– Да. Я недавно побывал на бывшей работе моего подзащитного. Дирекция сказала, что готовы взять его обратно. Поэтому можно смело считать, что мой подзащитный – трудоустроен.
– Понятно. Осужденный, вы можете что-нибудь добавить к сказанному?
– Да всё итак сказано, – растерялся Боря, адвокат сделал на него «шикающее» выражение лица. – Я рассчитывал на условку, а получил реальный срок. Поэтому и подал касатку, в надежде на смягчение приговора. У меня первая судимость, поэтому я боюсь колонии…
– Значит, вы ничего не добавите?
Боря промолчал. Судья продолжил:
– Потерпевшая, вы что можете добавить?
– На усмотрение суда. – Сказала директриса. – Мне нечего здесь добавить. Я не разбираюсь в этих вещах. Не знаю поэтому.
– Вы согласны с приговором?
– Ну…, возможно…, я не против…, чтоб он был… помягче…
– В кассационном порядке собираетесь обжаловать?
– Нет. А зачем?
– Значит согласны?
– Получается… да.
– Суд удаляется для принятия решения.
Вот тебе и касатка. Перебивают. Задают какие-то непонятные вопросы. Сбивают с мысли. Не дают высказаться полноценно. Боря ждал пять минут. За это время ни грамма надежды из души на смягчение не улетучилось. Надежда оставалась: ну хоть месяц скинут.
– Прошу всех встать! – Проорал пристав, не попавший в кадр, когда судьи вернулись. Председательствующая судья, объявила:
– Оглашается решение суда кассационной инстанции по делу осужденного Пахомова Борислава Григорьевича. Рассмотрев в открытом заседании жалобу осужденного, суд постановил: никаких нарушений при выборе наказания Пахомову Бориславу Григорьевичу судом первой инстанции выявлено не было. Потерпевший кассационную жалобу писать отказался. Следовательно, приговор Тверского районного суда оставить без изменений. Меру пресечения в отношение осужденного изменить на отбывание наказания.
Сеанс связи был окончен. Боря расстроен. Саша сказал ему, что он ещё может подать надзорную апелляцию. Но это возможно, когда он уже будет в колонии. Да и рассматривают её через полгода после подачи в том же Мосгорсуде. Так стоит ли рвать когти?
По продолу Боря шёл с понурым лицом. Ему резко начал давить срок. Это же представить только: сидеть осталось больше, чем уже прошло – почти два года. Как долго они будут тянуться? Быстро, медленно. Ничего же неизвестно. И как только блатные с такой лёгкостью воспринимают столь немалые срока: восемь лет, шесть лет – это же целая вечность, по сравнению с Бориным сроком.
От грустных мыслей его оторвала суетливость хаты. Во-первых, поступило предложение чифирнуть, так как Боре осталось лишь дождаться законки, чтоб уехать на этап. А во-вторых, теперь-то уж он не отмажется от грева в баул. Сам не хочет, так для других возьмёт – не один же по этапу собрался ехать. Напутствовал своего «пассажира» и Немец:
– Смотри, Боря! На этапе всякая фигня возможна. Никому руки не подавай, и пока не убедишься, что за человек перед тобой, ничего с его рук не бери. Некоторые обиженные не курсуют о своём статусе и ведут себя, как будто ничего с ними не случилось. Их нужно остерегаться. Обычно обиженными становятся именно из-за этапной неосторожности.
– Да, – подсказал Анзор, – И водки ни с кем не пей. А то предложат, скажем, чифирнуть или бухнуть в столыпинском купе, а кто-то один – гомосек, что тогда делать будете? Все загаситесь.
– Да ладно, – вмешался в разговор Олег. – Застращали молодого. Такое редко бывает, так что не боись, Боря. Всё пучком будет. Доберёшься до зоны, как почтовая открытка, чистый и красивый.
Боря не заметил, как его перестали называть его бутырской погремушкой – Брюс. Видимо, это от того, что мысленно готовились с ним уже прощаться. Совсем недавно провожали на этап Бура, смотрящего за девять-восемь. И в бане, когда мылись обе хаты сразу, подошёл к нему Черепаха, теперь занимающий положение смотрящего вместо Бура:
– Здарово, Брюс! Слышал тебе законка пришла?
