Хотя, если верить той фишке про атомы, она не могла никуда отдаляться, потому что находилась повсюду: и в полыхающем костре, и в терпком аромате мокрых листьев, и в увядающем осеннем поле, и в розовом предзакатном небе. И в счастливо хохочущей семейке Криворотовых, и в молчаливо улыбающемся задумчивом Тифоне, и даже во мне — глупо уставившемся на звёзды.
А потом мы долго лежали в своих постелях и болтали перед сном про всякое, пока я не начал засыпать. И уже почти на самых задворках сознания услышал Лёхин яростный шепот.
— Дурак, что ли? Она же на тебя явно западает. Лови момент.
— Перестань, я её с самого детства знаю.
— И что с того?
— Мне эти гиморы не нужны. Ещё на себя проблему вешать и отвечать за кого-то.
— При чем тут отвечать? Я тебе что, жениться предлагаю? Нравишься красивой девчонке — пользуйся. У неё же глаза, как у трепетной лани и задница бомбическая.
— Да нет. Я так не могу.
— Чего ты там не можешь?
— Не твоё дело.
— Ещё немного и я буду думать про тебя всякую хрень.
— Что докопался? У меня, может, свои причины есть.
— Надеюсь, дело не в здоровье? Твой зал тебя точно доконает.
— Ещё одно слово, Криворотов, и я не поленюсь с кровати встать.
— На самом деле, ты просто ссышь. Можешь обижаться или ударить меня, но факт остается фактом. Ты ужасно стремаешься всего, что может превратить тебя из Терминатора обратно в человека.
— Ты прав, — вдруг спокойно отозвался Тифон. — Я стремаюсь, и очень сильно. Но совсем не того, о чем ты говоришь. Ладно, хрен с тобой. Я согласен. В конце концов, это будет идеальная подлянка Ярову. Только это вообще не моё. Я из девчонок только с Зоей могу нормально разговаривать. Не умею изображать из себя кого-то и быть хорошим и милым тоже не умею.
— Да не нужно тебе с ней разговаривать, вообще делать ничего не нужно. Просто расслабься и будь собой.
— А Зоя не обидится?
— С чего ей вдруг обижаться?
Повисла недолгая пауза.
— Ну, мы же друзья. А Нина всё же её сестра.
— Ах, вот оно что, — Лёха тяжело и протяжно вздохнул. — Какое ей вообще должно быть до этого дело? Взять хотя бы меня. Тебе Шурочкина нравится? А Данилина?
— Из девятого? Неа. Обе тэпэшки.
— А Юля из десятого «А»?
— Я твои вкусы вообще не понимаю.
— Видишь. Ты же за это на меня не обижаешься. И Зоя не должна. Дружба дружбой, а музыка в наушниках у каждого своя. Ты будешь с Нинкой, Зоя себе тоже кого-нибудь найдет. И будет всем счастье.
— Пусть найдет, — задумчиво произнес Тифон. — Но нормального, а не какого-нибудь задрота прыщавого с потными ладонями и не такого озабоченного придурка, как ты.
— Можно и нормального, — согласился Лёха.
Они как-то подозрительно резко замолчали. Мне показалось, что произнося последние слова, Лёха посмотрел на меня, но это было не точно, потому что я лежал спиной к ним.
— Знаешь, — сказал, наконец, Трифонов. — А ведь насчет Ярова реальная тема. Я как представлю, так не то, что с Нинкой, с Тарасовной готов замутить.
— Ну, наконец-то, — обрадовался Лёха. — Я про что тебе уже полчаса твержу?
— Но с Зоей-то, что делать?
— Я бы тебе сказал, но ты опять захочешь меня убить.
— Да, лучше молчи. На эту тему со мной шутки плохи.
— А ты знаешь, что с кем шутки плохи, с тем и остальное так себе?
Но Криворотов всё-таки замолчал. Тифон ещё немного пофантазировал на тему, как взбесится Яров, если он уведет у него Нину, и тоже заснул.
А я долго лежал, переваривая весь этот разговор и очень надеясь, что слова: «Зое нужен кто-то нормальный» относились именно ко мне.
Глава 13
Домой вернулся довольный и усталый, с большим мешком пирожков от Лёхиной мамы. Сарай мы благополучно разобрали, больше никто не пострадал.
