На съезде в нужном нам направлении обнаружилось три дороги. Две из них шли через поле и больше напоминали грязевую кашу. Третья, проходящая по краю леса, выглядела чуть более надежно, и мы какое-то время медленно тряслись по ней, пока не добрались до развилки.
А как только свернули, Пандора с чавкающим звуком резко дернулась вперед и встала. Артём попробовал сдать назад, но это не помогло, и с каждой следующей попыткой выбраться, машина всё глубже зарывалась в грязь. Он велел нам сесть за руль и, пока толкает, жать на педаль. Мы обе попробовали, но с одинаковым успехом.
Дождь стих, ветер налетал порывами, кругом стоял такой мрак, что с трудом можно было различить лица друг друга.
Попинав со злостью Пандору по колесам, Артём объявил, что придется её оставить.
И мы двинулись дальше по колее: то ли в поисках людей, то ли Макса.
Вике приходилось несладко. Её каблуки глубоко увязали в грязи, а капюшон время от времени цеплялся мехом за раскачивающиеся на ветру ветки, но она держалась.
Один раз Артём остановился, обернулся на нас и сказал:
— Потерпите, ладно? Выйдем, я вам такси вызову.
И больше не разговаривал, словно чувствовал себя виноватым.
Происходящее немного напоминало сон. Очень странная, нелепая ситуация, в которую попадаешь внезапно и бесповоротно.
Ветер гудел между деревьями, черный лес пугающе стонал на разные голоса.
Глаза постепенно привыкли к темноте и через какое-то время мы увидели сначала редкие огоньки, а затем и тёмные очертания небольших дачных домиков.
Дошли до металлической ограждающей сетки, выбрались через неплотно прикрытые створки ворот на территорию дачного поселка и в изнеможении остановились под тусклым фонарем.
Индикатор уровня связи в телефоне загорелся тремя полосками из пяти.
Макс ответил после второго гудка, но сказать ничего не успел, потому что Артём сразу же принялся кричать, что он, как только найдет его, убьет без суда и следствия, и что из-за его придури мы оказались в ужасном положении, к нему подключилась разъяренная Вика. От их криков где-то неподалёку залаяла собака.
Терпеливо выслушав все претензии, Макс на удивление ровным голосом спросил:
— Вы где?
И Артём снова начал кричать, но уже более конкретно, что мы неизвестно где, и что Пандора застряла, и что теперь непонятно, как выбираться.
Тогда Макс пообещал, что сам попробует дойти до этих дач, определив наше месторасположение. Мы немного успокоились и отправились выяснять у местных жителей, как нам вытащить машину.
Крупный мохнатый пёс громыхал цепью и кидался на хлипкий деревянный штакетник невысокого забора.
— У…у тварь, — с опаской прошипела Вика, держась подальше.
Во дворе хлопнула дверь, и к нам, громко шаркая по дорожке, вышла крупная немолодая женщина. Подошла и уставилась поверх калитки.
— Вам чего?
— Мы из Москвы. Наша машина застряла, — сказал Артём. — Как бы её вытащить? Мы заплатим.
Он торопливо вытащил из внутреннего кармана куртки деньги. Выдернул из сложенной пачки пятьсот рублей и протянул ей.
Деньги женщина охотно взяла, но всё равно оглядела нас с недоверием. После чего достала из кармана халата телефон и набрала номер:
— Стёпочка, здравствуй! Это Анастасия Николаевна. Скажи, Стёпочка, ты бы мог к нам подъехать на тракторе? Тут ребята с Москвы неподалёку застряли. Помочь бы им. Да понятно, что река, но вдруг успеют ещё? Как не можешь? У кого свадьба? У Катьки? Да ты что! Поздравляю! Счастья ей и любви. Не знаю, что за ребята. Молодые совсем. Две девочки и мальчик. Деньги? Деньги есть. Сама видела.
Женщина вышла к нам и отстранилась от трубки:
— Сколько заплатите, если вытащит?
— Сколько скажет, — ответил Артём.
— А машина у вас какая?
— Легковушка.
— Легковая, — повторила она в трубку. — Хорошо, хорошо. Спасибо, Стёпочка. Привет не забудь Катюше передать и поздравления.
