Эвен схватил его одной рукой за горло, без каких-либо усилий, втолкнул в комнату и брезгливо сбросил с руки на пол. Девица позади завизжала, Эва побелела, а из дверей, как из щелей тараканы, посыпались постояльцы, разной степени трезвости и адекватности. Те, что поадекватнее были, быстро смекнули, что лучше не лезть и поспешили закрыть двери, а тем, кто решил вмешаться, не повезло. Очень не повезло.
Когда Эвен закончил складывать штабелями неадекватных дэйвов и полукровок мужского пола и отбиваться от навязчивого внимания женского, то схватил Эву за руку, втолкнул в почему-то открытую дверь ее комнаты, захлопнул, отсекая их обоих от мира, и так на нее глянул, что стало страшно. Не от того, что обидит или нападет, но ругаться будет страшно. Предчувствия ее не подвели. А жаль.
— Какого демона ты делаешь в этом притоне? У стержня Рябиновых ласточек вообще мозги отшибло? И куда смотрит твоя семья?
— Они не знают, что я здесь живу, — пристыжено пискнула девушка.
— Почему? — последовал резонный вопрос.
Эва хотела ответить, но не решилась и смущенно опустила взгляд.
— Ясно, — сделал свои выводы Эвен. — Сбежала. Из-за мужчины?
Она снова не ответила, только на руку неожиданно упала слезинка. Тени повелителя затянувшееся молчание не понравилось. Потому он быстро преодолел разделяющее их расстояние, протянул руку, взял ее за подбородок и, заставив смотреть ему в глаза, приказал:
— Говори.
Сопротивление было бесполезно. Это Эва поняла сразу.
— Я… я… я отказалась выходить замуж и поступила в «драконий коготь». Отец… он сказал, что я опозорила семью.
— И они тебя выгнали?
— Я сама ушла, — вскинулась дэйва, и в глазах, вместо слез, снова заплясали зеленые искры гнева.
— Понятно. А Леде почему о трудностях не сказала? Хотя нет, не отвечай. Гордость не позволила.
— Она — мой начальник, а не мать.
— Дура, — резюмировал Эвен. А ей стало обидно, стыдно и больно, особенно, когда резко, брезгливо сказал: — Ладно. Собирайся.
— Я никуда с вами не пойду, — гордо выпрямилась Эва, хотела добавить, что он ей тоже не мать и не отец и даже не начальник, но он так на нее глянул, что все возражения застряли в горле. С этого станется и силу применить и уложить ее так же, как только что он укладывал всех этих мужчин. Некоторые из них были полукровками, которые априори сильнее дэйвов. А он их с одного удара вырубил, и даже магии не потребовалось.
Странный, страшный дэйв, но почему-то она знала, что он никогда не причинит ей вреда. Скрутит, обзовет, под замок посадит — это да, но руку не поднимет. Видела она тех, кто любил слабых бить, видела гниль в их глазах. А в его глазах только темное мерцание серебра и сила мужская, от которой в дрожь и холод бросает. Таким не нужно самоутверждаться за счет слабых, они самоутверждаются в действиях, в делах, в подвигах.
Таким был когда-то ее отец, таким же ей виделся этот загадочный мужчина, который, не дождавшись от нее реакции, начал сам собирать ее вещи. Эва очнулась от своих странных размышлений и бросилась помогать, почти не соображая, зачем и почему она это делает, и куда в итоге приведет.
А привело это все ее во дворец. И в комнату, чужую, женскую. Эва замерла на пороге, испугавшись, что именно сюда он и селил своих любовниц, и ей совсем не хотелось, чтобы о ней пошли подобные слухи, еще больше не хотелось стать очередной.
— Чего застыла, птичка-невеличка? Комната не нравится? Ну, прости. Сегодня тут останешься, а завтра придумаем что-нибудь другое.
— Не надо, — попыталась возразить расстроенная девушка.
— Молчи и даже не спорь. Мне сегодня и так приключений хватило. Голова уже кипит.
— Простите, — повинилась Эва, предполагая, что вряд ли Тени повелителя хотелось бы возиться с ней.
