– И часто у вас такое случается? Кто же рождается в итоге?
– Для нас в такой связи нет ничего необычного или постыдного. Отцом Антона и Игоря, к примеру, был породистый доберман.
На сей раз Евгений устоял на ногах и только яростно закашлялся.
– Да что на тебя такое нашло-то?! – Оксана хлопнула его по спине. – Или прожевывать не успеваешь?
– Все нормально, просто рамки моего воображения оказались несколько узковаты для новых откровений. Но я справлюсь, – журналист осторожно перевел дух. – Доберман, говорите? Вот, значит, в кого Апис уродился.
– Это верно, – кивнула девушка. – Их отец, Тесей, был настоящим красавцем!
– Вы его… знали?
– Если я правильно уловила смысл твоего вопроса, – девушка недовольно нахмурилась, – то… нет. Тем более что Инанна была крайне ревнива и никого к своему кавалеру не подпускала.
– А с другими… у вас случалось?
– Женя! – холодный голос Оксаны провел четкую черту, где Евгению следовало остановиться. – Я стараюсь быть к тебе благосклонной, но злоупотреблять моим расположением не следует! Моя личная жизнь тебя не касается.
– Да-да, конечно! Извините! – журналист почувствовал, что все-таки краснеет. – Я не хотел вас обидеть.
– А я и не обиделась, – усмехнулась девушка, – я разозлилась, что гораздо хуже.
– Но я…
– Забудь, я просто пошутила! Давай, продолжай свой допрос.
– Хм, ну, раз так, то… – Евгений поскреб в затылке, – получается, если в итоге рождается человек, то его изгоняют из Стаи или убивают? Я правильно понимаю?
– Нет, неправильно.
– Почему?
– Мать и ее еще не родившийся младенец представляют единое целое. В случае, когда мать перекидывается, меняет облик, ребенок в ее чреве должен сделать то же самое, иначе он неизбежно погибнет. Поэтому у оборотней живыми рождаются только оборотни. Всегда. В противном случае дело заканчивается выкидышем еще на первых неделях беременности.
– А как же Николай?
Оксана ответила не сразу. Она какое-то время шагала молча, рассеяно срывая сухие травинки и машинально наматывая их на палец. Чувствовалось, что затронутая тема весьма для нее болезненна, и Евгений уже хотел пойти на попятный, то тут девушка заговорила.
– Я давно хотела заиметь ребенка, но у меня очень долго ничего не получалось. А если мне и удавалось забеременеть, то все заканчивалось досрочно. После трех выкидышей подряд я совсем отчаялась и уже хотела поставить крест на своих попытках, но потом все же решила дать себе еще один шанс. Можно было, конечно, подыскать ему будущего отца среди сородичей, но от мысли о близости с кем-то из тех, чьи физиономии я вижу каждый божий день, и чей «послужной список» мне прекрасно известен, становилось тошно. Я снова выбрала человека, а своего малыша решила сберечь, чего бы мне это ни стоило.
– Каким образом?
– Ни разу не перекинувшись на протяжении всей беременности. Я должна была все девять месяцев оставаться в человеческом обличье, чтобы не убить младенца, если он – не оборотень.
– Не понимаю. Неужели никто не додумался до этого раньше?
– Не знаю, – Оксана покачала головой, – но, даже если кому-то подобная мысль и приходила в голову, реализовать эту затею никому не удалось.
– Что помешало?
– Быть оборотнем и не перекидываться – невозможно. Какое-то время еще можно крепиться, терпеть, но рано или поздно ты сдаешься, – девушка, словно что-то вспомнив, остановилась и повернулась к Евгению. – Ты, часом, наркотой не балуешься?
– Бог миловал, – отозвался тот, недоумевая, к чему она клонит, – а почему вы спрашиваете?
– Тогда ты не знаешь, что такое ломка. Те, кто пробовал, говорят, что ощущение очень похожее. Вот только когда у тебя нет под рукой дозы, и ты ничего с этим поделать не в состоянии – это одно, но во сто крат сложнее удержаться, когда никаких преград нет, и все зависит лишь от твоей силы воли.
