Как только получилось наладить связь с соседней хатой, стало намного легче. Для маляв в ход пошли уже не только листы свободные от текста, а края полностью напечатанных книг. В общем, положение складывалось следующее: из ста восьмдесяти зеков, прибывших этапом из Владимира, лишь пятнадцать поддержали голодовку. Остальные взяли посуду, не зная, кто из неё ел ранее. Стало быть ко всем, к ним возникли вопросы по поводу порядочности. Через свои каналы связи, Краб, Клим и другие авторитеты, пытались упомнить всех, кто пользовался хозовской посудой из тех, кто её взял, а кто предпочитал выданные ими одноразовые тарелки. К тем, кто хотя бы взял посуду, но не пользовался ею, вопросов было меньше. Тех же, кто пользовался шлёмками, выданными администрацией, Краб предлагал игнорировать, пока братва не решит вопрос об их статусе. Это означало, что с ними не будут здороваться за руку, от них не будут принимать дачки. Разве что, кроме запрещённых предметов, которые как братва давно решила, что они не гасятся.
Мишель тоже поддержал голодовку и загремел в одну из хат ШИЗО. Правда, наутро Мишеля всё-таки подняли в общую хату, правда ни матрас, ни посуду, он взять отказался. С Борей вопрос был более сложный для администрации. Он проспал утреннюю проверку. Шконка была пристёгнута к стене, спал на стуле сидя. Не делал доклады, следовательно, его пока оставляли в карцере. Клубок ниток Боря спрятал надёжно в щель под полом, которую обнаружил случайно под утро, а пустой пакет от сгущёнки выкинул в окно. Окно закрыл, а прутик спрятал на прежний схрон.
Когда под утро, старшой пришёл пристёгивать шконку к стене, прутик не выпал, а Боря лежал, как и положено в часы отбоя. Когда шконка была пристёгнута, Боря сел на стол читать книгу и так в сидячей позе уснул.
На третьи сутки, у Бори уже болело всё. Суставы ныли от спячки в неудобной позе. Сам он исхудал: пакет сгущёнки в сутки, разве это еда? А на третью ночь ему по дороге вообще упаковку конфет спустили, покушаешь тут. Спать на дереве уже становилось невыносимо, и уже пошли мысли о том, чтобы выйти из голодовки. Из администрации ему никто не сказал, чтоб видели, как ночью он употребляет сладкое, пришедшее из хат сверху. Поэтому, скорее всего, они думали, что бедный Боря голодает, и от голодухи скоро согласится на все условия администрации.
Однако, в четверг Борю попросили из хаты на выход. Выдали баул и велели ждать во дворике. Таких как он здесь собралось опять человек порядка двухсот. Каждый стоял с баулом. Завидев Клима и Краба, Боря подошёл к ним.
– Здарово, ребята!
– О, привет, Москва! – поздоровался с ним Краб.
– Здравствуй, Боря! – вмешался Клим.
Все трое стояли явно исхудавшие, и непонятно как держащиеся на ногах. Краб обратился к Боре с неожиданной просьбой:
– У тебя курить есть?
Боря хотел было ответить, что сигареты уже всем раздал, как вспомнил про бандюки, которые приходили ему по дороге каждую ночь. Когда он раскрыл первый из них, то убедился, что там в хорошую скрутку помещаются сигареты. Он быстренько их припрятал, и сумел вынести из ШИЗО, чтоб поделиться с курящими товарищами. Сам Боря в тюрьме так и не закурил. Он протянул Крабу все бандюки, что у него были, и тот с радостью начал смолить. Видимо, ему приходили такие же, но он уже в хате все скурил.
