Есть, как не быть.
Из предыдущего поколения Демидовых живы двое. Дядя Сергея и его тетка.
Из Сережиного поколения – шестеро.
Из младшего – двое.
- Два ребенка у шести человек?
- Да, за последние тридцать лет на Демидовых словно мор напал. То одного не станет, то второго… а дети вообще не приживаются. Две дочери у старшей сестры Сергея, кстати, чуть постарше вас, обе. Одна года на три, вторая на год… Полина и Александра.
- Вы наводили справки? Благодарю от всей души.
- Не стоит, княжна. Я мало чем могу помочь вам, слишком мало.
- Информация – бесценна.
- Приятно, что вы это понимаете.
Мне ли не понимать. Ребенку информационного века.
- Это тоже для вас.
Я касаюсь книги в простом переплете. Тяжеленькая…
- Что это?
- Государев родословец. Последнее издание.
Я открываю первую же страничку.
Князья Агеровы.
Оп-па!
Родословное древо, ныне здравствующие потомки.
Князья Адашевы…
То же самое.
- Переиздается раз в десять лет, уточняется, дополняется…
- Благодарю от всей души!
- Откройте на букву «Д», княжна.
Я послушно зашелестела страницами. Книга явно не новая, читанная, ну и пусть! Важно не оформление, а информация.
Итак?
- Демидовы?
- Да.
Я смотрю на родословное древо Демидовых. И…
- Ежь твою рожь!
- Лучше и не скажешь. И ведь все на виду…
Мы с ротмистром видим одно и то же.
Основатель рода – одна штука. Дети – трое.
Внуки – восемь штук обоего пола.
Правнуки – уже девятнадцать.
Прапра – тридцать четыре, я не поленилась, сосчитала. Черт с ними, с именами, тут число интереснее.
Прапрапра должно, по идее, быть еще больше. Ан нет?
Всего двадцать два.
Седьмое поколение еще уменьшается, и там четырнадцать человек. Хотя должно быть иначе, они же замуж выходили, женились… даже если по одному ребенку на нос, все равно сохраняется рост прироста. А тут – наоборот, сокращение численности.
Восьмое поколение, девятое…
И везде уменьшение.
Умер, не замужем, умер, ушла в монастырь…
Дерево завершается весьма скудными веточками. Двое живых, шестеро живых, двое…
- Минутку? А вот эти – не Демидовы?
Такое тоже бывает. Усыновляют или удочеряют от первого брака.
- Но бесплодны. Посмотрите возраст, княжна.
Я киваю. Да, тут уже сложно размножаться, в полтинник-то… может, магия и справится, но что из ребенка потом получится? И сколько болячек у него будет?
- Интересно, что это такое? То есть – чем можно объяснить такой расклад? Это ведь неспроста?
- Похоже на действие проклятия.
- Есть такое?
- Схлопотать можно, - неопределенно ответил ротмистр. И о чем-то сильно задумался.
Я спорить не стала. Еще как можно, это и в нашем мире редкостью не было. Правда, что там чаще встречалось, проклятие – или глупость?
Кто ж его разберет…
- Можно я пока оставлю книгу себе? Почитать?
- Это подарок. Мне это уже не пригодится. А купить можно свободно.
Действительно, не самая роскошная бумага, переплет дешевенький, коленкоровый…
- Я бы хотела отплатить вам добром за добро.
Губ ротмистра касается слабая улыбка.
- Что ж. Кое-что вы можете для меня сделать… если у вас будет на то возможность и желание.
- Что именно?
- Я когда-то обидел человека. Очень давно.
Ротмистр молчит долго, но я не решаюсь его торопить. Бывает то, что о себе не вдругорядь расскажешь. Не всякому…
Даже так, на пороге смерти…
- Я был молод, лет девятнадцати. Искал радостей жизни, находил их… да, была девушка по имени Алина. Из небогатой, но достойной семьи. Но – без титула. Без магии, без всего… я не мог бы на ней жениться. Любил – да. Но не хотел портить карьеру… глупец!
С губ мужчины срывается горький смешок. Я беру его за руку и крепко сжимаю.
- Мне устроили перевод, подыскали выгодную невесту… я сказал об этом Алине. Она была беременна моим ребенком. Черт… это не тема для разговора с невинными девушками!
