– Ну, ты посмотри на неё! Молодая, здоровая, какие, на фиг, депрессии?! – Антон с плохо скрываемым отвращением разглядывал тщательно улыбавшуюся за толстым стеклом испытуемую. Или подопытную…
Профессор кинул на него острый взгляд, помолчал, затем повернулся к Вите.
– А ты что думаешь?
Аспирант нахмурил лоб, льняные волосы стояли дыбом, веснушки на носу словно тоже наморщились от напряжения. Девушка в комнате предварительных замеров и впрямь выглядела странновато – круглое свежее личико, длинные неприбранные, но чистые и густые патлы, которые она то набрасывала на лицо, словно чтобы спрятаться, то нетерпеливо-раздражённым движением откидывала назад. Вздёрнутый нос, серые глаза… Ничего особенного, но симпатичная. И эта улыбка – неестественная, словно приклеенная, в сочетании с неподвижным взглядом, по которому ничего нельзя было прочитать, производящая жутковатое впечатление.
– Депрессии у кого угодно могут случиться, и для этого не нужно становиться калекой или обнаруживать у себя смертельную болезнь, – медленно, пытаясь нащупать мысль, которая смутно вертелась у него в голове, начал Витя. – Дело не в том, насколько она молода, здорова, какие у неё потенции… важно, как она сама себя воспринимает. Почему-то она не может радоваться жизни, но… как это исправить?
– В этом и состоит наша задача. В конце концов, в том, что аппарат действует, сомнений уже нет. Но изобретение не будет достаточно эффективным, если мы не разработаем надёжную методику моделирования нужного эмоционального фона у любого нормального человека – клинические случаи не берём, но их и не так много.
Антон, продолжавший беззастенчиво разглядывать девушку, привычным жестом взлохматил каштановую шевелюру и картинно опёрся о стену. Подумал немного, и решив, что недостаточно эффектно смотрится, приподнял бровь. В его глазах мелькнуло мимолётное выражение глубочайшего удовлетворения и превосходства над окружающими. Подготовившись должным образом, он начал излагать свои соображения профессору и однокашнику.
– А действительно ли это так уж необходимо? Может, просто использовать сеть защищённых усилителей, в которых будут работать избранные люди, умеющие без проблем поддерживать стабильный позитивный эмоциональный фон? Конечно, им нужно будет платить… – тут глаза Антона приняли мечтательное выражение. У него самого эмоциональный фон был неизменно и стабильно позитивным – он был чрезвычайно доволен собой, своей внешностью, научными успехами, перспективами карьеры и вниманием противоположного пола. Абсолютная сконцентрированность на своей особе надёжно защищала его от каких-либо неприятных эмоций, и всё, что как-то могло омрачить его благодушное самодовольство, он попросту выкидывал из головы.
А ещё он всё время продумывал варианты своего достойного будущего. И работать в усилителе, где достаточно было попросту думать о чём-то приятном или заниматься чем-то, что нравится, чтобы электромагнитные волны мозгового излучения моделировали окружающее пространство, соответствующее состоянию счастья и позитива, ему очень хотелось. Желательно за большие деньги. У него в голове уже оформился целый бизнес-план и штатное расписание «генераторов позитива», как он называл про себя эту несуществующую пока профессию. И сам он, безусловно, занимал высшую строчку в этом воображаемом списке.
У профессора, однако, имелись собственные соображения на этот счёт.
– Узко мыслишь, – осадил он размечтавшегося подопечного. – Хорошее изобретение должно быть многофункциональным, только тогда оно будет максимально эффективным. Наша конечная цель – установить незащищённые усилители повсеместно не только для того, чтобы они выводили всех людей, находящихся в зоне покрытия, на более успешные альтернативные вероятности их жизненных линий, соответствующих по структуре излучения моделируемому эмоциональному фону. – Профессор строил свою речь в той же манере, в какой он писал методички для студентов и аспирантов, а также монографии и научные статьи. С его точки зрения, чем сложнее была конструкция и чем больше в ней было специальных терминов, тем больше она стимулировала людей к обучению. Хотя на самом деле, скорее, такой подход отсеивал значительную часть потенциальной аудитории профессора, хотя сами идеи его были интересными и многообещающими.
