Жизнь в гетто во многом была тяжелее и беспросветнее, чем в том же Латинском районе, где родился Стефан. Но следовало признать: здесь невозможно было отыскать глухой узкий переулок, какими изобиловали кварталы его родного района.
Сказывалась близость к энергетическому узлу города Сан-Вингу: все улицы гетто представляли собой широкие, светлые в любое время суток магистрали.
Влачить беспросветное существование в ярко освещенном районе с просторными улицами… было в этом что-то постмодернистское.
Стефан встряхнулся. Что за мысли лезут в голову? И с каких пор он стал задумываться о таких вещах. Меньше надо засиживаться на работе допоздна. Он еще и ночевать там собирался! Никуда не годится.
Тем более, цель его переезда в зет-гетто вполне определенна. И не имеет ничего общего с трудовыми подвигами. Скорее уж - наоборот. Ему следует быть бодрым, отдохнувшим и готовым к действиям в любой момент. И к любым неожиданностям. А неожиданности будут - в этом он был уверен.
Харуми невесомо шагала рядом. О чем думала? Не угадаешь.
Возможно, о том, что новый начальник, свалившийся на ее голову - странный и непредсказуемый тип.
Хотелось бы знать, почему его, Стефана, предшественник не озаботился ее судьбой? Ясно ведь, что просто так попасть на свою должность молодая вдова не могла. Социальная служба обеспечила бы ей место продавщицы или уборщицы, воспитательницы в детском саду для детей таких же одиноких матерей. Она могла бы окончить курсы и стать поварихой или швеей.
Но должность в аппарате управления, при официальном запрете для женщин в гетто даже на начальное школьное образование?
Для получения должности секретаря или делопроизводителя мало сказать, что имеешь для этого навыки. И доказать наличие этих самых навыков - недостаточно. Нужны личные связи. И явно не дружеские и не родственные.
Мог ли Стефан винить Харуми в том, что она ничем не погнушалась, чтобы обеспечить себя и детей? Уж он - точно нет. Эта несчастная просто пытается выжить.
- Я собиралась зайти еще в магазин, - кажется, она впервые за все полчаса пути раскрыла рот.
- Я же сказал, что провожу, - хмуро отозвался Стефан. - Идемте!
- Мне вас неловко задерживать, - она слегка поклонилась. Лицо осталось непроницаемым.
- Поздно уже. Не стоит в одиночестве ходить по улицам, - даже голос не дрогнул.
Хотя в груди болезненно сжалось. Слишком хорошо помнилось, что скрывается за этими, вроде бы очевидными, словами.
Не слушая возражений, направился за ней. Харуми, заметно нервничая, торопливо набрала продуктов в тележку. Стефан отправился восвояси, только когда она забрала от соседки детей и открыла дверь своей квартиры. Секретарша при этом с заметным облегчением вздохнула.
Не иначе, решила - в начальники ей достался маньяк.
Возможно, не стоило так настырно следовать за ней аж в подъезд. Это уже было откровенно излишним. Вот только он прекрасно знал, насколько обманчива безопасность подъездов.
Шагая домой, подумал: недурно было бы обзавестись сегвеем или самокатом. А то и мопедом - благо, тут не было мест, где такой транспорт не прошел бы.
Даже самая узкая улица составляла не менее десятка метров в поперечном сечении.
При этом, если в эр-гетто улицы были просто замощены широкими композитными плитами с разметкой полос пешеходного и транспортного движения, то здесь, в зет-гетто, всюду светло-серый композит, размеченный ярко-желтыми и синими полосами, щедро разбавлялся зелеными вкраплениями живых клумб и даже парковых посадок с высоким кустарником. А время от времени попадались фонтаны и небольшие прудики.
Вот и сейчас Стефан шагал между двух далеко протянувшихся длинных узких клумб, засеянных густой темной зеленью. А в десятке метров над головой плескались небольшие пятна круглых и овальных прудиков, раскиданных посреди дорожки для малого транспорта. Видать, нарочно так сделали - чтоб меньше гоняли. Огибая небольшие водоемы, особенно не разгонишься.
За пределами гетто такое можно увидеть разве что в респектабельных районах.
Если зеленые посадки еще были достаточно распространены, то водоемы в основном были обустроены в районах мантии и ближе к центру.
