Когда из тамбура Боря пошёл по продолу, он спросил у старшого, можно ли выбрать купэ. К его удивлению, старшой предоставил ему возможность подсесть к знакомым Климу и Мишелю. В прошлый раз такой возможности ему не дали. В это же купэ подсел и Краб. Как оказалось он сдужился с Климом на централе, где распределяли по хатам в соответствие с режимом отбывания.
В отдельное купе повели троих обиженных. Оно как раз было рассчитано на троих человек. В догонку к ним зеки улюлюкали: «Пидарасы, гомосеки». На этот раз Борино купэ набилось восемнадцать человек. Здесь были не только те, кому не хватило мест в зонах Владимирской области. По разговорам Боря определил, что собралась тут почти вся Россия. Лишь Боря, Клим, Мишель, Краб, да ещё один БС-овец с Бутырки были из Москвы. Остальных привезли с других городов, причём многие даже не бывали ни разу ни в самой Москве, ни в московских централах.
Краб и Клим решили распределять места на шконках. Их было шесть, а зеков в купе ехало восемнадцать. Окна на продоле не открывались, курили почти все. Уже были заняты два вторых этажа сидячими пассажирами. В первую очередь Краб решил удостовериться нет ли среди собравшихся обиженных:
– Значит так. Я надеюсь, вы все порядочные арестанты. Пидоров, сук, крыс среди вас нет?
Никто не отвечал.
– Если таковые имеются пусть сразу дадут о себе знать. Курсанут нас, так сказать, а то ведь это всё равно узнается. Я не дам себя загасить.
Но все начали кричать, уверяя, что ничего за собой не чувствуют, и что всё в порядке, он может на них положиться. Далее он начал муторно распределять по шконкам. Выяснилось, что на одном шконаре ехать сидя может семь человек в жуткой тесноте. Поэтому он предложил, чтоб ко сну готовились только те, кто прям валится с ног. Остальные могут подремать и сидя, или вообще не спать. Боря, как всегда проявил скромность и заверил собравшихся, что может дремать сидя. Краб и Клим на правах блатных легли на вторых ярусах. С собой наверх на третий ярус забрали ещё двух строгачей. Остальные остались в сидящем положении на первом ярусе.
Вагонзак очень долго стоял на путях и никуда не ехал. Периодически его перемещали с одного запасного пути на другой. Но старшой говорил, что они ещё на вокзале и никого в туалет не выводил. Один из зеков предложил использовать в качестве туалета пластиковую бутылочку, которая по случаю у него обнаружилась. Но остальные отказались, сославшись на негигиеничность. У Бори тоже была на этот случай пустая бутылка из-под минералки. Однако, идти против народа он тоже не решился. Поехали только утром. Под радостные крики «Ура!» начали выводить первых нетерпеливых в уборную. Дошла очередь и до Бори. Он с радостью справил свою нужду, и, несмотря на жару и духоту, от еды и питья отказался.
Окно на продоле так и не открыли всю дорогу. На остановках, Краб просыпался, чтоб понять где они. Но, как правило, вагонзак на них отцепляли и прицепляли к другому поезду. Казалось, что железнодорожники даже не знают, что за вагон они перецепляют. Клим тревожил Краба:
– Ну что там слышно?
– Да не пойму я. Не то Ковров, не то Гусь-Хрустальный. Говор точно приволжский, как во Владимире.
Только опытный путешественник мог бы сообразить, о чём толкует Краб. Не все знают про различие русского языка в разных регионах. Вроде правила едины, но всё равно все говорят по-разному. Остановок было несколько. Даже Клим и Краб спустились со своих шконок, чтоб дать полежать тем, кто уже падал с сиденья, засыпая. Некоторых пришлось закидывать, поскольку они были беспробудны. Боря всю дорогу просидел так. Один из скептиков начал задавать Крабу неудобные вопросы:
– Слушай, я тут посмотрел. От Владимира до Самары целых три центральных города: Нижний Новгород, Саранск, Ульяновск, с чего ты взял, что нас везут именно в Самару?