– Бутырка, ты мне просто жизнь спас. Я так давно не курил…
Клим посмеялся над этими словами, поскольку «давно» в понятии Краба явно означало часа два-три назад, когда закончилась последняя сигарета из нового бандюка. Позже начали открываться ворота, и тепловоз привёз пустой вагонзак, или как его чаще называют зеки «столыпинский вагон». Для Бори это был уже третий такой вагон, и он заметил, что все они имеют пятизначный номер и начинаются на 76. Информация, которая может пригодиться на свободе, но совершенно не нужная в условиях лишения свободы. Надо будет, после выхода на свободу, вычислять такие и закидывать туда сигареты. С толстой кипой бумаг, старшой встал посредине двора и начал зачитывать фамилии, чьи дела ему попадались под руку. Одним из первых Боря услышал и свою фамилию. На входе в поезд его снова ждал шмон. К такому количеству обысков за этапное время он уже начал привыкать. Опять все вещи разбросали по полу, опять их собирать, и опять выбирать себе купе. Он выбрал то же самое, в котором ездил Клим. Краб на этот раз перебрался в другое купе. Позже, Боря поймёт, что Краб и Клим специально сели в разные купе, а также поймёт для чего это они сделали. А пока он подумал, что возможно между ними пробежала чёрная кошка. Пастуха на этапе не было. Ребята сказали, что он остался в Самарской области и здесь будет отбывать. Посёлков в Самарской области два: один в Тольятти, второй в Стахановске.
На этот раз купе было не сильно перегружено. Ехало всего десять человек. Клим сразу сказал Боре судьбу его друга:
– Мишель поехал на пятёрку. Это общий режим. Зона прям в городе находится.
– Что, в самой Самаре?
– Да. Редкость, правда?
– Интересно. – Удивился Боря.
– На самом деле, это окраина Самары, район Красный Кряжок. Там одни свои дома, хотя считается это территорией города Самары, но сами жильцы считают, что это за городом.
Боря знал, что Мишель получил три года общего, поэтому не удивился, что тот остался в Самаре. Итак, купе наполнилось. В этот раз в разумных пределах. Четыре спальных места и шесть сидячих. Как только поезд тронулся Клим обратился к собравшимся:
– Значит так. Всех предупреждали о том, что за заведение ТПП в Самаре. Вам говорили, что получать посуду и матрас в этой пересылке не нужно, так?
Понурые зеки закивали головой.
– Но не все этому последовали, так? Значит вот что. Те, кто поддержал голодовку, едут на лежачих местах, а остальные внизу на сидячих. И, на всякий случай, не прикасайтесь ни к кому руками или ещё чем-нибудь. Брюс, твой третий этаж. Лазарь, твой тоже. Белик, твой второй. Ещё одну шконку на втором этаже займу я. Наши баулы мы поставим здесь. Просьба к ним не прикасаться. Я, конечно, не могу такую толпу зеков объявить обиженными, решать вопрос по вам будет братва по приезду.
– Я не пользовался хозовской посудой, я её только получил, а пользовался я своей одноразовой.
– Моей ты хотел сказать? Если есть очевидцы, готовые это обосновать, считай тебе повезло. А пока ехай внизу и ни к кому не прикосайся.
Вот так от одной неосторожности на этапе ломаются судьбы.
Боря впервые ехал в вагонзаке с комфортом. Наконец-то, можно полежать и не надо делить своё место с остальными, меняясь по ходу движения. Поэтому дорогу Боря почти не заметил. Просто ехал и ехал. Пока остальные курили, он старался спать, а когда не спалось – думал. На первой же остановке, он обратился к Климу:
– Санёк, а ты не можешь, как Краб, определить где мы?
– Нет, братан, я так не умею. У Краба реально хорошо получается. Хочешь, пошуми ему на продол, он, обычно, всё знает.
– А где он сейчас?
– В соседнем купэ едет.
Но Боря что-то не хотел шуметь по продолу, поэтому сказал «ладно, позже» и лёг дальше на шконку.
– Какой, позже? Мне тоже интересно.
Клим встал со шконки, и крикнул на продол что есть мочи.
– Краб! Кра-аб! Ты где?
– Не шумим! – прервал старшой Клима.
– Старшой, мы тихонечно, поговорим. Не обессудь.
