– Ага.
Катя откусила кусок и выжидающе посмотрела на меня.
Смотрю на темноволосую девчонку и не могу поверить. Я познакомилась с Катей, когда ей было одиннадцать лет. Ребенок. А сейчас этому ребенку было восемнадцать, и она собиралась замуж.
– Поздравляю. Не рано? Ты только недавно начала учиться, еще не встала на ноги, – Катя пожала плечами и начала делать обеим чай, – Рома знает? – слегка усмехнулась, но удержаться не смогла и начала смеяться.
Разговор на отвлеченную тему смог меня немного расслабить. Катя, под мой продолжающий смех, рассказала о своем будущем муже, их знакомстве, о Ромкиной не совсем положительной реакции. Давно не было мне так хорошо, как в просторной кухне за разговором о свадьбе, с девочкой, которая так и не стала мне родственницей.
– Дашунь, тебя к телефону просят. Какой-то мужчина. Говорит, срочно, – Катя держала в руке трубку стационарного телефона, ладошкой прикрывала нижнюю ее часть, чтобы собеседник не услышал нашу речь. Мои брови поползли вверх. Во-первых, никто не знает о том, что я в Одессе. Во-вторых, и это самое важное, мое местопребывание в самой Одессе. Очень тревожные подозрения поселились в голову. Но я решила ответить на звонок.
– Алло, слушаю вас, – сказала в трубку, Катя показала рукой, что будет у себя в комнате, я кивнула и девушка покинула гостиную.
– Дарья, добрый день, – проговорил мужской голос, от которого по всему телу разошлись неприятные мурашки, – я звоню по просьбе Игоря Витальевича, он попросил, чтобы вы мне завезли все необходимые документы по фонду, – мне все это показалось странным. Выходной день. И никто не имел понятия, что в понедельник на работу я не выйду. Я ответственный работник и не собиралась подставлять Игоря, поэтому уже сегодня думала поговорить с ним начистоту. Он не мог знать, только, если Леша...Но и он не был в курсе.
– Простите, а вы кто? – на мой настороженный голос на том конце провода ответили недолгим молчание, потом мужчина прокашлялся и сказал:
– Меня зовут Юрий, я звоню по личной просьбе Игоря Витальевича. Поскольку в понедельник вы уже не выйдите на работу, то мне в срочном порядке необходимо ознакомиться со всеми делами. И я буду вам признателен, если лично завезете все бумаги сегодня, – и опережая мой вопрос называл адрес. Где-то на окраине города. Тотчас же мне вспомнился в деталях сон, перед глазами пронеслась улицa на окраине Одессы с запущенными пятиэтажными домами и такими же высотками. Я передернула плечами, а нарастающее волнения в одночасье усилилось. Что за чертовщина?
Подняв глаза, yвидела, как в гостиную прошел Рома. Повесил на спинку стула влажное полотенце. Подошел ко мне и нежно коснулся губами плеча.
– Хорошо, я вас поняла. Мне надо посмотреть, если получится. Скажите номер телефона, по которому я могу с вами связаться.
– Это кто? – одними губами спросил Рома.
– По работе, – тихо прошептала в ответ и быстро записала продиктованные, недовольным голосом, цифры.
Я положила трубку, Рома, не раздумывая, одной рукой притянул меня к себе и прижался лбом к моему лбу. Я рукой провела по его еще влажным волосам, вдохнула самый любимый с умaсводящий запах на свете. Ночью, перед тем как уснуть, я обдумывала каждое слово, каждое предложение. Во мне полыхали и гнев, и злость, и даже дурацкое понимание всей ситуации. И непременно собиралась все Роме высказать. А сейчас всматривалась в любимые, нежные, серые глаза и осознавала, что ему так же тяжело a, возможно, даже, в разы тяжелее. Но миллион слов и вопросов рвались с губ, Рома рукой провел по позвоночнику, вызывая трепет.
