Варианты есть, конечно.
Можно взять деньги и уйти. Можно остаться, и… да, и такая мысль мелькала, чего уж! Деньги взять, а барыню потом… можно подумать, на Руси не найдется, куда труп спрятать? Можно остаться и попробовать на барыню поработать. Если обещала не обидеть…
Думали мужчины достаточно долго. Думали, судили, рядили…
А потом поделили по десятке серебром на человека, рассовали по карманам и завалились спать. Варя выбрала правильно – мужчины привыкли воевать, рисковать своей жизнью, идти, куда прикажет начальство.
Привыкли, что худо ли, бедно, о них заботятся, а они служат. И сейчас им предлагали ту же модель отношений, хоть и не знали они таких слов. Просто для них все было правильно.
Чего б не послужить хорошему человеку? А если еще и за хорошие деньги, и свою жизнь при этом устроить… и вообще отлично будет. И увечья их барыню не смущают, смотрит спокойно, говорит, что работе то не помешает. Вот и ладно!
Наташа лежала ничком на кровати.
Плакать нельзя.
Кричать нельзя.
Остаться одной нельзя.
Ничего было нельзя… и как же тяжко было девочке, привыкшей к свободе и просторам в глухих темных стенах Смольного института.
Тяжко, тошно, муторно…
Для кого-то и вправду было здесь легко и приятно, кто-то и не видел лучшего. А Наташа не могла так.
Пятьдесят девушек в одной спальне – легко ли? Плохое отопление, достаточно скудная пища, постоянные занятия…
Нельзя кричать, нельзя плакать, ничего нельзя…
Подъем до восьми утра, молитва, чтение Евангелия; в восемь скудный завтрак, затем уроки, в полдень обед, отдых до двух часов пополудни, затем до пяти вечера уроки, прогулки на чистом воздухе и все это – под строгим контролем учителей, воспитателей и директрисы.
Хоть эти два часа ее никто не тронет.
Девочки переговариваются между собой, о чем-то спорят, им тут нравится… им – да, а Наташе – НЕТ!!! Ей тут плохо, больно, тоскливо!
От них требуют веселости и радости, им улыбаются и говорят, что уныние – грех, но как, КАК можно улыбаться, когда тебе всего девять лет, а сердце рвется в груди? Когда тебе так хочется на свободу!
Батюшка, за что вы так со мной?
Наташа уже многое понимала. Она видела, что матушка ее не любит батюшку, но зачем же ее-то карать? Чем Наташа провинилась перед своими родителями, что ее сюда заточили?
Батюшка говорит, что это исключительно для ее пользы, но пока Наташа никакой для себя радости не видела. Уроки, которые идут по два часа, строгость, телесные наказания… да раньше никто и пальцем до нее не дотрагивался! Маменька хоть и не сильно уделяла внимание Наташе, но могла и приласкать, и обнять, и платья они шили у маменькиной портнихи… те платья батюшка сюда взять не разрешил.
И вообще запретил Наташе с маменькой даже разговаривать. Даже имя ее упоминать!
Вместо этого начал он именовать ее матушкой Софию Ивановну…
Мадам де Лафон Наташе не нравилась. Строгая, в чепце, с поджатыми губами… внешне добрая, но Наташа просто не хотела ее видеть! Вообще не хотела тут быть! Лучше уж в походах с папенькой, чем в этих серых стенах!
Она бы отца просила, но понимала – не сделает. Раз уж батюшка сказал так, свое слово он не изменит, но жить тут еще десять лет? Десять лет быть запертой, словно птица в клетке?
Умрет она здесь! Точно умрет!
Матушка, забери меня отсюда!
Паспорт.
Совершенно не изобретение сурового двадцатого века.
Варя не думала об этом, а оказалось… нельзя без него. Так что пришлось навестить еще и коллегию иностранных дел. Была б она дипломатом, или аферистом, или еще кем, военные, к примеру, прекрасно обходятся без паспорта и подорожной. Но вот беда – нет пока войны!
Потому Варя опять без зазрения совести навестила отцовский кабинет и выписала себе разрешение на выезд. От отцовского имени. А вот далее…
Документ у нее был, но на имя Варвары Суворовой. А даст ли муж разрешение на выезд за границу?
