Сделай так, чтобы меня никто не беспокоил.
Я напишу, как только смогу.
Рид.
Как брат короля, должен он иметь хоть какие-то привилегии? Осталось отдать письмо Аманде, и возвращаться к жене. Ждать, звать…
- Яууууу!!!
Как в коридор попал этот комок серого меха?
Да запросто. В любом замке держат котов и кошек, крысы-то сами заводятся, и шервуля с два ты их выведешь. А кошакам свойственно плодиться и размножаться. А их мелкому потомству – разбегаться куда не надо.
- Яууууу!!!
Котенок уверенно цеплялся когтями за штаны маркиза, и Рид, подумав, подхватил серого паршивца. Так, с котенком в одной руке, и письмом в другой, и подошел к Аманде.
- Отправить.
- А…
- Кот?
- Простите, ваше сиятельство. Я сейчас разберусь…
И так это было сказано, что Рид красочно представил себе процесс утопления хвостатого в ближайшей выгребной яме.
- Муррррк?
Кошак, словно понял, что речь идет о нем, покорно обвис в ладони маркиза, заурчал, сдаваясь на милость человека, и Торнейский вдруг махнул рукой.
- Кошака не трогать. Возьму с собой, вдруг доорется? Такие вопли и мертвого поднимут, не то, что спящего.
Аманда присела в реверансе. Сегодня репрессии кошачье племя не постигнут, это факт. Раз уж ей не досталось… да и не сделала бы она ничего плохого котенку. Специально у знакомых крысоловку просила, а то такие мыши бегают… лоси, а не мыши!
Пусть маркиз позабавится, а потом вернем мурлыку на кухню.
Рид вернулся в покои Малены.
Сел рядом на кровать, спустил с рук кота, который, словно что-то понимал, уткнулся между шеей и плечом Малены и принялся мурчать так старательно, словно ему за каждый «мурррк» колбасу давали.
- Малечка, девочка моя…
Руки были ледяными в его ладонях. И безжизненными…
Что тут скажешь? Как позовешь? Как заставишь Восьмилапого отпустить свою добычу?
Рид ничего не мог придумать. Только растирать ладони жены, греть тонкие пальцы своим дыханием, и звать.
Пусть она услышит.
Пусть вернется.
Боги милостивые и милосердные, вы ведь есть! Услышьте вы нас! Что вам – жалко?!
Отпустите ее, возьмите лучше меня, мою жизнь не жалко, за что вы так? Почему?
Неужели это за степняков? Или…
Наплевать!
Берите меня, но оставьте ее, прошу!
Я люблю ее!
Малечка, любимая, услышь меня, пожалуйста.
Возвращайся ко мне…
Рид и не замечал, что из его глаз катятся одна за одной слезы. Он просто не понимал, что плачет, мужчины ведь не плачут, правда же?
Вот и он не плачет, просто так получается… оно само, совсем само…
Возвращайся, любимая.
Матильда Домашкина.
Давид стянул пиджак и бросил его в сторону. Домработница потом уберет.
День свадьбы, мать его!
Ревнивая сучка, мать ее!
И ладно бы хоть повод был! Но Давид отлично знал, что никогда не интересовался Анжеликой. Ни когда она ощипанным двенадцатилетним цыпленком уезжала в Лондон, ни когда приехала оттуда отгламуренной курицей, как две капли воды похожая на всех гламурешек мира.
Все так стандартно, ногти-зубы-волосы, грудь-попа-талия, большие глаза, губки бантиком и смех колокольчиком. Мозги в конструкции не предусматриваются.
И из-за этой курицы его девочка лежит сейчас в больнице, тихая и неподвижная...
Брачная ночь... в реанимации, чтоб вас всех!
В сторону полетела и остальная одежда, а мужчина встал в душевую кабинку и включил контрастный душ.
Горячо-холодно, горячо-холодно, и так минут двадцать, чтобы прояснилось в голове, а сведенные судорогой пальцы чуть приотпустили чью-то шею.
Убил бы тварь!
Леди Макбет Мценского уезда, чтоб ее всей камерой отодрали!
- Яууууу!!!
Беська взвыла под дверцей кабины, и это стало поводом прекратить экзекуцию. Давид сделал шаг вперед, отряхнулся и подхватил кошку. Та тут же цапнула его за палец - что за вольности! Голый мужчина и мокрыми руками! Нахальство какое!
