Из личных записей Стефана Аджари-Карнарвона
Отец боялся дня, когда сердце его прекрасной супруги Эмилии перестанет биться, хотя, понимал, что тот наступит очень скоро. Мать тяжело болела. После ее кончины он сразу же уехал вместе с телом, внутренним гробом и заранее собранным бальзамировочным материалом на два с половиной месяца в Вади-Натрун. Два с половиной месяца моего ожидания. Я отгонял чудовищные мысли, что он не вернется обратно, что его тоска по единственной любимой окажется сильнее здравого смысла. После семидесятого дня взял краткосрочный отпуск, чтобы встретить его дома. Простая психологическая помощь не помешала бы даже такому сильному человеку, как Сахемхет Аджари. Я не представлял, что испытывал отец, собственноручно создавая из тела матери мумию. Да, он делал такое больше полувека назад с погибшей Стефанией. Тогда ему было невероятно тяжело, но сейчас… Как у него находились силы повторять сложный процесс бальзамирования для женщины, с которой он прожил почти полвека?
В тот день, когда матери поставили страшный диагноз, Сахемхет, как истинный древний египтянин, стал готовиться к ее похоронам. Он хотел начать сборы намного раньше, но леди Аджари-Карнарвон была против, сославшись на семейные суеверия. Я удивился и очень расстроился, когда узнал, что Эмилия отказалась от лечения. Но она была права. В ее семидесятивосьмилетнем возрасте лекарства и терапия мало бы чем помогли. Вместо больничной палаты она захотела провести время с семьей: супругом, мной, моей женой и двумя внуками. Отец сам создал дизайн ее трех гробов и погребальной маски, а когда те прибыли — с гордостью показал их Эмилии. Она была в искреннем восторге от такого подарка. Мама — такая же странная, как и Сахемхет. Последние дни он не расставался с ней ни на минуту. Все читал ей полный текст «Книги мертвых», переписанный лично им с древних свитков на огромный лист «папируса». Ее последний вздох был в его объятиях. Звонок врачам. Констатация смерти. Он не отдал ее тело в морг, а сунул под нос медикам завещание супруги и давно полученное разрешение от министра культуры на традиционное древнеегипетское погребение.
Он уехал. С ней. Моя жена и дети еще долго оплакивали Эмилию. София приходила в ее комнату, садилась на стул у постели и читала книгу, как делала это и раньше. Только постель была пустой…
На исходе семьдесят четвертого дня под окном затарахтел арендованный старый внедорожник с прицепом. Отец приехал! Я выбежал на улицу, радостно заключил его в объятия. Уже не скрывал слез счастья, что он вернулся. Он прижался ко мне и тихо произнес:
— Помоги разгрузить…
— Конечно. Все получилось?
— Да, — вздохнул он. – Опыт уже имеется, — и, невпопад усмехнувшись, добавил: — Можно ритуальное бюро по бальзамированию открывать.
Кивнул в знак поддержки. Я знал, когда Сахемхет начинает шутить, то так снимает сильный стресс. Мы открыли сторону у прицепа. Под брезентовой крышей стоял окутанный ароматом душистых смол и масел ее третий гроб из кедра, привезенного на заказ в Каир аж за несколько тысяч километров.
— Вдвоем получится, — уверенно сказал Сахемхет, — хоть и тяжело. В одиночку я не выгружал его из прицепа. Еле там открыл и закрыл. Предупреди всех домашних, чтобы не стояли на дороге
Он терпеливо ждал, пока я попрошу жену и детей не мешать нам. Все-таки, мой отец был настоящим гением. Гроб стоял на медицинской каталке с колесиками, и вывезти его из прицепа, как и завезти в дом, особого труда не составило.
— Оставим здесь, на первом этаже, в твоем кабинете? — предложил ему такой вариант.
