– Ч… че… ч-человек...
– Я бы тебя с удовольствием вздернул, но народ решил пощадить твою жирную задницу. Ладно, учитывая вновь возникшие обстоятельства... Я имею в виду, что ты человек и полностью раскаялся… Ты ведь полностью раскаялся, не так ли?
– М… д… да-да-да!
– Ну так вот, – продолжал командир, – учитывая твое полное и чистосердечное раскаяние, я предлагаю оставить наш первоначальный договор в силе. А также, опять же учитывая твое раскаяние, я обещаю забыть про нанесенное нам оскорбление при следующих условиях: во-первых, ты накормишь и напоишь всех здесь присутствующих, причем самым лучшим шнапсом, а не тем пойлом, что принес нам в последний раз; во-вторых, ты всем присутствующим простишь долги, имеющиеся на настоящий момент, а в-третьих, ты пойдешь и помоешься – воняет хуже, чем от козла! Ну что, согласен?
– А может, все-таки вздернуть? – предложил кто-то из зрителей. – Этот мерзавец найдет способ отказаться от своих слов.
– Вряд ли. Этот договор – первый, который он исполнит от начала и до конца, – уверенно сказал Альберт.
– Да, да, да… – только и мог повторять трактирщик.
– Хорошо, что это понимаешь, добрейший Ханк. Можешь мне поверить: это самая выгодная сделка, заключенная в твоей никчемной жизни.
Альберт пинком выбил стул из-под ног трактирщика, и тот с диким криком рухнул на пол. Веревка оказалась еще не привязанной.
Призрак
Вскоре ситуация разрядилась. На столах появились хорошие колбасы, приличное пиво и шнапс. Рыбаки продолжали громко разговаривать, кое-кто подходил поблагодарить воинов – от этого мерзавца пострадали многие. Альберт и Ральф просто отмахивались. Ветер на улице постепенно усилился. В трактир подтягивались припоздавшие посетители, и скоро все столы были заняты. Ханк сбивался с ног и скрипел зубами от злости. Оправившись от испуга, жадный трактирщик понимал, что теперь местные жители его и в грош не будут ставить. Расходы, убытки…
Пиво и шнапс текли рекой, столы ломились от еды. Разговоры за столами становились все громче и громче, за здоровье короля и его солдат поднимался тысячный тост.
И вдруг в дверь сильно постучали. Шум смолк. Никто из посетителей никогда не стучал в дверь трактира, просто открывали и входили. Стук раздался снова, да такой сильный, как будто били молотком. В третий раз раздался стук, и наконец дверь резко распахнулась. Клубы морозного воздуха влетели в помещение, а вслед за ними в трактир, тяжело шлепая лапами по неструганому полу, вошла утка. И не просто утка, а огромная черная утка, которую многие из здесь присутствующих мельком видели на воде залива. Вслед за мамашей, смешно переваливаясь, вошли два ее крупных черных утенка.
– Не может быть… – пробормотал кто-то из рыбаков.
Дверь захлопнулась сама по себе.
– Призрак, – прошептал другой рыбак.
Утка осмотрелась по сторонам.
– Здравствуй, добрый Ханк, – человечьим языком молвила она. Голос тяжелый и скрипучий, но слова произносятся вполне внятно, – прости, что беспокоим тебя. В этом мире осталось совсем мало Силы, и я не могу открыть Дверь. Пожалуйста, дай нам приют до завтра. Скоро потеплеет, и мы покинем твой дом.
Пораженные посетители трактира молчали. Ханк, подсчитывая в уме понесенные убытки, выпучил глаза.
– Ну так, это… Ночлег денег стоит. И немалых.
– Боюсь, что денег у нас нет. Но я буду тебе благодарна.
– Ха! – громко воскликнул наконец очнувшийся трактирщик. – Нужна мне твоя благодарность! Впрочем, – задумался он, – мы можем договориться. Мне как раз нужна свежая утятина!
Наконец первый шок прошел. Подвыпившие рыбаки грубо захохотали.
– Ну что, парни, хотите свежатинки? Хватайте их! – закричал Ханк.
Некоторые из рыбаков, основательно напившиеся халявного пойла, стали подниматься из-за столов.
