И руки ее, легко играющие веером. Не тяжелым, конечно, бумажным, но изящным. Красивые, даже несмотря на возраст, украшенные кольцами…
И туфельки на невысоком каблучке. До самой смерти – каблучки, прическа, улыбка…
Да и не собиралась она умирать. Жила, радовалась жизни, мечтала праправнуков увидеть, а то и на их свадьбе погулять… и сил у нее хватало. Не на молодость – это и маги не могут. А вот на жизнь, на здоровье – вполне.
А что же случилось потом?
Тони коснулась старинного клавесина в углу. Инструмент отозвался под ее пальцами жалобным стоном, словно хотел рассказать, мечтал, но… не мог?
Или мог?
Тони опустилась на банкетку рядом с клавесином, коснулась пальцами клавиш… да никогда она не играла! Ей это было попросту неинтересно! Разве что в детстве еще когда была жива мама…
Так давно…
Так…
Пальцы сами заскользили, ласково касаясь полированной слоновой кости. И девушка, словно наяву, увидела…
Вот пожилая женщина. Чем-то удивительно довольная… чем?
Маленьким ручным зеркалом из слоновой кости. Удивительно изящным. Красивая резьба, желтоватая матовая кость, темное стекло с приятным золотистым отливом, в таком зеркале даже самая последняя дурнушка покажется загадочной и неповторимой. А уж пожилая женщина и вовсе налюбоваться не может.
Ни морщин не видно.
Ни седины.
Ни…
Ни ее самой?!
Тони едва не ахнула, схватившись за горло. Но пальцы не отрывались от клавиш. И она видела, видела, как золотистое стекло внезапно темнеет, как становится воронкой в другое измерение, как искажается лицо дамы, как хватается она за горло… и зеркало падает на туалетный столик.
А женщина оседает вниз.
И лицо у нее белое. И безжизненное. Что бы ни обитало в старинном зеркале, оно просто выпило даму до дна.
И вот картинка меняется.
Теперь в комнате служанка. Плотненькая такая, улыбчивая, она наводит порядок… видно, что жившую тут даму ей не особенно жалко. Она даже прикидывает к себе какие-то драгоценности, примеряет… не ворует… или?!
Одно из колец она прячет за корсаж платья. Так надежнее, карманы и проверить могут, а в бюстгальтер не полезут. Наверное.
И добирается до зеркала.
Берет его в руки, вертит, крутит… пожимает плечами… безделушка! А где его футляр? Вот… но не рождена такая женщина, что не посмотрит в зеркало. Даже если рядом есть большое. Даже если…
И она смотрит.
В этот раз зеркалу требуется куда как меньше времени. Видимо, потому, что оно имеет дело не с магичкой. С обычным человеком, не слишком одаренным.
Одно движение… и служанка оседает у туалетного столика. А зеркало падает в приготовленный для него бархатный футляр – и тот закрывается.
Никто и не заподозрил неладное.
И картинка меняется снова.
В этот раз дама средних лет садится у зеркала. По-хозяйски, увесисто, даже грузно… столик протестующе скрипит, когда на него наваливаются объемной грудью, но у такой не забалуешь. Еще и руками опирается.
И несчастная мебель замолкает.
Лучше не бунтовать. А то вообще на помойку выкинут.
Дама перебирает безделушки, которых в этот раз подозрительно мало, морщится, кривит губы…
Вот она доходит до футляра, и достает из него зеркало. Взгляд…
И музыка обрывается каким-то совершенно жутким аккордом. А Тони сползает с банкетки на пол.
Голова кружится – просто убийственно! Хоть бы кто догадался про нюхательные соли! Ооооо….
Синьор Пенья и тан Фуэнтес действовали, не сговариваясь. Сначала они были откровенно удивлены. Когда девушка прошлась по комнате, словно лаская старую мебель.
Когда она присела перед клавесином.
И когда заиграла…
Вот тут побледнел уже тан Фуэнтес.
- Эту песню любила бабушка. Откуда она знает?
- Какую?
- Мой любимый, я твоя, я твоя, навсегда…
Синьор Пенья пожал плечами, расписываясь в своем невежестве, и тан Фуэнтес взмахнул рукой. Не сильно, чтобы не встревожить Тони.