Закончив говорить, она сунула телефон обратно в карман.
— Сказал, чтобы вы к нему подошли. Дом у него наверху, в деревне. О цене договориться хочет. Тариф, говорит, повышенный, потому что свадьба у них. Но я вам вот что скажу, — женщина таинственно выдержала паузу. — Река у нас злая. Просто так не отпустит. Стёпка вас может и вытащит, но в Москву не уехать. Видали ливень какой прошёл? Всё. Теперь неделю тут куковать будете. Это у нас каждый год такое. Так что ежели угол переночевать понадобится, приходите — пристрою недорого. Хоть на неделю, хоть на две.
С Максом мы встретились возле центральных ворот поселка. Он, тоже мокрый и перепачканный с ног до головы, стоял, засунув руки в карманы, посреди дороги и выглядел зловещим незнакомцем.
Артём, демонстративно не обращая на него внимания, прошел мимо. Вика тоже.
Я приостановилась:
— В деревню идём. Тракторист обещал Пандору вытащить.
Макс кивнул и пошел рядом со мной.
— Артём боялся, что из-за приступа ты заблудишься, а когда телефон оказался выключен, решил, что ты нарочно ушел. Из-за собаки.
— Я не отключал телефон, — твердо сказал Макс. — Знаешь, когда я понял, что нахожусь в лесу и не знаю, куда идти, мне на несколько минут показалось, будто сейчас — это тогда, а тогда — это сейчас.
— Представляю, как ты запаниковал.
— В том-то и дело, что нет. Темнота. Тишина. Лес. А мне нормально. Приступ закончился, и одна только мысль в голове: нужно выбраться. Странно. В такой ситуации ни о чем не думаешь. Всё отступает на второй план.
— А ты случайно не вспомнил то самое, что не хотел вспоминать?
— Нет, но зато понял, почему забыл. Ведь тогда я думал только о том, чтобы выйти из леса и больше ни о чем. Потому-то во время бега меня и отпускает. Я просто не думаю.
Мне вдруг стало очень жаль Макса. Тяжело, наверное, жить, когда внутри тебя сидит нечто, что постоянно вынуждает бежать от самого себя.
Я взяла его под руку. Рукава толстовки оказались мягкими, но влажными.
— Есть такая теория, что всё, что с нами происходит, мы выдумываем сами. Ждёшь что-то плохое, и оно случается, а думаешь о хорошем, и постепенно всё складывается как надо.
— Я предпочел бы вообще не думать. Чем меньше думаешь, тем спокойнее, а как только начинаешь, сразу хочется бежать.
— Не расстраивайся. Потом заведешь себе сколько угодно собак. Это всего лишь вопрос времени.
Макс посмотрел с благодарной улыбкой и положил руку мне на плечо.
Когда он так улыбался, лицо у него становилось удивительно доброе и одновременно взрослое, словно он всё-всё на свете понимает.
Дорожка, по которой мы шли, проходила через сухие заросли гигантского борщевика, жутковато покачивающегося в такт ветру на фоне мрачного обложного неба. Со всех сторон тянуло сыростью и талым снегом, а вечерний воздух насыщенно пах Викиными духами.
Уцепившись за руку Артёма и не переставая что-то без умолку говорить, она едва поспевала за ним. Но он шел сосредоточенно, молча, не оглядываясь. Кожаная куртка еле слышно поскрипывала, а со стороны деревни по всей округе разносилась музыка.
— У нас с Тёмой в детстве мечта была — иметь огромный телескоп. Установить его под крышей и смотреть на звёзды, — Макс задрал голову и посмотрел на небо, но там простиралась лишь чёрно-серая темнота. — Ему родители любые игрушки покупали, а телескоп не хотели, потому что на самом верху была студия его отца, и они боялись, что станем туда постоянно ходить.
И мы решили, что потом, когда вырастем, обязательно купим себе телескоп. Ну, ты понимаешь… А как только появилась возможность, и мы его реально купили, думаешь, что? Пару раз в него смотрели, не больше. Отчего-то неинтересно стало. Скучно. То ли с нами что-то случилось, то ли со звёздами. Тёма считает, что дело в звёздах. У них вечно всё не слава богу: то звёздная болезнь, то творческий кризис, то суицидальные обострения.
