Она берлесска, так же, как и я. Будучи Журавлёвой, жила с родителями в Стальном. После взрыва АС Андре удочерил её, и она стала Дюпон. Новый папка хорошенько засрал мозги доченьке, раз она открещивается от своих берлесских корней. Другого объяснения этому я не нашёл. Они там все ёбнутые в своём антиберлесском альянсе.
Дюпон, должно быть, в большом авторитете у Анны, если она перестала быть берлесской? Не может берлесский человек так ополчиться против сородичей.
Перед тем как пойти к Дюпон, я пролистал записи с видеокамеры, что у неё забрали, и посмотрел несколько её репортажей из Кижей.
Образ мрази, которая насочиняла полную чушь для фрогийского телевидения, никак не вязался с этой рыжей милахой. Внешность настолько же обманчива, насколько же и блевотны её репортажи.
Бедные берлессы! Если верить Анне Дюпон, то и Иисуса Христа тоже они распяли, и Титаник потопили со своей подлодки! Рыжая врушка! Не знай я достоверной правды о том, что происходит в моей стране, я бы этой милой девочке тоже поверил на слово.
Дюпон здорово придумал, заручившись поддержкой дочери. В информационной войне равно, как и в обычной, все средства хороши. Он воспитал истинную патриотку Фрогии – это заслуживает уважения. Пожалуй, только это и заслуживает.
– Тебе страшно, Серёжа?
Она поставила стул возле койки и села на него, подтянув колени к груди.
Её смущали мои пристальные, внимательные взгляды. Я поймал себя на том, что разглядываю её, как девушку, а не как врага. Или дочь врага? Какая на хрен разница?
Я немного одичал. Давно не общался с девушками просто так, не по делу. Я и раньше не особо уютно чувствовал себя в компании девчонок, не зная, о чём с ними разговаривать, а сейчас и подавно. Как-то нужно было расположить к себе собеседника. Разжалобить Анну ещё сильнее? Больше ничего не приходило на ум. Психолог из меня хуёвый. Как и актёр.
Не надо было прогуливать занятия в училище! Кто ж знал, что мне на практике эта хрень пригодится?
– Я бы хотел сказать, что нет, но это бы не было правдой. Мне очень страшно, Аня. Я знаю, что я мужчина, я должен держаться достойно и с честью принять свою смерть, но я не герой, я трусливый человек. И мне от этого горько. Понимаешь?
– Если тебе станет легче, то я тоже трусиха, – грустно усмехнулась девушка. – Моя подруга была смелой. А я нет.
– Была? Что с ней случилось?
– Сепаратисты убили её сегодня. А потом бросили в лесу.
Девчонка расплакалась. Это хорошо, наверное?
Значит, второй военкор – это её подруга? И видеокамера может быть её, а не Анны? Жаль. Я надеялся, она пояснит чуть позже, что за города на видео и примерную численность людей и техники, что там засняты. Если девушки были вместе с самого начала, то Анна должна быть в курсе, что и где наснимала её подруга.
– Вы были в каком-то военном лагере? Он далеко отсюда?
– Нет, не очень. Но я не знаю, где мы теперь. Что это за место?
– Я тоже не понимаю, где мы находимся. Меня везли сюда без сознания.
– Ты же сказал, что местный, Серёжа? Вспомни, в каком населённом пункте у вас была тюрьма? Судя по пижаме, которую мне выдали, это женская колония.
Хм, умненькая девочка.
– Если нам удастся сбежать отсюда, я сориентируюсь, не переживай! Только знать бы, куда бежать? Как далеко наши? У вас был большой лагерь?
– Нам не сбежать, Серёжа! Не тешь себя пустой мечтой! Это база полковника Грэя! Тут сосредоточена вся его мощь! К тому же я не вернусь к кижанам, они меня убьют!
– С чего вдруг? Что ты сделала, Анна?
– Не я. Это Берта. Она убила кижанского офицера, который хотел меня изнасиловать...
Вполне правдоподобно. Мне ли не знать, какие твари северяне, когда дело касается женщин?
– О, как! Должно быть это ужасно, пережить такое? Тогда нам стоит поискать другое место. Я не хочу умирать, Анна! Не хочу! Я должен попытаться!
