с пышной копной светлых волос.
— Ну что вы столбом стоите, предложите девушке сесть, предложите выпить. Фу, как пошло, водка. Коньяк? Ну что вы? Мартини, шампанское...
Девушка взяла трубку телефона.
— Принеси, пожалуйста, в номер мартини и шампанское.
Он, выпив еще водки, сидел в кресле и осоловевшими глазами смотрел на сидевшую напротив него девушку с бокалом мартини в руке. И сравнивал ее с Инной. Хороша, ничего не скажешь, хороша! Но не заиграет каждая клеточка ее тела под его руками, не издадут ее легкие тех нежных, но страстных вдохов и выдохов, не забьется жилка у нее на шее, не...
Да все не то, к тому же еще пошло, вульгарно и грязно.
Она поняла его взгляд по-своему, поднялась, подошла к нему, села на колени, прижалась пышной грудью к его лицу. Дорогие духи ударили в нос, вызвав страшную брезгливость. Он резко встал, девушка отскочила в сторону.
— Ты чего?
— Пошла вон!
— Чего?
— Вон пошла!
— Козел! Урод! Импотент!
Хлопнула дверь. Он допил водку и упал в кровать.
Утро было страшным. Ко всему прочему он не нашел бумажника с приличной сумой денег и кредитной карточкой. Когда эта ... успела его украсть, он не знал или не помнил. Бумажника не было. Бак полупустой. С пустыми карманами до дома он завтра не доедет.
Мысли пуще вчерашнего вертелись в голове, с ними он залез в ванну.
Господи! А вот и повод для новой встречи! Других знакомых у него в городе нет. К кому ему еще обратиться за помощью?
— Кто? — раздалось в домофоне.
Этот голос его сводит с ума.
— Я.
Щелкнул замок, ни дополнительных вопросов, ни просто отказа не последовало. Его пугало именно это. А оказалось так все просто. Потом она открыла дверь, посмотрела на него своими такими необыкновенными глазами, в которых был один вопрос: "Что случилось?" Именно так. Ее взгляд беспокоился за Григория, взгляд понимал, что не просто так он появился здесь, что-то случилось.
— Извини, бумажник украли. Мне не на что уехать из вашего города.
— Сколько тебе нужно?
— Десять тысяч.
Она ушла в комнату, вернулась с деньгами, протянула их Григорию.
— Я верну! Обязательно верну!
— Не сомневаюсь... Фу! Ты что пил?
— Вчера.
— Да какое вчера, от тебя разит как от пивной бочки. Все. Подожди. Никуда ты в таком состоянии не поедешь. Не хватало еще других неприятностей. Иди в ванну. Иди, приходи в себя. Никуда я тебя не пущу.
Она вырвала деньги из его руки и толкнула его в сторону ванной комнаты.
— Я уже мылся сегодня!
— Ничего, в таком состоянии тебе лишняя ванна не помешает.
Как же у нее в квартире хорошо! Нет, у него дома тоже все хорошо, но в обустройстве ее квартиры, каждого из ее помещений была какая-то изюминка, которая располагала к неге.
— Ты ел?
— Вчера.
Она принесла ему в ванну кофе, принесла что-то из горячего, он и не понял, что именно, просто съел. А ему было не стыдно лежать голым перед ней, как было стыдно в то утро.
Боже мой, как она хороша, как она мила, сколько же нежности она излучает.
— Добился своего? Паразит!
Она вздохнула, легла на спину. Он придвинулся к ней поближе, и начал губами ощупывать каждый миллиметр ее кожи. Пробежался по щечкам, отметил глаза, поласкал ушки, шейка, грудь... Грудь!!!
— Погоди, я устала немного, погоди.
Лизнув полоску ряда обнажившихся зубов, когда она говорила, он припал к губам.
— Ну, пожалуйста! Подожди! Извини!
— Ты не прогонишь меня сегодня?
— Нет!
— А если я тебе скажу, что я бумажник в машине нашел. Не прогонишь?
Она повернулась к нему, утопила его своим взглядом, тихо вздохнула и шепотом сказала:
— Паразит!
Можно войти в одну и ту же реку дважды! Можно!
— Ты сегодня уедешь?
— Нет. Я дам телеграмму, попрошу отпуск за свой счет, я не хочу от тебя уезжать. Не хочу! Не могу! У меня нет сил!
