Он вообще не думал не о каких женщинах. Организм, испытывая постоянное напряжения и угрозу скрытой опасности, мобилизовал все силы и чувства на выживание. Похоже, теперь наступал, как говорили парни, ранее вернувшиеся из Мозамбика – отходняк. Егор вспомнил Линго Линго. Перестрелку и змею, которой он снёс башку, а потом тот отходняк который он испытал сидя под пальмой. Только теперь этот процесс не был так ярок и был растяну сильно во времени. Позже, Айболиты назовут это явление - посттравматическое стрессовое расстройство, будут его изучать, даже наверное лечить, а тогда в далёком 1982 году для Егора это просто – отходняк, после тяжёлого первого дальнего похода.
Другая мысль не давала ему покоя. Вот он. Герой! Супермен! Весь в фирме! Девки кипятком писают! А у него пусто в душе, пусто и тоскливо, одиноко и противно. Вот он добился всего, о чём мечтал тогда, когда простился со своей любовью. Зачем оно ему всё это, когда рядом нет её. Какой же он был дурак думая, что счастье это должность, положение, слава, деньги, модные тряпки – вот оно всё есть, но что-то он потерял, а главное что-то нашёл, там, в далёкой саванне и океане. Что он потерял, а что нашёл, Егор ещё не понимал.
Перестук колёс видно усыпил Егора. Он задремал, прислонившись к окну. Ему ничего не снилось. Ему уже давно ничего не снилось. После того, как на Сейшелах он получил удар люком по голове, его оставил и тот ночной кошмар с длинным коридором в каком-то учреждении и таинственной дверью яркий и такой нежный и тёплый свет. Егор спал. Спал, но знал, что проснётся на подъезде к Минску. Ещё в школе и затем за время службы на судах и в походе Егор выработал в себе рефлекс. Всегда просыпаться в заданное время, чтобы не опоздать на вахту или на дежурство.
Рано утром, когда ещё не ходил городской транспорт, Егор вышел на вокзале в Минске. Стоя на Привокзальной площади, он произнёс не громко вслух «Здравствуй Минск. Я вернулся».
Ну здравствуй, Родина.
Мужчина — голова, а женщина — шея,
куда шея повернёт, туда голова и смотрит.
Семья.
Минск, встретил Егора теплой весенней погодой и первомайским праздничным настроением. Дома в Серебрянке его ждали отец, мать и брат. Жена находилась в роддоме. Егор вручил родным подарки. Мать и брат были довольны, а отец очень опечалился. Мать, забрала коньяк и поставив его в зале, в бар секции, заявив с гордостью, что они закодировали отца от алкоголя, и он теперь не пьёт ничего, даже пива. И с не меньшим удовольствием напомнила мужу, что он уже однажды, пробовал выпить, и ему было, так плохо, что даже думали вызвать скорую медицинскую помощь. Не забыв упомянуть, что это кодирование вышло им в хорошую копеечку: «Всё, как всегда. Идут года, а тут ничего не меняется. Бедный Димка! Как только он терпит этот ужас», - думал Егор, даже не подозревая, что этот бумеранг ужаса, очень скоро вернётся и с двойной силой обрушится на его голову.
Брата, из их детской спальни, сразу как Егор выслал Люду из Балтийска и ушёл в Африку, переселил в зал. Родители заняли детскую, а Людка маленькую спальню родителей. По прежнему, Егору, было тяжело находиться в этой квартире. Давил груз прошлых воспоминаний и скандалы матери и конечно месяц счастья с любимой, пока родители и брат грели животы под южным солнцем в Гаграх: Неожиданно в его голове появилась интересная мысль: «Мать не брала меня на юг, ссылаясь на моё слабое здоровье. По её мнению, врачи запрещали мне находиться на солнце. А то, что я полгода жарился под Африканским солнцем, так это ничего. Наверно мне смертельно опасно только солнце в Гаграх». Ещё раз, посмотрев на своих родственников, Егор решил: «Хватить лирики. Пора действовать. Людку с ребёнком выпишут только через два дня, есть время всё подготовить к их возвращению из роддома». Он зашёл, теперь уже в свою семейную спальню, сбросил вещи. Оставил большую часть денег, взяв с собой только тысячу рублей, и вышел в коридор. Там стоял отец. Егор посмотрел на него уже другими глазами. Ему стало жалко этого затюканного, женой мужчину. Он ведь никогда не был таким плохим, как его выставляла мать и натравливала на него сыновей. Егор неожиданно обратился к отцу.