Анна ненадолго замолчала, теребя край пижамы, как будто бы задумалась о чём-то важном. Я ждал. Она должна сказать что-то полезное. Обязательно скажет. Я на правильном пути.
– Я не хочу бежать! Я хочу увидеть этого полковника, о котором столько разговоров.
– Зачем тебе? – удивился я.
– Не знаю... Он легенда, понимаешь? Я очень его боюсь, конечно... Но его все боятся! Весь мир! И даже мой отец... Может быть, он пощадит меня и оставит в заложниках, чтобы шантажировать папу... Потом убьёт, конечно... Я всё думаю, что он за человек, раз возглавил такое грандиозное восстание? Должно быть, он очень смелый и мудрый, раз люди пошли за ним...
Было приятно услышать о самом себе такое, но я понимал, что все слова Анны надуманы. Равно, как и о берлессах, о моей ЧВК тоже сочинили немало небылиц. Если кого мои "подвиги" и впечатляли, то вот таких вот наивных девиц, разве что.
– Видел я этого полковника, – нехотя буркнул я. – Ничего особенного...
Аня так на меня посмотрела, как будто мне завидовала. Я едва не заржал. Дура же?
– Бежать некуда, Серёжа, – тихо сказала Анна, уже не глядя на меня. – Очень скоро фрогийцы взорвут Боровинскую атомную станцию. Мы не успеем покинуть область.
– Да, брось! – усмехнулся я, а самого пот прошиб от этой новости. – Это просто слухи. Здесь полно наших солдат. Почти вся армия будет уничтожена! Разве такое допустимо?
– Мой отец Андре Дюпон. Он лично рассказал мне об этом. Так что никакие это не слухи! – воскликнула Анна, как будто бы обидевшись на меня за моё недоверие.
– И когда же это, по-твоему, должно случиться?
– Не знаю, Серёжа. Может быть, это происходит прямо сейчас? Отец тянул время, чтобы вытащить меня отсюда, но теперь, когда связь со мной потеряна, он может посчитать меня мёртвой. Пока кижанская армия будет отвлекать берлессов, специальная группа захватит АЭС и взорвёт её, а потом в этой катастрофе обвинят берлессов. Это такой политический ход, чтобы ввести войска всего альянса в Кижи. Мне очень жаль!
Вот же дерьмо! Я ждал чего-то подобного, но чтобы АС взорвать, надо быть... Нет у меня подходящего слова.
– Ты же сказала мне, что кижанка? – напомнил я. – А ты, оказывается, из Фрогии?
– Это так... Но я больше не могу быть фрогийкой, понимаешь? Мне тошно оттого, что моя страна ведёт такую грязную войну! Я же видела этих солдат, жила с ними, ела из одного котелка, разговаривала... Они спасли нас с Бертой, когда на лагерь напали берлессы! Ценой своей жизни! Некоторые из них заслужили смерти, но не все! А их принесут в жертву, чтобы всё было натурально... Это бесчеловечно! У меня такое чувство, что моя страна меня предала! А Андре... Мой отец меня разочаровал. Он чудовище!
Анна снова разрыдалась. Расстроилась она, значит, из-за папочки? Блять, я просто охренел от того, что поведала мне Дюпон. Не зря я провёл время в её обществе. Кажется, я узнал всё, что нужно, поэтому поднялся с кровати.
Надо срочно связаться с берлессами! Пусть высылают столько подкрепления на АЭС, сколько смогут. Иначе воевать станет не за что!
Своих тоже придётся перебрасывать в ту сторону. У меня и так каждый человек на счету! Я в душе не ебу, из кого собрать ещё одну роту!
А что если рыжая врёт? Нарочно вводит меня в заблуждение?
Нет времени это выяснять.
– Ты куда? – изумлённо вскинула на меня глаза девушка.
Я наклонился к ней и, положив руку на плечо, заглянул в её изумлённые, широко распахнутые изумрудные глаза.
– Моя страна тоже предала меня, Анна! Не переживай, больно бывает только в первый раз! А потом становится всё равно!
Я подошёл к решётке и постучал по ней кулаком. Дежуривший в коридоре боец тут же открыл клетку, выпуская меня наружу.
– До завтра, Анна! – не оборачиваясь, попрощался я с ней, чувствуя на спине её взгляд, и вышел в коридор. – Отруби ей свет! – тихо приказал я дежурному. – Успокой, что её никто не тронет! Пусть ложится спать. Следи за ней в оба! Башкой отвечаешь за фрогийку!