Вошел в квартиру и сразу понял: что-то не то. Принюхался — и на вешалку с одеждой не нужно было смотреть.
— Привет! — мама показалась в дверях кухни. Лицо, как всегда яркое, шмотки модные. Волосы отросли до самых плеч и по-новому пострижены.
— Как съездил?
Она улыбалась и, видно, ждала, что брошусь к ней на шею, но я неподвижно застыл у порога.
Из комнаты выполз Дятел и тоже уставился.
— Ты чего? Твоя мама же приехала.
Почему Дятел такой тупой? Я возненавидел его в тот момент всем сердцем.
За мамой появилась и бабушка.
— Привет, — сказал я им всем.
Мама сама подошла ко мне, обняла и поцеловала. Теперь, сколько не мойся, всё равно два дня буду пахнуть её духами.
— Чего ты приехала? — вышло немного грубо. Я не хотел так грубо. Но стойкое ощущение, что в её появлении у нас есть подвох, не покидало.
— Мне уехать?
В этом вся моя мама. Слова ей не скажи, сразу нарвешься на конфликт.
Папы и Аллочки дома не было. Уехали на какую-то выставку.
Бабушка усадила меня на кухне, и они вдвоём с мамой принялись пытать про поездку к Криворотовым. Дверь в комнату Дятла была приоткрыта, и я прекрасно знал, что он «греет уши», поэтому специально стал рассказывать всё подряд. Весело, на позитиве, чуть громче обычного, чтобы он обзавидовался. Только про случай с цыганами и грузовиком, естественно, промолчал, не хватало, чтобы потом меня вообще никуда не отпустили.
Бабушка немного попытала про Трифонова, выспрашивая, как он и что. Потом сказала, что его мама раньше в нашей школе работала. Давно ещё, когда мой папа в девятом учился. Обмолвилась, что девушкой она была очень приятная, но «история» получилась некрасивая, затем тихо встала и, аккуратно притворив за собой дверь, вышла. Мы остались с мамой одни.
— Ну что, котик, — она ласково поправила мне чёлку, критически оглядывая новую стрижку. — Надоело тебе здесь? Собирайся. Я решила забрать тебя домой.
Почему с возрастом люди перестают понимать простейшие вещи? Как будто специально это делают. Нарочно.
Когда я был маленький, мама всегда предупреждала, что после сильного мороза совать руки под горячую воду нельзя. Ведь из-за резкого перепада температур происходит нарушение кровообращения, и руки навсегда могут потерять чувствительность.
Почему же теперь она совершенно забыла про это? Или просто градус моих температур казался ей слишком незначительным?
Я уже успел погрузиться в новую, весьма насыщенную жизнь, в которой была Зоя, и где за день происходило столько всего, что раньше нам с Боряном на целый год обсуждений хватило бы. Даже к Дятлу понемногу привыкать начал, да и с ребятами было гораздо интереснее, чем с Вовкой и Михой, которые днями напролёт либо рубились в Доту, либо обсуждали, кто какую тачку хочет. Поэтому как можно спокойнее объяснил маме, что не могу так быстро перестраиваться. Она ответила «ладно», но заметно обиделась, и мне показалось, что вот-вот расплачется. Ещё совсем недавно я только и мечтал, что она соскучится и сама позовет меня обратно. Судорожно соображая, получится ли видеться с Зоей, если перееду в свой район, я уже был готов согласиться, но потом мама вдруг призналась, что поругалась с Игорем и он «ушел». От такого известия у меня в голове снова всё перевернулось на триста шестьдесят градусов. Получалось, что она зовет обратно не потому, что грустит без меня, а оттого, что грустит без Игоря. И это всё меняло.
В общем, я отказался. А после её отъезда резко накатила какая-то тоскливая, безысходная пустота, словами не объяснить. Всё вроде бы по-прежнему, и чумовые выходные никуда не делись, и я на том же месте, но появилось странное гнетущее чувство будто то, что было там, у Лёхи, происходило не по-настоящему. Точно я всё это время в каком-то искусственном, фальшивом мире жил, типа Шоу Трумена, наивно полагая, что можно просто так дышать древесным дымом от костра, гонять мяч, смотреть на осенние звёзды и воображать, будто способен понравиться лучшей на свете девушке.