Артём так резко остановился, что Вика врезалась в него и чуть не упала.
— Тёма считает, что кто-то трепет очень много лишнего, — он окинул нас критическим взглядом. — Ты своей тушей сейчас ребенка раздавишь.
— Тебе-то что? — огрызнулся Макс, но руку с моего плеча убрал.
— И вообще, телескоп тебе нужен был, чтобы за девчонками соседскими подсматривать, — Артём развернулся и двинулся дальше в прежнем темпе.
— Так вот, я хотел сказать, — Макс понизил голос, — что очень важно, чтобы мечты исполнялись вовремя. Иначе от них остается лишь пепел.
Дома в деревне оказались большие, кирпичные, с затейливой архитектурой и высоченными глухими стенами заборов. Однако, где проходит свадьба, догадались сразу. Калитка была распахнута настежь, двор ярко освещен, «Розовое вино» долбило на всю округу, пахло костром и жареным мясом.
Мы прошли по широкой бетонной дорожке и обогнули дом. На огромной открытой деревянной террасе стояли два длинных, застеленных белыми скатертями стола. За ними сидело несколько человек, но большинство танцевали на совсем мокрой гравийной площадке под увешанными разноцветными гирляндами деревьями. Остальные столпились возле дымящихся мангалов, между ними сновали дети.
Гости были одеты кто во что горазд: кто в рубашках и платьях, кто в куртках, кто в футболках, а кто-то вообще завернулся в простыни. Очень странно выглядела эта свадьба.
Мимо нас прошел высокий мужчина с пустым подносом в руках, и Артём спросил, как найти Стёпу. Мужчина бросил на ходу: «Где-то здесь» и, чуть не столкнувшись в дверях с пухленькой хохочущей девушкой, вошел в дом. На наш вопрос о Стёпе, девушка ответила таким же неопределенным «был здесь» и убежала к танцующим. Два подвыпивших парня в расстегнутых до пупа рубашках тоже не знали.
Велев нам ждать, Артём направился к танцующим, а Вика, обессиленно облокотившись о дом, с тяжелым стоном опустилась на корточки.
— Я сейчас умру.
Её волосы окончательно растрепались и достав из них резинку, она натянула её на запястье.
— Ну прости. Я не хотел, — Макс участливо присел рядом и взял её за руку.
— То же самое ты говорил, когда мы тебя по городу искали.
Их голоса тонули в общем гуле.
— Ничего не могу с собой поделать. Это как лунатизм. Но он лечится. Если надо. Если что.
Вика выразительно посмотрела на него.
— Я есть хочу. Сходи, попроси у них.
— У кого попросить? — растерялся Макс.
— На столах полно еды. Раздобудь что-нибудь, — она состроила несчастную мордочку. — Ты же мужчина. Охотник.
— Хорошо, — на полном серьёзе ответил Макс. — Сейчас вернусь.
Он отошел, а я заняла его место.
— Зря ты с ним так.
— Провинился — пусть отрабатывает, — равнодушным голосом сказала Вика.
— Он в тебя влюблен.
— Мало ли кто в кого влюблен. Я ему ничем не обязана, — Вика улыбалась, и я никак не могла понять, то ли она специально хочет казаться высокомерной, то ли, наоборот, старается это высокомерие сгладить.
— Не обязана, но зачем дразнить? Это нехорошо.
— Без тебя знаю, что хорошо, а что нет. В вопросах любви всё хорошо. Ему нравится, когда я его дразню.
— Такое не может нравится. Волей-неволей начинаешь думать, что у тебя есть шанс. Из-за любого взгляда или слова. Просто представь, если бы с тобой так кто-то поступал.
— Со мной бы не поступал. Я себе цену знаю.
— Ну, а вдруг?
— Я бы убила, — она рассмеялась. — Потому что со мной так нельзя. Потому что меня нужно любить. Ты же меня любишь?
Вытянула губы в поцелуе, и я чмокнула в ответ. Иначе с Викой не получалось.