21. Сергей
(Одиннадцать месяцев назад).
Я зашёл домой за вещами. Отпуск закончился, а это означало, что пора возвращаться на службу. Как не хотелось, кто бы знал! Не нагулялся я, не хватило мне отпуска.
Да и Машку не хотелось надолго одну оставлять. Покуролесили мы с ней, конечно! Все мои отпускные промотали! Оно того стоило! Один раз живём!
Было ранее утро. Родители и сестрёнка были ещё дома. Я вошёл в квартиру, принюхиваясь к вкусному аромату выпечки, и в животе сладко заурчало от предвкушения. В гостях хорошо, а дома лучше! Первым делом пошёл на кухню и не прогадал – мама только что вынула из духовки противень с мясными рулетиками.
– Привет, мамуль! – чмокнул я её в щёку, а сам подхватил один горячий рулетик, обжигая пальцы.
– О! Явился, не запылился, гулёна! Руки помой! – строго сказала мама, с улыбкой наблюдая за тем, как я жадно откусываю от рулетика. – Совсем тебя Машка голодом заморила?
Мама покачала головой, а я, жуя на ходу, отправился дальше.
Олэську я застал за учебниками. Только пролупилась, уже за учёбу?
– Ой, Серёжа, привет! – выскочила сестрёнка из-за стола и бросилась мне на шею.
– Красотка, ты мне штаны подшила? – поинтересовался я, размыкая объятия.
Красивая она! Ладная! Поэтому я волновался за неё. Олэська работала в ресторане администратором. Хороший ресторан, не шурум-бурум, но я всё равно переживал. Пьяные мужики и всё такое...
– Конечно. Давно уже! – ответила она и вытащила из шкафа мой камуфляж.
– Ай, спасибки! – расплылся я в улыбке и принялся собирать вещи, аккуратно укладывая их в дорожную сумку.
Мы с сестрёнкой немного поболтали о её учёбе, о её работе. Мне особо нечего было рассказывать. Я провёл время в беспробудном пьянстве и разврате. Сёстрам такое знать не положено.
Наконец, мама позвала нас завтракать, и вся наша семья собралась за столом на кухне.
– Может, уже с Машкой сойдётесь, да вместе будете жить? – потрепала меня по волосам мама.
– Не лезь, мать! – строго одёрнул её отец. – Серёга – мужик, он сам разберётся!
– Да не по-человечески это всё, Петь! Уже бы женились и жили, как полагается.
– Я вам скидку сделаю в ресторане, – пообещала Олэська. – Если у нас свадьбу гулять надумаете!
– Если только девяносто девять процентов? С моей капитанской зарплатой мне сто лет копить! – усмехнулся я. Да и жениться я пока не собирался. Ну, не на Машке точно.
Хорошая она, конечно, красивая, порядочная... Я ещё не созрел! Хорошо, что батя меня понимает, а то мать с сестрой давно бы меня в ЗАГС уволокли.
– Может, тебя в звании повысят? – наивно предположила мама. – Или жильё какое дадут?
– Держи карман шире, мать! – усмехнулся отец, вытирая усы рукой. – Берлессам нынче не положено! Наш сын рожей не вышел! – за столом воцарилось неловкое молчание. – Хоть бы этот референдум быстрее прошёл! – продолжил отец. – Сил никаких нет жить с этими северянами!
– Давай, уедем, Петь? – в отчаянии воскликнула мама.
– Да щас! Ага! Это с чего это вдруг? – разозлился батя. – Я здесь родился и прожил! Всю жизнь на заводе отпахал! Я эту хату горбом своим заработал! Чтобы потом всё бросить и бежать, поджав хвост? Хренушки! – отец скрутил из своего мощного кулака большую фигу и потряс ею над столом.
– А если война? – всхлипнула мама и вытерла лицо передником.
– А что, война? Возьму ружьё и пойду убивать северян! – заявил отец. Мы с Олэськой сидели, опустив головы. Этот разговор мама заводила не в первый раз. Время действительно было неспокойное. Мы с сестрой ничего не решали, поэтому помалкивали. – И ты, Купава, пойдёшь! Как миленькая! Все пойдём! Это родина наша! Чтобы больше я не слышал ни одного скулежа! В конце концов, у нас сын есть! Смотри, какой гарный хлопец получился! Защитит мамку! Не реви!