Но нет, ничего подобного. Пластиковые декорации всё же отклеились, и где-то за спиной гнусно захихикали лгуны. Их мороженое всё-таки оказалось куском обыкновенного мыла.
Я ушел и час гулял по улицам, пытаясь всё снова вернуть на свои места. Но как ни старался, ничего не получалось.
К моему возвращению папа и Аллочка уже были дома и жаловались бабушке на долгую очередь, которую им пришлось отстоять в галерею, но завидев меня, тут же прицепились с глупыми вопросами вроде «не промокли ли ноги» и «сделал ли я уроки».
И лучше бы этот дебилоид не лез, но он, невероятно возбужденный, ходил за мной по пятам, как собачка. Из ванны на кухню, с кухни в комнату, потом опять в ванную.
— Чего тебе? — не выдержал я, когда он слегка придержал дверь, чтобы я не захлопнул её перед его носом.
— Никит, — голубые глаза — чистота горного хрусталя. — Ты только, пожалуйста, не злись.
— Ну.
— Обещаешь, что не будешь злиться?
— Ну.
— Ты поговорил с ребятами насчет меня?
— Что? — сначала вообще не понял, о чем речь. Уже сто раз забыл про этот бред.
— Я думал, там, на даче, у тебя будет много времени, — он сел на бортик ванной.
— Всё, давай, иди отсюда. Я мыться буду.
— Это ты просто от меня так отделаться хочешь.
— Хочу, — честно признался я. — Потому что ты реально заколебал совать свой нос во все дела и примазываться.
Лицо Дятла стало насупленное и сосредоточенное, нервно крутя пуговицу на пижаме, он, похоже, всерьёз обдумывал мои слова.
— Я знаю, ты меня не любишь, и понимаю, что тебя заставили приехать к нам. Но я ведь был здесь раньше. Это мой дом, я так живу и не знаю, как по-другому.
— Это не твой дом, — наехал я. — Это квартира моего папы, и тебе тут просто разрешили пожить. Просто потому, что твоя мама нравится моему папе. Понимаешь?
В ответ Дятел страдальчески прикрыл глаза, скрестил руки на груди и замер. Золотистые завитки волос по всему лицу, бледные губы, тощие плечи. Святой мученик да и только.
— Я же прошел проверку, я же позвонил тогда.
— Это был прикол.
— Значит, ты не собираешься выполнять своё обещание? — его голос едва заметно дрогнул. — Ладно. Пусть. Это нормально.
Пытаться достучаться до Дятла, всё равно, что биться головой о стену.
— Что нормально?
— Всё, что происходит. Что ты не любишь меня и что хочешь унизить, и что говоришь все эти обидные гадости. Я всё понимаю. Это нормальная реакция. Потому что папа вместо твоей мамы выбрал мою, и тебя это жутко злит. И что он любит нас, и что мы хорошая семья, и не ссоримся друг с другом, и не бросаем друг друга, и не выгоняем из дома. Это тоже злит. Я всё понимаю. Мне, честно, жалко тебя. Поэтому я не обижаюсь.
— Заткнись! — он выбесил меня настолько, что я со злости треснул кулаком по двери.
— Ещё что-то скажешь про мою маму, и я тебя в асфальт закатаю, понял?
Но в ответ ничего не произошло, Дятел по-прежнему сидел на бортике и молчал.
Буддийское спокойствие.
В ванную заглянул папа:
— Что за шум, а драки нет?
— Немного дискутируем, — Дятел похлопал ресницами.
Папа одобрительно улыбнулся, и я, подавляя страстное желание спихнуть Дятла внутрь ванной, ушел в комнату.
А когда он приперся следом, сказал ему:
— Видишь темную полоску на ковре? Заступишь хоть раз на мою сторону, урою.
— А мне и не нужна твоя сторона. Я бы не хотел на ней оказаться.
— И в школе, чтоб не смел приближаться. Понял? Меня уже тошнит от твоей морды. И разговаривать больше с тобой не собираюсь. А если посмеешь ещё вякнуть про мою маму, то вообще пожалеешь, что родился.