— Пока да. Эмилия очень любила там сидеть в кресле и наблюдать, когда я работаю…
Он тяжело вздохнул. По исхудавшей щеке скользнула слеза и скрылась в редкой полуседой бороде. Спутанные длинные с проседью волосы выбивались из-под шарфа, которым отец оборачивал голову на манер своей приемной матери. Смотрелось странно, но в полевых условиях было очень удобно. В грязной, пропитанной потом и покрытой пылью одежде Сахемхет напоминал парня-бродягу, сидевшего по большим праздникам возле коптской церкви. Я не сделал ошибку, написав «парня». В свои восемьдесят два еще действующий глава Службы древностей выглядел лет на двадцать пять, не считая приличной седины. Матери Сахемхет нравился именно таким, а это был всего лишь побочный эффект от ежегодного, необходимого для жизни, отпуска-сна под «пылью бессмертия», как он называл эту древнюю гадость. Но будет ли Аджари продолжать подобное сейчас, я уже не знал.
Валентина, моя жена, ушла готовить на кухню еще один, пусть и поздний, ужин. Принявший душ и переодевшийся отец занял свое место главы семьи за большим столом в обеденном зале. На другом конце всегда сидела мама. И подобных традиций, бережно хранимых многими поколениями или придуманных новых, в нашем доме было очень много.
Первая половина ужина прошла в тишине. Лишь перед десертом начал разговор:
— Я договорился с бригадой промышленных альпинистов, чтобы помогли спустить мамин гроб в усыпальницу Птаххетепа, как она и хотела.
— Да, — отрешенно произнес он, отрезая ложечкой часть шарика домашнего мороженого. — Завтра.
— Будешь продлять отпуск?
— Не вижу смысла. Работа отвлекает от боли и одиночества. Выйду по графику.
Больше он ни на один из моих вопросов не ответил. После ужина отец ушел к себе в комнату, я же прошел в кабинет. Включил свет. Первый внешний гроб я уже видел — он стоял в комнате матери почти два года. Искусная резьба, отделка золотой фольгой, камнями и цветной стеклянной массой. Классический царский гроб Нового царства. А вот третий внутренний видел впервые. Он был настоящим шедевром современного древнеегипетского стиля. Сахемхет с радостью согласился на применение новейших инструментов и технологий, поэтому всю поверхность мастера украсили тончайшей лазерной орнаментальной резьбой, среди которой красовались строки «Книги мертвых», титул и заслуги леди Эмилии Аджари-Карнарвон — прекрасной госпожи Нитекерти Нефермаатра, наимудрейшей хозяйки Большого дома. Лицо на крышке, хоть и было выполнено по древнеегипетским канонам, поражало своим портретным сходством, а скрещенные на груди руки сжимали символы власти царицы. «Завтра гроб спустят в гробницу, и я больше никогда ее не увижу», — поймал себя на такой мысли. Отец не вбил заглушки, поэтому я приподнял и сдвинул крышку. То, что предстало перед моими глаза, потрясло невероятной красотой. Здесь отец уже не стал следовать стандартам определенного исторического времени, а взял лучшее из трех тысячелетий египетского культа мертвых. Ромбовидное «золотое плетение» украшало мумию. На голове переливалась золотым блеском погребальная маска, которая могла бы своей роскошью вполне посоперничать со знаменитой маской Тутанхамона. И тут же я подумал о том, сколько такая вещь может стоить. Ведь собранное отцом за два года для похорон не ударило по банковским счетам семьи. Видимо, Сахемхет начал откладывать средства еще три десятилетия назад, причем, не в деньгах, а покупая золотые слитки. Маску сделали не из ювелирного драгоценного металла с примесями, а из почти чистого, на что указывал цвет.
Я еще долго стоял у гроба, вспоминая самые яркие моменты жизни с матерью. Тосковал, но моя тоска была не сравнима с той, что испытывал отец.
