– Джек! Иди-иди ко мне! Иди ко мне, пёс! Готов?
Пёс заливался звонким лаем, кружась вокруг себя. Казалось, он сошел с ума - так ему было весело и радостно, оттого, что его хозяин сейчас размахнётся и забросит его любимую игрушку, и Джек понесётся навстречу ветру туда, где его ждёт излюбленная забава всей его жизни– потрёпанный теннисный мяч. Вот, он уже бежит за ним. Вот, он возвращается, держа серо-коричневый от грязи мяч. Вот, он прыгает снова, говоря тем самым: «Бросай! Бросай ещё!». Андрей любил этого пса. Как же он рад был видеть его снова... Снова? Почему снова?..
Андрей открыл глаза, очнувшись от зябкого болезненного сна, который оставил внутри смешанные чувства. Сейчас привидевшийся Джек (его любимый пёс юности) был бальзамом на сердце. Всё-таки наш мозг удивительная вещь: в минуты боли и отчаяния он пытается утешить психику, хотя она является частью его же самого.
Дышать было тяжело, пыль забилась в лёгкие, рот и нос, и ему нестерпимо хотелось зайтись громким кашлем, дабы выплюнуть все эту гадость из себя. Но на это совсем не было сил: тело словно было обернуто в тугую промасленную ткань слабости. Андрей попытался поднять голову, но ничего не вышло - она была настолько тяжела и болезненна, что попытавшись её приподнять снова, он, скорее бы всего, вновь потерял сознание. Скосив глаза, он посмотрел наверх. Был виден край бетонной плиты с торчащей из неё арматурой, а в некотором отдалении проглядывался знакомый подлокотник кресла, что стояло в их гостиной. Вернее, это была ткань с этого подлокотника, сама форма была насколько искажена, что напоминала пластилиновую фигурку из рук маленького ребенка.
Он всё вспомнил. Сидя на этом самом кресле, он почувствовал вибрацию, будто от телефона, но шла она по всему креслу, а также по столу, на котором лежал локоть Андрея. Вибрация усилилась, и шкаф напротив стал воинственно надвигаться, а откуда-то из угла потолка посыпалась бетонная пыль. Андрей всё понял – землетрясение. «Алёна!» - только и успел крикнуть он, вспомнив о дочери, которая только что вышла в подъезд со щенком. А затем грохот, пыль, стекло, треск, страх...
Андрей попытался пошевелить руками. Правая ходила свободно и не болела – это хороший знак. Левая была зажата в чем-то, но пальцами можно было шевелить, хоть и не активно. С ногами было хуже: на правую ногу что-то давило, и ею невозможно было двигать, а левая, судя по всему, была сломана. Попытавшись её сдвинуть, Андрей почувствовал пронзительную боль в сочетании с неестественными неприятными ощущениями. Если её не приводить в движение и оставлять в состоянии покоя, то боль утихает и остаются только неприятные ощущения, которые можно терпеть. Чуть позже, возможно, он всё-таки попробует повернуть голову, надо только успокоиться и передохнуть.
– Алёна! – попытался крикнуть он, но изо рта вырвался сип, а затем хныкающее хрипение, совсем отдаленно напоминающее кашель.
Свободной правой рукой он нащупал край того, на чем лежал. Потянувшись за него, он попытался высвободить левую руку, но у него ничего не получилось, лишь сломанная нога отозвалась новым выстрелом боли. «О, боже... Что же это... Как же быть?» – отчаянно думал мужчина. Он положил голову так, как она лежала изначально, и вновь попытался разглядеть обстановку: две бетонные плиты в радиусе его обзора упирались друг в друга, образуя букву «Л» (должно быть, это стены его квартиры, но настолько на них не похожи, что казалось, будто его выкинуло в совсем другую реальность); плита, на которой он лежал, была тоже стеной, что упала горизонтально (Андрей щекой чувствовал холодную плитку, значит, это стена ванны или кухни); рядом, в углублении, лежала люстра, покрытая толстым слоем бетонной пыли: некоторые лампочки её, что удивительно, были целы. Как трудно дышать. Пыль. Много пыли. Много-много пыли…
– Джек! Иди сюда! Умница!