— И хватит извиняться. Я завтра решу твой вопрос, просто сегодня смертельно устал. Правда. Не спорь, а?
— А хозяйка…
— Хозяйка комнаты в ближайшее время сюда вряд ли вернется. Упрямая, как марь5. Знаешь, кто такие мари?
Эва знала. Нечисть из класса сверхопасных. Если таким причинить вред или обидеть, то марь не успокоится, пока не уничтожит своего обидчика, или он ее. Эта нечисть разумная, она за врагом и в города пойти может и на край земной, если придется. И не откупиться от нее и убить сложно, потому что она как паразит может в людей вселяться. О вселении в дэйвов и полукровок Эва не слышала, но от этого было не легче, да и опаснее. Кажется, когда-то такая марь убила одного людского короля, вселившись в тело его любовницы. И если этот дэйв сравнивает хозяйку комнаты с марью, то он ее очень хорошо знает.
«Любовница» — погрустнела Эва. Почему-то ей было очень неприятно думать, что будет ночевать в комнате, где возможно он развлекался с этой… марью.
— А может, я в комнате для слуг переночую?
— Нет. Здесь тебя никто не побеспокоит, и слухи не пойдут. Это комната Клем. Вы ведь знакомы?
Эва удивленно кивнула. Клем — та девушка, которую он приводил пару дней назад. Она Эве очень понравилась. Умная, добрая и чистая, как горный ручей. Нет, такая девушка марью быть не может. Да и на любовницу она не тянет.
— А почему марь?
— Говорю же, упрямая. Нет бы разобраться, остыть, поговорить, так нет, сбежала из дворца и на всех теперь дуется.
То, как он о ней говорил, окончательно убедило Эву, что никакая Клем не любовница, а скорее любимая девушка. А вот его ли?
— Ладно, располагайся. Я завтра приду. Здесь сегодня прибирали и проветривали, постельное белье чистое. Ты это… есть хочешь?
Эва отрицательно покачала головой. Есть ей совсем не хотелось. А вот поспать бы не помешало. Дэйв это понял и вознамерился уйти, но на пороге передумал, обернулся к ней, явно хотел что-то сказать, но так и не решился. Ушел, и вдруг грустно стало. Когда он был рядом, она чувствовала себя в безопасности, а теперь вот опять накатило.
А Эвен был в не себя от себя же. Это что такое с ним случилось? Привести незнакомку во дворец, да еще в комнату Клем, да еще беспокоиться о ней, как о ком-то близком и родном.
— Бред! — констатировал он и пошел писать отчет, заодно думать, какого демона с видящими творится, и почему даже Леда, сильнейшая из них, чуть не попрощалась с жизнью, пытаясь коснуться струны не совсем мертвой видящей Салмеи.
Но не успел он войти в кабинет, как его камень связи затрещал, возвещая о тревожном вызове. Эвен молча выругался и активировал камень, чтобы через минуту разразиться еще большими проклятьями.
— Демоны, да что ж за ночь-то сегодня такая? — рычал он, накидывая на плечи плащ. Мало ему было Эвы и Леды, так еще трех незарегистрированных видящих, о которых в Особом отделе и понятия не имели, только что доставили в лазарет Тайной Канцелярии с повреждениями разной степени тяжести.
— Поувольнять их к демоновой матери! Никто работать не хочет!
И только он собрался выйти за дверь, как заметил, что тени в полумраке пошевелились.
— О, хоть один работает, — пробурчал себе под нос Тень повелителя и повернулся к незнакомцу. — Ну, здравствуй Халиэль, давно тебя не было видно. Ты просто так зашел, или случилось чего?
— Я просто так старых друзей не посещаю, — хмыкнул незнакомец, все еще скрываясь в тени.
— И чем обязан на этот раз?
— В городе что-то планируется. И не только в городе. Это повсюду, кто-то раскачивает чашу равновесия.
Тень пошевелилась, силуэт незнакомца смазался всего на секунду, а на столе Эвена появились какие-то листы.
Он подошел, взял один из них и долго кривился, читая.
— Знаешь, чьих рук дело?
— Некоторые младшие Дома, но не уверен, что они не действуют по принуждению.
— Кого? — ощетинился Эвен.