Противоположная сторона улицы находилась высоко над головой - даже чуть больше, наверное, чем в десятке метров. Так что не создавалось ощущения, что вот-вот вода из прудиков выльется прямо тебе на голову. Или ты сам шлепнешься на мостовую, сейчас находящуюся прямо над тобой, если подпрыгнешь повыше.
Улицы в Сан-Сане представляли собой полые внутри широкие длинные плавно изгибающиеся трубы с круговой гравитацией.
Стенки такой трубы-улицы равномерно притягивали к себе предметы и шагающих людей. В районах, где улицы-трубы сужались до четырех метров в диаметре, идущие навстречу друг другу по противоположным сторонам улицы - считай, головой друг к другу - люди могли запросто, подняв руки, обменяться рукопожатием.
Это, правда, было возможно лишь в окраинных районах. В таких, как Латинский, где родился Стефан, или Русский, Азия или Шанхай. Там улочки и правда могли сузиться до четырех, а то и трех метров в диаметре.
Ходить по трехметровым закоулкам было тем еще удовольствием: круговая гравитация там ощущалась своеобразно.
Если диаметр составляет три метра, то радиус - полтора. Круговая гравитация притягивала к стенкам трубы - то есть мостовой - все, что находилось меньше, чем в полутора метрах от этой самой стенки. А большинство взрослых людей таки имеют рост несколько выше полутора метров. И, когда шагаешь по такому суженному проулку, где-то до плеч или шеи - в зависимости от роста - твое тело притягивается к той части стенки трубы, которая на данный момент является для тебя полом. А вот голова уже находится в зоне притяжения «потолка» - сиречь, противоположной стороны улицы.
Местные, жившие в таких местах годами, уверяли, что им нормально. И что в более просторных местах их давит к земле. А вот у непривычного человека от такого гравитационного диссонанса начинала кружиться голова.
Хотя, если привыкнуть, наверное, забавно. Идешь себе по дороге, а голову тянет вверх. Того гляди, отвалится и покатится сам по себе по противоположной стороне. Отменная легкость!
Главное - не стукаться лбами со встречными.
Сколь бы ни была просторной улица-труба, а точку расширения ее до целой площади Стефан заметил, лишь пройдя ее.
Уже занося ногу над гребнем перегиба, ощутил, что вот сейчас начнется крутой спуск под горку. Шаг - и перед ним распахнулась внутренняя полость гигантского шара, в которую выводили добрых полтора десятка уличных выходов. Перегибы были не плавными, как при переходах в той же Мантии или Золотом кольце, а резкими. Потому и заметить площадь, шагая по улице, нельзя было, пока не подойдешь к ней вплотную.
Стефан сделал несколько шагов и остановился, оглядываясь.
Похоже, центральная площадь гетто. В эр-гетто тоже была такая. Только там на равном удалении ото всех уличных выходов находилась синагога: население района, из которого он перебрался сюда, было преимущественно иудейским.
В свои семнадцать, живя в большом мегаполисе, Стефан бы и не поверил в такое.
Однако традиции в гетто были сильны. И он подозревал, что не только в том, откуда он приехал, но и во всех двадцати восьми, что окружали район Сан-Винг.
Здесь в условном центре площади находился буддийский храм. Многоярусная пагода высилась едва не до самого центра шара. А совсем рядом с верхушкой острой крыши, точно в центре, сияло рукотворное солнце, закрепленное на длинных тросах, протянутых из восьми разных концов площади - так, чтобы удерживать мощный светильник аккурат посреди полости.
И получившаяся композиция производила мощное впечатление. Особенно, если глядеть на нее впервые.
Яркие лучи растворяли тросы, на которых светильник держался. Лишь на некотором расстоянии те металлически сверкали, производя впечатление особенно удлиненных световых лучей.
Казалось, что над острием конька крыши храма сверкает солнце.
При этом свет не резал глаза и не мешал окинуть взглядом величественное строение в окружении стилизованных каменных садиков и водоемов.
Величественно - при этом дешево и сердито. Установить металлические тросы, протянув их навстречу друг другу из противоположных концов внутренней полости шара, недорогой светильник. И почти дармовая энергия.