Пёс кружился в ногах Андрея, преданно поднимая морду на хозяина, с молящим взглядом.
– Ну чего ты? Гулять идём?
Джек прекрасно знал слово «гулять» и при произнесении его начинал сходить с ума, суетясь вокруг и сопровождая эту суматоху ударами хвоста о стены и различные предметы.
– Успокойся! – крикнул Андрей. Пёс радостно сел в ожидании того, что старший друг вот-вот наденет на него поводок.
Андрей снял поводок с крючка и попытался развернуть его, но ничего не вышло - ремень запутался, образуя комок переплетений. Пёс вскочил передними лапами колено хозяина и стал звонко лаять.
– Подожди...
Джек загавкал еще громче.
– Подожди, говорю!
Поводок не желал распутываться. В конце концов, парню надоело это занятие, и он в сердцах бросил запутанный поводок в угол.
– Ладно... Идём так!
– Гав!
– Будешь умницей?
– Гав!
– Как надо отвечать? Два раза!
– Гав!
– Два раза! Два!
– Гав-гав!
– Вот молодец! – потрепал по загривку Джека Андрей. Пёс был вне себя от радости, не исключено, что он сейчас разнесёт всю прихожую деревенского дома.
– Идём на болото. Без поводка. Чтоб слушался! А то ведь больше не возьму тебя!
Андрей приоткрыл входную дверь. Пёс вырвался на свободу и стал носиться по двору, но как только они вышли за калитку, Джек успокоился и уже шел рядом с хозяином, разглядывая всех вокруг, беспорядочно крутя свой мордой из стороны в сторону. При этом, конечно, не забывал периодически поднимать морду и взглядывать на хозяина, тем самым спрашивая: «Я молодец?» При виде других собак Андрей брал Джека за ошейник и держал от греха подальше, так как пёс мог резко броситься в драку, чего Андрею было совсем не нужно. Они спокойно дошли до опушки леса, и тогда парень громко скомандовал: «Гуляй!». Псу открылась полная свобода – он резко сорвался с места и начал нарезать круги по высокой траве, среди деревьев, ни на секунду не сбавляя скорости. Андрей в этот момент любил его как никогда. Этот «немец» был ему самым дорогим существом на свете. Они вошли вглубь леса по знакомой тропинке, на которой были не раз и которую знали наизусть. Обоим было весело в обществе друг друга. Это была настоящая дружба. Дружба, которая могла быть только у человека и собаки.
Гуляя среди деревьев и играя с палкой, Андрей и Джек приблизились к болоту. В один из каких-то моментов пёс громко гавкнул и рванул в сторону трясины.
– Стой!
Но пёс уже прыгнул с небольшого выступа в грязевое месиво, покрытое слоем гнилого мха.
– Ну, куда ты прыгнул, дурак! – в ужасе закричал парень.
Пёс замолчал, он жалобно уставился на хозяина, пытаясь вылезти обратно, но его постепенно засасывало глубже. Он беспорядочно молотил лапами по болотной жиже вокруг себя, но этим делал еще хуже, ускоряя своё всасывание. Его хозяин было кинулся к нему, но перед самой трясиной остановился. Подумав, он схватил сухой, прогнивший шест, что валялся рядом, и протянул его собаке. Пёс не понимал, что нужно делать и продолжал долбить лапами по поверхности, пытаясь вылезти.
– Хватай зубами! Я вытяну тебя!
Он не понимал. Продолжал барахтаться, убирая морду от сухой палки. Андрей воткнул палку в жижу и понял, что там очень глубоко, ему не пробраться к Джеку. Бежать за помощью уже не было времени: овчарку слишком быстро затягивала трясина.
– Помогите! Кто-нибудь! – закричал во все горло испуганный хозяин несчастного пса, в надежде на грибников, которых он видел здесь не один раз. Никто не отозвался. Никого не было рядом.
Андрей понял, что ему предстоит сделать выбор. Пойти на риск и пролезть к псу в трясину и попытаться его вытащить (но при этом, возможно, они оба утонут), либо оставить пса ради уверенности в безопасности собственной жизни.