– Стойте! – закричал молодой рыбак Тилл. – Это же наша черная утка, живущая в заливе! Нельзя поднимать на нее руку! Это Призрак, который помогает людям…
– Заткнись, когда старшие разговаривают, – рявкнул один из очухавшихся братьев и ударил рыбака кулаком в лицо.
Тилл упал на пол. Его друзья, больше не боявшиеся здоровенных братьев, ринулись на подмогу. Завязалась драка. Воины неподвижно сидели на месте. В глазах командира росла тревога – все было уж слишком необычно, хотя ни про Призрака, ни про черную утку он до этого ничего не слышал. Чутье старого солдата подсказывало опасность. Большую опасность! Альберт уже решил воспользоваться своим авторитетом в глазах рыбаков и заставить жадного трактирщика дать приют утке и ее детям, но не успел.
О том, как трактирщик заплатил за доброту
Ханк воспрял духом. Наконец-то появился кто-то, на ком можно выместить свою злобу. Из кухни он вышел с тяжелым разделочным ножом в руках и, воспользовавшись тем, что внимание всех присутствующих было отвлечено дракой между рыбаками и братьями, поднял руку. С тихим свистом рассек воздух острый клинок. Но не был Ханк солдатом, промахнулся и вместо утки попал в ее утенка. Тяжелый нож глубоко вонзился в черную грудь.
И время остановилось. Замершие, смотрели люди, как утенок неуклюже заваливается на бок. Странная, тягучая неподвижность сковала людей.
Вдруг мир начал меняться. Тончайший свист, где-то на границе человеческого восприятия, возник из ниоткуда. Очертания предметов стали расплываться и дрожать, как в знойном летнем мареве. Воздух, наоборот, сгущался и, постепенно теряя прозрачность, наполнялся большими угольчатыми формами, напоминавшими толстые колючие снежинки, кружащиеся в ужасном танце. Сквозь потолок и стены трактира проникало все нарастающее, дрожащее сияние. Все громче и тоньше становился свист, уши ломило от боли, но никто не мог даже пошевелиться.
И вдруг как будто лопнула струна, и все прекратилось.
Тяжело ступая, черная утка подошла к упавшему утенку и клювом выдернула нож у него из груди. Тяжелый клинок с металлическим звоном упал на пол. Утенок был мертв. Долго стояла она над погибшим детенышем, не издавая ни звука. И наконец обернулась.
– Люди – странные существа, – грустно сказала она, – но теперь этот мир принадлежит вам.
Черная утка вновь повернулась к погибшему утенку. Пораженные, скованные неподвижностью посетители трактира ошеломленно наблюдали за тем, как он превращается в мальчика. Лет десяти, худощавого, совершенно голого, с длинными черными волосами. Утка упала на него и совсем по-человечески зарыдала.
Подавленные люди молча стояли. В грубые сердца проникали тоска и жалость, разливаясь по венам.
Наконец утка тяжело поднялась. Она подошла к неподвижному трактирщику и посмотрела ему прямо в глаза.
– А ведь это я весной спасла твою дочь, – сказала она, – знала про твою грязную душонку и все равно решила помочь. Но просчиталась, а за все приходится платить. Вот ты и заплатил.
Тяжело ступая, утка подошла к Тиллу, которого неподвижность застала лежащим на полу, и ущипнула за ногу. Молодой рыбак очнулся и сел, протирая глаза, – в момент убийства его кинули на пол.
– Возьми дочь Ханка, – сказала она, – и беги отсюда. Сюда идут Черные Воины из моего мира – вершить суд и забрать нас домой. Беги со всех ног!
Пошатываясь, Тилл пошел на второй этаж и стал поднимать спящего ребенка. Малышка проснулась и заплакала. Он пытался успокоить ее, но та плакала все громче и громче.
– Скорее! – закричала черная утка. – Черные Воины уже открывают Дверь!
Волна ужаса захлестнула Тилла. Он схватил теплое одеяло, завернул в него плачущую девочку и быстро спустился с лестницы. Дверь сама собой резко распахнулась и громко ударилась о деревянную стену. Рыбак выскочил на мороз в чем был и побежал сквозь метель по направлению к поселку. Подгоняемый волнами животного ужаса, он спешил изо всех сил, падал, поднимался и бежал дальше, прижимая к груди истерично ревущую девочку.