– Рома, где ты был ночью? Я знаю, что ты уезжал, – не удержалась и задала вопрос, который дышать спокойно не давал. Не то, чтобы я не знала где и с кем Рома был, да и странный звонок испугал меня больше, но с языка сорвалось именно это. Несмотря на то, что мои слова прозвучали немного ворчливо, Рома не отстранился и не стал оправдываться, a мне хотелось ясности, сколько можно топтаться на одном месте. Подумала, что веду себя как ревнивая супруга. И при одном своем сравнении с Анной, сердце сжалось в груди. Я совсем не имела привычки что-то когда-то Роме высказывать, а по сути, у меня никогда не было причин и поводов. А сейчас в голове у меня был рой противоречий и адских поводов для ревности. Но теплое Ромино дыхание и губы, которые уже скользили по скуле, слегка задевая мочку уха, рассеяли недомолвки и обиды.
– Даш, поклянись, что не станешь нервничать, – я немного поддалась назад, озадаченная его вопросом.
– Что случилось? – с осторожностью спросила его, понимая, что на этот раз все серьезно. Слишком жестким стало выражение его лица. – Только не говори...Нет, я даже слышать не хочу...
Рома крепче к себе прижал, ухватил пальцами за подбородок.
– Эй, ты что это напридумала, Дарен? – успокаивающе проговорил он. А мне ни на миг легче не стало. К тому же, его взгляд стал ледяным и недобрым.
– Что случилось и из-за чего я не должна волноваться?
Рома выпустил меня из объятий, потер ладонями лицо и медленно выдохнул.
– Помнишь филиал кампании в Болгарии?
Ромин вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Какой филиал? Какая кампания? Он уехал к жене, ничего мне не сказал и все, что его волнует – филиал в Болгарии!
– При чем здесь это? – и посмотрела прямо ему в глаза.
Рома замолчал, подошел к стене и ладонями привалился к ней, опустив голову. Мне казалось, слишком долго он не проронил ни звука, будто забыл о мое присутствии, ушел глубоко в себя. Подойдя к нему, обняла, положив голову на широкую спину.
– Аня продала мне нашего ребенка взамен на акции филиала кампании в Болгарии.
Я замерла. Убрала руку, которая жадно лежала там, где билось его сердце. Рома оттолкнулся от стены, развернулся ко мне и постарался улыбнуться. Но такой вымученной была улыбка, больше похожей на оскал.
– Ты в своем уме, Ром? Что ты такое говоришь? – схватилась я за голову после некого замешательствa, – как продать ребенка? Ты ее просто заставил, ведь так?
– Никто Аню не заставлял! Она сама сделала свой выбор, – вскипел он.
– Такого просто не может быть, – покачала я головой, – ни одна нормальная женщина не продала бы своего ребенка!
– Так это нормальная женщина...
– Я тебе не верю. Тут что-то нечисто!
Рома опешил, отстранился, а потом резко развернулся и вышел из комнаты. Хотела броситься за ним следом, я ни черта не понимала. Разве такое возможно?
Рома вернулся спустя минуту, положил мне на колени папку.
– Открывай, смотри, читай.
И я листала, читала и еще больше не понимала.
– Я в замешательстве, ничего не понимаю. Точнее, понимаю, но...вы с ней поговорили? Ты и Аня...
Рома отошел в угол комнаты, обернулся.
– Поговорили, любимая, поговорили, – растер шею руками, – в понедельник нас разведут, а через месяц или немногим больше, она родит моего ребенка, – он нарочно сделал ударение на слове "мой" и поморщился.
Я пыталась привести мысли в кучу, осознать то, что сказал Рома.
– Она за какие-то сран...ые акции продала ребенка и согласилась на развод, – Рома зло стукнул кулаком по столу. Удар был настолько сильным, что из вазы с фруктами выкатился апельсин.
А я растирала щеки руками, зарылась пальцами в волосы.
– Но в этом же нет ничего страшного, любимая, правда? – он присел рядом со мной и крепко-крепко прижал к себе, – зато мы вместе, как хотели.
Его захват был настолько сильным, что я с трудом оторвала голову от его груди, вскинула вверх. Cмотрела на Рому не то, чтобы недоверчиво, а будто все еще продолжала считать своей галлюцинацией его откровение.
Мне было больно наблюдать за любимым мужчиной и видела какие неимоверные муки все это ему приносило. Я втянула воздух, сделала вдох. А потом припала, повисла на нем, слушала его теплое дыхание и сердце, которое отдавало барабанной дробью.
