Я начал экспериментировать с членами своей семьи, я ценил их просто за то, что они существовали, неважно даже было, какие у нас были отношения. Это была любовь по умолчанию, заложенная в меня генетически. Люди, которые ненавидели своих родителей или братьев и сестёр мне были непонятны. Дело тут даже не в том, насколько сложные и выматывающие у вас отношения. Дело в том, что вы по умолчанию связаны, и даже если ты никогда не видел своих родителей или страдал из-за козней своих братьев, невозможно было эту подсознательную любовь ничем замарать. Она просто есть. Настоящая любовь – она именно такая, не делящая на чёрное и белое и не способная угаснуть, как только появлялись первые непонимания. Но это были не крепкие, сжигающие чувства, которые выворачивали твою душу наизнанку, и не холодный расчёт ненавистного долга, что был навязан каждому живому существу. Это скорее была умиротворяющая гармония, чуждая любому искажению.
Я решил избавиться от своего старшего брата Устина, а заодно и от всей его семьи. Как видите, не у меня одного было странное имя в семье, но Устину никогда оно не нравилось, и при совершеннолетии он сменил его на забугорный аналог и теперь звался Джастином. После трагической смерти Кузи (к которой я был косвенно причастен), семья его была высосана. Не звучало там больше смеха, не горели огнём радости их глаза, все они до сих пор жили в тени скорби, не замечая вокруг, как на самом деле прекрасен и многогранен этот мир. В какой-то степени я считал свой предстоящий поступок благородным. И хотя ни у Устина, ни у его жены Ланы так и не появились метки после трагедии, они были в затяжной депрессии, но продолжали влечь жалкое существование. У них ещё была младшая дочь Флора. И дабы не оставлять её сиротой, я решил, что хватит им этих страданий, если уничтожать, то кланами. Чувство вины робко покалывало, пока я планировал такое грандиозное (лично для Зиновия) дело, но пора было отбросить эмоции и стать тем, кто разрушает смерть.
Я до сих пор испытывал страхи, когда в моём окружении люди себя убивали, мне не нравилось быть в центре внимания в подобных случаях. И я решил подстраховаться и в этот раз. Я заразил Устина через своего несовершеннолетнего донора, найденного через клуб самоубийц. После успешного заражения я вернул назад метку своему донору. На следующие выходные я снова пришёл с ним же и заразил Лану, и опять забрал метку назад. Но ещё через неделю настал черёд и маленькой Флоры, у которой я и решил оставить метку, нарушив сразу два табу – заражать родственников и детей. Я понимал, что семья никому никогда не расскажет, что их шестилетняя дочь наложила на себе руки, и поскольку оба они были прокляты и в ближайшие месяцы трагически погибнут, никто не свяжет их смерти с моей личностью.
В итоге история закончилась благополучно для меня. И хотя искушение пожрать душу своей племянницы было сильным, я решил себя избавить от лишних подозрений. На всю семью напали какие-то ненормальные отморозки во время пикника. Понятия не имею, на что эти головорезы рассчитывали, решив поживиться на среднестатистической московской семье среднего класса. Флора первая была убита, она как будто сама бежала в руки к бандиту, нарываясь на его нож. Я не был удивлён, её суицидальные порывы явно вызывали в ней пугающую хаотичность, которую она никак не могла распутать. У них была одна метка на троих, я уверен, что донор, у которого я её забрал был запрограммирован перерезать себе вены, от того семья брата погибла от ножевых ранений.
Конечно, горькое послевкусие ещё долго присутствовало после такого грязного финала, но я осознал, что мне совершенно незачем оплакивать кого-либо. Время эмпатии и сочувствия завершилось, тот, кто разрушает смерть был лишён таких мелочных качеств, так что следующим в списке на уничтожение оказался мой младший брат Николай. Он был бездетным, у него была девушка, с которой он встречался на протяжении семи лет, они периодически сходились и расходились, но я так и не нашёл с ней контакта. Это её и спасло, Маша не вызывала во мне никаких тёплых эмоций, чтобы отправить её добровольно на тот свет вслед за Колей. И тут я снова действовал по той же схеме – заражал, а потом отнимал метку и возвращал донору. И теперь я убедился в том, что даже за несколько часов метка успевала оставить свой след, проклятие работало и в итоге приводило к трагедии. Донором была пожилая женщина, которую я нашёл в клинике. Николай умер, удавившись газом в какой-то шахте, куда он ездил на переговоры, чтобы заключить контракт для нефтяной компании, на которую работал. И снова минимально сожалений, ну, умер и умер, всех нас, в конце концов, поджидает смерть. Обидно было только, что из-за своей осторожности я лишал его души.