– А на что ты, царская морда, намекаешь? Я давно уже сижу, да и не в первый раз. Мне малява приходила от бывалых, в какой день откуда, когда, куда везут. Сегодня что? Первая суббота июня так?
– Ну да?
– В первую пятницу каждого месяца забирают из владимирской «Копейки» на этап до Самары. Везут окольными путями. Точный маршрут мне неизвестен, но я отвечаю, что в такие города, как ты назвал они не заезжают. Усёк?
– Да.
Язвительный взгляд зека, посмевшего перечить более блатному сменился на понурого. А Краб тем временем решил его добить злобными подшучиваниями:
– Смотрите ребята, этот доходяга меня решил ссученным объявить!
– Да ничего я не хотел. – Старался отбиться тот под оглушительный смех всего купе.
– Смотри у меня! – пригрозил ему Краб.
Поезд ехал двое суток. Даже Боря не удержался и решил слопать свой сухпаёк. Воды он пил как можно меньше. Спал всё ещё в сидячем положении, отказываясь от верхних шконок. Его примеру последовали лишь пятеро человек. Тоже назвав себя людьми непритязательными. Всего менялись шконками более десяти раз. Даже Крабу с Климом надоедало ехать лёжа, и они на несколько часов спускались к остальным.
Наконец, поезд прибыл к пересылке. Вагон опять отцепили от состава, и повезли в какое-то закрытое помещение. В этот раз разгрузка вагона сильно отличалась от той, что была во Владимире. Зеки с баулами выходили на улицу и стояли в отдельном дворе. После того, как все собрались в этом дворе, вагонзак с тепловозом выехали за территорию. Зеков стали по одному приглашать в медкабинет. Когда дошла очередь до Бори, на входе он доложил охраннику свои ФИО, статью и срок, после чего его пригласили на досмотр. В бауле у него осталось только две книжки, да сменная одежда.
На входе в помещение для досмотра было выгравировано «ТПП Самарской области при ИЗ-63/1». Это означало, что они не в самом самарском централе номер один для подследственных, а в транзитно-пересыльном пункте, который находится на самарском вокзале Куйбышевский. А управление этим ТПП осуществляет СИЗО №1 города Самары. Помятуя предостережение Краба, Боря настроился отказаться от посуды на этой пересылке.
Досмотр длился немного дольше, чем Боря предполагал. Баул прошмонали быстро, а вот самого Борю досматривали досканально. Заставили раздеться до гола, посмотрели все карманы брюк, куртки, не зашил ли чего запрещённого в футболку, носки, обувь. Заставили раздвинуть ягодицы и туда заглянули. Когда этот кошмар закончился, продолжился в медкабинете. Чем болеет, как себя чувствует, что употребляет. Что за шрам на руке, царапина на ноге. Все ли зубы на месте. И, наконец, сборка.
На которой его ждал уже весь этап. Клим и Карп стояли посреди камеры, явно собираясь произнести речь. Оба крутили чётки на своих руках. Около них тёрлись ещё несколько человек явно приблатнённого вида. Когда весь вагон собрался на сборке, Карп начал:
– Друзья! Братья по несчастью. Уважаемые арестанты! – Он долго выбирал каким эпитетом обратиться ко всем, чтоб не задеть никого из присутствующих. – Мы прибыли в Самарский ТПП. Одиз из козлов, который помогал мусорам шманать мои вещи подтвердил моё знание об этом месте. Здесь килишёванная посуда. Значит из любой тарелки, которую Вам, возможно, выдадут, мог есть петух. А это сами знаете, что означает. У нас с Климом, Груздём и Пастухом есть небольшой набор одноразовой посуды, который позволит Вам есть баланду в этом месте. Разбирайте и отказывайтесь от предложенной местными козлами пидорской посуды.
Все зеки похватали себе по одному комплекту пластиковых мисок, ложек, одноразовых стаканчиков и тому подобное. Каждый из них убрал себе в баул. После чего Краб продолжил:
– Давайте договоримся так. Если администрация пункта пойдёт нам на встречу, то будем есть баланду из своих одноразовых тарелок. Если же нет, то объявим голодовку и до следующей пересылки есть не будем.