Мастер Томас
Первым на пути стоял дом мельника. В окне дрожал желтоватый отблеск светильника. Дверь оказалась заперта, мельник человек зажиточный. Как ошалелый рыбак стал бить головой и ногами по крепким доскам. Наконец раздался голос хозяина:
– Кто там ломится?
– Это я, Тилл. Эльберт, откройте скорее, у меня ребенок.
Недовольно ворча, мельник открыл засов. Рыбак прошмыгнул в темные сени, из них в комнату. На столе горела лампа, возле которой собралась семья – жена и двое деток. Супруга мельника отложила шитье и встала, мальчики бросили взгляд на Тилла с девочкой на руках и продолжили свою игру. В доме стоял запах свежевыпеченного хлеба и сухой травы.
– Там, это… в трактире… утка пришла… – еле смог пробормотать Тилл.
Жена мельника забрала отчаянно ревущую девочку и ушла в другую комнату. Сыновья отправились за ней следом. Без сил рухнув на стул, молодой рыбак пытался рассказать о случившемся, но голос не слушался.
– Там… в трактире… – только и мог выговорить он.
– Вот что, парень, успокойся да глотни вот этого, – мельник налил Тиллу полную рюмку шнапса, и тот выпил ее одним глотком.
Немного отдышавшись, рыбак рассказал Эльберту всю историю от начала до конца.
– Это ты хватил! – засмеялся мельник. – Интересно, чем вас этот жулик поит? Надо бы как-нибудь зайти и глотнуть пару рюмок.
Но Тилл упрямо стоял на своем. Пришлось мельнику согласиться.
– Идем к мастеру, – сказал он, – надо взять стражников и посмотреть на эту утку. Надень, вон, мой старый тулуп, не замерзнешь.
На удивление Тилла, мастер Томас сразу поверил рассказу. Причем слушал хмуро, с тоскливым неудовольствием. А если и не поверил, то виду не подал.
– Ладно, пойдем за стражниками.
Дошли до караулки. Мастер громко заколотил в дверь. Внутри послышались возня и негромкие голоса. Наконец скрипнул засов. В тесном помещении караулки стоял густой винный запах, на столе валялись кости и остатки еды.
– Пьете, дармоеды? – строго спросил Томас.
– Да что, как можно! – ответил один из них. – Так, согрелись немного с мороза, сейчас опять на обход.
– Собирайтесь. Вальдемар, бегом за сержантом.
Посланный за начальником караула стражник, схватив тулуп, выскочил на улицу. Глава тяжело опустился на скамью – под столом раздался легкий предательский звон пустой посуды. Двое оставшихся борцов за порядок стояли навытяжку.
– Собирайтесь, – устало повторил глава, – пойдем к Ханку. Что-то там нехорошее произошло, чует мое сердце.
Наконец вернулся гонец с сержантом. Томас выбрал со стойки короткий меч, второй протянул мельнику – хоть и не солдаты, а с оружием как-то надежнее. Вышли за порог. Снег падать перестал, но ветер усилился.
– Я не пойду! – закричал Тилл. – Я боюсь!
– Тогда оставайся здесь и жди нас, – согласился мастер, – остальные – вперед.
Томас, Эльберт, сержант и трое стражников, утопая в снегу, двинулись к трактиру. Вскоре появилось ощущение страха, взраставшее с каждым шагом. Тропинку замело, и группа вооруженных людей медленно пробиралась вперед. Когда показались отблески света в окнах трактира, страх перешел в цепенящий, настоящий животный ужас, наполнявший каждую клетку тела.
– Дьявольщина какая-то, – пробормотал мастер. Будучи смелым и порядочным человеком, он не постеснялся признаться в своем страхе. – Так жутко, что ноги не идут.
Стражники, давно готовые броситься назад, остановились:
– Ясно дело, дьявол там. Пастора бы сюда.
– Вперед! Вы солдаты или трусливые бабы?