К обеду из музея приехала большая машина для перевозки экспонатов, прибыли альпинисты, сотрудники Службы древностей. Мне сообщили, что над шахтой гробницы установили подъемный механизм. Мы вывезли каталку в гостиную. Отец, одетый в парадные одеяния фараона Древнего царства, провел церемонию отверзания уст, дабы умершая могла «есть» и «пить» подношения, вознес молитвы богам, украсил мумию венком из высушенных цветов. И только заместитель отца вместе со мной вывезли каталку во двор, чтобы поставить в кузов к уже перенесенным антропоморфным гробам, как Сахемхет выбежал на улицу и преградил дорогу.
— Не отдам! — крикнул он так громко, насколько мог. Сотрудники выбежали из гостиной, пытались его успокоить, увести, но он вцепился в изножье и, никого не слушая, потащил каталку обратно в дом.
— Маму надо отвезти в усыпальницу, — стал уговаривать отца.
— Нет! Она останется здесь, со мной! — продолжил сопротивляться фараон современного Древнего Египта. Лицо выглядело так, словно он был одержим или безумен. Впервые видел его таким. — Я не отпущу ее туда! Без меня!
— Мертвым не место среди живых. Здесь моя жена, дети… Дай завезти каталку в кузов. Ей будет хорошо в гробнице Птаххетепа.
— Гроб с телом Эмилии будет стоять в моей комнате, у моей кровати до самой моей смерти. Я так решил! — твердо, властно произнес он, не оставляя мне шансов на уговоры. — Сегодня я переезжаю в угловую северную комнату. Туда редко кто заглядывает.
Спорить с ним не хотел. При удобном случае попробую еще раз уговорить, а пока извинился перед гостями, расплатился рабочими, дал команду разбирать подъемное устройство. Всей семьей перенесли вещи отца с первого этажа на второй. Эта комната предназначалась для гостей и почти всегда пустовала. Сахемхет тут же сделал перестановку, превратив ее одновременно в рабочий кабинет и спальню. Внешний гроб со средним внутри поставили вертикально в углу, внутренний же, с мумией, накрытый расшитым покрывалом и гирляндами из сухоцветов — горизонтально рядом с кроватью.
— Теперь другое дело, — умиротворенно произнес Сахемхет. — Спасибо, Стефан, что прислушался к моим желаниям, — и закрыл дверь, оставаясь в уединении.
С утра не стал тревожить отца и ушел на работу. Но каково было мое удивление, когда я застал его на рабочем месте, разбирающим накопившиеся за два с половиной месяца несрочные документы.
— Доброе утро, Стефан, — сказал он. Улыбнулся. Жестом пригласил сесть напротив. — Что нового нашли за это время? Как георадарные работы в Западносаккарском некрополе. Надеюсь, аренда иностранного оборудования оправдала себя?
— Нашли с десяток гробниц. Сейчас там работает команда Шарифа. Он просил консультации по датировке и текстам, когда ты будешь свободен.
— Передай, что загляну к ним в ближайшее время. Ты поедешь со мной, как ученик с учителем?
— Конечно.
Отказать отцу не смог, хотя, последние слова остались загадкой: что еще он захочет от меня? Я ушел, заказал в кафе для него кофе и выпечку с доставкой в кабинет, сам же погрузился в отчеты для министра культуры.
Ближе обеду раздался звонок с поста охраны здания, что к нам пожаловали незваные высокопоставленные гости с дружеским визитом и сейчас они направились на встречу с главой Службы древностей Египта. В голове промелькнула мысль, что Сахемхета надо спасать. Не важно, кто пришел к нему, но в таком состоянии его лучше не тревожить. Вынул из папки лист с каким-то рукописным текстом и быстрым шагом направился в кабинет начальника, обдумывая на ходу план действий. По пути узнал, что к нам наведались новый министр культуры Барджан и его помощник Варизу, с которым давно и хорошо мы работали. Постучал в дверь и, не дождавшись разрешения, вошел.
— Прошу прощения! — обратился к гостям. — Отец, — протянул ему лист. — Только что звонил Шариф. Просил приехать тебя. Срочно!
— Это Ваш сын? — удивился Барджан, удивленно осматривая то Сахемхета, то меня. — Но как такое возможно?