Нет. Это в последнюю очередь.
Патовая ситуация.
С другой стороны… деньги у Вари были. В ее шкатулках и карманах, после тщательной ревизии, обнаружилось несколько сотен рублей серебром и ассигнациями. А чиновники… что они - не крапивное семя?
Но это ж надо в Петербург ехать, и там крутиться… опять нет!
Где бы выписать себе фальшивые документы? Варя и сама бы написала, что угодно, но бланки же!
Бланки!!!
Даша тут помочь не могла, она сама таких тонкостей не знала. Варя подумала, и решила поговорить с Тимофеем. Трое солдат так и остались, ждали ее команды, а пока жили в трактире на ее деньги, отъедались, Тимофей оружие прикупил…
Вот ведь времена!
Оружие тут есть в свободной продаже, хоть холодное, хоть огнестрельное, и никто его не запрещает, и никто никого не перестрелял! С тем Варя и нагрянула в трактир. Преспокойно поднялась в комнату к отставникам, отметив, что у них чисто, разве чуточку только накурено, что оружие начищено и содержится в порядке, что водку они не пьянствуют, и спросила в лоб.
- Тимофей Фролыч, нам бумаги нужны на выезд за границу. А вот где их взять, ума не приложу, муж мне на то разрешения никак не даст.
Мужчина задумался ненадолго.
- Есть возможности, барыня. Понятно, что серьезное не сделают, а всякие мелочи, вроде разрешения – могут.
- Сколько?
Тимофей пожал плечами.
- Разговаривать надо, барыня. Так и не отвечу.
Варя кивнула.
- Имена менять не надо, ничего не надо, просто нам нужно разрешение на поездку. Я – Варвара Ивановна, вы мои люди, не крепостные, а слуги, хочу и еду в Париж. За шляпками, к примеру.
Варя понимала, что через несколько лет разразится революция, и всякие поездки будут строго запрещены. Но сейчас-то можно! Прямого запрета нет, просто так – не делают!
Она сидела над картой, прокладывала маршрут.
Петербург, впрочем, там она не задержится ни на день, потом шпротия, Нарва, Рига, потом немцы, Берлин, ну а потом и Париж. *
*- Карамзин. Записки путешественника. Время и принцип примерно тот же. Прим. авт.
Документы были готовы через три дня и обошлось это в какие-то пять рублей.
Так же, через Тимофея, удалось продать пару Варвариных перстней, один за семьсот рублей, второй за тысячу триста, Варя понимала, что продешевила, но… пусть! Деньги ей были нужны позарез! И трясти она их собиралась везде, где могла. На три сотни далеко не уедешь, а при удаче она получит намного больше.
- Папенька, мне с вами поговорить надо.
Иван Андреевич на дочь посмотрел с тоской. Вот чего ей надо? Так хорошо живем?
- Папенька, я на богомолье съездить хочу.
Иван Андреевич расслабился.
А, ну если так… это не страшно, это можно.
- Куда ехать-то хочешь?
- В Киев, батюшка.
- А что ж ближе-то тебе не изволится?
Варя опустила долу бесстыжие глазыньки.
- Батюшка, виновата я перед мужем. Может, вот, ежели схожу, Богу помолюсь, от старцев какой совет выслушаю, нам и помириться удастся?
Иван Андреевич задумчиво кивнул.
Зятя он знал, и неплохо, Александр в Бога верил всей душой, так может, и получится чего? Ежели дочь поумнеет?
Но не на бал ведь просится?
- Поезжай.
- Батюшка, посоветуйте какого ювелира? Муж меня не содержит, так я свои драгоценности заложить хочу, чтобы на богомолье съездить?
Этим вопросом Варя чуть князя не добила. Плевался он чуть не полчаса, потом все же прокашлялся, и рявкнул от души.
Вот еще не хватало!
Урожденная княжна Прозоровская будет драгоценности свои продавать, чтобы на богомолье съездить! Да что свет скажет! А говорить будут много, долго… кто бы сомневался?
- Дам я тебе денег. И карету дам, и людей…
Варя прикусила губу, но что поделать? Это лучше, чем ничего, а с людьми и договориться можно. Поживут спокойно, где она укажет, не тащить же их в Париж?