– Как же вы, в таком случае, справились?
– Сама не знаю, – Оксана помассировала виски. – Не приведи господь кому-нибудь пройти через то, что я испытала. Ужас, что со мной творилось в первые два месяца. Я едва не сошла с ума. Кричала, билась головой об стену, резала ножом руки, чтобы заглушить этот животный зов. Но куда большие страдания мне причиняло другое. Никто из сородичей, из подруг, с которыми мы с детства делились самыми сокровенными мыслями, даже не пытался меня поддержать, или хотя бы понять, что мною движет. Наоборот, все всячески отговаривали меня от этой затеи, казавшейся им чистейшим безумством. Они не понимали, ради чего я так убиваюсь. Для нас выкидыш – столь привычное дело, что никто особо и не переживает. Подумаешь, еще сто раз забеременеть успею, что-нибудь да уродится в конце концов. Но я никого не слушала, да и не слышала уже. Я успела полюбить своего еще не родившегося ребенка, и ничто не могло изменить моего решения, пусть даже оно стоило бы мне жизни.
Возможно, я и вправду в какой-то момент помешалась немного. Но потом внутри что-то перегорело, и стало легче. Позывы начали накатывать реже, ослабевать, а вскоре и вовсе сошли на нет. После того, как Коля родился, мне, наоборот, пришлось снова учиться менять облик. После столь долгого перерыва я успела подзабыть, как это делается.
– И Коля оказался человеком, – догадался журналист.
– Да, – кивнула его собеседница. – Первое время никто не мог сообразить, в чем дело. Обычно новорожденные оборотни то и дело спонтанно перекидываются туда-сюда, и первая наука, которую они усваивают – контроль над своим обликом. Нельзя допустить, чтобы мимолетные порывы управляли их поведением, иначе они выдадут свою истинную сущность, а это – конец. А Коля, напротив, лежал себе в кроватке день-деньской и не менялся. Когда, наконец, до всех дошло, что случилось – это стало настоящим шоком.
– Почему?
– Родившийся у оборотня ребенок-человек – случай уникальный! История не знала ничего подобного! На моего малыша приходили посмотреть как на уродца в кунсткамере. Неприятно, конечно, но это еще полбеды. Настоящие проблемы начались позже, когда стали решать, как с ним поступить.
– А в чем, собственно, камень преткновения?
– С одной стороны, ребенок, рожденный членом Стаи должен автоматически приниматься в ее ряды. С другой – человек ее членом быть не может, более того, любой посторонний, который знает о ее существовании, должен умереть. Таким образом, мой отец оказался поставлен в патовую ситуацию – от него требовалось либо признать Колю, человека, членом Стаи, либо приказать убить родного внука.
– Но какую угрозу мог представлять для вас новорожденный младенец?! – искренне возмутился Евгений. – Он еще ничего не успел сделать, а его уже приговаривают к смерти! Это бесчеловечно!
– Именно! – Оксана обернулась и ткнула в него указательным пальцем. – Наша сила как раз и состоит в том, что мы бесчеловечны. Мы – не люди, и любое проявление человечности делает нас слабыми. Каждый оборотень, уличенный в потакании человеческим страстям, таким как лживость, алчность и тщеславие, также должен умереть. Он постепенно начинает превращаться в Человека, и это делает его опасным. Именно поэтому мы, что бы ни случилось, должны оставаться бесчеловечными.
– А как же жалость, сострадание… любовь, наконец? Эти чувства вы также отрицаете?
– Любовь не люди изобрели, не обольщайся. Она куда старше, а остальное – суть различные ее проявления. Как раз любовь удержала нас тогда от совершения непоправимой ошибки, хотя недовольные все равно нашлись.
– Что же их не устроило?
– Сложившаяся ситуация давала прекрасную возможность вогнать клин под авторитет моего отца, и потом, развивая начальный успех, сместить его с поста Вожака. И они немедленно ею воспользовались. Ведь какой бы вердикт он тогда не вынес, его выбор в любом случае нарушал бы Правила. Так или иначе. А тот, кто сам их нарушил, никак не может выступать их блюстителем.