- Беся, ты со мной поедешь?
- Муррррк.
Зеленые глаза смотрели серьезно и всепонимающе. Кто его знает, о чем думают эти хвостатые? Что им доступно, откуда они пришли на Землю?
Малена говорила, что для нее все началось с котенка, который просил помощи. Она пошла на призыв и навсегда распрощалась с одиночеством.
Может быть, она и сейчас придет?
- Ты ведь позовешь хозяйку, киса? Она тебя услышит?
Зеленые глаза загадочно смотрят на человека.
Это вы, люди, бегаете, суетитесь, и ничего не понимаете в жизни. А вот мы, мудрые кошки...
Мы умеем мурчать на грани сна и яви, Яви и Нави, мы видим неведомые дорожки и слушаем неведомые вам истории. Это вы нас никогда не слушаете, а иногда еще и обижаете.
И забываете, что у нас девять жизней, а у вас всего одна. А за отнятую у кошки жизнь платить придется тоже – жизнью. Хорошо, если своей...
Беська мурчит, трется головой о плечо хозяина. Она все отлично понимает, хозяйка заблудилась там, куда ему нет дороги. А вот кошки на своих мягких лапках могут ходить, где пожелают. Если пожелают.
Она поедет с хозяином. И позовет.
Она обязательно дозовется.
- Анна Ивановна?
Домработницу Давид никак не ожидал. Но...
- В новостях передали. Я тут же и сюда, ужас-то какой!
Давид кивнул и потянулся за списком.
- Анна Ивановна, соберете Малечке вещи по списку? В больницу.
- Да я уж начала... давайте список-то. Сейчас все сделаю. Поправится она, Давид Эдуардович. Обязательно поправится.
- Я уверен.
На самом деле, никто из них не был уверен. Но...
- И кошке соберите что там с собой, мало ли?
- Вы ее берете? А... разрешат?
- Пусть попробуют не разрешить, - хмыкнул Давид. И отправился одеваться.
Джинсы, футболка, свитер – на ноги удобные мокасины. И можно ехать. Анна Ивановна стояла рядом с сумкой.
- Я тут и повседневное положила, а то Малечка придет в себя, а у нее ничего и нет, кроме свадебного платья.
- Спасибо.
Беська уже негодующе орала из переноски, требуя свободы.
До джипа Давид кошку честно донес в переноске, а там махнул рукой, да и выпустил ее в машине, чтобы эти дурные вопли не слушать. Лучше уж ножом по стеклу.
- Ну, если ты мне, пакостница, полезешь под педаль газа, там и придавлю.
Размечтался.
Нормальная кошка не полезет под педаль газа. Она развалится на «торпеде», благо, у Джипа там такая ширина, хоть поросенка перевози, и будет надменно поглядывать на проезжающие мимо машины.
Фотографируете?
Да на здоровье, мало, что ли, дураков на дорогах? А кошка будет ехать, как ей нравится.
И на руки к Давиду, когда машина встала на парковку, она пошла по доброй воле. Правда, пришлось ее сунуть под свитер, мало ли что, но Беська не возражала. А медработники предпочли не замечать подергиваний свитера, мало ли? Может, человек так дышит животом? Может, он йогой занимается?
Вот и палата, вот и кровать с лежащей на ней девушкой, и Беська урчит все громче и громче, тревожнее...
- Твой выход, киса.
Беська планирует на кровать и начинает принюхиваться. К Малене, к больничному белью, к запаху отчаяния, который пропитал здесь все, от стен до потолка...
- Муррррррк!
Кошка сворачивается клубком и устраивается аккурат в ложбинке шеи Матильды. И принимается мурчать так, словно хочет заменить парочку тракторов «Беларусь». Хватит спать, хозяйка! Чеши кису!
Давид садится рядом с Маленой на кровать.
Берет ее руки, согревает в своих пальцах ледяные ладони.
- Малечка. Возвращайся ко мне, родная. Возвращайся. Не уходи, не надо, не оставляй меня. У нас ведь все может быть, вообще все... не уходи...
Плохо стирают больничное белье.
Вот и пятна на нем, мокрые, серые, словно бы от слез. Но это не слезы, правда? Это просто плохая стирка.
Матильда медленно шла по зеркальному коридору.
Королевство кривых зеркал.
Гадость.