- Что она с собой сделала?
Не тема… была б тут хоть одна невинная девушка, тогда – да. А так…
Мало ли, что здесь меня не дефлорировали? Мозги-то у меня старше этого тела малым не в три раза! И опыта куда как побольше. Может, и больше, чем у ротмистра, но я его сексуальным просвещением заниматься не стану, вот еще не хватало.
- Она хотела избавиться от ребенка. И умерла.
Вот как сказать мужчине, что эта его трагедия тоже не нова в истории? Сильно он любил эту Алину…
- На похоронах ко мне подошел ее брат. Он отдал мне медальон с волосами Алины и сказал, что мстить мне не станет. Жизнь будет самой страшной моей карой… он оказался прав. Я мало что значу для моей семьи, меня не любят дети… я сам разрушил свою жизнь еще тогда.
Мне остается только вздохнуть.
Сволочь этот братец, а?
Не буду я тебя убивать, живи, жри себя сам… совесть – такая штука…
Кстати?
- Он вам ничего не присылал к памятным датам?
- Присылал. Фотографии Алины.
Прикусываю язык.
Вот ведь козел мстительный.
- Я прошу вас… если вы, Мария, окажетесь рядом от этого города, положить медальон в могилу Алины.
В мою ладонь опускается цепочка. Толстенькая, витая.
Кругляшок теплый, его сжимали в руке, явно…
- Там…?
- Прядь моих волос. А со мной уйдет ее локон.
Я молча киваю.
Да, мне это будет несложно, как магу земли. Чего уж там…
- Город? И фамилия?
- Нажмите на рисунок на крышке… вдавили? Поверните влево.
Рисунок открывается, словно крышечка. Сам медальон не раскрывается, просто рисунок отходит в сторону.
- Алина Кальжетова. Березовский. Это город?
- Да. Кальжетовых там хорошо знали. Это город, где был открыт первый золотой рудник, вряд ли вы его минуете…
Мне остается только кивнуть.
- Я сделаю все, чтобы выполнить это обещание.
- Спасибо, Мария.
С ротмистром мы виделись еще три раза.
Разговаривали, сидели в беседке… невооруженным взглядом я видела, что ему становится хуже. На глазах становилась серой и пористой кожа, редели и седели волосы, дрожали пальцы… человек просто разваливался.
Было безумно его жалко.
Но как он держался!
Ни слова жалобы, ни упреков, ни сетований на судьбу… единственный раз, за который он не мог себя простить – тот самый, с Алиной. Может, и смешно звучит, а мужчина себя всю жизнь казнил за ту юношескую глупость.
Я молчала, не высказывая своего мнения. По чужим-то болячкам все мы лекари. Поди, объясни человеку, что некоторые решения всегда принимает женщина. И ответ за них несет тоже женщина.
Вам, мужчинам, кажется, что это вы выбираете?
Нет, это вам дают такую иллюзию. Еще с райского сада с Евой в главной роли.
Как сделать так, чтобы Адам был с тобой счастлив? Да покажи ему обезьяну в качестве альтернативы!
Ладно.
Хочется ротмистру, чтобы я добралась до Березовского – я сделаю. И медальон положу, и попрощаюсь за него, и даже прощения попрошу.
Услугу он мне оказал поистине неоценимую. Я смогла более-менее ориентироваться в этом мире, узнала, что сколько стоит, как и к кому обращаться, сколько принято давать на чай и как одеваться, идя в гости, о некоторых потаенных течениях в столице и в провинции….
Много Андрей Васильевич рассказать мне не мог, нам физически не хватало времени. Но и так…
Я чувствовала себя намного спокойнее.
Последний раз мы виделись накануне моей выписки. Мне о ней ничего не сказали, я сама в карточку заглянула.
Поговорили, посидели в беседке, погуляли у озера…
Самое главное, как всегда, осталось напоследок.
- Это вам, княжна.
- Что это?
Это – всего два ключика. Один похож на золотой ключик Буратино, второй намного проще и грубее.
- Это ключ от ячейки в банке, - да, здесь есть и банки, где их нет? – На предъявителя. Много я туда положить не могу, но на черный день…
- Я не смогу вам за это ничем отплатить.