– И как же Кирилл поступил?
– Он сумел убедить народ отложить принятие решения. Сначала до тех пор, пока Коле не исполнится год, потом еще раз, до десяти лет, а потом и до совершеннолетия. Мой отец умеет убеждать.
– Но нельзя же так водить людей за нос бесконечно!
– Нельзя. Тут ты совершенно прав, – Оксана вздохнула. – Тем более что с каждым разом это становилось все сложнее. Потенциальные претенденты во главе с моей матерью вполне объяснимо не испытывали восторга, когда им снова и снова предлагали еще чуть-чуть повременить.
– Вот как? – Евгений удивленно вскинул брови. – Ваша мать, Ирена, если я не ошибаюсь, метит в Вожаки?
– Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, – ветер унес в сторону невеселый смешок. – Она обладает довольно значительным влиянием среди нашей братии. Вот только если авторитет моего отца основывается на многолетнем опыте беспроблемного управления Стаей, то известность Ирены произрастает из ее умения, напротив, организовывать серьезные неприятности всем тем, кто имел неосторожность перебежать ей дорогу. Если мой отец оступится, то Вожаком с очень большой степенью вероятности станет именно она. Тем более сейчас, когда я выведена из игры.
– Так вы, выходит, тоже претендуете… претендовали на трон?
– Я ни на что не претендую, просто мой отец назначил меня своей формальной преемницей, и я бы заняла его место в случае, если он добровольно сложит свои полномочия, – раздосадованный взмах руки с головой выдал истинные чувства Оксаны. – Трудно сказать, как дальше развивались бы события при таком раскладе, но теперь это уже не имеет значения. Ирена устранила меня со своего пути, и ей более ничего не мешает разыгрывать свою партию.
– То есть, если я правильно понимаю, охоту на Николая санкционировала именно ваша мать? И ее не остановил даже тот факт, что он – ее собственный внук?
– Для нее Коля не внук, а позорное пятно плесени на родовом древе. Ирена крайне щепетильна в вопросах чистоты крови, людей на дух не переносит и с презрением относится ко всем, кто опускается до общения с ними. Оборотней, чьим отцом был человек, она считает «вторым сортом», а рождение Коли для нее стало самым настоящим оскорблением. Она просто мечтает сжить его со света и вычеркнуть из памяти.
– Страшная женщина! – поежился Евгений. – И что, находятся те, кто готов поддержать ее позицию?
– Увы! – девушка тяжело вздохнула. – Находятся. И немало.
– Но мне кажется, что единодушной поддержки она все равно не получит. Как быть с несогласными?
– Для общения с недовольными существует Игорь. Он – ее первый пророк и глашатай.
Оксана остановилась, выглядывая из-за кустов, и знаком велела Евгению также не двигаться.
– В чем дело? – прошептал он.
– Впереди открытое место. Дальше мы пойдем, когда окончательно стемнеет, – девушка уселась прямо на траву. – Пускай сперва во всех окнах свет зажжется. Тогда нас уж точно никто не разглядит.
Журналист сел рядом с ней, застегивая пуговицы на куртке – в воздухе уже заметно похолодало. Оксана находилась на расстоянии вытянутой руки от него, и Евгений снова ощутил, как его невольно влечет к ней. Правая рука так и тянулась обнять ее плечи, прижать, согреть… Вот зараза! Крайне неудачная идея, да еще в столь неподходящий момент. Чтобы хоть как-то отвлечься, он решил продолжить свое импровизированное интервью.
– Что же явилось спусковым крючком всей этой истории? – обратился он к своей попутчице с очередным вопросом. – Почему вы с Колей оказались в бегах?
– Ему исполнилось восемнадцать, и Ирена дала отмашку Игорю, решив действовать, не дожидаясь санкции Кирилла. Тем более что дело наверняка бы вылилось в очередную отсрочку.