Сердце кольнуло непрошеным воспоминанием: на такой же площади, прямо перед синагогой, среди цветочных клумб казнили Соль.
Это была именно казнь - пусть и совершенная по самосуду. Хотя был ли самосуд? Чем дальше, тем сильнее Стефан в этом сомневался. Да, официально - возмущенные жители напали на виновницу трагедии, нарушившую закон. Вытащили ее на площадь и прилюдно казнили, в назидание и устрашение тем, кто попытается последовать ее примеру.
О зачинщиках, как это назвали официальные власти гетто, «акции», никто больше не слышал. Но кто поручится, что их попросту не перевели в другой район?
Скорее всего, так и было. Чем дольше Стефан думал об этом, тем сильнее склонялся к этой мысли.
А еще он часто думал, что Соль предвидела что-то подобное. Не зря ведь был тот их разговор, последний. Она словно прощалась…
Встряхнул головой. Переехал, надеясь стряхнуть прошлое! Собирался думать о будущем.
А воспоминания, притихшие было за годы, затаившиеся - словно только того и ждали. И обрушивались на голову, стоило ослабнуть контролю.
В гетто было мало развлечений. Это было общим для всех двадцати восьми закрытых районов.
Маячок здесь был свой, местный. И с сетью мегаполиса он никак не связывался. Пара кинотеатров, пара-тройка кабаков на весь район - вот и вся культурная жизнь. О театрах никто не слышал - не говоря уж о чем-то большем. Клубов, которыми изобиловал тот же Неоновый пояс, здесь тоже не было. Хочешь развлекаться - ступай в кабак: там алкоголь и девочки. Большего уставшему работяге и не нужно.
А основную часть населения гетто составляли именно работяги. Тяжело работавшие и получавшие за это гроши. Потому многие и спивались.
Да он и сам был таким! Днем - работа, вечером - учеба. Регулярная сдача экзаменов, и почти никакого свободного времени.
Как уж так его угораздило?
Стефан сам не понимал, как осмелел настолько, чтобы организовать что-то вроде любительского кружка поклонников искусства. В его небольшой квартире собирались молодые люди, любившие музыку, пение и стихосложение. Кто-то музицировал, кто-то читал стихи собственного сочинения. Иногда включали старомодный плеер, воспроизводивший музыку с флешки, и танцевали.
Даже старшие жители квартала, изначально смотревшие на такие посиделки неодобрительно, скоро сменили мнение. Последнее немало изумило Стефана. И вселило в него уверенность в своих силах.
Кажется, тогда на него впервые посмотрели с уважением.
Стефан помнил день, когда на пороге его квартиры впервые появились жандармы.
Вечер, аккурат собрались практически все, кто бывал у него регулярно. Подозрение в организации притона.
Стефан, сохраняя на лице невозмутимое выражение, проводил стражей порядка в комнату к собравшимся, церемонно представил. Жандармов прием, кажется, удивил.
Позже воспоминание о растерянных физиономиях незваных гостей вызывало улыбку.
Стефан - а чего уж там терять! - решил, что сделать хорошую мину при плохой игре - это все, что в его силах. И любезно предложил жандармам остаться. Присоединиться к компании.
Наверняка в тот вечер от ужаса заледенел не он один. Если бы стажи порядка нашли подтверждение своим подозрениям, наказали бы не только незадачливого хозяина квартиры, но и всех его гостей.
Стефан это прекрасно понимал.
Как понимал и то, что теперь только от его хладнокровия зависит окончание вечера. Он, словно это было само собой разумеющимся, предложил нежданным визитерам кофе.
Заразило ли его фальшивое спокойствие остальных. Или люди просто оцепенели при виде жандармов. Но игру подхватили.
Народ быстро переместился, освободив нежданным визитерам табуретку и место на подлокотнике дивана. Стефан, принеся кофе, возобновил беседу и несколько минут поддерживал ее, пока остальные не отмерли и не втянулись.
В разговор втянули и жандармов.
И те впоследствии стали часто посещать такие вечера в доме Стефана - уже не ради проверок, а качестве полноправных гостей. Среди этих суровых ребят тоже оказалось немало ценителей искусства, которым неохота было проводить досуг дома в одиночестве или в кабаке.
Многие называли это настоящей победой Стефана. И с гордостью говорили - это наш знакомый шлимазл!