– Привет, Череп! Нет, у меня только касатка прошла. Законку я пока что только жду.
– На, вот! Возьми, на память. – Черепаха протянул Боре свеженькую вольную бритву «Джиллет Маг Три». Но вместо надписи «Джиллет» на ручке было выгравировано «Bruce Willis». – Ты был хорошим арестантом Брюс. В нашей хате неплохим дорожником. В девять-девять отличным писарем. В общем приносил пользу нашей тюремной семье. Эти бритвы, как напоминание о том, что мы с Буром можем кое-что. И кое-что это, как видишь, очень ценное.
– Для тюрьмы это ведь целое состояние!? – Удивился Боря. – Как вам удалось их занести?
– Вообще Бур постарался. Как ему удалось не в курсах, возможно, через братву, возможно, подкупил кого-нибудь. А вот гравировку делал наш кольщик Ара.
По возвращению из бани, Боря спрятал бритву в баул подальше. Боялся, что отметут при досмотре. Вообще до зоны лучше не пользоваться вольными принадлежностями, а то мало ли что. С нетерпением ожидая законки, Боря не спал ночами, распаляясь на прощальные письма всей тюрьме. Как оказалось он не один законку ждёт. Кроме него её ждали Мишель, Клим, Юсуп, и многие другие борины знакомые. Так что вместо прощания они писали «Погоди прощаться! Быть может вместе на этап уедем».
Законка пришла ближе к концу июня. Боря расписался, где нужно и стал ждать свой этап. Теперь уже точно всё. Спасибо этому дому, айда к другому!
Присядем на дорожку? Все знают об этой давней традиции, но мало кто задумывается, для чего она нужна. Версий происхождения этой традиции очень много. От языческих суеверий до практической стороны для атеистов. Плюсы есть как для тех, так и для других.
Одни говорят присаживаются на дорогу для того, чтобы уважить домового. Другие – молились дорожным богам, чтоб выйти в путь под их покровительством. Третьи присаживались на дорогу, чтоб запутать нечистую силу – якобы остаёмся дома. А четвёртые просто, чтоб разогнать суету, связанную со сборкой чемоданов, и успокоиться. В любом случае традиция полезна, веришь ты в домовых и богов или нет.
Вот только одна незадача. Зек лишён возможности присесть на дорожку. Ему перед этапом дают минуту на сборны и на выход с вещами. Раньше для Бори команда «С вещами» означала перевод из карантина в общую хату, из хаты в Кошкин дом, возвращение из КД на свой продол. А вот теперь эта команда означала, что он покидает Бутырку.
Баул его давно был уже собран. После команды «с вещами» ему просто доложили туда чаю и конфет, от которых он до сих пор отказывался. Старшой ждал примерно полчаса, когда Боря соберётся. Боря же был готов намного раньше и полчаса он потратил на небольшое переодевание «по сезону» и на трогательные прощания с сокамерниками.
Он обнял практически каждого. И Немца, который стал ему этаким сенсеем тюремного мира, и грузинскую семейку, что дали ему неплохую спортивную подготовку, и Каро, который неплохо дисциплинировал Борю и сделал его гораздо более самоуверенным мужиком, готовым к любой плохой компании.
– Вот тебе мои цифры, – сказал Каро, протягивая Боре листочек. – Заучи лучше наизусть, а то отметут на этапе. Как только доберёшься до пересылки, или зоны, отзвонись. Дай нам знать, я всему продолу расскажу, где ты.
– Хорошо, Каро. Я запомню.
Боря положил листочек к себе в карман, чтоб, пока едет, можно было разглядывать заветную связь между централами. Открылись тормоза и Боря вышел на продол. Проходя мимо хаты девять восемь, Боря не упустил возможность постучаться туда и пожелать оставшимся ребятам фарта. Ему ответили одобрительными криками, улюлюканьями.
Около девять-семь старшой сделал ещё одну остановку. Из хаты вышел Мишель с вещами. Это означало только одно. До первой пересылки он поедет не один, а в компании. Баул Мишеля был намного больше бориного. А все, потому что плохо Мишель слушал наставления бывалых зеков. Боря же старался делать сумку поменьше, чтоб легче было с ней тоскаться по поездам.