Но он уехал. Он не мог тогда прямо сказать, почему он уехал, но он обязательно скажет почему. Чуть позже. Потом. Если она даст возможность ему сказать!
Он ехал, без конца повторяя про себя:
— Прости меня! Прости меня моя милая! Я не мог не уехать!
И позвонил он ей, сообщив о своем отъезде, уже тогда, когда за спиной была пара сотен километров, иначе, услышав ее голос, он бы наверняка вернулся.
А Инна...
А Инна не страдала в тот день, когда проводила Григория не солоно хлебавши из своей квартиры, не удостоив его даже толикой своего внимания. За день привела себя в надлежащий порядок, вечером позвонила подруге и с ней они завалились в свой любимый кабак. Они его любили потому, что там рядом военное училище и с молодыми, симпатичными, спортивными парнями проблем нет.
Заняли столик, выпили, подругу пригласил молодой лейтенант на танец, после чего подсел за их столик. Спустя некоторое время к ним присоединился его товарищ. Хорошенький такой! Они провели замечательно время до закрытия кабака. Потом молодые офицеры решили проводить девчат. Ближе жила подруга, поэтому первой проводили ее. Но у подъезда подруга пригласила всех на чай. Они поднялись. Домой она вернулась только утром.
Это она так рассказала ему о том памятном вечере. И еще...
— Так что ты зря отказался от услуг той девушки! — говорила она ему по телефону, когда Григорий ей в дороге сообщил, об отъезде и, будучи посвященной в его историю, произошедшую с ним вечером в гостинице с неизвестной девушкой. — Ох, зря! Она куда опытнее меня, как женщина. Такие удовольствия тебе доставила бы, на которые я просто не способна. Не научилась пока еще! Было бы чего вспомнить потом тебе. Аж, два сексуальных приключения за один заход, в одном городе, с двумя дурами. Потаскун. Было бы чем перед друзьями похвастать за бутылкой водки или кружкой пива. А первое впечатление не обмануло меня. Алкаш ты, приперся пьяным ко мне, и вор. Ты украл у меня ... Ты много чего у меня украл. Чему цены нет.
А на самом деле.
В четыре часа утра Инна подняла голову от подушки, перевернула ее, но она была такой же мокрой. Мокрой была и вторая подушка, рядом. Нигде она не была, никуда она не выходила из дома, проревела весь день и почти всю ночь. Она встала, достала простыню и, сложив ее, накрыла ею подушки. Приятная прохлада простыни подействовала на Инну, как снотворное. Проснулась, и боль немного улеглась. Притупилась. А может быть, она после такого слезообильного потопа притупилась.
Чтобы больше отвлечь себя от Григория, она занялась всеми самыми бесполезными делами дома. Полезные все давно уже были переделаны. Вдруг хрюкнул домофон...
— Кто?
— Я.
Ну и что ей делать? Выяснять отношения на расстоянии нескольких этажей? К тому же, даже вчера в душе теплилась надежда, что не очень он послушный, наплюет на ее запреты и приедет, или хотя бы позвонит. Несмотря ни на что, ей хотелось еще и еще видеться с Григорием. И она открыла.
Спустя пару минут, он стоял на пороге. Боже ты мой! И что она в нем тогда, в первый раз, в магазине увидела? Глаза мутные, взъерошенный, постаревший лет на десять. И выражение лица. Оно было таким, будто произошло что-то страшное, непоправимое. Инна молча смотрела на него, ожидая объяснений, хотя сердце рвалось, хотелось прижать его взъерошенную голову несвежим лицом к груди и пожалеть. Кто его здесь еще пожалеет?
— Извини, бумажник украли в гостинице. Мне не на что уехать из вашего города.
Прогудел, небось, всю ночь в каком-нибудь клубе со шлюхами. Украли! Как его самого не унесли!
— Сколько тебе нужно?
— Десять тысяч.
Не хило! А что делать? Может еще и в долги залез. Закутил, вот и влетел. Поделом ему!
Инна принесла деньги, Григорий взял, и она попала под выхлоп его могучих легких. Бог ты мой! Да как же он ехал по городу? В воскресенье гаишники на каждом шагу. Ждут возвращающихся с уикендов горожан из области. Его словно всю ночь в алкоголе купали!
— Ты что пьяный?