— Кого-то, — безразлично отозвался мужчина в тени.
— Найди их. Найди их всех и выжги эту заразу.
— Я сделаю, но в городе уже не успею. Что бы не планировалось, оно будет завтра.
— Когда?
— Когда земное светило возвысится на три четверти.
— В десять, значит, — перевел витиеватую речь мужчины Эвен. — Ладно, я подумаю, что с этим делать.
Незнакомец не ответил, тени снова пошевелились и приняли привычную форму. Эвен остался один, хмурясь еще больше, все еще держа в руках листовку, все еще читая в ней лозунги, написанные красными чернилами. Сейчас, в полумраке ему мерещилось, что они написаны кровью. Кровавые строчки призыва:
«Кровавая тень спустилась на город,
И дэйвы пришли выжигать, убивать.
Они оставляли пустыню и холод,
И нам это время нельзя забывать.
Восстань раб по крови из пепла и праха!
С колен поднимись и сражайся за Мир!
Борись и не чувствуй ни боли, ни страха!
За семьи! За честь! И за лучшую жизнь!
Зажгись ярче солнца пламя восстанья.
Сплотимся в ряды, врагу дадим бой.
Мы сбросим оковы цепей угнетенья.
И души погибших найдут свой покой».
(Стихи Галины Долгановой)
* * *
Тей с Жеромом проводили меня до ворот дома Агеэра, где мы и попрощались до завтра. Когда они исчезли в портале, а я уже хотела открыть ворота, но вдруг возникло острое ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Площадь была освещена, как и пространство вокруг, и все же я чувствовала тяжесть чужого взгляда, словно хищник, притаившийся в кустах, высматривал добычу. Очень гадкое ощущение, холодный взгляд, неизвестный враг, и я совсем одна, без защиты. Разве что цветок, почему-то сейчас особенно ярко сияющий.
— Зло, ходящее по краю, готовое вот-вот напасть, — прошептала, вглядываясь в пространство. — Где ты прячешься? И чего хочешь?
— Добрый вечер! — послышалось совсем рядом, я аж подпрыгнула от неожиданности и схватилась за сердце, стараясь его унять, убеждая себя, что это всего лишь Ассан — мой новый охранник-полукровка с меняющими цвет глазами.
— О, Матерь! Как же вы меня напугали!
— Прошу простить, — безразлично отозвался мужчина.
— Почему не заходите?
— Жду вас.
— Понятно, — вздохнула я, все еще пытаясь унять обезумевшее сердце, и открыла ворота. Что-то я устала сегодня, вымоталась, вот и мерещится всякое. Да и взгляд этот больше не ощущался. Видать кайр6 спугнул.
— Занятное растение, — хмыкнул хранитель, глядя на мой все еще сияющий подарок.
— Да, говорят, он отгоняет зло.
— Все может быть, — согласился полукровка и отступил, пропуская меня вперед. Так мы и шли по дорожке к мрачному, темному дому, пока внезапно входная дверь не распахнулась, заливая пространство светом, и на пороге возникла радостная физиономия Кахаара.
— Молодая хозяйка, вы вернулись? — лучился счастьем бывший слуга.
— Ну да. Решила, вы тут без меня заскучаете, — почему-то смутилась я. Трудно не засмущаться, когда тебя встречают с улыбкой до ушей. И возникают у меня смутные сомнения, может, Кахаар это… влюбился? Или что-то попивает втихаря от любимых хозяев.
— А дед где? — спросила, оглядываясь. Да уж, похоже, я сильно устала. Опять мерещится что-то. И пяти часов не прошло, как ушла, а кажется, что дом словно потух и стал сильнее, чем прежде, напоминать склеп. Жуть.
— Так у себя. Как вы ушли, так и заперся. Рычит, всех посылает и даже ужинать не стал.
Странно. С чего бы это? Можно подумать, ему не все равно, что я ушла. А может и правда не все равно? Да ну, дед Агеэра не способен переживать. Ему чужды простые человеческие эмоции.
— Ладно, пойду проведаю его, заодно на глаза покажусь. А ты устрой моего… э… охранника где-нибудь. И накорми. Вы… голодны?