— Можешь забирать его. Обещаю не ревновать, — сказала она таким тоном, словно предлагала поносить заведомо неподходящую мне вещь.
— Кого забрать? — Артём появился так незаметно, что от неожиданности Вика вскочила.
Он с укором усмехнулся и осуждающе покачал головой:
— Как можно пообещать не ревновать? Всё равно, что пообещать не испытывать боли, когда тебя будут резать.
Вика немного раздраженно пожала плечами:
— Ревность бывает из-за глупости и неуверенности в себе.
Он посмотрел на неё серьёзно:
— Или страха потерять.
— Если я захочу, то могу не ревновать, — заявила Вика тоном ребенка, которому непременно хочется, чтобы последнее слово осталось за ним.
— А я нет, — коротко бросил Артём. — У нас это семейное.
И, ничего не объясняя, направился к столам.
Вика, непонимающе пожав плечами, побежала его догонять.
Макс стоял с тарелкой в одной руке и рюмкой в другой в окружении нескольких возрастных мужиков с голым торсом и простынями на бёдрах.
— Что это? — Вика заглянула в тарелку. Там лежали свежие овощи: помидорки, редиска, огурцы и зелень. — А мяса нет?
— Мясо ещё жарят, — ответил Макс.
— Странная свадьба, — Артём взял огурец. — Невесту в упор не вижу. И почему эти люди в простынях?
— Третий день отмечают, — Макс протянул мне тарелку. — Стёпа, кстати, в бане. Мужики сказали. Нужно ждать.
Мы присели на деревянную лавку спиной к столу.
Люди, замечавшие наши взгляды, приветливо кивали или подмигивали, несколько раз предлагали налить, танцующие махали руками, приглашая присоединиться к ним. Мужики, с которыми познакомился Макс, настойчиво звали их с Артёмом в баню.
Никто не спрашивал, кто мы, откуда и что там делаем.
Вскоре компания хохочущих тётушек потащила Макса с Артёмом в центр круга под светящиеся деревья — танцевать.
Парни сначала неохотно и глумливо подстраивались под их забавные притоптывания, но постепенно оба вошли во вкус и ожили. Артём увлекся и перестал обижаться, Макс благодарно откликнулся. И они устроили зажигательные пляски, больше уместные для клуба, но тётушки всё равно пришли в дикий восторг, а через несколько минут к ним в круг подтянулись и молодые, довольно привлекательные девушки.
— Это ещё что за наглость? — возмутилась Вика, недоуменно хлопая длиннющими ресницами. — Сейчас я им покажу.
Она скинула куртку, но «показать» ничего не успела, потому что кто-то крикнул «мясо», и все рассеянные по двору люди двинулись к столам.
Вика быстро схватила пустую тарелку из-под овощей, и когда принесли огромные, головокружительно пахнущие блюда, без капли стеснения наложила себе кусков пять.
А потом прямо руками, обжигаясь и торопливо дуя на пальцы, принялась жадно есть.
— Года три не ела шашлык.
— Вас в детском доме кормили шашлыком?
— Нет, конечно, — она ничуть не смутилась. — Но я же не в тюрьме сидела.
Если Макс и был прав насчет того, что она не детдомовская, то Вика настойчиво придерживалась этой версии своей биографии.
Шумная женщина лет пятидесяти с лошадиными зубами и в больших очках пристроила Макса с Артёмом на противоположной от нас стороне стола. Они разговаривали, смеялись и были так рады друг другу, как если бы давно не виделись.
Дружба всегда казалась мне таким же чудесным таинством, как и любовь, а возможно и ещё чудеснее, ведь в дружбе никто не вступает в брак и не клянется в вечной верности, но, вместе с тем, она способна привязать одного человека к другому на долгие годы без всяких обещаний или штампов в паспорте. Здорово иметь такого друга, с которым даже ритуал примирения становится ненужным.
Внезапно Артём поднял голову и сразу же заметил, что я смотрю на него. Как в тот раз в ванной — словно застукал с поличным. Однако теперь ответным ироничным взглядом он будто ухватил мой, не давая опустить или отвести глаза. Кролик, не успевший вовремя убежать от гипнотизирующего его удава, полностью теряет способность двигаться. В тот момент я в полной мере ощутила себя кроликом.
