Илья фыркал, но задачи офицерам ставил. Хотя какая там задача?
- Я атакую вниз по холму. На всякий случай, вдруг у них есть пулеметы или еще что, рота Изместьева должна выйти к железнодорожном у полотну и взорвать его. Рота Белкина – то же самое. С другой стороны. Что говорит разведка?
Разведчиков Илья не слишком любил – за независимость и высокое самомнение. Но понимал, что без них никуда.
Разведчики отвечали ему полной взаимностью, особенно их начальник, жом Мельников. Ну да, так получилось, что он своим умом и трудом выбился из простых.
Не тор.
Зато майор.
И Алексеев время от времени поглядывал на него… своеобразно. Вслух ничего не говорил, но ведь разведка же! Сложно ли узнать, что твой генерал тебя считает выскочкой и пролазой, который незаслуженно занимает свое место?
- Никон идет к селу, - отчитался разведчик. – Будет уже завтра, тор генерал. А пока там человек сто… может, сто пятьдесят. Не больше. И те… счастливчики, одно слово. Сброд с бору по сосенке, таких разметать – плевка не стоит.
О том, что Никон В СЕЛЕ он говорить не стал. Ложная информация?
Да, вот так.
Но тут уж виноват сам Илья.
Жом Мельников и так поглядывал на сторону освобожденцев, а после того, что творил генерал в несчастной волости…
Есть пределы всякому терпению. А поскольку подчиненных разведчик подбирал под себя, они и думали примерно одинаково. Можно убивать ради защиты. Но ради забавы?
В их глазах Алексеев перешел некую грань, за которой нельзя оставаться человеком…
Децимация была последней каплей. Эти места надолго запомнят Алексеева и надолго его возненавидят. Здесь детей не будут называть Илюшками.
- У них точно нет пулеметов, майор?
- Клянусь, тор генерал! Мы едва успели, но пока… там едва ли сотня человек. Ружья какие-то есть, как бы не прадедовских времен, это ж самое сердце волости, считай. Чего им тут защищаться? На границе у них патрули, а здесь-то они считают, безопасно. Таких сел по волости много.
Илья глубокомысленно кивнул. Сомневаться ему и в голову не пришло. К чему?
Мысль, что Никон не дурак тоже не приходила. Чего ей в пустоте делать? Хотя мог бы и подумать, что если имеется транспортная развязка, то защищать ее будут серьезно.
Не подумал.
- На рассвете – атакуем.
Говорят, белки чувствуют непогоду.
Скачет рыжуха по веткам? Все будет хорошо. Даже если небо все в тучах, скоро и разветрится, и снега не будет.
Спряталась в домик?
Жди беды. Уж морозов – всяко.
Женя Белкин тоже предчувствовал.
Вот как хотите… свербело!
Мозжило, тянуло, давило, плющило… сколько слов не подбери, все одно – тяжко на душе. Нехорошо, неправильно.
Подошел денщик, присел рядом.
- Тор полковник, разрешите…
- Без чинов, Пахом, - отмахнулся Женя.
Какие там чины? Всю войну вместе, считай, под одним одеялом… последним куском хлеба делились. Давно уже не хозяин и слуга. Давно уже друзья, крепче некуда. Пахом своего полковника опекает, что та нянька.
Женя никому не позволяет и косо взглянуть на хромого вояку. Подумаешь, колено не гнется? Передвигаться так быстр не может, только в седле себя хорошо чувствует… и что? Зато не предаст. А это куда как ценнее проворства.
- Соврал Мельников. Что хотите со мной делайте – соврал.
Женя насторожился.
- С чего ты решил?
- Я ведь деревенский, тор. Не забыл еще старых ухваток. Пошел сегодня на речку, рыбки половить, а река-то мутная.
- Илистая…
- Илистая, да не такая. Словно ее поверху где взмутили, а вниз облако пошло…
Женя кивнул.
Допустим. Река мутная, но тому могут быть и естественные причины. Не обязательно ее кто-то вброд переходил, или еще чего…
- Рыбы, почитай, нет. Словно распугали.
- Или сама ушла. Тоже бывает.
- Птиц не видно.
Женя вздохнул.