Охранник сдался. Открывать хату в одиночку ему не положено по инструкции, а просунуть дубинку между прутьями решётки для удара – то ещё занятие. Поэтому он согласился «Только тихо!».
– Краб, ты в каком купэ?
– Клим, ты? – отозвался, наконец Краб.
– Да я, это… Я. Ты не прислушивался, куда мы едем?
– Точного пункта назначения не знаю. Но, судя по речи, проезжаем мимо Ульяновска. Здесь прям «о-кают». Короче, обратно в Москву возвращаемся.
– Как точно узнаешь, шумани!
– Замётано!
Если Краб и на этот раз прав, и находятся они в окрестностях Ульяновска или в области. Вот и зачем их везли в Самару? Чтоб судьбу сломать? Как вообще они решают куда везти и зачем?
Естественно, ответа на эти вопросы Боря не получил. Зато на этот раз в вагонзаке сумел выспаться. Периодически шумели тормоза, кого-то выводили в туалет. Иногда на стоянках шумели рессоры, это вагон отцепляли от одного поезда и прицепляли к другому. Всё это Борю не особо трогало. Он уже привык («отдуплился») к условиям тюремной езды.
Клим ещё несколько раз дёргал Краба на тему того, где они. Но его ответы становились всё более размытыми. Не такими чёткими, как на прошлых пересылках.
Ехали три дня. Уже закончился сухпай (два комплекта). Начали потихоньку опустошаться запасы сладкого из баула. Последней едой Бори был просто кипяток без ничего – им, оказывается, тоже можно наесться. Уже почти начали забывать про особый статус сидящих пассажиров. Одному из них (тому, кто хозовской посудой не пользовался) даже Клим разрешил прилечь на одну из верхних шконок.
Наконец, раздалась команда «Выходим на продол, кладём баул перед собой». Беглый досмотр. И по одному на выход из вагона. Автозак на этот раз подъехал к столыпинскому вагону, как в Москве. То есть из вагонзака надо было спрыгнуть на землю, а с неё подняться в КамАЗ. Беглый осмотр в автозаке проводил широкомордый, слегка смуглый старшой со скоротечной речью, без единой примеси какого-либо акцента:
– Давай быстрей, Пахомов. Я ещё не кушал, а вас ещё много.
И легонько, но не больно подтолкнул его в отсек. Боря сказал, что поедет в одной хате с Климом и Крабом. Старшой, без лишних вопросов открыл перед ним второй отсек, в котором сидел Клим, а Краб ещё находился в «столыпине». Боря начал с ним разговор:
– Клим, не пойму, что за старшой? Не то татарин, не то киргиз…
– Мордва – с уверенностью ответил тот. – Они все такие, говорят быстро, вроде нерусские, но акцента нет. И имена у них у всех наши: коли, васи, пети, саши…
Осталось предположить, что они приехали в Саранск. Примерно такое же направление с небольшой погрешностью давал и Краб. Он говорил, не то Татарстан после Ульяновской области был, не то Чувашия. А оказалась Мордовия. Хотя это ещё не стопроцентный показатель. Это лишь предположение Клима. Может оказаться, что они в Казани. Узнать было возможно, только по прибытию в централ на пересылку.
Ехали по ровным республиканским дорогам. Боря сразу оценил разницу в движении: по дорогам городов Владимир и Самара, с дорогой, предположительно, Саранска. Автозек ни разу не подпрыгнул и не скривился. Попадал в пробки, стоял подолгу, но ехал аккуратно.
Наконец, открылась дверь. Старшой быстро вышел на улицу отдавать документы, после чего в автозек зашли совсем иные уфсиновцы и начали выводить по одному. С улицы слышалось «Самара? С ними всегда проблемы». Видимо, слава о Самарском ТПП докатилась и до Мордовского Централа.
Обыск проходил как всегда варварски: полностью выпотрошённая сумка, до гола раздетый Боря, и старшой, заглядывающий во все внутренности с фонариком. На скорую руку собранный баул обратно и проход на сборку. А там уже местный криминальный авторитет встретил:
– Самара? Вот сюда становись.
