Гуля не знала, как утешить Антона, что говорить дальше.
- Я надеюсь, это ненадолго? Когда вернешься? Без тебя, Антон, без твоего «Фристайла»….
- Перестань, Гуля! Ты типа хочешь меня поддержать? Ты поддержала. Спасибо, что пришла. Свободна. Дверь сама знаешь где, - Антон смотрел в окно. Гуля вгляделось в напряженное лицо, полные горя голубые глаза и проигнорировала обидные слова.
Слишком долго она завидовала Антону, обижалась, злилась на него. Конкурент повержен, сошел с дистанции, ему тяжело и плохо… Тот человек, который обидел ее, причинил боль, теперь страдает.
Надо было радоваться. Только Гуля чувствовала его боль как свою. И ничего приятного здесь для нее не было и быть не могло.
- Это моя бабушка тебя попросила навестить меня? – Антон все-таки нарушил молчание. Скользнув по Гуле ничего не выражающим взглядом , вновь опустил взгляд на простыню, - никому, кроме своих, не афишировал, что так вышло. Думал, за недельку приду в себя, оклемаюсь... Я сегодня не в лучшей моральной форме, так что не особо хочется принимать гостей. И я сейчас не самый замечательный собеседник, Гуль, - Антон оставался собой: сильным духом человеком, привыкшим к трудностям и научившимся преодолевать их, никого не осуждая.
Боль выворачивала Гулю изнутри. Слезы выступили на глазах, и Гуля заморгала часто-часто: если Антон их увидит, они обидят его. Жалость всегда унижает таких, как Тошка.
- Она мне позвонила, да. Сказала, чтобы я когда-нибудь навестила тебя. Я пришла сразу же. Что значит – «когда-нибудь навестить»? – возмутилась Гуля.
- Ясно. Спасибо, Гуль, - и вновь молчание.
Гуле хотелось сказать ему так много! Только нужных слов не находилось. Как сказать, что она его любит? Выпалить сию секунду? « Антон, я давно тебе хочу сказать, что тебя люблю, и мне все равно, что у тебя с ногой!» Глупо. Она бы сама в жизни не поверила, если бы ей так сказали.
- Как это произошло? – тихо спросила Гуля.
Антон хмыкнул, немного оживившись:
- Не поверишь. Не на выступлении и не на трюке! На тренировке у меня в танцевальном центре. Объяснял начинашкам легкий прыжок из модерна. И вот – дообъяснялся. Прыгнул неудачно. Вдвойне обидно… Я бы понял, если бы сложный трюк. А здесь – на ровном месте…
Гуля сочувственно покачала головой, хотела дотронуться участливо до Антошкиной руки. Вовремя спохватилась, отдернула уже было потянувшуюся к его руке свою ладонь. Вдруг не так поймет?
- Ничего, Тош, все же будет нормально, правда? Ты скоро опять будешь танцевать. Ничего, немного подлечишься, опять в огонь…
Болезненная гримаса на лице Антона заставила Гулю умолкнуть и проклясть себя за то, что начала говорить дурацкие общие фразы, всегда тягостные для людей, которым их говорят. Гуля будто со стороны услышала в них скрытое злорадство и ужаснулась себе. Иногда действительно лучше жевать, чем говорить. Или стоит просто молчать.
- Я не знаю, Гуля, когда вернусь. Мне ничего не обещали врачи. Ничего. Либо повезет, либо я так и останусь хромым на всю жизнь. Или еще чего хуже. Так что в ближайшее время я не вернусь. Ни в танцы, ни в огонь. Никуда…
Гуля широко раскрыла глаза. Не может быть! Она не представляла артистический мир без Антона. Без кого угодно, даже без своего коллектива, но только не без Антона.
- Антон… Нет! Ты что говоришь?!
- Наверно, мне пора взрослеть, Гуля, - горько усмехнулся Антон, - взрослеть… Скакать почти под тридцатник через горящую веревочку – слишком. Жизнь намекает: иди, Антон, работай. Как все. Ладно, ничего, - Антон отвернулся, прищурившись, и немигающим взглядом уставился в стену.