Она и фильм не уважала, и аттракционы в свое время не любила. Бабушка взяла ее как-то в комнату с кривыми зеркалами, но маленькая Матильда расплакалась так, что было не унять.
Она ведь не такая!
Она... тогда она вцепилась в бабушкину руку – не отодрать, и ревела, ревела… тогда у нее была бабушка. А сейчас она одна, совсем одна…
Нет, минуту! А где Малена?
Они – сестры, они никогда больше не будут одни…
Вспоминай, Матильда, почему ты здесь? Что это было?
Кажется, разбилось их зеркало.
ИХ зеркало...
Разбилось...
А раз так...
Малена тоже здесь?
- Малечка, отзовись мне!!! МАЛЕНА!!!
И словно шелест ветра, откуда-то из-за зеркал ветер приносит родной голос.
- ТИЛЬДА!!! ТИЛЬДА, Я ЗДЕСЬ!!!
Матильда идет на этот голос, как на маяк.
Она знает, где-то там, в этом зеркальном лабиринте так же заблудилась ее сестра. И не бросит здесь свою близняшку.
Она найдет ее. И они вместе решат, что делать.
Матильда двигалась.
Она сама не понимала, как она идет в этом зеркальном лабиринте, но если надо…
Нет таких крепостей, которые не взяли бы коммунисты! До Берлина дошли, и до сестры дойдем. Ей бы хоть что тяжелое, а то оказалась она в этом долбаном лабиринте в свадебном платье, на ногах туфельки из тряпочки, а как хорошо бы сейчас кирзовые сапоги! И с размаху ногой бы по стеклу…
Грррр!
А тут – рисковать неохота. Осколками все порежется, что можно и что нельзя.
Кто его знает, может тут и кровью истечь можно, и босоножки отбросить?
Оставалось идти в ту сторону, откуда она слышала голос сестры. И радоваться, что хотя бы дорога есть.
А зеркальные стены…
Да чтоб она на эти аттракционы еще хоть раз… хоть когда…
Бульдозер мне! Большой бульдозер! Плевать, что водить не умею, разберусь и все с землей сравняю!
Шаг, еще один, отражение в кривых зеркалах дергается, кружится, кривляется… и когда Матильда видит сестру, она даже не сразу понимает, что это – Малена.
Простая ночная рубашка до пят – хорошо хоть тут Матильда соображает, что сама одета чуть иначе. А вот красное пятно на груди у них у обеих одинаковое. У Матильды измазано свадебное платье, у Малены – ночнушка… и что тут происходит?
Выяснить это девушка не успевает, Малена бросается ей на шею.
- ТИЛЬДА!!!
- МАЛЕЧКА!!!
Две сестры вцепляются друг в друга клещами, и только минут через пятнадцать начинают соображать. Малена вся дрожит, и Матильда гладит ее по волосам, ощущая себя старшей и сильной. Когда рядом есть кто-то кого надо защищать…
Да она те зеркала зубами прогрызет!
Амальгаму их об кислоту три раза!
Девушки успокаиваются еще не скоро. Матильда, плюнув на все, раздирает на тряпки свадебное платье, и стелет его на зеркальный пол.
- Садись.
- Тильда, где мы?
- В… в большой заднице. Подозреваю, что так. Что ты помнишь со свадьбы?
Найдя сестру, Матильда уже начала сопоставлять и взвешивать.
- Анжелику. С… пистолетом?
- Ага, эта дебилка стреляла в нас. Надо полагать… видишь, где пятно?
- Д-да… зеркало?
- Однозначно, зеркало.
- Пуля его пробила, разбила…
Матильда задумалась.
- Разбить – определенно разбила. Но не пробила, это уж вряд ли. Я это зеркальце помню, его вместо бронежилета употреблять можно, там оправа – дай Боже…
- Думаешь?
- Примем за гипотезу. Мы живы, а вот зеркалу пришел полярный лис. Песец, то есть. Моему. А что с твоим?
- А что с ним?
- Можно только догадываться. Но судя по твоей ночнушке…
- Ой. Да…
- Ты спала, я бодрствовала, что там ночью произошло – черт его знает. Но похоже, что расколотили два зеркала.
- Одновременно?
- В природе еще и не такое бывает, - со знанием дела ответила Матильда. – совпадения… вряд ли. Ты нашла свое зеркало – я свое. Ты оцарапала руку – и я тоже. Мое зеркало разбилось, и твое, надо полагать – тоже.