Даже смерть родителей не вызвала у меня прилива нежности или приятных воспоминаний. Я хоронил их как груз прошлого, ничто не могло остановить того, кто разрушает смерть. Ни одна душещипательная связь не способна была привязать меня к этому миру и её обитателям. Я был свободен во всём, и хотя было странно наблюдать за плодами своих суицидальных творений, я осознал, что обрывать связи было совсем несложно. Мои родители после смерти сыновей совершенно обезличились в своём горе, их окружала какая-то серая мгла, и я даже надеялся, что у кого-нибудь из них метка появится естественным путём. Увы. Я заразил их обоих в один день и через одного и того же донора. Метка была возвращена назад донору в обоих случаях. Конечно, люди начали шептаться, что наша семья – проклята, считая, что всё началось с моей попытки самоубийства. Так оно и было, только я не был жертвой. Но кто ж знал о моей роли в этих тайных делах. Моя репутация была в безопасности.
Моя мать (я умышленно не упоминаю имён родителей, чтобы максимально обезличить такое личное для Зиновия) умерла во время операции по удалению грыжи. Операция не считалась сложной, но иммунитет моей матери был ослаблен после всех трагедий. Когда я приехал навестить её, то уже знал, что вижу её в последний раз. И она знала, но смотрела на меня с какой-то нежностью и наивностью, и этот её взгляд указывал именно на умение прощать, это было покорное всепрощение, хотя в тот момент я знал, что и она знает о том, что я наделал. Я еле сдержал в себе порыв раскаяния, я не испытывал подобных чувств, я был слишком близко к цели, чтобы упасть в пропасть сожалений перед самой финишной прямой.
Мой отец умер от отравления некачественным алкоголем. Он выпивал со своими товарищами, недалёкими собутыльниками, заглушая вину и боль в бутылке. Он отвратительно питался в последнее время, не следил за здоровьем, так что любая попойка могла спровоцировать смерть. Думаю, он и сам её призывал, но был слишком слаб, чтобы прийти к ней самостоятельно. Суицидальная метка распространяла свои токсичные миазмы в его душе, но удерживала от последнего шага. Его ждала смерть, но случайная, нелепая, трагичная и кровожадная. В принципе, всё совпало, донор мой собирался покончить с собой методом отравления медикаментами. Мать умерла от отравления наркозом (именно так я классифицировал её смерть), а отец от отравления алкоголем. Дело было сделано. Горевать было нечему.
Были ещё и другие родственники, с которыми у меня сложилась та или иная связь, которые влияли на мою жизнь, занимали мои мысли и своим присутствием очеловечивали меня. Примерно таким же путём я избавился от тёти по стороне матери, заразив её суицидальной меткой паренька, который планировал покончить с собой, спрыгнув со скалы. Так что моя любимая тётя Зоя упокоилась не как самоубийца. Она упала с крыши какого-то модного ресторана в Гонконге с невероятной высоты. Понятия не имею, как такое возможно, но подобные трагедии всё же периодически случаются. А вот последний член семьи, который пал жертвой моих козней был дедушка Терентий, живший в деревне Беззубово в Московской области. Он уже был древним и многое повидал в жизни, и я решил пожалеть его и позволить покончить с собой, забрав его душу. Я приехал на отдых в деревню, чтобы проводить его в последний путь. Настроение Терентия мрачнело с каждым днём, но он стал таким говорливым философом, что для меня этот отдых стал настоящей отдушиной. Он видел и понимал так много, но страх неизвестности съедал его изнутри, он настолько помешался на факте, что не знает, что его ждёт после смерти, что решил выяснить это добровольно, не дожидаясь того дня, когда разум его помутнеет. Дед застрелился в сарае в моём присутствии. Он видел, что я наблюдаю за ним, но делал вид, что не замечает моего любопытства, а я в свою очередь не собирался удерживать его. Слияние душ было катартическим. С родственниками было покончено.