- Нет, Антон! Ты что? Огонь – это же твое! Блин, да ты… да ты лучший фаерщик из тех, кого я видела! Ты… ты суперский! Что значит – «как все»? Антон, у тебя талант, зачем тебе быть как все? – воскликнула Гуля, ошарашенно мотая головой, - Антон…
- Ладно, остынь, Гуля, - Антошкины губы чуть скривились в невеселой улыбке. Глаза же остались такими же скорбными, - зачем ты мне душу рвешь? Если даже все, что ты сказала, правда, то это в прошлом. Я был таким. Был. Теперь я – никто. Калека, - последнее слово он произнес с потрясшей Гулю интонацией, от которой она сама уставилась на Тошкину простыню.
Она не могла сообразить, что сказать ему в утешение. Что в школе читала «Повесть о настоящем человеке», главный герой которой научился танцевать на протезах? Это вряд ли успокоит Антона, а из уст Гули такой факт будет звучать как откровенная издевка. У нее-то все отлично. Она-то танцевать может.
- Раз пришла, давай поговорим об одной вещи, - неожиданно проговорил Антон, уставившись на Гулю холодно и отстранённо.
- Давай, - Гуля готова была выслушать сейчас, что угодно. О себе – в том числе.
- Мне придется уйти, Гуля, - еле заметная судорога пробежала по лицу Антона, - уйти… из фаера. Мой коллектив остается без руководителя. Я хочу отдать…отдать его тебе.
- Что? – Гуля не поняла, что произнес Антон. Он бредит?
- Теперь ты станешь руководителем моего коллектива. Основным танцором, хореографом…. Всем, чем раньше занимался я, займешься ты. Конечно, ты не сможешь исполнять некоторые трюки, которые делал я, и какие-то номера придется убрать из репертуара навсегда. Но, я думаю, ты придумаешь другое, заменишь мои номера своими…Поначалу я помогу тебе: посоветую, кого из парней поставить в главные исполнители и прочее. Ребята тебе слова поперек не скажут. Ни они, ни девочки. У меня хороший сплоченный коллектив, кроме того, я проведу с ними разъяснительную беседу, да и ты, думаю, сможешь их удержать и направить как руководитель. Имя «Фристайла» хорошо раскручено, при умелом управлении ты сможешь добиться еще большей известности коллектива.
- Антон, что…
Гуля хотела перебить Антона, но тот, казалось, не слышал ее:
- Нужно занимать освободившуюся нишу скорее, Гуля. Пока ее не занял кто-то другой, тот же «Фаер дрим», например. Тем более, ты же мечтала быть первой, не так ли? Гордая Гуля всегда хотела обойти всех, - скривил губы Антон, и глаза стали еще более печальными, а Гуле захотелось кричать,- Ты же всегда желала кому-то что-то доказать? Давай начистоту. Даже не кому-то – мне. Я не знаю, зачем тебе это было надо. Как будто я кто-то уж… я даже слова не подберу… Короче. Забирай мой «Фристайл» себе. Теперь ты первая фаерщица в городе, даже мои сильные парни – не в счет. Они всего лишь исполнители, не больше. Люди, которые слепо делают то, что им скажешь. И ни одна девочка не переплюнет тебя, Гуля. Ты – первая на пьедестала. Виват, королева! Только поспеши. В нашем деле остановка равна падению…
Гуле было невыразимо стыдно. Он знает, что Гуля завидовала ему. Откуда?
- Это тебе Ира сказала?
- Она в том числе. Я долго не верил, смеялся, говорил себе: «Зачем это Гуле?» Ведь я – это я, ты – это ты. Каждый из нас интересен по-своему. На мой коллектив тоже постоянно смотреть устанешь, нужно разнообразие… Конкуренция всегда должна быть, коллективы развиваются, соревнуясь друг с другом. Я не могу полностью монополизировать шоу огня. То есть не мог…
По щеке Гули потекла слеза. Королева. Как беспощадно слово звучало для Гули!
А вся зависть и постоянное стремление стать лучше Антона были исключительно из-за того, что Гуле хотелось дотянуться до Антона, быть к нему ближе, пусть и таким странным и непонятным способом. Тогда Тоша наконец заметил бы ее. Заметил так, что не смог отмахнуться. Она была бы всегда на глазах, он помнил о ней – постоянно, неизменно.