Он не мог слышать жалобное скуление своего друга и не мог видеть, как болото сомкнется над собачьим носом. Он плакал, закрыв глаза и прикрыв уши.
– Прости, Джек...
Но вдруг через свои ладони он услышал звонкий лай. Так может лаять только чуть подросший щенок. Что это?...
Андрей снова очнулся от бредового небытия. Ему снова привиделся его Джек. Но на этот раз приснилась его гибель, которая произошла, когда Андрею было восемнадцать, а Джеку всего четыре. В этой гибели своего друга парень винил себя всю свою жизнь и не прощал себя. Он больше никогда не заводил собак и никогда не имел четвероногих друзей после того случая.
Снова лай юного пса, только уже здесь, наяву. Боже, это же Макс! Он живой! Буквально за минуту до землетрясения, Алёна и Макс вышли в подъезд, отправившись на прогулку. Этот щенок был подарен Алёне её тётей (сестрой Андрея), которая очень любила свою племянницу, ведь родной отец категорически отказывался заводить собаку. Но его сестра решила, что девочке нужен друг, а её отцу пора избавляться от чувства вины, которое сопровождало его всю жизнь.
– Алёна! Ты жива? – нашёл Андрей в себе силы для крика. Кусок плиты, на котором он лежал, отдавался по всей поверхности гудением.
Лай щенка усилился и уже прорывался во все щели завалов, исходя откуда-то снизу. Алёна не отзывалась. Боже, хоть бы она была жива!
– Алёна...
Силы вновь покидали Андрея, ему было всё труднее кричать. Нужно было успокоиться и немного подумать. Здравая оценка ситуации – вот что ему сейчас было нужно.
Итак, произошло землетрясение. Настолько сильное, что здание почти сложилось как карточный домик, но всё же совсем не обрушилось, погребая под собой его жильцов. Впрочем, жильцов в этой панельной пятиэтажной «хрущёвке» сегодня должно было быть мало, так как была суббота, и большинство из них проводили своё время на дачах – лето есть лето. Осознание этого факта немного утешало Андрея, однако главное для него было здоровье дочери, и ему во что бы то ни стало нужно было услышать её и понять, что она жива. То, что бетонные плиты зафиксировались в своих положениях, найдя опору, ещё ни о чём не говорило, нужно было как можно быстрее выбраться из этого места, дабы не быть окончательно раздавленным внезапно продолжившимся обрушением. Не говоря уж о повторных толчках (афтершоках), которые после сильного землетрясения повторяются через какое-то время, и даже их слабая сила, по сравнению с первыми толчками, может окончательно разрушить здание, а ведь квартира Андрея находилась на 4 этаже...
Макс продолжал заливаться лаем, который иногда прекращался, и щенок, чуть помолчав, начинал поскуливать, а затем это снова превращалось в визгливое тявканье.
– Боже... Макс, хватит... – еле слышно проговорил мужчина, пытаясь кое-как высвободить левую руку.
Через мгновение, Андрей был готов поклясться, что услышал слабое: «Макс...» Он остановился и прислушался. Лай щенка заполнял всё пространство вокруг и не давал ни малейшего шанса услышать хоть что-то, помимо него.
– Алена! – крикнул он, собрав в себе последние силы.
– Папа!
Она жива! Боже мой, она жива!
– Детка! Ты цела? Скажи мне - как ты?
– Я не знаю...Что произошло?
Судя по всему, её ничем не прижало, и она в порядке, пусть пока еще и пребывает в состоянии легкого ступора.
– Землетрясение! Сильное землетрясение! Но мы живы и это хорошо! Скажи, как твоё самочувствие! Ощупай себя, не болит ли в каком месте? Вставать можешь?
– Нет. Вроде не болит... Могу вставать. Только... Ой! – на мгновение девочка замолкла.
– Что такое, дочь? Говори – не молчи!
– У меня всё лицо в крови!
– Попробуй понять, откуда идёт кровь! – испуганно прокричал её отец.
Он уже мог прикладывать силы для крика. Понимание факта, что дочь его жива и практически невредима, придало ему крепости.
– Я обо что-то порезалась щекой... Тут осколков каких-то много...