Пошли дальше. Через несколько шагов ужас сделался абсолютно невыносимым. И вот люди как будто пересекли невидимую границу и вошли в вязкую темноту, наполненную тонкими светящимися и пульсирующими нитями. Один из стражников не выдержал и с громкими криками побежал обратно. Стало понятно – дальше дороги нет.
– Не пройдем, – прошептал мастер, у которого от ужаса прерывалось дыхание и сердце стучало где-то возле самого горла, – надо возвращаться.
Обратная дорога, несмотря на глубокий снег, всем показалась на удивление короткой и легкой.
– Ладно, – сказал Томас, когда они вернулись в караулку, – пошли по домам, утро вечера мудренее. Как рассветет – всей страже собраться здесь. Трезвыми.
Сон
Вернувшись, мастер Томас лег в постель. Но сон не шел.
Вспомнилось минувшее лето, когда пришлось пойти к этому жадному негодяю Ханку с поклоном – просить денег на приют для немощных. Жаловался трактирщик на сложности, тяжелые времена, торговался, требовал снизить сумму, но в итоге дал сколько сказано. Попробовал бы не дать… Путь пролегал по тропинке у залива, и вдруг краем глаза глава увидел Ее. Огромную черную утку, плывущую вдоль берега, и двое утят следом. И плывут как-то странно – не по воде вовсе, а по слою голубоватого тумана, стелющегося над заливом. Повернул голову – нет никого. Ни утки, ни утят, ни тумана. Лишь журчат легкие волны, накатываясь на прибрежный песок. «Померещилось, – подумал он тогда, – наслушался бабьих сказок».
Наконец тончайшая граница между явью и сном уступила. Томас провалился в мрачный омут, наполненный ужасом. И снилось ему, что возле постели стоят большие, страшно тяжелые фигуры и смотрят на него в упор. Мастер проснулся – весь в холодном поту, сердце стучит так сильно, что, кажется, вот-вот вырвется из груди. Но ощущение стоящих у постели фигур не исчезало. Собрался и резко открыл глаза – никого. Закрыл – опять здесь, стоят неподвижно и смотрят, смотрят, смотрят… Трое... нет, двое… нет, все-таки трое... Массивные, черные, тяжелые. И лица какие-то странные, вытянутые, нечеловеческие.
– Фу, дьявол, – выругался мастер, открыл глаза, встал и зажег лампу, – привидится же такое…
Больше в ту ночь он не ложился. И глаз не закрывал.
Утро в Россинтене
Рано утром Россинтен гудел как растревоженный улей. Перепуганные люди толпились на площадке возле рынка. По рассказам, шепотом передававшимся из уст в уста, становилось понятно – ночные визитеры посетили если не всех, то большинство почтенных граждан рыбацкого поселка. Отмахиваясь от пытавшихся завести разговор, мастер вошел в караулку. Здесь было чисто, бравые стражники выстроились во фронт. Стараются храбриться, но по глазам видно – никто не спал.
– Ну что, бойцы, – тихо сказал Томас, – пора идти. Не все же время в караулке отсиживаться. Лукас, позови пастора, Феликс – доктора. Встречаемся возле поваленной сосны.
Выйдя за дверь, он пошел первым. «Стар уже, – думалось мастеру по дороге, – ни жены, ни детей. Как же мрачно на сердце…»
К утру мороз спал. Люди гуськом шли по своим вчерашним следам. Достигнув поваленной сосны, с корнем вывернутой яростным ноябрьским штормом, Томас присел на шершавый ствол. Ватага не отставала – прослывешь трусом, пиши пропало. Закрыл глаза, прислушался. Тихо переговариваются стражники, ветер шумит в кронах, где-то ближе к морю противно каркала ворона. Но пока страха не было. Мастер повеселел, появилась надежда.
– Пошли! – скомандовал он, увидев приближающихся доктора и пастора.
Осторожно двинулись дальше. Вот и место, где вчера пришлось развернуться. Ничего. Похоже, путь свободен. Стражники медленно шли по глубокому снегу, сжимая в онемевших руках мечи и копья. Вскоре показался трактир, черным пятном проглядывавший среди невысоких деревьев.
– Подойдем и остановимся в пятидесяти шагах, – тихо скомандовал мастер.
Поднялись на небольшой пригорок.