А немного позже к этим сборищам стала присоединяться и Соль.
Точнее - это с легкой руки Стефана она стала так зваться. Имя старшей дочки его соседа было - Суламифь. И она стала настоящей звездой вечеров искусства, как называли их те, кто собирался в его небольшой квартире.
Пение Суламифи вызывало всеобщее восхищение. Название ноты соль - самое подходящее имя для девочки с изумительным голосом. Первое время она приходила в сопровождении отца. Стефан догадывался, что это вовсе не от того, что почтенный многодетный отец испытывает слабость к такого рода мероприятиям. Он беспокоился за дочь.
И, когда Соль стала появляться в одиночестве, парень счел это своей личной победой. Такой знак доверия дорогого стоит!
Стефан встряхнулся.
Поздний вечер на дворе, а он торчит на площади перед храмом. Давно нужно идти домой - спать. Это от усталости мысли донимают.
Соль шесть лет, как нет в живых. И что проку вспоминать? Прошлого не вернешь. Не исправишь, не изменишь ничего. Сначала он прохлопал ее замужество, потом - ее смерть. Только и смог, что помочь ее сестренкам. Ну, и еще нескольким бедолагам за последующие годы. Смехотворно!
Да и помощь… можно ли ее так назвать?
Он-то прекрасно знал, что жизнь за пределами гетто далеко не радужна. И молоденькие девушки, подростки, бежавшие из закрытых районов, оказывались выброшены в большой мегаполис. К реалиям которого не были подготовлены.
Взять для примера хоть ту же Сару: она покинула родной район, когда ей было четырнадцать. Из колючей и злой девчонки превратилась в женщину с жестким хищным лицом и холодным взглядом. Через что ей пришлось пройти, и на что она теперь способна? Стефан уверен был, что на многое. Достаточно вспомнить, с чем она заявилась к нему после долгой разлуки. От хорошей жизни такие метаморфозы не происходят.
Главное - самой Саре об этом не говорить. Он усмехнулся.
Окинул взглядом просторную площадь перед храмом - пустынную в это время суток. И направился в сторону дома. Завтра - новый день и новые задачи.
- К вам посетитель, - смущаясь, произнесла Харуми.
Сказывалась близость к энергетическому узлу города Сан-Вингу: все улицы гетто представляли собой широкие, светлые в любое время суток магистрали.
Влачить беспросветное существование в ярко освещенном районе с просторными улицами… было в этом что-то постмодернистское.
Стефан встряхнулся. Что за мысли лезут в голову? И с каких пор он стал задумываться о таких вещах. Меньше надо засиживаться на работе допоздна. Он еще и ночевать там собирался! Никуда не годится.
Тем более, цель его переезда в зет-гетто вполне определенна. И не имеет ничего общего с трудовыми подвигами. Скорее уж - наоборот. Ему следует быть бодрым, отдохнувшим и готовым к действиям в любой момент. И к любым неожиданностям. А неожиданности будут - в этом он был уверен.
Харуми невесомо шагала рядом. О чем думала? Не угадаешь.
Возможно, о том, что новый начальник, свалившийся на ее голову - странный и непредсказуемый тип.
Хотелось бы знать, почему его, Стефана, предшественник не озаботился ее судьбой? Ясно ведь, что просто так попасть на свою должность молодая вдова не могла. Социальная служба обеспечила бы ей место продавщицы или уборщицы, воспитательницы в детском саду для детей таких же одиноких матерей. Она могла бы окончить курсы и стать поварихой или швеей.
Но должность в аппарате управления, при официальном запрете для женщин в гетто даже на начальное школьное образование?
Для получения должности секретаря или делопроизводителя мало сказать, что имеешь для этого навыки. И доказать наличие этих самых навыков - недостаточно. Нужны личные связи. И явно не дружеские и не родственные.
Мог ли Стефан винить Харуми в том, что она ничем не погнушалась, чтобы обеспечить себя и детей? Уж он - точно нет. Эта несчастная просто пытается выжить.
- Я собиралась зайти еще в магазин, - кажется, она впервые за все полчаса пути раскрыла рот.
- Я же сказал, что провожу, - хмуро отозвался Стефан. - Идемте!