– Как же они посмели пойти против воли Вожака?
– Формально Игорь ничего не нарушил, – разъяснила Оксана. – При возникновении угрозы для Стаи, каждый из нас обязан принимать все необходимые меры для ее нейтрализации. И ничьего разрешения тут не требуется. С этой точки зрения Николай в тот момент, когда ему стукнуло восемнадцать, стал Человеком-Который-Знает, и, следовательно, должен был умереть.
– А что же Кирилл?
– В тот день он находился в Германии, на Кинологическом Конгрессе, и Ирена воспользовалась таким удобным моментом, чтобы провернуть свое дельце и поставить его по возвращении перед свершившимся фактом. Если бы нас тогда не предупредили…
Оксана прерывисто вздохнула и закрыла лицо ладонями. Обычно осознание того, что могло случиться, «если бы не…» приходит с некоторой задержкой, и, судя по поникшим и вздрагивающим плечам девушки, она только сейчас поняла, насколько была близка к тому, чтобы потерять своего единственного сына. Евгению снова захотелось обнять и утешить ее, но, пока он колебался, Оксана сама справилась с накатившим на нее приступом и выпрямилась, вытирая влажные глаза.
– Мы с Колей с самого утра ушли в лес собирать бруснику, – заговорила она, глядя в пространство перед собой. По-видимому, ей просто требовалось выговориться, и журналист счел за благо не встревать, – и уже хотели возвращаться, как мне позвонила подруга и сообщила, что в Вельярово ни с того ни с сего нагрянули Игорь с Антоном и интересуются нашими персонами. Такой поворот дел мне совершенно не понравился, и мы с Колей решили, что в подобной ситуации ему возвращаться в поместье не следует. Я не знала, что у Игоря на уме, и сперва хотела сама переговорить с ним и с матерью.
Коля к тому времени уже пару месяцев встречался с девушкой. С обычной девушкой. И мы договорились, что он переждет у нее день-другой, пока я не разберусь что к чему. Сочинит какую-нибудь сказку о том, как со мной поругался, или еще что, лишь бы домой не возвращаться.
Но, когда он ей позвонил, трубку неожиданно взяла ее мать, и уже по ее голосу Коля понял, что что-то не так. Выяснилось, что утром Настя, его девушка, упала с лестницы в подъезде своего дома. Она получила открытую черепно-мозговую травму и умерла на месте, еще до приезда «скорой».
У меня не оставалось ни малейших сомнений, что этот «несчастный случай» и приезд Игоря самым непосредственным образом связаны между собой. Такие совпадения не бывают случайными. Мой братец начал действовать.
Коля совершенно обезумел от горя и жаждал мести. Он рвался назад, чтобы разорвать Игоря голыми руками, но я-то понимала, что именно такой реакции Игорь от него и добивался, именно этого он и ждал. А тогда у моего сына не осталось бы ни единого шанса. Он же всего лишь человек, а мои братья – оборотни. Игорь скрутил бы его в бараний рог одной левой, ему даже не понадобилось бы для этого перекидываться.
Я не могла знать, есть ли у них еще союзники. Ирена вполне могла рекрутировать им на подмогу других своих сторонников. В таком случае даже я не сумела бы защитить Колю от расправы. Выход был один – бежать. Исчезнуть, скрыться, залечь на дно и терпеливо ждать, пока шум не уляжется. Потом, когда суматоха поутихнет, Коля мог бы переродиться и начать новую жизнь, а я бы вернулась в Стаю, зная, что теперь до моего сына никому не добраться. При удобном случае я бы подстерегла Игорька где-нибудь в темном переулке и выколотила из него всю дурь, но…
Оксана умолкла на середине фразы, сокрушенно качая головой. Потом она посмотрела по сторонам и удовлетворенно хмыкнула и поднялась.
– Уже достаточно темно. Можно двигаться дальше.
– А что было потом? – Евгений сделал вид, что не расслышал ее последней фразы. – Что пошло не так?
– Я все запорола, – девушка недовольно поморщилась, кому понравится признаваться в собственных ошибках.