- И что нам теперь делать? – Малена, кажется, решила разрыдаться и уже предварительно засопела.
- Думать, - утвердила Матильда. – Думать и только думать, потом прыгать будем.
- К-куда?
- Не куда, а зачем… так, если эта тряпка идентична… хорошо, что я всяких фентезятин насмотрелась. Где она, черррррт!
- Кто?
- Вот!
Матильда торжественно предъявила булавку, которую лично подколола к подолу платья головкой вниз. От сглаза.
Суеверие?
Да и фиг с ним, просто когда еще человеку не позавидовать, как в день свадьбы? И вообще, значит булавка – суеверие, а общаться со своей половинкой из другого мира, это суровая реальность, ага…
- Давай сюда палец.
Мария-Элена кивнула.
- Ой.
Матильда проколола ей палец, потом так же кольнула свой, подождала, пока выступит алая бусинка крови…
- Давай сюда руку. Чтобы кровь соприкоснулась.
- Х-хорошо…
Чутье девушку не подвело. Кровью это началось, и кровью продолжилось.
Стоило рукам девушек соединиться…
Это было похоже на удар молнии. Ясность, простая и беспримесная, которая открывается… вот смотришь иногда – и звучат слова. И ты понимаешь – это истина.
Или говоришь что-то такое, словно на миг Пифия отдала тебе свой дар, то ли в награду, то ли в проклятие…
Это бывает.
И сейчас девушки осознавали на двоих одно и то же.
Миры чем-то напоминают зеркальный шар со множеством граней, их зеркала связали два мира. Но если бы Матильда и Малена не были отражениями друг друга, ничего не получилось бы.
Они одинаковы.
Не сестры, нет… если бы можно было провести генетический анализ, они были бы близнецами. Или – одним и тем же человеком, все же у близнецов есть свои различия.
Зеркала связали их, а разбившееся зеркало… оба зеркала – они порвали эту связь.
Порезали ее в клочья острыми зеркальными осколками. И именно сопротивление вышвырнуло девушек сюда.
Они не хотели, не собирались терять друг друга.
Но…
Матильда, не расцепляя рук, кольнула булавкой еще и другой палец, уже на левой руке. Коснулась кровью ближайшего зеркала.
- Смотри!
Больничная палата.
Какой-то здоровущий прибор в углу.
На кровати свернулась Беська. Рядом, на стуле, сидит Давид. Он держит руку неподвижно лежащей девушки в своих ладонях, и что-то говорит. Что?
Не слышно. Но можно догадаться.
Зовет? Молится?
Люди в таких ситуациях неоригинальны.
- Дай булавку, - попросила Малена.
И в свою очередь коснулась зеркала окровавленным пальцем.
Это – не палата. Это их спальня, в городском доме. И снова – бледная, словно смерть, девушка лежит на кровати, а рядом с ней сидит маркиз Торнейский, и что-то говорит, сжимая ее руку. И…
- Кота он откуда взял?
Серая и хвостатая копия Беськи так же пыталась придушить девушку путем заползания на шею. Лапы вообще по-хозяйски положила, чуть не в рот.
- Значит, и здесь, и там, - подвела итог Малена.
И посмотрела на сестру.
- Что мы теперь будем делать?
- Возвращаться, Малечка.
- Н-но…
Мария-Элена поежилась.
Как и Матильда, в этом зеркальном лабиринте, она понимала главное.
Зеркала – разбиты.
Они больше не смогут поговорить. Никогда…
И она никогда не увидит Матильду, Давида, Беську… никого не увидит… для нее навсегда закроется этот мир. Такой странный, но такой притягательный.
Матильда вздохнула.
- Мы не можем оставаться тут надолго. Без воды человек может прожить три дня, меня-то поддержат, а вот ты умрешь… я не хочу. Черт… я не смогу без Рида! Малечка, ты сделаешь его счастливым?
- Я – не сделаю, - медленно отозвалась Малена. – не смогу. Только ты…
Здесь и сейчас девушки думали одинаково.
- Только я… и с Давидом я никогда не уживусь, ты же понимаешь…
Малена и это понимала.
Тихая жизнь семейной женщины – не для Матильды, рано или поздно ее потянет на подвиги. Слишком она вспыльчивая, умная, резкая… хоть они и отражения, но такие разные!