Когда они дошли до сборки, там уже находился и Клим, у которого тоже этап запланирован на сегодня. Правда, Клим получил строгий режим, Мишель общий. Так что на одной зоне всем троим отбывать наказание, будет не судьба.
– Ребят, я надеюсь, мы вместе в поезд сядем? – Подал надежду Клим. – Неохота как-то в одинокого путешествовать.
Не в одинокого, конечно. Клим имел ввиду, что хочет в поезде ехать со знакомыми людьми. А то не дай бог загасится. Даже бывалые зеки опасаются этого.
– Если б мы ещё сами выбирали, – передразнил его Мишель, – а то ведь, запихнут куда-нибудь подальше и не найдёмся.
– Не скажи. В поезде есть возможность выбрать купе. Правда, мусора там обычно торопят. Что, конечно, сужает вероятность ехать вместе.
Боря молчал и трясся. Но Клим, по старой дружбе решил ему посочувствовать:
– Не сыкуй, дружище! Всё будет пучком. Доберёмся, сколько бы пересылок нам не пришлось испытать.
На сборку потихоньку начали прибывать из судов первоходы, которым только что дали два месяца заключения под стражей. Мишель их сразу стал обрабатывать, рассказывать что почём, и как тут жить. Боре так доходчиво, когда он попал сюда в первый раз, не объяснял никто. Ему обрывками предложений, пришлось заучивать и арестантский уклад, и тюремные обычаи.
Позже на сборку привели ещё двоих этапников, знакомых Боре: Игоря Патлатого и Сашу из строгого корпуса. Получалось уже, впятером они поедут, как минимум, в одном автобусе. Когда последний судовой зек поднялся в хату, зашёл старшой, ответственный за этап:
– Кто на этап? Поднимайтесь.
Все зеки знали, кому надо подниматься и выходить. Они хором пожелали удачи тем, кому ещё предстоит пройти тюремное томление в Бутырке, а сами, держа баулы, шли строем в заданном направлении. На сборке остались только первоходы, которым предстоял карантин. Возле автозака, старшой велел всем остановиться и поставить баул перед собой. Автозек был на этот раз побольше прежних. Как выяснилось, в нём есть каптёрка для баулов. Подписав свой баул, именно туда, надо было его положить. Перед поездкой выдавали каждому по одному сухпаю. Клим подсказал Боре, что один сухпай означает, ехать меньше суток придётся. Если поездка длиннее, то сухпаёв полагается из расчёта сухпай на сутки.
Зеки заходили в автозек по одному, когда называли их фамилии и убеждались в их статусе, каждого требовали делать доклад: ФИО, статья, срок. Один из них, оказался обиженным, Боря впервые увидел подобного зека. Его поместили в отдельный стакан в проходе. Боря к таковым не относился, поэтому зашёл к остальным. В отличие от судового КамАЗа, здесь было просторнее. Однако, это вовсе не означало, что народ не прибавится.
Рядом с Борей присели и Мишель, и Клим, и Саша, и Патлатый. У Игоря была с собой газировка и он её предложил выпить на четверых. Клим посоветовал не пить воду, так как возможность пойти в туалет появится не скоро. Патлатый убрал бутылку. Автозек ехал быстрее обычного, не попадая в пробки. Сразу стало понятно, что едут они глубокой ночью. Определить на какой возкал, не представлялось возможным, окон в автозеке не было. Несколько раз автозек подпрыгивал, подбрасывая зеков. Причину определили сразу – лежачий полицейский. Один из зеков даже возмутился:
– Старшой, а нельзя сбрасывать скорость перед лежачом?
– Поговори, мне тут ещё! – огрызнулся конвоир.
Когда, наконец, автобус приехал, дверь распахнулась. Первым с баулом вывели обиженного. Уличный конвой убедил приехавших, что для таких случаев есть отдельная хата в вагоне. На улице было темно, но автозак был освещён превосходно, ни одна деталь от охраны ускользнуть не могла.