- Батя, а ты не составишь мне компанию. Нужно пробежаться по магазинам и кое-что прикупить для дома.
- Я с удовольствие, но у меня сейчас нет денег, нужно у матери попросить – Егора резанули слова «попросить»: «Он не будет некогда просить свои деньги у жены, иначе, тогда всё будет иначе. Я пойду на всё, но в своём доме я буду распоряжаться деньгами, а не женщина» - отцу же, достав из кармана, он показал пачку купюр в двадцать пять рублей каждая.
- У меня есть деньги батя, Поехали?
- А сколько у тебя денег?
- Здесь тысяча.
- Сколько? Тысяча? - отец поразился сказанному сыном – А сколько же ты получил за это плавание?
- За дальний поход. За дальний поход батя. Чуть больше четырёх с половиной тысяч.
- Сколько! Четыре с половиной тысячи? – отец смотрел на сына, как на инопланетянина и вдруг сказал.
- Покажи, я никогда не видел столько новыми деньгами, - они зашли в комнату и Егор показал отцу заработанные им деньги. Толик стоял и смотрел на них. Он был не глупый человек, даже наоборот – талантливый. Если человек талантлив в одном, то он талантлив во всём. Жизнь не позволила ему развить свои способности и конечно ненавидящая его жена, всячески отбивала ему руки, чему и были свидетели его сыновья. Постояв над деньгами и помолчав, Толик посмотрел на сына и спросил.
- Егор ведь такие деньги не платят за красивые глаза. Тяжело было?
- Н важно отец. Важно, что я здесь живой и здоровый, а остальное так, издержки профессии.
- Вот я вижу издержки профессии на твоей голове. Седина в двадцать три года. Понятно как заработаны эти деньги.
- Ну а раз тебе понятно, то и помалкивай. Не надо болтать о том, чего ты не знаешь, а придумал себе. Если насмотрелся, то пошли,- они вышли на улицу.
Шли рядом. Егор уже был выше отца, но очень похож на него. Встречные, бывшие кореша-собутыльники поздравляли Толика с таким сыном. Старший Каминский, наверное первый раз в жизни гордился своим сыном, ещё бы Егор в коричневой импортной кожаной куртке с бронзовым загаром, выглядел потрясающе. Вдруг Егора посетила мысль.
- Батя, а не выпить нам пивка?
- Мне же нельзя. Я закодирован, - обречённо произнёс Толик и тяжело вздохнул. Егору стало жалко отца. Он и так в этой жизни не видит ничего хорошего, так ещё его и лишили последней радости, да это пагубная привычка, но трезво жить такой жизнью, как у его отца, эта мука достойная инквизиции. Недолго думая, Егор совершает шаг, за который вскоре на него обрушится гнев его матери. Только это уже другой Егор, не мальчик с завода, а моряк и простите, один Иван Михайлович Маслов, стоит трёх его мамаш.
- Значит, говоришь, тебя закодировали? Хорошо я тебя раскодировал.
- А ты разве можешь?
- Конечно могу. Я же служу в ОСНАЗе. Знаешь, что это такое?
- Нет не знаю, а что?
- Это корабли Особого Назначения! Особого, батя! Нас всему учат и этой фигне тоже, - вешал лапшу на уши отцу Егор. Главное делать это уверенно и убедительно, - так, что пошли пить пиво. Тебе можно пить и мой коньяк, что я тебе подарил. Пей смело, ну понятно в разумных пределах, - они зашли в пивную-стекляшку.