— У тебя сейчас такой глупый вид, — шепнула Вика мне в самое ухо.
А как только свернули, Пандора с чавкающим звуком резко дернулась вперед и встала. Артём попробовал сдать назад, но это не помогло, и с каждой следующей попыткой выбраться, машина всё глубже зарывалась в грязь. Он велел нам сесть за руль и, пока толкает, жать на педаль. Мы обе попробовали, но с одинаковым успехом.
Дождь стих, ветер налетал порывами, кругом стоял такой мрак, что с трудом можно было различить лица друг друга.
Попинав со злостью Пандору по колесам, Артём объявил, что придется её оставить.
И мы двинулись дальше по колее: то ли в поисках людей, то ли Макса.
Вике приходилось несладко. Её каблуки глубоко увязали в грязи, а капюшон время от времени цеплялся мехом за раскачивающиеся на ветру ветки, но она держалась.
Один раз Артём остановился, обернулся на нас и сказал:
— Потерпите, ладно? Выйдем, я вам такси вызову.
И больше не разговаривал, словно чувствовал себя виноватым.
Происходящее немного напоминало сон. Очень странная, нелепая ситуация, в которую попадаешь внезапно и бесповоротно.
Ветер гудел между деревьями, черный лес пугающе стонал на разные голоса.
Глаза постепенно привыкли к темноте и через какое-то время мы увидели сначала редкие огоньки, а затем и тёмные очертания небольших дачных домиков.
Дошли до металлической ограждающей сетки, выбрались через неплотно прикрытые створки ворот на территорию дачного поселка и в изнеможении остановились под тусклым фонарем.
Индикатор уровня связи в телефоне загорелся тремя полосками из пяти.
Макс ответил после второго гудка, но сказать ничего не успел, потому что Артём сразу же принялся кричать, что он, как только найдет его, убьет без суда и следствия, и что из-за его придури мы оказались в ужасном положении, к нему подключилась разъяренная Вика. От их криков где-то неподалёку залаяла собака.
Терпеливо выслушав все претензии, Макс на удивление ровным голосом спросил:
— Вы где?
И Артём снова начал кричать, но уже более конкретно, что мы неизвестно где, и что Пандора застряла, и что теперь непонятно, как выбираться.
Тогда Макс пообещал, что сам попробует дойти до этих дач, определив наше месторасположение. Мы немного успокоились и отправились выяснять у местных жителей, как нам вытащить машину.
Глава 10
Крупный мохнатый пёс громыхал цепью и кидался на хлипкий деревянный штакетник невысокого забора.
— У…у тварь, — с опаской прошипела Вика, держась подальше.
Во дворе хлопнула дверь, и к нам, громко шаркая по дорожке, вышла крупная немолодая женщина. Подошла и уставилась поверх калитки.
— Вам чего?
— Мы из Москвы. Наша машина застряла, — сказал Артём. — Как бы её вытащить? Мы заплатим.
Он торопливо вытащил из внутреннего кармана куртки деньги. Выдернул из сложенной пачки пятьсот рублей и протянул ей.
Деньги женщина охотно взяла, но всё равно оглядела нас с недоверием. После чего достала из кармана халата телефон и набрала номер:
— Стёпочка, здравствуй! Это Анастасия Николаевна. Скажи, Стёпочка, ты бы мог к нам подъехать на тракторе? Тут ребята с Москвы неподалёку застряли. Помочь бы им. Да понятно, что река, но вдруг успеют ещё? Как не можешь? У кого свадьба? У Катьки? Да ты что! Поздравляю! Счастья ей и любви. Не знаю, что за ребята. Молодые совсем. Две девочки и мальчик. Деньги? Деньги есть. Сама видела.
Женщина вышла к нам и отстранилась от трубки:
— Сколько заплатите, если вытащит?
— Сколько скажет, — ответил Артём.
— А машина у вас какая?
— Легковушка.
— Легковая, — повторила она в трубку. — Хорошо, хорошо. Спасибо, Стёпочка. Привет не забудь Катюше передать и поздравления.
Закончив говорить, она сунула телефон обратно в карман.