Конечно же, их всех тянуло ко мне после заражения, какие-то неуместные страхи и навязчивый мрак их преследовали, подсознательно они искали моей помощи, только я давно уже усёк, что после момента заражения нужно максимально отдалиться. Мне неоднократно выносили мозг, угрожали и пытались разоблачить мои дьявольские козни, если я продолжал мельтешить в жизни заражённой жертвы. Так что отсутствие общения облегчало ситуацию, хотя всё равно многие умудрялись достать меня. Их философские вопрошания и терзания по поводу несправедливости мира обретали чудовищные формы, а упадническое настроение выявляло невообразимые формы депрессии. Да и культ смерти имел место быть, и хотя далеко не все раскрывали свои души передо мной, всё же макабрическая культура из их уст лилась такими потоками, что мне казалось, что я заживо захоронен на кладбище Пер-Лашез. Но я не был их проводником в последний путь, это было их проклятие, и спасать эти души в мои планы не входило. И хотя это я обрёк их на уничтожение, что поделаешь, без жертв не обойтись ради великих целей. И самое невероятное было то, что никогда и нигде я не светился в качестве подозреваемого. Кончились те времена, когда на меня обрушивались разъярённые близкие заражённых мною людей, я выполнял свою работу чисто и не вызывал никаких вопросов. В большинстве случаев я оставался невидимкой, либо же жертвой (как в случае смерти родственников). Именно так я и представлял деятельность того, кто разрушает смерть – безликий аноним, у которого нет фаворитов или расписаний, без эмоций выполняющий своё предназначение. Я был практически свободен.
Параллельно я взялся за своих друзей. В последнее время было мало таких людей, которые мне были дороги, в основном это были люди из прошлого, когда я ещё был обычным парнем и не помышлял ни о каких самоубийствах. Самое сложное было избавиться от своей любимой компашки, именно вместе с ними я обретал свои главные жизненные уроки и выплёскивал свои застоявшиеся эмоции. После попытки покончить с собой наши отношения изменились, но всё равно эти пятеро людей оставили свой след в моей душе, и без них моя жизнь явно бы сложилась иначе. Увы, но настала пора умереть и этим прекрасным воспоминаниям, так что мои дорогие Дмитрий, Алексей, Василий, Яна и Снежана, вы своё дело сделали, пришла пора расплаты за нашу дружбу. Тут пришлось попотеть, как организовать их заражение, так как я хотел, чтобы они погибли все вместе. Поскольку я знал, что случайности крайне благоприятны в моих суицидальных схемах, я надеялся на успех. И я его получил.
Я заразил их за один вечер, передавая метку от одного к другому, притворившись больным. Но после всех этих передач я таким действительно стал. Я долго искал нужного донора, разъезжая по гастролям в филиалы секты, пока не отыскал то, чего хотел. Это была дама с меткой, в которую были чётко вплетены узоры снега. Мне было плевать на её трагедию, всё, что мне было от неё нужно, так это снежная метка! Я организовал своим друзьям тур по заснеженному Красноярскому краю, интуиция моя кричала о том, что в это время года могут быть снежные бураны, а поездка подразумевала спартанский образ жизни, они должны были ночевать в палатках. Я должен был ехать с ними, но из-за моей «внезапной» болезни, пришлось им обойтись без меня. Я не прогадал, мои друзья пропали где-то в заснеженных лесах на третий день путешествия. Связь там была плохой, к тому же в этом была фишка – жить в диких условиях без помощи гаджетов и мира технологий. Искать их стали только через несколько дней, но тела их так и не были найдены. Зато я точно знал, что зима пожрала их тела и души, отправив навеки в пустоту.