- Она очень старая, это еще бабушкиной молодости песня, сейчас ее почти никто и не знает…
- Понятно. Наверное, она… в трансе.
Тан Фуэнтес посмотрел удивленно.
- Вот… так?
- У нее по-разному проявляется, - пояснил синьор Пенья. – И так, наверное, тоже.
Несколько минут.
Это Тони казалось, что прошли часы и часы. А на самом деле песня длилась всего несколько минут. А потом прозвучал какой-то жуткий аккорд - и девушка начала падать со стула.
Падать, словно подрубленная… синьор Пенья успел первым. Реакция у него всяко была лучше, чем у тана Фуэнтеса.
- Тони! То есть… ритана Лассара!
- Воды, - слабо попросила Тони. – Мне дурно…
С этим недугом отлично умел справляться тан Фуэнтес. Нашлись мигом и нюхательные соли, и слуги примчались с горячим шоколадом, и просто шоколад принесли на тарелочке, наколотый, и всякие сладости…
После первого глотка Тони зажмурила глаза покрепче. А после второй чашки порозовела, отогрелась – и с хищным интересом пригляделась к сладостям.
Но про дело не забыла.
- Тан Фуэнтес, скажите, ваша бабушка ведь любила антиквариат?
- Да.
- Вот… если вы будете так любезны и дадите мне от туалетного столика футляр синего бархата, вот такого размера, - Тони показала на пальцах примерно локоть, - а в нем лежит зеркало в оправе из слоновой кости. Вот его. Только заглядывать в него не надо.
- Н-но…
Тан Фуэнтес был искренне удивлен.
Тони не подходила к столику! Да и не лежало там сейчас ничего! Он лично все сгреб в ящики столика! И футляр там точно был, просто мужчина его не открывал – зачем?
Но откуда об этом знает девушка?
Нет, не понять…
- Ритана Лассара…
- Именно в это зеркало смотрели женщины перед смертью, - уже совсем другим тоном сказала Тони. – Дайте его сюда, пожалуйста.
Тан Фуэнтес повиновался. Молча и безоговорочно. Поверил он сразу. Кое-какие способности ему от бабушки достались, и он отлично видел, Антония не врет. Ни на секунду.
Лучше дать ей эту гадость… действительно, бабушка регулярно что-то такое покупала. И даже хвасталась. Но в тот день…
Что же было в тот день?
Конечно!
Бабушка не могла ему ничего рассказать, потому что он был в отъезде! Это потом он узнал и о ее смерти, и о покупке… о покупке вообще от управляющего, просто увидел крупную сумму в расходах, когда проверял счета, и спросил.
Управляющий сказал про зеркало, но разве до безделушек было мужчине?
Тан Фуэнтес протянул девушке футляр, выкопав его из-под старых вееров, коробочек с косметикой и еще какой-то пакости, и замер рядом.
- Это… оно?
Тони усмехнулась.
Вот в другом состоянии она бы никогда не решилась так поступить. А сейчас – могла.
Когда бесшабашность кружила голову, когда сидела глубоко внутри сила Ла Муэрте… разве она боится смерти?
Смерти нет! Есть Ла Муэрте, а это нечто совсем другое. Не окончательное небытие, а новая дорога. Надо только сделать шаг.
Или – посмотреть в зеркало.
Тан Фуэнтес даже не оскорбился, когда Хосе Мануэль схватил его за руку и рванул к себе. Оттаскивая от некромантки.
Убирая от зеркала.
Чутьем старого травленного волка он понял, что эта безделушка смертельно опасна. И не хотел еще одной смерти. Опять же, а гонорар кто заплатит?
Тони?
А тут еще посмотреть надо, кто опаснее – девушка или безделушка. Вот синьор Пенья поставил бы на девушку – и не прогадал.
Тони медленно вытащила зеркало – и сразу же развернула к себе стеклом. Пробежала пальцами по завиткам оправы. Прихотливым, изящным… ее вырезал настоящий мастер.
Злой мастер.
Вроде бы цветы.
Но вот мелькнули клыки.
Вот проскользнула среди цветов змея.
Вот и символы смерти…
И все это так искусно вплетено в рисунок, что и заметить-то не сразу удается.
А вот и само стекло. Его тоже делал искусный мастер. Оно так и притягивает взгляд, пальцы… да что же случилось!? Почему раньше оно спало и никого не убивало, а потом… вот так?!