- А мне ничего и не надо. Уже. Второй ключ – дом госпожи Борисовой, нумера известные, любой извозчик знает. Туда частенько люди ездят по разным надобностям. Мы с ней… у нас свои расчеты. Но если вы к ней придете и покажете ключик, комнату на пару дней она вам найдет, хоть и не бесплатно. А молчать Анна Витольдовна умеет.
Что мне оставалось делать?
Молча обнять ротмистра и поцеловать в щеку.
- Спасибо… вы сделали для меня больше, чем отец.
- Я мечтал бы о такой дочери.
А я мечтала бы о таком отце. Но судьба бывает жестока…
Мне оставалось только еще раз коснуться губами впалой щеки, прижаться на миг и ощутить запах табака и хорошего одеколона.
Кто бы мне объяснил, почему самые классные мужчины, которых ты встречаешь в жизни, всегда заняты? И иногда – леди Смертью?
Ключики я повесила на шею, к медальону. Многое мне ротмистр дать не мог, я это понимала. Но – шанс.
Мы разговаривали за это время и о магическом поиске, и о его радиусе…
Ах, как же мало я знаю!
Как мне не хватает настоящего учителя. А чего еще мне не хватает?
Цели в жизни.
Ах, уважаемый Омар Хайям, как вы точно подметили это в своих стихах. Как хочется напиться, когда не понимаешь, для чего ты живешь!
Для чего я здесь?
Есть ли у меня какая-то цель, какое-то предназначение? Кто-то появляется, чтобы учиться, кто-то исправляет карму, кому-то даже думать некогда – драпать надо, чтобы не сожрали, а мне-то как быть? Выйти замуж, размножиться и прожить жизнь в тихом углу?
Хотя кто его знает, что будет лучше для мира? Я точно не отвечу. И свою-то жизнь…
Ладно! Я ее не загубила, не спилась, не села на иглу, не… да много чего – не. Но ведь и следа, считай, не оставила?
Хотя…
Дед говорил так.
Мы должны прожить жизнь так, чтобы предкам не было больно, а потомкам – стыдно. Может, взять его слова за чуткое руководство?
Попробовать мне никто не мешал.
Выписка.
Как много в этом слове…
Мне предложили легкое платье палевого цвета, такую же шляпку, перчатки, дополнили ансамбль ботинки на пуговках и сумочка в тон платью. Я заплела косу-колосок и почувствовала себя намного лучше.
Уже не безликая больничная единица, уже личность.
Улыбка, пощипать себя за щеки, покусать губы – и вперед. Краска тут приличным женщинам, кстати, не полагается. Если у дамы на лице есть косметика, значит, это либо официальный прием (там - можно) либо это дама легкого поведения. Интересная градация, правда?
Естественно, никто из родственников за мной не приехал, только слуга. Пожилой, недовольный и надутый. Выглядел он так, словно я у него на глазах занималась чем-то крайне неприличным, то ли каннибализмом, то ли онанизмом, так сразу и не ответишь.
Меня подвели к карете.
Автомобили здесь пока еще были достаточно редкими, да и не нашли большого распространения. А потому – карета, запряженная парой симпатичных лошадок, и кучер, который дружески улыбнулся мне. На улыбку я ответила улыбкой, но когда слуга попробовал влезть в карету вслед за мной, подняла брови и стукнула его сумочкой по плечу.
- Ты что себе позволяешь, любезнейший?
Слуга остановился.
Неожиданно? А я сейчас еще добавлю.
- Я – княжна, а ты кто таков будешь, чтобы со мной в карете ехать?
Маленькие темные глазки блеснули злостью.
- Батюшка ваш приказал сопроводить…
- Запятки к твоим услугам. Или я лично доложу батюшке, что ты накануне свадьбы меня опорочить пытался.
- К-как?
У слуги форменным образом отвисла челюсть.
Я улыбнулась гадючьей улыбочкой.
- Ты считаешь, что мужчина, в карете с незамужней девушкой – это нормально? Вынуждена не согласиться… вон пошел!
Последние два слова я выделила интонацией. Лакей отшатнулся и поглядел на меня злобными взглядом.