Скоро, уже скоро выезжать можно, уже лужи с утра ледком подергиваются, и ледок тот почти не тает, уже ноябрь близится…
Ах, хватит ли времени?
Действовать придется очень быстро, а Варя все помнила достаточно приблизительно.
Ничего!
Она в таком режиме жить привыкла, она справится! А пока Варя тратила время и на другие дела. К примеру, ездила верхом. В дамском седле, как тут принято, но… но тело вспоминало. Кажется, раньше она верховой ездой не брезговала!
Отлично!
И костюмы были готовы нужные. И деньги дадут. И отставники ждали ее распоряжения. Одежду они себе спроворили, обувь, даже протезы Федот новые вырезал и себе, и Григорию, и в одежде они выглядели, как нормальные рука и нога.
Остались – деньги. И скоро, уже очень скоро Варя сорвется в полет. Жди меня, Париж!
- И поехали Манька да Жучка до городу Парижу, - пробормотала Варя, глядя в окно кареты. Видно было только белизну и туман.
А и ничего!
Как-нибудь.
Даша вздохнула.
- Надо немного потерпеть, барыня.
Варя вздохнула еще раз. Только терпеть ей и оставалось. Ну и учиться, пока есть время.
- Давай-ка с тобой еще раз поговорим по-французски, а то и в слова поиграем?
- Давайте, барыня, - охотно согласилась Даша.
За полтора месяца она привыкла к своей новой… хозяйке? Нет, даже в уме она так Варвару Ивановну назвать не могла. Скорее, подруге, иногда Даша могла закрыть глаза – и чудилось ей, что с ней говорит та же Оленька. Та же порывистость была в барыне, тот же напор, тот же огонь. А иногда Даше и страшно ее слушать было.
Варвара Ивановна разговаривала чуточку иначе, думала иначе… Даша не могла осознать, в чем эта инаковость, но она ее чувствовала, ощущала… потом уж, подслушала разок, что Тимофей приятелю говорил. Он-то и обмолвился, что генерал, хоть и хорош, батюшка Александр Васильевич, и о солдатах заботится, а все ж не так. Варвара Ивановна же смотрит на них, как на ровню, а то и совета спросить не стесняется. Понятное дело, где генерал, а где солдат, а только Варвара Ивановна их… уважает?
Даша обдумала это со всех сторон, и поняла, что похоже. Варвара Ивановна не тыкала никому, обращалась ко всем по имени-отчеству, даже к слугам, которых с ней отрядил отец, не стеснялась спросить совета или помощи, но именно просила. Не приказывала, не требовала.
Так Богом установлено, что есть простые, а есть благородные, и первые на вторых смотрят свысока. А вот Варвара Ивановна никакой между ними разницы словно и не видела, и одинаково вежлива была со всеми. Казалось, появись перед ней самое императрица, так барыня и с ней будет ровно почтительна и уважительна.
Как и с самой Дашей.
Разве так дОлжно быть?
Даша не знала, но ей… нравилось?
Она видела, что барыня не притворяется, не играет, не снисходит до них, она просто такая, она себя ведет, как будто так и надо, так правильно. И Даша искренне старалась позаботиться в ответ.
Казалось бы, просто выпрыгнуть на станции и попросить чашку горячего сбитня? Но барыня никогда не забывала за нее поблагодарить. И поинтересоваться, как себя чувствуют ее люди, и приказать, чтобы им тоже налили горячего… да кто о них думает?
Барыня – думала.*
*- не преувеличение. Почитайте того же Пушкина. Дворяне, да, а вот крепостные у него описаны, как предмет мебели. И их состояние никого особо не интересует. Не в упрек поэту, тогда это было нормой. Прим. авт.
Не о лошадях, о людях.
И летела карета, и клубилась белая пыль, и менялись лошади на станциях, барыня не стеснялась заплатить чуточку побольше, ей надо было – быстро! Да и тот же Тимофей, оглядевшись, принялся договариваться. Там словечко, тут копеечка, здесь гривенник, вот и лошади нашлись. И не самые плохие.
Двигались они быстро.
Барыня не спорила, не ругалась, повторяла раз за разом французские слова за Дашей, и скрипела зубами на очередном ухабе.
Просто так?
У барыня была цель. А вот какая?