Конечно, были ещё и другие друзья, которые скрашивали моё одиночество и очищали своим присутствием этот мир, наполняя хоть каким-то теплом моё сердце. Их было не так много, ведь я привык относиться к людям как к компосту, и большая часть связей уже не сильно влияла на меня. Но а те, кто был способен растрогать струны моей очерствелой души, умирали по схожим сценариям. Вместе я убрал сорок семь человек из числа друзей детства, коллег, постоянных партнёров для тусовок или секса и прочих случайных контактов, которые изменили моё восприятие жизни. Большую часть из них я не получил в жертву, потому что опасался, что кто-нибудь свяжет, что в окружении Зиновия Панова случалось слишком много самоубийств. Но невооружённым взглядом было видно, что этот самый Зиновий явно ходит под проклятием смерти, раз в его окружении мрут как мухи все, кто когда-то был ему дорог. Но кто ж свяжет это, если я оперировал в качестве невидимки? Несмотря на то что я обладал невероятной харизмой и способен был зажигать уже массы, я умел быть анонимом без личности, не оставляя никаких следов. Я уже и сам запутался, что из себя представляла моя личность, и существовала ли она. Но это уже не имело значения, я был тем, кто разрушает смерть, и только эта личина была важна для развития мира. Кажется, теперь я был совершенно свободным, и настало время предстать в своём обновлённом образе перед Suinsomnie. Что сейчас он скажет, и сможет ли устоять перед величием того, кто разрушает смерть?
44
В период, когда я ломал свои последние привязки, я продолжал жить в своём обычном режиме. Моя маниакальная жажда оборвать все свои корни притупила все остальные аспекты существования, но всё же я ещё оставался одной ногой в прошлом, делая всё возможное ради того, чтобы оказаться в новом будущем. В том будущем, которое я осознанно для себя выбрал, концентрируясь на полном нейтралитете в своей божественной деятельности. Это не было зазнайство или неадекватный эгоцентризм, я не считал себя выше всех, я просто был вне человеческих суждений во всём, что касалось миссии того, кто разрушает смерть. Я не был богом или ангельским созданием, но от человека во мне оставалась лишь физическая оболочка, и я даже понятия не имел, нуждаюсь ли в ней, и что станет со мной, когда я выйду на новый уровень. Возможно, новый этап уже начался, я полностью изменил своё восприятие и отпустил все держащие меня в людском мире привязки. И я убедился, что теперь ничто мне не мешает двигаться вперёд, потому что не было больше моральных принципов, теории неравенства и эмоциональной нестабильности, не было совести и инстинктов, всё это я похоронил вместе с последними людьми из своего прошлого.
Во мне поселилась странная пустота. И пока я её испытывал, то явно не был готов сделать последний шаг и апгрейдиться до нового уровня. Когда
Я решил избавиться от своего старшего брата Устина, а заодно и от всей его семьи. Как видите, не у меня одного было странное имя в семье, но Устину никогда оно не нравилось, и при совершеннолетии он сменил его на забугорный аналог и теперь звался Джастином. После трагической смерти Кузи (к которой я был косвенно причастен), семья его была высосана. Не звучало там больше смеха, не горели огнём радости их глаза, все они до сих пор жили в тени скорби, не замечая вокруг, как на самом деле прекрасен и многогранен этот мир. В какой-то степени я считал свой предстоящий поступок благородным. И хотя ни у Устина, ни у его жены Ланы так и не появились метки после трагедии, они были в затяжной депрессии, но продолжали влечь жалкое существование. У них ещё была младшая дочь Флора. И дабы не оставлять её сиротой, я решил, что хватит им этих страданий, если уничтожать, то кланами. Чувство вины робко покалывало, пока я планировал такое грандиозное (лично для Зиновия) дело, но пора было отбросить эмоции и стать тем, кто разрушает смерть.
Я до сих пор испытывал страхи, когда в моём окружении люди себя убивали, мне не нравилось быть в центре внимания в подобных случаях. И я решил подстраховаться и в этот раз. Я заразил Устина через своего несовершеннолетнего донора, найденного через клуб самоубийц. После успешного заражения я вернул назад метку своему донору. На следующие выходные я снова пришёл с ним же и заразил Лану, и опять забрал метку назад. Но ещё через неделю настал черёд и маленькой Флоры, у которой я и решил оставить метку, нарушив сразу два табу – заражать родственников и детей. Я понимал, что семья никому никогда не расскажет, что их шестилетняя дочь наложила на себе руки, и поскольку оба они были прокляты и в ближайшие месяцы трагически погибнут, никто не свяжет их смерти с моей личностью.