Впрочем, Тони уже знала ответ.
Магия.
Его разбудила магия пожилой дамы, которую та невольно рассеивала вокруг себя. Она ведь жила за счет магии, обычные люди столько не живут. Вот и…
И ударило.
И вот оно… опять!
Тони ощущала стекло, как… как ворота. Куда? Неизвестно. Но… ей это и не надо.
Просто когда к ней потянулись щупальца, она позволила себе ослабить контроль над силой Ла Муэрте. И не выпустить ее даже, а скорее…
Сила Богини воззвала к богине.
Этого оказалось достаточно для зеркала.
Синьор Пенья схватил аристократа за руку, да так и замер. Сил двинуться не было.
Потому что по комнате стал распространяться… холод? Да, что-то очень похожее. Померк свет, потускнели краски, защекотал уши вкрадчивый потусторонний шепот…
Ты наш, ты мой, иди сюда…
Страшно было до мокрых штанов. Если Хосе Мануэль и держался еще, то на одной силе воли. На чем там держался тан Фуэнтес, ему было и неинтересно. Не обгадиться бы.
Жуть – жуткая!
Другого слова тут и не подберешь. И жуть, и кошмар, и тьма кромешная. Нестерпимая жуткая тьма. Та самая, которая подстерегает за порогом поздно ночью.
Та самая, которая выползает из древних гробниц, касается щеки своими ледяными щупальцами, шепчет на ухо, затягивает…
Та, которая была ДО первого огня, зажженного человеком. Бездонная, безбрежная, бесчеловечная…
Именно она сейчас царила в комнате.
Именно она… оно… изливалось из зеркала в руках некромантки.
И синьор Пенья уже готов был закричать и побежать, когда Антония нанесла свой удар. И ее глаза блеснули черным серебром.
Не светлым, нет…
Черным. Словно клинок ударил под покровом ночи, но при этом так и оставался серебряным. Губительным для нежити и нечисти.
Чистым и ярким.
Молния?
Гром?
Досадные и ненужные спецэффекты, право слово. А вот когда из светлых глаз бьет поток силы… вроде бы и ничего не поменялось в комнате, но в то же время поменялось – все.
И синьор Пенья даже не осознает, что его пальцы до боли сжимает рука аристократа. Потому что девушка смотрит в зеркало.
Потому что зеркало в ее руках начинает… рассыпаться на составляющие.
Песочком осыпается оправа, белым, мелким крошевом…
Золотистыми осколочками скользит из сведенных судорогой пальцев само зеркало. Мелким стеклянным крошевом, почти изначальным песком. Почти…
Больше оно никому вреда не причинит.
И последним, замыкая этот круг, скользит из пальцев Антонии металл. Расплавившийся в ее ладонях.
Капает тяжелыми тягучими каплями, прожигает ковер на полу, а Тони даже не чувствует никакого неудобства. Здесь и сейчас – это НЕ она.
Это Ла Муэрте смотрит через ее глаза. И не одобряет увиденного.
Что бы ни было в зеркале, это не Её творение. Нет, не богиня к этому причастна. Это чей-то другой разум, злой, жестокий… может, это зеркало как раз с ТОГО континента, откуда приходил дракон.
Может быть и такое.
Тони сейчас над этим не задумывается.
Она все-таки теряет сознание, падая носом в блюдце с шоколадом. И последней мыслью у нее почему-то проскальзывает: «Испачкаюсь…».
Так, собственно, и произошло.
- Творец!!!
Синьор Пенья и покрепче выразился. Тан Фуэнтес подумал, да и поддержал достойную компанию парой соленых боцманских фраз.
Выругался покрепче, выдохнул, еще раз выругался.
- Оно… ушло?!
- Кажись, да…
Сколько из Хосе Мануэля не вылезал уличный мальчишка с его говорком? Ох, долго…
- Что с ней?
Синьор Пенья оказался храбрее товарища по несчастью. Подошел, приподнял голову Тони, кстати, подвинул ее от шоколада, хотя кончик носа Тони уже в нем испачкала. И щеку тоже. Натуральный шоколад тает быстро…
- Жива. Обморок.
- С ума сойти… а что это было?