Кучер, который наблюдал за всей этой сценой, одобрительно хмыкнул, кажется, ему все понравилось. А так тебя…
Не стерва я. Ладно, пусть стерва, но здесь сословное общество. Начни я допускать вольности, меня первую и не поймут.
Господину свое место, слуге свое. Точка. Андрей Васильевич это четко объяснил. Просвещал меня по основным правилам поведения, ну и выплыло. В карете, тет-а-тет я могу ехать с мужем. С сыном. С каким-либо родственником, лучше, не дальше второго колена. После брака допускаются еще и родственники мужа. А вот посторонние мужчины, будь там хоть кто, уже должны ехать отдельно. И для слуг исключений нет.
Дверца кареты закрылась, и я отправилась домой.
Стоит ли отмечать, что и кроме слуг меня никто дома не встречал?
Слуги ко мне были настроены не слишком доброжелательно. Оно и понятно, народ такой – всегда будут на стороне кормящей их руки.
Преданность?
Благородство?
Исключительно в пьесах Мольера. Край - в исторических фильмах. Да и за что им быть мне преданными? За факт моего существования? Вот радость-то!
Дать я им ничего не могу, как вела себя княжна Мария примерно представляю – как кошка в западне, кому ж охота связываться? Конечно, все были на стороне отца и мачехи. А я тут так, не пришей кобыле хвост.
Так что я бросила сумочку на столик и поманила пальцем ближайшего холуя.
- У меня голова кружится, проводи меня в мои комнаты.
Холуй подошел, оглянулся на моего «сопровождающего». Ага, после поездки на запятках, на нем живого места не было. Ночью как раз дождь прошел, луж на улице хватало.
Прикасаться даже пальцем к этому мега-поросенку никому не захочется. Так что мне предоставили руку, я оперлась на нее, изображая немочь бледную, и позволила себя отвести.
А там…
Пять комнат.
Пять!
Ежь твою рожь, зачем мне столько?
Осмотр позволил выделить гардеробную, спальню, гостиную, кабинет и нечто вроде будуара. Санузел совмещенный прилагается к спальне. Неплохо. Хотя обстановка – повеситься тянет. Ощущение, что живешь в розовом яйце с оборочками. Жуть жуткая.
Марии, наверное, нравилось. Мне же…
Мне было все равно. Долго я здесь не задержусь, а значит, и переживать нет смысла.
Попробовать поговорить с отцом?
Хотя бы.
А вот и звонок для прислуги. Я потянула за хвост с кисточкой, и минут через десять дождалась не особо умного вида служанку, которая присела в чем-то вроде реверанса.
- Что изволите, ваша светлость?
- Мой батюшка дома?
- Да… в кабинете.
- Один?
- Да, ваша светлость.
- Проводи меня.
Служанка поклонилась – и пошла чуть впереди и сбоку.
Кабинет отца был в другом крыле. Пришлось идти через весь дом… да, не привыкла я к такому. В таких домах только музеи устраивать.
Мраморные полы, тяжелые шторы, колонны, картины…
Красиво?
Безусловно! И кричит не только о богатстве, нет. Еще и родословная, которая у Горских длиннее, чем у китайских хохлатых. Лет пятьсот мы насчитываем… мы, они – какая разница?
Я теперь тоже Горская, а вот надолго ли? Игра масть покажет.
Вот и тяжелая дубовая дверь. Служанка постучала и доложила.
- Ее светлость, к вашей светлости… разрешите?
- Пусти…
Я кивнула служанке, мол, благодарю, и спокойно вошла в кабинет.
Да, начальство во все времена одинаково. Огромный письменный стол, заваленный бумагами, диван, пара кресел, шкафы, за столом – мой папенька.
- Ты? Кто позволил?
Он что – жену ожидал?
Недолго думая, я прошла в кабинет подальше и села в одно из кресел.
- Не знала, что мне нужно специальное разрешение, дабы повидать родного отца.
Подействовало ненадолго. Папенька на минуту смутился, но если сейчас его не притормозить чем-то новым, он разорется. Стопроцентно.
Не любят такие, когда их на место ставят.
По счастью, у меня был хороший рычаг..
- Вы продешевили, отец.
- Что?
Этой постановки вопроса князь точно не ожидал. Слез, соплей, криков – безусловно. Но вот такого заявления?