Он работал на стыке квантовой физики, психологии и биоэнергетики, и результатом его изысканий стал аппарат, который улавливал эмоциональное состояние людей и многократно усиливал электромагнитное излучение, соответствующее этому состоянию. Окружающая реальность, на удивление, откликалась на это каскадом случайностей, которые можно было аттестовать либо как фатальное везение, либо наоборот – как фатальное невезение, в зависимости от того, в каком настроении находился испытуемый.
Профессор мечтал поставить свои машины так, чтобы они как сетью накрыли всю страну, ненавязчиво улучшая жизнь его жителей. Но здесь было одно «но» – для эффективной работы аппарата нужно, чтобы подавляющее большинство людей были стабильно довольны своей жизнью – тогда через непродолжительное время все они могли стать по-настоящему счастливыми. Увы, несмотря на то, что дела в стране, в основном, шли на лад, сказать, что подавляющее большинство людей были безусловно довольны, пока не представлялось возможным. Именно поэтому в научный центр, где трудился профессор со своими аспирантами и научными сотрудниками, свозили самых разных недовольных жизнью людей, пытаясь выяснить, есть ли какая-то панацея, которая помогла бы оптом сделать их всех порадостнее, по возможности, доступными и не слишком дорогостоящими средствами.
Антону сама идея казалась абсолютно утопической – действительно, что общего может быть между безнадёжно влюблённой в популярного артиста девицей, безработным, перебивающимся на социальном обеспечении и прикованной к постели жертвой автокатастрофы? И какая такая мера могла их всех вывести из депрессивного состояния, если причины угнетённого состояния у них были совершенно различными?
Витя же, будучи по натуре восторженным идеалистом, напротив, энтузиастически поддерживал начинания профессора, но был склонен витать в облаках, а потому предлагаемые им идеи пока не выдерживали критики. Никакой бюджет не потянул бы многочисленных специализированных санаториев в глухих лесах и на морских побережьях, где на ниве осчастливливания людей денно и нощно должны были трудиться легионы врачей, психологов, коучей, педагогов, аниматоров и Бог знает, кого ещё.
– Итак, многофункциональность, – продолжил мини-лекцию профессор. – Аппарат должен не только моделировать серии счастливых стечений обстоятельств для жителей того или иного региона, но и служить своего рода измерительным прибором, который позволял бы нам оперативно отмечать негативные изменения в излучении, характерном для области, и таким образом выявлять актуальные проблемы практически в момент их возникновения. Он будет способствовать переходу людей на качественно новый уровень жизни не только непосредственно, усиливая позитивное излучение, но и опосредованно, позволяя вовремя предпринимать меры, улучшающие кондиции жителей.
На слове «кондиции» Антон с Витей быстро переглянулись. Вообще-то профессору было не свойственно заменять иностранными транслитерациями слова, которые вполне можно было употребить на родном языке и «кондиции» вместо «условия» означало одно – учёный очень и очень раздосадован подопечными. Когда они, с его точки зрения, недостаточно быстро соображали или предлагали какие-то уж совсем невменяемые идеи, его страсть к наукообразности принимала малоконтролируемые размеры.
– В общем, так, юноши, – их неясные опасения подтвердились, профессор был недоволен. – Вот вам очередное «полевое задание» – выяснить, в чём причина депрессии девушки Лики, и найти эффективный способ исправить ситуацию.
– Да что тут выяснять, тоже мне, бином Ньютона, – высокомерно фыркнул Антон и, подумав, спросил, – А дополнительные баллы будут?
Профессор прищурился. Баллы не только напрямую влияли на отношение членов Учёного Совета к соискателю во время защиты диссертации, но и – если набрать их достаточное количество – давали в будущем возможность работать в институте и дальше. А работа здесь была увлекательная, условия прекрасные, да и платили очень и очень достойно.
– Баллы будут, и высокие – если найденное средство действительно будет эффективным.
– Ну да, вот выведет наш Антуан её из депрессии, она вообразит себе невесть что, а он потом слиняет – не жениться же ему на ней! И что будет с девушкой, не говоря уж о её эмоциональном фоне? – засомневался Витя.
– Так я и говорю – средство должно быть эффективным. То есть, демонстрировать долгосрочный эффект и вывести девушку из состояния зависимости от внешних факторов. Другими словами, она должна генерировать стабильный позитивный фон, как бы ни разворачивались события дальше. Так что донжуанство местного значения, прекращающееся немедленно по получении баллов, – не вариант.