– Я бы тебя с удовольствием вздернул, но народ решил пощадить твою жирную задницу. Ладно, учитывая вновь возникшие обстоятельства... Я имею в виду, что ты человек и полностью раскаялся… Ты ведь полностью раскаялся, не так ли?
– М… д… да-да-да!
– Ну так вот, – продолжал командир, – учитывая твое полное и чистосердечное раскаяние, я предлагаю оставить наш первоначальный договор в силе. А также, опять же учитывая твое раскаяние, я обещаю забыть про нанесенное нам оскорбление при следующих условиях: во-первых, ты накормишь и напоишь всех здесь присутствующих, причем самым лучшим шнапсом, а не тем пойлом, что принес нам в последний раз; во-вторых, ты всем присутствующим простишь долги, имеющиеся на настоящий момент, а в-третьих, ты пойдешь и помоешься – воняет хуже, чем от козла! Ну что, согласен?
– А может, все-таки вздернуть? – предложил кто-то из зрителей. – Этот мерзавец найдет способ отказаться от своих слов.
– Вряд ли. Этот договор – первый, который он исполнит от начала и до конца, – уверенно сказал Альберт.
– Да, да, да… – только и мог повторять трактирщик.
– Хорошо, что это понимаешь, добрейший Ханк. Можешь мне поверить: это самая выгодная сделка, заключенная в твоей никчемной жизни.
Альберт пинком выбил стул из-под ног трактирщика, и тот с диким криком рухнул на пол. Веревка оказалась еще не привязанной.
Глава шестая
Призрак
Вскоре ситуация разрядилась. На столах появились хорошие колбасы, приличное пиво и шнапс. Рыбаки продолжали громко разговаривать, кое-кто подходил поблагодарить воинов – от этого мерзавца пострадали многие. Альберт и Ральф просто отмахивались. Ветер на улице постепенно усилился. В трактир подтягивались припоздавшие посетители, и скоро все столы были заняты. Ханк сбивался с ног и скрипел зубами от злости. Оправившись от испуга, жадный трактирщик понимал, что теперь местные жители его и в грош не будут ставить. Расходы, убытки…
Пиво и шнапс текли рекой, столы ломились от еды. Разговоры за столами становились все громче и громче, за здоровье короля и его солдат поднимался тысячный тост.
И вдруг в дверь сильно постучали. Шум смолк. Никто из посетителей никогда не стучал в дверь трактира, просто открывали и входили. Стук раздался снова, да такой сильный, как будто били молотком. В третий раз раздался стук, и наконец дверь резко распахнулась. Клубы морозного воздуха влетели в помещение, а вслед за ними в трактир, тяжело шлепая лапами по неструганому полу, вошла утка. И не просто утка, а огромная черная утка, которую многие из здесь присутствующих мельком видели на воде залива. Вслед за мамашей, смешно переваливаясь, вошли два ее крупных черных утенка.
– Не может быть… – пробормотал кто-то из рыбаков.
Дверь захлопнулась сама по себе.
– Призрак, – прошептал другой рыбак.
Утка осмотрелась по сторонам.
– Здравствуй, добрый Ханк, – человечьим языком молвила она. Голос тяжелый и скрипучий, но слова произносятся вполне внятно, – прости, что беспокоим тебя. В этом мире осталось совсем мало Силы, и я не могу открыть Дверь. Пожалуйста, дай нам приют до завтра. Скоро потеплеет, и мы покинем твой дом.
Пораженные посетители трактира молчали. Ханк, подсчитывая в уме понесенные убытки, выпучил глаза.
– Ну так, это… Ночлег денег стоит. И немалых.
– Боюсь, что денег у нас нет. Но я буду тебе благодарна.
– Ха! – громко воскликнул наконец очнувшийся трактирщик. – Нужна мне твоя благодарность! Впрочем, – задумался он, – мы можем договориться. Мне как раз нужна свежая утятина!
Наконец первый шок прошел. Подвыпившие рыбаки грубо захохотали.
– Ну что, парни, хотите свежатинки? Хватайте их! – закричал Ханк.
Некоторые из рыбаков, основательно напившиеся халявного пойла, стали подниматься из-за столов.