- понимаешь, Пахом, сказать это Алексееву я могу. И добавлю, что беда идет. Знаешь, что он скажет?
- Знаю. Посмеется.
- То-то и оно. Приказ я получил, выполнять надо.
- Надо, тор. А нельзя ли его как-то иначе выполнить? Чтобы мы уйти успели? Ежели чего? Или не в том месте к насыпи выйти… не моего это ума дело, а все же…
Женя задумался.
Железнодорожное полотно через Хормель прокладывалось с учетом рельефа местности. Холмистой. И речка еще.
Поэтому Егорьевское было устроено неподалеку от реки. А вот железнодорожная ветка огибала один холм, второй, некоторое время шла вдоль реки, пересекала реку… вот, если там?
Илья отдал приказ перерезать пути, обойдя село слева. В принципе, он так может и поступить. Обойти село, но пойти не к железнодорожным путям, не сразу… просто выйти придется на час раньше, или чуточку задержаться с приказом…
Получится?
Должно.
Женя задумчиво кивнул, и сам осознал, как ему стало вдруг легче. Теплее, что ли?
- И когда я так промерзнуть успел?
- А вот я сейчас чайку согрею, тор, у меня и заварка припрятана хорошая, еще с ранешних времен… не извольте беспокоиться, и медку ложечка найдется…
Пахом, которому тоже полегчало, захлопотал вокруг, и тоже подумал, что вечер какой-то сырой.
Промозглый, что ли?
Или это Хелла взгляд бросила? Вот душа и заледенела? Впрочем, на войне не до таких материй.
Рота Изместьева шла, как приказано.
Им надо было обойти село справа, выйти к железнодорожной ветке и перерезать ее. Так уж оно было расположено. Холм, ветка, которая его огибает как раз справа, потом переправа через реку, еще один холм, на этот раз слева – и в долине, собственно, Егорьевское.
Идти им предстояло достаточно долго – часа два-три, поэтому шли ходко. Им бы надо еще в час Волка выйти, да не получилось.
Разведка донесла, то все спокойно, подвоха никто не ждал… и когда сухо захлопали выстрелы, сначала даже не осознали, что происходит.
Потом уже, через пару минут… да, бросились на землю, отстреливались, но поздно, непоправимо поздно.
«Счастливчики» расстреливали противника, словно в тире. Они-то эту местность знали, устроились заранее, засаду подготовили, окопались…
И палили по живым мишеням.
Никон хоть и был за анархию, но не у себя в войске. И если кто решился бы ослушаться его приказа… этим людям не посчастливилось бы. Рука у атамана была тяжелая.
Изместьев умер одним из первых.
Он так и не поменял свой блестящий гвардейский мундир на нечто более темное, простое… хотя война! Но ведь и задание было простое! Пройти, взорвать, вернуться…
Подвоха никто не ждал, а получилось…
На черной земле, на зеленой молоденькой травке остались лежать несколько десятков трупов. Остальные попросту попали в плен. И вскоре позавидовали мертвым.
Забегая вперед, Никон гуманностью не отличался. И пули жалел. Поэтому по-простому приказал своим ребятам поупражняться в «рубке лозы».
Вооруженные шашками, против безоружных…
Печальное зрелище. И мучительная смерть.
Рота Белкина шла ходко, сторожко поглядывая по сторонам. Все равно царапало что-то… неприятно было. Так что Белкин махнул рукой и пустил вперед своих разведчиков. Алексеевские – оно понятно, ходили, разведали. А у него и свои двое в роте есть. И пройдут, и выйдут, и кого хочешь выведут. Очень полезные люди. Один разведал, вернулся, второй пошел вперед…
Белкин и не удивился, когда ему доложили, что впереди счастливчики. Стоят и словно ждут кого…
Стоят?
Ну… ладно! Лежат!
Хорошо устроились, секреты себе сделали, и так они сидят, чтобы дорогу к железке перекрыть. И ведь прямо по пути…
Обойти?
Белкин и не сомневался.
Обходить и только обходить.
Или?
Если так подумать, ввязаться в драку они могут. И победить – тоже. Счастливчики рассчитывают на одно, получат другое. Одно дело резать беззащитных, другое воевать всерьез. Могут и дрогнуть, и побежать.