Что ее понесло во Францию?
Даша понимала, что скоро все это узнает. А пока…
Пока у вас, барыня, произношение опять не ладится. Je ne veux pas это не «вью па», а «вё па». Давайте еще раз повторим. Же на(н) вё па…
Санкт-Петербург. Шестое ноября.
Варя выехала из Москвы первого числа, и шестого уже смотрела на Питер-град! Хотя что тут увидишь, вот так, проездом?
Да ничего!
Домишки и дома, далеко еще городу до того самого великолепия, да и не поехала Варя в город. Расположились в одном из трактиров на окраине, заняли три комнаты. Одну для Вари и Даши, вторую для трех отставников, третью для сопровождающих ее людей. Папенька, чтобы ему не хворать, отправил с Варей того же Матвея, и еще трех дворовых. Степку, Игнатку и Архипа. Все трое молодые, крепкие, Игнатка и Архип отлично управляются с лошадями и могут починить что угодно, в дороге – незаменимые люди. Матвей и Степан, скорее, охрана. Матвей косился на отставников, те смотрели равнодушно. У них свое дело, вот и все тут.
Варя приглядывала, чтобы не вздумали задираться. Все ж эти вольные, те крепостные, все мужики крепкие, с характерами… ей в дороге склоки не нужны.
Перекусили хлебом, сыром и горячим сбитнем, и улеглись спать.
Наутро – опять в дорогу. Благо, подорожная была с собой. А если кто-то и сомневался в ее качестве… Варя готова была ласково улыбнуться, и не менее ласково положить рядышком серебряный рубль. На рубль ведь смотреть приятнее, правда?
С утра Варя позвала к себе крепостных. Мужчины стояли в комнате, смотрели на барыню хмуро, ничего хорошего не ожидали.
- Дальше я поеду одна, - четко сказала Варя. – Со своими людьми. Вы останетесь здесь и будете меня ждать здесь. Денег оставлю.
Много чего она ожидала, но не категорическое: «нет».
Выглядело это от Матвея так, словно скала заговорила.
- Нет? – удивленно поглядела Варя.
- Нет, барыня. Я вас одну не отпущу. Хоть что делайте…
Варя даже рот раскрыла. Услышать возражения от Матвея? Более того, от крепостного?
В эту эпоху подобное было, как заговоривший табурет. Или кусающийся шкаф.
- Ты так один думаешь?
- Я и Игнат, барыня.
- А Степан и Архип? Будете меня тут ждать? – быстро собралась Варя.
- Как прикажете, барыня.
- Тогда вы двое выйдите. А Матвей и Игнат – останьтесь, - кивнула Варя. И когда закрылась дверь, в упор поглядела на Матвея. – Объяснения будут?
Матвей пожал плечами.
- Не отпущу я вас одну, барыня. С этими… невесть кем.
- Я не одна, со мной Даша.
- И ее не след бы тащить.
- Твои предложения? – Варя говорила коротко, жестко.
- Мы с вами едем, барыня.
- А потом о моих делах и отец узнает, и муж? Мне еще соглядатаев не хватало!
Матвей посмотрел в красный угол, перекрестился.
- Крест поцелую, что молчать буду. И Игнатка тоже, мне он рОдный.
Ага, вот что-то и проясняется. Матвей и Игнат родственники, и младший тянется за старшим. А коновод в их паре – Матвей, кто б сомневался.
- Игнат, выйди. – И уже Матвею. – Почему?
Матвей посмотрел в угол. Вздохнул.
- Почему? Или оставлю тут, что хочешь делай!
Несколько минут Матвей молчал. Варя видела, что он думает, старается что-то сказать, явно борется с собой, ну же…
- Мать моя… вот, как Ду… Даша. Только отослали меня в деревню, я ее лет шесть не видел. Потом и ее отослали, когда барину надоела.
- Моему отцу?
Матвей посмотрел в сторону. А, чего тут спрашивать, и так примерно понятно.
- Ты мне единокровный брат получаешься?
- Вы барыня, я крепостной.
- Поможешь мне – свободным будешь. Хочешь?
Варя не колебалась, но ответ удивил.
- Не хочу. Поклянитесь, что меня и семью мою к себе заберете, тогда служить стану.
- Почему вдруг так?