- Мне параллельно, что тебе сказала Ира, Антон, и что говорили другие обо мне, - твердо произнесла Гуля, честно глядя Антону прямо в глаза, - но вот что скажу тебе я сейчас. Антон будет снова танцевать в своем «Фристайле». Это не обсуждается, это такая же истина, как и то, что я сейчас сижу рядом с тобой. Я так сказала. И пока не танцует Антон, не танцует Гуля. Вообще не танцует. Никакие танцы. Ни огонь, ни любимый восток – ничего! Это тоже не обсуждается. Я пойду работать в магазин и буду ждать, пока ты не выздоровеешь, ясно? Пока ты танцевать не начнешь, не начну и я. Пусть забывают мой коллектив и возникает много-много новых фаерщиков, пусть я потеряю море денег и море заказов – все равно! Тебе больно, ты страдаешь – значит, я страдаю вместе с тобой. Потому что… потому что …- спазм сдавил горло Гули. Она задыхалась, не имея возможности закончить свою пламенную речь, которая так хорошо начиналась. Антон, встрепенувшись, резко сел на кровати, схватил Гулину ладонь и сильно сжал.
- Гуля…
- Да потому что, если не танцуешь ты, если нет тебя, мне какая в этом надобность! Дурак! - Гуля уже ревела, размазывая слезы ладонью по лицу, - Отвали, Антон, я все сказала! Я не буду танцевать тоже! Мне не нужен твой дурацкий коллектив и не был нужен никогда! И не нужно мне быть первой, мне вообще не это нужно! – всхлипывала Гуля. Она попыталась было убежать, но Антон крепко держал Гулину руку. Вырвать ее из железной ладони Антона не получалось.
- Пусти меня! – попыталась в который раз выдернуть руку Гуля, как подвинувшийся Антон притянул ее к себе и крепко обнял.
- Гулечка, не плачь, - прошептал он, и Гуля услышала дрожь в его голосе, которая заставила насторожиться и замереть в его объятьях. А также – вспомнить, что он страдает, и устыдиться своих криков, - не плачь, пожалуйста…
Антон целовал ее волосы, гладил пальцами ее лицо:
- Не плачь! Мне все равно, что болтают, правда. Ты самая лучшая, самая красивая. Я..Гуля, у меня… у меня столько с тобой связано.
Гуля отстранилась от Антона. «Связано» у него с ней. Она его любит, а «связано» - это все-таки не любовь, так! Погладить по головке маленькую девочку.
- Зашибись, - пробормотала, всхлипнув, - ладно, все нормально, Антон. Я выполню, что обещала. А ты быстрее выздоравливай, ясно? Я без танцев сдохну. Пошла я, наверно. Извини за...
Глаза Антона вспыхнули.
- Ты когда-нибудь дашь мне сказать, мисс гордячка? Или мне опять придумывать, как сделать так, чтобы вы меня послушали, королевна?
- Я не королевна!
- Бл..дь, - прошептал Антон, не дав закончить Гуле, притянул к себе, накрывая ее губы своими, целуя настойчиво, но нежно.
- Вот так лучше? Ты помолчишь, пока я все не скажу? – поинтересовался Антон, глядя в затуманившиеся глаза Гули.
- Да- а...
Антон вновь взял ее за руку, и, чуть улыбнувшись, заглянул в ее глаза открыто и искренне.
- Я давно хотел поговорить с тобой, Гуль. Давно хотел предложить тебе встречаться, быть моей девушкой… ладно, по порядку. Расскажу с самого начала. Теперь мне плевать, как ты отреагируешь. Я понял для себя: надо о наболевшем рассказать, а дальше – отпустить и жить с чистым сердцем…
Гуля сидела рядом с Антоном, почти не дыша.
Тошка оперся на спинку кровати, в эти мгновения превратившись в себя прежнего: из глаз ушла затравленность и боль, а выражение лица стало дружелюбным, даже немного радостным.
- Несколько лет назад я был очень многообещающим танцором – так говорили мне мои преподаватели, руководители народного коллектива… Речь не об этом. Однажды я пошел на День рождения к своему приятелю и впервые увидел там фаер-шоу. Конечно, я слышал о том, что танцуют с огнем и раньше, но… Но слышать и видеть – разные вещи. И я впервые увидел тебя.
Гуля затеребила краешек простыни. О, эту встречу она отлично помнила!