А могут и начать отстреливаться. Рота задержана, и дело не сделано. К Белкину помощь не придет, а к счастливчикам – запросто. Нет, так не пойдет. Лучше их обойти сторонкой, да и к железной дороге. А там уж…
Разберемся – и на обратном пути можно переведаться. А чтобы точно дело сделать – поделиться на две части. И шума меньше получится, и кто-то точно дойдет и полотно заминирует…
Белкин понимал, что шансов вернуться назад – мало. Но приказ надо выполнять. Даже если ты погибнешь, будет жить Русина.
Честь и верность – не пустые слова.
Заалела полоска на востоке.
Запели рога.
И всадники потекли вниз по склону, к беззащитному селу.
Они уже предвкушали победу. Они знали – сейчас они доскачут до мирных хижин, сейчас промчатся по улицам, вызывая крики ужаса, сейчас обагрят свои сабли… если найдется кто-то противостоять им.
Сейчас…
Кажется, какие-то «счастливчики» в селе есть. Сотня – или две? Что ж, пусть бегут, кто успеет и сможет. А нет…
Илья скакал впереди.
Ветер бил ему в лицо, уносил дурные мысли. Всю ночь ему толком не удавалось поспать. Почему-то снилась Анна, которая грозила ему пальцем. И звучала, пробивалась сквозь сон, дурацкая детская присказка.
Поменял добро на помойное ведро…
Откуда оно взялось? Как-то раз Гошка услышал ее на улице и повторял целый день. Потом забыл, конечно, а у Ильи и всплыло сейчас…
Поменял добро…
И не будет добра в его жизни. Зато будет азарт боя, схватки… и когда он бросит к ее ногам знамена врага, она поймет…
Она узнает…
Сейчас, вот уже немного… и все будет…
С двух сторон резко ударили пулеметы. Коня под Ильей убило первым же выстрелом, мужчина дернулся, вылетел из седла и полетел головой вперед в колючий куст. По-своему Алексееву даже повезло. Его не затоптали и не убили. Но оценить это везение Илья не мог. Он крепко приложился кудрявой головушкой о землю и потерял сознание.
Никон рассудил просто.
Допускать врага в село не стоит, там с ним справиться сложнее будет, да и железная дорога пострадать может. Перебьется.
А вот расстрелять на подходе…
Да со всем нашим удовольствием!
Поставить пулеметчиков в нужные места, чуточку подтолкнуть Алексеева к нужному решению – это ж не Валежный, не Логинов! Собственно – никто! Шаркун паркетный, выполнять чужие приказы он может, а вот свои раздавать…
Разве что за неимением лучшего.
Поэтому Никон сговорился с разведчиками, которых выслал Илья. Четверых пришлось сложить под кустик, остальные согласились, потом Счастливый поставил приманкой небольшой отряд – и расставил пулеметы.
Илья пошел вниз по склону, в этот момент в дело вступили пулеметы и в бок атакующим ударили конники, начисто вырубая ошеломленного противника.
Запах крови и запах взрытой копытами земли, запах дыма и пороха, конского и человеческого пота – все смешалось в прозрачном утреннем воздухе. И крики…
Жутковатая симфония смерти.
Крики боли, стоны, проклятия, ругательства и мольбы людей, крики коней… вы не слышали, как кричит раненная лошадь? Вам повезло…
Грохот орудий и треск пулеметов, свист рассеченного острым железом воздуха…
На войне – не страшно.
На войне умирают.
Пехота?
Так и на пехоту нашлось свое средство. Железная ж дорога!
То есть – дрезины. Которые тихо-тихо, без шума подошли ночью в нужное место, которые подвезли нечто нужное. Особой пехоты у Счастливого не было, но были орудия.
А вот и…
Грохотнула пушка. И еще раз, довершая разгром…
Или…
Не пушка?!
Никон, который с удовольствием наблюдал разгром врага, даже не вступая в бой сам (он что – идиот Алексеев?) обернулся. Грохот донесся не с той стороны в которую подвезли пушки.
Грохот донесся…
Проклятье!
Алексеева-то Никон разнесет в пух и прах!
Но есть подозрение, что железная дорога тоже потеряна.
Когда до Белкина донесся шум боя…
Не может такого быть?