Хранитель отрицательно покачал головой, посмотрел на меня своим странным взглядом, который я так и не смогла расшифровать, но за слугой последовал, а я направилась в кабинет деда, который заменял ему и спальню, и гостиную, и комнату для отдыха.
Постучала, никто не отозвался. Решила обозначиться голосом.
— Дед, ты спишь?
Дверь открылась почти мгновенно, словно он под ней стоял и только и ждал моего появления.
— Э… я пришла, — оторопела я.
— Вижу, — все с тем же легким разочарованием и во взгляде, и в голосе ответил дед. По его виду никогда бы не подумала, что ему не все равно, пришла я или ушла. Ну не дура? Я тут беспокоюсь, переживаю, а ему глубоко наплевать на все мои переживания.
— Кахаар там ужин приготовил. Ты бы поел. А я спать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Клементина, — едва слышно донеслось вслед, когда я по лестнице поднималась.
Ну вот, я же говорю, мерещится. Дед бы никогда не пожелал мне спокойной ночи, тем более с такой нежностью в голосе.
— Бред все это, игра воображения, — пожаловалась я своему цветочку. Тот сияние поумерил, в полутьме коридора смотрелось очень красиво. Такой мягкий, лунный свет. На улице он светился ярче, желтым светом, как солнце.
— Сдается мне, ты не просто цветочек, ты волшебный цветочек, — улыбнулась я, решив, что завтра обязательно загляну в дедову библиотеку и выясню все про свой подарок. А сейчас спать. День выдался убийственный. Правда, я не ожидала, что и ночь выдастся не лучше.
* * *
Мне снился странный сон. Такой яркий, реальный, будто это был и не сон вовсе…
Я проснулась от чужого прикосновения. Открыла глаза, но сердце стучало ровно, страха не было. Кардамис тускло светил на прикроватной тумбе, отбрасывая причудливые тени на одеяние ночного гостя. Дэйв в белой мантии, жрец Матери всех драконов.
Я хотела спросить, как он оказался в моей комнате, не позволил, приложил палец к своим губам, поманил за собой. И я пошла, как была, босиком в ночной сорочке к открытой двери, в полутьме по коридору и вниз по лестнице, а дальше в сад, где прошлась по мокрой, колючей траве. Когда же мы вышли за ворота, незнакомец протянул руку, и я не раздумывая, взялась за нее, чтобы ступить в мгновенно открывшийся пространственный переход.
Мы оказались в длинном каменном коридоре, освещаемом факелами с живым огнем. Позади нас каменная кладка без всякого намека на дверь, зато далеко впереди она была.
Жрец взял один из факелов и передал мне. Я поняла, что дальнейший путь должна преодолеть одна, но по-прежнему не боялась. Только чувствовала камни под ногами, что резали ступни, удивительно, но боли не было.
Коридор вскоре закончился, я дошла до двери, монолитной, даже без намека на замок, но я откуда-то знала, как ее открыть.
Кровь, отданная добровольно. Изрезанные ноги, как символ преодоления через боль и глубокий порез по линии жизни — как истина, что никогда не дается без трудностей.
Дверь не открылась, но потеряла форму, стала прозрачной, словно иллюзия мастера Крейма.
Из глубины повеяло теплом и сильным запахом меда и цветов. Мне безумно хотелось туда войти, окунуться во что-то хорошее и прекрасное, но я медлила, всерьез переживая, что оставив кровавые следы в святилище, оскверню его.
Кто-то в моей голове засмеялся, и я с удивлением обнаружила, что порез на руке зажил, как и раны на ногах.
«Не бойся, мое дитя. Я много лет ждала тебя» — заговорил голос в моей голове. Я и не боялась, я предвкушала встречу с самым удивительным и прекрасным существом на свете.
Мать всех драконов была прекрасна. Ее серебристая чешуя сияла так, что слепило глаза. Взгляд больших глаз с вертикальным зрачком был мягким, добрым, нежным. Так смотрит любящая мать на свое обожаемое дитя. И как же давно я не видела этого взгляда.