- Ты тогда подошла близко-близко. Такая молоденькая, такая милая. Улыбалась чуть испуганно, помню, и я подумал : «Девочка только недавно начала выступать». Огонь меня потряс. Это было захватывающе, и в то же время так опасно! Я почувствовал его опасность, когда ты нечаянно попала горящим поем себе в голову. Никогда не забуду. Я и сам не раз жегся после, и видел, как жгутся на выступлениях мои девочки, но тогда я испугался за тебя о-очень сильно.
А потом ты улыбнулась, - глаза Антона стали мечтательными, а Гуля шумно выдохнула, - улыбнулась так…так по-настоящему. И почему-то посмотрела на меня. А у меня сердце екнуло, правда! Никогда такого не испытывал! Не люблю косяков, Гуль, ни своих, ни чужих. Ты в курсе. Не любил никогда. У тебя был на том вступлении крупный косяк, если уж мерить нашими сегодняшними мерками. Но ты собралась тогда и достойно из него вышла, сияющая яркими, живыми эмоциями! Вредная такая улыбочка, едкая - и отчаянная, потому что ты понимала, что накосячила и что я увидел. Тот вечер навсегда перечеркнул мою танцевальную карьеру: я понял, чему посвящу себя. Я влюбился. Влюбился в огонь и еще в кое-кого…
« Тошка прикалывается», - успокоила себя Гуля. Быть не может, что он говорит про нее!
- Я попросился к вам в коллектив, - с легкой улыбкой, не отводя взгляд от удивленного лица Гули и держа ее за руку, рассказывал Антон, - мне очень повезло, что я именно хореограф, иначе бы меня не взял Женек: почему-то он зациклился, что ему нужны хореографы. А так он меня принял, я смог познакомиться с тобой поближе. Помню, ты не очень обрадовалась, когда я пришел в коллектив. Вернее, очень не обрадовалась. Потом вроде бы оттаяла, объяснять стала. Тем более, на меня много времени никто не тратил, все занимались собой. Кроме тебя. Я было понадеялся, думал, подружимся, все такое… Потом узнал: вы с Женьком встречаетесь. Он сам ко мне как-то подошел и сказал, чтобы я не лез к тебе.
- Я не встречалась тогда с Женьком. Уже не встречалась, - не смогла не ответить Гуля.
Антон кивнул:
- Я тогда не разбирался. Если мне говорят: «Не лезь в наши отношения», я не лезу. Тем более, ты ко мне никакого особого внимания не проявляла, кроме дружеского. Ну, что дальше? Я привык, что мы с тобой друзья, общался с другими девочками, искал любовь – все, как надо. Налаживал отношения и с тобой, как-то мне даже удалось проводить тебя до дома…. В меня твой отец тогда пульнул бутылкой, помню.
Гуля нахмурилась, но промолчала. Все так и было, здесь не оправдаешься, не она же в Тошу бутылкой швыряла.
- А на следующий день Женек отозвал меня в сторону и сказал, что если случится ещё одно провожание, я вылечу из коллектива. А я прикипел к огню, прикипел ко всему… К тебе… И ты была чужой девушкой…Я пообещал - больше этого делать не буду. Извинился перед Женьком за то, что тебя проводил. Он меня вроде бы простил тогда и обрадовал, что скоро ты с ним в Москву уедешь. Колеблешься вроде бы, но планируешь. Я тоже так думал. Если с парнем своим, почему бы не уехать?
Гуля задышала чаще, еле сдерживаясь, чтобы вслух не выругаться. Женек – урод! Сволочь! Отомстил за отказы ей, вот....! «Гулечка, пойдем ко мне… Я придумал новые комбинации!», «Гулечка, нам стоит опять быть вместе, как считаешь, крошка?», «Гулечка, мы едем в Москву, покорять столицу! Надо быстрее покупать билеты!».
- А потом ты осталась, и я предложил тебе работать вместе со мной. Ты сказала: хочешь одна. Тогда я понял, что тебе не нужен. И никогда особо не был нужен. Я повернулся и ушел. Зачем унижаться? Набрал людей, начал тренировать их, придумал зрелищные номера. Зарабатывал деньги, зарабатывал имя для коллектива… Вырвался вперед, стал одним из лучших фаерщиков по городу, но каково мне было! Тренировки с огнем, занятия в танцевальном центре… Я вел много групп, чтобы заработать, чтобы отдать долги, расплатиться с бабушкой. Жил тут же, на работе: с родителями не хотел, большой мальчик. Встречался с девушками, но мало кто из них задержался надолго.