Да вот еще как может! Когда сшибаются несколько тысяч людей и с одной, и с другой стороны, слышно очень хорошо. И пушки.
И пулеметы…
А еще – дрожит земля, которую обильно поливают кровью. Кровью людей, которым жить бы, да и жить. Кровью родных ее детей…
Она дрожит и плачет, она стонет и трепещет от ударов. И это тоже чувствуется…
Белкин знал, что идет бой. И… это не стычка, на которую рассчитывал Алексеев. О, нет! Здесь все серьезнее. А голоса пушек и вообще слышны издали.
- Тор, никак наши бьются?
Пахом был рядом. И чему бы тут удивляться?
Белкин вздохнул.
- У нас есть приказ. Выполняем. А пока… Федот, Силантий – давайте-ка назад. Посмотрите, что там за обстановка, да и доложите. Мы вас подождем… в леске.
Разведчики покосились на лесок и дружно кивнули.
Они сходят. А рота пока займется полезным делом. Установит мины, запалы… что бы там ни происходило, приказ командира надо выполнять.
И разведчики совсем не удивились, услышав взрыв.
Илью нашли после боя.
Прошли бы мимо, а то и добили, но… решили выслужиться.
Ясно же!
Мундир генеральский, весь вызолоченный, оружие дорогое… ладно! Оружие прикарманили. И деньги изъяли в свою пользу, пока тащили.
Привели.
Бросили под копыта коня Никона.
Счастливый смотрел с отвращением. Хотя… и чего было возмущаться? Илья всего лишь опустился до его уровня. До уровня человека, которому никого не жалко, который спокойно режет и расстреливает мирное население… да, этим грешил и Счастливый.
Только не в своей волости.
А вот когда война пришла подобным образом к нему в дом… понятное дело – обидно! Когда он раздает оплеухи – это драка правильная. А вот когда он их получает, уже гораздо хуже.
- генерал Алексеев, - с издевкой протянул Счастливый. – И что мне с вами делать?
Илья чувствовал себя откровенно плохо. Полет в кусты не прошел для него даром, мужчину крепко тошнило, кружилась голова, а сотрясение мозга было невооруженным взглядом видно.
Но пресмыкаться перед этой мразью?
Никогда!
Все равно убьют, так хоть душу отвести.
Витиевато и изобретательно Илья послал атамана в пешее эротическое путешествие.
Счастливый выслушал, не поведя бровью. Какая ему разница, что там кричит поверженный враг? Да пусть хоть с березы закукарекает! Решать, что с ним делать, все равно Никону. Кстати, о березах…
Нагнуть две крест-накрест, привязать Алексеева за ноги – и отпустить. А что останется, вороны расклюют.
Атаман спрыгнул с коня.
Вот играть на публику он умел отлично. Никон подцепил Алепксеева за воротник мундира, рванул… «счастливчики» генерала пока не ободрали. Да и смысл?
Свое они еще соберут, а этого можно и так привести, чтобы атаман поверил – ему не пустышку подсунули.
- ты пришел на мою землю, как враг. Ты не жалел никого. Ни старого, ни малого. Ты обрек на гибель от голода моих людей. Ты приговорил к смерти целые семьи…
Алексеев почти не слушал.
А потом открыл рот – и цинично блеванул атаману на сапоги.
Злонамеренно. А вы что ожидали после сотрясения мозга? Даже если его там и немного было…
- Ах ты…!!! – пробрало Никона.
Зараза такая!
Всю малину… обблевал! Испортил картину атаману… не сволочь, а?
Даже насчет берез желание улетучилось.
- Повесить его, - бросил Никон, отворачиваясь.
Илья даже не дернулся, когда его поволокли к березе. Да, видно судьба такая была у этого дерева. Сорвали мундир, рванули с шеи цепочку медальона…
- Отдай! – рявкнул Илья.
Анна.
Гошка.
Может, Анна и простит его, когда узнает, что он ушел вслед за сыном.
Рывок вышел такой, что двоих «счастливчиков» разбросало в стороны. Обернулся даже Никон, который брезгливо обтирал сапоги о траву..
- Что там еще?
- Да щас, батька… запляшет! Цацку ему, вишь, жалко! Малахольный…
- Что за цацка?