Вид у Антона стал недовольным – лёгкий путь к вожделенному будущему внезапно закрылся могучим препятствием, выглядевшим непреодолимым. Витя продолжал хмурить лоб и встревожено моргать.
– За дело, друзья мои, – профессор поднялся, хлопнув для убедительности по столу ладонью. - Времени у нас не так много. На всё про всё даю вам две недели.
Аспиранты тяжко вздохнули, но поспешили выйти из лаборатории, обдумывая поставленную задачу.
Лика шла по светлому, широкому коридору НИИ. Мускулы лица устали от наклеенной улыбки, настроение было… настроения не было никакого, как и прежде – серая зола, присыпавшая мир вокруг, глушившая звуки, запахи и краски. Ничего не хотелось, ничего было не интересно и не нужно, ни в чём не было смысла. Ну, никакого. Вот если бы что-то стало известно, если бы появилась надежда на то, что не всё ещё кончено… Собственно, она согласилась стать испытуемой затем, чтобы лично повысить вероятность удачного стечения обстоятельств. Но вот всемогущую депрессию и накатывающее временами отчаяние побороть никак не удавалось, и механические улыбки, увы, не помогали.
Из-за угла вышло четверо работников института в белых халатах, ведущих растерянного мужчину средних лет, даже, скорее, пожилого. Простенький серый свитер с узором, потёртые джинсы, потерянный взгляд… Лика посторонилась. Один из сотрудников отстал, притормозив рядом с девушкой.
– Потерял работу на заводе после того, как там прошла реформа. Несколько тысяч людей заменили роботами, а их самих отправили на повышение квалификации, большинство уже успешно пристроились на новые места и довольны. А этот – сидит на соцобеспечении и бубнит, что ему все эти «умствования» ни к чему, ему бы руками что-то делать, лучше всего – сантехнику, ну, или ещё что-нибудь. Представляете? Ему предоставляют возможность выйти на совершенно новый социальный уровень, а он упирается! Удивительно…
Молодой человек обаятельно улыбнулся и, как гребнем, провёл пятернёй по каштановым волосам. Вообще-то он был интересный, и в прежние времена Лика непременно бы обратила на него внимание и сделала всё возможное, чтобы потрясти его воображение. Но сейчас она только безучастно глянула, кивнула головой, чтобы не казаться невежливой, и пошла дальше. Он, однако, не отставал. Пристроившись рядом, молодой человек кокетливо заметил:
– Вы позволите Вас проводить? Хочу повысить свою самооценку, пройдясь рядом с такой симпатичной девушкой.
Лика пожала плечами. В принципе, раньше ей довольно часто делали комплименты – дело не в сногсшибательной красоте, которой девушка не отличалась, но в тёплом обаянии и озорной живости, которые были ей свойственны. Когда-то. Сейчас всё это, равно как и внимание красавца с каштановыми волосами, не имело никакого значения.
– Может, вечером вместе сходим в кафе? Тут при НИИ есть чудесное кафе, оно находится в парке на прилегающей территории, в очень живописном месте. И кормят там просто изумительно, а обслуживание – такого не найдёшь больше нигде, поверьте.
«Ну да, «и подарил портсигар»… – подумала про себя цитатой из любимых «Дней Турбиных» Лика. В прежние времена этот павлин немало бы её позабавил, в манере выражаться и впрямь было что-то от Шервинского. Сейчас она только скользнула по нему взглядом и по-прежнему вежливо ответила:
– Спасибо, сегодня вечером я хотела пораньше лечь. Может быть, как-нибудь в другой раз…
– Ну конечно, как Вам будет удобно, – улыбка молодого человека всё ещё была обаятельной, но в ней появилась некоторая напряжённость. – Если позволите, я Вам позвоню завтра после окончания работы, и Вы мне скажите, что… Ну, что Вы согласны. – Он вновь блеснул зубами, напряжённость пропала. – Меня зовут Антон. Я буду очень рад продолжить наше общение.
Поскольку она молчала, он продолжил сам:
– Я знаю, что Вы – Лика, наблюдал за Вами, пока Вы работали в комнате предварительных замеров, я аспирант у профессора Лежецкого. И мне очень захотелось познакомиться с Вами поближе. И увидеть Вашу улыбку – настоящую улыбку, искреннюю.
