– Что? Кто? Я? – испуганно затараторил я, понимая, что меня сейчас вырвет от запаха крови.
– Угу! – промычал Алексеев, выпуская клуб дыма изо рта. – Ты самый старший из офицеров! Ты теперь наш воевода! – добавил он и истерично заржал.
24. Сергей
Я выскочил из ангара, забежал за угол и как следует проблевался. Господи, да что же это творится? Куда мир катится? Куда мы все катимся?
Потом я поссал, опершись о стену рукой, в которой всё ещё держал пистолет майора, и попытался сосредоточиться. Нам реально нужно валить из расположения, пока нас не хлопнули. Надо как-то пробраться в город и найти своих.
Застегнув ширинку, я окончательно собрался.
Алексеев ждал меня у ангара, нетерпеливо дёргая ногой. Мы пошли к зданию, где раньше располагалось командование части. Я даже по сторонам смотреть не мог. Столько трупов я видел только в кино, а они валялись буквально повсюду. Понимал, что война, что и мне придётся убивать, но всё равно было жутко.
Мы построили всех на плацу, расставив дежурных у ворот и на вышках, чтобы нас не могли застать врасплох. Солдат было ощутимо меньше, чем было заперто в ангаре. Пока мы с сержантом пиздели, половина, если не больше, просто убежали, поддавшись панике. Если не считать часовых, то и сотни не наберётся.
Я стоял перед строем, как последний мудак. Нужно было что-то сказать бойцам, объяснить ситуацию, отдать приказ, что делать дальше. Что я им скажу, если я сам не знаю, что делать?
Алексеев пришёл мне на помощь, встав рядом со мной.
– Родина нас предала! – громко начал он свою пламенную, проникновенную речь, от которой у меня у самого мурашки по спине побежали. – Нет больше родины! Есть северяне и есть сепаратисты! Свинорылам насрать, сепар ты или нет. Если ты берлесс, они тебя завалят! Тебя и всю твою семью! – каждая фраза Димона била в нерв. Каждое слово было правдивым и правильным, как бы мне не хотелось чего-то другого. – Мы теперь дезертиры! Нас всех ждёт смерть! Сейчас, в эту секунду, каждый решит для себя, как он хочет погибнуть! Как жалкий трус, которого свинорылые повесят за яйца, выебав в жопу, или в бою, защищая свой город, своих родных, свою честь! Кто хочет к мамочке под юбку, выйти из строя!
Повисла гробовая тишина. Я! Это я хотел к маме! Клянусь, я бы всё отдал, жизнь отдал, лишь бы обнять её сейчас! Но я не мог выйти из строя, ведь я в нём не стоял. Пацаны ревели. Не все, но многие. Они чувствовали то же, что и я. Только Алексеев сохранял хладнокровие и мужество. Кто бы знал, как я завидовал ему сейчас!
Из строя нерешительно вышел один паренёк, за ним следом ещё двое, уже более уверенно.
– Всё? Больше нет ссыкунов? – удивился Димон. Больше никто не вышел. Может быть, побоялись. Никто не знал, что сержант собрался делать с сскунами. Даже я не знал. – Пошли на хуй отсюда! – рявкнул он, и эти трое наперегонки побежали к КПП.
Дальше уже командовал я. Поделил оставшихся на группы, определил им задачи. Оружия, действительно оставили много, имелось семь грузовиков на ходу, горючее, продукты, экипировка. Времени только было мало. Вот где дефицит.
Мы с Алексеевым отправились в кабинет к комбату. Его туша валялась в углу в крови. Поехал бы он вместе с остальными, остался бы жив. Но мужик решил наебать судьбу, отправив воевать сопляков, а сам загасился в части, и вот судьба его настигла в лице Димона.
Меня снова затошнило от тяжёлого запаха смерти, витавшего в помещении, но я сосредоточился. На пару с сержантом мы перерыли кабинет в поисках информации. Кто напал на Кижи? Во сколько? С какой стороны? Какая задача была поставлена Кижами для нашей части? Только время потеряли, так ни хрена и не нашли.