Из предыдущего поколения Демидовых живы двое. Дядя Сергея и его тетка.
Из Сережиного поколения – шестеро.
Из младшего – двое.
- Два ребенка у шести человек?
- Да, за последние тридцать лет на Демидовых словно мор напал. То одного не станет, то второго… а дети вообще не приживаются. Две дочери у старшей сестры Сергея, кстати, чуть постарше вас, обе. Одна года на три, вторая на год… Полина и Александра.
- Вы наводили справки? Благодарю от всей души.
- Не стоит, княжна. Я мало чем могу помочь вам, слишком мало.
- Информация – бесценна.
- Приятно, что вы это понимаете.
Мне ли не понимать. Ребенку информационного века.
- Это тоже для вас.
Я касаюсь книги в простом переплете. Тяжеленькая…
- Что это?
- Государев родословец. Последнее издание.
Я открываю первую же страничку.
Князья Агеровы.
Оп-па!
Родословное древо, ныне здравствующие потомки.
Князья Адашевы…
То же самое.
- Переиздается раз в десять лет, уточняется, дополняется…
- Благодарю от всей души!
- Откройте на букву «Д», княжна.
Я послушно зашелестела страницами. Книга явно не новая, читанная, ну и пусть! Важно не оформление, а информация.
Итак?
- Демидовы?
- Да.
Я смотрю на родословное древо Демидовых. И…
- Ежь твою рожь!
- Лучше и не скажешь. И ведь все на виду…
Мы с ротмистром видим одно и то же.
Основатель рода – одна штука. Дети – трое.
Внуки – восемь штук обоего пола.
Правнуки – уже девятнадцать.
Прапра – тридцать четыре, я не поленилась, сосчитала. Черт с ними, с именами, тут число интереснее.
Прапрапра должно, по идее, быть еще больше. Ан нет?
Всего двадцать два.
Седьмое поколение еще уменьшается, и там четырнадцать человек. Хотя должно быть иначе, они же замуж выходили, женились… даже если по одному ребенку на нос, все равно сохраняется рост прироста. А тут – наоборот, сокращение численности.
Восьмое поколение, девятое…
И везде уменьшение.
Умер, не замужем, умер, ушла в монастырь…
Дерево завершается весьма скудными веточками. Двое живых, шестеро живых, двое…
- Минутку? А вот эти – не Демидовы?
Такое тоже бывает. Усыновляют или удочеряют от первого брака.
- Но бесплодны. Посмотрите возраст, княжна.
Я киваю. Да, тут уже сложно размножаться, в полтинник-то… может, магия и справится, но что из ребенка потом получится? И сколько болячек у него будет?
- Интересно, что это такое? То есть – чем можно объяснить такой расклад? Это ведь неспроста?
- Похоже на действие проклятия.
- Есть такое?
- Схлопотать можно, - неопределенно ответил ротмистр. И о чем-то сильно задумался.
Я спорить не стала. Еще как можно, это и в нашем мире редкостью не было. Правда, что там чаще встречалось, проклятие – или глупость?
Кто ж его разберет…
- Можно я пока оставлю книгу себе? Почитать?
- Это подарок. Мне это уже не пригодится. А купить можно свободно.
Действительно, не самая роскошная бумага, переплет дешевенький, коленкоровый…
- Я бы хотела отплатить вам добром за добро.
Губ ротмистра касается слабая улыбка.
- Что ж. Кое-что вы можете для меня сделать… если у вас будет на то возможность и желание.
- Что именно?
- Я когда-то обидел человека. Очень давно.
Ротмистр молчит долго, но я не решаюсь его торопить. Бывает то, что о себе не вдругорядь расскажешь. Не всякому…
Даже так, на пороге смерти…
- Я был молод, лет девятнадцати. Искал радостей жизни, находил их… да, была девушка по имени Алина. Из небогатой, но достойной семьи. Но – без титула. Без магии, без всего… я не мог бы на ней жениться. Любил – да. Но не хотел портить карьеру… глупец!
С губ мужчины срывается горький смешок. Я беру его за руку и крепко сжимаю.
- Мне устроили перевод, подыскали выгодную невесту… я сказал об этом Алине. Она была беременна моим ребенком. Черт… это не тема для разговора с невинными девушками!