- Я атакую вниз по холму. На всякий случай, вдруг у них есть пулеметы или еще что, рота Изместьева должна выйти к железнодорожном у полотну и взорвать его. Рота Белкина – то же самое. С другой стороны. Что говорит разведка?
Разведчиков Илья не слишком любил – за независимость и высокое самомнение. Но понимал, что без них никуда.
Разведчики отвечали ему полной взаимностью, особенно их начальник, жом Мельников. Ну да, так получилось, что он своим умом и трудом выбился из простых.
Не тор.
Зато майор.
И Алексеев время от времени поглядывал на него… своеобразно. Вслух ничего не говорил, но ведь разведка же! Сложно ли узнать, что твой генерал тебя считает выскочкой и пролазой, который незаслуженно занимает свое место?
- Никон идет к селу, - отчитался разведчик. – Будет уже завтра, тор генерал. А пока там человек сто… может, сто пятьдесят. Не больше. И те… счастливчики, одно слово. Сброд с бору по сосенке, таких разметать – плевка не стоит.
О том, что Никон В СЕЛЕ он говорить не стал. Ложная информация?
Да, вот так.
Но тут уж виноват сам Илья.
Жом Мельников и так поглядывал на сторону освобожденцев, а после того, что творил генерал в несчастной волости…
Есть пределы всякому терпению. А поскольку подчиненных разведчик подбирал под себя, они и думали примерно одинаково. Можно убивать ради защиты. Но ради забавы?
В их глазах Алексеев перешел некую грань, за которой нельзя оставаться человеком…
Децимация была последней каплей. Эти места надолго запомнят Алексеева и надолго его возненавидят. Здесь детей не будут называть Илюшками.
- У них точно нет пулеметов, майор?
- Клянусь, тор генерал! Мы едва успели, но пока… там едва ли сотня человек. Ружья какие-то есть, как бы не прадедовских времен, это ж самое сердце волости, считай. Чего им тут защищаться? На границе у них патрули, а здесь-то они считают, безопасно. Таких сел по волости много.
Илья глубокомысленно кивнул. Сомневаться ему и в голову не пришло. К чему?
Мысль, что Никон не дурак тоже не приходила. Чего ей в пустоте делать? Хотя мог бы и подумать, что если имеется транспортная развязка, то защищать ее будут серьезно.
Не подумал.
- На рассвете – атакуем.
***
Говорят, белки чувствуют непогоду.
Скачет рыжуха по веткам? Все будет хорошо. Даже если небо все в тучах, скоро и разветрится, и снега не будет.
Спряталась в домик?
Жди беды. Уж морозов – всяко.
Женя Белкин тоже предчувствовал.
Вот как хотите… свербело!
Мозжило, тянуло, давило, плющило… сколько слов не подбери, все одно – тяжко на душе. Нехорошо, неправильно.
Подошел денщик, присел рядом.
- Тор полковник, разрешите…
- Без чинов, Пахом, - отмахнулся Женя.
Какие там чины? Всю войну вместе, считай, под одним одеялом… последним куском хлеба делились. Давно уже не хозяин и слуга. Давно уже друзья, крепче некуда. Пахом своего полковника опекает, что та нянька.
Женя никому не позволяет и косо взглянуть на хромого вояку. Подумаешь, колено не гнется? Передвигаться так быстр не может, только в седле себя хорошо чувствует… и что? Зато не предаст. А это куда как ценнее проворства.
- Соврал Мельников. Что хотите со мной делайте – соврал.
Женя насторожился.
- С чего ты решил?
- Я ведь деревенский, тор. Не забыл еще старых ухваток. Пошел сегодня на речку, рыбки половить, а река-то мутная.
- Илистая…
- Илистая, да не такая. Словно ее поверху где взмутили, а вниз облако пошло…
Женя кивнул.
Допустим. Река мутная, но тому могут быть и естественные причины. Не обязательно ее кто-то вброд переходил, или еще чего…
- Рыбы, почитай, нет. Словно распугали.
- Или сама ушла. Тоже бывает.
- Птиц не видно.
Женя вздохнул.
- понимаешь, Пахом, сказать это Алексееву я могу. И добавлю, что беда идет. Знаешь, что он скажет?