- Мне вас неловко задерживать, - она слегка поклонилась. Лицо осталось непроницаемым.
- Поздно уже. Не стоит в одиночестве ходить по улицам, - даже голос не дрогнул.
Хотя в груди болезненно сжалось. Слишком хорошо помнилось, что скрывается за этими, вроде бы очевидными, словами.
Не слушая возражений, направился за ней. Харуми, заметно нервничая, торопливо набрала продуктов в тележку. Стефан отправился восвояси, только когда она забрала от соседки детей и открыла дверь своей квартиры. Секретарша при этом с заметным облегчением вздохнула.
Не иначе, решила - в начальники ей достался маньяк.
Возможно, не стоило так настырно следовать за ней аж в подъезд. Это уже было откровенно излишним. Вот только он прекрасно знал, насколько обманчива безопасность подъездов.
Глава 2
Шагая домой, подумал: недурно было бы обзавестись сегвеем или самокатом. А то и мопедом - благо, тут не было мест, где такой транспорт не прошел бы.
Даже самая узкая улица составляла не менее десятка метров в поперечном сечении.
При этом, если в эр-гетто улицы были просто замощены широкими композитными плитами с разметкой полос пешеходного и транспортного движения, то здесь, в зет-гетто, всюду светло-серый композит, размеченный ярко-желтыми и синими полосами, щедро разбавлялся зелеными вкраплениями живых клумб и даже парковых посадок с высоким кустарником. А время от времени попадались фонтаны и небольшие прудики.
Вот и сейчас Стефан шагал между двух далеко протянувшихся длинных узких клумб, засеянных густой темной зеленью. А в десятке метров над головой плескались небольшие пятна круглых и овальных прудиков, раскиданных посреди дорожки для малого транспорта. Видать, нарочно так сделали - чтоб меньше гоняли. Огибая небольшие водоемы, особенно не разгонишься.
За пределами гетто такое можно увидеть разве что в респектабельных районах.
Если зеленые посадки еще были достаточно распространены, то водоемы в основном были обустроены в районах мантии и ближе к центру.
Противоположная сторона улицы находилась высоко над головой - даже чуть больше, наверное, чем в десятке метров. Так что не создавалось ощущения, что вот-вот вода из прудиков выльется прямо тебе на голову. Или ты сам шлепнешься на мостовую, сейчас находящуюся прямо над тобой, если подпрыгнешь повыше.
Улицы в Сан-Сане представляли собой полые внутри широкие длинные плавно изгибающиеся трубы с круговой гравитацией.
Стенки такой трубы-улицы равномерно притягивали к себе предметы и шагающих людей. В районах, где улицы-трубы сужались до четырех метров в диаметре, идущие навстречу друг другу по противоположным сторонам улицы - считай, головой друг к другу - люди могли запросто, подняв руки, обменяться рукопожатием.
Это, правда, было возможно лишь в окраинных районах. В таких, как Латинский, где родился Стефан, или Русский, Азия или Шанхай. Там улочки и правда могли сузиться до четырех, а то и трех метров в диаметре.
Ходить по трехметровым закоулкам было тем еще удовольствием: круговая гравитация там ощущалась своеобразно.
Если диаметр составляет три метра, то радиус - полтора. Круговая гравитация притягивала к стенкам трубы - то есть мостовой - все, что находилось меньше, чем в полутора метрах от этой самой стенки. А большинство взрослых людей таки имеют рост несколько выше полутора метров. И, когда шагаешь по такому суженному проулку, где-то до плеч или шеи - в зависимости от роста - твое тело притягивается к той части стенки трубы, которая на данный момент является для тебя полом. А вот голова уже находится в зоне притяжения «потолка» - сиречь, противоположной стороны улицы.
Местные, жившие в таких местах годами, уверяли, что им нормально. И что в более просторных местах их давит к земле. А вот у непривычного человека от такого гравитационного диссонанса начинала кружиться голова.
Хотя, если привыкнуть, наверное, забавно. Идешь себе по дороге, а голову тянет вверх. Того гляди, отвалится и покатится сам по себе по противоположной стороне. Отменная легкость!
Главное - не стукаться лбами со встречными.
*** ***
Сколь бы ни была просторной улица-труба, а точку расширения ее до целой площади Стефан заметил, лишь пройдя ее.