И, действительно, по внешнему виду Сахемхет Аджари годился мне в сыновья. Поэтому в последние годы в кабинете главы Службы древностей чаще всего посетителей принимал я, как его заместитель, в то время как отец на моем рабочем месте спокойно занимался управленческими делами. За этим столом солидный сорокатрехлетний мужчина производил больше впечатления, чем странно выглядящий юнец. Последние три десятилетия отец очень страдал от своего слишком юного вида, с которым ничего не мог сделать. Такое случилось из-за матери, нечаянно устроившей ему передозировку «пыли бессмертия» и сон почти на двенадцать лет. В пятьдесят он выглядел, как восемнадцатилетний мальчишка, и Эмилия занималась тем же, чем и я сейчас. На улице мы тоже старались держаться на расстоянии, чтобы не возникало вопросов, как тогда… когда в кафе дама-иностранка упрекнула Сахемхета в том, что за кофе пошел я, а не он, как младший по возрасту. Подобное приводило отца в неописуемое бешенство, и он высказал все, что думал, в манерах учтивого английского аристократа и темпераментного древнего египтянина, чем довел женщину до истерики. Одним кафе для его посещения стало меньше.
— Да, мой сын Стефан Аджари-Карнарвон, заместитель главы Службы древностей Египта, — он посмотрел на меня и добавил: — Скажи водителю, что я выезжаю через десять минут. Позаботься о наших гостях.
— Хорошо, отец, — подчеркнул я наше родство.
— Простите, но мне нужно уехать на раскопки, — Сахемхет обратился уже к министру. — У нас каждый час на счету.
— Раскопки?! Это так интересно! Я должен ехать с вами! — воскликнул Барджан, нарушив наши планы. — Увидеть археологов и то, что они делают, — лучше понять работу Службы древностей и Вашу в том числе. Наш автомобиль поедет за Вашим.
— Внедорожник? — уточнил отец.
— Нет.
— Тогда застрянете, как только окажетесь в Саккаре. Там нет дорог — только песок и камни. Поедем все на машине Службы древностей. Стефан, подготовь все необходимое для поездки до вечера.
Я ушел, оставляя отца наедине с гостями. Озаботил секретаря приготовлением термосов с кофе и покупкой еды на пятерых, а сам по телефону ознакомил водителя с планами нашего фараона.
Через полчаса специально переоборудованный для пустыни внедорожник мчался по улицам Каира в сторону западносаккарского некрополя. Сахемхет сидел, как всегда, спереди. Он неважно себя чувствовал в транспорте, предпочитал ходить пешком, если это было возможно. Мы втроем устроились на комфортном заднем сидении.
— В тесноте, да не в обиде, — пошутил министр, пытаясь начать разговор.
— Соглашусь, — ответил я. И снова в салоне воцарилась тишина.
— Куда едем, мой фараон? — поинтересовался водитель, выезжая за пределы пригорода именуемого Западной Саккарой.
— К пирамиде Усеркафа. Дальше я покажу дорогу, — ответил тот.
Шофер сбавил скорость, виляя между полуразрушенными кирпичными кладками по грунтовой дороге. Километров через пять закончится и она, ведь туристические маршруты идут по другому пути, а этот предназначен для археологов, работающих на раскопках.
— Скажите, господин Аджари, — Барджан снова нарушил молчание, — я часто слышу, как Вас называют фараоном. Вам не кажется, что спекулировать древним титулом не совсем этично.
— Глава Службы древностей, — сказал Варизу, не дожидаясь ответа одного из нас, — по своему происхождению является законным правителем современного Древнего Египта. Ваши предшественники тоже обращались к господину Сахемхету «мой фараон».
Министр в недоумении посмотрел на своего заместителя, пожал плечами. Такого поворота событий он не ожидал. Его лицо из серьезного стало недовольным: к человеку, стоящему на ступень ниже в иерархической пирамиде, обращаются, как к главе государства, правда, давно переставшего существовать. Сахемхет жестом попросил не отвлекать его от навигации по пересеченной местности, ведь дорога уже закончилась.