Проснулась я под утро, уже светало. Аккуратно убрала Ромину руку с бедра и вылезла из-под одеяла. Поднялась, ощущая все более сильную боль в пояснице. И живот то каменел, то отпускал. Я почувствовала, что потеряю сознание, очень сильно закружилась голова. Потерла виски руками, не давая "проваливаться в темноту". Сердце неистово стучало в груди, и я понимала, что впадаю в панику.
– Ром, – прошептала я, а живот спазмами скрутило, – Ром, слышишь...
И он услышал. Подскочил молниеносно, обошел кровать, кинулся ко мне.
– Даш, что такое, родная? Болит? Где болит? – как-то в миг он проснулся, будто и не спал вовсе.
– Живот болит, – со слезами в голосе сказала я, – Ром, у меня схватки, если я потеряю ребенка, я же не смогу...срок небольшой, мне нельзя рожать...– рвано выдавливала из себя, – мне врачи говорили...
А он так грозно посмотрел, просто одним взглядом запретил дальше что-то произносить. Будто своими словами я сама проецирую будущее.
– Забудь, что врачи говорили, – отрезал он, – все будет хорошо, – вытирал бежавшие из моих глаз слезы, попутно набирая номер скорой.
– Даш, не плачь, успокойся. Мы все решим. Просто успокойся! – сурово, но очень осторожно не давал впадать мне в панику и помогал одеться, а я глотала соленые капли и никак не могла остановиться.
Рома сам отвез меня в больницу. В частную клинику. Скорую он так и не стал дожидаться.
Запах медикаментов впивался в нос. Даже суперэлитная частная клиника не смогла отделаться от въедливого запаха хлорки. Я смутно понимала, что происходит, потому что боли не прекращались. В голове пустота, шею будто канатом сдавило.
Вокруг меня хлопотало несколько врачей: подключали капельницу, датчик пульса, привели гинеколога. Что-то говорили про периодичность схваток.
– Что с ребенком? – сдавленно проговорила я. Уже несколько раз я теряла сознание. Такое чувство, будто топором отсекали мне некоторые моменты моей жизни. Периодически, приходя в себя, слышала, как Рома объяснял врачам мой диагноз.
– У нее низкий гемоглобин, если начнется кровотечение, то резерва не будет, – кто это сказал я не видела. Наверное, врач или медсестра. Рома сильнее сжал мою руку, увидел, что я открыла глаза. Наклонился, поцеловал мои пересохшие губы.
– Тсс, любимая, все будет хорошо. Прорвeмся. Ты в надежных руках. Слышишь? – утвердительно произнес в губы и мне передалась его уверенность. Дрожь отступила, и прямо кожей чувствовала, что он знает, что говорит, и тем самым он еще сильнее сжимал мою руку, и подносил ее к губам, – ты у меня самая лучшая, Даш. Я люблю тебя, поняла? Никакая другая мне не нужна.
Рома, увидев, что я облизнула губы, приподнял мне голову, поднес стакан с водой.
– Это хорошая частная клиника с лучшими врачами, – поставив стакан, он аккуратно вернул мою голову на подушку. Нежно провел по щеке, заправил за ухо выбившуюся прядь волос.
– Простите, – гинеколог прервала Ромину речь, подошла ближе к монитору, на котором высвечивались мои показатели. Зябкость, без теплоты руки любимого мужчины, окутала тело.
От очередной болезненной волны и сильного спазма, я постаралась подтянуть ноги как можно ближе к груди. Сквозь пелену я слышала:
– Срок шесть месяцев. Преждевременные роды. Если сейчас рожать, то вероятность спасти ребенка близится к нулю. На таком сроке легкие плода еще незрелы, в связи с этим прогноз для ребенка не особо благоприятный. Надо каким-то образом дотянуть хотя бы до семи месяцев. Поэтому будем искусственно понижать тонус матки.
Врач внимательно оглядела меня с головы до ног, кивнула медсестре. Та наполнила шприц с прозрачной жидкостью, передала его врачу. Через катетер, по венам потекла холодная жижа, накрывшая меня с головой.