– Стойте! – закричал молодой рыбак Тилл. – Это же наша черная утка, живущая в заливе! Нельзя поднимать на нее руку! Это Призрак, который помогает людям…
– Заткнись, когда старшие разговаривают, – рявкнул один из очухавшихся братьев и ударил рыбака кулаком в лицо.
Тилл упал на пол. Его друзья, больше не боявшиеся здоровенных братьев, ринулись на подмогу. Завязалась драка. Воины неподвижно сидели на месте. В глазах командира росла тревога – все было уж слишком необычно, хотя ни про Призрака, ни про черную утку он до этого ничего не слышал. Чутье старого солдата подсказывало опасность. Большую опасность! Альберт уже решил воспользоваться своим авторитетом в глазах рыбаков и заставить жадного трактирщика дать приют утке и ее детям, но не успел.
Глава седьмая
О том, как трактирщик заплатил за доброту
Ханк воспрял духом. Наконец-то появился кто-то, на ком можно выместить свою злобу. Из кухни он вышел с тяжелым разделочным ножом в руках и, воспользовавшись тем, что внимание всех присутствующих было отвлечено дракой между рыбаками и братьями, поднял руку. С тихим свистом рассек воздух острый клинок. Но не был Ханк солдатом, промахнулся и вместо утки попал в ее утенка. Тяжелый нож глубоко вонзился в черную грудь.
И время остановилось. Замершие, смотрели люди, как утенок неуклюже заваливается на бок. Странная, тягучая неподвижность сковала людей.
Вдруг мир начал меняться. Тончайший свист, где-то на границе человеческого восприятия, возник из ниоткуда. Очертания предметов стали расплываться и дрожать, как в знойном летнем мареве. Воздух, наоборот, сгущался и, постепенно теряя прозрачность, наполнялся большими угольчатыми формами, напоминавшими толстые колючие снежинки, кружащиеся в ужасном танце. Сквозь потолок и стены трактира проникало все нарастающее, дрожащее сияние. Все громче и тоньше становился свист, уши ломило от боли, но никто не мог даже пошевелиться.
И вдруг как будто лопнула струна, и все прекратилось.
Тяжело ступая, черная утка подошла к упавшему утенку и клювом выдернула нож у него из груди. Тяжелый клинок с металлическим звоном упал на пол. Утенок был мертв. Долго стояла она над погибшим детенышем, не издавая ни звука. И наконец обернулась.
– Люди – странные существа, – грустно сказала она, – но теперь этот мир принадлежит вам.
Черная утка вновь повернулась к погибшему утенку. Пораженные, скованные неподвижностью посетители трактира ошеломленно наблюдали за тем, как он превращается в мальчика. Лет десяти, худощавого, совершенно голого, с длинными черными волосами. Утка упала на него и совсем по-человечески зарыдала.
Подавленные люди молча стояли. В грубые сердца проникали тоска и жалость, разливаясь по венам.
Наконец утка тяжело поднялась. Она подошла к неподвижному трактирщику и посмотрела ему прямо в глаза.
– А ведь это я весной спасла твою дочь, – сказала она, – знала про твою грязную душонку и все равно решила помочь. Но просчиталась, а за все приходится платить. Вот ты и заплатил.
Тяжело ступая, утка подошла к Тиллу, которого неподвижность застала лежащим на полу, и ущипнула за ногу. Молодой рыбак очнулся и сел, протирая глаза, – в момент убийства его кинули на пол.
– Возьми дочь Ханка, – сказала она, – и беги отсюда. Сюда идут Черные Воины из моего мира – вершить суд и забрать нас домой. Беги со всех ног!
Пошатываясь, Тилл пошел на второй этаж и стал поднимать спящего ребенка. Малышка проснулась и заплакала. Он пытался успокоить ее, но та плакала все громче и громче.
– Скорее! – закричала черная утка. – Черные Воины уже открывают Дверь!
Волна ужаса захлестнула Тилла. Он схватил теплое одеяло, завернул в него плачущую девочку и быстро спустился с лестницы. Дверь сама собой резко распахнулась и громко ударилась о деревянную стену. Рыбак выскочил на мороз в чем был и побежал сквозь метель по направлению к поселку. Подгоняемый волнами животного ужаса, он спешил изо всех сил, падал, поднимался и бежал дальше, прижимая к груди истерично ревущую девочку.
