Несколько страниц из личного дневника леди Эмилии Аджари-Карнарвон,
записи которого не вошли в книгу «Хранители библиотеки Древних».
Редакция Стефана Аджари-Карнарвона
Не считала себя религиозным человеком, но все произошедшее со мной после чтения лекций в колледже на юге Великобритании, не иначе, как провидением свыше, я бы не назвала. Думала, что после развода с Ричардом никогда не уживусь с мужчиной под одной крышей. И уж совсем не ожидала от себя, что с первого взгляда влюблюсь в «студента», пошатнувшего мои непоколебимые столпы научного мировоззрения. Еще больше удивило, что этот, на вид двадцатилетний, наглец оказался профессором Британской академии наук, к тому же, старше меня. Необычный, непостижимый и загадочный, как палеолитическая стоянка древнего человека в центре пустыни Гоби.
Я плохо знала Сахемхета в жизни и виновата в этом была лишь сама: добавила неприкосновенности и таинственности в досвадебные отношения, потом из-за моего необдуманного решения он уснул, хорошо, что не на полвека, как пророчил доктор Икрам. Муж не только проспал почти все время нашего брака — долгий сон сказался и на его внешности. Сейчас он выглядел восемнадцатилетним мальчишкой с немного отрешенным взглядом и впалыми щеками, покрытыми мягкой юношеской порослью. С ней Сахем неплохо справлялся бритвенным станком, оставляя аккуратные, еще редкие, усики по моде конца Древнего царства. А ведь по паспорту ему исполнилось… пятьдесят.
Во время достаточно близкого знакомства в кабинете Сахемхета я сделала его приблизительный антропологический анализ. Ни араб, ни северный африканец — он был южным европейцем с загорелой кожей, светло-карими глазами и темными волнистыми нежесткими волосами. Себя же он охарактеризовал как «древнего египтянина из дельты Нила». На научном языке одновременно и точно, и размыто-обобщенно.
Сахемхет отличался особой учтивостью и вниманием, что не знающие нас люди принимали супруга за моего сына. Мы их не переубеждали — не хотелось слушать беспочвенные укоры и сплетни о замужней женщине средних лет и молодом любовнике.
Предыдущий министр культуры Карим Араф так и не подписал заявление Аджари об увольнении, и все двенадцать лет отсутствия мужа на должности главы Службы древностей огромной страной, негласно именуемой «современным Древним Египтом», пришлось управлять мне. Тяжело, если учесть, что предрассудки по поводу занятия руководящих должностей женщинами прекрасно чувствовали себя даже в Каире. Меня слышали лишь тогда, когда я говорила от имени супруга как временный заместитель. Но чаще всего мои идеи представлял новому министру помощник «фараона», принятый на работу еще предшествующим главой Службы древностей.
Сахемхет проснулся и сразу же вернулся к исполнению своих обязанностей, но нагрузка на меня не стала меньше: с таким юнцом на «троне великих царей» ни иностранцы, ни местные чиновники не хотел вести серьезные дела. И Аджари постоянно срывался, доказывая, что внешность обманчива. В этот раз при личной встрече сам министр довел его укором, что сопливый мальчишка не может иметь научную степень профессора и занимать такую высокую должность, к тому же, выглядит он слишком непристойно (по восточным меркам) с длинными, сильно мелированными волосами. Сахемхет предпочел отмолчаться, но домой вернулся за полночь с покрасневшими глазами. Сказал, что сидел у мастабы отца и тосковал по родителям. И причин не верить у меня не было.
Только вот белые пряди появились у него не в результате воздействия обесцвечивающего состава — это была обычная седина, соответствующая его реальному возрасту. Первое время Сахем очень хотел дойти до парикмахерской, сделать короткую мужскую стрижку, но каждый день работа вносила коррективы в его планы на вечер. Мой древний египтянин, смирившись с таким положением дел, стал по утрам банально собирать волосы в обычный хвост и затягивать его бантом из атласной черной ленты на старинный европейский манер.