Старшой называл фамилии, зеки выходили, брали из каптёрки свои баулы, и выпрыгивали на улицу. Там их без обыска сопровождали в вагон. После чего документы, на каждого передавались в поезд. Дошла очередь до Бори:
– Пахомов!
Боря вышел из общего стакана. Дошёл до каптёрки, нашёл свой баул.
– Выходи!
Боря спрыгнул из автозека, высота составляла примерно рост низкого человека – метра полтора. Поскольку прыгал с такой высоты, Боря впервые, то он не удержался на ногах и упал. Вокруг себя он увидел в синем камуфляже охрану с автоматами. Один из них пнул Борю в живот с криком:
– Подъём!
Боря встал на ноги, и умоляющим лицом посмотрел на охранника.
– Ещё один такой фокус и стреляю!
– Сейчас красную полосу тебе нарисую, Пахомов.
Но Боря не подался на провокации охранников и спокойно поднялся в вагон. Когда старшому в вагоне передали его документы, тот потребовал от Бори доклад. Боря быстро сообразил:
– Пахомов. Статья сто шестьдесят первая, часть первая. Срок два года шесть месяцев.
– Доставай запреты.
Старшой имел ввиду запрещённые предметы. Боря сказал, что ничего запрещённого у него нет. В ответ на это охранник начал шмонать борину сумку и вываливать из неё содержимое на пол. Он изъял именную борину бритву (подарок от Черепахи), заверив, что Боря её заберёт по прибытию. Когда шмон окончился, охранник велел Боре собрать разбросанные по полу его вещи обратно в баул.
После чего его отправили в купе. Боря зашёл и поздоровался:
– Вечер в хату!
– Какой вечер, ночь уже. – Огрызнулся один, явно блатного вида: нескольких зубов нет, башка круглая и лысая, на пальцах наколки, телосложение среднее. – Присаживайся вот сюда.
Он указал Боре на одну из нижних шконок, и дал понять, что ждёт, когда загрузка столыпинского вагона закончится. Всего в купэ было шесть шконок расположенных двумя рядами друг напротив друга в три этажа. Ответивший Боре блатарь лежал на втором ярусе, а остальные сидели внизу.
– Уже третий автозак привозят. Сколько у них там ещё? Пора завязывать, наверное – обратился он к присутствующим, которых было уже больше шести человек.
– А что, давно стоишь? – Поинтересовался Боря.
– Сутки уже загружаемся. Я вчера ещё сюда пришёл.
Из бориного автозека пришли ещё двое, которых Боря не знал, но видел их на сборке и знал наверняка, что они из Бутырки. Блатной снова обратился, на этот раз к троим вновь прибывшим:
– Какой централ?
– Бутырка. – За всех ответил Боря.
– Какой продол Бутырки?
– Я с общего, а откуда эти двое не в курсе.
– Мы с седьмого корпуса, Большой Спец – ответили оба.
– Ясно. Дорогу держали в Бутырке?
– Я дорожником был в девять-восемь. – Ответил за себя Боря.
– У нас была дорога, – ответил один из БС-ников.
– Ясно. Ну будем знакомы. Я – Краб. Сидел в Матросске. Получил восемь строгого, еду, наверное, в Мервин.
– Брюс, – представился Боря. – Бутырка. Сто шестьдесят первая, первая. Два с половиной посёлка. Не знаю, куда еду.
– В Мервин не едь. – Предостерёг его Краб. – Там поселковые тюрьму строят, а это заподло. От чифира не откажетесь? Или есть сомнения?
– За собой ничего не чувствую, за других ничего не знаю. – Ответил Боря.
Это означало, что Боря чифирнёт только в том случае, когда будет известен статус всех, кто сейчас едет в его купе. Краб ответил, что не возражает против такого подхода.
– Здраво мыслишь. Значит так, нас девять человек, а шконок всего шесть. Делиться будем так. Я занял вот эту шконку и буду на ней до централа. Остальным предлагаю занять вот эти две верхние (он пальцем указал на третий этаж). Вот эту, напротив меня, и вот ту, подо мной. Эту же (он указал на ту, где присел Боря), предлагаю использовать как сидячее место на четверых. Получится, что четверо спят, четверо сидят. Потом поменяетесь. Всех устраивает?