Глава восьмая
Мастер Томас
Первым на пути стоял дом мельника. В окне дрожал желтоватый отблеск светильника. Дверь оказалась заперта, мельник человек зажиточный. Как ошалелый рыбак стал бить головой и ногами по крепким доскам. Наконец раздался голос хозяина:
– Кто там ломится?
– Это я, Тилл. Эльберт, откройте скорее, у меня ребенок.
Недовольно ворча, мельник открыл засов. Рыбак прошмыгнул в темные сени, из них в комнату. На столе горела лампа, возле которой собралась семья – жена и двое деток. Супруга мельника отложила шитье и встала, мальчики бросили взгляд на Тилла с девочкой на руках и продолжили свою игру. В доме стоял запах свежевыпеченного хлеба и сухой травы.
– Там, это… в трактире… утка пришла… – еле смог пробормотать Тилл.
Жена мельника забрала отчаянно ревущую девочку и ушла в другую комнату. Сыновья отправились за ней следом. Без сил рухнув на стул, молодой рыбак пытался рассказать о случившемся, но голос не слушался.
– Там… в трактире… – только и мог выговорить он.
– Вот что, парень, успокойся да глотни вот этого, – мельник налил Тиллу полную рюмку шнапса, и тот выпил ее одним глотком.
Немного отдышавшись, рыбак рассказал Эльберту всю историю от начала до конца.
– Это ты хватил! – засмеялся мельник. – Интересно, чем вас этот жулик поит? Надо бы как-нибудь зайти и глотнуть пару рюмок.
Но Тилл упрямо стоял на своем. Пришлось мельнику согласиться.
– Идем к мастеру, – сказал он, – надо взять стражников и посмотреть на эту утку. Надень, вон, мой старый тулуп, не замерзнешь.
На удивление Тилла, мастер Томас сразу поверил рассказу. Причем слушал хмуро, с тоскливым неудовольствием. А если и не поверил, то виду не подал.
– Ладно, пойдем за стражниками.
Дошли до караулки. Мастер громко заколотил в дверь. Внутри послышались возня и негромкие голоса. Наконец скрипнул засов. В тесном помещении караулки стоял густой винный запах, на столе валялись кости и остатки еды.
– Пьете, дармоеды? – строго спросил Томас.
– Да что, как можно! – ответил один из них. – Так, согрелись немного с мороза, сейчас опять на обход.
– Собирайтесь. Вальдемар, бегом за сержантом.
Посланный за начальником караула стражник, схватив тулуп, выскочил на улицу. Глава тяжело опустился на скамью – под столом раздался легкий предательский звон пустой посуды. Двое оставшихся борцов за порядок стояли навытяжку.
– Собирайтесь, – устало повторил глава, – пойдем к Ханку. Что-то там нехорошее произошло, чует мое сердце.
Наконец вернулся гонец с сержантом. Томас выбрал со стойки короткий меч, второй протянул мельнику – хоть и не солдаты, а с оружием как-то надежнее. Вышли за порог. Снег падать перестал, но ветер усилился.
– Я не пойду! – закричал Тилл. – Я боюсь!
– Тогда оставайся здесь и жди нас, – согласился мастер, – остальные – вперед.
Томас, Эльберт, сержант и трое стражников, утопая в снегу, двинулись к трактиру. Вскоре появилось ощущение страха, взраставшее с каждым шагом. Тропинку замело, и группа вооруженных людей медленно пробиралась вперед. Когда показались отблески света в окнах трактира, страх перешел в цепенящий, настоящий животный ужас, наполнявший каждую клетку тела.
– Дьявольщина какая-то, – пробормотал мастер. Будучи смелым и порядочным человеком, он не постеснялся признаться в своем страхе. – Так жутко, что ноги не идут.
Стражники, давно готовые броситься назад, остановились:
– Ясно дело, дьявол там. Пастора бы сюда.
– Вперед! Вы солдаты или трусливые бабы?