Можно взять деньги и уйти. Можно остаться, и… да, и такая мысль мелькала, чего уж! Деньги взять, а барыню потом… можно подумать, на Руси не найдется, куда труп спрятать? Можно остаться и попробовать на барыню поработать. Если обещала не обидеть…
Думали мужчины достаточно долго. Думали, судили, рядили…
А потом поделили по десятке серебром на человека, рассовали по карманам и завалились спать. Варя выбрала правильно – мужчины привыкли воевать, рисковать своей жизнью, идти, куда прикажет начальство.
Привыкли, что худо ли, бедно, о них заботятся, а они служат. И сейчас им предлагали ту же модель отношений, хоть и не знали они таких слов. Просто для них все было правильно.
Чего б не послужить хорошему человеку? А если еще и за хорошие деньги, и свою жизнь при этом устроить… и вообще отлично будет. И увечья их барыню не смущают, смотрит спокойно, говорит, что работе то не помешает. Вот и ладно!
***
Наташа лежала ничком на кровати.
Плакать нельзя.
Кричать нельзя.
Остаться одной нельзя.
Ничего было нельзя… и как же тяжко было девочке, привыкшей к свободе и просторам в глухих темных стенах Смольного института.
Тяжко, тошно, муторно…
Для кого-то и вправду было здесь легко и приятно, кто-то и не видел лучшего. А Наташа не могла так.
Пятьдесят девушек в одной спальне – легко ли? Плохое отопление, достаточно скудная пища, постоянные занятия…
Нельзя кричать, нельзя плакать, ничего нельзя…
Подъем до восьми утра, молитва, чтение Евангелия; в восемь скудный завтрак, затем уроки, в полдень обед, отдых до двух часов пополудни, затем до пяти вечера уроки, прогулки на чистом воздухе и все это – под строгим контролем учителей, воспитателей и директрисы.
Хоть эти два часа ее никто не тронет.
Девочки переговариваются между собой, о чем-то спорят, им тут нравится… им – да, а Наташе – НЕТ!!! Ей тут плохо, больно, тоскливо!
От них требуют веселости и радости, им улыбаются и говорят, что уныние – грех, но как, КАК можно улыбаться, когда тебе всего девять лет, а сердце рвется в груди? Когда тебе так хочется на свободу!
Батюшка, за что вы так со мной?
Наташа уже многое понимала. Она видела, что матушка ее не любит батюшку, но зачем же ее-то карать? Чем Наташа провинилась перед своими родителями, что ее сюда заточили?
Батюшка говорит, что это исключительно для ее пользы, но пока Наташа никакой для себя радости не видела. Уроки, которые идут по два часа, строгость, телесные наказания… да раньше никто и пальцем до нее не дотрагивался! Маменька хоть и не сильно уделяла внимание Наташе, но могла и приласкать, и обнять, и платья они шили у маменькиной портнихи… те платья батюшка сюда взять не разрешил.
И вообще запретил Наташе с маменькой даже разговаривать. Даже имя ее упоминать!
Вместо этого начал он именовать ее матушкой Софию Ивановну…
Мадам де Лафон Наташе не нравилась. Строгая, в чепце, с поджатыми губами… внешне добрая, но Наташа просто не хотела ее видеть! Вообще не хотела тут быть! Лучше уж в походах с папенькой, чем в этих серых стенах!
Она бы отца просила, но понимала – не сделает. Раз уж батюшка сказал так, свое слово он не изменит, но жить тут еще десять лет? Десять лет быть запертой, словно птица в клетке?
Умрет она здесь! Точно умрет!
Матушка, забери меня отсюда!
***
Паспорт.
Совершенно не изобретение сурового двадцатого века.
Варя не думала об этом, а оказалось… нельзя без него. Так что пришлось навестить еще и коллегию иностранных дел. Была б она дипломатом, или аферистом, или еще кем, военные, к примеру, прекрасно обходятся без паспорта и подорожной. Но вот беда – нет пока войны!
Потому Варя опять без зазрения совести навестила отцовский кабинет и выписала себе разрешение на выезд. От отцовского имени. А вот далее…
Документ у нее был, но на имя Варвары Суворовой. А даст ли муж разрешение на выезд за границу?
Нет. Это в последнюю очередь.