В последнюю неделю, окончательно раздавленный очередным недовольством министра и его бестактными нападками, он настолько замкнулся в себе, что уже не желал общаться ни со мной, ни с нашим сыном.
Сахемхет часто проводил вечера на плато, поднимался на стену «храма Сфинкса», часами неподвижно сидел и смотрел оттуда на юго-запад. Он мысленно уходил от реального мира. Он погружался в прошлые видения. Он искал местоположение пятой пирамиды. Ее обнаружение стало навязчивой идеей, от которой супруг никак не мог избавиться. И это лишь усиливало нервное напряжение. Весь пол, стол, кровать и тумбочку в своем герметичном «спальном» кабинете он завалил подробными картами плато Гиза и его окрестностей, съемками со спутников, фотографиями с георадаров. Измерял, чертил на них, стирал, вычислял, исписывал за несколько часов десятки листов своими мыслями лишь на понятном только ему языке.
В один из таких вечеров Сахемхет вернулся домой в подавленном состоянии, отказался от ужина, сразу прошел в свой кабинет.
— Поговорить не хочешь? — потревожила его уединение, осторожно ступая по свободным местам на новом ковре, поставила на письменный стол поднос с ужином и чашкой его любимого цветочного чая. Я помнила указания доктора Икрама — следить за режимом дня фараона современного Древнего Египта.
— Нет, — тихо произнес он, не отрывая взгляд от очередного снимка со спутника. — Я знаю, что она есть. Там. Под песком.
Я обняла мужа сзади, положила голову на его плечо.
— Может, поищем вдвоем?
— Я сам…
— Ты забыл, что самые потрясающие идеи приходят в твою голову, когда рядом я? Всегда!
Он вздохнул, одобрительно кивнул, соглашаясь с вескими доводами. Я пододвинула стул, взяла со стола увеличенный снимок в инфракрасном спектре, сравнила его с подробным планом местности. Супруг с интересом еще раз взглянул на фотографии.
— Столько смотрел на них — ничего, — с грустью в голосе произнес он. — Так хочу выбросить из головы весь этот бред, но у меня не получается. Бессмысленная головоломка, как и язык Древних.
— Не надо выбрасывать! Если ты ее видел — она там есть! Такая, как в Абу Раваше?
— Думаю, да. Сначала подозревал, что это могла быть в Завьет эль Ариане. Но это далеко: пирамида была бы очень маленькая, если смотреть с плато. А я видел достаточно большую.
— Собирайся! Едем в Гизу.
Клин клином вышибают, и, чтобы избавить Сахемхета от навязчивых гипотез, я решила прогуляться с ним среди мастаб, предаваясь задушевным научным разговорам и романтике.
— На ночь глядя? Там лучше искать при свете солнца, ноги хоть не переломаем.
— Поехали! — отдала приказ, словно муж был моим подчиненным, а не наоборот.
Он без возражений пожал плечами, стал одеваться на ночную прогулку. Пока Сахемхет разбирался с вещами, я упаковала рюкзаки провиантом, спальными мешками, фонарями и запасными аккумуляторами. Кто знает, на сколько мы там и куда зайдем? Для Стефана оставила на столе записку, что мы с отцом уехали на раскопки. Пусть не волнуется за нас.
Город понемногу затихал. Машин стало меньше, но, все равно, час потеряли в пробках. Быстро темнело. К тому времени, когда добрались до плато, Каир заливал яркий свет фонарей, вывесок и окон, Гизу же освещала полная луна. Раньше пирамиды переливались почти всеми цветами радуги, однако финансовые проблемы Службы древностей заставили отказаться от такой еженощной роскоши. Не помогли даже солнечные батареи — ремонт и обслуживание специалистами оказались не по карману бюджетной организации.
Открыв шлагбаум (запасной пульт сделала себе после того, как охрана по окончании рабочего дня заперла там мой автомобиль и пришлось добираться пешком до окраины Каира), я вырулила на новую парковку для экскурсионного транспорта.