Боря узнал ребят, с которыми три дня колесил на поезде, лишь один из них был с Москвы. Не считая, конечно, Клима и Краба. Они тоже встали около той стены, куда указали Боре, только ответили более резко:
– Да ты не переживай, братан, мы порядочные. По крайней мере десять из нас точно. Мы знаем, за что вы гноите Самарский ТПП. Есть за что. Там не тачкуют гашёнки, поэтому мы все объявили голодовку и отказались от рулеток.
– Малява за вас ещё не пришла – не унимался явно главный блатарь сборки. – Вот когда придёт воровская почта, тогда и узнаем, кому из вас отдыхать на шконке, а кому спать возле тормозов.
Это было суровое испытание между двух огней. С одной стороны УФСИНовцы не собирались церемониться с прибывшими этапниками, а с другой стороны вопросы были у братвы за нахождение в дурацком ТПП. Местные все разошлись по хатам, а ближе к ночи дошла очередь и до самарских.
Когда Боря получал посуду и постельное бельё, он тщательно проверял шлёмку и другие предметы на поиск отверстий, чтоб не дай бог не досталась гашёная посуда. Борю пронесло. После чего его подняли в транзитную хату, где уже сидели несколько человек. Парни из Самары стояли у тормозов, и место рядом с ними занял Боря. За дубком восседал тот самый блатарь, который на сборке указывал самарским на их килишёванность.
Когда этап закончил пополнять хату, тот самый зек, что больше всех понтовался, обратился к самарскому этапу:
– Представьтесь, ребята.
Каждый по очереди произнёс свою погремуху. Блатарь всё это время смотрел в тетрадку и делал там какие-то пометки. Когда все представились, он зачитал, что у него написано:
– Груздь, Тихон, Брюс, Нурик, Стакан, присаживайтесь за дубок, пообщаемся. Остальные можете стелить свои рулетки у тормозов. С вами разговор будет уже на зоне.
Оказывается этого блатного звали Центнер. Он схлопотал восемь лет строгого в Ярославле, но вот уже два месяца катается по России в поисках свободного места в колонии строгого режима. Его уже не приняла ни родная Ярославская область, ни соседние Владимирская и Костромская, ни даже дальние Белгородская и Волгоградская. Короче, скорее всего отбывать срок ему придётся здесь в Мордовии. Потому что уж где-где, а в этом регионе точно строгачей полно и место свободное найдётся. Он удивился, что своего места уже на двух пересылках не смог найти Боря. Ведь в Подмосковье есть две колонии-поселения: одна в Зеленограде, другая в Коломне. Пришлось объяснять, что там отбывают наказание только «сладкие», то есть те, кто может себе купить место в этих посёлках. После довольно приятной беседы и чифира, он указал каждому на шконку, которую можно занять. А насчёт остальных поведал, что сейчас их никто не будет определять в обиженные, потому что надо ещё доказать, что они ели из гашёной посуды, просто надо немного их погнобить, чтоб жизнь мёдом не казалась. Возможно, выше мужиков они уже не поднимутся, а многие станут закрывашками или «оденут рога».
Центнер подтвердил догадки бориных попутчиков о том, что они прибыли в Мордовию. В Саранский Централ. А он тут всего один на весь город. И хат в этом централе всего 22. Три из них транзитные, одна обиженка и две шерстяные. Этапы здесь разбиты на всю неделю. В Мордовии очень много зон. Поэтому своей можно дожидаться почти месяц. Раз в две недели забирают поселковых в Явас. Это единственный рабочий посёлок в котором есть зона поселенского типа. Режим краснющий. По его расчётам туда, как раз может Боря отправиться через три дня. Поселковых на продоле восемь человек. Все прибыли из разных мест, но скорее всего все будут отбывать в Явасе, поскольку туда принимают всех – там всегда есть места.