Даша
Тело полностью погружено в ледяную воду, будто в колодец окунули и держат сильными лапами, не дают вынырнуть. Хочу сопротивляться, барахтаюсь, но сознание не позволяет, держит крепко, оттого движения размытые, медленные. Борюсь. Как могу, отбиваюсь руками и ногами. Пытаюсь выбраться из холодной пучины. Хотя на душе хорошо, и понимаю, что здесь наступает долгожданное спокойствие. Умиротворение. Радость. Непроизвольно делаю глубокие вдохи, легкие заполняются водой. Захлебываюсь. Но очень нежные, маленькие ручки хватают (и где только силы нашлись?), тянут наверх, и я, как рыба, выброшенная не берег, начинаю судорожно дышать. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Кислород поступает в клетки тела, голова кружится.
Смотрю на себя со стороны: бредущую, еле живую, лишенную остатков силы и мужества.
Зачем мне дышать? И я снова ухожу с головой под воду. Так будет лучше. Хочу туда, где Ангел протягивает мне нежную ладошку. И мои молитвы услышаны.
Нежные пальчики проводят по моему лицу, невесомо касаясь капель воды. Девчушка склоняется, целует в лоб. Ласковая. Ее хрупкие ручонки касаются моих, совсем незаметно тянут на себя. Я поддаюсь. Приподнимаюсь и сажусь на песок, смотрю по сторонам, замечая, как волны бьются о берег. Вкладываю свою руку. Доверяю ей полностью.
Ангел сначала улыбается и так залихватски смеется, что я понимаю: именно в этой девчушке вся жизнь. Но с красивого личика быстро исчезает улыбка. Ангел хмурится. Машет головой и назидательно показывает указательным пальчиком вверх.
Я смотрю в бездонное небо. Оно настолько сине-белое, яркое, что зажмуриваюсь. Девчушка опять обращает на себя внимание, берет меня за вторую руку.
Ее ладошки теплые, а взгляд пристальный, изучающий, но лучисто-любящий.
Сердце пропускает тысячи ударов. Мы не сказали друг другу ни слова, но наш немой диалог на уровне души.
Ангел встряхивает белокурой головкой и прижимается ко мне всем телом. Обнимает своими ручками. Я всхлипываю, зажимаю кукленка что есть мочи. Сильно. Жадно. На грани боли. Мне страшно. Страшно, что сейчас Ангел исчезнет, растворится в утреннем тумане.
Глажу по голове белокурую девчушку. Ее волосы длинные и шелковистые. Густые. И мне очень хочется заплести ей косу. Беру одну прядь и делю ее на три равные части. Плету обычную косу, постепенно добавляя тонкие прядки со всех сторон.
Девчушка нетерпеливо вертится во все стороны, а ветер выбивает из прически отдельные прядки, развевает их.
Она подпрыгивает вверх, хохочет. И я начинаю улыбаться, хотя по щекам текут слезы. Ангел замечает мое настроение, тянется к рукам, а потом легко их целует.
Мое дыхание сперло, не смею шевелиться. Хоть бы кто нажал на кнопку "стоп", чтоб я смогла насладиться впечатлениями. Продлить это прекрасное мгновение.
Поднимаюсь, подхватываю малышку на руки. Хочу пойти с ней туда, где пахнет цветами. Это недалеко, буквально десяток шагов. Там, вдали, виднеются желтые бутоны. Но шалунья не дается, сползает с рук. Назидательно смотрит. С укором. Недовольно.
Рассердила я Ангела.
Она уперла кулачки в бока, цокает язычком.
– Ты злишься? Пойдем, там очень красиво. Смотри, сколько цветов, – показываю на поляну.
Кукленок молчит, насупила бровки.
– Хочешь, я соберу тебе огромный букет полевых цветов? Будем венки плести, – и показываю, как красиво они будут вплетаться в волосы.
Ангел не реагирует. Топает ножкой, а потом хватает за руку и подталкивает в другую сторону.
Но я не хочу идти туда одна, хочу с ней. Малышка знает, но не согласна, выдергивает ладошку, строго машет пальчиком. Удушающее чувство беспомощности сжимает все внутри.
Мираж постепенно начинает ускользать.