Отец боялся дня, когда сердце его прекрасной супруги Эмилии перестанет биться, хотя, понимал, что тот наступит очень скоро. Мать тяжело болела. После ее кончины он сразу же уехал вместе с телом, внутренним гробом и заранее собранным бальзамировочным материалом на два с половиной месяца в Вади-Натрун. Два с половиной месяца моего ожидания. Я отгонял чудовищные мысли, что он не вернется обратно, что его тоска по единственной любимой окажется сильнее здравого смысла. После семидесятого дня взял краткосрочный отпуск, чтобы встретить его дома. Простая психологическая помощь не помешала бы даже такому сильному человеку, как Сахемхет Аджари. Я не представлял, что испытывал отец, собственноручно создавая из тела матери мумию. Да, он делал такое больше полувека назад с погибшей Стефанией. Тогда ему было невероятно тяжело, но сейчас… Как у него находились силы повторять сложный процесс бальзамирования для женщины, с которой он прожил почти полвека?
В тот день, когда матери поставили страшный диагноз, Сахемхет, как истинный древний египтянин, стал готовиться к ее похоронам. Он хотел начать сборы намного раньше, но леди Аджари-Карнарвон была против, сославшись на семейные суеверия. Я удивился и очень расстроился, когда узнал, что Эмилия отказалась от лечения. Но она была права. В ее семидесятивосьмилетнем возрасте лекарства и терапия мало бы чем помогли. Вместо больничной палаты она захотела провести время с семьей: супругом, мной, моей женой и двумя внуками. Отец сам создал дизайн ее трех гробов и погребальной маски, а когда те прибыли — с гордостью показал их Эмилии. Она была в искреннем восторге от такого подарка. Мама — такая же странная, как и Сахемхет. Последние дни он не расставался с ней ни на минуту. Все читал ей полный текст «Книги мертвых», переписанный лично им с древних свитков на огромный лист «папируса». Ее последний вздох был в его объятиях. Звонок врачам. Констатация смерти. Он не отдал ее тело в морг, а сунул под нос медикам завещание супруги и давно полученное разрешение от министра культуры на традиционное древнеегипетское погребение.
Он уехал. С ней. Моя жена и дети еще долго оплакивали Эмилию. София приходила в ее комнату, садилась на стул у постели и читала книгу, как делала это и раньше. Только постель была пустой…
На исходе семьдесят четвертого дня под окном затарахтел арендованный старый внедорожник с прицепом. Отец приехал! Я выбежал на улицу, радостно заключил его в объятия. Уже не скрывал слез счастья, что он вернулся. Он прижался ко мне и тихо произнес:
— Помоги разгрузить…
— Конечно. Все получилось?
— Да, — вздохнул он. – Опыт уже имеется, — и, невпопад усмехнувшись, добавил: — Можно ритуальное бюро по бальзамированию открывать.
Кивнул в знак поддержки. Я знал, когда Сахемхет начинает шутить, то так снимает сильный стресс. Мы открыли сторону у прицепа. Под брезентовой крышей стоял окутанный ароматом душистых смол и масел ее третий гроб из кедра, привезенного на заказ в Каир аж за несколько тысяч километров.
— Вдвоем получится, — уверенно сказал Сахемхет, — хоть и тяжело. В одиночку я не выгружал его из прицепа. Еле там открыл и закрыл. Предупреди всех домашних, чтобы не стояли на дороге
Он терпеливо ждал, пока я попрошу жену и детей не мешать нам. Все-таки, мой отец был настоящим гением. Гроб стоял на медицинской каталке с колесиками, и вывезти его из прицепа, как и завезти в дом, особого труда не составило.
— Оставим здесь, на первом этаже, в твоем кабинете? — предложил ему такой вариант.