Зеки хором прокричали «Давайте», поскольку настрой Краба поддерживали. С таким настроем зеки выходили из сборки получать матрасы и посуду. Но, после каждого отказа их по одному выводили в досмотровую комнату. Некоторые по возвращению оттуда соглашались взять посуду, тщательно разглядывая шлёмки в поисках дырок или хотя бы вмятин. Но тарелки выглядели как новые, из-за чего было непонятно, кто был их прежним хозяином.
Дошла очередь и до Бори. Как и большинство арестантов прибывших с ним одним этапом, он тоже отказался от матраса и посуды, мотивируя это тем, что неизвестно кто на нём спал, и неизвестно кто из этой посуды ел. Борю также с баулом повели в досмотровую комнату. Там его ждало три УФСИНовца с дубинками наготове:
– Почему от посуды отказался?
– Так, вы же не тачкуете тарелки из которых педерасты кушают. – Отмазывался Боря.
– И что?
– Они же в рот берут, как я буду есть после них?
– Как мы едим, так и ты будешь.
Двое мусоров схватили Борю за подмышки и приставили лицом к стене, а третий старшой начал избивать его дубинкой. Попадал по разным местам: по ягодицам, по спине, по бёдрам. Боря даже не вскрикивал. Он уже был наслышан от других зеков о подобных расправах, поэтому просто решил переждать, когда пыл старшого угаснет.
– Так что, – сказал, наконец он. – Возьмёшь тарелку?
– Нет, – почти рыдающим голосом ответил Боря. После того, как он отдышался и прокашлялся, тихо ответил: – Я объявляю голодовку.
Старшой хотел было дать кулаком Боре по лицу, но остановился в сантиметрах от бориного носа. Остальным конвойным велел:
– Ведите его в ШИЗО.
Двое конвоиров ещё держали Борю под локотки, а один из них спросил:
– Идти можешь?
– Могу! – Выдавил из себя Боря.
– Бери баул, пошли.
Борю отвели в подвальное помещение. У двери с надписью «Каптёрка» Борю остановили.
– С собой в ШИЗО запрещено иметь сигареты, зажигалки, спички. Разрешается носить одну футболку, нижнее бельё, носки. Выдадим тебе робу. Так что брюки снимай, клади в баул.
Боря снял брюки и остался в одних трусах. Из отдельного шкафчика на каптёрки ему выдали робу: куртку чёрного цвета с надписью ШИЗО на спине, и такого же цвета брюки. Также обувь ему выдали другую.
– Из баула можешь взять: книжку, ручку, зубную щётку, пасту, полотенце. Остальное остаётся здесь.
К баулу приклеяли белый чистый стикер и фломастером подписали «Пахомов Б.Г.». После чего борин баул отправился на полку. А Борю повели в камеру. Над дверью белой краской было выведено «62», после чего за Борей тормоза закрылись. Он увидел внутри этой хаты шконку, которая была пристёгнута к стене. Из того, что она здесь всего одна, Боря сделал вывод, что попал в камеру-одиночку. Помимо шконки здесь ещё были стол, стул, уголок для справления нужды, раковина. Боря разложил вещи, которые ему разрешили с собой взять и решил выяснить, что за книжка у него с собой. Ею оказался «Брат» Владимира Колычёва. Боре показалось, что он уже читал её в Бутырке, но он уже не помнил точно.
Желудок Бори возмущался против внезапной голодовки, издавая не совсем приятные звуки. Но раз назвался груздем полезай в кузов. Следовательно, договорённость надо соблюдать. Боря принялся читать книгу, периодически поглядывая в окно. Оно было чуть меньше, чем во всех хатах, которых он уже успел побывать, но выглядело также: решка, стеклопакет без ручки, решка. Вечером раздавали баланду на ужин. Боря брать отказался.
– Тьфу! – Крикнул баландёр в «кормушку», и изо рта у него явно что-то выпало Боре в хату – Ты чего, малохольный, на диете что ли?
– Разговоры! – Прервал его старшой и «КамАз» поехал дальше.