Патовая ситуация.
С другой стороны… деньги у Вари были. В ее шкатулках и карманах, после тщательной ревизии, обнаружилось несколько сотен рублей серебром и ассигнациями. А чиновники… что они - не крапивное семя?
Но это ж надо в Петербург ехать, и там крутиться… опять нет!
Где бы выписать себе фальшивые документы? Варя и сама бы написала, что угодно, но бланки же!
Бланки!!!
Даша тут помочь не могла, она сама таких тонкостей не знала. Варя подумала, и решила поговорить с Тимофеем. Трое солдат так и остались, ждали ее команды, а пока жили в трактире на ее деньги, отъедались, Тимофей оружие прикупил…
Вот ведь времена!
Оружие тут есть в свободной продаже, хоть холодное, хоть огнестрельное, и никто его не запрещает, и никто никого не перестрелял! С тем Варя и нагрянула в трактир. Преспокойно поднялась в комнату к отставникам, отметив, что у них чисто, разве чуточку только накурено, что оружие начищено и содержится в порядке, что водку они не пьянствуют, и спросила в лоб.
- Тимофей Фролыч, нам бумаги нужны на выезд за границу. А вот где их взять, ума не приложу, муж мне на то разрешения никак не даст.
Мужчина задумался ненадолго.
- Есть возможности, барыня. Понятно, что серьезное не сделают, а всякие мелочи, вроде разрешения – могут.
- Сколько?
Тимофей пожал плечами.
- Разговаривать надо, барыня. Так и не отвечу.
Варя кивнула.
- Имена менять не надо, ничего не надо, просто нам нужно разрешение на поездку. Я – Варвара Ивановна, вы мои люди, не крепостные, а слуги, хочу и еду в Париж. За шляпками, к примеру.
Варя понимала, что через несколько лет разразится революция, и всякие поездки будут строго запрещены. Но сейчас-то можно! Прямого запрета нет, просто так – не делают!
Она сидела над картой, прокладывала маршрут.
Петербург, впрочем, там она не задержится ни на день, потом шпротия, Нарва, Рига, потом немцы, Берлин, ну а потом и Париж. *
*- Карамзин. Записки путешественника. Время и принцип примерно тот же. Прим. авт.
Документы были готовы через три дня и обошлось это в какие-то пять рублей.
Так же, через Тимофея, удалось продать пару Варвариных перстней, один за семьсот рублей, второй за тысячу триста, Варя понимала, что продешевила, но… пусть! Деньги ей были нужны позарез! И трясти она их собиралась везде, где могла. На три сотни далеко не уедешь, а при удаче она получит намного больше.
***
- Папенька, мне с вами поговорить надо.
Иван Андреевич на дочь посмотрел с тоской. Вот чего ей надо? Так хорошо живем?
- Папенька, я на богомолье съездить хочу.
Иван Андреевич расслабился.
А, ну если так… это не страшно, это можно.
- Куда ехать-то хочешь?
- В Киев, батюшка.
- А что ж ближе-то тебе не изволится?
Варя опустила долу бесстыжие глазыньки.
- Батюшка, виновата я перед мужем. Может, вот, ежели схожу, Богу помолюсь, от старцев какой совет выслушаю, нам и помириться удастся?
Иван Андреевич задумчиво кивнул.
Зятя он знал, и неплохо, Александр в Бога верил всей душой, так может, и получится чего? Ежели дочь поумнеет?
Но не на бал ведь просится?
- Поезжай.
- Батюшка, посоветуйте какого ювелира? Муж меня не содержит, так я свои драгоценности заложить хочу, чтобы на богомолье съездить?
Этим вопросом Варя чуть князя не добила. Плевался он чуть не полчаса, потом все же прокашлялся, и рявкнул от души.
Вот еще не хватало!
Урожденная княжна Прозоровская будет драгоценности свои продавать, чтобы на богомолье съездить! Да что свет скажет! А говорить будут много, долго… кто бы сомневался?
- Дам я тебе денег. И карету дам, и людей…
Варя прикусила губу, но что поделать? Это лучше, чем ничего, а с людьми и договориться можно. Поживут спокойно, где она укажет, не тащить же их в Париж?