— Пошли на то место, где ты стоял в последнем видении? — предложила мужу, пока тот вытаскивал рюкзаки.
— Там закрытая территория.
— Поэтому… мы здесь вместе с ключами, когда не видят туристы и бдительная охрана.
— Хитрая, — впервые за два месяца искренне рассмеялся он, закидывая на плечи тяжелую ношу.
Мы петляли среди мастаб к искомой точке. Сначала шли молча — дорога была не из легких. Желание начать разговор проснулось первым у Сахемхета.
— Любимая… Если бы ты оказалась моей ровесницей, пошла со мной в поход неизвестно куда и неизвестно зачем?
— Нет, — улыбнулась в ответ, наблюдая, как меняется выражение его лица. — Я бы прогулялась только известно куда и известно зачем. Как сейчас, например.
— А если бы я сделал тебе предложение? Согласилась стать моей женой?
— Только в том случае, если бы ты пообещал выучиться еще и на палеоантрополога.
— Ты хочешь этого?
— Уже нет. Тебе это не к чему, мой любимый профессор-лингвист. Давай лучше о Древних поболтаем? Они будут поинтереснее меня.
— Пожалуй! Хотя… ты — увлекательнее, и намного.
— Как они выглядели? Как одеты? — начала уводить от личных к исследовательским разговорам. — Сколько их было? Расскажи…
Он остановился. Посмотрел на небо, где в лунном свете блекли точки далеких звезд.
— Кто они?.. С этого надо начинать, — отрешенно произнес он, не отрывая взгляда от маленького кусочка бесконечной Вселенной.
— По-твоему, кто? Забудь про научные доводы. Пусть будут субъективные гипотезы.
— Раньше считал, что они были другой ветвью эволюции человека, но после того, как побывал на стройке, мое мнение изменилось. Древние так умело использовали все, что их окружало: воду, камень, рельеф местности, саму планету… Умели и могли так, как не можем сейчас мы. Если пирамиды — преобразователи, то зачем им такие объемы произведенной энергии? Что за свойствами она обладала? Как и какие механизмы приводила в движение? В детстве по совету приемной матери в целях самообразования перемотрел множество научных фильмов про космос. Столько энергозатрат уходит на то, чтобы покинуть пределы планеты. Сильная гравитация. А если ржавчина на плато — это остатки не кранов, а космических кораблей, так и не взлетевших?
— Ты рассказывал о допотопных и послепотопных Древних. Вдруг послепотопные прилетели спасать своих предшественников, но не смогли выбраться отсюда?
— Интересный вопрос. Почему?
Сахемхет задумался, снова продолжил путь, смотря под ноги. Мне нравилось наблюдать за его мыслительным процессом: он погружался в себя, теряя контроль над мимикой и жестами. Задумчивое лицо попеременно озарялось вспышками прозрения, улыбкой, изумлением, эйфорией.
Мы снова шли в полной тишине. Аджари изредка поднимал взгляд, осматривался и указывал рукой нужное направление.
Так мы добрались до мастабы, указанной на табличке, как безымянная. Сахем сбросил рюкзак на песок, аккуратно вскарабкался по крошащейся облицовке наверх.
— Это здесь! — негромко крикнул он, спускаясь ниже и протягивая мне руку. — Иди ко мне!
Мой рюкзак занял место рядом со своим собратом. Цепляясь за камни и обхватив пальцами его запястье, я поднялась на плоскую крышу мастабы.
— Не упади. Вход, — предупредил он. — Вот здесь я стоял и наблюдал за строительством. Стройка шла бешеными темпами, грубо. Важен функционал, а не внешний вид. Это отличало послепотопных от допотопных. Помню, такой стоял грохот, что земля дрожала, но им было все равно. Они не замечали шума. Они общались жестами, каждый из которых обладал большой смысловой емкостью.
— То есть, не использовали речь?