Боря решил времени не терять и познакомиться с поселковыми из своей хаты. Их оказалось двое. Виталик из Челябинска. Статья два-два-восемь без прима, часть первая. Покурил травки в родном городе в парке, за что и приняли мусора. Сотрудничать со следствием отказался, за что и схлопотал два года посёлка. Уже месяц едет по этапу. Побывал в Новосибирске, Екатеринбурге, Уфе, Самаре, Перми, Нижнем Новгороде и вот судьба его забросила в Саранск. Также посёлок получил башкирин Анвар, из Уфы. Путешествует этапом с Виталиком, начиная с родного города.
Мишель тоже поддержал голодовку и загремел в одну из хат ШИЗО. Правда, наутро Мишеля всё-таки подняли в общую хату, правда ни матрас, ни посуду, он взять отказался. С Борей вопрос был более сложный для администрации. Он проспал утреннюю проверку. Шконка была пристёгнута к стене, спал на стуле сидя. Не делал доклады, следовательно, его пока оставляли в карцере. Клубок ниток Боря спрятал надёжно в щель под полом, которую обнаружил случайно под утро, а пустой пакет от сгущёнки выкинул в окно. Окно закрыл, а прутик спрятал на прежний схрон.
Когда под утро, старшой пришёл пристёгивать шконку к стене, прутик не выпал, а Боря лежал, как и положено в часы отбоя. Когда шконка была пристёгнута, Боря сел на стол читать книгу и так в сидячей позе уснул.
На третьи сутки, у Бори уже болело всё. Суставы ныли от спячки в неудобной позе. Сам он исхудал: пакет сгущёнки в сутки, разве это еда? А на третью ночь ему по дороге вообще упаковку конфет спустили, покушаешь тут. Спать на дереве уже становилось невыносимо, и уже пошли мысли о том, чтобы выйти из голодовки. Из администрации ему никто не сказал, чтоб видели, как ночью он употребляет сладкое, пришедшее из хат сверху. Поэтому, скорее всего, они думали, что бедный Боря голодает, и от голодухи скоро согласится на все условия администрации.
Однако, в четверг Борю попросили из хаты на выход. Выдали баул и велели ждать во дворике. Таких как он здесь собралось опять человек порядка двухсот. Каждый стоял с баулом. Завидев Клима и Краба, Боря подошёл к ним.
– Здарово, ребята!
– О, привет, Москва! – поздоровался с ним Краб.
– Здравствуй, Боря! – вмешался Клим.
Все трое стояли явно исхудавшие, и непонятно как держащиеся на ногах. Краб обратился к Боре с неожиданной просьбой:
– У тебя курить есть?
Боря хотел было ответить, что сигареты уже всем раздал, как вспомнил про бандюки, которые приходили ему по дороге каждую ночь. Когда он раскрыл первый из них, то убедился, что там в хорошую скрутку помещаются сигареты. Он быстренько их припрятал, и сумел вынести из ШИЗО, чтоб поделиться с курящими товарищами. Сам Боря в тюрьме так и не закурил. Он протянул Крабу все бандюки, что у него были, и тот с радостью начал смолить. Видимо, ему приходили такие же, но он уже в хате все скурил.
– Бутырка, ты мне просто жизнь спас. Я так давно не курил…
Клим посмеялся над этими словами, поскольку «давно» в понятии Краба явно означало часа два-три назад, когда закончилась последняя сигарета из нового бандюка. Позже начали открываться ворота, и тепловоз привёз пустой вагонзак, или как его чаще называют зеки «столыпинский вагон». Для Бори это был уже третий такой вагон, и он заметил, что все они имеют пятизначный номер и начинаются на 76. Информация, которая может пригодиться на свободе, но совершенно не нужная в условиях лишения свободы. Надо будет, после выхода на свободу, вычислять такие и закидывать туда сигареты. С толстой кипой бумаг, старшой встал посредине двора и начал зачитывать фамилии, чьи дела ему попадались под руку. Одним из первых Боря услышал и свою фамилию. На входе в поезд его снова ждал шмон. К такому количеству обысков за этапное время он уже начал привыкать. Опять все вещи разбросали по полу, опять их собирать, и опять выбирать себе купе. Он выбрал то же самое, в котором ездил Клим. Краб на этот раз перебрался в другое купе. Позже, Боря поймёт, что Краб и Клим специально сели в разные купе, а также поймёт для чего это они сделали. А пока он подумал, что возможно между ними пробежала чёрная кошка. Пастуха на этапе не было. Ребята сказали, что он остался в Самарской области и здесь будет отбывать. Посёлков в Самарской области два: один в Тольятти, второй в Стахановске.