В итоге история закончилась благополучно для меня. И хотя искушение пожрать душу своей племянницы было сильным, я решил себя избавить от лишних подозрений. На всю семью напали какие-то ненормальные отморозки во время пикника. Понятия не имею, на что эти головорезы рассчитывали, решив поживиться на среднестатистической московской семье среднего класса. Флора первая была убита, она как будто сама бежала в руки к бандиту, нарываясь на его нож. Я не был удивлён, её суицидальные порывы явно вызывали в ней пугающую хаотичность, которую она никак не могла распутать. У них была одна метка на троих, я уверен, что донор, у которого я её забрал был запрограммирован перерезать себе вены, от того семья брата погибла от ножевых ранений.
Конечно, горькое послевкусие ещё долго присутствовало после такого грязного финала, но я осознал, что мне совершенно незачем оплакивать кого-либо. Время эмпатии и сочувствия завершилось, тот, кто разрушает смерть был лишён таких мелочных качеств, так что следующим в списке на уничтожение оказался мой младший брат Николай. Он был бездетным, у него была девушка, с которой он встречался на протяжении семи лет, они периодически сходились и расходились, но я так и не нашёл с ней контакта. Это её и спасло, Маша не вызывала во мне никаких тёплых эмоций, чтобы отправить её добровольно на тот свет вслед за Колей. И тут я снова действовал по той же схеме – заражал, а потом отнимал метку и возвращал донору. И теперь я убедился в том, что даже за несколько часов метка успевала оставить свой след, проклятие работало и в итоге приводило к трагедии. Донором была пожилая женщина, которую я нашёл в клинике. Николай умер, удавившись газом в какой-то шахте, куда он ездил на переговоры, чтобы заключить контракт для нефтяной компании, на которую работал. И снова минимально сожалений, ну, умер и умер, всех нас, в конце концов, поджидает смерть. Обидно было только, что из-за своей осторожности я лишал его души.
Даже смерть родителей не вызвала у меня прилива нежности или приятных воспоминаний. Я хоронил их как груз прошлого, ничто не могло остановить того, кто разрушает смерть. Ни одна душещипательная связь не способна была привязать меня к этому миру и её обитателям. Я был свободен во всём, и хотя было странно наблюдать за плодами своих суицидальных творений, я осознал, что обрывать связи было совсем несложно. Мои родители после смерти сыновей совершенно обезличились в своём горе, их окружала какая-то серая мгла, и я даже надеялся, что у кого-нибудь из них метка появится естественным путём. Увы. Я заразил их обоих в один день и через одного и того же донора. Метка была возвращена назад донору в обоих случаях. Конечно, люди начали шептаться, что наша семья – проклята, считая, что всё началось с моей попытки самоубийства. Так оно и было, только я не был жертвой. Но кто ж знал о моей роли в этих тайных делах. Моя репутация была в безопасности.
Моя мать (я умышленно не упоминаю имён родителей, чтобы максимально обезличить такое личное для Зиновия) умерла во время операции по удалению грыжи. Операция не считалась сложной, но иммунитет моей матери был ослаблен после всех трагедий. Когда я приехал навестить её, то уже знал, что вижу её в последний раз. И она знала, но смотрела на меня с какой-то нежностью и наивностью, и этот её взгляд указывал именно на умение прощать, это было покорное всепрощение, хотя в тот момент я знал, что и она знает о том, что я наделал. Я еле сдержал в себе порыв раскаяния, я не испытывал подобных чувств, я был слишком близко к цели, чтобы упасть в пропасть сожалений перед самой финишной прямой.