— Нет. Ее не услышали бы. Все пять пирамид строились одновременно. Были краны, погрузчики, паровые машины в ладейных ямах. Кораблей не было. Ты спрашивала, как они выглядели?
— Да.
— Очень высокие, метров пять-шесть, сильные, с серо-голубой кожей, фактически, без одежды… А, может, в таких облегающих костюмах, которые я принял за настоящую кожу? На головах у них я заметил странные повязки, как защитные каски из ткани, у немногих — прозрачный щиток, закрывающий лицо. Ходила небольшая группа в длинных одеждах и шлемах, украшенных подобием звериных голов. А еще… — Сахем замолчал, присел на край, свесил ноги.
Он видел там пришельцев… но каких? Пауза затягивалась. Села рядом с ним. Обняла.
— Там было еще трое… — после десятиминутной тишины сказал он. — Не таких мускулистых, но очень высоких. Трое худых, в закрытых шлемах, в коричневых костюмах. Они появились на плато после неудачного одновременного запуска пирамид, еле передвигались и были такими странными.
— Запуска?
— Да. На макушках не было никаких пирамидионов, видимо, туда должно было ставиться портативное оборудование для преобразования энергии планеты. Они в чем-то ошиблись. Произошло сильное землетрясение. Две дальние пирамиды немного осыпались, у Менкаура слетела половина гранитной облицовки, у Хуфу — еще необлицованной — образовались трещины в потолке камеры царя. Они сами разобрали дальние сооружения по приказу «длинных в шлемах», блоки пустили на облицовку Хефрена.
— Одна пирамида из пяти? Мало…
— Построили еще три. Тоже провал. Корабли так и остались на плато. Не стали перелетать впустую. Видимо, всего объема полученной энергии не хватило на то, чтобы вернуться домой. Или она не подошла для их техники. Вот почему послепотопные остались здесь.
— А теперь у меня вопросы: что задержало их на планете, что истощило питание космолетов? Почему не позвали на помощь? Могли бы просто забрать выживших и улететь.
— Наска… Вот, где ответ. У них было спасательное землекопательное и георадарное оборудование. Цель — не соплеменники, а техника и знания. Кто уцелел и что уцелело, то взяли на борт. Потом искали город, погребенный под сотнями метров песка, глины и камней; потеряли время, пока ждали высыхания селевого потока; георадарами разрядили энергоемкости… А помощь? Сначала думали, что справятся, а с пустыми батареями, как оказалось, не смогли послать сигнал за пределы Солнечной системы. Подожди! Пирамидальная форма каменных сооружений — не метод проб и ошибок, а применение рабочих технологий. Они знали, что делали. У них была четкая стратегия поведения при нештатных ситуациях. Размеры пирамид и особенности внутреннего строения — всего лишь поиск решения, подходящего для этой планеты.
— А если…
— Сегодня «если» — наше любимое слово-паразит, — рассмеялся он, повернулся ко мне. Его лицо буквально светилось от счастья, глаза блестели, губы чуть дрожали от нервного напряжения.
— Пойдем искать пятую? — нежно обняла его.
— А стоит? Ради пары слоев блоков под десятками локтей песка тащиться неизвестно куда? Лучше домой!
— Домой?
— Знаю, это прозвучит безумно, но я бы попробовал еще дозу «пыли бессмертия». Хочу увидеть планету, откуда они прилетели, увидеть их мир.
От Сахемхета можно было ожидать чего угодно в плане экспериментов над собой в поисках истины. Но такое выходило за рамки здравомыслия: увеличение концентрации вещества в его крови могло закончиться для него, в лучшем случае, новым долгим сном, в худшем — смертью. А если? Опять это слово-паразит… Если он прав? И если я не помогу ему, он начнет еще больше отдаляться от нас, тихо сотворит что-нибудь с собой и уснет на века? Если и будет проводить эксперименты над собой, то под моим чутким контролем. Так спокойнее.
— Хорошо. Возвращаемся домой. О риске проспать еще десятилетия и даже столетия ты знаешь.