- Я надеюсь, это ненадолго? Когда вернешься? Без тебя, Антон, без твоего «Фристайла»….
- Перестань, Гуля! Ты типа хочешь меня поддержать? Ты поддержала. Спасибо, что пришла. Свободна. Дверь сама знаешь где, - Антон смотрел в окно. Гуля вгляделось в напряженное лицо, полные горя голубые глаза и проигнорировала обидные слова.
Слишком долго она завидовала Антону, обижалась, злилась на него. Конкурент повержен, сошел с дистанции, ему тяжело и плохо… Тот человек, который обидел ее, причинил боль, теперь страдает.
Надо было радоваться. Только Гуля чувствовала его боль как свою. И ничего приятного здесь для нее не было и быть не могло.
- Это моя бабушка тебя попросила навестить меня? – Антон все-таки нарушил молчание. Скользнув по Гуле ничего не выражающим взглядом , вновь опустил взгляд на простыню, - никому, кроме своих, не афишировал, что так вышло. Думал, за недельку приду в себя, оклемаюсь... Я сегодня не в лучшей моральной форме, так что не особо хочется принимать гостей. И я сейчас не самый замечательный собеседник, Гуль, - Антон оставался собой: сильным духом человеком, привыкшим к трудностям и научившимся преодолевать их, никого не осуждая.
Боль выворачивала Гулю изнутри. Слезы выступили на глазах, и Гуля заморгала часто-часто: если Антон их увидит, они обидят его. Жалость всегда унижает таких, как Тошка.
- Она мне позвонила, да. Сказала, чтобы я когда-нибудь навестила тебя. Я пришла сразу же. Что значит – «когда-нибудь навестить»? – возмутилась Гуля.
- Ясно. Спасибо, Гуль, - и вновь молчание.
Гуле хотелось сказать ему так много! Только нужных слов не находилось. Как сказать, что она его любит? Выпалить сию секунду? « Антон, я давно тебе хочу сказать, что тебя люблю, и мне все равно, что у тебя с ногой!» Глупо. Она бы сама в жизни не поверила, если бы ей так сказали.
- Как это произошло? – тихо спросила Гуля.
Антон хмыкнул, немного оживившись:
- Не поверишь. Не на выступлении и не на трюке! На тренировке у меня в танцевальном центре. Объяснял начинашкам легкий прыжок из модерна. И вот – дообъяснялся. Прыгнул неудачно. Вдвойне обидно… Я бы понял, если бы сложный трюк. А здесь – на ровном месте…
Гуля сочувственно покачала головой, хотела дотронуться участливо до Антошкиной руки. Вовремя спохватилась, отдернула уже было потянувшуюся к его руке свою ладонь. Вдруг не так поймет?
- Ничего, Тош, все же будет нормально, правда? Ты скоро опять будешь танцевать. Ничего, немного подлечишься, опять в огонь…
Болезненная гримаса на лице Антона заставила Гулю умолкнуть и проклясть себя за то, что начала говорить дурацкие общие фразы, всегда тягостные для людей, которым их говорят. Гуля будто со стороны услышала в них скрытое злорадство и ужаснулась себе. Иногда действительно лучше жевать, чем говорить. Или стоит просто молчать.
- Я не знаю, Гуля, когда вернусь. Мне ничего не обещали врачи. Ничего. Либо повезет, либо я так и останусь хромым на всю жизнь. Или еще чего хуже. Так что в ближайшее время я не вернусь. Ни в танцы, ни в огонь. Никуда…
Гуля широко раскрыла глаза. Не может быть! Она не представляла артистический мир без Антона. Без кого угодно, даже без своего коллектива, но только не без Антона.
- Антон… Нет! Ты что говоришь?!
- Наверно, мне пора взрослеть, Гуля, - горько усмехнулся Антон, - взрослеть… Скакать почти под тридцатник через горящую веревочку – слишком. Жизнь намекает: иди, Антон, работай. Как все. Ладно, ничего, - Антон отвернулся, прищурившись, и немигающим взглядом уставился в стену.