– Для нас в такой связи нет ничего необычного или постыдного. Отцом Антона и Игоря, к примеру, был породистый доберман.
На сей раз Евгений устоял на ногах и только яростно закашлялся.
– Да что на тебя такое нашло-то?! – Оксана хлопнула его по спине. – Или прожевывать не успеваешь?
– Все нормально, просто рамки моего воображения оказались несколько узковаты для новых откровений. Но я справлюсь, – журналист осторожно перевел дух. – Доберман, говорите? Вот, значит, в кого Апис уродился.
– Это верно, – кивнула девушка. – Их отец, Тесей, был настоящим красавцем!
– Вы его… знали?
– Если я правильно уловила смысл твоего вопроса, – девушка недовольно нахмурилась, – то… нет. Тем более что Инанна была крайне ревнива и никого к своему кавалеру не подпускала.
– А с другими… у вас случалось?
– Женя! – холодный голос Оксаны провел четкую черту, где Евгению следовало остановиться. – Я стараюсь быть к тебе благосклонной, но злоупотреблять моим расположением не следует! Моя личная жизнь тебя не касается.
– Да-да, конечно! Извините! – журналист почувствовал, что все-таки краснеет. – Я не хотел вас обидеть.
– А я и не обиделась, – усмехнулась девушка, – я разозлилась, что гораздо хуже.
– Но я…
– Забудь, я просто пошутила! Давай, продолжай свой допрос.
– Хм, ну, раз так, то… – Евгений поскреб в затылке, – получается, если в итоге рождается человек, то его изгоняют из Стаи или убивают? Я правильно понимаю?
– Нет, неправильно.
– Почему?
– Мать и ее еще не родившийся младенец представляют единое целое. В случае, когда мать перекидывается, меняет облик, ребенок в ее чреве должен сделать то же самое, иначе он неизбежно погибнет. Поэтому у оборотней живыми рождаются только оборотни. Всегда. В противном случае дело заканчивается выкидышем еще на первых неделях беременности.
– А как же Николай?
Оксана ответила не сразу. Она какое-то время шагала молча, рассеяно срывая сухие травинки и машинально наматывая их на палец. Чувствовалось, что затронутая тема весьма для нее болезненна, и Евгений уже хотел пойти на попятный, то тут девушка заговорила.
– Я давно хотела заиметь ребенка, но у меня очень долго ничего не получалось. А если мне и удавалось забеременеть, то все заканчивалось досрочно. После трех выкидышей подряд я совсем отчаялась и уже хотела поставить крест на своих попытках, но потом все же решила дать себе еще один шанс. Можно было, конечно, подыскать ему будущего отца среди сородичей, но от мысли о близости с кем-то из тех, чьи физиономии я вижу каждый божий день, и чей «послужной список» мне прекрасно известен, становилось тошно. Я снова выбрала человека, а своего малыша решила сберечь, чего бы мне это ни стоило.
– Каким образом?
– Ни разу не перекинувшись на протяжении всей беременности. Я должна была все девять месяцев оставаться в человеческом обличье, чтобы не убить младенца, если он – не оборотень.
– Не понимаю. Неужели никто не додумался до этого раньше?
– Не знаю, – Оксана покачала головой, – но, даже если кому-то подобная мысль и приходила в голову, реализовать эту затею никому не удалось.
– Что помешало?
– Быть оборотнем и не перекидываться – невозможно. Какое-то время еще можно крепиться, терпеть, но рано или поздно ты сдаешься, – девушка, словно что-то вспомнив, остановилась и повернулась к Евгению. – Ты, часом, наркотой не балуешься?
– Бог миловал, – отозвался тот, недоумевая, к чему она клонит, – а почему вы спрашиваете?
– Тогда ты не знаешь, что такое ломка. Те, кто пробовал, говорят, что ощущение очень похожее. Вот только когда у тебя нет под рукой дозы, и ты ничего с этим поделать не в состоянии – это одно, но во сто крат сложнее удержаться, когда никаких преград нет, и все зависит лишь от твоей силы воли.