Может, было что-то в сейфе? Но он был закрыт на цифровой замок. Ломать сейф не было возможности, да и времени, так что ушли мы ни с чем. В оружейной мы с Димоном "приоделись", как и все остальные. Шлемы, подшлемники, броники, разгрузочные жилеты, наколенники и налокотники – всё новенькое и красивое!
Я тоже вооружился автоматом, прихватив пару магазинов к нему, две гранаты и винтовку. К своему стыду, стрелял я отвратительно! В первой же перестрелке мне придёт пиздец!
Грузились мы около получаса. Я подгонял бойцов, поэтому они хватали всё, что под руку попадётся, без разбора, набивая грузовики под завязку.
Всё было готово к отправке. Оставался самый интересный вопрос – ехать-то, блять, куда?
– Поехали к майору на дачу? – внезапно предложил Димон. – Был у него?
– Так точно.
– Дом у него большой, посёлок тихий, дорога объездная. Заляжем там и разведаем обстановку!
– Товарищ капитан! – окликнул меня кто-то со стороны складов.
Я обернулся. Двое сопляков вели к нам третьего под конвоем, тыча ему в спину сразу двумя автоматами.
– Вот, северянина нашли! – толкнули они мне под ноги солдата. Он упал на колени, и кепка слетела с его головы. – На складе прятался, гнида!
Пацаны выглядели такими гордыми и крутыми! Будто подвиг совершили! Для них это был реальный подвиг...
Я посмотрел на Алексеева, не зная, что делать дальше с этим трусишкой. Димон тоже на меня посмотрел и вопросительно вскинул бровь.
Все ждали моего решения.
– Товарищ капитан! – жалобно заканючил солдат, стоявший на коленях. – Я не северянин! Я просто напугался! Я не хочу на войну! Отпустите меня, пожалуйста!
– Пусть идёт! – сказал я.
– Стоять, блять! – заорал Димон, не дав пацану подняться. – Ты чего, Грэй? Попутал? – зашипел мне в ухо сержант. – Вали его!
– Он же сказал...
– Да мало ли чё он чешет?
– Возьмём его с собой?
– Нахуй он нам всрался? Что мы с пленными делать будем? Всё, Серёга! Война! Вали его!
– Ты рехнулся?
– На тебя бойцы смотрят, блять! – сквозь зубы цедил мне в лицо Димон, красный от ярости. – Жалко тебе его? Жалко? Пока ты сиси мнёшь, они там берлессов ебашат! Делай, что положено! Ты наш командир, Грэй! Ты!
Алексеев был прав, чёрт побери! Я перевёл взгляд на северянина. Боже, сопляк совсем. Срочник.
– Пожалуйста, не убивайте меня! – разрыдался пацан, разрывая моё сердце пополам.
У меня душа заледенела. Я вытащил из кобуры пистолет майора и направил на северянина, целясь ему в лоб. Рука заходила ходуном, поэтому я перехватил рукоять второй рукой для надёжности.
– Нельзя победить в войне, не замарав руки! Не будь, как комбат, Грэй! Давай! – подливал масла в огонь Димон, капая мне на мозги.
Те двое, что привели северянина, смотрели на меня с таким азартом! Кровожадные сволочи!
Господи, прости меня!
Я выдохнул и спустил курок. Выстрел оглушил меня. Северянин завалился набок, и я не мог отвести от него взгляд. Я целился ему в лоб, попав при этом в глаз.
– По машинам! – отдал я приказ притихшим бойцам.
Димон сел в кабину грузовика вместе со мной.
– Красава, Серый! – хлопнул он меня по плечу. – Я в тебе не сомневался!
Машины тронулись с места, выстраиваясь в колонну, и мы покинули часть, окончательно перейдя красную линию, подписав себе и своим сослуживцам смертный приговор.
У меня долго шумело в ушах и дрожали руки. Перед глазами застыло лицо убитого мной мальчишки. Я тряс головой, пытаясь отогнать от себя его образ, но он навсегда впечатался в мою память.
Одно потрясение за другим вышибли меня на время из реальности. Я впал в какую-то прострацию, как будто мозг отключился.
Через какое-то время я пришёл в себя и понял, что стал убийцей. И бог никогда меня не простит. Именно он приготовил для меня отдельный круг ада, по которому начал волочить меня с той секунды, как я впервые забрал чужую жизнь.