Он заглянул ей в глаза, открывая стеклянную дверь в очередной коридор. Лика посмотрела в ответ и вежливо кивнула. Она почти дошла – дверь в её комнату была второй в этом коридоре. Антон ещё раз блеснул улыбкой и остался за дверью, провожая её взглядом.
«Понятно. Значит, замеры получились неутешительными, – подумала Лика. Уж кем-кем, а дурой она не была. – И этого типчика прислали повышать мне настроение. Может, правда стоило сходить в кафе, всё-таки развлечение?» Но при одной мысли об этом она поморщилась. Нет, это надо делать над собой усилие, поддерживать разговор, слушать его разглагольствования, выбирать еду… В последнее время ей было всё равно что есть, кусок не лез в горло. Она вошла в чистую уютную комнату с огромным окном, выходящим на красивый сосновый бор и, не раздеваясь, повалилась на кровать, чтобы ближайшие несколько часов провести на ней, глядя в одну точку.
Всю следующую неделю Витя с Антоном буквально не давали Лике прохода. Один пытался вести с ней душеспасительные беседы и стать ей не то близким другом, не то родной матерью, как Малыш занемогшему Карлсону. Но его сочувственно-жалостливые взгляды Лику раздражали, как и подчёркнуто мягкий, утешающий тон. Да и вообще у этого типчика с льняными волосами был вечно встревоженный вид, и выглядел он, в общем и целом, малость бестолковым и беспомощным. Может, он был и неплохой человек, но общаться с ним Лике не хотелось.
Второй продолжал бомбардировать её ослепительными улыбками, надуманными комплиментами и «джентельменским набором» развлечений – кафе, цветы, прогулки по лесу. Всё это тоже изрядно утомляло, тем более что прекрасному Антону умница Лика не верила ни на йоту. Для неё было совершенно очевидно, что он хочет просто её «сделать» – не очень ясно, с какой именно целью, то ли ради работы, то ли из самцовского самолюбия… В принципе, она сама была отчаянно заинтересована в том, чтобы выйти из депрессии, хотя бы ненадолго, поэтому пыталась поразвлекаться или заставить себя порадоваться еде, разговорам, прогулкам… Ничего не помогало. Максимум, чего удавалось добиться – раздражение и досада.
Но ей очень, очень важно было сделать хоть что-нибудь, чтобы улучшить ситуацию.
Профессор кинул на него острый взгляд, помолчал, затем повернулся к Вите.
– А ты что думаешь?
Аспирант нахмурил лоб, льняные волосы стояли дыбом, веснушки на носу словно тоже наморщились от напряжения. Девушка в комнате предварительных замеров и впрямь выглядела странновато – круглое свежее личико, длинные неприбранные, но чистые и густые патлы, которые она то набрасывала на лицо, словно чтобы спрятаться, то нетерпеливо-раздражённым движением откидывала назад. Вздёрнутый нос, серые глаза… Ничего особенного, но симпатичная. И эта улыбка – неестественная, словно приклеенная, в сочетании с неподвижным взглядом, по которому ничего нельзя было прочитать, производящая жутковатое впечатление.
– Депрессии у кого угодно могут случиться, и для этого не нужно становиться калекой или обнаруживать у себя смертельную болезнь, – медленно, пытаясь нащупать мысль, которая смутно вертелась у него в голове, начал Витя. – Дело не в том, насколько она молода, здорова, какие у неё потенции… важно, как она сама себя воспринимает. Почему-то она не может радоваться жизни, но… как это исправить?
– В этом и состоит наша задача. В конце концов, в том, что аппарат действует, сомнений уже нет. Но изобретение не будет достаточно эффективным, если мы не разработаем надёжную методику моделирования нужного эмоционального фона у любого нормального человека – клинические случаи не берём, но их и не так много.
Антон, продолжавший беззастенчиво разглядывать девушку, привычным жестом взлохматил каштановую шевелюру и картинно опёрся о стену. Подумал немного, и решив, что недостаточно эффектно смотрится, приподнял бровь. В его глазах мелькнуло мимолётное выражение глубочайшего удовлетворения и превосходства над окружающими. Подготовившись должным образом, он начал излагать свои соображения профессору и однокашнику.