- Придет в себя, так и расспросим, - приходил в себя синьор Пенья. – Полагаю, не зря я ее привез?
- Нет, не зря. Это уж точно. Но это была некромантия?
- Не знаю. Пусть ритана Лассара сама объясняет, - красиво отмазался синьор.
Тан Фуэнтес вздохнул, позвонил в колокольчик и приказал принести еще шоколада. А сам потянул из кармана нюхательные соли.
Да, надо приводить девушку в чувство. А там и расспросим.
Сарита сидела в библиотеке, листала гербовник, думала.
Брат Теобальдо подкрался тихо и незаметно, словно кот, на мягких лапках.
- Ритана Дюран?
Знал он про Карраско, знал, но отчетливо понимал, что после всех дел Освальдо Сарита с ним дела иметь не захочет. Вот и называл ее по девичьей фамилии.
Сарита подняла на него растерянные глаза.
- Брат Теобальдо…
- Вам нужна помощь, ритана? Верно?
- Верно…
- Расскажете, в чем дело?
Ритана кивнула. И честно пересказала всю информацию, которой с ней поделилась словоохотливая парикмахерша. Брат Теобальдо задумался.
- Ритана Дюран, это странно.
- Странно?
- Вы не беседовали об этом с ританой Лассара, верно?
- Верно.
- Антония уверена, что ее мать умерла при родах, - брат Теобальдо не выбирал слова. Иногда это так позволяет экономить и время, и силы, и главное, нервы окружающих, что даже удивительно.
- При родах? Но… она не говорила, что Даэлис была беременна, - растерялась Сарита.
- Она не говорила – или вы не спрашивали?
Сарита задумалась.
- Она… пожалуй, она говорила о ребенке так, словно что-то знала. Мальчик, обладает силой… а вот что Даэлис была беременна – не говорила.
- Странно. Минуту… где-то я видел семейный молитвенник.
Сарита послушно подождала ту самую минуту. Пока брат Теобальдо открывал его, пока они вместе смотрели на даты смерти…
Даэлис Серена Лассара.
Антонио Мигель Лассара.
И дата смерти. Одна на двоих.
- Мне соврали? – уточнила Сарита.
- Да как сказать, - задумался брат Теобальдо. – Возможно, в чем-то и не солгали. А может, и наоборот. В любом случае, надо бы поговорить с этой дамой. И уже не вам, ритана.
- Не мне?
- Брату Матео и брату Дуардо. Это по их части.
- Я тоже хочу знать, что она скажет, - уперлась Сарита.
Брат Теобальдо покачал головой, явно не одобряя такое упрямство.
- Моих слов вам будет недостаточно, ритана? Я поклянусь, что братья от вас ничего не скроют.
Сарита качнула головой.
- Брат Теобальдо, я знаю, вы меня поймете правильно. Если Анна Мария солгала мне сейчас и в этом, кто знает, в чем и когда она еще солжет? Уже вашим братьям? Может, если я буду с ними, то что-то пойму, как женщина? Да и я уверена, вы захотите расспросить синьору Агуэда не у нее дома. И не у нее на работе, верно?
Брат кивнул головой.
Все верно. Он вообще собирался распорядиться привезти даму в Лассара. Или хотя бы куда-то в лесок вывезти. С женщинами – так. Лгать они могут даже на исповеди. А вот если начинают бояться, за себя ли, за других, мигом становятся сговорчивее.
Но часто начинают лгать еще более заковыристо. Может, и правда?
- Хорошо, ритана. Я поговорю с братьями. А что вы ищете? Петушиный герб?
Сарита протянула ему листок с шестью фамилиями.
- Я выписала всех. Но мне они… скажем так, я в курсе дела, я наслышана об этих фамилиях, кое с кем я встречалась… из этих семейств, я имею в виду. Они все приняты при дворе, и я была принята при дворе. И буду принята, если решу туда вернуться. Но… это другое. Я не представляю, кому из этих семейств могли помешать или понадобиться Лассара. Кому угодно, собственно…
Брат Теобальдо качнул головой.
- Ритана Дюран, я понимаю, возможно, вам солгали. Сделаем так. Вы поговорите с этой дамой еще раз. В присутствии братьев. Потом братья поговорят с ней в вашем присутствии. А потом посмотрите еще раз, что там… с петухом. С гербами и прочим.