Скоро, уже скоро выезжать можно, уже лужи с утра ледком подергиваются, и ледок тот почти не тает, уже ноябрь близится…
Ах, хватит ли времени?
Действовать придется очень быстро, а Варя все помнила достаточно приблизительно.
Ничего!
Она в таком режиме жить привыкла, она справится! А пока Варя тратила время и на другие дела. К примеру, ездила верхом. В дамском седле, как тут принято, но… но тело вспоминало. Кажется, раньше она верховой ездой не брезговала!
Отлично!
И костюмы были готовы нужные. И деньги дадут. И отставники ждали ее распоряжения. Одежду они себе спроворили, обувь, даже протезы Федот новые вырезал и себе, и Григорию, и в одежде они выглядели, как нормальные рука и нога.
Остались – деньги. И скоро, уже очень скоро Варя сорвется в полет. Жди меня, Париж!
***
- И поехали Манька да Жучка до городу Парижу, - пробормотала Варя, глядя в окно кареты. Видно было только белизну и туман.
А и ничего!
Как-нибудь.
Даша вздохнула.
- Надо немного потерпеть, барыня.
Варя вздохнула еще раз. Только терпеть ей и оставалось. Ну и учиться, пока есть время.
- Давай-ка с тобой еще раз поговорим по-французски, а то и в слова поиграем?
- Давайте, барыня, - охотно согласилась Даша.
За полтора месяца она привыкла к своей новой… хозяйке? Нет, даже в уме она так Варвару Ивановну назвать не могла. Скорее, подруге, иногда Даша могла закрыть глаза – и чудилось ей, что с ней говорит та же Оленька. Та же порывистость была в барыне, тот же напор, тот же огонь. А иногда Даше и страшно ее слушать было.
Варвара Ивановна разговаривала чуточку иначе, думала иначе… Даша не могла осознать, в чем эта инаковость, но она ее чувствовала, ощущала… потом уж, подслушала разок, что Тимофей приятелю говорил. Он-то и обмолвился, что генерал, хоть и хорош, батюшка Александр Васильевич, и о солдатах заботится, а все ж не так. Варвара Ивановна же смотрит на них, как на ровню, а то и совета спросить не стесняется. Понятное дело, где генерал, а где солдат, а только Варвара Ивановна их… уважает?
Даша обдумала это со всех сторон, и поняла, что похоже. Варвара Ивановна не тыкала никому, обращалась ко всем по имени-отчеству, даже к слугам, которых с ней отрядил отец, не стеснялась спросить совета или помощи, но именно просила. Не приказывала, не требовала.
Так Богом установлено, что есть простые, а есть благородные, и первые на вторых смотрят свысока. А вот Варвара Ивановна никакой между ними разницы словно и не видела, и одинаково вежлива была со всеми. Казалось, появись перед ней самое императрица, так барыня и с ней будет ровно почтительна и уважительна.
Как и с самой Дашей.
Разве так дОлжно быть?
Даша не знала, но ей… нравилось?
Она видела, что барыня не притворяется, не играет, не снисходит до них, она просто такая, она себя ведет, как будто так и надо, так правильно. И Даша искренне старалась позаботиться в ответ.
Казалось бы, просто выпрыгнуть на станции и попросить чашку горячего сбитня? Но барыня никогда не забывала за нее поблагодарить. И поинтересоваться, как себя чувствуют ее люди, и приказать, чтобы им тоже налили горячего… да кто о них думает?
Барыня – думала.*
*- не преувеличение. Почитайте того же Пушкина. Дворяне, да, а вот крепостные у него описаны, как предмет мебели. И их состояние никого особо не интересует. Не в упрек поэту, тогда это было нормой. Прим. авт.
Не о лошадях, о людях.
И летела карета, и клубилась белая пыль, и менялись лошади на станциях, барыня не стеснялась заплатить чуточку побольше, ей надо было – быстро! Да и тот же Тимофей, оглядевшись, принялся договариваться. Там словечко, тут копеечка, здесь гривенник, вот и лошади нашлись. И не самые плохие.
Двигались они быстро.
Барыня не спорила, не ругалась, повторяла раз за разом французские слова за Дашей, и скрипела зубами на очередном ухабе.
Просто так?
У барыня была цель. А вот какая?
Что ее понесло во Францию?