– Понятно. Осужденный, вы можете что-нибудь добавить к сказанному?
– Да всё итак сказано, – растерялся Боря, адвокат сделал на него «шикающее» выражение лица. – Я рассчитывал на условку, а получил реальный срок. Поэтому и подал касатку, в надежде на смягчение приговора. У меня первая судимость, поэтому я боюсь колонии…
– Значит, вы ничего не добавите?
Боря промолчал. Судья продолжил:
– Потерпевшая, вы что можете добавить?
– На усмотрение суда. – Сказала директриса. – Мне нечего здесь добавить. Я не разбираюсь в этих вещах. Не знаю поэтому.
– Вы согласны с приговором?
– Ну…, возможно…, я не против…, чтоб он был… помягче…
– В кассационном порядке собираетесь обжаловать?
– Нет. А зачем?
– Значит согласны?
– Получается… да.
– Суд удаляется для принятия решения.
Вот тебе и касатка. Перебивают. Задают какие-то непонятные вопросы. Сбивают с мысли. Не дают высказаться полноценно. Боря ждал пять минут. За это время ни грамма надежды из души на смягчение не улетучилось. Надежда оставалась: ну хоть месяц скинут.
– Прошу всех встать! – Проорал пристав, не попавший в кадр, когда судьи вернулись. Председательствующая судья, объявила:
– Оглашается решение суда кассационной инстанции по делу осужденного Пахомова Борислава Григорьевича. Рассмотрев в открытом заседании жалобу осужденного, суд постановил: никаких нарушений при выборе наказания Пахомову Бориславу Григорьевичу судом первой инстанции выявлено не было. Потерпевший кассационную жалобу писать отказался. Следовательно, приговор Тверского районного суда оставить без изменений. Меру пресечения в отношение осужденного изменить на отбывание наказания.
Сеанс связи был окончен. Боря расстроен. Саша сказал ему, что он ещё может подать надзорную апелляцию. Но это возможно, когда он уже будет в колонии. Да и рассматривают её через полгода после подачи в том же Мосгорсуде. Так стоит ли рвать когти?
По продолу Боря шёл с понурым лицом. Ему резко начал давить срок. Это же представить только: сидеть осталось больше, чем уже прошло – почти два года. Как долго они будут тянуться? Быстро, медленно. Ничего же неизвестно. И как только блатные с такой лёгкостью воспринимают столь немалые срока: восемь лет, шесть лет – это же целая вечность, по сравнению с Бориным сроком.
От грустных мыслей его оторвала суетливость хаты. Во-первых, поступило предложение чифирнуть, так как Боре осталось лишь дождаться законки, чтоб уехать на этап. А во-вторых, теперь-то уж он не отмажется от грева в баул. Сам не хочет, так для других возьмёт – не один же по этапу собрался ехать. Напутствовал своего «пассажира» и Немец:
– Смотри, Боря! На этапе всякая фигня возможна. Никому руки не подавай, и пока не убедишься, что за человек перед тобой, ничего с его рук не бери. Некоторые обиженные не курсуют о своём статусе и ведут себя, как будто ничего с ними не случилось. Их нужно остерегаться. Обычно обиженными становятся именно из-за этапной неосторожности.
– Да, – подсказал Анзор, – И водки ни с кем не пей. А то предложат, скажем, чифирнуть или бухнуть в столыпинском купе, а кто-то один – гомосек, что тогда делать будете? Все загаситесь.
– Да ладно, – вмешался в разговор Олег. – Застращали молодого. Такое редко бывает, так что не боись, Боря. Всё пучком будет. Доберёшься до зоны, как почтовая открытка, чистый и красивый.
Боря не заметил, как его перестали называть его бутырской погремушкой – Брюс. Видимо, это от того, что мысленно готовились с ним уже прощаться. Совсем недавно провожали на этап Бура, смотрящего за девять-восемь. И в бане, когда мылись обе хаты сразу, подошёл к нему Черепаха, теперь занимающий положение смотрящего вместо Бура:
– Здарово, Брюс! Слышал тебе законка пришла?