- Хорошо, брат Теобальдо. Благодарю вас.
И туфельки на невысоком каблучке. До самой смерти – каблучки, прическа, улыбка…
Да и не собиралась она умирать. Жила, радовалась жизни, мечтала праправнуков увидеть, а то и на их свадьбе погулять… и сил у нее хватало. Не на молодость – это и маги не могут. А вот на жизнь, на здоровье – вполне.
А что же случилось потом?
Тони коснулась старинного клавесина в углу. Инструмент отозвался под ее пальцами жалобным стоном, словно хотел рассказать, мечтал, но… не мог?
Или мог?
Тони опустилась на банкетку рядом с клавесином, коснулась пальцами клавиш… да никогда она не играла! Ей это было попросту неинтересно! Разве что в детстве еще когда была жива мама…
Так давно…
Так…
Пальцы сами заскользили, ласково касаясь полированной слоновой кости. И девушка, словно наяву, увидела…
Вот пожилая женщина. Чем-то удивительно довольная… чем?
Маленьким ручным зеркалом из слоновой кости. Удивительно изящным. Красивая резьба, желтоватая матовая кость, темное стекло с приятным золотистым отливом, в таком зеркале даже самая последняя дурнушка покажется загадочной и неповторимой. А уж пожилая женщина и вовсе налюбоваться не может.
Ни морщин не видно.
Ни седины.
Ни…
Ни ее самой?!
Тони едва не ахнула, схватившись за горло. Но пальцы не отрывались от клавиш. И она видела, видела, как золотистое стекло внезапно темнеет, как становится воронкой в другое измерение, как искажается лицо дамы, как хватается она за горло… и зеркало падает на туалетный столик.
А женщина оседает вниз.
И лицо у нее белое. И безжизненное. Что бы ни обитало в старинном зеркале, оно просто выпило даму до дна.
И вот картинка меняется.
Теперь в комнате служанка. Плотненькая такая, улыбчивая, она наводит порядок… видно, что жившую тут даму ей не особенно жалко. Она даже прикидывает к себе какие-то драгоценности, примеряет… не ворует… или?!
Одно из колец она прячет за корсаж платья. Так надежнее, карманы и проверить могут, а в бюстгальтер не полезут. Наверное.
И добирается до зеркала.
Берет его в руки, вертит, крутит… пожимает плечами… безделушка! А где его футляр? Вот… но не рождена такая женщина, что не посмотрит в зеркало. Даже если рядом есть большое. Даже если…
И она смотрит.
В этот раз зеркалу требуется куда как меньше времени. Видимо, потому, что оно имеет дело не с магичкой. С обычным человеком, не слишком одаренным.
Одно движение… и служанка оседает у туалетного столика. А зеркало падает в приготовленный для него бархатный футляр – и тот закрывается.
Никто и не заподозрил неладное.
И картинка меняется снова.
В этот раз дама средних лет садится у зеркала. По-хозяйски, увесисто, даже грузно… столик протестующе скрипит, когда на него наваливаются объемной грудью, но у такой не забалуешь. Еще и руками опирается.
И несчастная мебель замолкает.
Лучше не бунтовать. А то вообще на помойку выкинут.
Дама перебирает безделушки, которых в этот раз подозрительно мало, морщится, кривит губы…
Вот она доходит до футляра, и достает из него зеркало. Взгляд…
И музыка обрывается каким-то совершенно жутким аккордом. А Тони сползает с банкетки на пол.
Голова кружится – просто убийственно! Хоть бы кто догадался про нюхательные соли! Ооооо….
***
Синьор Пенья и тан Фуэнтес действовали, не сговариваясь. Сначала они были откровенно удивлены. Когда девушка прошлась по комнате, словно лаская старую мебель.
Когда она присела перед клавесином.
И когда заиграла…
Вот тут побледнел уже тан Фуэнтес.
- Эту песню любила бабушка. Откуда она знает?
- Какую?
- Мой любимый, я твоя, я твоя, навсегда…
Синьор Пенья пожал плечами, расписываясь в своем невежестве, и тан Фуэнтес взмахнул рукой. Не сильно, чтобы не встревожить Тони.
- Она очень старая, это еще бабушкиной молодости песня, сейчас ее почти никто и не знает…
- Понятно. Наверное, она… в трансе.