Я напишу, как только смогу.
Рид.
Как брат короля, должен он иметь хоть какие-то привилегии? Осталось отдать письмо Аманде, и возвращаться к жене. Ждать, звать…
- Яууууу!!!
Как в коридор попал этот комок серого меха?
Да запросто. В любом замке держат котов и кошек, крысы-то сами заводятся, и шервуля с два ты их выведешь. А кошакам свойственно плодиться и размножаться. А их мелкому потомству – разбегаться куда не надо.
- Яууууу!!!
Котенок уверенно цеплялся когтями за штаны маркиза, и Рид, подумав, подхватил серого паршивца. Так, с котенком в одной руке, и письмом в другой, и подошел к Аманде.
- Отправить.
- А…
- Кот?
- Простите, ваше сиятельство. Я сейчас разберусь…
И так это было сказано, что Рид красочно представил себе процесс утопления хвостатого в ближайшей выгребной яме.
- Муррррк?
Кошак, словно понял, что речь идет о нем, покорно обвис в ладони маркиза, заурчал, сдаваясь на милость человека, и Торнейский вдруг махнул рукой.
- Кошака не трогать. Возьму с собой, вдруг доорется? Такие вопли и мертвого поднимут, не то, что спящего.
Аманда присела в реверансе. Сегодня репрессии кошачье племя не постигнут, это факт. Раз уж ей не досталось… да и не сделала бы она ничего плохого котенку. Специально у знакомых крысоловку просила, а то такие мыши бегают… лоси, а не мыши!
Пусть маркиз позабавится, а потом вернем мурлыку на кухню.
***
Рид вернулся в покои Малены.
Сел рядом на кровать, спустил с рук кота, который, словно что-то понимал, уткнулся между шеей и плечом Малены и принялся мурчать так старательно, словно ему за каждый «мурррк» колбасу давали.
- Малечка, девочка моя…
Руки были ледяными в его ладонях. И безжизненными…
Что тут скажешь? Как позовешь? Как заставишь Восьмилапого отпустить свою добычу?
Рид ничего не мог придумать. Только растирать ладони жены, греть тонкие пальцы своим дыханием, и звать.
Пусть она услышит.
Пусть вернется.
Боги милостивые и милосердные, вы ведь есть! Услышьте вы нас! Что вам – жалко?!
Отпустите ее, возьмите лучше меня, мою жизнь не жалко, за что вы так? Почему?
Неужели это за степняков? Или…
Наплевать!
Берите меня, но оставьте ее, прошу!
Я люблю ее!
Малечка, любимая, услышь меня, пожалуйста.
Возвращайся ко мне…
Рид и не замечал, что из его глаз катятся одна за одной слезы. Он просто не понимал, что плачет, мужчины ведь не плачут, правда же?
Вот и он не плачет, просто так получается… оно само, совсем само…
Возвращайся, любимая.
Матильда Домашкина.
Давид стянул пиджак и бросил его в сторону. Домработница потом уберет.
День свадьбы, мать его!
Ревнивая сучка, мать ее!
И ладно бы хоть повод был! Но Давид отлично знал, что никогда не интересовался Анжеликой. Ни когда она ощипанным двенадцатилетним цыпленком уезжала в Лондон, ни когда приехала оттуда отгламуренной курицей, как две капли воды похожая на всех гламурешек мира.
Все так стандартно, ногти-зубы-волосы, грудь-попа-талия, большие глаза, губки бантиком и смех колокольчиком. Мозги в конструкции не предусматриваются.
И из-за этой курицы его девочка лежит сейчас в больнице, тихая и неподвижная...
Брачная ночь... в реанимации, чтоб вас всех!
В сторону полетела и остальная одежда, а мужчина встал в душевую кабинку и включил контрастный душ.
Горячо-холодно, горячо-холодно, и так минут двадцать, чтобы прояснилось в голове, а сведенные судорогой пальцы чуть приотпустили чью-то шею.
Убил бы тварь!
Леди Макбет Мценского уезда, чтоб ее всей камерой отодрали!
- Яууууу!!!
Беська взвыла под дверцей кабины, и это стало поводом прекратить экзекуцию. Давид сделал шаг вперед, отряхнулся и подхватил кошку. Та тут же цапнула его за палец - что за вольности! Голый мужчина и мокрыми руками! Нахальство какое!