записи которого не вошли в книгу «Хранители библиотеки Древних».
Редакция Стефана Аджари-Карнарвона
Не считала себя религиозным человеком, но все произошедшее со мной после чтения лекций в колледже на юге Великобритании, не иначе, как провидением свыше, я бы не назвала. Думала, что после развода с Ричардом никогда не уживусь с мужчиной под одной крышей. И уж совсем не ожидала от себя, что с первого взгляда влюблюсь в «студента», пошатнувшего мои непоколебимые столпы научного мировоззрения. Еще больше удивило, что этот, на вид двадцатилетний, наглец оказался профессором Британской академии наук, к тому же, старше меня. Необычный, непостижимый и загадочный, как палеолитическая стоянка древнего человека в центре пустыни Гоби.
Я плохо знала Сахемхета в жизни и виновата в этом была лишь сама: добавила неприкосновенности и таинственности в досвадебные отношения, потом из-за моего необдуманного решения он уснул, хорошо, что не на полвека, как пророчил доктор Икрам. Муж не только проспал почти все время нашего брака — долгий сон сказался и на его внешности. Сейчас он выглядел восемнадцатилетним мальчишкой с немного отрешенным взглядом и впалыми щеками, покрытыми мягкой юношеской порослью. С ней Сахем неплохо справлялся бритвенным станком, оставляя аккуратные, еще редкие, усики по моде конца Древнего царства. А ведь по паспорту ему исполнилось… пятьдесят.
Во время достаточно близкого знакомства в кабинете Сахемхета я сделала его приблизительный антропологический анализ. Ни араб, ни северный африканец — он был южным европейцем с загорелой кожей, светло-карими глазами и темными волнистыми нежесткими волосами. Себя же он охарактеризовал как «древнего египтянина из дельты Нила». На научном языке одновременно и точно, и размыто-обобщенно.
Сахемхет отличался особой учтивостью и вниманием, что не знающие нас люди принимали супруга за моего сына. Мы их не переубеждали — не хотелось слушать беспочвенные укоры и сплетни о замужней женщине средних лет и молодом любовнике.
Предыдущий министр культуры Карим Араф так и не подписал заявление Аджари об увольнении, и все двенадцать лет отсутствия мужа на должности главы Службы древностей огромной страной, негласно именуемой «современным Древним Египтом», пришлось управлять мне. Тяжело, если учесть, что предрассудки по поводу занятия руководящих должностей женщинами прекрасно чувствовали себя даже в Каире. Меня слышали лишь тогда, когда я говорила от имени супруга как временный заместитель. Но чаще всего мои идеи представлял новому министру помощник «фараона», принятый на работу еще предшествующим главой Службы древностей.
Сахемхет проснулся и сразу же вернулся к исполнению своих обязанностей, но нагрузка на меня не стала меньше: с таким юнцом на «троне великих царей» ни иностранцы, ни местные чиновники не хотел вести серьезные дела. И Аджари постоянно срывался, доказывая, что внешность обманчива. В этот раз при личной встрече сам министр довел его укором, что сопливый мальчишка не может иметь научную степень профессора и занимать такую высокую должность, к тому же, выглядит он слишком непристойно (по восточным меркам) с длинными, сильно мелированными волосами. Сахемхет предпочел отмолчаться, но домой вернулся за полночь с покрасневшими глазами. Сказал, что сидел у мастабы отца и тосковал по родителям. И причин не верить у меня не было.
Только вот белые пряди появились у него не в результате воздействия обесцвечивающего состава — это была обычная седина, соответствующая его реальному возрасту. Первое время Сахем очень хотел дойти до парикмахерской, сделать короткую мужскую стрижку, но каждый день работа вносила коррективы в его планы на вечер. Мой древний египтянин, смирившись с таким положением дел, стал по утрам банально собирать волосы в обычный хвост и затягивать его бантом из атласной черной ленты на старинный европейский манер.