– Оторви от своей футболки кусочек и прижми. Держи так всё время, чуть надавливая, хорошо?
– Да...
– Макс, заткнись! – в сердцах крикнул Андрей на щенка, который с новой силой принялся гавкать.
– Не кричи на него! Ну, пап...
– Ладно. Все живы, и даже чёртов щенок! Надо выбираться, дочь!
– Во-первых, он не «чёртов», а мой щенок! – раздражённо проговорила дочь, как это бывает, когда дело касается её маленького друга. – А во-вторых, ты сначала сам скажи - как ты?
– Всё нормально, отделался испугом! Руки-ноги целы! Кусок оторвала? Прижала?
– Да.
Бетонные плиты сложились и встали так, что образовалась хорошая акустика, и Алёну было слышно очень хорошо, впрочем, как и её четвероногого друга, который явно находился где-то намного ниже.
Андрей снова крикнул:
– А где ты, Зайчиш? Почему Макс где-то внизу, а ты как будто ближе?
– Мне кажется, это подъезд! Да, вон почтовые ящики! Ну, вернее, сейчас это просто гнутая синяя железка... Я вспомнила, пап! Я остановилась у ящиков достать газету, а Макс побежал по лестнице вниз, и тогда всё началось! А дальше... Дальше уже лай Макса и я, сидящая среди пыли и осколков...
– Значит, ты можешь спуститься?
– Нет, от лестницы ничего не осталось! Я на лестничном пролёте! Вниз – обрыв! Ступеньки кусками лежат повсюду! Железки какие-то торчат везде! Одна стена наклонилась!
Андрей понял, что ей повезло. Бетонная плита лестничного пролёта, на которой находилась его дочь, уцелела. Если, как она говорит, бетонные ступеньки кусками повсюду, то это удача, что ни одна из них, выпадая со своего места, её не задела.
– Дочь! Ты в рубашке у меня, что ль, родилась?
– В платье я родилась... Слушай, пап, лестница наверх наполовину цела, я, может, смогу к тебе пробраться, но надо прыгать до ближайшей ступеньки, а я боюсь...
– Не вздумай прыгать!
– Максик! Помолчи, пожалуйста, любимый, мы скоро за тобой спустимся! – дружелюбно бросила вниз девочка.
Щенок замолчал. Вот это да. Даже Джек так не слушался Андрея, как этот несносный маленький лабрадор...
– Папа, я придумала! Тут рядом остались железные перила, если мне удастся их погнуть, то я смогу залезть по ним как по стальной лестнице!
– Как ты собираешься их гнуть?
Алёна не ответила. Вместо этого всю акустику развалин стал заполнять звук «бах!... бах!...»
– Ты чего делаешь? Алён! – крикнул Андрей, хотя уже догадался, что его бойкая дочурка ногой бьет по стальной конструкции перил, пытаясь её согнуть. Бахание прекратилось.
Тишна.
– Зайчиш!
– Погоди, пап...– кряхтя, проворчала дочь.
Боже... И ведь согнёт же!
– Получилось! Только я боюсь по ним лезть!
Щенок снова принялся лаять.
– Надо лезть, дочь! Если быть честным, то я застрял. Никто, кроме тебя, мне не поможет!
– Макс, тихо! Мы скоро придём! – снова крикнула вниз Алёна.
И вновь сработало. Щенок притих.
– Пап, я лезу!
– Будь осторожна!
Около пяти минут тяготила относительная тишина, и только слышно было, как трясутся стальные перила под тяжестью лезущей по ним девочки, ударяясь краем деревянной ручки о бетонную плиту.
– Я на верхней части лестницы! Получилось!
– Отлично! Умница! Иди на мой голос!
– Тут всё завалено хламом, – крикнула дочь. – Я узнала нашу дверь!
– Где она?
– Лежит поверх кучи бетона и кирпичей! Я попробую по ней забраться и посмотреть в проём! Мне кажется, твой голос идёт оттуда!
– Я тебя прошу, будь осторожна, Алён!
Андрей услышал звук «ш-ш-ш» падающей пыли и кусочков бетона. Каждое шуршание бетонного песка, который пугал обещанием нового обрушения, отдавалось болезненным страхом внутри мужчины.