В то время в Минске готовили отличное пиво, конечно ему было далеко до Мозамбиканского сырьеже, но тоже достойного качества и вкуса. Каминские подошли к прилавку. Пиво продавали на разлив. Егор заказал самое хорошее и конечно дорогое. Толик пытался по привычке, что-то возразить тина, давай дешёвое, но вспомнив, сколько денег у сана успокоился.
Взяли и пошли за столик. Толик с опаской начал пить пиво, но Егор решительно успокоил отца: «Пей! Всё будет нормально! Я тебе гарантирую!». Действительно он осушил, бокал и никаких тяжёлых последствий не последовало.
Егор смотрел на отца и думал: «Всю жизнь, он вот так тайком от жены пьёт пиво. Почему так? Это только мать такая или все белорусские женщины стервы. Ведь если посмотреть на родню, на жён моих родственников, среди их нет ни одной нормальной. Всем они чем-то не довольны. Интересны их разговоры между собой, которые я слышал с детства и даже в юности. Они не особо стеснялись, думая, что детям не дох болтовни. У всех одна песня – муж никчемный и только на ней держится дом и семья. Куда только её глаза смотрели, когда она за него выходила, вот теперь нужно тянуть эту ношу, а куда деться. Да лучше бы вы развелись, чем уродовать жизнь детям, своими постоянными скандалами и взаимной ненавистью. Мы ведь с братом всё понимали и каждый раз со страхом ждали, когда родители вернуться домой и мать в очередной раз закатить скандал, в который втянет меня с братом. Ведь отец никогда не был инициатором ссор, выпивший или нет, он всегда спокоен и безобиден. Мать словно на углях вертелась, поджидая его. Не важно, выпил он или нет – скандал обеспечен. Как же он терпит её всё свою жизнь», - отцу же, Егор только сказал, потягивая пиво.
- Знаешь батька, если у меня будет такая жена, как наша мать, я сразу разведусь, – отец посмотрел на сына и ничего не сказал.
Толику стало хорошо, приятно и он повеселел, впервые за последние три месяца, после этого проклятого кодирования. Взяли ещё по бокальчику. В Толике, проснулся старый приколист и шутник, каким его знали все. Он решил повеселить себя и сына, тем более рядом с Егором он никого не боялся. Толик спросил сына.
- Тебе сдачу давали. Есть трешка и пару рублей, - Егор посмотрел в кармане и дал отцу пять рублей, Толик подошёл к урне стоявшей в углу и на удивление сына стал в ней колупаться. Ещё с десяток любителей пива, стоящих за столиками смотрели на Толика. Затем он распрямился, держа в руке трояк и два рубля, и громко на всю пивнушку произнёс.
- Я же тебе говорил, посмотри лучше. А ты говоришь там ничего нет. Вот ещё нашёл, - обвёл взглядом, поражённых посетителей и добавил, - допил пиво. Пошли, - Каминские вышли из пивнушки. Через стеклянные стены было видно, как два выпивохи кинулись к урне, вывернув всё содержимое на пол стали его перебирать. Каминские зашагали по улице Будённого к трамвайной остановке на Долгобродской. Толик спросил сына.
- Куда теперь?
- Думаю надо прикупить новую мебель в нашу с Людкой комнату, кровать, шкаф, столик, кресло, кроватку ребёнку, - Егор и не заметил, что отец отстал и стоит, молча смотря сыну в след. Егор остановился. Вернувшись назад, спросил отца.
- Что случилось? – Толик сочувственно смотря на сына произнёс
- Тебе сынок, наверное, сильно в Африке голову напекло. Какая мебель! На неё записываются на три месяца вперёд и ездят к магазину отмечаться по утрам каждый день. А ты говоришь – прикупить. У тебя-то всё нормально с головой. Контузило, может. Я слышал там война идёт в этом Мозамбике.
- Война там идёт, это ты правильно заметил. Нет, меня не контузило, а мебель мы с тобой всё-таки попробуем купить. Поехали на Комаровку. Там есть большой мебельный магазин, а значит и выбор богатый.
- Сынок! Выбор богатый. Без очереди и предварительной записи, разве, что деревянный табурет можно купить.