- Беся, ты со мной поедешь?
- Муррррк.
Зеленые глаза смотрели серьезно и всепонимающе. Кто его знает, о чем думают эти хвостатые? Что им доступно, откуда они пришли на Землю?
Малена говорила, что для нее все началось с котенка, который просил помощи. Она пошла на призыв и навсегда распрощалась с одиночеством.
Может быть, она и сейчас придет?
- Ты ведь позовешь хозяйку, киса? Она тебя услышит?
Зеленые глаза загадочно смотрят на человека.
Это вы, люди, бегаете, суетитесь, и ничего не понимаете в жизни. А вот мы, мудрые кошки...
Мы умеем мурчать на грани сна и яви, Яви и Нави, мы видим неведомые дорожки и слушаем неведомые вам истории. Это вы нас никогда не слушаете, а иногда еще и обижаете.
И забываете, что у нас девять жизней, а у вас всего одна. А за отнятую у кошки жизнь платить придется тоже – жизнью. Хорошо, если своей...
Беська мурчит, трется головой о плечо хозяина. Она все отлично понимает, хозяйка заблудилась там, куда ему нет дороги. А вот кошки на своих мягких лапках могут ходить, где пожелают. Если пожелают.
Она поедет с хозяином. И позовет.
Она обязательно дозовется.
***
- Анна Ивановна?
Домработницу Давид никак не ожидал. Но...
- В новостях передали. Я тут же и сюда, ужас-то какой!
Давид кивнул и потянулся за списком.
- Анна Ивановна, соберете Малечке вещи по списку? В больницу.
- Да я уж начала... давайте список-то. Сейчас все сделаю. Поправится она, Давид Эдуардович. Обязательно поправится.
- Я уверен.
На самом деле, никто из них не был уверен. Но...
- И кошке соберите что там с собой, мало ли?
- Вы ее берете? А... разрешат?
- Пусть попробуют не разрешить, - хмыкнул Давид. И отправился одеваться.
Джинсы, футболка, свитер – на ноги удобные мокасины. И можно ехать. Анна Ивановна стояла рядом с сумкой.
- Я тут и повседневное положила, а то Малечка придет в себя, а у нее ничего и нет, кроме свадебного платья.
- Спасибо.
Беська уже негодующе орала из переноски, требуя свободы.
***
До джипа Давид кошку честно донес в переноске, а там махнул рукой, да и выпустил ее в машине, чтобы эти дурные вопли не слушать. Лучше уж ножом по стеклу.
- Ну, если ты мне, пакостница, полезешь под педаль газа, там и придавлю.
Размечтался.
Нормальная кошка не полезет под педаль газа. Она развалится на «торпеде», благо, у Джипа там такая ширина, хоть поросенка перевози, и будет надменно поглядывать на проезжающие мимо машины.
Фотографируете?
Да на здоровье, мало, что ли, дураков на дорогах? А кошка будет ехать, как ей нравится.
И на руки к Давиду, когда машина встала на парковку, она пошла по доброй воле. Правда, пришлось ее сунуть под свитер, мало ли что, но Беська не возражала. А медработники предпочли не замечать подергиваний свитера, мало ли? Может, человек так дышит животом? Может, он йогой занимается?
Вот и палата, вот и кровать с лежащей на ней девушкой, и Беська урчит все громче и громче, тревожнее...
- Твой выход, киса.
Беська планирует на кровать и начинает принюхиваться. К Малене, к больничному белью, к запаху отчаяния, который пропитал здесь все, от стен до потолка...
- Муррррррк!
Кошка сворачивается клубком и устраивается аккурат в ложбинке шеи Матильды. И принимается мурчать так, словно хочет заменить парочку тракторов «Беларусь». Хватит спать, хозяйка! Чеши кису!
Давид садится рядом с Маленой на кровать.
Берет ее руки, согревает в своих пальцах ледяные ладони.
- Малечка. Возвращайся ко мне, родная. Возвращайся. Не уходи, не надо, не оставляй меня. У нас ведь все может быть, вообще все... не уходи...
Плохо стирают больничное белье.
Вот и пятна на нем, мокрые, серые, словно бы от слез. Но это не слезы, правда? Это просто плохая стирка.
***
Матильда медленно шла по зеркальному коридору.
Королевство кривых зеркал.
Гадость.