25. Сергей
По дороге на дачу к Стрельцову нам попалось две колонны бронетехники, ехавших в город. Не наши, из других областей. Значит, конфликт не местного масштаба, всей страной будут Северо-Боровинск долбить?
Нас никто не остановил. Время военное, так что мы удачно вписались под шумок в эту струю. "Окопавшись" на участке майора, мы поели и оценили награбленное. Связи всё ещё не было.
Оставив за главного Федорченко, мы приказали разгрузить один "ЗИЛ" и поехали на свой страх и риск в город. В посёлке было безлюдно и тихо, но я понимал, что семь военных грузовиков невозможно спрятать от людских глаз. Рано или поздно жители посёлка нами заинтересуются и настучат, куда следует.
Из посёлка было хорошо видно, что город полыхает. Хорошо по нему прошлись, если столбы дыма со всех сторон сливались в одно большое чёрное облако, походившее на ядерный гриб. Хорошо АС уцелела. Только идиот стал бы долбить по атомному реактору. Впрочем, откуда мне знать, кто отдаёт приказы с обеих сторон? И есть ли та самая другая сторона. Неужели берлессы отступили? Почему бои прекратились?
Из местных набралось пять человек, вместе со мной и Алексеевым, остальные ребята были из других городов. Мы пока не знали, бомбят ли ещё где-то, кроме Северо-Боровинска, поэтому велели ждать нас и смотреть новости в интернете и по телеку, если появится связь.
– А что нам делать, если вы не вернётесь, товарищ капитан? – спросил Федорченко.
Я понятия не имел, что им делать. Мне снова на выручку пришёл Алексеев.
– Снимать штаны и бегать! Мы вернёмся! Не ссы, лейтенант! – приободрил Федорченко Димон, и меня заодно.
– Поехали к твоим сначала, – предложил я сержанту. Больше из вежливости. Конечно, мне хотелось первым делом своих найти.
– Мне некого искать. Детдомовский я, – ответил Димон.
– Ну, может, девушка есть? – уточнил я, вспомнив о Машке. Было бы неплохо и её отыскать.
– Не-а.
Значит, едем к моим.
Чем ближе мы подъезжали к городу, тем страшнее становилось. Столько разрушений! Разбитые дома, покорёженная техника, вой сирен неотложек и пожарных расчётов. Ни одного подбитого танка или бронетранспортёра я не обнаружил, что было странным. В первую очередь берлессы должны были отработать по военной технике, а не по гражданской. Аэропорт тоже был цел, как и мосты через реку. По железнодорожному мосту как раз проехал поезд, значит, железная дорога тоже цела?
Какая-то неправильная тактика у Берлессии. Или я чего-то не догоняю?
Я всю жизнь прожил в Северо-Боровинске, но теперь не узнавал улицы, по которым мы ехали. Это же только начало? Тут вообще по итогу камня на камне не останется?
Из-за заторов на дорогах мы ехали мучительно долго, нервы звенели уже, как струна! Чем ближе "ЗИЛ" подъезжал к моему дому, тем хуже мне становилось. Я хлебал воду, но это не помогало. В глазах то и дело темнело, а потом появлялось окровавленное лицо пацана, которого я пристрелил ни за что.
На повороте к дому путь нам преградило поваленное дерево. Объезжать с другой стороны дома не было времени. Я выскочил из машины, приказав водителю ждать, и побежал изо всех сил. Завернув за соседний дом, я едва не упал. Замер, как вкопанный, не поверив глазам.
Нашей пятиэтажки не было. Её просто не было! Груда плит и кирпича.
И всё...
В каком-то предобморочном состоянии я подошёл к этим руинам. Должно быть, я адресом ошибся? Мы просто не туда приехали?
Подойдя ещё ближе, я понял, что ошибка исключена. Детская площадка, построенная, когда я пешком под стол ходил, уцелела. Возле неё складывали трупы, которые извлекали из-под завалов спасатели. Дежурили две скорые – роскошь на один завал, учитывая масштабы разрушения города.
– Это твой дом? – раздался у меня за спиной голос Димона. Я и не заметил, что он шёл следом. Я ничего не ответил. Просто не смог. – Соболезную, братан!