— Сказал, чтобы вы к нему подошли. Дом у него наверху, в деревне. О цене договориться хочет. Тариф, говорит, повышенный, потому что свадьба у них. Но я вам вот что скажу, — женщина таинственно выдержала паузу. — Река у нас злая. Просто так не отпустит. Стёпка вас может и вытащит, но в Москву не уехать. Видали ливень какой прошёл? Всё. Теперь неделю тут куковать будете. Это у нас каждый год такое. Так что ежели угол переночевать понадобится, приходите — пристрою недорого. Хоть на неделю, хоть на две.
С Максом мы встретились возле центральных ворот поселка. Он, тоже мокрый и перепачканный с ног до головы, стоял, засунув руки в карманы, посреди дороги и выглядел зловещим незнакомцем.
Артём, демонстративно не обращая на него внимания, прошел мимо. Вика тоже.
Я приостановилась:
— В деревню идём. Тракторист обещал Пандору вытащить.
Макс кивнул и пошел рядом со мной.
— Артём боялся, что из-за приступа ты заблудишься, а когда телефон оказался выключен, решил, что ты нарочно ушел. Из-за собаки.
— Я не отключал телефон, — твердо сказал Макс. — Знаешь, когда я понял, что нахожусь в лесу и не знаю, куда идти, мне на несколько минут показалось, будто сейчас — это тогда, а тогда — это сейчас.
— Представляю, как ты запаниковал.
— В том-то и дело, что нет. Темнота. Тишина. Лес. А мне нормально. Приступ закончился, и одна только мысль в голове: нужно выбраться. Странно. В такой ситуации ни о чем не думаешь. Всё отступает на второй план.
— А ты случайно не вспомнил то самое, что не хотел вспоминать?
— Нет, но зато понял, почему забыл. Ведь тогда я думал только о том, чтобы выйти из леса и больше ни о чем. Потому-то во время бега меня и отпускает. Я просто не думаю.
Мне вдруг стало очень жаль Макса. Тяжело, наверное, жить, когда внутри тебя сидит нечто, что постоянно вынуждает бежать от самого себя.
Я взяла его под руку. Рукава толстовки оказались мягкими, но влажными.
— Есть такая теория, что всё, что с нами происходит, мы выдумываем сами. Ждёшь что-то плохое, и оно случается, а думаешь о хорошем, и постепенно всё складывается как надо.
— Я предпочел бы вообще не думать. Чем меньше думаешь, тем спокойнее, а как только начинаешь, сразу хочется бежать.
— Не расстраивайся. Потом заведешь себе сколько угодно собак. Это всего лишь вопрос времени.
Макс посмотрел с благодарной улыбкой и положил руку мне на плечо.
Когда он так улыбался, лицо у него становилось удивительно доброе и одновременно взрослое, словно он всё-всё на свете понимает.
Дорожка, по которой мы шли, проходила через сухие заросли гигантского борщевика, жутковато покачивающегося в такт ветру на фоне мрачного обложного неба. Со всех сторон тянуло сыростью и талым снегом, а вечерний воздух насыщенно пах Викиными духами.
Уцепившись за руку Артёма и не переставая что-то без умолку говорить, она едва поспевала за ним. Но он шел сосредоточенно, молча, не оглядываясь. Кожаная куртка еле слышно поскрипывала, а со стороны деревни по всей округе разносилась музыка.
— У нас с Тёмой в детстве мечта была — иметь огромный телескоп. Установить его под крышей и смотреть на звёзды, — Макс задрал голову и посмотрел на небо, но там простиралась лишь чёрно-серая темнота. — Ему родители любые игрушки покупали, а телескоп не хотели, потому что на самом верху была студия его отца, и они боялись, что станем туда постоянно ходить.
И мы решили, что потом, когда вырастем, обязательно купим себе телескоп. Ну, ты понимаешь… А как только появилась возможность, и мы его реально купили, думаешь, что? Пару раз в него смотрели, не больше. Отчего-то неинтересно стало. Скучно. То ли с нами что-то случилось, то ли со звёздами. Тёма считает, что дело в звёздах. У них вечно всё не слава богу: то звёздная болезнь, то творческий кризис, то суицидальные обострения.