- Нет, Антон! Ты что? Огонь – это же твое! Блин, да ты… да ты лучший фаерщик из тех, кого я видела! Ты… ты суперский! Что значит – «как все»? Антон, у тебя талант, зачем тебе быть как все? – воскликнула Гуля, ошарашенно мотая головой, - Антон…
- Ладно, остынь, Гуля, - Антошкины губы чуть скривились в невеселой улыбке. Глаза же остались такими же скорбными, - зачем ты мне душу рвешь? Если даже все, что ты сказала, правда, то это в прошлом. Я был таким. Был. Теперь я – никто. Калека, - последнее слово он произнес с потрясшей Гулю интонацией, от которой она сама уставилась на Тошкину простыню.
Она не могла сообразить, что сказать ему в утешение. Что в школе читала «Повесть о настоящем человеке», главный герой которой научился танцевать на протезах? Это вряд ли успокоит Антона, а из уст Гули такой факт будет звучать как откровенная издевка. У нее-то все отлично. Она-то танцевать может.
- Раз пришла, давай поговорим об одной вещи, - неожиданно проговорил Антон, уставившись на Гулю холодно и отстранённо.
- Давай, - Гуля готова была выслушать сейчас, что угодно. О себе – в том числе.
- Мне придется уйти, Гуля, - еле заметная судорога пробежала по лицу Антона, - уйти… из фаера. Мой коллектив остается без руководителя. Я хочу отдать…отдать его тебе.
- Что? – Гуля не поняла, что произнес Антон. Он бредит?
- Теперь ты станешь руководителем моего коллектива. Основным танцором, хореографом…. Всем, чем раньше занимался я, займешься ты. Конечно, ты не сможешь исполнять некоторые трюки, которые делал я, и какие-то номера придется убрать из репертуара навсегда. Но, я думаю, ты придумаешь другое, заменишь мои номера своими…Поначалу я помогу тебе: посоветую, кого из парней поставить в главные исполнители и прочее. Ребята тебе слова поперек не скажут. Ни они, ни девочки. У меня хороший сплоченный коллектив, кроме того, я проведу с ними разъяснительную беседу, да и ты, думаю, сможешь их удержать и направить как руководитель. Имя «Фристайла» хорошо раскручено, при умелом управлении ты сможешь добиться еще большей известности коллектива.
- Антон, что…
Гуля хотела перебить Антона, но тот, казалось, не слышал ее:
- Нужно занимать освободившуюся нишу скорее, Гуля. Пока ее не занял кто-то другой, тот же «Фаер дрим», например. Тем более, ты же мечтала быть первой, не так ли? Гордая Гуля всегда хотела обойти всех, - скривил губы Антон, и глаза стали еще более печальными, а Гуле захотелось кричать,- Ты же всегда желала кому-то что-то доказать? Давай начистоту. Даже не кому-то – мне. Я не знаю, зачем тебе это было надо. Как будто я кто-то уж… я даже слова не подберу… Короче. Забирай мой «Фристайл» себе. Теперь ты первая фаерщица в городе, даже мои сильные парни – не в счет. Они всего лишь исполнители, не больше. Люди, которые слепо делают то, что им скажешь. И ни одна девочка не переплюнет тебя, Гуля. Ты – первая на пьедестала. Виват, королева! Только поспеши. В нашем деле остановка равна падению…
Гуле было невыразимо стыдно. Он знает, что Гуля завидовала ему. Откуда?
- Это тебе Ира сказала?
- Она в том числе. Я долго не верил, смеялся, говорил себе: «Зачем это Гуле?» Ведь я – это я, ты – это ты. Каждый из нас интересен по-своему. На мой коллектив тоже постоянно смотреть устанешь, нужно разнообразие… Конкуренция всегда должна быть, коллективы развиваются, соревнуясь друг с другом. Я не могу полностью монополизировать шоу огня. То есть не мог…
По щеке Гули потекла слеза. Королева. Как беспощадно слово звучало для Гули!
А вся зависть и постоянное стремление стать лучше Антона были исключительно из-за того, что Гуле хотелось дотянуться до Антона, быть к нему ближе, пусть и таким странным и непонятным способом. Тогда Тоша наконец заметил бы ее. Заметил так, что не смог отмахнуться. Она была бы всегда на глазах, он помнил о ней – постоянно, неизменно.