Я судорожно вздохнул и выпил кофе. Мне хотелось добавить что-то ободряющее, чтобы скрасить это испорченное утро, но слов не находил. А вся семья смотрела сейчас на меня с такой надеждой! Я не мог разочаровать своих близких!
– Мам, не переживай! – всё же нашёл я в себе силы. – Если начнётся замес, вы первые узнаете об этом! Я же разведчик как-никак! У нас в области всё есть: и танки, и вертолёты, и артиллерия! Мы же берлессы! А берлессы никогда не проигрывают! Мам, мы Гитлера победили!
– Сын дело говорит! Рано панику наводить! – похвалил меня отец.
Я гордился своими родителями. Они воспитали нас с Олэськой патриотами, вложили в нас правильные человеческие ценности.
Невесёлые мысли, от которых я отмахивался в отпуске, навалились на меня с новой силой. На одном патриотизме далеко не уедешь. Если начнётся реальная война, на чьей стороне мне прикажут воевать? Откуда мне знать, за кого будет воевать моя военная часть? На стороне северян или сепаратистов? За независимость Северо-Боровинской области или против?
Я мог это выяснить только по прибытии в часть. У военных не принято трепаться о политике, но хотя бы общее настроение командования мне станет известно. Слухами тоже земля полнится. Чем ближе я буду к оружию, тем больше у меня возможности защитить свою семью.
Мне было положено явиться в часть к шестнадцати часам, но я решил выехать сразу после завтрака – так меня тревожили мои сомнения.
22. Сергей
Выйдя из подъезда с сумкой на плече, я встретил соседского пацана Игорька. Он как будто поджидал именно меня. С игрушечным автоматом наперевес, в зимней красной шапке с помпоном, закрывающей пол-лица, изображающей балаклаву, он бросился ко мне.
– Дядя Серёжа, дядя Серёжа! – запрыгал Игорёк вокруг меня, хватая за штаны. – Ты мне берет обещал отдать!
Я и забыл уже, если честно. Пацан так заискивающе смотрел на меня, что я не смог отказать.
– Жди здесь, щас вынесу! – пообещал я и вернулся домой.
– Забыл чего? – удивилась мама, увидев меня снова в коридоре.
– Да... берет... – рассеянно отмахнулся я.
Разуваться было лень, поэтому я крикнул Олэську, и она, отыскав мой старенький берет в шкафу, вынесла мне его к дверям.
– В зеркало посмотрись! – сказала мама.
– Зачем?
– Примета плохая.
– Ай!
Чмокнув ещё раз мать и сестру, я побежал на улицу, где нетерпеливо ждал меня Игорёк. Он уже снял шапку, а это означало, что он подготовился к смене экипировки. Ему было пять или шесть лет, поэтому берет повис у него на ушах. Как я не пытался приладить ровно головной убор, один хрен выглядело потешно.
– Спасибо, дядя Серёжа! – просиял пацан, трогая звёздочку на лбу пальцами.
– Да не за что...
– Ну, всё! Теперь можно сепаров гасить! – важно сказал Игорёк.
– Кого?
Я прекрасно слышал, что сказал мальчишка, просто охренел малость. Мы в своё время воевали за красных и белых, чаще бились с фашистами. А он куда?
– Сепаров берлессомордых! – повторил пацан, еле выговаривая буквы.
– Ещё раз такие слова услышу, уши тебе надеру! – пригрозил я.
– А я бате расскажу! Он тебя зарежет! – завопил он.
– А, ну, ворачивай берет! – рассердился я. – Ты какой-то неправильный солдат!
– Подарки – не отдарки! – взвизгнул Игорёк и дунул прочь, сверкая пятками.
Вот-те здрасти! Получите, капитан Котов! Я понимал, что злюсь на ребёнка, но не он меня расстроил. Понятное дело, что он повторяет за родителями в своих попытках уподобляться взрослым. Меня напрягало, что я живу с северянами в одном доме. Меня мои собственные соседи мечтают загасить? С которыми я вырос с детства? Родители Игорька мои ровесники. Вот уж не ожидал от их семейки такого настроения!