Удивительно, но я не испытывала благоговения, хотя Мать, безусловно, этого заслуживала. Скорее, это был восторг и невероятный покой. Еще днем я верила, что только дом Парс смогу назвать своим истинным домом, но я ошибалась. Именно здесь, именно с Матерью я чувствовала, что попала домой. Невероятное ощущение.
Когда Эвен закончил складывать штабелями неадекватных дэйвов и полукровок мужского пола и отбиваться от навязчивого внимания женского, то схватил Эву за руку, втолкнул в почему-то открытую дверь ее комнаты, захлопнул, отсекая их обоих от мира, и так на нее глянул, что стало страшно. Не от того, что обидит или нападет, но ругаться будет страшно. Предчувствия ее не подвели. А жаль.
— Какого демона ты делаешь в этом притоне? У стержня Рябиновых ласточек вообще мозги отшибло? И куда смотрит твоя семья?
— Они не знают, что я здесь живу, — пристыжено пискнула девушка.
— Почему? — последовал резонный вопрос.
Эва хотела ответить, но не решилась и смущенно опустила взгляд.
— Ясно, — сделал свои выводы Эвен. — Сбежала. Из-за мужчины?
Она снова не ответила, только на руку неожиданно упала слезинка. Тени повелителя затянувшееся молчание не понравилось. Потому он быстро преодолел разделяющее их расстояние, протянул руку, взял ее за подбородок и, заставив смотреть ему в глаза, приказал:
— Говори.
Сопротивление было бесполезно. Это Эва поняла сразу.
— Я… я… я отказалась выходить замуж и поступила в «драконий коготь». Отец… он сказал, что я опозорила семью.
— И они тебя выгнали?
— Я сама ушла, — вскинулась дэйва, и в глазах, вместо слез, снова заплясали зеленые искры гнева.
— Понятно. А Леде почему о трудностях не сказала? Хотя нет, не отвечай. Гордость не позволила.
— Она — мой начальник, а не мать.
— Дура, — резюмировал Эвен. А ей стало обидно, стыдно и больно, особенно, когда резко, брезгливо сказал: — Ладно. Собирайся.
— Я никуда с вами не пойду, — гордо выпрямилась Эва, хотела добавить, что он ей тоже не мать и не отец и даже не начальник, но он так на нее глянул, что все возражения застряли в горле. С этого станется и силу применить и уложить ее так же, как только что он укладывал всех этих мужчин. Некоторые из них были полукровками, которые априори сильнее дэйвов. А он их с одного удара вырубил, и даже магии не потребовалось.
Странный, страшный дэйв, но почему-то она знала, что он никогда не причинит ей вреда. Скрутит, обзовет, под замок посадит — это да, но руку не поднимет. Видела она тех, кто любил слабых бить, видела гниль в их глазах. А в его глазах только темное мерцание серебра и сила мужская, от которой в дрожь и холод бросает. Таким не нужно самоутверждаться за счет слабых, они самоутверждаются в действиях, в делах, в подвигах.
Таким был когда-то ее отец, таким же ей виделся этот загадочный мужчина, который, не дождавшись от нее реакции, начал сам собирать ее вещи. Эва очнулась от своих странных размышлений и бросилась помогать, почти не соображая, зачем и почему она это делает, и куда в итоге приведет.
А привело это все ее во дворец. И в комнату, чужую, женскую. Эва замерла на пороге, испугавшись, что именно сюда он и селил своих любовниц, и ей совсем не хотелось, чтобы о ней пошли подобные слухи, еще больше не хотелось стать очередной.
— Чего застыла, птичка-невеличка? Комната не нравится? Ну, прости. Сегодня тут останешься, а завтра придумаем что-нибудь другое.
— Не надо, — попыталась возразить расстроенная девушка.
— Молчи и даже не спорь. Мне сегодня и так приключений хватило. Голова уже кипит.
— Простите, — повинилась Эва, предполагая, что вряд ли Тени повелителя хотелось бы возиться с ней.
— И хватит извиняться. Я завтра решу твой вопрос, просто сегодня смертельно устал. Правда. Не спорь, а?
— А хозяйка…
— Хозяйка комнаты в ближайшее время сюда вряд ли вернется. Упрямая, как марь5. Знаешь, кто такие мари?