- Мне параллельно, что тебе сказала Ира, Антон, и что говорили другие обо мне, - твердо произнесла Гуля, честно глядя Антону прямо в глаза, - но вот что скажу тебе я сейчас. Антон будет снова танцевать в своем «Фристайле». Это не обсуждается, это такая же истина, как и то, что я сейчас сижу рядом с тобой. Я так сказала. И пока не танцует Антон, не танцует Гуля. Вообще не танцует. Никакие танцы. Ни огонь, ни любимый восток – ничего! Это тоже не обсуждается. Я пойду работать в магазин и буду ждать, пока ты не выздоровеешь, ясно? Пока ты танцевать не начнешь, не начну и я. Пусть забывают мой коллектив и возникает много-много новых фаерщиков, пусть я потеряю море денег и море заказов – все равно! Тебе больно, ты страдаешь – значит, я страдаю вместе с тобой. Потому что… потому что …- спазм сдавил горло Гули. Она задыхалась, не имея возможности закончить свою пламенную речь, которая так хорошо начиналась. Антон, встрепенувшись, резко сел на кровати, схватил Гулину ладонь и сильно сжал.
- Гуля…
- Да потому что, если не танцуешь ты, если нет тебя, мне какая в этом надобность! Дурак! - Гуля уже ревела, размазывая слезы ладонью по лицу, - Отвали, Антон, я все сказала! Я не буду танцевать тоже! Мне не нужен твой дурацкий коллектив и не был нужен никогда! И не нужно мне быть первой, мне вообще не это нужно! – всхлипывала Гуля. Она попыталась было убежать, но Антон крепко держал Гулину руку. Вырвать ее из железной ладони Антона не получалось.
- Пусти меня! – попыталась в который раз выдернуть руку Гуля, как подвинувшийся Антон притянул ее к себе и крепко обнял.
- Гулечка, не плачь, - прошептал он, и Гуля услышала дрожь в его голосе, которая заставила насторожиться и замереть в его объятьях. А также – вспомнить, что он страдает, и устыдиться своих криков, - не плачь, пожалуйста…
Антон целовал ее волосы, гладил пальцами ее лицо:
- Не плачь! Мне все равно, что болтают, правда. Ты самая лучшая, самая красивая. Я..Гуля, у меня… у меня столько с тобой связано.
Гуля отстранилась от Антона. «Связано» у него с ней. Она его любит, а «связано» - это все-таки не любовь, так! Погладить по головке маленькую девочку.
- Зашибись, - пробормотала, всхлипнув, - ладно, все нормально, Антон. Я выполню, что обещала. А ты быстрее выздоравливай, ясно? Я без танцев сдохну. Пошла я, наверно. Извини за...
Глаза Антона вспыхнули.
- Ты когда-нибудь дашь мне сказать, мисс гордячка? Или мне опять придумывать, как сделать так, чтобы вы меня послушали, королевна?
- Я не королевна!
- Бл..дь, - прошептал Антон, не дав закончить Гуле, притянул к себе, накрывая ее губы своими, целуя настойчиво, но нежно.
- Вот так лучше? Ты помолчишь, пока я все не скажу? – поинтересовался Антон, глядя в затуманившиеся глаза Гули.
- Да- а...
Антон вновь взял ее за руку, и, чуть улыбнувшись, заглянул в ее глаза открыто и искренне.
- Я давно хотел поговорить с тобой, Гуль. Давно хотел предложить тебе встречаться, быть моей девушкой… ладно, по порядку. Расскажу с самого начала. Теперь мне плевать, как ты отреагируешь. Я понял для себя: надо о наболевшем рассказать, а дальше – отпустить и жить с чистым сердцем…
Гуля сидела рядом с Антоном, почти не дыша.
Тошка оперся на спинку кровати, в эти мгновения превратившись в себя прежнего: из глаз ушла затравленность и боль, а выражение лица стало дружелюбным, даже немного радостным.
- Несколько лет назад я был очень многообещающим танцором – так говорили мне мои преподаватели, руководители народного коллектива… Речь не об этом. Однажды я пошел на День рождения к своему приятелю и впервые увидел там фаер-шоу. Конечно, я слышал о том, что танцуют с огнем и раньше, но… Но слышать и видеть – разные вещи. И я впервые увидел тебя.
Гуля затеребила краешек простыни. О, эту встречу она отлично помнила!