Боре стало интересно, что за соринку выплюнул баландёр в борину хату. И он поплёлся её обыскивать. Поднял её с пола. Это оказалась малява запечатанная в сигаретную слюду и надёжно запаянная зажигалкой. На внешней её стороне чётко просачивалась надпись «ВХ62Боре ОТ49Клима». Интересно, как Клим умудрился настрочить маляву, запаять её, да ещё и передать с баландёром? Сразу видно старого матёрого арестанта.
Он еле распечатал слюду. Она оказалась прочной и разрезать её понадобилось зубами. Когда от слюды избавился стал разворачивать листик. Он оказался приличных размеров да и текст был немалый:
«Приветствую тебя, мой юный друг! Я тебя предупреждал, что этап – это нелёгкое испытание для осужденных, так вот ты теперь и сам в этом убедился. С ребятами, которые несмотря на наши с Крабом уговоры взяли посуду и поднялись в хаты не общайся. Над ними повис вопрос об их порядочности, и решать его будут теперь воры на зонах, в которые они приедут. Возможно, большинство из них станут обиженными. Тебе же обязательно зачтётся то, что ты поддержал голодовку. Мы с Крабом тоже не едим. Попали в такие же камеры-одиночки, как твоя. Не спрашивай, откуда мы знаем, кто где сидит. Нам всё известно. Ночью выходи на дорогу, будет весело».
В поезде Боря начал думать, что прежних приятельских отношений с Климом уже не будет. Что теперь его семейником будет Краб, и что больше он будет общаться с ним. Однако, как выяснилось, Клим помнил о том, что их дело вёл общий следак, и срок они получили почти что одновременно. Когда на улице стемнело, в хату вошёл старшой, чтоб отстегнуть шконку. Наконец-то можно прилечь.
– Ты чего сидишь? Вас в Москве не учили, что когда в хату заходит инспектор, надо вставать и делать доклад.
– Учили – ответил Боря старшому. – Какой доклад, если итак всё понятно. Сижу за отказ получить шлёмку.
– Постельное бельё брать будешь?
Боря хотел было согласиться, но вспомнил, что на нём тоже мог спать гомосек или обиженный, так что отказался. Старшой вышел, Боря лёг на шконку, скрутив полотенце потуже и положив его под голову. Сна не было, он смотрел в окно, в котором потихоньку темнело. Внезапно на унылой картине тюремного дворика за внешней решкой показалась синяя вервёвка. Осталось лишь подумать, как открыть окно, ведь оно без ручки. Пошарив по шконке, он обнаружил закладку между досок, там был железный прутик, оторванный то ли от забора на прогулочном дворике, то ли от тормозов на двери в хату. Прутик оказался прочным и окно им открыть вполне получилось. Получилось и затянуть коня в хату. Он оказался довольно длинным, но на конце был привязан носок, в котором лежало всё, что Боре было нужно.
Там лежал клубок шерстяных ниток, пакет для парашюта, малява, маленький пакетик сгущёнки, спички, бандюк. Как это всё поместилось в носке, Боре оставалось только дивиться. Первым делом он развернул маляву:
«Приветствую тебя, новичок хаты шесть-два нашего ШИЗО. Тебя не обманули. Здесь действительно нельзя есть баланду из хозовской посуды. Я сижу здесь уже месяц и никак не могу уехать по этапу на следующую пересылку. Первую неделю, я как и ты держал голодовку и не кушал. Потом меня подняли в хату и разрешили есть из собственной посуды, но многие здесь едят из хозовской. Несмотря на то, что они потенциальные педерасты, у них можно поживиться продуктами. Один из них передал на ШИЗО сгущёнку. Не волнуйся! На киче сгущёнка запрет, а, как известно, запрет не гасится. Значит без разницы, чья она. При помощи парашюта состреливайся с другими хатами, а мы тебе ещё что-нибудь закинем»
Боря оторвал от книжки листик свободный от текста, и ручкой написал слова благодарности. После чего ему пришёл ответ, чтоб если что нужно, Боря не стеснялся просить. Сгущёнка не насыщала желудок, она лишь избавляла от резей, которые уже у него начинались. А есть из-за неё хотелось ещё больше. Запить всё это, Боря решил водой из-под крана. Да, конечно, он знал, что это вредно, но выбора у него нет. Либо травануться проточной водой, либо загаситься местной посудой.