В последнюю неделю, окончательно раздавленный очередным недовольством министра и его бестактными нападками, он настолько замкнулся в себе, что уже не желал общаться ни со мной, ни с нашим сыном.
Сахемхет часто проводил вечера на плато, поднимался на стену «храма Сфинкса», часами неподвижно сидел и смотрел оттуда на юго-запад. Он мысленно уходил от реального мира. Он погружался в прошлые видения. Он искал местоположение пятой пирамиды. Ее обнаружение стало навязчивой идеей, от которой супруг никак не мог избавиться. И это лишь усиливало нервное напряжение. Весь пол, стол, кровать и тумбочку в своем герметичном «спальном» кабинете он завалил подробными картами плато Гиза и его окрестностей, съемками со спутников, фотографиями с георадаров. Измерял, чертил на них, стирал, вычислял, исписывал за несколько часов десятки листов своими мыслями лишь на понятном только ему языке.
В один из таких вечеров Сахемхет вернулся домой в подавленном состоянии, отказался от ужина, сразу прошел в свой кабинет.
— Поговорить не хочешь? — потревожила его уединение, осторожно ступая по свободным местам на новом ковре, поставила на письменный стол поднос с ужином и чашкой его любимого цветочного чая. Я помнила указания доктора Икрама — следить за режимом дня фараона современного Древнего Египта.
— Нет, — тихо произнес он, не отрывая взгляд от очередного снимка со спутника. — Я знаю, что она есть. Там. Под песком.
Я обняла мужа сзади, положила голову на его плечо.
— Может, поищем вдвоем?
— Я сам…
— Ты забыл, что самые потрясающие идеи приходят в твою голову, когда рядом я? Всегда!
Он вздохнул, одобрительно кивнул, соглашаясь с вескими доводами. Я пододвинула стул, взяла со стола увеличенный снимок в инфракрасном спектре, сравнила его с подробным планом местности. Супруг с интересом еще раз взглянул на фотографии.
— Столько смотрел на них — ничего, — с грустью в голосе произнес он. — Так хочу выбросить из головы весь этот бред, но у меня не получается. Бессмысленная головоломка, как и язык Древних.
— Не надо выбрасывать! Если ты ее видел — она там есть! Такая, как в Абу Раваше?
— Думаю, да. Сначала подозревал, что это могла быть в Завьет эль Ариане. Но это далеко: пирамида была бы очень маленькая, если смотреть с плато. А я видел достаточно большую.
— Собирайся! Едем в Гизу.
Клин клином вышибают, и, чтобы избавить Сахемхета от навязчивых гипотез, я решила прогуляться с ним среди мастаб, предаваясь задушевным научным разговорам и романтике.
— На ночь глядя? Там лучше искать при свете солнца, ноги хоть не переломаем.
— Поехали! — отдала приказ, словно муж был моим подчиненным, а не наоборот.
Он без возражений пожал плечами, стал одеваться на ночную прогулку. Пока Сахемхет разбирался с вещами, я упаковала рюкзаки провиантом, спальными мешками, фонарями и запасными аккумуляторами. Кто знает, на сколько мы там и куда зайдем? Для Стефана оставила на столе записку, что мы с отцом уехали на раскопки. Пусть не волнуется за нас.
Город понемногу затихал. Машин стало меньше, но, все равно, час потеряли в пробках. Быстро темнело. К тому времени, когда добрались до плато, Каир заливал яркий свет фонарей, вывесок и окон, Гизу же освещала полная луна. Раньше пирамиды переливались почти всеми цветами радуги, однако финансовые проблемы Службы древностей заставили отказаться от такой еженощной роскоши. Не помогли даже солнечные батареи — ремонт и обслуживание специалистами оказались не по карману бюджетной организации.
Открыв шлагбаум (запасной пульт сделала себе после того, как охрана по окончании рабочего дня заперла там мой автомобиль и пришлось добираться пешком до окраины Каира), я вырулила на новую парковку для экскурсионного транспорта.