Она и фильм не уважала, и аттракционы в свое время не любила. Бабушка взяла ее как-то в комнату с кривыми зеркалами, но маленькая Матильда расплакалась так, что было не унять.
Она ведь не такая!
Она... тогда она вцепилась в бабушкину руку – не отодрать, и ревела, ревела… тогда у нее была бабушка. А сейчас она одна, совсем одна…
Нет, минуту! А где Малена?
Они – сестры, они никогда больше не будут одни…
Вспоминай, Матильда, почему ты здесь? Что это было?
Кажется, разбилось их зеркало.
ИХ зеркало...
Разбилось...
А раз так...
Малена тоже здесь?
- Малечка, отзовись мне!!! МАЛЕНА!!!
И словно шелест ветра, откуда-то из-за зеркал ветер приносит родной голос.
- ТИЛЬДА!!! ТИЛЬДА, Я ЗДЕСЬ!!!
Матильда идет на этот голос, как на маяк.
Она знает, где-то там, в этом зеркальном лабиринте так же заблудилась ее сестра. И не бросит здесь свою близняшку.
Она найдет ее. И они вместе решат, что делать.
***
Матильда двигалась.
Она сама не понимала, как она идет в этом зеркальном лабиринте, но если надо…
Нет таких крепостей, которые не взяли бы коммунисты! До Берлина дошли, и до сестры дойдем. Ей бы хоть что тяжелое, а то оказалась она в этом долбаном лабиринте в свадебном платье, на ногах туфельки из тряпочки, а как хорошо бы сейчас кирзовые сапоги! И с размаху ногой бы по стеклу…
Грррр!
А тут – рисковать неохота. Осколками все порежется, что можно и что нельзя.
Кто его знает, может тут и кровью истечь можно, и босоножки отбросить?
Оставалось идти в ту сторону, откуда она слышала голос сестры. И радоваться, что хотя бы дорога есть.
А зеркальные стены…
Да чтоб она на эти аттракционы еще хоть раз… хоть когда…
Бульдозер мне! Большой бульдозер! Плевать, что водить не умею, разберусь и все с землей сравняю!
Шаг, еще один, отражение в кривых зеркалах дергается, кружится, кривляется… и когда Матильда видит сестру, она даже не сразу понимает, что это – Малена.
Простая ночная рубашка до пят – хорошо хоть тут Матильда соображает, что сама одета чуть иначе. А вот красное пятно на груди у них у обеих одинаковое. У Матильды измазано свадебное платье, у Малены – ночнушка… и что тут происходит?
Выяснить это девушка не успевает, Малена бросается ей на шею.
- ТИЛЬДА!!!
- МАЛЕЧКА!!!
Две сестры вцепляются друг в друга клещами, и только минут через пятнадцать начинают соображать. Малена вся дрожит, и Матильда гладит ее по волосам, ощущая себя старшей и сильной. Когда рядом есть кто-то кого надо защищать…
Да она те зеркала зубами прогрызет!
Амальгаму их об кислоту три раза!
***
Девушки успокаиваются еще не скоро. Матильда, плюнув на все, раздирает на тряпки свадебное платье, и стелет его на зеркальный пол.
- Садись.
- Тильда, где мы?
- В… в большой заднице. Подозреваю, что так. Что ты помнишь со свадьбы?
Найдя сестру, Матильда уже начала сопоставлять и взвешивать.
- Анжелику. С… пистолетом?
- Ага, эта дебилка стреляла в нас. Надо полагать… видишь, где пятно?
- Д-да… зеркало?
- Однозначно, зеркало.
- Пуля его пробила, разбила…
Матильда задумалась.
- Разбить – определенно разбила. Но не пробила, это уж вряд ли. Я это зеркальце помню, его вместо бронежилета употреблять можно, там оправа – дай Боже…
- Думаешь?
- Примем за гипотезу. Мы живы, а вот зеркалу пришел полярный лис. Песец, то есть. Моему. А что с твоим?
- А что с ним?
- Можно только догадываться. Но судя по твоей ночнушке…
- Ой. Да…
- Ты спала, я бодрствовала, что там ночью произошло – черт его знает. Но похоже, что расколотили два зеркала.
- Одновременно?
- В природе еще и не такое бывает, - со знанием дела ответила Матильда. – совпадения… вряд ли. Ты нашла свое зеркало – я свое. Ты оцарапала руку – и я тоже. Мое зеркало разбилось, и твое, надо полагать – тоже.