Катя откусила кусок и выжидающе посмотрела на меня.
Смотрю на темноволосую девчонку и не могу поверить. Я познакомилась с Катей, когда ей было одиннадцать лет. Ребенок. А сейчас этому ребенку было восемнадцать, и она собиралась замуж.
– Поздравляю. Не рано? Ты только недавно начала учиться, еще не встала на ноги, – Катя пожала плечами и начала делать обеим чай, – Рома знает? – слегка усмехнулась, но удержаться не смогла и начала смеяться.
Разговор на отвлеченную тему смог меня немного расслабить. Катя, под мой продолжающий смех, рассказала о своем будущем муже, их знакомстве, о Ромкиной не совсем положительной реакции. Давно не было мне так хорошо, как в просторной кухне за разговором о свадьбе, с девочкой, которая так и не стала мне родственницей.
***
– Дашунь, тебя к телефону просят. Какой-то мужчина. Говорит, срочно, – Катя держала в руке трубку стационарного телефона, ладошкой прикрывала нижнюю ее часть, чтобы собеседник не услышал нашу речь. Мои брови поползли вверх. Во-первых, никто не знает о том, что я в Одессе. Во-вторых, и это самое важное, мое местопребывание в самой Одессе. Очень тревожные подозрения поселились в голову. Но я решила ответить на звонок.
– Алло, слушаю вас, – сказала в трубку, Катя показала рукой, что будет у себя в комнате, я кивнула и девушка покинула гостиную.
– Дарья, добрый день, – проговорил мужской голос, от которого по всему телу разошлись неприятные мурашки, – я звоню по просьбе Игоря Витальевича, он попросил, чтобы вы мне завезли все необходимые документы по фонду, – мне все это показалось странным. Выходной день. И никто не имел понятия, что в понедельник на работу я не выйду. Я ответственный работник и не собиралась подставлять Игоря, поэтому уже сегодня думала поговорить с ним начистоту. Он не мог знать, только, если Леша...Но и он не был в курсе.
– Простите, а вы кто? – на мой настороженный голос на том конце провода ответили недолгим молчание, потом мужчина прокашлялся и сказал:
– Меня зовут Юрий, я звоню по личной просьбе Игоря Витальевича. Поскольку в понедельник вы уже не выйдите на работу, то мне в срочном порядке необходимо ознакомиться со всеми делами. И я буду вам признателен, если лично завезете все бумаги сегодня, – и опережая мой вопрос называл адрес. Где-то на окраине города. Тотчас же мне вспомнился в деталях сон, перед глазами пронеслась улицa на окраине Одессы с запущенными пятиэтажными домами и такими же высотками. Я передернула плечами, а нарастающее волнения в одночасье усилилось. Что за чертовщина?
Подняв глаза, yвидела, как в гостиную прошел Рома. Повесил на спинку стула влажное полотенце. Подошел ко мне и нежно коснулся губами плеча.
– Хорошо, я вас поняла. Мне надо посмотреть, если получится. Скажите номер телефона, по которому я могу с вами связаться.
– Это кто? – одними губами спросил Рома.
– По работе, – тихо прошептала в ответ и быстро записала продиктованные, недовольным голосом, цифры.
Я положила трубку, Рома, не раздумывая, одной рукой притянул меня к себе и прижался лбом к моему лбу. Я рукой провела по его еще влажным волосам, вдохнула самый любимый с умaсводящий запах на свете. Ночью, перед тем как уснуть, я обдумывала каждое слово, каждое предложение. Во мне полыхали и гнев, и злость, и даже дурацкое понимание всей ситуации. И непременно собиралась все Роме высказать. А сейчас всматривалась в любимые, нежные, серые глаза и осознавала, что ему так же тяжело a, возможно, даже, в разы тяжелее. Но миллион слов и вопросов рвались с губ, Рома рукой провел по позвоночнику, вызывая трепет.