— Я вчера пил.
— Да какое там вчера! От тебя разит перегаром за версту! Ты чего, с ума сошел пить за рулем! Тебе неприятностей не хватает? Так! Все! Раздевайся! Раздевайся и иди в ванную. Никуда я тебя не пущу, пока в себя не придешь.
— Я уже с утра в ванной был.
— Ничего страшного, лишняя ванна тебе не помешает.
Она включила воду, обернулась, Григорий стоял голый перед ней. Инне аж не по себе стало. В таком ракурсе она его не видела никогда. Куда же его стыдливость вчерашняя пропала? Он залез в воду, лег, закрыл глаза. Может быть, есть хочет? Как бы выпить не попросил. Что она с ним потом делать будет? Не хватало еще пьянства у нее дома.
— Ты ел?
— Ел. Вчера.
Понятно. Оттого и перегар такой. Литр выпил, конфеткой закусил. На скорую руку приготовила омлет, заварила кофе, отнесла ему. Григорий лежал, жевал, пил кофе и был таким довольным, будто в восточный гарем попал.
Инна оставила его, прошла в комнату и, совершенно без умысла, начала менять постельное белье. Оказалось, что с умыслом. Примерно час спустя, он вышел из ванной посвежевшим, опоясанный полотенцем. Да, оказывается, все-таки было, на что обратить внимание при первой их встрече. Она смущенно отвернулась.
— Ты готов?
— К чему?
— Ехать готов?
Он подошел сзади, обнял Инну и прижался к ней всем телом. Да, готов, но не к тому, чтобы уехать, к тому, чтобы остаться и не на полчаса. Она повернулась к Григорию, полотенце упало. Он прижал ее к себе, резко вобрал ее губы в себя.
И все!
Голова закружилась.
Дыхание перехватило.
Она, наверное, упала бы, если бы он не держал ее в своих объятиях. Почувствовав ее слабость, Григорий взял Инну на руки, пронес пару метров до кровати, осторожно положил на нее. Дальше лишь губы и руки. Какие же они у него нежные. Они словно знают, словно чувствуют, где и как нужно что-то сделать.
Она же превратилась в кисель. Но расслабилась лишь для того, чтобы в нужный момент превратиться в упругую пружину и встречать его каждой мышцей своего тела. Ничего необычного, но как же хорошо, как же приятно с ним все это происходит. Он словно старается не просто овладеть ей, он хочет стать одним целым с ней. Но что-то в этот раз ему не нравится, и он повторяет попытку, потом еще, еще, и вот оно, одно целое. Нет его, и нет ее, есть они, но не каждый по раздельности, а одно единое существо. И уже нет таких земных сил, которые смогут их разделить.
Казалось бы все. Все силы кончились. Вся энергия покинула их. Всему есть предел. Но нет, он не успокаивается, снова тянется к ней. Губы, пальцы, губы, пальцы...
— Погоди, я устала немного, погоди.
Господи, языком аж до зубов добрался!
— Ты не прогонишь меня сегодня?
— Нет! Не прогоню.
— А если я тебе скажу, что я свой бумажник в машине нашел. Все равно не прогонишь?
Она повернулась к нему, вздохнула и шепотом сказала:
— Паразит! Хотел меня еще на десять тысяч обмануть. А ты завтра уедешь домой?
— Нет. Я позвоню домой, позвоню начальнику, дам телеграмму, возьму за свой счет неделю, я не хочу уезжать от тебя. Не хочу уезжать! Не могу уехать! У меня нет сил расстаться с тобой!
— Может, стоит сейчас съездить, дать телеграмму. Сейчас вроде уже не пахнет. Сил хватит?
— Хватит. Да, наверное, поеду. Заеду заодно в магазин, куплю чего-нибудь на вечер. Или в ресторан сходим?
— Нет, лучше дома. В пятницу сходим. Потанцуем немного.
Он умылся, оделся. В дверях обнял ее, крепко поцеловал.
— Ты знаешь, где телеграф?
— Знаю, не заблужусь.
— Нет, я с тобой. Мне одной скучно будет!
Как сердце чувствовало ее...
— Отдохни от меня солнышко. Иннушка моя! Я ненадолго. Я вернусь! Я обязательно вернусь.
Дверь за ним закрылась. И сердце защемило. Почему так защемило сердце?