Артём так резко остановился, что Вика врезалась в него и чуть не упала.
— Тёма считает, что кто-то трепет очень много лишнего, — он окинул нас критическим взглядом. — Ты своей тушей сейчас ребенка раздавишь.
— Тебе-то что? — огрызнулся Макс, но руку с моего плеча убрал.
— И вообще, телескоп тебе нужен был, чтобы за девчонками соседскими подсматривать, — Артём развернулся и двинулся дальше в прежнем темпе.
— Так вот, я хотел сказать, — Макс понизил голос, — что очень важно, чтобы мечты исполнялись вовремя. Иначе от них остается лишь пепел.
Дома в деревне оказались большие, кирпичные, с затейливой архитектурой и высоченными глухими стенами заборов. Однако, где проходит свадьба, догадались сразу. Калитка была распахнута настежь, двор ярко освещен, «Розовое вино» долбило на всю округу, пахло костром и жареным мясом.
Мы прошли по широкой бетонной дорожке и обогнули дом. На огромной открытой деревянной террасе стояли два длинных, застеленных белыми скатертями стола. За ними сидело несколько человек, но большинство танцевали на совсем мокрой гравийной площадке под увешанными разноцветными гирляндами деревьями. Остальные столпились возле дымящихся мангалов, между ними сновали дети.
Гости были одеты кто во что горазд: кто в рубашках и платьях, кто в куртках, кто в футболках, а кто-то вообще завернулся в простыни. Очень странно выглядела эта свадьба.
Мимо нас прошел высокий мужчина с пустым подносом в руках, и Артём спросил, как найти Стёпу. Мужчина бросил на ходу: «Где-то здесь» и, чуть не столкнувшись в дверях с пухленькой хохочущей девушкой, вошел в дом. На наш вопрос о Стёпе, девушка ответила таким же неопределенным «был здесь» и убежала к танцующим. Два подвыпивших парня в расстегнутых до пупа рубашках тоже не знали.
Велев нам ждать, Артём направился к танцующим, а Вика, обессиленно облокотившись о дом, с тяжелым стоном опустилась на корточки.
— Я сейчас умру.
Её волосы окончательно растрепались и достав из них резинку, она натянула её на запястье.
— Ну прости. Я не хотел, — Макс участливо присел рядом и взял её за руку.
— То же самое ты говорил, когда мы тебя по городу искали.
Их голоса тонули в общем гуле.
— Ничего не могу с собой поделать. Это как лунатизм. Но он лечится. Если надо. Если что.
Вика выразительно посмотрела на него.
— Я есть хочу. Сходи, попроси у них.
— У кого попросить? — растерялся Макс.
— На столах полно еды. Раздобудь что-нибудь, — она состроила несчастную мордочку. — Ты же мужчина. Охотник.
— Хорошо, — на полном серьёзе ответил Макс. — Сейчас вернусь.
Он отошел, а я заняла его место.
— Зря ты с ним так.
— Провинился — пусть отрабатывает, — равнодушным голосом сказала Вика.
— Он в тебя влюблен.
— Мало ли кто в кого влюблен. Я ему ничем не обязана, — Вика улыбалась, и я никак не могла понять, то ли она специально хочет казаться высокомерной, то ли, наоборот, старается это высокомерие сгладить.
— Не обязана, но зачем дразнить? Это нехорошо.
— Без тебя знаю, что хорошо, а что нет. В вопросах любви всё хорошо. Ему нравится, когда я его дразню.
— Такое не может нравится. Волей-неволей начинаешь думать, что у тебя есть шанс. Из-за любого взгляда или слова. Просто представь, если бы с тобой так кто-то поступал.
— Со мной бы не поступал. Я себе цену знаю.
— Ну, а вдруг?
— Я бы убила, — она рассмеялась. — Потому что со мной так нельзя. Потому что меня нужно любить. Ты же меня любишь?
Вытянула губы в поцелуе, и я чмокнула в ответ. Иначе с Викой не получалось.
— Можешь забирать его. Обещаю не ревновать, — сказала она таким тоном, словно предлагала поносить заведомо неподходящую мне вещь.