- Что она с собой сделала?
Не тема… была б тут хоть одна невинная девушка, тогда – да. А так…
Мало ли, что здесь меня не дефлорировали? Мозги-то у меня старше этого тела малым не в три раза! И опыта куда как побольше. Может, и больше, чем у ротмистра, но я его сексуальным просвещением заниматься не стану, вот еще не хватало.
- Она хотела избавиться от ребенка. И умерла.
Вот как сказать мужчине, что эта его трагедия тоже не нова в истории? Сильно он любил эту Алину…
- На похоронах ко мне подошел ее брат. Он отдал мне медальон с волосами Алины и сказал, что мстить мне не станет. Жизнь будет самой страшной моей карой… он оказался прав. Я мало что значу для моей семьи, меня не любят дети… я сам разрушил свою жизнь еще тогда.
Мне остается только вздохнуть.
Сволочь этот братец, а?
Не буду я тебя убивать, живи, жри себя сам… совесть – такая штука…
Кстати?
- Он вам ничего не присылал к памятным датам?
- Присылал. Фотографии Алины.
Прикусываю язык.
Вот ведь козел мстительный.
- Я прошу вас… если вы, Мария, окажетесь рядом от этого города, положить медальон в могилу Алины.
В мою ладонь опускается цепочка. Толстенькая, витая.
Кругляшок теплый, его сжимали в руке, явно…
- Там…?
- Прядь моих волос. А со мной уйдет ее локон.
Я молча киваю.
Да, мне это будет несложно, как магу земли. Чего уж там…
- Город? И фамилия?
- Нажмите на рисунок на крышке… вдавили? Поверните влево.
Рисунок открывается, словно крышечка. Сам медальон не раскрывается, просто рисунок отходит в сторону.
- Алина Кальжетова. Березовский. Это город?
- Да. Кальжетовых там хорошо знали. Это город, где был открыт первый золотой рудник, вряд ли вы его минуете…
Мне остается только кивнуть.
- Я сделаю все, чтобы выполнить это обещание.
- Спасибо, Мария.
***
С ротмистром мы виделись еще три раза.
Разговаривали, сидели в беседке… невооруженным взглядом я видела, что ему становится хуже. На глазах становилась серой и пористой кожа, редели и седели волосы, дрожали пальцы… человек просто разваливался.
Было безумно его жалко.
Но как он держался!
Ни слова жалобы, ни упреков, ни сетований на судьбу… единственный раз, за который он не мог себя простить – тот самый, с Алиной. Может, и смешно звучит, а мужчина себя всю жизнь казнил за ту юношескую глупость.
Я молчала, не высказывая своего мнения. По чужим-то болячкам все мы лекари. Поди, объясни человеку, что некоторые решения всегда принимает женщина. И ответ за них несет тоже женщина.
Вам, мужчинам, кажется, что это вы выбираете?
Нет, это вам дают такую иллюзию. Еще с райского сада с Евой в главной роли.
Как сделать так, чтобы Адам был с тобой счастлив? Да покажи ему обезьяну в качестве альтернативы!
Ладно.
Хочется ротмистру, чтобы я добралась до Березовского – я сделаю. И медальон положу, и попрощаюсь за него, и даже прощения попрошу.
Услугу он мне оказал поистине неоценимую. Я смогла более-менее ориентироваться в этом мире, узнала, что сколько стоит, как и к кому обращаться, сколько принято давать на чай и как одеваться, идя в гости, о некоторых потаенных течениях в столице и в провинции….
Много Андрей Васильевич рассказать мне не мог, нам физически не хватало времени. Но и так…
Я чувствовала себя намного спокойнее.
Последний раз мы виделись накануне моей выписки. Мне о ней ничего не сказали, я сама в карточку заглянула.
Поговорили, посидели в беседке, погуляли у озера…
Самое главное, как всегда, осталось напоследок.
- Это вам, княжна.
- Что это?
Это – всего два ключика. Один похож на золотой ключик Буратино, второй намного проще и грубее.
- Это ключ от ячейки в банке, - да, здесь есть и банки, где их нет? – На предъявителя. Много я туда положить не могу, но на черный день…
- Я не смогу вам за это ничем отплатить.