- А мы всё-таки попробуем. Поехали, - они сели на трамвай семёрку и спустя тридцать минут выходили на Площади Якуба Коласа. Прошли по улице Веры Хоружей до магазина «Мебель». Зашли в магазин. Выбор конечно шикарный. Они походили, посмотрели. Егору понравился спальный гарнитур. Полуторная открытая только с одной спинкой у изголовья кровать. Две прикроватные тумбочки, шкаф, кресло и небольшой столик. Всё как он и хотел.
- Вот батя, берём его, - решил Егор, Толик только молча кивал головой, - стой здесь я скоро вернусь, - и Егор ушел. Отец остался у демонстрационного образца гарнитура.
Егор направился прямиком к заведующему магазином. Постучавшись в дверь, и не ожидая ответа, зашёл в кабинет. За столом сидела женщина средних лет, приятной наружности, хорошо одетая.
- Здравия желаю! – заявил он с порога. Затем закрыв дверь, направился к столу. Женщина, удивлённая визитом незнакомца пыталась встать, но незнакомец движением руки остановил. Он, неожиданно взяв её руку, поднёс к своим губам и поцеловал произнося.
- Что Вы, Такая красивая женщина, - Егор сел. Обратно села и заведующая. Посетитель, не теряя времени, сразу перешёл к делу.
- Разрешите представиться Каминский Егор Анатольевич, воин-интернационалист. Вот мои документы – на стол лёг Паспорт Моряка, на английском языке, - Егор продолжал – Я недавно вернулся из Мозамбика, где полгода выполнял интернациональный долг. За это время у меня родился сын. Мне бы хотелось обновить мебель в квартире. Надеюсь с Вашей помощью сделать это сегодня. Завтра мне выступать в трёх школах перед пионерами. Сами понимаете воспитание интернационализма у нашей молодёжи, святое дело. Кому как не нам, Родины солдатам, прошедшим огонь и воду это делать, - заведующая была ошарашена таким напором. Перед ней сидел явно военный, с иностранными документами, с бронзовым загаром и весь в иностранной упаковке. Она только и нашлась, что спросить.
- Вы, что-то уже выбрали?
- Да. Конечно. Если вас не затруднит, может быть пройдём в зал и я Вам покажу, – предложил Егор женщине, не дожидаясь её ответа, встал, обошёл стол помог ей встать аккуратно отодвинув стул на котором она сидела. Они направились в зал. По дороге заведующая спросила своего неожиданного покупателя.
- Я не знала, что наши военные есть в Мозамбике. Думала только в Афганистане.
- В Мозамбике, Анголе, Эфиопии, Гвинее, на Кубе. Знаете ведь международный империализм не оставил идею задушить первую Советскую республику. Вот как можем, не жалея порой своих жизней, противостоим их агрессии, спасая свой народ, чтобы он мог под мирным небом строить коммунизм. Только конечно не надо об этом распространяться. Враг он ведь не дремлет и не всё нашему народу надо знать. Зачем людей нервировать. Есть мнение, что такие операции нужно проводить на достаточном уровне секретности, но Вам надеюсь, я могу доверять, Вы ведь умеете хранить секреты. На такую должность абы кого не назначат.
- Не сомневайтесь товарищ. Нас проинструктировали компетентные органы по поводу наших воинов-интернационалистов, всё будет сделано, как положено, в лучшем виде, - успокоила Егора заведующая. Конечно, Маслов Иван Михайлович в этот момент гордился бы своим учеником. Таким убедительным идейно-политическим словоблудием не владел даже он. Это умение Егора, использовать политическую трескотню, станет неотъемлемым методом работы резидента Каминского.
Они подошли к выбранному Егором образцу гарнитура. Рядом стоял Толик. Егор опять повернулся к заведующей.
- Вот мне думается этот подойдёт. Дешёвый конечно, но хороший, - гарнитур стоил 400 рублей, далеко не дешёвый. Егор продолжил, - Вот что Зоя Марковна. Здесь 425 рублей и адрес, куда нужно доставить гарнитур, а я с отцом. Кстати мой отец,- Егор, показал на Толика и продолжил, - сами всё соберем, мне сегодня ещё в Горком партии, медаль вручать будут, на закрытом собрании. Поэтому вот деньги и оформите всё как надо. Там хватит и грузчикам и конечно Вам за беспокойство.