В отдельное купе повели троих обиженных. Оно как раз было рассчитано на троих человек. В догонку к ним зеки улюлюкали: «Пидарасы, гомосеки». На этот раз Борино купэ набилось восемнадцать человек. Здесь были не только те, кому не хватило мест в зонах Владимирской области. По разговорам Боря определил, что собралась тут почти вся Россия. Лишь Боря, Клим, Мишель, Краб, да ещё один БС-овец с Бутырки были из Москвы. Остальных привезли с других городов, причём многие даже не бывали ни разу ни в самой Москве, ни в московских централах.
Краб и Клим решили распределять места на шконках. Их было шесть, а зеков в купе ехало восемнадцать. Окна на продоле не открывались, курили почти все. Уже были заняты два вторых этажа сидячими пассажирами. В первую очередь Краб решил удостовериться нет ли среди собравшихся обиженных:
– Значит так. Я надеюсь, вы все порядочные арестанты. Пидоров, сук, крыс среди вас нет?
Никто не отвечал.
– Если таковые имеются пусть сразу дадут о себе знать. Курсанут нас, так сказать, а то ведь это всё равно узнается. Я не дам себя загасить.
Но все начали кричать, уверяя, что ничего за собой не чувствуют, и что всё в порядке, он может на них положиться. Далее он начал муторно распределять по шконкам. Выяснилось, что на одном шконаре ехать сидя может семь человек в жуткой тесноте. Поэтому он предложил, чтоб ко сну готовились только те, кто прям валится с ног. Остальные могут подремать и сидя, или вообще не спать. Боря, как всегда проявил скромность и заверил собравшихся, что может дремать сидя. Краб и Клим на правах блатных легли на вторых ярусах. С собой наверх на третий ярус забрали ещё двух строгачей. Остальные остались в сидящем положении на первом ярусе.
Вагонзак очень долго стоял на путях и никуда не ехал. Периодически его перемещали с одного запасного пути на другой. Но старшой говорил, что они ещё на вокзале и никого в туалет не выводил. Один из зеков предложил использовать в качестве туалета пластиковую бутылочку, которая по случаю у него обнаружилась. Но остальные отказались, сославшись на негигиеничность. У Бори тоже была на этот случай пустая бутылка из-под минералки. Однако, идти против народа он тоже не решился. Поехали только утром. Под радостные крики «Ура!» начали выводить первых нетерпеливых в уборную. Дошла очередь и до Бори. Он с радостью справил свою нужду, и, несмотря на жару и духоту, от еды и питья отказался.
Окно на продоле так и не открыли всю дорогу. На остановках, Краб просыпался, чтоб понять где они. Но, как правило, вагонзак на них отцепляли и прицепляли к другому поезду. Казалось, что железнодорожники даже не знают, что за вагон они перецепляют. Клим тревожил Краба:
– Ну что там слышно?
– Да не пойму я. Не то Ковров, не то Гусь-Хрустальный. Говор точно приволжский, как во Владимире.
Только опытный путешественник мог бы сообразить, о чём толкует Краб. Не все знают про различие русского языка в разных регионах. Вроде правила едины, но всё равно все говорят по-разному. Остановок было несколько. Даже Клим и Краб спустились со своих шконок, чтоб дать полежать тем, кто уже падал с сиденья, засыпая. Некоторых пришлось закидывать, поскольку они были беспробудны. Боря всю дорогу просидел так. Один из скептиков начал задавать Крабу неудобные вопросы:
– Слушай, я тут посмотрел. От Владимира до Самары целых три центральных города: Нижний Новгород, Саранск, Ульяновск, с чего ты взял, что нас везут именно в Самару?
– А на что ты, царская морда, намекаешь? Я давно уже сижу, да и не в первый раз. Мне малява приходила от бывалых, в какой день откуда, когда, куда везут. Сегодня что? Первая суббота июня так?
– Ну да?