- Знаю. Посмеется.
- То-то и оно. Приказ я получил, выполнять надо.
- Надо, тор. А нельзя ли его как-то иначе выполнить? Чтобы мы уйти успели? Ежели чего? Или не в том месте к насыпи выйти… не моего это ума дело, а все же…
Женя задумался.
Железнодорожное полотно через Хормель прокладывалось с учетом рельефа местности. Холмистой. И речка еще.
Поэтому Егорьевское было устроено неподалеку от реки. А вот железнодорожная ветка огибала один холм, второй, некоторое время шла вдоль реки, пересекала реку… вот, если там?
Илья отдал приказ перерезать пути, обойдя село слева. В принципе, он так может и поступить. Обойти село, но пойти не к железнодорожным путям, не сразу… просто выйти придется на час раньше, или чуточку задержаться с приказом…
Получится?
Должно.
Женя задумчиво кивнул, и сам осознал, как ему стало вдруг легче. Теплее, что ли?
- И когда я так промерзнуть успел?
- А вот я сейчас чайку согрею, тор, у меня и заварка припрятана хорошая, еще с ранешних времен… не извольте беспокоиться, и медку ложечка найдется…
Пахом, которому тоже полегчало, захлопотал вокруг, и тоже подумал, что вечер какой-то сырой.
Промозглый, что ли?
Или это Хелла взгляд бросила? Вот душа и заледенела? Впрочем, на войне не до таких материй.
***
Рота Изместьева шла, как приказано.
Им надо было обойти село справа, выйти к железнодорожной ветке и перерезать ее. Так уж оно было расположено. Холм, ветка, которая его огибает как раз справа, потом переправа через реку, еще один холм, на этот раз слева – и в долине, собственно, Егорьевское.
Идти им предстояло достаточно долго – часа два-три, поэтому шли ходко. Им бы надо еще в час Волка выйти, да не получилось.
Разведка донесла, то все спокойно, подвоха никто не ждал… и когда сухо захлопали выстрелы, сначала даже не осознали, что происходит.
Потом уже, через пару минут… да, бросились на землю, отстреливались, но поздно, непоправимо поздно.
«Счастливчики» расстреливали противника, словно в тире. Они-то эту местность знали, устроились заранее, засаду подготовили, окопались…
И палили по живым мишеням.
Никон хоть и был за анархию, но не у себя в войске. И если кто решился бы ослушаться его приказа… этим людям не посчастливилось бы. Рука у атамана была тяжелая.
Изместьев умер одним из первых.
Он так и не поменял свой блестящий гвардейский мундир на нечто более темное, простое… хотя война! Но ведь и задание было простое! Пройти, взорвать, вернуться…
Подвоха никто не ждал, а получилось…
На черной земле, на зеленой молоденькой травке остались лежать несколько десятков трупов. Остальные попросту попали в плен. И вскоре позавидовали мертвым.
Забегая вперед, Никон гуманностью не отличался. И пули жалел. Поэтому по-простому приказал своим ребятам поупражняться в «рубке лозы».
Вооруженные шашками, против безоружных…
Печальное зрелище. И мучительная смерть.
***
Рота Белкина шла ходко, сторожко поглядывая по сторонам. Все равно царапало что-то… неприятно было. Так что Белкин махнул рукой и пустил вперед своих разведчиков. Алексеевские – оно понятно, ходили, разведали. А у него и свои двое в роте есть. И пройдут, и выйдут, и кого хочешь выведут. Очень полезные люди. Один разведал, вернулся, второй пошел вперед…
Белкин и не удивился, когда ему доложили, что впереди счастливчики. Стоят и словно ждут кого…
Стоят?
Ну… ладно! Лежат!
Хорошо устроились, секреты себе сделали, и так они сидят, чтобы дорогу к железке перекрыть. И ведь прямо по пути…
Обойти?
Белкин и не сомневался.
Обходить и только обходить.
Или?
Если так подумать, ввязаться в драку они могут. И победить – тоже. Счастливчики рассчитывают на одно, получат другое. Одно дело резать беззащитных, другое воевать всерьез. Могут и дрогнуть, и побежать.