– Как же вы, в таком случае, справились?
– Сама не знаю, – Оксана помассировала виски. – Не приведи господь кому-нибудь пройти через то, что я испытала. Ужас, что со мной творилось в первые два месяца. Я едва не сошла с ума. Кричала, билась головой об стену, резала ножом руки, чтобы заглушить этот животный зов. Но куда большие страдания мне причиняло другое. Никто из сородичей, из подруг, с которыми мы с детства делились самыми сокровенными мыслями, даже не пытался меня поддержать, или хотя бы понять, что мною движет. Наоборот, все всячески отговаривали меня от этой затеи, казавшейся им чистейшим безумством. Они не понимали, ради чего я так убиваюсь. Для нас выкидыш – столь привычное дело, что никто особо и не переживает. Подумаешь, еще сто раз забеременеть успею, что-нибудь да уродится в конце концов. Но я никого не слушала, да и не слышала уже. Я успела полюбить своего еще не родившегося ребенка, и ничто не могло изменить моего решения, пусть даже оно стоило бы мне жизни.
Возможно, я и вправду в какой-то момент помешалась немного. Но потом внутри что-то перегорело, и стало легче. Позывы начали накатывать реже, ослабевать, а вскоре и вовсе сошли на нет. После того, как Коля родился, мне, наоборот, пришлось снова учиться менять облик. После столь долгого перерыва я успела подзабыть, как это делается.
– И Коля оказался человеком, – догадался журналист.
– Да, – кивнула его собеседница. – Первое время никто не мог сообразить, в чем дело. Обычно новорожденные оборотни то и дело спонтанно перекидываются туда-сюда, и первая наука, которую они усваивают – контроль над своим обликом. Нельзя допустить, чтобы мимолетные порывы управляли их поведением, иначе они выдадут свою истинную сущность, а это – конец. А Коля, напротив, лежал себе в кроватке день-деньской и не менялся. Когда, наконец, до всех дошло, что случилось – это стало настоящим шоком.
– Почему?
– Родившийся у оборотня ребенок-человек – случай уникальный! История не знала ничего подобного! На моего малыша приходили посмотреть как на уродца в кунсткамере. Неприятно, конечно, но это еще полбеды. Настоящие проблемы начались позже, когда стали решать, как с ним поступить.
– А в чем, собственно, камень преткновения?
– С одной стороны, ребенок, рожденный членом Стаи должен автоматически приниматься в ее ряды. С другой – человек ее членом быть не может, более того, любой посторонний, который знает о ее существовании, должен умереть. Таким образом, мой отец оказался поставлен в патовую ситуацию – от него требовалось либо признать Колю, человека, членом Стаи, либо приказать убить родного внука.
– Но какую угрозу мог представлять для вас новорожденный младенец?! – искренне возмутился Евгений. – Он еще ничего не успел сделать, а его уже приговаривают к смерти! Это бесчеловечно!
– Именно! – Оксана обернулась и ткнула в него указательным пальцем. – Наша сила как раз и состоит в том, что мы бесчеловечны. Мы – не люди, и любое проявление человечности делает нас слабыми. Каждый оборотень, уличенный в потакании человеческим страстям, таким как лживость, алчность и тщеславие, также должен умереть. Он постепенно начинает превращаться в Человека, и это делает его опасным. Именно поэтому мы, что бы ни случилось, должны оставаться бесчеловечными.
– А как же жалость, сострадание… любовь, наконец? Эти чувства вы также отрицаете?
– Любовь не люди изобрели, не обольщайся. Она куда старше, а остальное – суть различные ее проявления. Как раз любовь удержала нас тогда от совершения непоправимой ошибки, хотя недовольные все равно нашлись.
– Что же их не устроило?
– Сложившаяся ситуация давала прекрасную возможность вогнать клин под авторитет моего отца, и потом, развивая начальный успех, сместить его с поста Вожака. И они немедленно ею воспользовались. Ведь какой бы вердикт он тогда не вынес, его выбор в любом случае нарушал бы Правила. Так или иначе. А тот, кто сам их нарушил, никак не может выступать их блюстителем.