Уже занося ногу над гребнем перегиба, ощутил, что вот сейчас начнется крутой спуск под горку. Шаг - и перед ним распахнулась внутренняя полость гигантского шара, в которую выводили добрых полтора десятка уличных выходов. Перегибы были не плавными, как при переходах в той же Мантии или Золотом кольце, а резкими. Потому и заметить площадь, шагая по улице, нельзя было, пока не подойдешь к ней вплотную.
Стефан сделал несколько шагов и остановился, оглядываясь.
Похоже, центральная площадь гетто. В эр-гетто тоже была такая. Только там на равном удалении ото всех уличных выходов находилась синагога: население района, из которого он перебрался сюда, было преимущественно иудейским.
В свои семнадцать, живя в большом мегаполисе, Стефан бы и не поверил в такое.
Однако традиции в гетто были сильны. И он подозревал, что не только в том, откуда он приехал, но и во всех двадцати восьми, что окружали район Сан-Винг.
Здесь в условном центре площади находился буддийский храм. Многоярусная пагода высилась едва не до самого центра шара. А совсем рядом с верхушкой острой крыши, точно в центре, сияло рукотворное солнце, закрепленное на длинных тросах, протянутых из восьми разных концов площади - так, чтобы удерживать мощный светильник аккурат посреди полости.
И получившаяся композиция производила мощное впечатление. Особенно, если глядеть на нее впервые.
Яркие лучи растворяли тросы, на которых светильник держался. Лишь на некотором расстоянии те металлически сверкали, производя впечатление особенно удлиненных световых лучей.
Казалось, что над острием конька крыши храма сверкает солнце.
При этом свет не резал глаза и не мешал окинуть взглядом величественное строение в окружении стилизованных каменных садиков и водоемов.
Величественно - при этом дешево и сердито. Установить металлические тросы, протянув их навстречу друг другу из противоположных концов внутренней полости шара, недорогой светильник. И почти дармовая энергия.
Сердце кольнуло непрошеным воспоминанием: на такой же площади, прямо перед синагогой, среди цветочных клумб казнили Соль.
Это была именно казнь - пусть и совершенная по самосуду. Хотя был ли самосуд? Чем дальше, тем сильнее Стефан в этом сомневался. Да, официально - возмущенные жители напали на виновницу трагедии, нарушившую закон. Вытащили ее на площадь и прилюдно казнили, в назидание и устрашение тем, кто попытается последовать ее примеру.
О зачинщиках, как это назвали официальные власти гетто, «акции», никто больше не слышал. Но кто поручится, что их попросту не перевели в другой район?
Скорее всего, так и было. Чем дольше Стефан думал об этом, тем сильнее склонялся к этой мысли.
А еще он часто думал, что Соль предвидела что-то подобное. Не зря ведь был тот их разговор, последний. Она словно прощалась…
Встряхнул головой. Переехал, надеясь стряхнуть прошлое! Собирался думать о будущем.
А воспоминания, притихшие было за годы, затаившиеся - словно только того и ждали. И обрушивались на голову, стоило ослабнуть контролю.
*** ***
В гетто было мало развлечений. Это было общим для всех двадцати восьми закрытых районов.
Маячок здесь был свой, местный. И с сетью мегаполиса он никак не связывался. Пара кинотеатров, пара-тройка кабаков на весь район - вот и вся культурная жизнь. О театрах никто не слышал - не говоря уж о чем-то большем. Клубов, которыми изобиловал тот же Неоновый пояс, здесь тоже не было. Хочешь развлекаться - ступай в кабак: там алкоголь и девочки. Большего уставшему работяге и не нужно.
А основную часть населения гетто составляли именно работяги. Тяжело работавшие и получавшие за это гроши. Потому многие и спивались.
Да он и сам был таким! Днем - работа, вечером - учеба. Регулярная сдача экзаменов, и почти никакого свободного времени.
Как уж так его угораздило?
Стефан сам не понимал, как осмелел настолько, чтобы организовать что-то вроде любительского кружка поклонников искусства. В его небольшой квартире собирались молодые люди, любившие музыку, пение и стихосложение. Кто-то музицировал, кто-то читал стихи собственного сочинения. Иногда включали старомодный плеер, воспроизводивший музыку с флешки, и танцевали.