Пёс заливался звонким лаем, кружась вокруг себя. Казалось, он сошел с ума - так ему было весело и радостно, оттого, что его хозяин сейчас размахнётся и забросит его любимую игрушку, и Джек понесётся навстречу ветру туда, где его ждёт излюбленная забава всей его жизни– потрёпанный теннисный мяч. Вот, он уже бежит за ним. Вот, он возвращается, держа серо-коричневый от грязи мяч. Вот, он прыгает снова, говоря тем самым: «Бросай! Бросай ещё!». Андрей любил этого пса. Как же он рад был видеть его снова... Снова? Почему снова?..
Андрей открыл глаза, очнувшись от зябкого болезненного сна, который оставил внутри смешанные чувства. Сейчас привидевшийся Джек (его любимый пёс юности) был бальзамом на сердце. Всё-таки наш мозг удивительная вещь: в минуты боли и отчаяния он пытается утешить психику, хотя она является частью его же самого.
Дышать было тяжело, пыль забилась в лёгкие, рот и нос, и ему нестерпимо хотелось зайтись громким кашлем, дабы выплюнуть все эту гадость из себя. Но на это совсем не было сил: тело словно было обернуто в тугую промасленную ткань слабости. Андрей попытался поднять голову, но ничего не вышло - она была настолько тяжела и болезненна, что попытавшись её приподнять снова, он, скорее бы всего, вновь потерял сознание. Скосив глаза, он посмотрел наверх. Был виден край бетонной плиты с торчащей из неё арматурой, а в некотором отдалении проглядывался знакомый подлокотник кресла, что стояло в их гостиной. Вернее, это была ткань с этого подлокотника, сама форма была насколько искажена, что напоминала пластилиновую фигурку из рук маленького ребенка.
Он всё вспомнил. Сидя на этом самом кресле, он почувствовал вибрацию, будто от телефона, но шла она по всему креслу, а также по столу, на котором лежал локоть Андрея. Вибрация усилилась, и шкаф напротив стал воинственно надвигаться, а откуда-то из угла потолка посыпалась бетонная пыль. Андрей всё понял – землетрясение. «Алёна!» - только и успел крикнуть он, вспомнив о дочери, которая только что вышла в подъезд со щенком. А затем грохот, пыль, стекло, треск, страх...
Андрей попытался пошевелить руками. Правая ходила свободно и не болела – это хороший знак. Левая была зажата в чем-то, но пальцами можно было шевелить, хоть и не активно. С ногами было хуже: на правую ногу что-то давило, и ею невозможно было двигать, а левая, судя по всему, была сломана. Попытавшись её сдвинуть, Андрей почувствовал пронзительную боль в сочетании с неестественными неприятными ощущениями. Если её не приводить в движение и оставлять в состоянии покоя, то боль утихает и остаются только неприятные ощущения, которые можно терпеть. Чуть позже, возможно, он всё-таки попробует повернуть голову, надо только успокоиться и передохнуть.
– Алёна! – попытался крикнуть он, но изо рта вырвался сип, а затем хныкающее хрипение, совсем отдаленно напоминающее кашель.
Свободной правой рукой он нащупал край того, на чем лежал. Потянувшись за него, он попытался высвободить левую руку, но у него ничего не получилось, лишь сломанная нога отозвалась новым выстрелом боли. «О, боже... Что же это... Как же быть?» – отчаянно думал мужчина. Он положил голову так, как она лежала изначально, и вновь попытался разглядеть обстановку: две бетонные плиты в радиусе его обзора упирались друг в друга, образуя букву «Л» (должно быть, это стены его квартиры, но настолько на них не похожи, что казалось, будто его выкинуло в совсем другую реальность); плита, на которой он лежал, была тоже стеной, что упала горизонтально (Андрей щекой чувствовал холодную плитку, значит, это стена ванны или кухни); рядом, в углублении, лежала люстра, покрытая толстым слоем бетонной пыли: некоторые лампочки её, что удивительно, были целы. Как трудно дышать. Пыль. Много пыли. Много-много пыли…
– Джек! Иди сюда! Умница!