Пошли дальше. Через несколько шагов ужас сделался абсолютно невыносимым. И вот люди как будто пересекли невидимую границу и вошли в вязкую темноту, наполненную тонкими светящимися и пульсирующими нитями. Один из стражников не выдержал и с громкими криками побежал обратно. Стало понятно – дальше дороги нет.
– Не пройдем, – прошептал мастер, у которого от ужаса прерывалось дыхание и сердце стучало где-то возле самого горла, – надо возвращаться.
Обратная дорога, несмотря на глубокий снег, всем показалась на удивление короткой и легкой.
– Ладно, – сказал Томас, когда они вернулись в караулку, – пошли по домам, утро вечера мудренее. Как рассветет – всей страже собраться здесь. Трезвыми.
Глава девятая
Сон
Вернувшись, мастер Томас лег в постель. Но сон не шел.
Вспомнилось минувшее лето, когда пришлось пойти к этому жадному негодяю Ханку с поклоном – просить денег на приют для немощных. Жаловался трактирщик на сложности, тяжелые времена, торговался, требовал снизить сумму, но в итоге дал сколько сказано. Попробовал бы не дать… Путь пролегал по тропинке у залива, и вдруг краем глаза глава увидел Ее. Огромную черную утку, плывущую вдоль берега, и двое утят следом. И плывут как-то странно – не по воде вовсе, а по слою голубоватого тумана, стелющегося над заливом. Повернул голову – нет никого. Ни утки, ни утят, ни тумана. Лишь журчат легкие волны, накатываясь на прибрежный песок. «Померещилось, – подумал он тогда, – наслушался бабьих сказок».
Наконец тончайшая граница между явью и сном уступила. Томас провалился в мрачный омут, наполненный ужасом. И снилось ему, что возле постели стоят большие, страшно тяжелые фигуры и смотрят на него в упор. Мастер проснулся – весь в холодном поту, сердце стучит так сильно, что, кажется, вот-вот вырвется из груди. Но ощущение стоящих у постели фигур не исчезало. Собрался и резко открыл глаза – никого. Закрыл – опять здесь, стоят неподвижно и смотрят, смотрят, смотрят… Трое... нет, двое… нет, все-таки трое... Массивные, черные, тяжелые. И лица какие-то странные, вытянутые, нечеловеческие.
– Фу, дьявол, – выругался мастер, открыл глаза, встал и зажег лампу, – привидится же такое…
Больше в ту ночь он не ложился. И глаз не закрывал.
Глава десятая
Утро в Россинтене
Рано утром Россинтен гудел как растревоженный улей. Перепуганные люди толпились на площадке возле рынка. По рассказам, шепотом передававшимся из уст в уста, становилось понятно – ночные визитеры посетили если не всех, то большинство почтенных граждан рыбацкого поселка. Отмахиваясь от пытавшихся завести разговор, мастер вошел в караулку. Здесь было чисто, бравые стражники выстроились во фронт. Стараются храбриться, но по глазам видно – никто не спал.
– Ну что, бойцы, – тихо сказал Томас, – пора идти. Не все же время в караулке отсиживаться. Лукас, позови пастора, Феликс – доктора. Встречаемся возле поваленной сосны.
Выйдя за дверь, он пошел первым. «Стар уже, – думалось мастеру по дороге, – ни жены, ни детей. Как же мрачно на сердце…»
К утру мороз спал. Люди гуськом шли по своим вчерашним следам. Достигнув поваленной сосны, с корнем вывернутой яростным ноябрьским штормом, Томас присел на шершавый ствол. Ватага не отставала – прослывешь трусом, пиши пропало. Закрыл глаза, прислушался. Тихо переговариваются стражники, ветер шумит в кронах, где-то ближе к морю противно каркала ворона. Но пока страха не было. Мастер повеселел, появилась надежда.
– Пошли! – скомандовал он, увидев приближающихся доктора и пастора.
Осторожно двинулись дальше. Вот и место, где вчера пришлось развернуться. Ничего. Похоже, путь свободен. Стражники медленно шли по глубокому снегу, сжимая в онемевших руках мечи и копья. Вскоре показался трактир, черным пятном проглядывавший среди невысоких деревьев.
– Подойдем и остановимся в пятидесяти шагах, – тихо скомандовал мастер.
Поднялись на небольшой пригорок.