— Пошли на то место, где ты стоял в последнем видении? — предложила мужу, пока тот вытаскивал рюкзаки.
— Там закрытая территория.
— Поэтому… мы здесь вместе с ключами, когда не видят туристы и бдительная охрана.
— Хитрая, — впервые за два месяца искренне рассмеялся он, закидывая на плечи тяжелую ношу.
Мы петляли среди мастаб к искомой точке. Сначала шли молча — дорога была не из легких. Желание начать разговор проснулось первым у Сахемхета.
— Любимая… Если бы ты оказалась моей ровесницей, пошла со мной в поход неизвестно куда и неизвестно зачем?
— Нет, — улыбнулась в ответ, наблюдая, как меняется выражение его лица. — Я бы прогулялась только известно куда и известно зачем. Как сейчас, например.
— А если бы я сделал тебе предложение? Согласилась стать моей женой?
— Только в том случае, если бы ты пообещал выучиться еще и на палеоантрополога.
— Ты хочешь этого?
— Уже нет. Тебе это не к чему, мой любимый профессор-лингвист. Давай лучше о Древних поболтаем? Они будут поинтереснее меня.
— Пожалуй! Хотя… ты — увлекательнее, и намного.
— Как они выглядели? Как одеты? — начала уводить от личных к исследовательским разговорам. — Сколько их было? Расскажи…
Он остановился. Посмотрел на небо, где в лунном свете блекли точки далеких звезд.
— Кто они?.. С этого надо начинать, — отрешенно произнес он, не отрывая взгляда от маленького кусочка бесконечной Вселенной.
— По-твоему, кто? Забудь про научные доводы. Пусть будут субъективные гипотезы.
— Раньше считал, что они были другой ветвью эволюции человека, но после того, как побывал на стройке, мое мнение изменилось. Древние так умело использовали все, что их окружало: воду, камень, рельеф местности, саму планету… Умели и могли так, как не можем сейчас мы. Если пирамиды — преобразователи, то зачем им такие объемы произведенной энергии? Что за свойствами она обладала? Как и какие механизмы приводила в движение? В детстве по совету приемной матери в целях самообразования перемотрел множество научных фильмов про космос. Столько энергозатрат уходит на то, чтобы покинуть пределы планеты. Сильная гравитация. А если ржавчина на плато — это остатки не кранов, а космических кораблей, так и не взлетевших?
— Ты рассказывал о допотопных и послепотопных Древних. Вдруг послепотопные прилетели спасать своих предшественников, но не смогли выбраться отсюда?
— Интересный вопрос. Почему?
Сахемхет задумался, снова продолжил путь, смотря под ноги. Мне нравилось наблюдать за его мыслительным процессом: он погружался в себя, теряя контроль над мимикой и жестами. Задумчивое лицо попеременно озарялось вспышками прозрения, улыбкой, изумлением, эйфорией.
Мы снова шли в полной тишине. Аджари изредка поднимал взгляд, осматривался и указывал рукой нужное направление.
Так мы добрались до мастабы, указанной на табличке, как безымянная. Сахем сбросил рюкзак на песок, аккуратно вскарабкался по крошащейся облицовке наверх.
— Это здесь! — негромко крикнул он, спускаясь ниже и протягивая мне руку. — Иди ко мне!
Мой рюкзак занял место рядом со своим собратом. Цепляясь за камни и обхватив пальцами его запястье, я поднялась на плоскую крышу мастабы.
— Не упади. Вход, — предупредил он. — Вот здесь я стоял и наблюдал за строительством. Стройка шла бешеными темпами, грубо. Важен функционал, а не внешний вид. Это отличало послепотопных от допотопных. Помню, такой стоял грохот, что земля дрожала, но им было все равно. Они не замечали шума. Они общались жестами, каждый из которых обладал большой смысловой емкостью.
— То есть, не использовали речь?