Пёс кружился в ногах Андрея, преданно поднимая морду на хозяина, с молящим взглядом.
– Ну чего ты? Гулять идём?
Джек прекрасно знал слово «гулять» и при произнесении его начинал сходить с ума, суетясь вокруг и сопровождая эту суматоху ударами хвоста о стены и различные предметы.
– Успокойся! – крикнул Андрей. Пёс радостно сел в ожидании того, что старший друг вот-вот наденет на него поводок.
Андрей снял поводок с крючка и попытался развернуть его, но ничего не вышло - ремень запутался, образуя комок переплетений. Пёс вскочил передними лапами колено хозяина и стал звонко лаять.
– Подожди...
Джек загавкал еще громче.
– Подожди, говорю!
Поводок не желал распутываться. В конце концов, парню надоело это занятие, и он в сердцах бросил запутанный поводок в угол.
– Ладно... Идём так!
– Гав!
– Будешь умницей?
– Гав!
– Как надо отвечать? Два раза!
– Гав!
– Два раза! Два!
– Гав-гав!
– Вот молодец! – потрепал по загривку Джека Андрей. Пёс был вне себя от радости, не исключено, что он сейчас разнесёт всю прихожую деревенского дома.
– Идём на болото. Без поводка. Чтоб слушался! А то ведь больше не возьму тебя!
Андрей приоткрыл входную дверь. Пёс вырвался на свободу и стал носиться по двору, но как только они вышли за калитку, Джек успокоился и уже шел рядом с хозяином, разглядывая всех вокруг, беспорядочно крутя свой мордой из стороны в сторону. При этом, конечно, не забывал периодически поднимать морду и взглядывать на хозяина, тем самым спрашивая: «Я молодец?» При виде других собак Андрей брал Джека за ошейник и держал от греха подальше, так как пёс мог резко броситься в драку, чего Андрею было совсем не нужно. Они спокойно дошли до опушки леса, и тогда парень громко скомандовал: «Гуляй!». Псу открылась полная свобода – он резко сорвался с места и начал нарезать круги по высокой траве, среди деревьев, ни на секунду не сбавляя скорости. Андрей в этот момент любил его как никогда. Этот «немец» был ему самым дорогим существом на свете. Они вошли вглубь леса по знакомой тропинке, на которой были не раз и которую знали наизусть. Обоим было весело в обществе друг друга. Это была настоящая дружба. Дружба, которая могла быть только у человека и собаки.
Гуляя среди деревьев и играя с палкой, Андрей и Джек приблизились к болоту. В один из каких-то моментов пёс громко гавкнул и рванул в сторону трясины.
– Стой!
Но пёс уже прыгнул с небольшого выступа в грязевое месиво, покрытое слоем гнилого мха.
– Ну, куда ты прыгнул, дурак! – в ужасе закричал парень.
Пёс замолчал, он жалобно уставился на хозяина, пытаясь вылезти обратно, но его постепенно засасывало глубже. Он беспорядочно молотил лапами по болотной жиже вокруг себя, но этим делал еще хуже, ускоряя своё всасывание. Его хозяин было кинулся к нему, но перед самой трясиной остановился. Подумав, он схватил сухой, прогнивший шест, что валялся рядом, и протянул его собаке. Пёс не понимал, что нужно делать и продолжал долбить лапами по поверхности, пытаясь вылезти.
– Хватай зубами! Я вытяну тебя!
Он не понимал. Продолжал барахтаться, убирая морду от сухой палки. Андрей воткнул палку в жижу и понял, что там очень глубоко, ему не пробраться к Джеку. Бежать за помощью уже не было времени: овчарку слишком быстро затягивала трясина.
– Помогите! Кто-нибудь! – закричал во все горло испуганный хозяин несчастного пса, в надежде на грибников, которых он видел здесь не один раз. Никто не отозвался. Никого не было рядом.
Андрей понял, что ему предстоит сделать выбор. Пойти на риск и пролезть к псу в трясину и попытаться его вытащить (но при этом, возможно, они оба утонут), либо оставить пса ради уверенности в безопасности собственной жизни.