— Ну, ладно, — он сел на свою кровать, прямо напротив меня и по-наглому уставился в упор. — Я не хотел, но ты сам это начал. В общем, если не поговоришь насчет мотика, то я расскажу всем про то, что ты мой сводный брат. И ещё… Ещё в следующем году фамилию поменяю на папину, и тоже стану Гореловым.
Вдруг осекся, судорожно сглотнул, часто-часто заморгал, скинул на пол все учебники с кровати и, содрав покрывало, натянул его себе на голову. Посидел так немного, а потом завалился набок и замер. Из-под покрывала виднелись только согнутые в коленях ноги в полосатых носках.
Продолжать не хотелось. Просто стало противно. Дятлу сильно повезло, что я терпеть не могу потасовки. Но его угроза окатила, как ледяной душ. А ведь и правда, он легко мог рассказать. Ему мозгов хватит.
Я включил комп и собрался написать Зое. Мысль о ней — единственное, что действовало на меня успокаивающе.
Зоя обладала удивительной способностью слушать и слышать даже больше, чем произносилось вслух. Она была чуткая и понимающая, а не как мама, которая категорично норовила перевернуть всё с ног на голову. Не знаю, как это у Зои получалось, но с ней я чувствовал себя гораздо увереннее, чем обычно. Никто раньше просто так, на ровном месте, не говорил мне, что я наблюдательный, чуткий и сдержанный, что мне очень идет горчичный цвет, и что когда я улыбаюсь, у меня на одной щеке появляется ямочка. Кроме того, она считала меня честным и добрым, а это для неё было самым важным в человеке.
Но телефон пиликнул прежде, чем я успел набрать «Привет». Глянул на экран и немного прифигел, точно мне впечатлений было мало. А как прослушал голосовое сообщение от Яны, прифигел ещё больше.
Всего двадцать секунд. Вначале это был стук, громкий и очень мощный, будто колотят кулаком в дверь. Затем раздался злой и грубый мужской голос. «А ну, открывай!». Шуршание, шелест. Сдавленный кашель и снова стук. И где-то очень близко, почти в трубке, тяжелое дыхание и вздох, похожий на всхлипывание. И снова стук. Затем грохот и пронзительный девчачий визг. Не близко, а там, в глубине. Рядом только дыхание и шелест.
От этого душераздирающего визга даже Дятел из-под покрывала выбрался и вопросительно уставился покрасневшими глазами.
— Что это? — с затаенным страхом спросил он.
— Ролик смотрю, — буркнул я. А потом вспомнил, что запретил ему с собой разговаривать и добавил. — Козел.
Он снова накрылся. А я дрожащими пальцами написал сообщение: «У вас всё в порядке?».
Подождал. На сообщение никто не отвечал. Вот, блин! А вдруг с ними реально что-то случилось? Мужик там какой-то. Они же не просто так его боялись. Прослушал запись ещё два раза.
Что вообще делать в таких ситуациях? Звонить в полицию? А если это совсем не то, что я подумал? Рассказать родителям? Не в моём случае.
Набрал номер Яны, ждал около минуты, громкие протяжные гудки в напряженной тишине нашей комнаты. Но трубку никто не взял. Бред.
Решил позвонить Трифонову, но Вотсап снова ожил. На этот раз фотка. Странная мутная фотка, со вспышкой в темной комнате. Снимали прямо напротив зеркала, поэтому беловатый отблеск заполнял почти всё изображение. Но мне показалось, что я явственно разобрал плавный изгиб шеи, хрупкую ключицу и часть обнаженной женской груди. Это добило окончательно. После выходных с Криворотовым могло и не то привидеться. Следом за фотографией пришло сообщение: «Не обращай внимания».
Я: «Что это всё значит?».
Яна: «Извини».
Я: «С вами всё в порядке?».
Яна: «Нормально. Живы».
Я: «Что там у вас происходит? От вашего голосового я чуть не поседел».
Яна: «Забей. Случайно отправилось».
Я: «Что за мужик там у вас? Что за фотка?».
Я: «Точно всё нормально?».
Но сообщения прекратились. Подождал ещё несколько минут. Одни события вытесняли другие. То разговор с мамой, то претензии Дятла, то жуткие крики девчонок, то голая ключица. Пришлось лезть на Ютуб и врубать самый позитивный фильм всех времен и народов: «Эйс Вентура — звериный детектив».