Может быть, дома никого не было? Может, мои родные смогли спастись? – хватался я за эту маленькую надежду, как за соломинку.
Я огляделся по сторонам, выискивая знакомые лица. Может быть, кто-то видел моих? Знает, что с ними? Возле нестройного ряда трупов, накрытых окровавленными простынями, я увидел Олэську. Она стояла на коленях возле одного из мёрвых коконов и плакала, поэтому не видела меня.
Слава богу, она жива! Спасибо, господи!
Я бросился к сестре, поднял её с земли и прижал к себе, думал, задушу! Не выдержал, разрыдался в её волосы.
– Слава богу, ты живой! – вторила Олэська моим мыслям.
– Где мама с папой? – оторвав её от себя, спросил я.
– Там, – показала сестра на трупы и снова упала мне на грудь, сотрясаясь от рыданий. – Я на работе задержалась. Только недавно досюда добралась. Пешком пришла...
Я обнял сестру, снял перчатку и вытер слёзы. Неподалёку стояла горстка моих соседей. Отец Игорька, бабка-алкашка со второго этажа... Я ненавидел их сейчас. Как же я их ненавидел!
Почему они уцелели, а мои родители нет? За что так с ними?
Они тоже меня заметили. Смотрели, как на врага, о чём-то зашептались. Краем глаза я увидел женщину, сидевшую на детской качельке. Она держала на руках что-то чёрное, судя по очертаниям – обугленный трупик ребёнка. Качалась вместе с ним, как будто укладывала его спать. Это была мать Игорька. А у неё на руках, должно быть, сам Игорёк?
Его-то за что, господи? Он же такой маленький...
Было очевидно, что женщина не в себе. Я и сам уже, кажется, был не в себе.
Вдруг она вскочила на ноги и, показывая на меня пальцем, на весь двор заверещала:
– Убийца! Убийца! Убийца!
Олэська вздрогнула от испуга, сильнее прижимаясь ко мне, а эта безумная всё орала, как заведённая. Кучковавшиеся у гаражей люди пошли на меня толпой, как будто бы хотели разорвать меня голыми руками! Бабки, мужики, подростки...
Я просто охуел от происходящего, поэтому начал пятиться назад, увлекая за собой сестру.
– Стоять, сучары! – заорал Димон и выпустил короткую очередь из автомата в воздух. Слетевшая с катушек толпа остановилась, обезумевшая мать перестала орать, и я пришёл в себя.
– Уходим! – крикнул я Димону.
Мы быстро пошли к "ЗИЛку", оглядываясь по сторонам. Мне казалось, что в меня целятся из каждого окна, осуждающе смотрят из каждой припаркованной машины!
– Надо похоронить маму с папой! – причитала сестра на бегу. – Мы что их там оставим?
– Мы не можем, Олэська! Нас всех убьют! Ты же видишь, что творится? Мы им уже не поможем! Их похоронят, не переживай, родная!
Только заскочив в кабину машины втроём на двойное сиденье, мы отдышались.
– Трогай! – приказал я водителю.
– Серёжа, что происходит? – вскинула на меня свои заплаканные глаза сестрёнка. Она прижала свою сумочку к груди и расплакалась. – Скажи мне, что происходит, Серёжа?
– Это война, Олэська, – обнял я её за плечи. – Вот такая вот она...
Мы ждали пока соберутся родители ещё одного бойца, которые жили, оказывается, через три дома от нас, когда мой телефон пиликнул. Появилась связь.
Этот дом уцелел, как и его жители. Может быть, и Машка жива?
Я набрал её, и она сразу взяла трубку.
– Серёжа, ты живой? – радостно завопила она в трубку.
– Живой! – впервые за сутки улыбнулся я, радуясь, что слышу её голос. – Ты в порядке? Где ты, Машунь? Я заберу тебя в безопасное место.
Дача Стрельцова не была безопасным местом, я просто хотел быть рядом со своей девушкой. Точнее, чтобы она была рядом со мной.
– Я дома... А ты за кого воюешь, Серёжа?
Это был очень странный вопрос, учитывая, что мы с ней провстречались три года, и она знала меня, как облупленного.
– За сепаратистов, Маш! Что за вопросы? – в трубке повисла тишина, я даже подумал, что связь снова оборвалась. – Маш?