– Привет, Череп! Нет, у меня только касатка прошла. Законку я пока что только жду.
– На, вот! Возьми, на память. – Черепаха протянул Боре свеженькую вольную бритву «Джиллет Маг Три». Но вместо надписи «Джиллет» на ручке было выгравировано «Bruce Willis». – Ты был хорошим арестантом Брюс. В нашей хате неплохим дорожником. В девять-девять отличным писарем. В общем приносил пользу нашей тюремной семье. Эти бритвы, как напоминание о том, что мы с Буром можем кое-что. И кое-что это, как видишь, очень ценное.
– Для тюрьмы это ведь целое состояние!? – Удивился Боря. – Как вам удалось их занести?
– Вообще Бур постарался. Как ему удалось не в курсах, возможно, через братву, возможно, подкупил кого-нибудь. А вот гравировку делал наш кольщик Ара.
По возвращению из бани, Боря спрятал бритву в баул подальше. Боялся, что отметут при досмотре. Вообще до зоны лучше не пользоваться вольными принадлежностями, а то мало ли что. С нетерпением ожидая законки, Боря не спал ночами, распаляясь на прощальные письма всей тюрьме. Как оказалось он не один законку ждёт. Кроме него её ждали Мишель, Клим, Юсуп, и многие другие борины знакомые. Так что вместо прощания они писали «Погоди прощаться! Быть может вместе на этап уедем».
Законка пришла ближе к концу июня. Боря расписался, где нужно и стал ждать свой этап. Теперь уже точно всё. Спасибо этому дому, айда к другому!
Глава 2. Этап.
Присядем на дорожку? Все знают об этой давней традиции, но мало кто задумывается, для чего она нужна. Версий происхождения этой традиции очень много. От языческих суеверий до практической стороны для атеистов. Плюсы есть как для тех, так и для других.
Одни говорят присаживаются на дорогу для того, чтобы уважить домового. Другие – молились дорожным богам, чтоб выйти в путь под их покровительством. Третьи присаживались на дорогу, чтоб запутать нечистую силу – якобы остаёмся дома. А четвёртые просто, чтоб разогнать суету, связанную со сборкой чемоданов, и успокоиться. В любом случае традиция полезна, веришь ты в домовых и богов или нет.
Вот только одна незадача. Зек лишён возможности присесть на дорожку. Ему перед этапом дают минуту на сборны и на выход с вещами. Раньше для Бори команда «С вещами» означала перевод из карантина в общую хату, из хаты в Кошкин дом, возвращение из КД на свой продол. А вот теперь эта команда означала, что он покидает Бутырку.
Баул его давно был уже собран. После команды «с вещами» ему просто доложили туда чаю и конфет, от которых он до сих пор отказывался. Старшой ждал примерно полчаса, когда Боря соберётся. Боря же был готов намного раньше и полчаса он потратил на небольшое переодевание «по сезону» и на трогательные прощания с сокамерниками.
Он обнял практически каждого. И Немца, который стал ему этаким сенсеем тюремного мира, и грузинскую семейку, что дали ему неплохую спортивную подготовку, и Каро, который неплохо дисциплинировал Борю и сделал его гораздо более самоуверенным мужиком, готовым к любой плохой компании.
– Вот тебе мои цифры, – сказал Каро, протягивая Боре листочек. – Заучи лучше наизусть, а то отметут на этапе. Как только доберёшься до пересылки, или зоны, отзвонись. Дай нам знать, я всему продолу расскажу, где ты.
– Хорошо, Каро. Я запомню.
Боря положил листочек к себе в карман, чтоб, пока едет, можно было разглядывать заветную связь между централами. Открылись тормоза и Боря вышел на продол. Проходя мимо хаты девять восемь, Боря не упустил возможность постучаться туда и пожелать оставшимся ребятам фарта. Ему ответили одобрительными криками, улюлюканьями.
Около девять-семь старшой сделал ещё одну остановку. Из хаты вышел Мишель с вещами. Это означало только одно. До первой пересылки он поедет не один, а в компании. Баул Мишеля был намного больше бориного. А все, потому что плохо Мишель слушал наставления бывалых зеков. Боря же старался делать сумку поменьше, чтоб легче было с ней тоскаться по поездам.