– В первую пятницу каждого месяца забирают из владимирской «Копейки» на этап до Самары. Везут окольными путями. Точный маршрут мне неизвестен, но я отвечаю, что в такие города, как ты назвал они не заезжают. Усёк?
– Да.
Язвительный взгляд зека, посмевшего перечить более блатному сменился на понурого. А Краб тем временем решил его добить злобными подшучиваниями:
– Смотрите ребята, этот доходяга меня решил ссученным объявить!
– Да ничего я не хотел. – Старался отбиться тот под оглушительный смех всего купе.
– Смотри у меня! – пригрозил ему Краб.
Поезд ехал двое суток. Даже Боря не удержался и решил слопать свой сухпаёк. Воды он пил как можно меньше. Спал всё ещё в сидячем положении, отказываясь от верхних шконок. Его примеру последовали лишь пятеро человек. Тоже назвав себя людьми непритязательными. Всего менялись шконками более десяти раз. Даже Крабу с Климом надоедало ехать лёжа, и они на несколько часов спускались к остальным.
Наконец, поезд прибыл к пересылке. Вагон опять отцепили от состава, и повезли в какое-то закрытое помещение. В этот раз разгрузка вагона сильно отличалась от той, что была во Владимире. Зеки с баулами выходили на улицу и стояли в отдельном дворе. После того, как все собрались в этом дворе, вагонзак с тепловозом выехали за территорию. Зеков стали по одному приглашать в медкабинет. Когда дошла очередь до Бори, на входе он доложил охраннику свои ФИО, статью и срок, после чего его пригласили на досмотр. В бауле у него осталось только две книжки, да сменная одежда.
На входе в помещение для досмотра было выгравировано «ТПП Самарской области при ИЗ-63/1». Это означало, что они не в самом самарском централе номер один для подследственных, а в транзитно-пересыльном пункте, который находится на самарском вокзале Куйбышевский. А управление этим ТПП осуществляет СИЗО №1 города Самары. Помятуя предостережение Краба, Боря настроился отказаться от посуды на этой пересылке.
Досмотр длился немного дольше, чем Боря предполагал. Баул прошмонали быстро, а вот самого Борю досматривали досканально. Заставили раздеться до гола, посмотрели все карманы брюк, куртки, не зашил ли чего запрещённого в футболку, носки, обувь. Заставили раздвинуть ягодицы и туда заглянули. Когда этот кошмар закончился, продолжился в медкабинете. Чем болеет, как себя чувствует, что употребляет. Что за шрам на руке, царапина на ноге. Все ли зубы на месте. И, наконец, сборка.
На которой его ждал уже весь этап. Клим и Карп стояли посреди камеры, явно собираясь произнести речь. Оба крутили чётки на своих руках. Около них тёрлись ещё несколько человек явно приблатнённого вида. Когда весь вагон собрался на сборке, Карп начал:
– Друзья! Братья по несчастью. Уважаемые арестанты! – Он долго выбирал каким эпитетом обратиться ко всем, чтоб не задеть никого из присутствующих. – Мы прибыли в Самарский ТПП. Одиз из козлов, который помогал мусорам шманать мои вещи подтвердил моё знание об этом месте. Здесь килишёванная посуда. Значит из любой тарелки, которую Вам, возможно, выдадут, мог есть петух. А это сами знаете, что означает. У нас с Климом, Груздём и Пастухом есть небольшой набор одноразовой посуды, который позволит Вам есть баланду в этом месте. Разбирайте и отказывайтесь от предложенной местными козлами пидорской посуды.
Все зеки похватали себе по одному комплекту пластиковых мисок, ложек, одноразовых стаканчиков и тому подобное. Каждый из них убрал себе в баул. После чего Краб продолжил:
– Давайте договоримся так. Если администрация пункта пойдёт нам на встречу, то будем есть баланду из своих одноразовых тарелок. Если же нет, то объявим голодовку и до следующей пересылки есть не будем.