Тан Фуэнтес посмотрел удивленно.
- Вот… так?
- У нее по-разному проявляется, - пояснил синьор Пенья. – И так, наверное, тоже.
Несколько минут.
Это Тони казалось, что прошли часы и часы. А на самом деле песня длилась всего несколько минут. А потом прозвучал какой-то жуткий аккорд - и девушка начала падать со стула.
Падать, словно подрубленная… синьор Пенья успел первым. Реакция у него всяко была лучше, чем у тана Фуэнтеса.
- Тони! То есть… ритана Лассара!
- Воды, - слабо попросила Тони. – Мне дурно…
С этим недугом отлично умел справляться тан Фуэнтес. Нашлись мигом и нюхательные соли, и слуги примчались с горячим шоколадом, и просто шоколад принесли на тарелочке, наколотый, и всякие сладости…
После первого глотка Тони зажмурила глаза покрепче. А после второй чашки порозовела, отогрелась – и с хищным интересом пригляделась к сладостям.
Но про дело не забыла.
- Тан Фуэнтес, скажите, ваша бабушка ведь любила антиквариат?
- Да.
- Вот… если вы будете так любезны и дадите мне от туалетного столика футляр синего бархата, вот такого размера, - Тони показала на пальцах примерно локоть, - а в нем лежит зеркало в оправе из слоновой кости. Вот его. Только заглядывать в него не надо.
- Н-но…
Тан Фуэнтес был искренне удивлен.
Тони не подходила к столику! Да и не лежало там сейчас ничего! Он лично все сгреб в ящики столика! И футляр там точно был, просто мужчина его не открывал – зачем?
Но откуда об этом знает девушка?
Нет, не понять…
- Ритана Лассара…
- Именно в это зеркало смотрели женщины перед смертью, - уже совсем другим тоном сказала Тони. – Дайте его сюда, пожалуйста.
Тан Фуэнтес повиновался. Молча и безоговорочно. Поверил он сразу. Кое-какие способности ему от бабушки достались, и он отлично видел, Антония не врет. Ни на секунду.
Лучше дать ей эту гадость… действительно, бабушка регулярно что-то такое покупала. И даже хвасталась. Но в тот день…
Что же было в тот день?
Конечно!
Бабушка не могла ему ничего рассказать, потому что он был в отъезде! Это потом он узнал и о ее смерти, и о покупке… о покупке вообще от управляющего, просто увидел крупную сумму в расходах, когда проверял счета, и спросил.
Управляющий сказал про зеркало, но разве до безделушек было мужчине?
Тан Фуэнтес протянул девушке футляр, выкопав его из-под старых вееров, коробочек с косметикой и еще какой-то пакости, и замер рядом.
- Это… оно?
Тони усмехнулась.
Вот в другом состоянии она бы никогда не решилась так поступить. А сейчас – могла.
Когда бесшабашность кружила голову, когда сидела глубоко внутри сила Ла Муэрте… разве она боится смерти?
Смерти нет! Есть Ла Муэрте, а это нечто совсем другое. Не окончательное небытие, а новая дорога. Надо только сделать шаг.
Или – посмотреть в зеркало.
Тан Фуэнтес даже не оскорбился, когда Хосе Мануэль схватил его за руку и рванул к себе. Оттаскивая от некромантки.
Убирая от зеркала.
Чутьем старого травленного волка он понял, что эта безделушка смертельно опасна. И не хотел еще одной смерти. Опять же, а гонорар кто заплатит?
Тони?
А тут еще посмотреть надо, кто опаснее – девушка или безделушка. Вот синьор Пенья поставил бы на девушку – и не прогадал.
Тони медленно вытащила зеркало – и сразу же развернула к себе стеклом. Пробежала пальцами по завиткам оправы. Прихотливым, изящным… ее вырезал настоящий мастер.
Злой мастер.
Вроде бы цветы.
Но вот мелькнули клыки.
Вот проскользнула среди цветов змея.
Вот и символы смерти…
И все это так искусно вплетено в рисунок, что и заметить-то не сразу удается.
А вот и само стекло. Его тоже делал искусный мастер. Оно так и притягивает взгляд, пальцы… да что же случилось!? Почему раньше оно спало и никого не убивало, а потом… вот так?!