А могут и начать отстреливаться. Рота задержана, и дело не сделано. К Белкину помощь не придет, а к счастливчикам – запросто. Нет, так не пойдет. Лучше их обойти сторонкой, да и к железной дороге. А там уж…
Разберемся – и на обратном пути можно переведаться. А чтобы точно дело сделать – поделиться на две части. И шума меньше получится, и кто-то точно дойдет и полотно заминирует…
Белкин понимал, что шансов вернуться назад – мало. Но приказ надо выполнять. Даже если ты погибнешь, будет жить Русина.
Честь и верность – не пустые слова.
***
Заалела полоска на востоке.
Запели рога.
И всадники потекли вниз по склону, к беззащитному селу.
Они уже предвкушали победу. Они знали – сейчас они доскачут до мирных хижин, сейчас промчатся по улицам, вызывая крики ужаса, сейчас обагрят свои сабли… если найдется кто-то противостоять им.
Сейчас…
Кажется, какие-то «счастливчики» в селе есть. Сотня – или две? Что ж, пусть бегут, кто успеет и сможет. А нет…
Илья скакал впереди.
Ветер бил ему в лицо, уносил дурные мысли. Всю ночь ему толком не удавалось поспать. Почему-то снилась Анна, которая грозила ему пальцем. И звучала, пробивалась сквозь сон, дурацкая детская присказка.
Поменял добро на помойное ведро…
Откуда оно взялось? Как-то раз Гошка услышал ее на улице и повторял целый день. Потом забыл, конечно, а у Ильи и всплыло сейчас…
Поменял добро…
И не будет добра в его жизни. Зато будет азарт боя, схватки… и когда он бросит к ее ногам знамена врага, она поймет…
Она узнает…
Сейчас, вот уже немного… и все будет…
С двух сторон резко ударили пулеметы. Коня под Ильей убило первым же выстрелом, мужчина дернулся, вылетел из седла и полетел головой вперед в колючий куст. По-своему Алексееву даже повезло. Его не затоптали и не убили. Но оценить это везение Илья не мог. Он крепко приложился кудрявой головушкой о землю и потерял сознание.
***
Никон рассудил просто.
Допускать врага в село не стоит, там с ним справиться сложнее будет, да и железная дорога пострадать может. Перебьется.
А вот расстрелять на подходе…
Да со всем нашим удовольствием!
Поставить пулеметчиков в нужные места, чуточку подтолкнуть Алексеева к нужному решению – это ж не Валежный, не Логинов! Собственно – никто! Шаркун паркетный, выполнять чужие приказы он может, а вот свои раздавать…
Разве что за неимением лучшего.
Поэтому Никон сговорился с разведчиками, которых выслал Илья. Четверых пришлось сложить под кустик, остальные согласились, потом Счастливый поставил приманкой небольшой отряд – и расставил пулеметы.
Илья пошел вниз по склону, в этот момент в дело вступили пулеметы и в бок атакующим ударили конники, начисто вырубая ошеломленного противника.
Запах крови и запах взрытой копытами земли, запах дыма и пороха, конского и человеческого пота – все смешалось в прозрачном утреннем воздухе. И крики…
Жутковатая симфония смерти.
Крики боли, стоны, проклятия, ругательства и мольбы людей, крики коней… вы не слышали, как кричит раненная лошадь? Вам повезло…
Грохот орудий и треск пулеметов, свист рассеченного острым железом воздуха…
На войне – не страшно.
На войне умирают.
Пехота?
Так и на пехоту нашлось свое средство. Железная ж дорога!
То есть – дрезины. Которые тихо-тихо, без шума подошли ночью в нужное место, которые подвезли нечто нужное. Особой пехоты у Счастливого не было, но были орудия.
А вот и…
Грохотнула пушка. И еще раз, довершая разгром…
Или…
Не пушка?!
Никон, который с удовольствием наблюдал разгром врага, даже не вступая в бой сам (он что – идиот Алексеев?) обернулся. Грохот донесся не с той стороны в которую подвезли пушки.
Грохот донесся…
Проклятье!
Алексеева-то Никон разнесет в пух и прах!
Но есть подозрение, что железная дорога тоже потеряна.
***
Когда до Белкина донесся шум боя…
Не может такого быть?