- Ты тогда подошла близко-близко. Такая молоденькая, такая милая. Улыбалась чуть испуганно, помню, и я подумал : «Девочка только недавно начала выступать». Огонь меня потряс. Это было захватывающе, и в то же время так опасно! Я почувствовал его опасность, когда ты нечаянно попала горящим поем себе в голову. Никогда не забуду. Я и сам не раз жегся после, и видел, как жгутся на выступлениях мои девочки, но тогда я испугался за тебя о-очень сильно.
А потом ты улыбнулась, - глаза Антона стали мечтательными, а Гуля шумно выдохнула, - улыбнулась так…так по-настоящему. И почему-то посмотрела на меня. А у меня сердце екнуло, правда! Никогда такого не испытывал! Не люблю косяков, Гуль, ни своих, ни чужих. Ты в курсе. Не любил никогда. У тебя был на том вступлении крупный косяк, если уж мерить нашими сегодняшними мерками. Но ты собралась тогда и достойно из него вышла, сияющая яркими, живыми эмоциями! Вредная такая улыбочка, едкая - и отчаянная, потому что ты понимала, что накосячила и что я увидел. Тот вечер навсегда перечеркнул мою танцевальную карьеру: я понял, чему посвящу себя. Я влюбился. Влюбился в огонь и еще в кое-кого…
« Тошка прикалывается», - успокоила себя Гуля. Быть не может, что он говорит про нее!
- Я попросился к вам в коллектив, - с легкой улыбкой, не отводя взгляд от удивленного лица Гули и держа ее за руку, рассказывал Антон, - мне очень повезло, что я именно хореограф, иначе бы меня не взял Женек: почему-то он зациклился, что ему нужны хореографы. А так он меня принял, я смог познакомиться с тобой поближе. Помню, ты не очень обрадовалась, когда я пришел в коллектив. Вернее, очень не обрадовалась. Потом вроде бы оттаяла, объяснять стала. Тем более, на меня много времени никто не тратил, все занимались собой. Кроме тебя. Я было понадеялся, думал, подружимся, все такое… Потом узнал: вы с Женьком встречаетесь. Он сам ко мне как-то подошел и сказал, чтобы я не лез к тебе.
- Я не встречалась тогда с Женьком. Уже не встречалась, - не смогла не ответить Гуля.
Антон кивнул:
- Я тогда не разбирался. Если мне говорят: «Не лезь в наши отношения», я не лезу. Тем более, ты ко мне никакого особого внимания не проявляла, кроме дружеского. Ну, что дальше? Я привык, что мы с тобой друзья, общался с другими девочками, искал любовь – все, как надо. Налаживал отношения и с тобой, как-то мне даже удалось проводить тебя до дома…. В меня твой отец тогда пульнул бутылкой, помню.
Гуля нахмурилась, но промолчала. Все так и было, здесь не оправдаешься, не она же в Тошу бутылкой швыряла.
- А на следующий день Женек отозвал меня в сторону и сказал, что если случится ещё одно провожание, я вылечу из коллектива. А я прикипел к огню, прикипел ко всему… К тебе… И ты была чужой девушкой…Я пообещал - больше этого делать не буду. Извинился перед Женьком за то, что тебя проводил. Он меня вроде бы простил тогда и обрадовал, что скоро ты с ним в Москву уедешь. Колеблешься вроде бы, но планируешь. Я тоже так думал. Если с парнем своим, почему бы не уехать?
Гуля задышала чаще, еле сдерживаясь, чтобы вслух не выругаться. Женек – урод! Сволочь! Отомстил за отказы ей, вот....! «Гулечка, пойдем ко мне… Я придумал новые комбинации!», «Гулечка, нам стоит опять быть вместе, как считаешь, крошка?», «Гулечка, мы едем в Москву, покорять столицу! Надо быстрее покупать билеты!».
- А потом ты осталась, и я предложил тебе работать вместе со мной. Ты сказала: хочешь одна. Тогда я понял, что тебе не нужен. И никогда особо не был нужен. Я повернулся и ушел. Зачем унижаться? Набрал людей, начал тренировать их, придумал зрелищные номера. Зарабатывал деньги, зарабатывал имя для коллектива… Вырвался вперед, стал одним из лучших фаерщиков по городу, но каково мне было! Тренировки с огнем, занятия в танцевальном центре… Я вел много групп, чтобы заработать, чтобы отдать долги, расплатиться с бабушкой. Жил тут же, на работе: с родителями не хотел, большой мальчик. Встречался с девушками, но мало кто из них задержался надолго.