На этот раз купе было не сильно перегружено. Ехало всего десять человек. Клим сразу сказал Боре судьбу его друга:
– Мишель поехал на пятёрку. Это общий режим. Зона прям в городе находится.
– Что, в самой Самаре?
– Да. Редкость, правда?
– Интересно. – Удивился Боря.
– На самом деле, это окраина Самары, район Красный Кряжок. Там одни свои дома, хотя считается это территорией города Самары, но сами жильцы считают, что это за городом.
Боря знал, что Мишель получил три года общего, поэтому не удивился, что тот остался в Самаре. Итак, купе наполнилось. В этот раз в разумных пределах. Четыре спальных места и шесть сидячих. Как только поезд тронулся Клим обратился к собравшимся:
– Значит так. Всех предупреждали о том, что за заведение ТПП в Самаре. Вам говорили, что получать посуду и матрас в этой пересылке не нужно, так?
Понурые зеки закивали головой.
– Но не все этому последовали, так? Значит вот что. Те, кто поддержал голодовку, едут на лежачих местах, а остальные внизу на сидячих. И, на всякий случай, не прикасайтесь ни к кому руками или ещё чем-нибудь. Брюс, твой третий этаж. Лазарь, твой тоже. Белик, твой второй. Ещё одну шконку на втором этаже займу я. Наши баулы мы поставим здесь. Просьба к ним не прикасаться. Я, конечно, не могу такую толпу зеков объявить обиженными, решать вопрос по вам будет братва по приезду.
– Я не пользовался хозовской посудой, я её только получил, а пользовался я своей одноразовой.
– Моей ты хотел сказать? Если есть очевидцы, готовые это обосновать, считай тебе повезло. А пока ехай внизу и ни к кому не прикосайся.
Вот так от одной неосторожности на этапе ломаются судьбы.
Боря впервые ехал в вагонзаке с комфортом. Наконец-то, можно полежать и не надо делить своё место с остальными, меняясь по ходу движения. Поэтому дорогу Боря почти не заметил. Просто ехал и ехал. Пока остальные курили, он старался спать, а когда не спалось – думал. На первой же остановке, он обратился к Климу:
– Санёк, а ты не можешь, как Краб, определить где мы?
– Нет, братан, я так не умею. У Краба реально хорошо получается. Хочешь, пошуми ему на продол, он, обычно, всё знает.
– А где он сейчас?
– В соседнем купэ едет.
Но Боря что-то не хотел шуметь по продолу, поэтому сказал «ладно, позже» и лёг дальше на шконку.
– Какой, позже? Мне тоже интересно.
Клим встал со шконки, и крикнул на продол что есть мочи.
– Краб! Кра-аб! Ты где?
– Не шумим! – прервал старшой Клима.
– Старшой, мы тихонечно, поговорим. Не обессудь.
Охранник сдался. Открывать хату в одиночку ему не положено по инструкции, а просунуть дубинку между прутьями решётки для удара – то ещё занятие. Поэтому он согласился «Только тихо!».
– Краб, ты в каком купэ?
– Клим, ты? – отозвался, наконец Краб.
– Да я, это… Я. Ты не прислушивался, куда мы едем?
– Точного пункта назначения не знаю. Но, судя по речи, проезжаем мимо Ульяновска. Здесь прям «о-кают». Короче, обратно в Москву возвращаемся.
– Как точно узнаешь, шумани!