Эва знала. Нечисть из класса сверхопасных. Если таким причинить вред или обидеть, то марь не успокоится, пока не уничтожит своего обидчика, или он ее. Эта нечисть разумная, она за врагом и в города пойти может и на край земной, если придется. И не откупиться от нее и убить сложно, потому что она как паразит может в людей вселяться. О вселении в дэйвов и полукровок Эва не слышала, но от этого было не легче, да и опаснее. Кажется, когда-то такая марь убила одного людского короля, вселившись в тело его любовницы. И если этот дэйв сравнивает хозяйку комнаты с марью, то он ее очень хорошо знает.
«Любовница» — погрустнела Эва. Почему-то ей было очень неприятно думать, что будет ночевать в комнате, где возможно он развлекался с этой… марью.
— А может, я в комнате для слуг переночую?
— Нет. Здесь тебя никто не побеспокоит, и слухи не пойдут. Это комната Клем. Вы ведь знакомы?
Эва удивленно кивнула. Клем — та девушка, которую он приводил пару дней назад. Она Эве очень понравилась. Умная, добрая и чистая, как горный ручей. Нет, такая девушка марью быть не может. Да и на любовницу она не тянет.
— А почему марь?
— Говорю же, упрямая. Нет бы разобраться, остыть, поговорить, так нет, сбежала из дворца и на всех теперь дуется.
То, как он о ней говорил, окончательно убедило Эву, что никакая Клем не любовница, а скорее любимая девушка. А вот его ли?
— Ладно, располагайся. Я завтра приду. Здесь сегодня прибирали и проветривали, постельное белье чистое. Ты это… есть хочешь?
Эва отрицательно покачала головой. Есть ей совсем не хотелось. А вот поспать бы не помешало. Дэйв это понял и вознамерился уйти, но на пороге передумал, обернулся к ней, явно хотел что-то сказать, но так и не решился. Ушел, и вдруг грустно стало. Когда он был рядом, она чувствовала себя в безопасности, а теперь вот опять накатило.
А Эвен был в не себя от себя же. Это что такое с ним случилось? Привести незнакомку во дворец, да еще в комнату Клем, да еще беспокоиться о ней, как о ком-то близком и родном.
— Бред! — констатировал он и пошел писать отчет, заодно думать, какого демона с видящими творится, и почему даже Леда, сильнейшая из них, чуть не попрощалась с жизнью, пытаясь коснуться струны не совсем мертвой видящей Салмеи.
Но не успел он войти в кабинет, как его камень связи затрещал, возвещая о тревожном вызове. Эвен молча выругался и активировал камень, чтобы через минуту разразиться еще большими проклятьями.
— Демоны, да что ж за ночь-то сегодня такая? — рычал он, накидывая на плечи плащ. Мало ему было Эвы и Леды, так еще трех незарегистрированных видящих, о которых в Особом отделе и понятия не имели, только что доставили в лазарет Тайной Канцелярии с повреждениями разной степени тяжести.
— Поувольнять их к демоновой матери! Никто работать не хочет!
И только он собрался выйти за дверь, как заметил, что тени в полумраке пошевелились.
— О, хоть один работает, — пробурчал себе под нос Тень повелителя и повернулся к незнакомцу. — Ну, здравствуй Халиэль, давно тебя не было видно. Ты просто так зашел, или случилось чего?
— Я просто так старых друзей не посещаю, — хмыкнул незнакомец, все еще скрываясь в тени.
— И чем обязан на этот раз?
— В городе что-то планируется. И не только в городе. Это повсюду, кто-то раскачивает чашу равновесия.
Тень пошевелилась, силуэт незнакомца смазался всего на секунду, а на столе Эвена появились какие-то листы.
Он подошел, взял один из них и долго кривился, читая.
— Знаешь, чьих рук дело?
— Некоторые младшие Дома, но не уверен, что они не действуют по принуждению.
— Кого? — ощетинился Эвен.
— Кого-то, — безразлично отозвался мужчина в тени.
— Найди их. Найди их всех и выжги эту заразу.
— Я сделаю, но в городе уже не успею. Что бы не планировалось, оно будет завтра.