Мой отец умер от отравления некачественным алкоголем. Он выпивал со своими товарищами, недалёкими собутыльниками, заглушая вину и боль в бутылке. Он отвратительно питался в последнее время, не следил за здоровьем, так что любая попойка могла спровоцировать смерть. Думаю, он и сам её призывал, но был слишком слаб, чтобы прийти к ней самостоятельно. Суицидальная метка распространяла свои токсичные миазмы в его душе, но удерживала от последнего шага. Его ждала смерть, но случайная, нелепая, трагичная и кровожадная. В принципе, всё совпало, донор мой собирался покончить с собой методом отравления медикаментами. Мать умерла от отравления наркозом (именно так я классифицировал её смерть), а отец от отравления алкоголем. Дело было сделано. Горевать было нечему.
Были ещё и другие родственники, с которыми у меня сложилась та или иная связь, которые влияли на мою жизнь, занимали мои мысли и своим присутствием очеловечивали меня. Примерно таким же путём я избавился от тёти по стороне матери, заразив её суицидальной меткой паренька, который планировал покончить с собой, спрыгнув со скалы. Так что моя любимая тётя Зоя упокоилась не как самоубийца. Она упала с крыши какого-то модного ресторана в Гонконге с невероятной высоты. Понятия не имею, как такое возможно, но подобные трагедии всё же периодически случаются. А вот последний член семьи, который пал жертвой моих козней был дедушка Терентий, живший в деревне Беззубово в Московской области. Он уже был древним и многое повидал в жизни, и я решил пожалеть его и позволить покончить с собой, забрав его душу. Я приехал на отдых в деревню, чтобы проводить его в последний путь. Настроение Терентия мрачнело с каждым днём, но он стал таким говорливым философом, что для меня этот отдых стал настоящей отдушиной. Он видел и понимал так много, но страх неизвестности съедал его изнутри, он настолько помешался на факте, что не знает, что его ждёт после смерти, что решил выяснить это добровольно, не дожидаясь того дня, когда разум его помутнеет. Дед застрелился в сарае в моём присутствии. Он видел, что я наблюдаю за ним, но делал вид, что не замечает моего любопытства, а я в свою очередь не собирался удерживать его. Слияние душ было катартическим. С родственниками было покончено.
Конечно же, их всех тянуло ко мне после заражения, какие-то неуместные страхи и навязчивый мрак их преследовали, подсознательно они искали моей помощи, только я давно уже усёк, что после момента заражения нужно максимально отдалиться. Мне неоднократно выносили мозг, угрожали и пытались разоблачить мои дьявольские козни, если я продолжал мельтешить в жизни заражённой жертвы. Так что отсутствие общения облегчало ситуацию, хотя всё равно многие умудрялись достать меня. Их философские вопрошания и терзания по поводу несправедливости мира обретали чудовищные формы, а упадническое настроение выявляло невообразимые формы депрессии. Да и культ смерти имел место быть, и хотя далеко не все раскрывали свои души передо мной, всё же макабрическая культура из их уст лилась такими потоками, что мне казалось, что я заживо захоронен на кладбище Пер-Лашез. Но я не был их проводником в последний путь, это было их проклятие, и спасать эти души в мои планы не входило. И хотя это я обрёк их на уничтожение, что поделаешь, без жертв не обойтись ради великих целей. И самое невероятное было то, что никогда и нигде я не светился в качестве подозреваемого. Кончились те времена, когда на меня обрушивались разъярённые близкие заражённых мною людей, я выполнял свою работу чисто и не вызывал никаких вопросов. В большинстве случаев я оставался невидимкой, либо же жертвой (как в случае смерти родственников). Именно так я и представлял деятельность того, кто разрушает смерть – безликий аноним, у которого нет фаворитов или расписаний, без эмоций выполняющий своё предназначение. Я был практически свободен.
Параллельно я взялся за своих друзей. В последнее время было мало таких людей, которые мне были дороги, в основном это были люди из прошлого, когда я ещё был обычным парнем и не помышлял ни о каких самоубийствах. Самое сложное было избавиться от своей любимой компашки, именно вместе с ними я обретал свои главные жизненные уроки и выплёскивал свои застоявшиеся эмоции. После попытки покончить с собой наши отношения изменились, но всё равно эти пятеро людей оставили свой след в моей душе, и без них моя жизнь явно бы сложилась иначе. Увы, но настала пора умереть и этим прекрасным воспоминаниям, так что мои дорогие Дмитрий, Алексей, Василий, Яна и Снежана, вы своё дело сделали, пришла пора расплаты за нашу дружбу. Тут пришлось попотеть, как организовать их заражение, так как я хотел, чтобы они погибли все вместе. Поскольку я знал, что случайности крайне благоприятны в моих суицидальных схемах, я надеялся на успех. И я его получил.