– Замётано!
Если Краб и на этот раз прав, и находятся они в окрестностях Ульяновска или в области. Вот и зачем их везли в Самару? Чтоб судьбу сломать? Как вообще они решают куда везти и зачем?
Естественно, ответа на эти вопросы Боря не получил. Зато на этот раз в вагонзаке сумел выспаться. Периодически шумели тормоза, кого-то выводили в туалет. Иногда на стоянках шумели рессоры, это вагон отцепляли от одного поезда и прицепляли к другому. Всё это Борю не особо трогало. Он уже привык («отдуплился») к условиям тюремной езды.
Клим ещё несколько раз дёргал Краба на тему того, где они. Но его ответы становились всё более размытыми. Не такими чёткими, как на прошлых пересылках.
Ехали три дня. Уже закончился сухпай (два комплекта). Начали потихоньку опустошаться запасы сладкого из баула. Последней едой Бори был просто кипяток без ничего – им, оказывается, тоже можно наесться. Уже почти начали забывать про особый статус сидящих пассажиров. Одному из них (тому, кто хозовской посудой не пользовался) даже Клим разрешил прилечь на одну из верхних шконок.
Наконец, раздалась команда «Выходим на продол, кладём баул перед собой». Беглый досмотр. И по одному на выход из вагона. Автозак на этот раз подъехал к столыпинскому вагону, как в Москве. То есть из вагонзака надо было спрыгнуть на землю, а с неё подняться в КамАЗ. Беглый осмотр в автозаке проводил широкомордый, слегка смуглый старшой со скоротечной речью, без единой примеси какого-либо акцента:
– Давай быстрей, Пахомов. Я ещё не кушал, а вас ещё много.
И легонько, но не больно подтолкнул его в отсек. Боря сказал, что поедет в одной хате с Климом и Крабом. Старшой, без лишних вопросов открыл перед ним второй отсек, в котором сидел Клим, а Краб ещё находился в «столыпине». Боря начал с ним разговор:
– Клим, не пойму, что за старшой? Не то татарин, не то киргиз…
– Мордва – с уверенностью ответил тот. – Они все такие, говорят быстро, вроде нерусские, но акцента нет. И имена у них у всех наши: коли, васи, пети, саши…
Осталось предположить, что они приехали в Саранск. Примерно такое же направление с небольшой погрешностью давал и Краб. Он говорил, не то Татарстан после Ульяновской области был, не то Чувашия. А оказалась Мордовия. Хотя это ещё не стопроцентный показатель. Это лишь предположение Клима. Может оказаться, что они в Казани. Узнать было возможно, только по прибытию в централ на пересылку.
Ехали по ровным республиканским дорогам. Боря сразу оценил разницу в движении: по дорогам городов Владимир и Самара, с дорогой, предположительно, Саранска. Автозек ни разу не подпрыгнул и не скривился. Попадал в пробки, стоял подолгу, но ехал аккуратно.
Наконец, открылась дверь. Старшой быстро вышел на улицу отдавать документы, после чего в автозек зашли совсем иные уфсиновцы и начали выводить по одному. С улицы слышалось «Самара? С ними всегда проблемы». Видимо, слава о Самарском ТПП докатилась и до Мордовского Централа.
Обыск проходил как всегда варварски: полностью выпотрошённая сумка, до гола раздетый Боря, и старшой, заглядывающий во все внутренности с фонариком. На скорую руку собранный баул обратно и проход на сборку. А там уже местный криминальный авторитет встретил:
– Самара? Вот сюда становись.
Боря узнал ребят, с которыми три дня колесил на поезде, лишь один из них был с Москвы. Не считая, конечно, Клима и Краба. Они тоже встали около той стены, куда указали Боре, только ответили более резко:
– Да ты не переживай, братан, мы порядочные. По крайней мере десять из нас точно. Мы знаем, за что вы гноите Самарский ТПП. Есть за что. Там не тачкуют гашёнки, поэтому мы все объявили голодовку и отказались от рулеток.