Он не мог слышать жалобное скуление своего друга и не мог видеть, как болото сомкнется над собачьим носом. Он плакал, закрыв глаза и прикрыв уши.
– Прости, Джек...
Но вдруг через свои ладони он услышал звонкий лай. Так может лаять только чуть подросший щенок. Что это?...
Андрей снова очнулся от бредового небытия. Ему снова привиделся его Джек. Но на этот раз приснилась его гибель, которая произошла, когда Андрею было восемнадцать, а Джеку всего четыре. В этой гибели своего друга парень винил себя всю свою жизнь и не прощал себя. Он больше никогда не заводил собак и никогда не имел четвероногих друзей после того случая.
Снова лай юного пса, только уже здесь, наяву. Боже, это же Макс! Он живой! Буквально за минуту до землетрясения, Алёна и Макс вышли в подъезд, отправившись на прогулку. Этот щенок был подарен Алёне её тётей (сестрой Андрея), которая очень любила свою племянницу, ведь родной отец категорически отказывался заводить собаку. Но его сестра решила, что девочке нужен друг, а её отцу пора избавляться от чувства вины, которое сопровождало его всю жизнь.
– Алёна! Ты жива? – нашёл Андрей в себе силы для крика. Кусок плиты, на котором он лежал, отдавался по всей поверхности гудением.
Лай щенка усилился и уже прорывался во все щели завалов, исходя откуда-то снизу. Алёна не отзывалась. Боже, хоть бы она была жива!
– Алёна...
Силы вновь покидали Андрея, ему было всё труднее кричать. Нужно было успокоиться и немного подумать. Здравая оценка ситуации – вот что ему сейчас было нужно.
Итак, произошло землетрясение. Настолько сильное, что здание почти сложилось как карточный домик, но всё же совсем не обрушилось, погребая под собой его жильцов. Впрочем, жильцов в этой панельной пятиэтажной «хрущёвке» сегодня должно было быть мало, так как была суббота, и большинство из них проводили своё время на дачах – лето есть лето. Осознание этого факта немного утешало Андрея, однако главное для него было здоровье дочери, и ему во что бы то ни стало нужно было услышать её и понять, что она жива. То, что бетонные плиты зафиксировались в своих положениях, найдя опору, ещё ни о чём не говорило, нужно было как можно быстрее выбраться из этого места, дабы не быть окончательно раздавленным внезапно продолжившимся обрушением. Не говоря уж о повторных толчках (афтершоках), которые после сильного землетрясения повторяются через какое-то время, и даже их слабая сила, по сравнению с первыми толчками, может окончательно разрушить здание, а ведь квартира Андрея находилась на 4 этаже...
Макс продолжал заливаться лаем, который иногда прекращался, и щенок, чуть помолчав, начинал поскуливать, а затем это снова превращалось в визгливое тявканье.
– Боже... Макс, хватит... – еле слышно проговорил мужчина, пытаясь кое-как высвободить левую руку.
Через мгновение, Андрей был готов поклясться, что услышал слабое: «Макс...» Он остановился и прислушался. Лай щенка заполнял всё пространство вокруг и не давал ни малейшего шанса услышать хоть что-то, помимо него.
– Алена! – крикнул он, собрав в себе последние силы.
– Папа!
Она жива! Боже мой, она жива!
– Детка! Ты цела? Скажи мне - как ты?
– Я не знаю...Что произошло?
Судя по всему, её ничем не прижало, и она в порядке, пусть пока еще и пребывает в состоянии легкого ступора.
– Землетрясение! Сильное землетрясение! Но мы живы и это хорошо! Скажи, как твоё самочувствие! Ощупай себя, не болит ли в каком месте? Вставать можешь?
– Нет. Вроде не болит... Могу вставать. Только... Ой! – на мгновение девочка замолкла.
– Что такое, дочь? Говори – не молчи!
– У меня всё лицо в крови!
– Попробуй понять, откуда идёт кровь! – испуганно прокричал её отец.
Он уже мог прикладывать силы для крика. Понимание факта, что дочь его жива и практически невредима, придало ему крепости.
– Я обо что-то порезалась щекой... Тут осколков каких-то много...
– Оторви от своей футболки кусочек и прижми. Держи так всё время, чуть надавливая, хорошо?
