Устёна… родная моя…
На клочья б негодную ламию разорвала! И каждый клочок еще пополам порвала!
Когда такое видишь, когда рядом с тобой от боли корчится сильный мужчина, когда его в дугу гнет не от физической боли – душевной, а ты и помочь ему не в состоянии…
Устя любимого мужчину обнимала, шептала глупости разные, и кажется, легче ему становилось.
Наконец Борис в себя пришел, выдохнул, на ноги поднялся.
- Прости…
Устя ему рот ладошкой закрыла.
- Не смей! Каждому опора надобна, а не пустота за спиной. У тебя я есть. Что бы ни было – встану, в любой беде ты меня позвать можешь! Только не передумай!
И почувствовала, как ее ладошки касается ласковый поцелуй.
Боря ее руку взял, ладошку дыханием согрел, губами прикоснулся.
- Устёна… родная моя…
Мир бы за эти слова отдала.
Жизнь и душу.
И отдала ведь… и не жалко теперь! Век бы стояла так-то… чудом государю на шею не кинулась.
Боренька…. Любимый.
Вроде бы и ничего не сказано, а две души ближе друг к другу стали.
По коридору Устя не шла – летела на крыльях.
И мир прекрасен, и жизнь чудесная… могла она и потайным ходом вернуться, да лучше не рисковать. Аксинья за кошаком пошла, вот вернулась она, а тут Устя из потайного хода появляется. Нет, ни к чему.
А вот ежели Устя просто вернется… допустим, позвал ее кто, или узнать что захотела…
Вот и ко времени пришлось, боярыня Степанида на дороге попалась, Устя шаг вперед сделала, путь ей загородила.
- Боярыня, дозволь узнать?
Степанида Пронская на нее посмотрела вначале без особой приязни, потом уж смягчилась. Когда б не Устя, было б сейчас две мертвых боярышни, а то и три.
Скандал бы поднялся великий, а виноват кто? А тот, кто себя защитить не сможет, и она, боярыня Пронская, в том числе. Стала б ее царица выгораживать?
Да кто ж знает?
А вот обвинить боярыню могли, еще как могли!
Недосмотрела! Ее попечению вверены невесты царевичевы, а ежели одна из них собралась других потравить… да и исполнила свое намерение? Понятно, она и виновата, мерзавка эта, Мышкина, но и еще кого найти можно. Выходило так что Устя ее от беды спасла. Потому боярыня головой тряхнула, ругаться не стала.
- Что тебе, боярышня?
- Не до рукоделья сегодня всем. А и сидеть просто так не привычно мне. Ежели дозволишь кружево мое забрать, я б пока у себя поработала?
Просьба несложной оказалась. И вреда в ней боярыня не увидела.
- Слугам скажу, принесут. Не самой же тебе козлы таскать.
- Благодарствую, боярыня, - Устинья поклонилась. Не низко, а так, чуточку, чтобы уважение показать, а себя не унизить.
- И…. и я тебе благодарна, боярышня. Хорошо, что вовремя ты все увидела.
- Я няньку выхаживала, и лекарства ей давала, и навидалась, и у лекаря спрашивала. А бешеница – она и яд, и лекарство, важно только количество.
- Вот как.
- Да. Я ее и ранее видела, вот и сообразила. Повезло просто.
- Очень нам повезло, - согласилась боярыня. – А вот Мышкину, либо, казнят теперь.
- Поделом будет. Она о чужих жизнях не подумала, вот и о ней думать не надобно.
Боярыня Пронская прищурилась внимательно.
- Не жалко тебе ее, боярышня?
- А должна я пожалеть? – Устя удивилась даже.
Пожалеть?
Дрянь, которая никого не пожалела? Ладно бы Устю одну – она же считай, всех приговорила. Всех, кто заливное решил бы взять! Ту же Пронскую, тех же слуг, которые могут доесть чего со стола господского… ей никого жалко не было, а Устя о ней поплакать должна?
Почему?
- Женщина прощать должна. Так Господь велел.
На это Устя ответ знала.
- Ты, боярыня, к священнику сходи, он и скажет, что такое прощение. Это когда на Страшном Суде спросят тебя, простила ли ты человека, а ты скажешь, что зла не держишь. Тогда простила. А здесь и сейчас, при жизни… я Вивею прощу, а наказание пусть она по закону понесет.
- Ишь ты…
- Прости, боярыня, а только убийца – это как волк, человеческой крови отведавший. Людоед. Он не остановится, а я жить хочу.
- Может, и так.
Устя руками развела.
- Так можно мне кружево, боярыня?
- Да, конечно, распоряжусь я сейчас.
Устя боярыне вслед посмотрела.
Понятно, женщине слабой надобно быть, прощать всех, молиться, только вот не сможет она. Уже не сумеет никогда.
Под сердцем, не причиняя боли, но и не давая надолго забыть о себе, горел черный огонек.