Зеки хором прокричали «Давайте», поскольку настрой Краба поддерживали. С таким настроем зеки выходили из сборки получать матрасы и посуду. Но, после каждого отказа их по одному выводили в досмотровую комнату. Некоторые по возвращению оттуда соглашались взять посуду, тщательно разглядывая шлёмки в поисках дырок или хотя бы вмятин. Но тарелки выглядели как новые, из-за чего было непонятно, кто был их прежним хозяином.
Дошла очередь и до Бори. Как и большинство арестантов прибывших с ним одним этапом, он тоже отказался от матраса и посуды, мотивируя это тем, что неизвестно кто на нём спал, и неизвестно кто из этой посуды ел. Борю также с баулом повели в досмотровую комнату. Там его ждало три УФСИНовца с дубинками наготове:
– Почему от посуды отказался?
– Так, вы же не тачкуете тарелки из которых педерасты кушают. – Отмазывался Боря.
– И что?
– Они же в рот берут, как я буду есть после них?
– Как мы едим, так и ты будешь.
Двое мусоров схватили Борю за подмышки и приставили лицом к стене, а третий старшой начал избивать его дубинкой. Попадал по разным местам: по ягодицам, по спине, по бёдрам. Боря даже не вскрикивал. Он уже был наслышан от других зеков о подобных расправах, поэтому просто решил переждать, когда пыл старшого угаснет.
– Так что, – сказал, наконец он. – Возьмёшь тарелку?
– Нет, – почти рыдающим голосом ответил Боря. После того, как он отдышался и прокашлялся, тихо ответил: – Я объявляю голодовку.
Старшой хотел было дать кулаком Боре по лицу, но остановился в сантиметрах от бориного носа. Остальным конвойным велел:
– Ведите его в ШИЗО.
Двое конвоиров ещё держали Борю под локотки, а один из них спросил:
– Идти можешь?
– Могу! – Выдавил из себя Боря.
– Бери баул, пошли.
Борю отвели в подвальное помещение. У двери с надписью «Каптёрка» Борю остановили.
– С собой в ШИЗО запрещено иметь сигареты, зажигалки, спички. Разрешается носить одну футболку, нижнее бельё, носки. Выдадим тебе робу. Так что брюки снимай, клади в баул.
Боря снял брюки и остался в одних трусах. Из отдельного шкафчика на каптёрки ему выдали робу: куртку чёрного цвета с надписью ШИЗО на спине, и такого же цвета брюки. Также обувь ему выдали другую.
– Из баула можешь взять: книжку, ручку, зубную щётку, пасту, полотенце. Остальное остаётся здесь.
К баулу приклеяли белый чистый стикер и фломастером подписали «Пахомов Б.Г.». После чего борин баул отправился на полку. А Борю повели в камеру. Над дверью белой краской было выведено «62», после чего за Борей тормоза закрылись. Он увидел внутри этой хаты шконку, которая была пристёгнута к стене. Из того, что она здесь всего одна, Боря сделал вывод, что попал в камеру-одиночку. Помимо шконки здесь ещё были стол, стул, уголок для справления нужды, раковина. Боря разложил вещи, которые ему разрешили с собой взять и решил выяснить, что за книжка у него с собой. Ею оказался «Брат» Владимира Колычёва. Боре показалось, что он уже читал её в Бутырке, но он уже не помнил точно.
Желудок Бори возмущался против внезапной голодовки, издавая не совсем приятные звуки. Но раз назвался груздем полезай в кузов. Следовательно, договорённость надо соблюдать. Боря принялся читать книгу, периодически поглядывая в окно. Оно было чуть меньше, чем во всех хатах, которых он уже успел побывать, но выглядело также: решка, стеклопакет без ручки, решка. Вечером раздавали баланду на ужин. Боря брать отказался.
– Тьфу! – Крикнул баландёр в «кормушку», и изо рта у него явно что-то выпало Боре в хату – Ты чего, малохольный, на диете что ли?
– Разговоры! – Прервал его старшой и «КамАз» поехал дальше.
Боре стало интересно, что за соринку выплюнул баландёр в борину хату. И он поплёлся её обыскивать. Поднял её с пола. Это оказалась малява запечатанная в сигаретную слюду и надёжно запаянная зажигалкой. На внешней её стороне чётко просачивалась надпись «ВХ62Боре ОТ49Клима». Интересно, как Клим умудрился настрочить маляву, запаять её, да ещё и передать с баландёром? Сразу видно старого матёрого арестанта.