— Пока да. Эмилия очень любила там сидеть в кресле и наблюдать, когда я работаю…
Он тяжело вздохнул. По исхудавшей щеке скользнула слеза и скрылась в редкой полуседой бороде. Спутанные длинные с проседью волосы выбивались из-под шарфа, которым отец оборачивал голову на манер своей приемной матери. Смотрелось странно, но в полевых условиях было очень удобно. В грязной, пропитанной потом и покрытой пылью одежде Сахемхет напоминал парня-бродягу, сидевшего по большим праздникам возле коптской церкви. Я не сделал ошибку, написав «парня». В свои восемьдесят два еще действующий глава Службы древностей выглядел лет на двадцать пять, не считая приличной седины. Матери Сахемхет нравился именно таким, а это был всего лишь побочный эффект от ежегодного, необходимого для жизни, отпуска-сна под «пылью бессмертия», как он называл эту древнюю гадость. Но будет ли Аджари продолжать подобное сейчас, я уже не знал.
Валентина, моя жена, ушла готовить на кухню еще один, пусть и поздний, ужин. Принявший душ и переодевшийся отец занял свое место главы семьи за большим столом в обеденном зале. На другом конце всегда сидела мама. И подобных традиций, бережно хранимых многими поколениями или придуманных новых, в нашем доме было очень много.
Первая половина ужина прошла в тишине. Лишь перед десертом начал разговор:
— Я договорился с бригадой промышленных альпинистов, чтобы помогли спустить мамин гроб в усыпальницу Птаххетепа, как она и хотела.
— Да, — отрешенно произнес он, отрезая ложечкой часть шарика домашнего мороженого. — Завтра.
— Будешь продлять отпуск?
— Не вижу смысла. Работа отвлекает от боли и одиночества. Выйду по графику.
Больше он ни на один из моих вопросов не ответил. После ужина отец ушел к себе в комнату, я же прошел в кабинет. Включил свет. Первый внешний гроб я уже видел — он стоял в комнате матери почти два года. Искусная резьба, отделка золотой фольгой, камнями и цветной стеклянной массой. Классический царский гроб Нового царства. А вот третий внутренний видел впервые. Он был настоящим шедевром современного древнеегипетского стиля. Сахемхет с радостью согласился на применение новейших инструментов и технологий, поэтому всю поверхность мастера украсили тончайшей лазерной орнаментальной резьбой, среди которой красовались строки «Книги мертвых», титул и заслуги леди Эмилии Аджари-Карнарвон — прекрасной госпожи Нитекерти Нефермаатра, наимудрейшей хозяйки Большого дома. Лицо на крышке, хоть и было выполнено по древнеегипетским канонам, поражало своим портретным сходством, а скрещенные на груди руки сжимали символы власти царицы. «Завтра гроб спустят в гробницу, и я больше никогда ее не увижу», — поймал себя на такой мысли. Отец не вбил заглушки, поэтому я приподнял и сдвинул крышку. То, что предстало перед моими глаза, потрясло невероятной красотой. Здесь отец уже не стал следовать стандартам определенного исторического времени, а взял лучшее из трех тысячелетий египетского культа мертвых. Ромбовидное «золотое плетение» украшало мумию. На голове переливалась золотым блеском погребальная маска, которая могла бы своей роскошью вполне посоперничать со знаменитой маской Тутанхамона. И тут же я подумал о том, сколько такая вещь может стоить. Ведь собранное отцом за два года для похорон не ударило по банковским счетам семьи. Видимо, Сахемхет начал откладывать средства еще три десятилетия назад, причем, не в деньгах, а покупая золотые слитки. Маску сделали не из ювелирного драгоценного металла с примесями, а из почти чистого, на что указывал цвет.
Я еще долго стоял у гроба, вспоминая самые яркие моменты жизни с матерью. Тосковал, но моя тоска была не сравнима с той, что испытывал отец.
К обеду из музея приехала большая машина для перевозки экспонатов, прибыли альпинисты, сотрудники Службы древностей. Мне сообщили, что над шахтой гробницы установили подъемный механизм. Мы вывезли каталку в гостиную. Отец, одетый в парадные одеяния фараона Древнего царства, провел церемонию отверзания уст, дабы умершая могла «есть» и «пить» подношения, вознес молитвы богам, украсил мумию венком из высушенных цветов. И только заместитель отца вместе со мной вывезли каталку во двор, чтобы поставить в кузов к уже перенесенным антропоморфным гробам, как Сахемхет выбежал на улицу и преградил дорогу.