- Что Вы, Что Вы, Я не могу брать лишние деньги - Егор перебили заведующую.
Другая мысль не давала ему покоя. Вот он. Герой! Супермен! Весь в фирме! Девки кипятком писают! А у него пусто в душе, пусто и тоскливо, одиноко и противно. Вот он добился всего, о чём мечтал тогда, когда простился со своей любовью. Зачем оно ему всё это, когда рядом нет её. Какой же он был дурак думая, что счастье это должность, положение, слава, деньги, модные тряпки – вот оно всё есть, но что-то он потерял, а главное что-то нашёл, там, в далёкой саванне и океане. Что он потерял, а что нашёл, Егор ещё не понимал.
Перестук колёс видно усыпил Егора. Он задремал, прислонившись к окну. Ему ничего не снилось. Ему уже давно ничего не снилось. После того, как на Сейшелах он получил удар люком по голове, его оставил и тот ночной кошмар с длинным коридором в каком-то учреждении и таинственной дверью яркий и такой нежный и тёплый свет. Егор спал. Спал, но знал, что проснётся на подъезде к Минску. Ещё в школе и затем за время службы на судах и в походе Егор выработал в себе рефлекс. Всегда просыпаться в заданное время, чтобы не опоздать на вахту или на дежурство.
Рано утром, когда ещё не ходил городской транспорт, Егор вышел на вокзале в Минске. Стоя на Привокзальной площади, он произнёс не громко вслух «Здравствуй Минск. Я вернулся».
Глава тринадцатая.
Ну здравствуй, Родина.
Мужчина — голова, а женщина — шея,
куда шея повернёт, туда голова и смотрит.
Семья.
Минск, встретил Егора теплой весенней погодой и первомайским праздничным настроением. Дома в Серебрянке его ждали отец, мать и брат. Жена находилась в роддоме. Егор вручил родным подарки. Мать и брат были довольны, а отец очень опечалился. Мать, забрала коньяк и поставив его в зале, в бар секции, заявив с гордостью, что они закодировали отца от алкоголя, и он теперь не пьёт ничего, даже пива. И с не меньшим удовольствием напомнила мужу, что он уже однажды, пробовал выпить, и ему было, так плохо, что даже думали вызвать скорую медицинскую помощь. Не забыв упомянуть, что это кодирование вышло им в хорошую копеечку: «Всё, как всегда. Идут года, а тут ничего не меняется. Бедный Димка! Как только он терпит этот ужас», - думал Егор, даже не подозревая, что этот бумеранг ужаса, очень скоро вернётся и с двойной силой обрушится на его голову.
Брата, из их детской спальни, сразу как Егор выслал Люду из Балтийска и ушёл в Африку, переселил в зал. Родители заняли детскую, а Людка маленькую спальню родителей. По прежнему, Егору, было тяжело находиться в этой квартире. Давил груз прошлых воспоминаний и скандалы матери и конечно месяц счастья с любимой, пока родители и брат грели животы под южным солнцем в Гаграх: Неожиданно в его голове появилась интересная мысль: «Мать не брала меня на юг, ссылаясь на моё слабое здоровье. По её мнению, врачи запрещали мне находиться на солнце. А то, что я полгода жарился под Африканским солнцем, так это ничего. Наверно мне смертельно опасно только солнце в Гаграх». Ещё раз, посмотрев на своих родственников, Егор решил: «Хватить лирики. Пора действовать. Людку с ребёнком выпишут только через два дня, есть время всё подготовить к их возвращению из роддома». Он зашёл, теперь уже в свою семейную спальню, сбросил вещи. Оставил большую часть денег, взяв с собой только тысячу рублей, и вышел в коридор. Там стоял отец. Егор посмотрел на него уже другими глазами. Ему стало жалко этого затюканного, женой мужчину. Он ведь никогда не был таким плохим, как его выставляла мать и натравливала на него сыновей. Егор неожиданно обратился к отцу.