– Малява за вас ещё не пришла – не унимался явно главный блатарь сборки. – Вот когда придёт воровская почта, тогда и узнаем, кому из вас отдыхать на шконке, а кому спать возле тормозов.
Это было суровое испытание между двух огней. С одной стороны УФСИНовцы не собирались церемониться с прибывшими этапниками, а с другой стороны вопросы были у братвы за нахождение в дурацком ТПП. Местные все разошлись по хатам, а ближе к ночи дошла очередь и до самарских.
Когда Боря получал посуду и постельное бельё, он тщательно проверял шлёмку и другие предметы на поиск отверстий, чтоб не дай бог не досталась гашёная посуда. Борю пронесло. После чего его подняли в транзитную хату, где уже сидели несколько человек. Парни из Самары стояли у тормозов, и место рядом с ними занял Боря. За дубком восседал тот самый блатарь, который на сборке указывал самарским на их килишёванность.
Когда этап закончил пополнять хату, тот самый зек, что больше всех понтовался, обратился к самарскому этапу:
– Представьтесь, ребята.
Каждый по очереди произнёс свою погремуху. Блатарь всё это время смотрел в тетрадку и делал там какие-то пометки. Когда все представились, он зачитал, что у него написано:
– Груздь, Тихон, Брюс, Нурик, Стакан, присаживайтесь за дубок, пообщаемся. Остальные можете стелить свои рулетки у тормозов. С вами разговор будет уже на зоне.
Оказывается этого блатного звали Центнер. Он схлопотал восемь лет строгого в Ярославле, но вот уже два месяца катается по России в поисках свободного места в колонии строгого режима. Его уже не приняла ни родная Ярославская область, ни соседние Владимирская и Костромская, ни даже дальние Белгородская и Волгоградская. Короче, скорее всего отбывать срок ему придётся здесь в Мордовии. Потому что уж где-где, а в этом регионе точно строгачей полно и место свободное найдётся. Он удивился, что своего места уже на двух пересылках не смог найти Боря. Ведь в Подмосковье есть две колонии-поселения: одна в Зеленограде, другая в Коломне. Пришлось объяснять, что там отбывают наказание только «сладкие», то есть те, кто может себе купить место в этих посёлках. После довольно приятной беседы и чифира, он указал каждому на шконку, которую можно занять. А насчёт остальных поведал, что сейчас их никто не будет определять в обиженные, потому что надо ещё доказать, что они ели из гашёной посуды, просто надо немного их погнобить, чтоб жизнь мёдом не казалась. Возможно, выше мужиков они уже не поднимутся, а многие станут закрывашками или «оденут рога».
Центнер подтвердил догадки бориных попутчиков о том, что они прибыли в Мордовию. В Саранский Централ. А он тут всего один на весь город. И хат в этом централе всего 22. Три из них транзитные, одна обиженка и две шерстяные. Этапы здесь разбиты на всю неделю. В Мордовии очень много зон. Поэтому своей можно дожидаться почти месяц. Раз в две недели забирают поселковых в Явас. Это единственный рабочий посёлок в котором есть зона поселенского типа. Режим краснющий. По его расчётам туда, как раз может Боря отправиться через три дня. Поселковых на продоле восемь человек. Все прибыли из разных мест, но скорее всего все будут отбывать в Явасе, поскольку туда принимают всех – там всегда есть места.
Боря решил времени не терять и познакомиться с поселковыми из своей хаты. Их оказалось двое. Виталик из Челябинска. Статья два-два-восемь без прима, часть первая. Покурил травки в родном городе в парке, за что и приняли мусора. Сотрудничать со следствием отказался, за что и схлопотал два года посёлка. Уже месяц едет по этапу. Побывал в Новосибирске, Екатеринбурге, Уфе, Самаре, Перми, Нижнем Новгороде и вот судьба его забросила в Саранск. Также посёлок получил башкирин Анвар, из Уфы. Путешествует этапом с Виталиком, начиная с родного города.