— Не отдам! — крикнул он так громко, насколько мог. Сотрудники выбежали из гостиной, пытались его успокоить, увести, но он вцепился в изножье и, никого не слушая, потащил каталку обратно в дом.
— Маму надо отвезти в усыпальницу, — стал уговаривать отца.
— Нет! Она останется здесь, со мной! — продолжил сопротивляться фараон современного Древнего Египта. Лицо выглядело так, словно он был одержим или безумен. Впервые видел его таким. — Я не отпущу ее туда! Без меня!
— Мертвым не место среди живых. Здесь моя жена, дети… Дай завезти каталку в кузов. Ей будет хорошо в гробнице Птаххетепа.
— Гроб с телом Эмилии будет стоять в моей комнате, у моей кровати до самой моей смерти. Я так решил! — твердо, властно произнес он, не оставляя мне шансов на уговоры. — Сегодня я переезжаю в угловую северную комнату. Туда редко кто заглядывает.
Спорить с ним не хотел. При удобном случае попробую еще раз уговорить, а пока извинился перед гостями, расплатился рабочими, дал команду разбирать подъемное устройство. Всей семьей перенесли вещи отца с первого этажа на второй. Эта комната предназначалась для гостей и почти всегда пустовала. Сахемхет тут же сделал перестановку, превратив ее одновременно в рабочий кабинет и спальню. Внешний гроб со средним внутри поставили вертикально в углу, внутренний же, с мумией, накрытый расшитым покрывалом и гирляндами из сухоцветов — горизонтально рядом с кроватью.
— Теперь другое дело, — умиротворенно произнес Сахемхет. — Спасибо, Стефан, что прислушался к моим желаниям, — и закрыл дверь, оставаясь в уединении.
С утра не стал тревожить отца и ушел на работу. Но каково было мое удивление, когда я застал его на рабочем месте, разбирающим накопившиеся за два с половиной месяца несрочные документы.
— Доброе утро, Стефан, — сказал он. Улыбнулся. Жестом пригласил сесть напротив. — Что нового нашли за это время? Как георадарные работы в Западносаккарском некрополе. Надеюсь, аренда иностранного оборудования оправдала себя?
— Нашли с десяток гробниц. Сейчас там работает команда Шарифа. Он просил консультации по датировке и текстам, когда ты будешь свободен.
— Передай, что загляну к ним в ближайшее время. Ты поедешь со мной, как ученик с учителем?
— Конечно.
Отказать отцу не смог, хотя, последние слова остались загадкой: что еще он захочет от меня? Я ушел, заказал в кафе для него кофе и выпечку с доставкой в кабинет, сам же погрузился в отчеты для министра культуры.
Ближе обеду раздался звонок с поста охраны здания, что к нам пожаловали незваные высокопоставленные гости с дружеским визитом и сейчас они направились на встречу с главой Службы древностей Египта. В голове промелькнула мысль, что Сахемхета надо спасать. Не важно, кто пришел к нему, но в таком состоянии его лучше не тревожить. Вынул из папки лист с каким-то рукописным текстом и быстрым шагом направился в кабинет начальника, обдумывая на ходу план действий. По пути узнал, что к нам наведались новый министр культуры Барджан и его помощник Варизу, с которым давно и хорошо мы работали. Постучал в дверь и, не дождавшись разрешения, вошел.
— Прошу прощения! — обратился к гостям. — Отец, — протянул ему лист. — Только что звонил Шариф. Просил приехать тебя. Срочно!
— Это Ваш сын? — удивился Барджан, удивленно осматривая то Сахемхета, то меня. — Но как такое возможно?