– И как же Кирилл поступил?
– Он сумел убедить народ отложить принятие решения. Сначала до тех пор, пока Коле не исполнится год, потом еще раз, до десяти лет, а потом и до совершеннолетия. Мой отец умеет убеждать.
– Но нельзя же так водить людей за нос бесконечно!
– Нельзя. Тут ты совершенно прав, – Оксана вздохнула. – Тем более что с каждым разом это становилось все сложнее. Потенциальные претенденты во главе с моей матерью вполне объяснимо не испытывали восторга, когда им снова и снова предлагали еще чуть-чуть повременить.
– Вот как? – Евгений удивленно вскинул брови. – Ваша мать, Ирена, если я не ошибаюсь, метит в Вожаки?
– Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, – ветер унес в сторону невеселый смешок. – Она обладает довольно значительным влиянием среди нашей братии. Вот только если авторитет моего отца основывается на многолетнем опыте беспроблемного управления Стаей, то известность Ирены произрастает из ее умения, напротив, организовывать серьезные неприятности всем тем, кто имел неосторожность перебежать ей дорогу. Если мой отец оступится, то Вожаком с очень большой степенью вероятности станет именно она. Тем более сейчас, когда я выведена из игры.
– Так вы, выходит, тоже претендуете… претендовали на трон?
– Я ни на что не претендую, просто мой отец назначил меня своей формальной преемницей, и я бы заняла его место в случае, если он добровольно сложит свои полномочия, – раздосадованный взмах руки с головой выдал истинные чувства Оксаны. – Трудно сказать, как дальше развивались бы события при таком раскладе, но теперь это уже не имеет значения. Ирена устранила меня со своего пути, и ей более ничего не мешает разыгрывать свою партию.
– То есть, если я правильно понимаю, охоту на Николая санкционировала именно ваша мать? И ее не остановил даже тот факт, что он – ее собственный внук?
– Для нее Коля не внук, а позорное пятно плесени на родовом древе. Ирена крайне щепетильна в вопросах чистоты крови, людей на дух не переносит и с презрением относится ко всем, кто опускается до общения с ними. Оборотней, чьим отцом был человек, она считает «вторым сортом», а рождение Коли для нее стало самым настоящим оскорблением. Она просто мечтает сжить его со света и вычеркнуть из памяти.
– Страшная женщина! – поежился Евгений. – И что, находятся те, кто готов поддержать ее позицию?
– Увы! – девушка тяжело вздохнула. – Находятся. И немало.
– Но мне кажется, что единодушной поддержки она все равно не получит. Как быть с несогласными?
– Для общения с недовольными существует Игорь. Он – ее первый пророк и глашатай.
Оксана остановилась, выглядывая из-за кустов, и знаком велела Евгению также не двигаться.
– В чем дело? – прошептал он.
– Впереди открытое место. Дальше мы пойдем, когда окончательно стемнеет, – девушка уселась прямо на траву. – Пускай сперва во всех окнах свет зажжется. Тогда нас уж точно никто не разглядит.
Журналист сел рядом с ней, застегивая пуговицы на куртке – в воздухе уже заметно похолодало. Оксана находилась на расстоянии вытянутой руки от него, и Евгений снова ощутил, как его невольно влечет к ней. Правая рука так и тянулась обнять ее плечи, прижать, согреть… Вот зараза! Крайне неудачная идея, да еще в столь неподходящий момент. Чтобы хоть как-то отвлечься, он решил продолжить свое импровизированное интервью.
– Что же явилось спусковым крючком всей этой истории? – обратился он к своей попутчице с очередным вопросом. – Почему вы с Колей оказались в бегах?
– Ему исполнилось восемнадцать, и Ирена дала отмашку Игорю, решив действовать, не дожидаясь санкции Кирилла. Тем более что дело наверняка бы вылилось в очередную отсрочку.
– Как же они посмели пойти против воли Вожака?