— Кого забрать? — Артём появился так незаметно, что от неожиданности Вика вскочила.
Он с укором усмехнулся и осуждающе покачал головой:
— Как можно пообещать не ревновать? Всё равно, что пообещать не испытывать боли, когда тебя будут резать.
Вика немного раздраженно пожала плечами:
— Ревность бывает из-за глупости и неуверенности в себе.
Он посмотрел на неё серьёзно:
— Или страха потерять.
— Если я захочу, то могу не ревновать, — заявила Вика тоном ребенка, которому непременно хочется, чтобы последнее слово осталось за ним.
— А я нет, — коротко бросил Артём. — У нас это семейное.
И, ничего не объясняя, направился к столам.
Вика, непонимающе пожав плечами, побежала его догонять.
Макс стоял с тарелкой в одной руке и рюмкой в другой в окружении нескольких возрастных мужиков с голым торсом и простынями на бёдрах.
— Что это? — Вика заглянула в тарелку. Там лежали свежие овощи: помидорки, редиска, огурцы и зелень. — А мяса нет?
— Мясо ещё жарят, — ответил Макс.
— Странная свадьба, — Артём взял огурец. — Невесту в упор не вижу. И почему эти люди в простынях?
— Третий день отмечают, — Макс протянул мне тарелку. — Стёпа, кстати, в бане. Мужики сказали. Нужно ждать.
Мы присели на деревянную лавку спиной к столу.
Люди, замечавшие наши взгляды, приветливо кивали или подмигивали, несколько раз предлагали налить, танцующие махали руками, приглашая присоединиться к ним. Мужики, с которыми познакомился Макс, настойчиво звали их с Артёмом в баню.
Никто не спрашивал, кто мы, откуда и что там делаем.
Вскоре компания хохочущих тётушек потащила Макса с Артёмом в центр круга под светящиеся деревья — танцевать.
Парни сначала неохотно и глумливо подстраивались под их забавные притоптывания, но постепенно оба вошли во вкус и ожили. Артём увлекся и перестал обижаться, Макс благодарно откликнулся. И они устроили зажигательные пляски, больше уместные для клуба, но тётушки всё равно пришли в дикий восторг, а через несколько минут к ним в круг подтянулись и молодые, довольно привлекательные девушки.
— Это ещё что за наглость? — возмутилась Вика, недоуменно хлопая длиннющими ресницами. — Сейчас я им покажу.
Она скинула куртку, но «показать» ничего не успела, потому что кто-то крикнул «мясо», и все рассеянные по двору люди двинулись к столам.
Вика быстро схватила пустую тарелку из-под овощей, и когда принесли огромные, головокружительно пахнущие блюда, без капли стеснения наложила себе кусков пять.
А потом прямо руками, обжигаясь и торопливо дуя на пальцы, принялась жадно есть.
— Года три не ела шашлык.
— Вас в детском доме кормили шашлыком?
— Нет, конечно, — она ничуть не смутилась. — Но я же не в тюрьме сидела.
Если Макс и был прав насчет того, что она не детдомовская, то Вика настойчиво придерживалась этой версии своей биографии.
Шумная женщина лет пятидесяти с лошадиными зубами и в больших очках пристроила Макса с Артёмом на противоположной от нас стороне стола. Они разговаривали, смеялись и были так рады друг другу, как если бы давно не виделись.
Дружба всегда казалась мне таким же чудесным таинством, как и любовь, а возможно и ещё чудеснее, ведь в дружбе никто не вступает в брак и не клянется в вечной верности, но, вместе с тем, она способна привязать одного человека к другому на долгие годы без всяких обещаний или штампов в паспорте. Здорово иметь такого друга, с которым даже ритуал примирения становится ненужным.
Внезапно Артём поднял голову и сразу же заметил, что я смотрю на него. Как в тот раз в ванной — словно застукал с поличным. Однако теперь ответным ироничным взглядом он будто ухватил мой, не давая опустить или отвести глаза. Кролик, не успевший вовремя убежать от гипнотизирующего его удава, полностью теряет способность двигаться. В тот момент я в полной мере ощутила себя кроликом.
— У тебя сейчас такой глупый вид, — шепнула Вика мне в самое ухо.