— Когда?
— Когда земное светило возвысится на три четверти.
— В десять, значит, — перевел витиеватую речь мужчины Эвен. — Ладно, я подумаю, что с этим делать.
Незнакомец не ответил, тени снова пошевелились и приняли привычную форму. Эвен остался один, хмурясь еще больше, все еще держа в руках листовку, все еще читая в ней лозунги, написанные красными чернилами. Сейчас, в полумраке ему мерещилось, что они написаны кровью. Кровавые строчки призыва:
«Кровавая тень спустилась на город,
И дэйвы пришли выжигать, убивать.
Они оставляли пустыню и холод,
И нам это время нельзя забывать.
Восстань раб по крови из пепла и праха!
С колен поднимись и сражайся за Мир!
Борись и не чувствуй ни боли, ни страха!
За семьи! За честь! И за лучшую жизнь!
Зажгись ярче солнца пламя восстанья.
Сплотимся в ряды, врагу дадим бой.
Мы сбросим оковы цепей угнетенья.
И души погибших найдут свой покой».
(Стихи Галины Долгановой)
* * *
Тей с Жеромом проводили меня до ворот дома Агеэра, где мы и попрощались до завтра. Когда они исчезли в портале, а я уже хотела открыть ворота, но вдруг возникло острое ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Площадь была освещена, как и пространство вокруг, и все же я чувствовала тяжесть чужого взгляда, словно хищник, притаившийся в кустах, высматривал добычу. Очень гадкое ощущение, холодный взгляд, неизвестный враг, и я совсем одна, без защиты. Разве что цветок, почему-то сейчас особенно ярко сияющий.
— Зло, ходящее по краю, готовое вот-вот напасть, — прошептала, вглядываясь в пространство. — Где ты прячешься? И чего хочешь?
— Добрый вечер! — послышалось совсем рядом, я аж подпрыгнула от неожиданности и схватилась за сердце, стараясь его унять, убеждая себя, что это всего лишь Ассан — мой новый охранник-полукровка с меняющими цвет глазами.
— О, Матерь! Как же вы меня напугали!
— Прошу простить, — безразлично отозвался мужчина.
— Почему не заходите?
— Жду вас.
— Понятно, — вздохнула я, все еще пытаясь унять обезумевшее сердце, и открыла ворота. Что-то я устала сегодня, вымоталась, вот и мерещится всякое. Да и взгляд этот больше не ощущался. Видать кайр6 спугнул.
— Занятное растение, — хмыкнул хранитель, глядя на мой все еще сияющий подарок.
— Да, говорят, он отгоняет зло.
— Все может быть, — согласился полукровка и отступил, пропуская меня вперед. Так мы и шли по дорожке к мрачному, темному дому, пока внезапно входная дверь не распахнулась, заливая пространство светом, и на пороге возникла радостная физиономия Кахаара.
— Молодая хозяйка, вы вернулись? — лучился счастьем бывший слуга.
— Ну да. Решила, вы тут без меня заскучаете, — почему-то смутилась я. Трудно не засмущаться, когда тебя встречают с улыбкой до ушей. И возникают у меня смутные сомнения, может, Кахаар это… влюбился? Или что-то попивает втихаря от любимых хозяев.
— А дед где? — спросила, оглядываясь. Да уж, похоже, я сильно устала. Опять мерещится что-то. И пяти часов не прошло, как ушла, а кажется, что дом словно потух и стал сильнее, чем прежде, напоминать склеп. Жуть.
— Так у себя. Как вы ушли, так и заперся. Рычит, всех посылает и даже ужинать не стал.
Странно. С чего бы это? Можно подумать, ему не все равно, что я ушла. А может и правда не все равно? Да ну, дед Агеэра не способен переживать. Ему чужды простые человеческие эмоции.
— Ладно, пойду проведаю его, заодно на глаза покажусь. А ты устрой моего… э… охранника где-нибудь. И накорми. Вы… голодны?
Хранитель отрицательно покачал головой, посмотрел на меня своим странным взглядом, который я так и не смогла расшифровать, но за слугой последовал, а я направилась в кабинет деда, который заменял ему и спальню, и гостиную, и комнату для отдыха.