– А действительно ли это так уж необходимо? Может, просто использовать сеть защищённых усилителей, в которых будут работать избранные люди, умеющие без проблем поддерживать стабильный позитивный эмоциональный фон? Конечно, им нужно будет платить… – тут глаза Антона приняли мечтательное выражение. У него самого эмоциональный фон был неизменно и стабильно позитивным – он был чрезвычайно доволен собой, своей внешностью, научными успехами, перспективами карьеры и вниманием противоположного пола. Абсолютная сконцентрированность на своей особе надёжно защищала его от каких-либо неприятных эмоций, и всё, что как-то могло омрачить его благодушное самодовольство, он попросту выкидывал из головы.
А ещё он всё время продумывал варианты своего достойного будущего. И работать в усилителе, где достаточно было попросту думать о чём-то приятном или заниматься чем-то, что нравится, чтобы электромагнитные волны мозгового излучения моделировали окружающее пространство, соответствующее состоянию счастья и позитива, ему очень хотелось. Желательно за большие деньги. У него в голове уже оформился целый бизнес-план и штатное расписание «генераторов позитива», как он называл про себя эту несуществующую пока профессию. И сам он, безусловно, занимал высшую строчку в этом воображаемом списке.
У профессора, однако, имелись собственные соображения на этот счёт.
– Узко мыслишь, – осадил он размечтавшегося подопечного. – Хорошее изобретение должно быть многофункциональным, только тогда оно будет максимально эффективным. Наша конечная цель – установить незащищённые усилители повсеместно не только для того, чтобы они выводили всех людей, находящихся в зоне покрытия, на более успешные альтернативные вероятности их жизненных линий, соответствующих по структуре излучения моделируемому эмоциональному фону. – Профессор строил свою речь в той же манере, в какой он писал методички для студентов и аспирантов, а также монографии и научные статьи. С его точки зрения, чем сложнее была конструкция и чем больше в ней было специальных терминов, тем больше она стимулировала людей к обучению. Хотя на самом деле, скорее, такой подход отсеивал значительную часть потенциальной аудитории профессора, хотя сами идеи его были интересными и многообещающими.
Он работал на стыке квантовой физики, психологии и биоэнергетики, и результатом его изысканий стал аппарат, который улавливал эмоциональное состояние людей и многократно усиливал электромагнитное излучение, соответствующее этому состоянию. Окружающая реальность, на удивление, откликалась на это каскадом случайностей, которые можно было аттестовать либо как фатальное везение, либо наоборот – как фатальное невезение, в зависимости от того, в каком настроении находился испытуемый.
Профессор мечтал поставить свои машины так, чтобы они как сетью накрыли всю страну, ненавязчиво улучшая жизнь его жителей. Но здесь было одно «но» – для эффективной работы аппарата нужно, чтобы подавляющее большинство людей были стабильно довольны своей жизнью – тогда через непродолжительное время все они могли стать по-настоящему счастливыми. Увы, несмотря на то, что дела в стране, в основном, шли на лад, сказать, что подавляющее большинство людей были безусловно довольны, пока не представлялось возможным. Именно поэтому в научный центр, где трудился профессор со своими аспирантами и научными сотрудниками, свозили самых разных недовольных жизнью людей, пытаясь выяснить, есть ли какая-то панацея, которая помогла бы оптом сделать их всех порадостнее, по возможности, доступными и не слишком дорогостоящими средствами.
Антону сама идея казалась абсолютно утопической – действительно, что общего может быть между безнадёжно влюблённой в популярного артиста девицей, безработным, перебивающимся на социальном обеспечении и прикованной к постели жертвой автокатастрофы? И какая такая мера могла их всех вывести из депрессивного состояния, если причины угнетённого состояния у них были совершенно различными?
Витя же, будучи по натуре восторженным идеалистом, напротив, энтузиастически поддерживал начинания профессора, но был склонен витать в облаках, а потому предлагаемые им идеи пока не выдерживали критики. Никакой бюджет не потянул бы многочисленных специализированных санаториев в глухих лесах и на морских побережьях, где на ниве осчастливливания людей денно и нощно должны были трудиться легионы врачей, психологов, коучей, педагогов, аниматоров и Бог знает, кого ещё.
– Итак, многофункциональность, – продолжил мини-лекцию профессор. – Аппарат должен не только моделировать серии счастливых стечений обстоятельств для жителей того или иного региона, но и служить своего рода измерительным прибором, который позволял бы нам оперативно отмечать негативные изменения в излучении, характерном для области, и таким образом выявлять актуальные проблемы практически в момент их возникновения. Он будет способствовать переходу людей на качественно новый уровень жизни не только непосредственно, усиливая позитивное излучение, но и опосредованно, позволяя вовремя предпринимать меры, улучшающие кондиции жителей.