***
На клочья б негодную ламию разорвала! И каждый клочок еще пополам порвала!
Когда такое видишь, когда рядом с тобой от боли корчится сильный мужчина, когда его в дугу гнет не от физической боли – душевной, а ты и помочь ему не в состоянии…
Устя любимого мужчину обнимала, шептала глупости разные, и кажется, легче ему становилось.
Наконец Борис в себя пришел, выдохнул, на ноги поднялся.
- Прости…
Устя ему рот ладошкой закрыла.
- Не смей! Каждому опора надобна, а не пустота за спиной. У тебя я есть. Что бы ни было – встану, в любой беде ты меня позвать можешь! Только не передумай!
И почувствовала, как ее ладошки касается ласковый поцелуй.
Боря ее руку взял, ладошку дыханием согрел, губами прикоснулся.
- Устёна… родная моя…
Мир бы за эти слова отдала.
Жизнь и душу.
И отдала ведь… и не жалко теперь! Век бы стояла так-то… чудом государю на шею не кинулась.
Боренька…. Любимый.
Вроде бы и ничего не сказано, а две души ближе друг к другу стали.
***
По коридору Устя не шла – летела на крыльях.
И мир прекрасен, и жизнь чудесная… могла она и потайным ходом вернуться, да лучше не рисковать. Аксинья за кошаком пошла, вот вернулась она, а тут Устя из потайного хода появляется. Нет, ни к чему.
А вот ежели Устя просто вернется… допустим, позвал ее кто, или узнать что захотела…
Вот и ко времени пришлось, боярыня Степанида на дороге попалась, Устя шаг вперед сделала, путь ей загородила.
- Боярыня, дозволь узнать?
Степанида Пронская на нее посмотрела вначале без особой приязни, потом уж смягчилась. Когда б не Устя, было б сейчас две мертвых боярышни, а то и три.
Скандал бы поднялся великий, а виноват кто? А тот, кто себя защитить не сможет, и она, боярыня Пронская, в том числе. Стала б ее царица выгораживать?
Да кто ж знает?
А вот обвинить боярыню могли, еще как могли!
Недосмотрела! Ее попечению вверены невесты царевичевы, а ежели одна из них собралась других потравить… да и исполнила свое намерение? Понятно, она и виновата, мерзавка эта, Мышкина, но и еще кого найти можно. Выходило так что Устя ее от беды спасла. Потому боярыня головой тряхнула, ругаться не стала.
- Что тебе, боярышня?
- Не до рукоделья сегодня всем. А и сидеть просто так не привычно мне. Ежели дозволишь кружево мое забрать, я б пока у себя поработала?
Просьба несложной оказалась. И вреда в ней боярыня не увидела.
- Слугам скажу, принесут. Не самой же тебе козлы таскать.
- Благодарствую, боярыня, - Устинья поклонилась. Не низко, а так, чуточку, чтобы уважение показать, а себя не унизить.
- И…. и я тебе благодарна, боярышня. Хорошо, что вовремя ты все увидела.
- Я няньку выхаживала, и лекарства ей давала, и навидалась, и у лекаря спрашивала. А бешеница – она и яд, и лекарство, важно только количество.
- Вот как.
- Да. Я ее и ранее видела, вот и сообразила. Повезло просто.
- Очень нам повезло, - согласилась боярыня. – А вот Мышкину, либо, казнят теперь.
- Поделом будет. Она о чужих жизнях не подумала, вот и о ней думать не надобно.
Боярыня Пронская прищурилась внимательно.
- Не жалко тебе ее, боярышня?
- А должна я пожалеть? – Устя удивилась даже.
Пожалеть?
Дрянь, которая никого не пожалела? Ладно бы Устю одну – она же считай, всех приговорила. Всех, кто заливное решил бы взять! Ту же Пронскую, тех же слуг, которые могут доесть чего со стола господского… ей никого жалко не было, а Устя о ней поплакать должна?
Почему?
- Женщина прощать должна. Так Господь велел.
На это Устя ответ знала.
- Ты, боярыня, к священнику сходи, он и скажет, что такое прощение. Это когда на Страшном Суде спросят тебя, простила ли ты человека, а ты скажешь, что зла не держишь. Тогда простила. А здесь и сейчас, при жизни… я Вивею прощу, а наказание пусть она по закону понесет.
- Ишь ты…
- Прости, боярыня, а только убийца – это как волк, человеческой крови отведавший. Людоед. Он не остановится, а я жить хочу.
- Может, и так.
Устя руками развела.
- Так можно мне кружево, боярыня?
- Да, конечно, распоряжусь я сейчас.
Устя боярыне вслед посмотрела.
Понятно, женщине слабой надобно быть, прощать всех, молиться, только вот не сможет она. Уже не сумеет никогда.
Под сердцем, не причиняя боли, но и не давая надолго забыть о себе, горел черный огонек.