— Нет. Ее не услышали бы. Все пять пирамид строились одновременно. Были краны, погрузчики, паровые машины в ладейных ямах. Кораблей не было. Ты спрашивала, как они выглядели?
— Да.
— Очень высокие, метров пять-шесть, сильные, с серо-голубой кожей, фактически, без одежды… А, может, в таких облегающих костюмах, которые я принял за настоящую кожу? На головах у них я заметил странные повязки, как защитные каски из ткани, у немногих — прозрачный щиток, закрывающий лицо. Ходила небольшая группа в длинных одеждах и шлемах, украшенных подобием звериных голов. А еще… — Сахем замолчал, присел на край, свесил ноги.
Он видел там пришельцев… но каких? Пауза затягивалась. Села рядом с ним. Обняла.
— Там было еще трое… — после десятиминутной тишины сказал он. — Не таких мускулистых, но очень высоких. Трое худых, в закрытых шлемах, в коричневых костюмах. Они появились на плато после неудачного одновременного запуска пирамид, еле передвигались и были такими странными.
— Запуска?
— Да. На макушках не было никаких пирамидионов, видимо, туда должно было ставиться портативное оборудование для преобразования энергии планеты. Они в чем-то ошиблись. Произошло сильное землетрясение. Две дальние пирамиды немного осыпались, у Менкаура слетела половина гранитной облицовки, у Хуфу — еще необлицованной — образовались трещины в потолке камеры царя. Они сами разобрали дальние сооружения по приказу «длинных в шлемах», блоки пустили на облицовку Хефрена.
— Одна пирамида из пяти? Мало…
— Построили еще три. Тоже провал. Корабли так и остались на плато. Не стали перелетать впустую. Видимо, всего объема полученной энергии не хватило на то, чтобы вернуться домой. Или она не подошла для их техники. Вот почему послепотопные остались здесь.
— А теперь у меня вопросы: что задержало их на планете, что истощило питание космолетов? Почему не позвали на помощь? Могли бы просто забрать выживших и улететь.
— Наска… Вот, где ответ. У них было спасательное землекопательное и георадарное оборудование. Цель — не соплеменники, а техника и знания. Кто уцелел и что уцелело, то взяли на борт. Потом искали город, погребенный под сотнями метров песка, глины и камней; потеряли время, пока ждали высыхания селевого потока; георадарами разрядили энергоемкости… А помощь? Сначала думали, что справятся, а с пустыми батареями, как оказалось, не смогли послать сигнал за пределы Солнечной системы. Подожди! Пирамидальная форма каменных сооружений — не метод проб и ошибок, а применение рабочих технологий. Они знали, что делали. У них была четкая стратегия поведения при нештатных ситуациях. Размеры пирамид и особенности внутреннего строения — всего лишь поиск решения, подходящего для этой планеты.
— А если…
— Сегодня «если» — наше любимое слово-паразит, — рассмеялся он, повернулся ко мне. Его лицо буквально светилось от счастья, глаза блестели, губы чуть дрожали от нервного напряжения.
— Пойдем искать пятую? — нежно обняла его.
— А стоит? Ради пары слоев блоков под десятками локтей песка тащиться неизвестно куда? Лучше домой!
— Домой?
— Знаю, это прозвучит безумно, но я бы попробовал еще дозу «пыли бессмертия». Хочу увидеть планету, откуда они прилетели, увидеть их мир.
От Сахемхета можно было ожидать чего угодно в плане экспериментов над собой в поисках истины. Но такое выходило за рамки здравомыслия: увеличение концентрации вещества в его крови могло закончиться для него, в лучшем случае, новым долгим сном, в худшем — смертью. А если? Опять это слово-паразит… Если он прав? И если я не помогу ему, он начнет еще больше отдаляться от нас, тихо сотворит что-нибудь с собой и уснет на века? Если и будет проводить эксперименты над собой, то под моим чутким контролем. Так спокойнее.
— Хорошо. Возвращаемся домой. О риске проспать еще десятилетия и даже столетия ты знаешь.