- Батя, а ты не составишь мне компанию. Нужно пробежаться по магазинам и кое-что прикупить для дома.
- Я с удовольствие, но у меня сейчас нет денег, нужно у матери попросить – Егора резанули слова «попросить»: «Он не будет некогда просить свои деньги у жены, иначе, тогда всё будет иначе. Я пойду на всё, но в своём доме я буду распоряжаться деньгами, а не женщина» - отцу же, достав из кармана, он показал пачку купюр в двадцать пять рублей каждая.
- У меня есть деньги батя, Поехали?
- А сколько у тебя денег?
- Здесь тысяча.
- Сколько? Тысяча? - отец поразился сказанному сыном – А сколько же ты получил за это плавание?
- За дальний поход. За дальний поход батя. Чуть больше четырёх с половиной тысяч.
- Сколько! Четыре с половиной тысячи? – отец смотрел на сына, как на инопланетянина и вдруг сказал.
- Покажи, я никогда не видел столько новыми деньгами, - они зашли в комнату и Егор показал отцу заработанные им деньги. Толик стоял и смотрел на них. Он был не глупый человек, даже наоборот – талантливый. Если человек талантлив в одном, то он талантлив во всём. Жизнь не позволила ему развить свои способности и конечно ненавидящая его жена, всячески отбивала ему руки, чему и были свидетели его сыновья. Постояв над деньгами и помолчав, Толик посмотрел на сына и спросил.
- Егор ведь такие деньги не платят за красивые глаза. Тяжело было?
- Н важно отец. Важно, что я здесь живой и здоровый, а остальное так, издержки профессии.
- Вот я вижу издержки профессии на твоей голове. Седина в двадцать три года. Понятно как заработаны эти деньги.
- Ну а раз тебе понятно, то и помалкивай. Не надо болтать о том, чего ты не знаешь, а придумал себе. Если насмотрелся, то пошли,- они вышли на улицу.
Шли рядом. Егор уже был выше отца, но очень похож на него. Встречные, бывшие кореша-собутыльники поздравляли Толика с таким сыном. Старший Каминский, наверное первый раз в жизни гордился своим сыном, ещё бы Егор в коричневой импортной кожаной куртке с бронзовым загаром, выглядел потрясающе. Вдруг Егора посетила мысль.
- Батя, а не выпить нам пивка?
- Мне же нельзя. Я закодирован, - обречённо произнёс Толик и тяжело вздохнул. Егору стало жалко отца. Он и так в этой жизни не видит ничего хорошего, так ещё его и лишили последней радости, да это пагубная привычка, но трезво жить такой жизнью, как у его отца, эта мука достойная инквизиции. Недолго думая, Егор совершает шаг, за который вскоре на него обрушится гнев его матери. Только это уже другой Егор, не мальчик с завода, а моряк и простите, один Иван Михайлович Маслов, стоит трёх его мамаш.
- Значит, говоришь, тебя закодировали? Хорошо я тебя раскодировал.
- А ты разве можешь?
- Конечно могу. Я же служу в ОСНАЗе. Знаешь, что это такое?
- Нет не знаю, а что?
- Это корабли Особого Назначения! Особого, батя! Нас всему учат и этой фигне тоже, - вешал лапшу на уши отцу Егор. Главное делать это уверенно и убедительно, - так, что пошли пить пиво. Тебе можно пить и мой коньяк, что я тебе подарил. Пей смело, ну понятно в разумных пределах, - они зашли в пивную-стекляшку.
В то время в Минске готовили отличное пиво, конечно ему было далеко до Мозамбиканского сырьеже, но тоже достойного качества и вкуса. Каминские подошли к прилавку. Пиво продавали на разлив. Егор заказал самое хорошее и конечно дорогое. Толик пытался по привычке, что-то возразить тина, давай дешёвое, но вспомнив, сколько денег у сана успокоился.