На слове «кондиции» Антон с Витей быстро переглянулись. Вообще-то профессору было не свойственно заменять иностранными транслитерациями слова, которые вполне можно было употребить на родном языке и «кондиции» вместо «условия» означало одно – учёный очень и очень раздосадован подопечными. Когда они, с его точки зрения, недостаточно быстро соображали или предлагали какие-то уж совсем невменяемые идеи, его страсть к наукообразности принимала малоконтролируемые размеры.
– В общем, так, юноши, – их неясные опасения подтвердились, профессор был недоволен. – Вот вам очередное «полевое задание» – выяснить, в чём причина депрессии девушки Лики, и найти эффективный способ исправить ситуацию.
– Да что тут выяснять, тоже мне, бином Ньютона, – высокомерно фыркнул Антон и, подумав, спросил, – А дополнительные баллы будут?
Профессор прищурился. Баллы не только напрямую влияли на отношение членов Учёного Совета к соискателю во время защиты диссертации, но и – если набрать их достаточное количество – давали в будущем возможность работать в институте и дальше. А работа здесь была увлекательная, условия прекрасные, да и платили очень и очень достойно.
– Баллы будут, и высокие – если найденное средство действительно будет эффективным.
– Ну да, вот выведет наш Антуан её из депрессии, она вообразит себе невесть что, а он потом слиняет – не жениться же ему на ней! И что будет с девушкой, не говоря уж о её эмоциональном фоне? – засомневался Витя.
– Так я и говорю – средство должно быть эффективным. То есть, демонстрировать долгосрочный эффект и вывести девушку из состояния зависимости от внешних факторов. Другими словами, она должна генерировать стабильный позитивный фон, как бы ни разворачивались события дальше. Так что донжуанство местного значения, прекращающееся немедленно по получении баллов, – не вариант.
Вид у Антона стал недовольным – лёгкий путь к вожделенному будущему внезапно закрылся могучим препятствием, выглядевшим непреодолимым. Витя продолжал хмурить лоб и встревожено моргать.
– За дело, друзья мои, – профессор поднялся, хлопнув для убедительности по столу ладонью. - Времени у нас не так много. На всё про всё даю вам две недели.
Аспиранты тяжко вздохнули, но поспешили выйти из лаборатории, обдумывая поставленную задачу.
***
Лика шла по светлому, широкому коридору НИИ. Мускулы лица устали от наклеенной улыбки, настроение было… настроения не было никакого, как и прежде – серая зола, присыпавшая мир вокруг, глушившая звуки, запахи и краски. Ничего не хотелось, ничего было не интересно и не нужно, ни в чём не было смысла. Ну, никакого. Вот если бы что-то стало известно, если бы появилась надежда на то, что не всё ещё кончено… Собственно, она согласилась стать испытуемой затем, чтобы лично повысить вероятность удачного стечения обстоятельств. Но вот всемогущую депрессию и накатывающее временами отчаяние побороть никак не удавалось, и механические улыбки, увы, не помогали.
Из-за угла вышло четверо работников института в белых халатах, ведущих растерянного мужчину средних лет, даже, скорее, пожилого. Простенький серый свитер с узором, потёртые джинсы, потерянный взгляд… Лика посторонилась. Один из сотрудников отстал, притормозив рядом с девушкой.
– Потерял работу на заводе после того, как там прошла реформа. Несколько тысяч людей заменили роботами, а их самих отправили на повышение квалификации, большинство уже успешно пристроились на новые места и довольны. А этот – сидит на соцобеспечении и бубнит, что ему все эти «умствования» ни к чему, ему бы руками что-то делать, лучше всего – сантехнику, ну, или ещё что-нибудь. Представляете? Ему предоставляют возможность выйти на совершенно новый социальный уровень, а он упирается! Удивительно…
Молодой человек обаятельно улыбнулся и, как гребнем, провёл пятернёй по каштановым волосам. Вообще-то он был интересный, и в прежние времена Лика непременно бы обратила на него внимание и сделала всё возможное, чтобы потрясти его воображение. Но сейчас она только безучастно глянула, кивнула головой, чтобы не казаться невежливой, и пошла дальше. Он, однако, не отставал. Пристроившись рядом, молодой человек кокетливо заметил:
– Вы позволите Вас проводить? Хочу повысить свою самооценку, пройдясь рядом с такой симпатичной девушкой.