– Рома, где ты был ночью? Я знаю, что ты уезжал, – не удержалась и задала вопрос, который дышать спокойно не давал. Не то, чтобы я не знала где и с кем Рома был, да и странный звонок испугал меня больше, но с языка сорвалось именно это. Несмотря на то, что мои слова прозвучали немного ворчливо, Рома не отстранился и не стал оправдываться, a мне хотелось ясности, сколько можно топтаться на одном месте. Подумала, что веду себя как ревнивая супруга. И при одном своем сравнении с Анной, сердце сжалось в груди. Я совсем не имела привычки что-то когда-то Роме высказывать, а по сути, у меня никогда не было причин и поводов. А сейчас в голове у меня был рой противоречий и адских поводов для ревности. Но теплое Ромино дыхание и губы, которые уже скользили по скуле, слегка задевая мочку уха, рассеяли недомолвки и обиды.
– Даш, поклянись, что не станешь нервничать, – я немного поддалась назад, озадаченная его вопросом.
– Что случилось? – с осторожностью спросила его, понимая, что на этот раз все серьезно. Слишком жестким стало выражение его лица. – Только не говори...Нет, я даже слышать не хочу...
Рома крепче к себе прижал, ухватил пальцами за подбородок.
– Эй, ты что это напридумала, Дарен? – успокаивающе проговорил он. А мне ни на миг легче не стало. К тому же, его взгляд стал ледяным и недобрым.
– Что случилось и из-за чего я не должна волноваться?
Рома выпустил меня из объятий, потер ладонями лицо и медленно выдохнул.
– Помнишь филиал кампании в Болгарии?
Ромин вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Какой филиал? Какая кампания? Он уехал к жене, ничего мне не сказал и все, что его волнует – филиал в Болгарии!
– При чем здесь это? – и посмотрела прямо ему в глаза.
Рома замолчал, подошел к стене и ладонями привалился к ней, опустив голову. Мне казалось, слишком долго он не проронил ни звука, будто забыл о мое присутствии, ушел глубоко в себя. Подойдя к нему, обняла, положив голову на широкую спину.
– Аня продала мне нашего ребенка взамен на акции филиала кампании в Болгарии.
Я замерла. Убрала руку, которая жадно лежала там, где билось его сердце. Рома оттолкнулся от стены, развернулся ко мне и постарался улыбнуться. Но такой вымученной была улыбка, больше похожей на оскал.
– Ты в своем уме, Ром? Что ты такое говоришь? – схватилась я за голову после некого замешательствa, – как продать ребенка? Ты ее просто заставил, ведь так?
– Никто Аню не заставлял! Она сама сделала свой выбор, – вскипел он.
– Такого просто не может быть, – покачала я головой, – ни одна нормальная женщина не продала бы своего ребенка!
– Так это нормальная женщина...
– Я тебе не верю. Тут что-то нечисто!
Рома опешил, отстранился, а потом резко развернулся и вышел из комнаты. Хотела броситься за ним следом, я ни черта не понимала. Разве такое возможно?
Рома вернулся спустя минуту, положил мне на колени папку.
– Открывай, смотри, читай.
И я листала, читала и еще больше не понимала.
– Я в замешательстве, ничего не понимаю. Точнее, понимаю, но...вы с ней поговорили? Ты и Аня...
Рома отошел в угол комнаты, обернулся.
– Поговорили, любимая, поговорили, – растер шею руками, – в понедельник нас разведут, а через месяц или немногим больше, она родит моего ребенка, – он нарочно сделал ударение на слове "мой" и поморщился.
Я пыталась привести мысли в кучу, осознать то, что сказал Рома.
– Она за какие-то сран...ые акции продала ребенка и согласилась на развод, – Рома зло стукнул кулаком по столу. Удар был настолько сильным, что из вазы с фруктами выкатился апельсин.
А я растирала щеки руками, зарылась пальцами в волосы.
– Но в этом же нет ничего страшного, любимая, правда? – он присел рядом со мной и крепко-крепко прижал к себе, – зато мы вместе, как хотели.
Его захват был настолько сильным, что я с трудом оторвала голову от его груди, вскинула вверх. Cмотрела на Рому не то, чтобы недоверчиво, а будто все еще продолжала считать своей галлюцинацией его откровение.
Мне было больно наблюдать за любимым мужчиной и видела какие неимоверные муки все это ему приносило. Я втянула воздух, сделала вдох. А потом припала, повисла на нем, слушала его теплое дыхание и сердце, которое отдавало барабанной дробью.