- И что нам теперь делать? – Малена, кажется, решила разрыдаться и уже предварительно засопела.
- Думать, - утвердила Матильда. – Думать и только думать, потом прыгать будем.
- К-куда?
- Не куда, а зачем… так, если эта тряпка идентична… хорошо, что я всяких фентезятин насмотрелась. Где она, черррррт!
- Кто?
- Вот!
Матильда торжественно предъявила булавку, которую лично подколола к подолу платья головкой вниз. От сглаза.
Суеверие?
Да и фиг с ним, просто когда еще человеку не позавидовать, как в день свадьбы? И вообще, значит булавка – суеверие, а общаться со своей половинкой из другого мира, это суровая реальность, ага…
- Давай сюда палец.
Мария-Элена кивнула.
- Ой.
Матильда проколола ей палец, потом так же кольнула свой, подождала, пока выступит алая бусинка крови…
- Давай сюда руку. Чтобы кровь соприкоснулась.
- Х-хорошо…
Чутье девушку не подвело. Кровью это началось, и кровью продолжилось.
Стоило рукам девушек соединиться…
***
Это было похоже на удар молнии. Ясность, простая и беспримесная, которая открывается… вот смотришь иногда – и звучат слова. И ты понимаешь – это истина.
Или говоришь что-то такое, словно на миг Пифия отдала тебе свой дар, то ли в награду, то ли в проклятие…
Это бывает.
И сейчас девушки осознавали на двоих одно и то же.
Миры чем-то напоминают зеркальный шар со множеством граней, их зеркала связали два мира. Но если бы Матильда и Малена не были отражениями друг друга, ничего не получилось бы.
Они одинаковы.
Не сестры, нет… если бы можно было провести генетический анализ, они были бы близнецами. Или – одним и тем же человеком, все же у близнецов есть свои различия.
Зеркала связали их, а разбившееся зеркало… оба зеркала – они порвали эту связь.
Порезали ее в клочья острыми зеркальными осколками. И именно сопротивление вышвырнуло девушек сюда.
Они не хотели, не собирались терять друг друга.
Но…
Матильда, не расцепляя рук, кольнула булавкой еще и другой палец, уже на левой руке. Коснулась кровью ближайшего зеркала.
- Смотри!
Больничная палата.
Какой-то здоровущий прибор в углу.
На кровати свернулась Беська. Рядом, на стуле, сидит Давид. Он держит руку неподвижно лежащей девушки в своих ладонях, и что-то говорит. Что?
Не слышно. Но можно догадаться.
Зовет? Молится?
Люди в таких ситуациях неоригинальны.
- Дай булавку, - попросила Малена.
И в свою очередь коснулась зеркала окровавленным пальцем.
Это – не палата. Это их спальня, в городском доме. И снова – бледная, словно смерть, девушка лежит на кровати, а рядом с ней сидит маркиз Торнейский, и что-то говорит, сжимая ее руку. И…
- Кота он откуда взял?
Серая и хвостатая копия Беськи так же пыталась придушить девушку путем заползания на шею. Лапы вообще по-хозяйски положила, чуть не в рот.
- Значит, и здесь, и там, - подвела итог Малена.
И посмотрела на сестру.
- Что мы теперь будем делать?
- Возвращаться, Малечка.
- Н-но…
Мария-Элена поежилась.
Как и Матильда, в этом зеркальном лабиринте, она понимала главное.
Зеркала – разбиты.
Они больше не смогут поговорить. Никогда…
И она никогда не увидит Матильду, Давида, Беську… никого не увидит… для нее навсегда закроется этот мир. Такой странный, но такой притягательный.
Матильда вздохнула.
- Мы не можем оставаться тут надолго. Без воды человек может прожить три дня, меня-то поддержат, а вот ты умрешь… я не хочу. Черт… я не смогу без Рида! Малечка, ты сделаешь его счастливым?
- Я – не сделаю, - медленно отозвалась Малена. – не смогу. Только ты…
Здесь и сейчас девушки думали одинаково.
- Только я… и с Давидом я никогда не уживусь, ты же понимаешь…
Малена и это понимала.
Тихая жизнь семейной женщины – не для Матильды, рано или поздно ее потянет на подвиги. Слишком она вспыльчивая, умная, резкая… хоть они и отражения, но такие разные!