Постучала, никто не отозвался. Решила обозначиться голосом.
— Дед, ты спишь?
Дверь открылась почти мгновенно, словно он под ней стоял и только и ждал моего появления.
— Э… я пришла, — оторопела я.
— Вижу, — все с тем же легким разочарованием и во взгляде, и в голосе ответил дед. По его виду никогда бы не подумала, что ему не все равно, пришла я или ушла. Ну не дура? Я тут беспокоюсь, переживаю, а ему глубоко наплевать на все мои переживания.
— Кахаар там ужин приготовил. Ты бы поел. А я спать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Клементина, — едва слышно донеслось вслед, когда я по лестнице поднималась.
Ну вот, я же говорю, мерещится. Дед бы никогда не пожелал мне спокойной ночи, тем более с такой нежностью в голосе.
— Бред все это, игра воображения, — пожаловалась я своему цветочку. Тот сияние поумерил, в полутьме коридора смотрелось очень красиво. Такой мягкий, лунный свет. На улице он светился ярче, желтым светом, как солнце.
— Сдается мне, ты не просто цветочек, ты волшебный цветочек, — улыбнулась я, решив, что завтра обязательно загляну в дедову библиотеку и выясню все про свой подарок. А сейчас спать. День выдался убийственный. Правда, я не ожидала, что и ночь выдастся не лучше.
* * *
Мне снился странный сон. Такой яркий, реальный, будто это был и не сон вовсе…
Я проснулась от чужого прикосновения. Открыла глаза, но сердце стучало ровно, страха не было. Кардамис тускло светил на прикроватной тумбе, отбрасывая причудливые тени на одеяние ночного гостя. Дэйв в белой мантии, жрец Матери всех драконов.
Я хотела спросить, как он оказался в моей комнате, не позволил, приложил палец к своим губам, поманил за собой. И я пошла, как была, босиком в ночной сорочке к открытой двери, в полутьме по коридору и вниз по лестнице, а дальше в сад, где прошлась по мокрой, колючей траве. Когда же мы вышли за ворота, незнакомец протянул руку, и я не раздумывая, взялась за нее, чтобы ступить в мгновенно открывшийся пространственный переход.
Мы оказались в длинном каменном коридоре, освещаемом факелами с живым огнем. Позади нас каменная кладка без всякого намека на дверь, зато далеко впереди она была.
Жрец взял один из факелов и передал мне. Я поняла, что дальнейший путь должна преодолеть одна, но по-прежнему не боялась. Только чувствовала камни под ногами, что резали ступни, удивительно, но боли не было.
Коридор вскоре закончился, я дошла до двери, монолитной, даже без намека на замок, но я откуда-то знала, как ее открыть.
Кровь, отданная добровольно. Изрезанные ноги, как символ преодоления через боль и глубокий порез по линии жизни — как истина, что никогда не дается без трудностей.
Дверь не открылась, но потеряла форму, стала прозрачной, словно иллюзия мастера Крейма.
Из глубины повеяло теплом и сильным запахом меда и цветов. Мне безумно хотелось туда войти, окунуться во что-то хорошее и прекрасное, но я медлила, всерьез переживая, что оставив кровавые следы в святилище, оскверню его.
Кто-то в моей голове засмеялся, и я с удивлением обнаружила, что порез на руке зажил, как и раны на ногах.
«Не бойся, мое дитя. Я много лет ждала тебя» — заговорил голос в моей голове. Я и не боялась, я предвкушала встречу с самым удивительным и прекрасным существом на свете.
Мать всех драконов была прекрасна. Ее серебристая чешуя сияла так, что слепило глаза. Взгляд больших глаз с вертикальным зрачком был мягким, добрым, нежным. Так смотрит любящая мать на свое обожаемое дитя. И как же давно я не видела этого взгляда.
Удивительно, но я не испытывала благоговения, хотя Мать, безусловно, этого заслуживала. Скорее, это был восторг и невероятный покой. Еще днем я верила, что только дом Парс смогу назвать своим истинным домом, но я ошибалась. Именно здесь, именно с Матерью я чувствовала, что попала домой. Невероятное ощущение.