Когда они дошли до сборки, там уже находился и Клим, у которого тоже этап запланирован на сегодня. Правда, Клим получил строгий режим, Мишель общий. Так что на одной зоне всем троим отбывать наказание, будет не судьба.
– Ребят, я надеюсь, мы вместе в поезд сядем? – Подал надежду Клим. – Неохота как-то в одинокого путешествовать.
Не в одинокого, конечно. Клим имел ввиду, что хочет в поезде ехать со знакомыми людьми. А то не дай бог загасится. Даже бывалые зеки опасаются этого.
– Если б мы ещё сами выбирали, – передразнил его Мишель, – а то ведь, запихнут куда-нибудь подальше и не найдёмся.
– Не скажи. В поезде есть возможность выбрать купе. Правда, мусора там обычно торопят. Что, конечно, сужает вероятность ехать вместе.
Боря молчал и трясся. Но Клим, по старой дружбе решил ему посочувствовать:
– Не сыкуй, дружище! Всё будет пучком. Доберёмся, сколько бы пересылок нам не пришлось испытать.
На сборку потихоньку начали прибывать из судов первоходы, которым только что дали два месяца заключения под стражей. Мишель их сразу стал обрабатывать, рассказывать что почём, и как тут жить. Боре так доходчиво, когда он попал сюда в первый раз, не объяснял никто. Ему обрывками предложений, пришлось заучивать и арестантский уклад, и тюремные обычаи.
Позже на сборку привели ещё двоих этапников, знакомых Боре: Игоря Патлатого и Сашу из строгого корпуса. Получалось уже, впятером они поедут, как минимум, в одном автобусе. Когда последний судовой зек поднялся в хату, зашёл старшой, ответственный за этап:
– Кто на этап? Поднимайтесь.
Все зеки знали, кому надо подниматься и выходить. Они хором пожелали удачи тем, кому ещё предстоит пройти тюремное томление в Бутырке, а сами, держа баулы, шли строем в заданном направлении. На сборке остались только первоходы, которым предстоял карантин. Возле автозака, старшой велел всем остановиться и поставить баул перед собой. Автозек был на этот раз побольше прежних. Как выяснилось, в нём есть каптёрка для баулов. Подписав свой баул, именно туда, надо было его положить. Перед поездкой выдавали каждому по одному сухпаю. Клим подсказал Боре, что один сухпай означает, ехать меньше суток придётся. Если поездка длиннее, то сухпаёв полагается из расчёта сухпай на сутки.
Зеки заходили в автозек по одному, когда называли их фамилии и убеждались в их статусе, каждого требовали делать доклад: ФИО, статья, срок. Один из них, оказался обиженным, Боря впервые увидел подобного зека. Его поместили в отдельный стакан в проходе. Боря к таковым не относился, поэтому зашёл к остальным. В отличие от судового КамАЗа, здесь было просторнее. Однако, это вовсе не означало, что народ не прибавится.
Рядом с Борей присели и Мишель, и Клим, и Саша, и Патлатый. У Игоря была с собой газировка и он её предложил выпить на четверых. Клим посоветовал не пить воду, так как возможность пойти в туалет появится не скоро. Патлатый убрал бутылку. Автозек ехал быстрее обычного, не попадая в пробки. Сразу стало понятно, что едут они глубокой ночью. Определить на какой возкал, не представлялось возможным, окон в автозеке не было. Несколько раз автозек подпрыгивал, подбрасывая зеков. Причину определили сразу – лежачий полицейский. Один из зеков даже возмутился:
– Старшой, а нельзя сбрасывать скорость перед лежачом?
– Поговори, мне тут ещё! – огрызнулся конвоир.
Когда, наконец, автобус приехал, дверь распахнулась. Первым с баулом вывели обиженного. Уличный конвой убедил приехавших, что для таких случаев есть отдельная хата в вагоне. На улице было темно, но автозак был освещён превосходно, ни одна деталь от охраны ускользнуть не могла.