– Формально Игорь ничего не нарушил, – разъяснила Оксана. – При возникновении угрозы для Стаи, каждый из нас обязан принимать все необходимые меры для ее нейтрализации. И ничьего разрешения тут не требуется. С этой точки зрения Николай в тот момент, когда ему стукнуло восемнадцать, стал Человеком-Который-Знает, и, следовательно, должен был умереть.
– А что же Кирилл?
– В тот день он находился в Германии, на Кинологическом Конгрессе, и Ирена воспользовалась таким удобным моментом, чтобы провернуть свое дельце и поставить его по возвращении перед свершившимся фактом. Если бы нас тогда не предупредили…
Оксана прерывисто вздохнула и закрыла лицо ладонями. Обычно осознание того, что могло случиться, «если бы не…» приходит с некоторой задержкой, и, судя по поникшим и вздрагивающим плечам девушки, она только сейчас поняла, насколько была близка к тому, чтобы потерять своего единственного сына. Евгению снова захотелось обнять и утешить ее, но, пока он колебался, Оксана сама справилась с накатившим на нее приступом и выпрямилась, вытирая влажные глаза.
– Мы с Колей с самого утра ушли в лес собирать бруснику, – заговорила она, глядя в пространство перед собой. По-видимому, ей просто требовалось выговориться, и журналист счел за благо не встревать, – и уже хотели возвращаться, как мне позвонила подруга и сообщила, что в Вельярово ни с того ни с сего нагрянули Игорь с Антоном и интересуются нашими персонами. Такой поворот дел мне совершенно не понравился, и мы с Колей решили, что в подобной ситуации ему возвращаться в поместье не следует. Я не знала, что у Игоря на уме, и сперва хотела сама переговорить с ним и с матерью.
Коля к тому времени уже пару месяцев встречался с девушкой. С обычной девушкой. И мы договорились, что он переждет у нее день-другой, пока я не разберусь что к чему. Сочинит какую-нибудь сказку о том, как со мной поругался, или еще что, лишь бы домой не возвращаться.
Но, когда он ей позвонил, трубку неожиданно взяла ее мать, и уже по ее голосу Коля понял, что что-то не так. Выяснилось, что утром Настя, его девушка, упала с лестницы в подъезде своего дома. Она получила открытую черепно-мозговую травму и умерла на месте, еще до приезда «скорой».
У меня не оставалось ни малейших сомнений, что этот «несчастный случай» и приезд Игоря самым непосредственным образом связаны между собой. Такие совпадения не бывают случайными. Мой братец начал действовать.
Коля совершенно обезумел от горя и жаждал мести. Он рвался назад, чтобы разорвать Игоря голыми руками, но я-то понимала, что именно такой реакции Игорь от него и добивался, именно этого он и ждал. А тогда у моего сына не осталось бы ни единого шанса. Он же всего лишь человек, а мои братья – оборотни. Игорь скрутил бы его в бараний рог одной левой, ему даже не понадобилось бы для этого перекидываться.
Я не могла знать, есть ли у них еще союзники. Ирена вполне могла рекрутировать им на подмогу других своих сторонников. В таком случае даже я не сумела бы защитить Колю от расправы. Выход был один – бежать. Исчезнуть, скрыться, залечь на дно и терпеливо ждать, пока шум не уляжется. Потом, когда суматоха поутихнет, Коля мог бы переродиться и начать новую жизнь, а я бы вернулась в Стаю, зная, что теперь до моего сына никому не добраться. При удобном случае я бы подстерегла Игорька где-нибудь в темном переулке и выколотила из него всю дурь, но…
Оксана умолкла на середине фразы, сокрушенно качая головой. Потом она посмотрела по сторонам и удовлетворенно хмыкнула и поднялась.
– Уже достаточно темно. Можно двигаться дальше.
– А что было потом? – Евгений сделал вид, что не расслышал ее последней фразы. – Что пошло не так?
– Я все запорола, – девушка недовольно поморщилась, кому понравится признаваться в собственных ошибках.