Он не появился ни через час, ни через два, ни через три. На четвертом часу он позвонил.
— Прости меня! Прости меня моя милая! Я не мог не уехать! Я вернусь и все тебе расскажу. Потом. Я вернусь!
— Да чтоб тебя... Дай бог быть тебе счастливым! Не звони мне больше, я уже выбросила телефон. И не пиши мне, я размениваю квартиру. Будь счастлив и знай, что пусть самую малость по времени, ты сделал меня счастливой, за что спасибо тебе.
Он уходил.
Она видела, она чувствовала, как ему не хочется уходить. Она не желала показывать ему, как ей не хотелось, чтобы он уходил. Слезы, ее выдавали слезы.
Она не знала. Инна пока ничего не знала. Она ни в чем не была уверена. Она ни на чем не поставила жирного креста. Она знала лишь одно. Каждый должен биться за себя и за свое счастье. Даже если кажется, что венцом этой битвы будет Пиррова победа.
***
Его просто выставили за дверь! Со слезами, по всей видимости, вопреки своему желанию, но просто выставили за дверь!
С пустой головой, с занозой в сердце, с огромным булыжником на душе, он вышел на улицу, сел в машину и долго сидел в ней, не понимая совершенно, что ему дальше делать, куда ехать, как вообще жить дальше. Права ли она была? Скорее всего, права. Она хорошая, молодая, красивая, милая девчонка, и он, немолодой уже, потертый самец, связанный давно семейными узами. Зачем он ей?
Поиграться? К чему потрепанная игрушка, если вокруг столько холеных и лощеных парней, которые бы за счастье посчитали иметь хоть какое-то отношение к ней.
Маразм!
Вместо того, чтобы достать свежий кусок колбасы, поднять с пола кем-то уже надкусанный ломоть, который в любое время может быть отобран кем-то другим, имеющим право на него.
Все правильно!
Инна поступила правильно! Только не надо было бы заканчивать все тем, что произошло прошедшей ночью. Эта ночь усугубила его, и без того не очень радужное, состояние. Как теперь вырваться из сетей воспоминаний о тех ощущениях, как телесных, так и душевных, которые он испытал в ее объятьях.
Мысли толкались, слипались, рвались на куски, но ничего стройного в голове не складывалось. Никакого решения в голову не приходило. Надо сегодняшний день просто переболеть. Надо вычеркнуть его из жизни любым способом. А как? Водка? А почему бы нет? Напиться, забыться, уснуть. А там... А там будет другой день, не отличающийся от сегодняшнего, но он будет только завтра. Завтра будет завтра. Завтра он будет решать, как ему жить завтра. А сегодня к черту все!
Григорий глянул на часы и ахнул. Время было почти семь часов вечера, получается, что в машине он просидел больше шести часов.
Он завел машину, поехал, мимо того магазина, где они впервые встретились. Остановился. Зашел. Пара бутылок водки… Нет, бутылку водки, бутылку коньяка… Нет, пропивать свое счастье так уж в компании с благородными, с дорогими напитками, какое счастье, такие и напитки, две бутылки коньяка. А зачем ему два коньяка, водку он больше уважает. За себя водкой, за Инну коньяком.
Мандарины. Он горько улыбнулся. Ее любимые. Взял, прихватил еще коробку шоколадных конфет и какие-то там сэндвичи.
Номер в гостинице уныл и тосклив. Полный стакан водки не скрасил его углов. Второй стакан пошел вдогонку за первым. Не полный, половина. Не хватает воздуха, на балкон!
— Эй, молодой человек! Скучаем? Я сейчас поднимусь, скрашу одиночество.
Он не успел разглядеть, кому принадлежит нежный женский голос, не успел обдумать того, что сказали, не успел ответить ни "Да", ни "Нет", на пороге номера стояло некое чудо в короткой юбке с пышной копной светлых волос.
— Ну что вы столбом стоите, предложите девушке сесть, предложите выпить. Фу, как пошло, водка. Коньяк? Ну что вы? Мартини, шампанское...
Девушка взяла трубку телефона.
— Принеси, пожалуйста, в номер мартини и шампанское.