Взяли и пошли за столик. Толик с опаской начал пить пиво, но Егор решительно успокоил отца: «Пей! Всё будет нормально! Я тебе гарантирую!». Действительно он осушил, бокал и никаких тяжёлых последствий не последовало.
Егор смотрел на отца и думал: «Всю жизнь, он вот так тайком от жены пьёт пиво. Почему так? Это только мать такая или все белорусские женщины стервы. Ведь если посмотреть на родню, на жён моих родственников, среди их нет ни одной нормальной. Всем они чем-то не довольны. Интересны их разговоры между собой, которые я слышал с детства и даже в юности. Они не особо стеснялись, думая, что детям не дох болтовни. У всех одна песня – муж никчемный и только на ней держится дом и семья. Куда только её глаза смотрели, когда она за него выходила, вот теперь нужно тянуть эту ношу, а куда деться. Да лучше бы вы развелись, чем уродовать жизнь детям, своими постоянными скандалами и взаимной ненавистью. Мы ведь с братом всё понимали и каждый раз со страхом ждали, когда родители вернуться домой и мать в очередной раз закатить скандал, в который втянет меня с братом. Ведь отец никогда не был инициатором ссор, выпивший или нет, он всегда спокоен и безобиден. Мать словно на углях вертелась, поджидая его. Не важно, выпил он или нет – скандал обеспечен. Как же он терпит её всё свою жизнь», - отцу же, Егор только сказал, потягивая пиво.
- Знаешь батька, если у меня будет такая жена, как наша мать, я сразу разведусь, – отец посмотрел на сына и ничего не сказал.
Толику стало хорошо, приятно и он повеселел, впервые за последние три месяца, после этого проклятого кодирования. Взяли ещё по бокальчику. В Толике, проснулся старый приколист и шутник, каким его знали все. Он решил повеселить себя и сына, тем более рядом с Егором он никого не боялся. Толик спросил сына.
- Тебе сдачу давали. Есть трешка и пару рублей, - Егор посмотрел в кармане и дал отцу пять рублей, Толик подошёл к урне стоявшей в углу и на удивление сына стал в ней колупаться. Ещё с десяток любителей пива, стоящих за столиками смотрели на Толика. Затем он распрямился, держа в руке трояк и два рубля, и громко на всю пивнушку произнёс.
- Я же тебе говорил, посмотри лучше. А ты говоришь там ничего нет. Вот ещё нашёл, - обвёл взглядом, поражённых посетителей и добавил, - допил пиво. Пошли, - Каминские вышли из пивнушки. Через стеклянные стены было видно, как два выпивохи кинулись к урне, вывернув всё содержимое на пол стали его перебирать. Каминские зашагали по улице Будённого к трамвайной остановке на Долгобродской. Толик спросил сына.
- Куда теперь?
- Думаю надо прикупить новую мебель в нашу с Людкой комнату, кровать, шкаф, столик, кресло, кроватку ребёнку, - Егор и не заметил, что отец отстал и стоит, молча смотря сыну в след. Егор остановился. Вернувшись назад, спросил отца.
- Что случилось? – Толик сочувственно смотря на сына произнёс
- Тебе сынок, наверное, сильно в Африке голову напекло. Какая мебель! На неё записываются на три месяца вперёд и ездят к магазину отмечаться по утрам каждый день. А ты говоришь – прикупить. У тебя-то всё нормально с головой. Контузило, может. Я слышал там война идёт в этом Мозамбике.
- Война там идёт, это ты правильно заметил. Нет, меня не контузило, а мебель мы с тобой всё-таки попробуем купить. Поехали на Комаровку. Там есть большой мебельный магазин, а значит и выбор богатый.
- Сынок! Выбор богатый. Без очереди и предварительной записи, разве, что деревянный табурет можно купить.
- А мы всё-таки попробуем. Поехали, - они сели на трамвай семёрку и спустя тридцать минут выходили на Площади Якуба Коласа. Прошли по улице Веры Хоружей до магазина «Мебель». Зашли в магазин. Выбор конечно шикарный. Они походили, посмотрели. Егору понравился спальный гарнитур. Полуторная открытая только с одной спинкой у изголовья кровать. Две прикроватные тумбочки, шкаф, кресло и небольшой столик. Всё как он и хотел.