Даже старшие жители квартала, изначально смотревшие на такие посиделки неодобрительно, скоро сменили мнение. Последнее немало изумило Стефана. И вселило в него уверенность в своих силах.
Кажется, тогда на него впервые посмотрели с уважением.
Стефан помнил день, когда на пороге его квартиры впервые появились жандармы.
Вечер, аккурат собрались практически все, кто бывал у него регулярно. Подозрение в организации притона.
Стефан, сохраняя на лице невозмутимое выражение, проводил стражей порядка в комнату к собравшимся, церемонно представил. Жандармов прием, кажется, удивил.
Позже воспоминание о растерянных физиономиях незваных гостей вызывало улыбку.
Стефан - а чего уж там терять! - решил, что сделать хорошую мину при плохой игре - это все, что в его силах. И любезно предложил жандармам остаться. Присоединиться к компании.
Наверняка в тот вечер от ужаса заледенел не он один. Если бы стажи порядка нашли подтверждение своим подозрениям, наказали бы не только незадачливого хозяина квартиры, но и всех его гостей.
Стефан это прекрасно понимал.
Как понимал и то, что теперь только от его хладнокровия зависит окончание вечера. Он, словно это было само собой разумеющимся, предложил нежданным визитерам кофе.
Заразило ли его фальшивое спокойствие остальных. Или люди просто оцепенели при виде жандармов. Но игру подхватили.
Народ быстро переместился, освободив нежданным визитерам табуретку и место на подлокотнике дивана. Стефан, принеся кофе, возобновил беседу и несколько минут поддерживал ее, пока остальные не отмерли и не втянулись.
В разговор втянули и жандармов.
И те впоследствии стали часто посещать такие вечера в доме Стефана - уже не ради проверок, а качестве полноправных гостей. Среди этих суровых ребят тоже оказалось немало ценителей искусства, которым неохота было проводить досуг дома в одиночестве или в кабаке.
Многие называли это настоящей победой Стефана. И с гордостью говорили - это наш знакомый шлимазл!
А немного позже к этим сборищам стала присоединяться и Соль.
Точнее - это с легкой руки Стефана она стала так зваться. Имя старшей дочки его соседа было - Суламифь. И она стала настоящей звездой вечеров искусства, как называли их те, кто собирался в его небольшой квартире.
Пение Суламифи вызывало всеобщее восхищение. Название ноты соль - самое подходящее имя для девочки с изумительным голосом. Первое время она приходила в сопровождении отца. Стефан догадывался, что это вовсе не от того, что почтенный многодетный отец испытывает слабость к такого рода мероприятиям. Он беспокоился за дочь.
И, когда Соль стала появляться в одиночестве, парень счел это своей личной победой. Такой знак доверия дорогого стоит!
*** ***
Стефан встряхнулся.
Поздний вечер на дворе, а он торчит на площади перед храмом. Давно нужно идти домой - спать. Это от усталости мысли донимают.
Соль шесть лет, как нет в живых. И что проку вспоминать? Прошлого не вернешь. Не исправишь, не изменишь ничего. Сначала он прохлопал ее замужество, потом - ее смерть. Только и смог, что помочь ее сестренкам. Ну, и еще нескольким бедолагам за последующие годы. Смехотворно!
Да и помощь… можно ли ее так назвать?
Он-то прекрасно знал, что жизнь за пределами гетто далеко не радужна. И молоденькие девушки, подростки, бежавшие из закрытых районов, оказывались выброшены в большой мегаполис. К реалиям которого не были подготовлены.
Взять для примера хоть ту же Сару: она покинула родной район, когда ей было четырнадцать. Из колючей и злой девчонки превратилась в женщину с жестким хищным лицом и холодным взглядом. Через что ей пришлось пройти, и на что она теперь способна? Стефан уверен был, что на многое. Достаточно вспомнить, с чем она заявилась к нему после долгой разлуки. От хорошей жизни такие метаморфозы не происходят.
Главное - самой Саре об этом не говорить. Он усмехнулся.
Окинул взглядом просторную площадь перед храмом - пустынную в это время суток. И направился в сторону дома. Завтра - новый день и новые задачи.
*** ***
- К вам посетитель, - смущаясь, произнесла Харуми.