Он, выпив еще водки, сидел в кресле и осоловевшими глазами смотрел на сидевшую напротив него девушку с бокалом мартини в руке. И сравнивал ее с Инной. Хороша, ничего не скажешь, хороша! Но не заиграет каждая клеточка ее тела под его руками, не издадут ее легкие тех нежных, но страстных вдохов и выдохов, не забьется жилка у нее на шее, не...
Да все не то, к тому же еще пошло, вульгарно и грязно.
Она поняла его взгляд по-своему, поднялась, подошла к нему, села на колени, прижалась пышной грудью к его лицу. Дорогие духи ударили в нос, вызвав страшную брезгливость. Он резко встал, девушка отскочила в сторону.
— Ты чего?
— Пошла вон!
— Чего?
— Вон пошла!
— Козел! Урод! Импотент!
Хлопнула дверь. Он допил водку и упал в кровать.
Утро было страшным. Ко всему прочему он не нашел бумажника с приличной сумой денег и кредитной карточкой. Когда эта ... успела его украсть, он не знал или не помнил. Бумажника не было. Бак полупустой. С пустыми карманами до дома он завтра не доедет.
Мысли пуще вчерашнего вертелись в голове, с ними он залез в ванну.
Господи! А вот и повод для новой встречи! Других знакомых у него в городе нет. К кому ему еще обратиться за помощью?
— Кто? — раздалось в домофоне.
Этот голос его сводит с ума.
— Я.
Щелкнул замок, ни дополнительных вопросов, ни просто отказа не последовало. Его пугало именно это. А оказалось так все просто. Потом она открыла дверь, посмотрела на него своими такими необыкновенными глазами, в которых был один вопрос: "Что случилось?" Именно так. Ее взгляд беспокоился за Григория, взгляд понимал, что не просто так он появился здесь, что-то случилось.
— Извини, бумажник украли. Мне не на что уехать из вашего города.
— Сколько тебе нужно?
— Десять тысяч.
Она ушла в комнату, вернулась с деньгами, протянула их Григорию.
— Я верну! Обязательно верну!
— Не сомневаюсь... Фу! Ты что пил?
— Вчера.
— Да какое вчера, от тебя разит как от пивной бочки. Все. Подожди. Никуда ты в таком состоянии не поедешь. Не хватало еще других неприятностей. Иди в ванну. Иди, приходи в себя. Никуда я тебя не пущу.
Она вырвала деньги из его руки и толкнула его в сторону ванной комнаты.
— Я уже мылся сегодня!
— Ничего, в таком состоянии тебе лишняя ванна не помешает.
Как же у нее в квартире хорошо! Нет, у него дома тоже все хорошо, но в обустройстве ее квартиры, каждого из ее помещений была какая-то изюминка, которая располагала к неге.
— Ты ел?
— Вчера.
Она принесла ему в ванну кофе, принесла что-то из горячего, он и не понял, что именно, просто съел. А ему было не стыдно лежать голым перед ней, как было стыдно в то утро.
Боже мой, как она хороша, как она мила, сколько же нежности она излучает.
— Добился своего? Паразит!
Она вздохнула, легла на спину. Он придвинулся к ней поближе, и начал губами ощупывать каждый миллиметр ее кожи. Пробежался по щечкам, отметил глаза, поласкал ушки, шейка, грудь... Грудь!!!
— Погоди, я устала немного, погоди.
Лизнув полоску ряда обнажившихся зубов, когда она говорила, он припал к губам.
— Ну, пожалуйста! Подожди! Извини!
— Ты не прогонишь меня сегодня?
— Нет!
— А если я тебе скажу, что я бумажник в машине нашел. Не прогонишь?
Она повернулась к нему, утопила его своим взглядом, тихо вздохнула и шепотом сказала:
— Паразит!
Можно войти в одну и ту же реку дважды! Можно!
— Ты сегодня уедешь?
— Нет. Я дам телеграмму, попрошу отпуск за свой счет, я не хочу от тебя уезжать. Не хочу! Не могу! У меня нет сил!
Но он уехал. Он не мог тогда прямо сказать, почему он уехал, но он обязательно скажет почему. Чуть позже. Потом. Если она даст возможность ему сказать!
Он ехал, без конца повторяя про себя:
— Прости меня! Прости меня моя милая! Я не мог не уехать!
И позвонил он ей, сообщив о своем отъезде, уже тогда, когда за спиной была пара сотен километров, иначе, услышав ее голос, он бы наверняка вернулся.
***
А Инна...