Впрочем, Тони уже знала ответ.
Магия.
Его разбудила магия пожилой дамы, которую та невольно рассеивала вокруг себя. Она ведь жила за счет магии, обычные люди столько не живут. Вот и…
И ударило.
И вот оно… опять!
Тони ощущала стекло, как… как ворота. Куда? Неизвестно. Но… ей это и не надо.
Просто когда к ней потянулись щупальца, она позволила себе ослабить контроль над силой Ла Муэрте. И не выпустить ее даже, а скорее…
Сила Богини воззвала к богине.
Этого оказалось достаточно для зеркала.
***
Синьор Пенья схватил аристократа за руку, да так и замер. Сил двинуться не было.
Потому что по комнате стал распространяться… холод? Да, что-то очень похожее. Померк свет, потускнели краски, защекотал уши вкрадчивый потусторонний шепот…
Ты наш, ты мой, иди сюда…
Страшно было до мокрых штанов. Если Хосе Мануэль и держался еще, то на одной силе воли. На чем там держался тан Фуэнтес, ему было и неинтересно. Не обгадиться бы.
Жуть – жуткая!
Другого слова тут и не подберешь. И жуть, и кошмар, и тьма кромешная. Нестерпимая жуткая тьма. Та самая, которая подстерегает за порогом поздно ночью.
Та самая, которая выползает из древних гробниц, касается щеки своими ледяными щупальцами, шепчет на ухо, затягивает…
Та, которая была ДО первого огня, зажженного человеком. Бездонная, безбрежная, бесчеловечная…
Именно она сейчас царила в комнате.
Именно она… оно… изливалось из зеркала в руках некромантки.
И синьор Пенья уже готов был закричать и побежать, когда Антония нанесла свой удар. И ее глаза блеснули черным серебром.
Не светлым, нет…
Черным. Словно клинок ударил под покровом ночи, но при этом так и оставался серебряным. Губительным для нежити и нечисти.
Чистым и ярким.
Молния?
Гром?
Досадные и ненужные спецэффекты, право слово. А вот когда из светлых глаз бьет поток силы… вроде бы и ничего не поменялось в комнате, но в то же время поменялось – все.
И синьор Пенья даже не осознает, что его пальцы до боли сжимает рука аристократа. Потому что девушка смотрит в зеркало.
Потому что зеркало в ее руках начинает… рассыпаться на составляющие.
Песочком осыпается оправа, белым, мелким крошевом…
Золотистыми осколочками скользит из сведенных судорогой пальцев само зеркало. Мелким стеклянным крошевом, почти изначальным песком. Почти…
Больше оно никому вреда не причинит.
И последним, замыкая этот круг, скользит из пальцев Антонии металл. Расплавившийся в ее ладонях.
Капает тяжелыми тягучими каплями, прожигает ковер на полу, а Тони даже не чувствует никакого неудобства. Здесь и сейчас – это НЕ она.
Это Ла Муэрте смотрит через ее глаза. И не одобряет увиденного.
Что бы ни было в зеркале, это не Её творение. Нет, не богиня к этому причастна. Это чей-то другой разум, злой, жестокий… может, это зеркало как раз с ТОГО континента, откуда приходил дракон.
Может быть и такое.
Тони сейчас над этим не задумывается.
Она все-таки теряет сознание, падая носом в блюдце с шоколадом. И последней мыслью у нее почему-то проскальзывает: «Испачкаюсь…».
Так, собственно, и произошло.
Глава 5
- Творец!!!
Синьор Пенья и покрепче выразился. Тан Фуэнтес подумал, да и поддержал достойную компанию парой соленых боцманских фраз.
Выругался покрепче, выдохнул, еще раз выругался.
- Оно… ушло?!
- Кажись, да…
Сколько из Хосе Мануэля не вылезал уличный мальчишка с его говорком? Ох, долго…
- Что с ней?
Синьор Пенья оказался храбрее товарища по несчастью. Подошел, приподнял голову Тони, кстати, подвинул ее от шоколада, хотя кончик носа Тони уже в нем испачкала. И щеку тоже. Натуральный шоколад тает быстро…
- Жива. Обморок.
- С ума сойти… а что это было?
- Придет в себя, так и расспросим, - приходил в себя синьор Пенья. – Полагаю, не зря я ее привез?