Да вот еще как может! Когда сшибаются несколько тысяч людей и с одной, и с другой стороны, слышно очень хорошо. И пушки.
И пулеметы…
А еще – дрожит земля, которую обильно поливают кровью. Кровью людей, которым жить бы, да и жить. Кровью родных ее детей…
Она дрожит и плачет, она стонет и трепещет от ударов. И это тоже чувствуется…
Белкин знал, что идет бой. И… это не стычка, на которую рассчитывал Алексеев. О, нет! Здесь все серьезнее. А голоса пушек и вообще слышны издали.
- Тор, никак наши бьются?
Пахом был рядом. И чему бы тут удивляться?
Белкин вздохнул.
- У нас есть приказ. Выполняем. А пока… Федот, Силантий – давайте-ка назад. Посмотрите, что там за обстановка, да и доложите. Мы вас подождем… в леске.
Разведчики покосились на лесок и дружно кивнули.
Они сходят. А рота пока займется полезным делом. Установит мины, запалы… что бы там ни происходило, приказ командира надо выполнять.
И разведчики совсем не удивились, услышав взрыв.
***
Илью нашли после боя.
Прошли бы мимо, а то и добили, но… решили выслужиться.
Ясно же!
Мундир генеральский, весь вызолоченный, оружие дорогое… ладно! Оружие прикарманили. И деньги изъяли в свою пользу, пока тащили.
Привели.
Бросили под копыта коня Никона.
Счастливый смотрел с отвращением. Хотя… и чего было возмущаться? Илья всего лишь опустился до его уровня. До уровня человека, которому никого не жалко, который спокойно режет и расстреливает мирное население… да, этим грешил и Счастливый.
Только не в своей волости.
А вот когда война пришла подобным образом к нему в дом… понятное дело – обидно! Когда он раздает оплеухи – это драка правильная. А вот когда он их получает, уже гораздо хуже.
- генерал Алексеев, - с издевкой протянул Счастливый. – И что мне с вами делать?
Илья чувствовал себя откровенно плохо. Полет в кусты не прошел для него даром, мужчину крепко тошнило, кружилась голова, а сотрясение мозга было невооруженным взглядом видно.
Но пресмыкаться перед этой мразью?
Никогда!
Все равно убьют, так хоть душу отвести.
Витиевато и изобретательно Илья послал атамана в пешее эротическое путешествие.
Счастливый выслушал, не поведя бровью. Какая ему разница, что там кричит поверженный враг? Да пусть хоть с березы закукарекает! Решать, что с ним делать, все равно Никону. Кстати, о березах…
Нагнуть две крест-накрест, привязать Алексеева за ноги – и отпустить. А что останется, вороны расклюют.
Атаман спрыгнул с коня.
Вот играть на публику он умел отлично. Никон подцепил Алепксеева за воротник мундира, рванул… «счастливчики» генерала пока не ободрали. Да и смысл?
Свое они еще соберут, а этого можно и так привести, чтобы атаман поверил – ему не пустышку подсунули.
- ты пришел на мою землю, как враг. Ты не жалел никого. Ни старого, ни малого. Ты обрек на гибель от голода моих людей. Ты приговорил к смерти целые семьи…
Алексеев почти не слушал.
А потом открыл рот – и цинично блеванул атаману на сапоги.
Злонамеренно. А вы что ожидали после сотрясения мозга? Даже если его там и немного было…
- Ах ты…!!! – пробрало Никона.
Зараза такая!
Всю малину… обблевал! Испортил картину атаману… не сволочь, а?
Даже насчет берез желание улетучилось.
- Повесить его, - бросил Никон, отворачиваясь.
Илья даже не дернулся, когда его поволокли к березе. Да, видно судьба такая была у этого дерева. Сорвали мундир, рванули с шеи цепочку медальона…
- Отдай! – рявкнул Илья.
Анна.
Гошка.
Может, Анна и простит его, когда узнает, что он ушел вслед за сыном.
Рывок вышел такой, что двоих «счастливчиков» разбросало в стороны. Обернулся даже Никон, который брезгливо обтирал сапоги о траву..
- Что там еще?
- Да щас, батька… запляшет! Цацку ему, вишь, жалко! Малахольный…
- Что за цацка?