- Вот батя, берём его, - решил Егор, Толик только молча кивал головой, - стой здесь я скоро вернусь, - и Егор ушел. Отец остался у демонстрационного образца гарнитура.
Егор направился прямиком к заведующему магазином. Постучавшись в дверь, и не ожидая ответа, зашёл в кабинет. За столом сидела женщина средних лет, приятной наружности, хорошо одетая.
- Здравия желаю! – заявил он с порога. Затем закрыв дверь, направился к столу. Женщина, удивлённая визитом незнакомца пыталась встать, но незнакомец движением руки остановил. Он, неожиданно взяв её руку, поднёс к своим губам и поцеловал произнося.
- Что Вы, Такая красивая женщина, - Егор сел. Обратно села и заведующая. Посетитель, не теряя времени, сразу перешёл к делу.
- Разрешите представиться Каминский Егор Анатольевич, воин-интернационалист. Вот мои документы – на стол лёг Паспорт Моряка, на английском языке, - Егор продолжал – Я недавно вернулся из Мозамбика, где полгода выполнял интернациональный долг. За это время у меня родился сын. Мне бы хотелось обновить мебель в квартире. Надеюсь с Вашей помощью сделать это сегодня. Завтра мне выступать в трёх школах перед пионерами. Сами понимаете воспитание интернационализма у нашей молодёжи, святое дело. Кому как не нам, Родины солдатам, прошедшим огонь и воду это делать, - заведующая была ошарашена таким напором. Перед ней сидел явно военный, с иностранными документами, с бронзовым загаром и весь в иностранной упаковке. Она только и нашлась, что спросить.
- Вы, что-то уже выбрали?
- Да. Конечно. Если вас не затруднит, может быть пройдём в зал и я Вам покажу, – предложил Егор женщине, не дожидаясь её ответа, встал, обошёл стол помог ей встать аккуратно отодвинув стул на котором она сидела. Они направились в зал. По дороге заведующая спросила своего неожиданного покупателя.
- Я не знала, что наши военные есть в Мозамбике. Думала только в Афганистане.
- В Мозамбике, Анголе, Эфиопии, Гвинее, на Кубе. Знаете ведь международный империализм не оставил идею задушить первую Советскую республику. Вот как можем, не жалея порой своих жизней, противостоим их агрессии, спасая свой народ, чтобы он мог под мирным небом строить коммунизм. Только конечно не надо об этом распространяться. Враг он ведь не дремлет и не всё нашему народу надо знать. Зачем людей нервировать. Есть мнение, что такие операции нужно проводить на достаточном уровне секретности, но Вам надеюсь, я могу доверять, Вы ведь умеете хранить секреты. На такую должность абы кого не назначат.
- Не сомневайтесь товарищ. Нас проинструктировали компетентные органы по поводу наших воинов-интернационалистов, всё будет сделано, как положено, в лучшем виде, - успокоила Егора заведующая. Конечно, Маслов Иван Михайлович в этот момент гордился бы своим учеником. Таким убедительным идейно-политическим словоблудием не владел даже он. Это умение Егора, использовать политическую трескотню, станет неотъемлемым методом работы резидента Каминского.
Они подошли к выбранному Егором образцу гарнитура. Рядом стоял Толик. Егор опять повернулся к заведующей.
- Вот мне думается этот подойдёт. Дешёвый конечно, но хороший, - гарнитур стоил 400 рублей, далеко не дешёвый. Егор продолжил, - Вот что Зоя Марковна. Здесь 425 рублей и адрес, куда нужно доставить гарнитур, а я с отцом. Кстати мой отец,- Егор, показал на Толика и продолжил, - сами всё соберем, мне сегодня ещё в Горком партии, медаль вручать будут, на закрытом собрании. Поэтому вот деньги и оформите всё как надо. Там хватит и грузчикам и конечно Вам за беспокойство.
- Что Вы, Что Вы, Я не могу брать лишние деньги - Егор перебили заведующую.