- А мне ничего и не надо. Уже. Второй ключ – дом госпожи Борисовой, нумера известные, любой извозчик знает. Туда частенько люди ездят по разным надобностям. Мы с ней… у нас свои расчеты. Но если вы к ней придете и покажете ключик, комнату на пару дней она вам найдет, хоть и не бесплатно. А молчать Анна Витольдовна умеет.
Что мне оставалось делать?
Молча обнять ротмистра и поцеловать в щеку.
- Спасибо… вы сделали для меня больше, чем отец.
- Я мечтал бы о такой дочери.
А я мечтала бы о таком отце. Но судьба бывает жестока…
Мне оставалось только еще раз коснуться губами впалой щеки, прижаться на миг и ощутить запах табака и хорошего одеколона.
Кто бы мне объяснил, почему самые классные мужчины, которых ты встречаешь в жизни, всегда заняты? И иногда – леди Смертью?
Ключики я повесила на шею, к медальону. Многое мне ротмистр дать не мог, я это понимала. Но – шанс.
Мы разговаривали за это время и о магическом поиске, и о его радиусе…
Ах, как же мало я знаю!
Как мне не хватает настоящего учителя. А чего еще мне не хватает?
Цели в жизни.
Ах, уважаемый Омар Хайям, как вы точно подметили это в своих стихах. Как хочется напиться, когда не понимаешь, для чего ты живешь!
Для чего я здесь?
Есть ли у меня какая-то цель, какое-то предназначение? Кто-то появляется, чтобы учиться, кто-то исправляет карму, кому-то даже думать некогда – драпать надо, чтобы не сожрали, а мне-то как быть? Выйти замуж, размножиться и прожить жизнь в тихом углу?
Хотя кто его знает, что будет лучше для мира? Я точно не отвечу. И свою-то жизнь…
Ладно! Я ее не загубила, не спилась, не села на иглу, не… да много чего – не. Но ведь и следа, считай, не оставила?
Хотя…
Дед говорил так.
Мы должны прожить жизнь так, чтобы предкам не было больно, а потомкам – стыдно. Может, взять его слова за чуткое руководство?
Попробовать мне никто не мешал.
***
Выписка.
Как много в этом слове…
Мне предложили легкое платье палевого цвета, такую же шляпку, перчатки, дополнили ансамбль ботинки на пуговках и сумочка в тон платью. Я заплела косу-колосок и почувствовала себя намного лучше.
Уже не безликая больничная единица, уже личность.
Улыбка, пощипать себя за щеки, покусать губы – и вперед. Краска тут приличным женщинам, кстати, не полагается. Если у дамы на лице есть косметика, значит, это либо официальный прием (там - можно) либо это дама легкого поведения. Интересная градация, правда?
Естественно, никто из родственников за мной не приехал, только слуга. Пожилой, недовольный и надутый. Выглядел он так, словно я у него на глазах занималась чем-то крайне неприличным, то ли каннибализмом, то ли онанизмом, так сразу и не ответишь.
Меня подвели к карете.
Автомобили здесь пока еще были достаточно редкими, да и не нашли большого распространения. А потому – карета, запряженная парой симпатичных лошадок, и кучер, который дружески улыбнулся мне. На улыбку я ответила улыбкой, но когда слуга попробовал влезть в карету вслед за мной, подняла брови и стукнула его сумочкой по плечу.
- Ты что себе позволяешь, любезнейший?
Слуга остановился.
Неожиданно? А я сейчас еще добавлю.
- Я – княжна, а ты кто таков будешь, чтобы со мной в карете ехать?
Маленькие темные глазки блеснули злостью.
- Батюшка ваш приказал сопроводить…
- Запятки к твоим услугам. Или я лично доложу батюшке, что ты накануне свадьбы меня опорочить пытался.
- К-как?
У слуги форменным образом отвисла челюсть.
Я улыбнулась гадючьей улыбочкой.
- Ты считаешь, что мужчина, в карете с незамужней девушкой – это нормально? Вынуждена не согласиться… вон пошел!
Последние два слова я выделила интонацией. Лакей отшатнулся и поглядел на меня злобными взглядом.