А Инна не страдала в тот день, когда проводила Григория не солоно хлебавши из своей квартиры, не удостоив его даже толикой своего внимания. За день привела себя в надлежащий порядок, вечером позвонила подруге и с ней они завалились в свой любимый кабак. Они его любили потому, что там рядом военное училище и с молодыми, симпатичными, спортивными парнями проблем нет.
Заняли столик, выпили, подругу пригласил молодой лейтенант на танец, после чего подсел за их столик. Спустя некоторое время к ним присоединился его товарищ. Хорошенький такой! Они провели замечательно время до закрытия кабака. Потом молодые офицеры решили проводить девчат. Ближе жила подруга, поэтому первой проводили ее. Но у подъезда подруга пригласила всех на чай. Они поднялись. Домой она вернулась только утром.
Это она так рассказала ему о том памятном вечере. И еще...
— Так что ты зря отказался от услуг той девушки! — говорила она ему по телефону, когда Григорий ей в дороге сообщил, об отъезде и, будучи посвященной в его историю, произошедшую с ним вечером в гостинице с неизвестной девушкой. — Ох, зря! Она куда опытнее меня, как женщина. Такие удовольствия тебе доставила бы, на которые я просто не способна. Не научилась пока еще! Было бы чего вспомнить потом тебе. Аж, два сексуальных приключения за один заход, в одном городе, с двумя дурами. Потаскун. Было бы чем перед друзьями похвастать за бутылкой водки или кружкой пива. А первое впечатление не обмануло меня. Алкаш ты, приперся пьяным ко мне, и вор. Ты украл у меня ... Ты много чего у меня украл. Чему цены нет.
А на самом деле.
В четыре часа утра Инна подняла голову от подушки, перевернула ее, но она была такой же мокрой. Мокрой была и вторая подушка, рядом. Нигде она не была, никуда она не выходила из дома, проревела весь день и почти всю ночь. Она встала, достала простыню и, сложив ее, накрыла ею подушки. Приятная прохлада простыни подействовала на Инну, как снотворное. Проснулась, и боль немного улеглась. Притупилась. А может быть, она после такого слезообильного потопа притупилась.
Чтобы больше отвлечь себя от Григория, она занялась всеми самыми бесполезными делами дома. Полезные все давно уже были переделаны. Вдруг хрюкнул домофон...
— Кто?
— Я.
Ну и что ей делать? Выяснять отношения на расстоянии нескольких этажей? К тому же, даже вчера в душе теплилась надежда, что не очень он послушный, наплюет на ее запреты и приедет, или хотя бы позвонит. Несмотря ни на что, ей хотелось еще и еще видеться с Григорием. И она открыла.
Спустя пару минут, он стоял на пороге. Боже ты мой! И что она в нем тогда, в первый раз, в магазине увидела? Глаза мутные, взъерошенный, постаревший лет на десять. И выражение лица. Оно было таким, будто произошло что-то страшное, непоправимое. Инна молча смотрела на него, ожидая объяснений, хотя сердце рвалось, хотелось прижать его взъерошенную голову несвежим лицом к груди и пожалеть. Кто его здесь еще пожалеет?
— Извини, бумажник украли в гостинице. Мне не на что уехать из вашего города.
Прогудел, небось, всю ночь в каком-нибудь клубе со шлюхами. Украли! Как его самого не унесли!
— Сколько тебе нужно?
— Десять тысяч.
Не хило! А что делать? Может еще и в долги залез. Закутил, вот и влетел. Поделом ему!
Инна принесла деньги, Григорий взял, и она попала под выхлоп его могучих легких. Бог ты мой! Да как же он ехал по городу? В воскресенье гаишники на каждом шагу. Ждут возвращающихся с уикендов горожан из области. Его словно всю ночь в алкоголе купали!
— Ты что пьяный?
— Я вчера пил.
— Да какое там вчера! От тебя разит перегаром за версту! Ты чего, с ума сошел пить за рулем! Тебе неприятностей не хватает? Так! Все! Раздевайся! Раздевайся и иди в ванную. Никуда я тебя не пущу, пока в себя не придешь.
— Я уже с утра в ванной был.
— Ничего страшного, лишняя ванна тебе не помешает.