Лика пожала плечами. В принципе, раньше ей довольно часто делали комплименты – дело не в сногсшибательной красоте, которой девушка не отличалась, но в тёплом обаянии и озорной живости, которые были ей свойственны. Когда-то. Сейчас всё это, равно как и внимание красавца с каштановыми волосами, не имело никакого значения.
– Может, вечером вместе сходим в кафе? Тут при НИИ есть чудесное кафе, оно находится в парке на прилегающей территории, в очень живописном месте. И кормят там просто изумительно, а обслуживание – такого не найдёшь больше нигде, поверьте.
«Ну да, «и подарил портсигар»… – подумала про себя цитатой из любимых «Дней Турбиных» Лика. В прежние времена этот павлин немало бы её позабавил, в манере выражаться и впрямь было что-то от Шервинского. Сейчас она только скользнула по нему взглядом и по-прежнему вежливо ответила:
– Спасибо, сегодня вечером я хотела пораньше лечь. Может быть, как-нибудь в другой раз…
– Ну конечно, как Вам будет удобно, – улыбка молодого человека всё ещё была обаятельной, но в ней появилась некоторая напряжённость. – Если позволите, я Вам позвоню завтра после окончания работы, и Вы мне скажите, что… Ну, что Вы согласны. – Он вновь блеснул зубами, напряжённость пропала. – Меня зовут Антон. Я буду очень рад продолжить наше общение.
Поскольку она молчала, он продолжил сам:
– Я знаю, что Вы – Лика, наблюдал за Вами, пока Вы работали в комнате предварительных замеров, я аспирант у профессора Лежецкого. И мне очень захотелось познакомиться с Вами поближе. И увидеть Вашу улыбку – настоящую улыбку, искреннюю.
Он заглянул ей в глаза, открывая стеклянную дверь в очередной коридор. Лика посмотрела в ответ и вежливо кивнула. Она почти дошла – дверь в её комнату была второй в этом коридоре. Антон ещё раз блеснул улыбкой и остался за дверью, провожая её взглядом.
«Понятно. Значит, замеры получились неутешительными, – подумала Лика. Уж кем-кем, а дурой она не была. – И этого типчика прислали повышать мне настроение. Может, правда стоило сходить в кафе, всё-таки развлечение?» Но при одной мысли об этом она поморщилась. Нет, это надо делать над собой усилие, поддерживать разговор, слушать его разглагольствования, выбирать еду… В последнее время ей было всё равно что есть, кусок не лез в горло. Она вошла в чистую уютную комнату с огромным окном, выходящим на красивый сосновый бор и, не раздеваясь, повалилась на кровать, чтобы ближайшие несколько часов провести на ней, глядя в одну точку.
***
Всю следующую неделю Витя с Антоном буквально не давали Лике прохода. Один пытался вести с ней душеспасительные беседы и стать ей не то близким другом, не то родной матерью, как Малыш занемогшему Карлсону. Но его сочувственно-жалостливые взгляды Лику раздражали, как и подчёркнуто мягкий, утешающий тон. Да и вообще у этого типчика с льняными волосами был вечно встревоженный вид, и выглядел он, в общем и целом, малость бестолковым и беспомощным. Может, он был и неплохой человек, но общаться с ним Лике не хотелось.
Второй продолжал бомбардировать её ослепительными улыбками, надуманными комплиментами и «джентельменским набором» развлечений – кафе, цветы, прогулки по лесу. Всё это тоже изрядно утомляло, тем более что прекрасному Антону умница Лика не верила ни на йоту. Для неё было совершенно очевидно, что он хочет просто её «сделать» – не очень ясно, с какой именно целью, то ли ради работы, то ли из самцовского самолюбия… В принципе, она сама была отчаянно заинтересована в том, чтобы выйти из депрессии, хотя бы ненадолго, поэтому пыталась поразвлекаться или заставить себя порадоваться еде, разговорам, прогулкам… Ничего не помогало. Максимум, чего удавалось добиться – раздражение и досада.
Но ей очень, очень важно было сделать хоть что-нибудь, чтобы улучшить ситуацию.