– Да...
– Макс, заткнись! – в сердцах крикнул Андрей на щенка, который с новой силой принялся гавкать.
– Не кричи на него! Ну, пап...
– Ладно. Все живы, и даже чёртов щенок! Надо выбираться, дочь!
– Во-первых, он не «чёртов», а мой щенок! – раздражённо проговорила дочь, как это бывает, когда дело касается её маленького друга. – А во-вторых, ты сначала сам скажи - как ты?
– Всё нормально, отделался испугом! Руки-ноги целы! Кусок оторвала? Прижала?
– Да.
Бетонные плиты сложились и встали так, что образовалась хорошая акустика, и Алёну было слышно очень хорошо, впрочем, как и её четвероногого друга, который явно находился где-то намного ниже.
Андрей снова крикнул:
– А где ты, Зайчиш? Почему Макс где-то внизу, а ты как будто ближе?
– Мне кажется, это подъезд! Да, вон почтовые ящики! Ну, вернее, сейчас это просто гнутая синяя железка... Я вспомнила, пап! Я остановилась у ящиков достать газету, а Макс побежал по лестнице вниз, и тогда всё началось! А дальше... Дальше уже лай Макса и я, сидящая среди пыли и осколков...
– Значит, ты можешь спуститься?
– Нет, от лестницы ничего не осталось! Я на лестничном пролёте! Вниз – обрыв! Ступеньки кусками лежат повсюду! Железки какие-то торчат везде! Одна стена наклонилась!
Андрей понял, что ей повезло. Бетонная плита лестничного пролёта, на которой находилась его дочь, уцелела. Если, как она говорит, бетонные ступеньки кусками повсюду, то это удача, что ни одна из них, выпадая со своего места, её не задела.
– Дочь! Ты в рубашке у меня, что ль, родилась?
– В платье я родилась... Слушай, пап, лестница наверх наполовину цела, я, может, смогу к тебе пробраться, но надо прыгать до ближайшей ступеньки, а я боюсь...
– Не вздумай прыгать!
– Максик! Помолчи, пожалуйста, любимый, мы скоро за тобой спустимся! – дружелюбно бросила вниз девочка.
Щенок замолчал. Вот это да. Даже Джек так не слушался Андрея, как этот несносный маленький лабрадор...
– Папа, я придумала! Тут рядом остались железные перила, если мне удастся их погнуть, то я смогу залезть по ним как по стальной лестнице!
– Как ты собираешься их гнуть?
Алёна не ответила. Вместо этого всю акустику развалин стал заполнять звук «бах!... бах!...»
– Ты чего делаешь? Алён! – крикнул Андрей, хотя уже догадался, что его бойкая дочурка ногой бьет по стальной конструкции перил, пытаясь её согнуть. Бахание прекратилось.
Тишна.
– Зайчиш!
– Погоди, пап...– кряхтя, проворчала дочь.
Боже... И ведь согнёт же!
– Получилось! Только я боюсь по ним лезть!
Щенок снова принялся лаять.
– Надо лезть, дочь! Если быть честным, то я застрял. Никто, кроме тебя, мне не поможет!
– Макс, тихо! Мы скоро придём! – снова крикнула вниз Алёна.
И вновь сработало. Щенок притих.
– Пап, я лезу!
– Будь осторожна!
Около пяти минут тяготила относительная тишина, и только слышно было, как трясутся стальные перила под тяжестью лезущей по ним девочки, ударяясь краем деревянной ручки о бетонную плиту.
– Я на верхней части лестницы! Получилось!
– Отлично! Умница! Иди на мой голос!
– Тут всё завалено хламом, – крикнула дочь. – Я узнала нашу дверь!
– Где она?
– Лежит поверх кучи бетона и кирпичей! Я попробую по ней забраться и посмотреть в проём! Мне кажется, твой голос идёт оттуда!
– Я тебя прошу, будь осторожна, Алён!
Андрей услышал звук «ш-ш-ш» падающей пыли и кусочков бетона. Каждое шуршание бетонного песка, который пугал обещанием нового обрушения, отдавалось болезненным страхом внутри мужчины.