Она включила воду, обернулась, Григорий стоял голый перед ней. Инне аж не по себе стало. В таком ракурсе она его не видела никогда. Куда же его стыдливость вчерашняя пропала? Он залез в воду, лег, закрыл глаза. Может быть, есть хочет? Как бы выпить не попросил. Что она с ним потом делать будет? Не хватало еще пьянства у нее дома.
— Ты ел?
— Ел. Вчера.
Понятно. Оттого и перегар такой. Литр выпил, конфеткой закусил. На скорую руку приготовила омлет, заварила кофе, отнесла ему. Григорий лежал, жевал, пил кофе и был таким довольным, будто в восточный гарем попал.
Инна оставила его, прошла в комнату и, совершенно без умысла, начала менять постельное белье. Оказалось, что с умыслом. Примерно час спустя, он вышел из ванной посвежевшим, опоясанный полотенцем. Да, оказывается, все-таки было, на что обратить внимание при первой их встрече. Она смущенно отвернулась.
— Ты готов?
— К чему?
— Ехать готов?
Он подошел сзади, обнял Инну и прижался к ней всем телом. Да, готов, но не к тому, чтобы уехать, к тому, чтобы остаться и не на полчаса. Она повернулась к Григорию, полотенце упало. Он прижал ее к себе, резко вобрал ее губы в себя.
И все!
Голова закружилась.
Дыхание перехватило.
Она, наверное, упала бы, если бы он не держал ее в своих объятиях. Почувствовав ее слабость, Григорий взял Инну на руки, пронес пару метров до кровати, осторожно положил на нее. Дальше лишь губы и руки. Какие же они у него нежные. Они словно знают, словно чувствуют, где и как нужно что-то сделать.
Она же превратилась в кисель. Но расслабилась лишь для того, чтобы в нужный момент превратиться в упругую пружину и встречать его каждой мышцей своего тела. Ничего необычного, но как же хорошо, как же приятно с ним все это происходит. Он словно старается не просто овладеть ей, он хочет стать одним целым с ней. Но что-то в этот раз ему не нравится, и он повторяет попытку, потом еще, еще, и вот оно, одно целое. Нет его, и нет ее, есть они, но не каждый по раздельности, а одно единое существо. И уже нет таких земных сил, которые смогут их разделить.
Казалось бы все. Все силы кончились. Вся энергия покинула их. Всему есть предел. Но нет, он не успокаивается, снова тянется к ней. Губы, пальцы, губы, пальцы...
— Погоди, я устала немного, погоди.
Господи, языком аж до зубов добрался!
— Ты не прогонишь меня сегодня?
— Нет! Не прогоню.
— А если я тебе скажу, что я свой бумажник в машине нашел. Все равно не прогонишь?
Она повернулась к нему, вздохнула и шепотом сказала:
— Паразит! Хотел меня еще на десять тысяч обмануть. А ты завтра уедешь домой?
— Нет. Я позвоню домой, позвоню начальнику, дам телеграмму, возьму за свой счет неделю, я не хочу уезжать от тебя. Не хочу уезжать! Не могу уехать! У меня нет сил расстаться с тобой!
— Может, стоит сейчас съездить, дать телеграмму. Сейчас вроде уже не пахнет. Сил хватит?
— Хватит. Да, наверное, поеду. Заеду заодно в магазин, куплю чего-нибудь на вечер. Или в ресторан сходим?
— Нет, лучше дома. В пятницу сходим. Потанцуем немного.
Он умылся, оделся. В дверях обнял ее, крепко поцеловал.
— Ты знаешь, где телеграф?
— Знаю, не заблужусь.
— Нет, я с тобой. Мне одной скучно будет!
Как сердце чувствовало ее...
— Отдохни от меня солнышко. Иннушка моя! Я ненадолго. Я вернусь! Я обязательно вернусь.
Дверь за ним закрылась. И сердце защемило. Почему так защемило сердце?
Он не появился ни через час, ни через два, ни через три. На четвертом часу он позвонил.
— Прости меня! Прости меня моя милая! Я не мог не уехать! Я вернусь и все тебе расскажу. Потом. Я вернусь!
— Да чтоб тебя... Дай бог быть тебе счастливым! Не звони мне больше, я уже выбросила телефон. И не пиши мне, я размениваю квартиру. Будь счастлив и знай, что пусть самую малость по времени, ты сделал меня счастливой, за что спасибо тебе.