***
Проснулась я под утро, уже светало. Аккуратно убрала Ромину руку с бедра и вылезла из-под одеяла. Поднялась, ощущая все более сильную боль в пояснице. И живот то каменел, то отпускал. Я почувствовала, что потеряю сознание, очень сильно закружилась голова. Потерла виски руками, не давая "проваливаться в темноту". Сердце неистово стучало в груди, и я понимала, что впадаю в панику.
– Ром, – прошептала я, а живот спазмами скрутило, – Ром, слышишь...
И он услышал. Подскочил молниеносно, обошел кровать, кинулся ко мне.
– Даш, что такое, родная? Болит? Где болит? – как-то в миг он проснулся, будто и не спал вовсе.
– Живот болит, – со слезами в голосе сказала я, – Ром, у меня схватки, если я потеряю ребенка, я же не смогу...срок небольшой, мне нельзя рожать...– рвано выдавливала из себя, – мне врачи говорили...
А он так грозно посмотрел, просто одним взглядом запретил дальше что-то произносить. Будто своими словами я сама проецирую будущее.
– Забудь, что врачи говорили, – отрезал он, – все будет хорошо, – вытирал бежавшие из моих глаз слезы, попутно набирая номер скорой.
– Даш, не плачь, успокойся. Мы все решим. Просто успокойся! – сурово, но очень осторожно не давал впадать мне в панику и помогал одеться, а я глотала соленые капли и никак не могла остановиться.
Рома сам отвез меня в больницу. В частную клинику. Скорую он так и не стал дожидаться.
Запах медикаментов впивался в нос. Даже суперэлитная частная клиника не смогла отделаться от въедливого запаха хлорки. Я смутно понимала, что происходит, потому что боли не прекращались. В голове пустота, шею будто канатом сдавило.
Вокруг меня хлопотало несколько врачей: подключали капельницу, датчик пульса, привели гинеколога. Что-то говорили про периодичность схваток.
– Что с ребенком? – сдавленно проговорила я. Уже несколько раз я теряла сознание. Такое чувство, будто топором отсекали мне некоторые моменты моей жизни. Периодически, приходя в себя, слышала, как Рома объяснял врачам мой диагноз.
– У нее низкий гемоглобин, если начнется кровотечение, то резерва не будет, – кто это сказал я не видела. Наверное, врач или медсестра. Рома сильнее сжал мою руку, увидел, что я открыла глаза. Наклонился, поцеловал мои пересохшие губы.
– Тсс, любимая, все будет хорошо. Прорвeмся. Ты в надежных руках. Слышишь? – утвердительно произнес в губы и мне передалась его уверенность. Дрожь отступила, и прямо кожей чувствовала, что он знает, что говорит, и тем самым он еще сильнее сжимал мою руку, и подносил ее к губам, – ты у меня самая лучшая, Даш. Я люблю тебя, поняла? Никакая другая мне не нужна.
Рома, увидев, что я облизнула губы, приподнял мне голову, поднес стакан с водой.
– Это хорошая частная клиника с лучшими врачами, – поставив стакан, он аккуратно вернул мою голову на подушку. Нежно провел по щеке, заправил за ухо выбившуюся прядь волос.
– Простите, – гинеколог прервала Ромину речь, подошла ближе к монитору, на котором высвечивались мои показатели. Зябкость, без теплоты руки любимого мужчины, окутала тело.
От очередной болезненной волны и сильного спазма, я постаралась подтянуть ноги как можно ближе к груди. Сквозь пелену я слышала:
– Срок шесть месяцев. Преждевременные роды. Если сейчас рожать, то вероятность спасти ребенка близится к нулю. На таком сроке легкие плода еще незрелы, в связи с этим прогноз для ребенка не особо благоприятный. Надо каким-то образом дотянуть хотя бы до семи месяцев. Поэтому будем искусственно понижать тонус матки.
Врач внимательно оглядела меня с головы до ног, кивнула медсестре. Та наполнила шприц с прозрачной жидкостью, передала его врачу. Через катетер, по венам потекла холодная жижа, накрывшая меня с головой.