Даша понимала, что скоро все это узнает. А пока…
Пока у вас, барыня, произношение опять не ладится. Je ne veux pas это не «вью па», а «вё па». Давайте еще раз повторим. Же на(н) вё па…
***
Санкт-Петербург. Шестое ноября.
Варя выехала из Москвы первого числа, и шестого уже смотрела на Питер-град! Хотя что тут увидишь, вот так, проездом?
Да ничего!
Домишки и дома, далеко еще городу до того самого великолепия, да и не поехала Варя в город. Расположились в одном из трактиров на окраине, заняли три комнаты. Одну для Вари и Даши, вторую для трех отставников, третью для сопровождающих ее людей. Папенька, чтобы ему не хворать, отправил с Варей того же Матвея, и еще трех дворовых. Степку, Игнатку и Архипа. Все трое молодые, крепкие, Игнатка и Архип отлично управляются с лошадями и могут починить что угодно, в дороге – незаменимые люди. Матвей и Степан, скорее, охрана. Матвей косился на отставников, те смотрели равнодушно. У них свое дело, вот и все тут.
Варя приглядывала, чтобы не вздумали задираться. Все ж эти вольные, те крепостные, все мужики крепкие, с характерами… ей в дороге склоки не нужны.
Перекусили хлебом, сыром и горячим сбитнем, и улеглись спать.
Наутро – опять в дорогу. Благо, подорожная была с собой. А если кто-то и сомневался в ее качестве… Варя готова была ласково улыбнуться, и не менее ласково положить рядышком серебряный рубль. На рубль ведь смотреть приятнее, правда?
С утра Варя позвала к себе крепостных. Мужчины стояли в комнате, смотрели на барыню хмуро, ничего хорошего не ожидали.
- Дальше я поеду одна, - четко сказала Варя. – Со своими людьми. Вы останетесь здесь и будете меня ждать здесь. Денег оставлю.
Много чего она ожидала, но не категорическое: «нет».
Выглядело это от Матвея так, словно скала заговорила.
- Нет? – удивленно поглядела Варя.
- Нет, барыня. Я вас одну не отпущу. Хоть что делайте…
Варя даже рот раскрыла. Услышать возражения от Матвея? Более того, от крепостного?
В эту эпоху подобное было, как заговоривший табурет. Или кусающийся шкаф.
- Ты так один думаешь?
- Я и Игнат, барыня.
- А Степан и Архип? Будете меня тут ждать? – быстро собралась Варя.
- Как прикажете, барыня.
- Тогда вы двое выйдите. А Матвей и Игнат – останьтесь, - кивнула Варя. И когда закрылась дверь, в упор поглядела на Матвея. – Объяснения будут?
Матвей пожал плечами.
- Не отпущу я вас одну, барыня. С этими… невесть кем.
- Я не одна, со мной Даша.
- И ее не след бы тащить.
- Твои предложения? – Варя говорила коротко, жестко.
- Мы с вами едем, барыня.
- А потом о моих делах и отец узнает, и муж? Мне еще соглядатаев не хватало!
Матвей посмотрел в красный угол, перекрестился.
- Крест поцелую, что молчать буду. И Игнатка тоже, мне он рОдный.
Ага, вот что-то и проясняется. Матвей и Игнат родственники, и младший тянется за старшим. А коновод в их паре – Матвей, кто б сомневался.
- Игнат, выйди. – И уже Матвею. – Почему?
Матвей посмотрел в угол. Вздохнул.
- Почему? Или оставлю тут, что хочешь делай!
Несколько минут Матвей молчал. Варя видела, что он думает, старается что-то сказать, явно борется с собой, ну же…
- Мать моя… вот, как Ду… Даша. Только отослали меня в деревню, я ее лет шесть не видел. Потом и ее отослали, когда барину надоела.
- Моему отцу?
Матвей посмотрел в сторону. А, чего тут спрашивать, и так примерно понятно.
- Ты мне единокровный брат получаешься?
- Вы барыня, я крепостной.
- Поможешь мне – свободным будешь. Хочешь?
Варя не колебалась, но ответ удивил.
- Не хочу. Поклянитесь, что меня и семью мою к себе заберете, тогда служить стану.
- Почему вдруг так?