Кучер, который наблюдал за всей этой сценой, одобрительно хмыкнул, кажется, ему все понравилось. А так тебя…
Не стерва я. Ладно, пусть стерва, но здесь сословное общество. Начни я допускать вольности, меня первую и не поймут.
Господину свое место, слуге свое. Точка. Андрей Васильевич это четко объяснил. Просвещал меня по основным правилам поведения, ну и выплыло. В карете, тет-а-тет я могу ехать с мужем. С сыном. С каким-либо родственником, лучше, не дальше второго колена. После брака допускаются еще и родственники мужа. А вот посторонние мужчины, будь там хоть кто, уже должны ехать отдельно. И для слуг исключений нет.
Дверца кареты закрылась, и я отправилась домой.
Стоит ли отмечать, что и кроме слуг меня никто дома не встречал?
***
Слуги ко мне были настроены не слишком доброжелательно. Оно и понятно, народ такой – всегда будут на стороне кормящей их руки.
Преданность?
Благородство?
Исключительно в пьесах Мольера. Край - в исторических фильмах. Да и за что им быть мне преданными? За факт моего существования? Вот радость-то!
Дать я им ничего не могу, как вела себя княжна Мария примерно представляю – как кошка в западне, кому ж охота связываться? Конечно, все были на стороне отца и мачехи. А я тут так, не пришей кобыле хвост.
Так что я бросила сумочку на столик и поманила пальцем ближайшего холуя.
- У меня голова кружится, проводи меня в мои комнаты.
Холуй подошел, оглянулся на моего «сопровождающего». Ага, после поездки на запятках, на нем живого места не было. Ночью как раз дождь прошел, луж на улице хватало.
Прикасаться даже пальцем к этому мега-поросенку никому не захочется. Так что мне предоставили руку, я оперлась на нее, изображая немочь бледную, и позволила себя отвести.
А там…
Пять комнат.
Пять!
Ежь твою рожь, зачем мне столько?
Осмотр позволил выделить гардеробную, спальню, гостиную, кабинет и нечто вроде будуара. Санузел совмещенный прилагается к спальне. Неплохо. Хотя обстановка – повеситься тянет. Ощущение, что живешь в розовом яйце с оборочками. Жуть жуткая.
Марии, наверное, нравилось. Мне же…
Мне было все равно. Долго я здесь не задержусь, а значит, и переживать нет смысла.
Попробовать поговорить с отцом?
Хотя бы.
А вот и звонок для прислуги. Я потянула за хвост с кисточкой, и минут через десять дождалась не особо умного вида служанку, которая присела в чем-то вроде реверанса.
- Что изволите, ваша светлость?
- Мой батюшка дома?
- Да… в кабинете.
- Один?
- Да, ваша светлость.
- Проводи меня.
Служанка поклонилась – и пошла чуть впереди и сбоку.
***
Кабинет отца был в другом крыле. Пришлось идти через весь дом… да, не привыкла я к такому. В таких домах только музеи устраивать.
Мраморные полы, тяжелые шторы, колонны, картины…
Красиво?
Безусловно! И кричит не только о богатстве, нет. Еще и родословная, которая у Горских длиннее, чем у китайских хохлатых. Лет пятьсот мы насчитываем… мы, они – какая разница?
Я теперь тоже Горская, а вот надолго ли? Игра масть покажет.
Вот и тяжелая дубовая дверь. Служанка постучала и доложила.
- Ее светлость, к вашей светлости… разрешите?
- Пусти…
Я кивнула служанке, мол, благодарю, и спокойно вошла в кабинет.
Да, начальство во все времена одинаково. Огромный письменный стол, заваленный бумагами, диван, пара кресел, шкафы, за столом – мой папенька.
- Ты? Кто позволил?
Он что – жену ожидал?
Недолго думая, я прошла в кабинет подальше и села в одно из кресел.
- Не знала, что мне нужно специальное разрешение, дабы повидать родного отца.
Подействовало ненадолго. Папенька на минуту смутился, но если сейчас его не притормозить чем-то новым, он разорется. Стопроцентно.
Не любят такие, когда их на место ставят.
По счастью, у меня был хороший рычаг..
- Вы продешевили, отец.
- Что?
Этой постановки вопроса князь точно не ожидал. Слез, соплей, криков – безусловно. Но вот такого заявления?