Глава 18
Даша
Тело полностью погружено в ледяную воду, будто в колодец окунули и держат сильными лапами, не дают вынырнуть. Хочу сопротивляться, барахтаюсь, но сознание не позволяет, держит крепко, оттого движения размытые, медленные. Борюсь. Как могу, отбиваюсь руками и ногами. Пытаюсь выбраться из холодной пучины. Хотя на душе хорошо, и понимаю, что здесь наступает долгожданное спокойствие. Умиротворение. Радость. Непроизвольно делаю глубокие вдохи, легкие заполняются водой. Захлебываюсь. Но очень нежные, маленькие ручки хватают (и где только силы нашлись?), тянут наверх, и я, как рыба, выброшенная не берег, начинаю судорожно дышать. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Кислород поступает в клетки тела, голова кружится.
Смотрю на себя со стороны: бредущую, еле живую, лишенную остатков силы и мужества.
Зачем мне дышать? И я снова ухожу с головой под воду. Так будет лучше. Хочу туда, где Ангел протягивает мне нежную ладошку. И мои молитвы услышаны.
Нежные пальчики проводят по моему лицу, невесомо касаясь капель воды. Девчушка склоняется, целует в лоб. Ласковая. Ее хрупкие ручонки касаются моих, совсем незаметно тянут на себя. Я поддаюсь. Приподнимаюсь и сажусь на песок, смотрю по сторонам, замечая, как волны бьются о берег. Вкладываю свою руку. Доверяю ей полностью.
Ангел сначала улыбается и так залихватски смеется, что я понимаю: именно в этой девчушке вся жизнь. Но с красивого личика быстро исчезает улыбка. Ангел хмурится. Машет головой и назидательно показывает указательным пальчиком вверх.
Я смотрю в бездонное небо. Оно настолько сине-белое, яркое, что зажмуриваюсь. Девчушка опять обращает на себя внимание, берет меня за вторую руку.
Ее ладошки теплые, а взгляд пристальный, изучающий, но лучисто-любящий.
Сердце пропускает тысячи ударов. Мы не сказали друг другу ни слова, но наш немой диалог на уровне души.
Ангел встряхивает белокурой головкой и прижимается ко мне всем телом. Обнимает своими ручками. Я всхлипываю, зажимаю кукленка что есть мочи. Сильно. Жадно. На грани боли. Мне страшно. Страшно, что сейчас Ангел исчезнет, растворится в утреннем тумане.
Глажу по голове белокурую девчушку. Ее волосы длинные и шелковистые. Густые. И мне очень хочется заплести ей косу. Беру одну прядь и делю ее на три равные части. Плету обычную косу, постепенно добавляя тонкие прядки со всех сторон.
Девчушка нетерпеливо вертится во все стороны, а ветер выбивает из прически отдельные прядки, развевает их.
Она подпрыгивает вверх, хохочет. И я начинаю улыбаться, хотя по щекам текут слезы. Ангел замечает мое настроение, тянется к рукам, а потом легко их целует.
Мое дыхание сперло, не смею шевелиться. Хоть бы кто нажал на кнопку "стоп", чтоб я смогла насладиться впечатлениями. Продлить это прекрасное мгновение.
Поднимаюсь, подхватываю малышку на руки. Хочу пойти с ней туда, где пахнет цветами. Это недалеко, буквально десяток шагов. Там, вдали, виднеются желтые бутоны. Но шалунья не дается, сползает с рук. Назидательно смотрит. С укором. Недовольно.
Рассердила я Ангела.
Она уперла кулачки в бока, цокает язычком.
– Ты злишься? Пойдем, там очень красиво. Смотри, сколько цветов, – показываю на поляну.
Кукленок молчит, насупила бровки.
– Хочешь, я соберу тебе огромный букет полевых цветов? Будем венки плести, – и показываю, как красиво они будут вплетаться в волосы.
Ангел не реагирует. Топает ножкой, а потом хватает за руку и подталкивает в другую сторону.
Но я не хочу идти туда одна, хочу с ней. Малышка знает, но не согласна, выдергивает ладошку, строго машет пальчиком. Удушающее чувство беспомощности сжимает все внутри.
Мираж постепенно начинает ускользать.