Я заразил их за один вечер, передавая метку от одного к другому, притворившись больным. Но после всех этих передач я таким действительно стал. Я долго искал нужного донора, разъезжая по гастролям в филиалы секты, пока не отыскал то, чего хотел. Это была дама с меткой, в которую были чётко вплетены узоры снега. Мне было плевать на её трагедию, всё, что мне было от неё нужно, так это снежная метка! Я организовал своим друзьям тур по заснеженному Красноярскому краю, интуиция моя кричала о том, что в это время года могут быть снежные бураны, а поездка подразумевала спартанский образ жизни, они должны были ночевать в палатках. Я должен был ехать с ними, но из-за моей «внезапной» болезни, пришлось им обойтись без меня. Я не прогадал, мои друзья пропали где-то в заснеженных лесах на третий день путешествия. Связь там была плохой, к тому же в этом была фишка – жить в диких условиях без помощи гаджетов и мира технологий. Искать их стали только через несколько дней, но тела их так и не были найдены. Зато я точно знал, что зима пожрала их тела и души, отправив навеки в пустоту.
Конечно, были ещё и другие друзья, которые скрашивали моё одиночество и очищали своим присутствием этот мир, наполняя хоть каким-то теплом моё сердце. Их было не так много, ведь я привык относиться к людям как к компосту, и большая часть связей уже не сильно влияла на меня. Но а те, кто был способен растрогать струны моей очерствелой души, умирали по схожим сценариям. Вместе я убрал сорок семь человек из числа друзей детства, коллег, постоянных партнёров для тусовок или секса и прочих случайных контактов, которые изменили моё восприятие жизни. Большую часть из них я не получил в жертву, потому что опасался, что кто-нибудь свяжет, что в окружении Зиновия Панова случалось слишком много самоубийств. Но невооружённым взглядом было видно, что этот самый Зиновий явно ходит под проклятием смерти, раз в его окружении мрут как мухи все, кто когда-то был ему дорог. Но кто ж свяжет это, если я оперировал в качестве невидимки? Несмотря на то что я обладал невероятной харизмой и способен был зажигать уже массы, я умел быть анонимом без личности, не оставляя никаких следов. Я уже и сам запутался, что из себя представляла моя личность, и существовала ли она. Но это уже не имело значения, я был тем, кто разрушает смерть, и только эта личина была важна для развития мира. Кажется, теперь я был совершенно свободным, и настало время предстать в своём обновлённом образе перед Suinsomnie. Что сейчас он скажет, и сможет ли устоять перед величием того, кто разрушает смерть?
44
В период, когда я ломал свои последние привязки, я продолжал жить в своём обычном режиме. Моя маниакальная жажда оборвать все свои корни притупила все остальные аспекты существования, но всё же я ещё оставался одной ногой в прошлом, делая всё возможное ради того, чтобы оказаться в новом будущем. В том будущем, которое я осознанно для себя выбрал, концентрируясь на полном нейтралитете в своей божественной деятельности. Это не было зазнайство или неадекватный эгоцентризм, я не считал себя выше всех, я просто был вне человеческих суждений во всём, что касалось миссии того, кто разрушает смерть. Я не был богом или ангельским созданием, но от человека во мне оставалась лишь физическая оболочка, и я даже понятия не имел, нуждаюсь ли в ней, и что станет со мной, когда я выйду на новый уровень. Возможно, новый этап уже начался, я полностью изменил своё восприятие и отпустил все держащие меня в людском мире привязки. И я убедился, что теперь ничто мне не мешает двигаться вперёд, потому что не было больше моральных принципов, теории неравенства и эмоциональной нестабильности, не было совести и инстинктов, всё это я похоронил вместе с последними людьми из своего прошлого.
Во мне поселилась странная пустота. И пока я её испытывал, то явно не был готов сделать последний шаг и апгрейдиться до нового уровня. Когда