- Нет, не зря. Это уж точно. Но это была некромантия?
- Не знаю. Пусть ритана Лассара сама объясняет, - красиво отмазался синьор.
Тан Фуэнтес вздохнул, позвонил в колокольчик и приказал принести еще шоколада. А сам потянул из кармана нюхательные соли.
Да, надо приводить девушку в чувство. А там и расспросим.
***
Сарита сидела в библиотеке, листала гербовник, думала.
Брат Теобальдо подкрался тихо и незаметно, словно кот, на мягких лапках.
- Ритана Дюран?
Знал он про Карраско, знал, но отчетливо понимал, что после всех дел Освальдо Сарита с ним дела иметь не захочет. Вот и называл ее по девичьей фамилии.
Сарита подняла на него растерянные глаза.
- Брат Теобальдо…
- Вам нужна помощь, ритана? Верно?
- Верно…
- Расскажете, в чем дело?
Ритана кивнула. И честно пересказала всю информацию, которой с ней поделилась словоохотливая парикмахерша. Брат Теобальдо задумался.
- Ритана Дюран, это странно.
- Странно?
- Вы не беседовали об этом с ританой Лассара, верно?
- Верно.
- Антония уверена, что ее мать умерла при родах, - брат Теобальдо не выбирал слова. Иногда это так позволяет экономить и время, и силы, и главное, нервы окружающих, что даже удивительно.
- При родах? Но… она не говорила, что Даэлис была беременна, - растерялась Сарита.
- Она не говорила – или вы не спрашивали?
Сарита задумалась.
- Она… пожалуй, она говорила о ребенке так, словно что-то знала. Мальчик, обладает силой… а вот что Даэлис была беременна – не говорила.
- Странно. Минуту… где-то я видел семейный молитвенник.
Сарита послушно подождала ту самую минуту. Пока брат Теобальдо открывал его, пока они вместе смотрели на даты смерти…
Даэлис Серена Лассара.
Антонио Мигель Лассара.
И дата смерти. Одна на двоих.
- Мне соврали? – уточнила Сарита.
- Да как сказать, - задумался брат Теобальдо. – Возможно, в чем-то и не солгали. А может, и наоборот. В любом случае, надо бы поговорить с этой дамой. И уже не вам, ритана.
- Не мне?
- Брату Матео и брату Дуардо. Это по их части.
- Я тоже хочу знать, что она скажет, - уперлась Сарита.
Брат Теобальдо покачал головой, явно не одобряя такое упрямство.
- Моих слов вам будет недостаточно, ритана? Я поклянусь, что братья от вас ничего не скроют.
Сарита качнула головой.
- Брат Теобальдо, я знаю, вы меня поймете правильно. Если Анна Мария солгала мне сейчас и в этом, кто знает, в чем и когда она еще солжет? Уже вашим братьям? Может, если я буду с ними, то что-то пойму, как женщина? Да и я уверена, вы захотите расспросить синьору Агуэда не у нее дома. И не у нее на работе, верно?
Брат кивнул головой.
Все верно. Он вообще собирался распорядиться привезти даму в Лассара. Или хотя бы куда-то в лесок вывезти. С женщинами – так. Лгать они могут даже на исповеди. А вот если начинают бояться, за себя ли, за других, мигом становятся сговорчивее.
Но часто начинают лгать еще более заковыристо. Может, и правда?
- Хорошо, ритана. Я поговорю с братьями. А что вы ищете? Петушиный герб?
Сарита протянула ему листок с шестью фамилиями.
- Я выписала всех. Но мне они… скажем так, я в курсе дела, я наслышана об этих фамилиях, кое с кем я встречалась… из этих семейств, я имею в виду. Они все приняты при дворе, и я была принята при дворе. И буду принята, если решу туда вернуться. Но… это другое. Я не представляю, кому из этих семейств могли помешать или понадобиться Лассара. Кому угодно, собственно…
Брат Теобальдо качнул головой.
- Ритана Дюран, я понимаю, возможно, вам солгали. Сделаем так. Вы поговорите с этой дамой еще раз. В присутствии братьев. Потом братья поговорят с ней в вашем присутствии. А потом посмотрите еще раз, что там… с петухом. С гербами и прочим.
- Хорошо, брат Теобальдо. Благодарю вас.