И, действительно, по внешнему виду Сахемхет Аджари годился мне в сыновья. Поэтому в последние годы в кабинете главы Службы древностей чаще всего посетителей принимал я, как его заместитель, в то время как отец на моем рабочем месте спокойно занимался управленческими делами. За этим столом солидный сорокатрехлетний мужчина производил больше впечатления, чем странно выглядящий юнец. Последние три десятилетия отец очень страдал от своего слишком юного вида, с которым ничего не мог сделать. Такое случилось из-за матери, нечаянно устроившей ему передозировку «пыли бессмертия» и сон почти на двенадцать лет. В пятьдесят он выглядел, как восемнадцатилетний мальчишка, и Эмилия занималась тем же, чем и я сейчас. На улице мы тоже старались держаться на расстоянии, чтобы не возникало вопросов, как тогда… когда в кафе дама-иностранка упрекнула Сахемхета в том, что за кофе пошел я, а не он, как младший по возрасту. Подобное приводило отца в неописуемое бешенство, и он высказал все, что думал, в манерах учтивого английского аристократа и темпераментного древнего египтянина, чем довел женщину до истерики. Одним кафе для его посещения стало меньше.
— Да, мой сын Стефан Аджари-Карнарвон, заместитель главы Службы древностей Египта, — он посмотрел на меня и добавил: — Скажи водителю, что я выезжаю через десять минут. Позаботься о наших гостях.
— Хорошо, отец, — подчеркнул я наше родство.
— Простите, но мне нужно уехать на раскопки, — Сахемхет обратился уже к министру. — У нас каждый час на счету.
— Раскопки?! Это так интересно! Я должен ехать с вами! — воскликнул Барджан, нарушив наши планы. — Увидеть археологов и то, что они делают, — лучше понять работу Службы древностей и Вашу в том числе. Наш автомобиль поедет за Вашим.
— Внедорожник? — уточнил отец.
— Нет.
— Тогда застрянете, как только окажетесь в Саккаре. Там нет дорог — только песок и камни. Поедем все на машине Службы древностей. Стефан, подготовь все необходимое для поездки до вечера.
Я ушел, оставляя отца наедине с гостями. Озаботил секретаря приготовлением термосов с кофе и покупкой еды на пятерых, а сам по телефону ознакомил водителя с планами нашего фараона.
Через полчаса специально переоборудованный для пустыни внедорожник мчался по улицам Каира в сторону западносаккарского некрополя. Сахемхет сидел, как всегда, спереди. Он неважно себя чувствовал в транспорте, предпочитал ходить пешком, если это было возможно. Мы втроем устроились на комфортном заднем сидении.
— В тесноте, да не в обиде, — пошутил министр, пытаясь начать разговор.
— Соглашусь, — ответил я. И снова в салоне воцарилась тишина.
— Куда едем, мой фараон? — поинтересовался водитель, выезжая за пределы пригорода именуемого Западной Саккарой.
— К пирамиде Усеркафа. Дальше я покажу дорогу, — ответил тот.
Шофер сбавил скорость, виляя между полуразрушенными кирпичными кладками по грунтовой дороге. Километров через пять закончится и она, ведь туристические маршруты идут по другому пути, а этот предназначен для археологов, работающих на раскопках.
— Скажите, господин Аджари, — Барджан снова нарушил молчание, — я часто слышу, как Вас называют фараоном. Вам не кажется, что спекулировать древним титулом не совсем этично.
— Глава Службы древностей, — сказал Варизу, не дожидаясь ответа одного из нас, — по своему происхождению является законным правителем современного Древнего Египта. Ваши предшественники тоже обращались к господину Сахемхету «мой фараон».
Министр в недоумении посмотрел на своего заместителя, пожал плечами. Такого поворота событий он не ожидал. Его лицо из серьезного стало недовольным: к человеку, стоящему на ступень ниже в иерархической пирамиде, обращаются, как к главе государства, правда, давно переставшего существовать. Сахемхет жестом попросил не отвлекать его от навигации по пересеченной местности, ведь дорога уже закончилась.