Старшой называл фамилии, зеки выходили, брали из каптёрки свои баулы, и выпрыгивали на улицу. Там их без обыска сопровождали в вагон. После чего документы, на каждого передавались в поезд. Дошла очередь до Бори:
– Пахомов!
Боря вышел из общего стакана. Дошёл до каптёрки, нашёл свой баул.
– Выходи!
Боря спрыгнул из автозека, высота составляла примерно рост низкого человека – метра полтора. Поскольку прыгал с такой высоты, Боря впервые, то он не удержался на ногах и упал. Вокруг себя он увидел в синем камуфляже охрану с автоматами. Один из них пнул Борю в живот с криком:
– Подъём!
Боря встал на ноги, и умоляющим лицом посмотрел на охранника.
– Ещё один такой фокус и стреляю!
– Сейчас красную полосу тебе нарисую, Пахомов.
Но Боря не подался на провокации охранников и спокойно поднялся в вагон. Когда старшому в вагоне передали его документы, тот потребовал от Бори доклад. Боря быстро сообразил:
– Пахомов. Статья сто шестьдесят первая, часть первая. Срок два года шесть месяцев.
– Доставай запреты.
Старшой имел ввиду запрещённые предметы. Боря сказал, что ничего запрещённого у него нет. В ответ на это охранник начал шмонать борину сумку и вываливать из неё содержимое на пол. Он изъял именную борину бритву (подарок от Черепахи), заверив, что Боря её заберёт по прибытию. Когда шмон окончился, охранник велел Боре собрать разбросанные по полу его вещи обратно в баул.
После чего его отправили в купе. Боря зашёл и поздоровался:
– Вечер в хату!
– Какой вечер, ночь уже. – Огрызнулся один, явно блатного вида: нескольких зубов нет, башка круглая и лысая, на пальцах наколки, телосложение среднее. – Присаживайся вот сюда.
Он указал Боре на одну из нижних шконок, и дал понять, что ждёт, когда загрузка столыпинского вагона закончится. Всего в купэ было шесть шконок расположенных двумя рядами друг напротив друга в три этажа. Ответивший Боре блатарь лежал на втором ярусе, а остальные сидели внизу.
– Уже третий автозак привозят. Сколько у них там ещё? Пора завязывать, наверное – обратился он к присутствующим, которых было уже больше шести человек.
– А что, давно стоишь? – Поинтересовался Боря.
– Сутки уже загружаемся. Я вчера ещё сюда пришёл.
Из бориного автозека пришли ещё двое, которых Боря не знал, но видел их на сборке и знал наверняка, что они из Бутырки. Блатной снова обратился, на этот раз к троим вновь прибывшим:
– Какой централ?
– Бутырка. – За всех ответил Боря.
– Какой продол Бутырки?
– Я с общего, а откуда эти двое не в курсе.
– Мы с седьмого корпуса, Большой Спец – ответили оба.
– Ясно. Дорогу держали в Бутырке?
– Я дорожником был в девять-восемь. – Ответил за себя Боря.
– У нас была дорога, – ответил один из БС-ников.
– Ясно. Ну будем знакомы. Я – Краб. Сидел в Матросске. Получил восемь строгого, еду, наверное, в Мервин.
– Брюс, – представился Боря. – Бутырка. Сто шестьдесят первая, первая. Два с половиной посёлка. Не знаю, куда еду.
– В Мервин не едь. – Предостерёг его Краб. – Там поселковые тюрьму строят, а это заподло. От чифира не откажетесь? Или есть сомнения?
– За собой ничего не чувствую, за других ничего не знаю. – Ответил Боря.
Это означало, что Боря чифирнёт только в том случае, когда будет известен статус всех, кто сейчас едет в его купе. Краб ответил, что не возражает против такого подхода.
– Здраво мыслишь. Значит так, нас девять человек, а шконок всего шесть. Делиться будем так. Я занял вот эту шконку и буду на ней до централа. Остальным предлагаю занять вот эти две верхние (он пальцем указал на третий этаж). Вот эту, напротив меня, и вот ту, подо мной. Эту же (он указал на ту, где присел Боря), предлагаю использовать как сидячее место на четверых. Получится, что четверо спят, четверо сидят. Потом поменяетесь. Всех устраивает?