Он еле распечатал слюду. Она оказалась прочной и разрезать её понадобилось зубами. Когда от слюды избавился стал разворачивать листик. Он оказался приличных размеров да и текст был немалый:
«Приветствую тебя, мой юный друг! Я тебя предупреждал, что этап – это нелёгкое испытание для осужденных, так вот ты теперь и сам в этом убедился. С ребятами, которые несмотря на наши с Крабом уговоры взяли посуду и поднялись в хаты не общайся. Над ними повис вопрос об их порядочности, и решать его будут теперь воры на зонах, в которые они приедут. Возможно, большинство из них станут обиженными. Тебе же обязательно зачтётся то, что ты поддержал голодовку. Мы с Крабом тоже не едим. Попали в такие же камеры-одиночки, как твоя. Не спрашивай, откуда мы знаем, кто где сидит. Нам всё известно. Ночью выходи на дорогу, будет весело».
В поезде Боря начал думать, что прежних приятельских отношений с Климом уже не будет. Что теперь его семейником будет Краб, и что больше он будет общаться с ним. Однако, как выяснилось, Клим помнил о том, что их дело вёл общий следак, и срок они получили почти что одновременно. Когда на улице стемнело, в хату вошёл старшой, чтоб отстегнуть шконку. Наконец-то можно прилечь.
– Ты чего сидишь? Вас в Москве не учили, что когда в хату заходит инспектор, надо вставать и делать доклад.
– Учили – ответил Боря старшому. – Какой доклад, если итак всё понятно. Сижу за отказ получить шлёмку.
– Постельное бельё брать будешь?
Боря хотел было согласиться, но вспомнил, что на нём тоже мог спать гомосек или обиженный, так что отказался. Старшой вышел, Боря лёг на шконку, скрутив полотенце потуже и положив его под голову. Сна не было, он смотрел в окно, в котором потихоньку темнело. Внезапно на унылой картине тюремного дворика за внешней решкой показалась синяя вервёвка. Осталось лишь подумать, как открыть окно, ведь оно без ручки. Пошарив по шконке, он обнаружил закладку между досок, там был железный прутик, оторванный то ли от забора на прогулочном дворике, то ли от тормозов на двери в хату. Прутик оказался прочным и окно им открыть вполне получилось. Получилось и затянуть коня в хату. Он оказался довольно длинным, но на конце был привязан носок, в котором лежало всё, что Боре было нужно.
Там лежал клубок шерстяных ниток, пакет для парашюта, малява, маленький пакетик сгущёнки, спички, бандюк. Как это всё поместилось в носке, Боре оставалось только дивиться. Первым делом он развернул маляву:
«Приветствую тебя, новичок хаты шесть-два нашего ШИЗО. Тебя не обманули. Здесь действительно нельзя есть баланду из хозовской посуды. Я сижу здесь уже месяц и никак не могу уехать по этапу на следующую пересылку. Первую неделю, я как и ты держал голодовку и не кушал. Потом меня подняли в хату и разрешили есть из собственной посуды, но многие здесь едят из хозовской. Несмотря на то, что они потенциальные педерасты, у них можно поживиться продуктами. Один из них передал на ШИЗО сгущёнку. Не волнуйся! На киче сгущёнка запрет, а, как известно, запрет не гасится. Значит без разницы, чья она. При помощи парашюта состреливайся с другими хатами, а мы тебе ещё что-нибудь закинем»
Боря оторвал от книжки листик свободный от текста, и ручкой написал слова благодарности. После чего ему пришёл ответ, чтоб если что нужно, Боря не стеснялся просить. Сгущёнка не насыщала желудок, она лишь избавляла от резей, которые уже у него начинались. А есть из-за неё хотелось ещё больше. Запить всё это, Боря решил водой из-под крана. Да, конечно, он знал, что это вредно, но выбора у него нет. Либо травануться проточной водой, либо загаситься местной посудой.
