Гуля немного размялась перед выступлением. Танцевать но «холодное» тело нельзя - мало ли, какую связку потянешь. Или мышцу.
Ведущий Димка позвонил ей минут через пятнадцать.
- Гуль, пятиминутная готовность. Можешь подходить потихоньку к залу. Я посажу всех гостей, один конкурс, потом - ты. Нормуль?
- Да.
Гуля накинула поверх костюма черный балахон в пол на липучках: удобнейшее приспособление, чтобы не «палить» костюм раньше времени. Около входа, как только ее объявит ведущий, она снимет накидку.
Гуля подошла ко входу, когда Дима заканчивал конкурс и раздавал подарки участникам. Он повернулся, чтобы проверить, пришла ли Гуля, и та, чуть приоткрыв дверь, кивнула ему.
- Подарки на сегодня не заканчиваются! Встречайте - неподражаемая Лейла!
Лейла - ее сценическое имя. Гуля перебрала их кучу: Амира, Багира, Джамила, даже Шахерезадой была. Остановилась на Лейле.
Потому что одно дело – тамада объявит: «Выступает Лейла», а другое: « Выступает Гуля». Даже Гульмира – не звучит. Требуется яркое, броское, звенящее имя, навевающее подходящие образы…
Заиграла веселенькая татарская музыка. Гуля подхватила краешек платочка и открыла дверь, нацепив на лицо выражение великого счастья и лучезарную улыбку.
Гуля не первый раз здесь выступала, так что не бегала смотреть площадку заранее. Одного взгляда хватило: столы стоят буквой «П» - их обычное расположение в данном заведении, если намечается банкет.
Номер Гуля отработала на автомате: танцевала его третий год. Знай себе улыбайся, ставь ножку на пятку, моталочки и ковырялочки, прыжки и остальная народная лексика.
Кидала быстрые взгляды в зал. Ничего, хорошо принимают, и юбиляр, улыбаясь, смотрит. Дотанцевала до конца, поклонилась. Раздались аплодисменты: не овации, но приличные. Ладно, нормально. Гуля с достоинством ушла переодеваться.
Минут через пять в гримерку забежал Дима.
- Гуль, минут через двадцать будешь готова?
- Да.
Не спеша сняла татарский костюм, повесила на плечики. Глотнула воды и вытащила восточный костюм.
Надела юбку. Сверху, на кнопки, специально пришитые для этой цели, посадила пояс, и только потом - лиф.
В гримерке было небольшое зеркало, и Гуля - в который раз! – залюбовалась костюмом.
Лиф и пояс сверкали всеми оттенками страз. Черные, красные, зеленые, розовые, голубые, фиолетовые, желтые, белые... В противовес им, юбка с большим количеством воланов была сшита из телесного гипюра. Такого же цвета был трикотаж, который пошел на подкладку – Гуля не любила слишком откровенные костюмы, а гипюр нещадно просвечивает. Но высокий разрез на левой ноге ей нравился: такова сегодняшняя мода, и Гуле есть, что показать.
Лиф и пояс сияли даже от тусклого света, отбрасывая невообразимое количество бликов.
«Йолдызым минем, соеклем минем!» (Моя звездочка, моя любимая – татар.).
Мама ночами шила первый Гулин восточный костюм, чтобы дочка выступила на Новый год в своей группе по восточному танцу, а Гуля расшивала лиф и пояс бисером и пайетками. Отец ворчал, что они обе не спят, хотя на костюм посматривал. Думал попасть на праздник зрителем, но с работы его не отпустили. Дядя Расим тоже не отпустил маму: она торговала в его небольшом магазинчике, и в предновогодний вечер была очень нужна.
Мать переживала тогда: она купила очень мало страз. Больше на костюме было бисера и пайеток. Вдруг дочкин костюм будет смотреться бедно на фоне чужих, более расшитых, костюмов?
Стразы были для их семьи слишком дороги, а копеечные пайетки и бисер Гуля легко могла себе позволить.
Теперь у Гули много восточных костюмов – один шикарнее другого. Стразы, стразы, на некоторых – ничего, кроме страз, густо усыпавших лиф и пояс, как, например, на этом.
Но разве в стразах и дорогих костюмах дело?
Ни их, ни ее танцев мама так и не увидела…
Гуля не стала больше размышлять на эту тему. Распустила волосы, расчесалась, подправила макияж, побрызгала на тело лак с блестками.
Обычно заказчики просили танец с предметом. Гуля танцевала беллиденс с саблей, вуалью и тростью. Этот заказчик захотел обычный танец, безо всякой атрибутики.
Браслеты со стразами на руки, в уши - ярко блестящие серьги. Гуля теперь сверкала как новогодняя елка.
Небольшие завершающие штрихи, и Гуля была полностью готова. Начала разминаться: если перед татарским танцем достаточно размять ноги и немного корпус, то перед востоком нужно растянуть все. Гуля прогнулась и даже на шпагат, насколько ей позволил костюм, потянулась. Бросала она ножку в высоченный батман где-то в конце танца. Не могла без бросков ногой ну никак. Нравились они ей! В татарский вставить махи ногами нельзя – не положено. Народный танец, строгий в своих законах.
А вот беллиденс дает больше возможностей в плане хореографии. Хочешь, заимствуй движения из латины, хочешь - гнись долго-долго или те же батманы кидай. В разумных пределах, конечно, и в зависимости от музыки. В любом деле главное – не переборщить.
Звонок ведущего отвлек Гулю от разглядывания себя в зеркале.
- Гуль, готова? Выйти раньше сможешь?
- Да. Свет!!! – в последнюю минуту успела выдохнуть Гуля.
- Выключу. Бегом.
Подхватив юбку, Гуля босиком выбежала из гримерки, даже не накинув черный балахон.
Нормальный рабочий форс-мажор.
- Дамы и господа… Очаровательная Лейла! – Гуля в это время переводила дыхание, стоя за дверью.
Заиграл проигрыш. В зале приглушили свет, и Гуля шагнула в зал, задумчиво опустив голову.
Пронзительная и трогательная песня Ваэля Кфури была одной из любимейших Гулиных песен. В ней звучала щемящая тоска, и интонации голоса певца потрясали Гулю всякий раз, когда она танцевала. Одна из тех песен, которые она слушала много раз подряд, и песня все равно не приелась.
Это был звездный час Гули. Но не в том смысле, что становилась знаменитой.
Именно сейчас, с помощью песни, костюма и танца, она могла на несколько минут забыть о всех своих проблемах, планах, амбициях и бедах. Обо всем. И стать такой, какой хотела всегда быть.
Настоящей.
Гуля проживала сейчас чужую жизнь выдуманного образа, который танцевала – прекрасной восточной танцовщицы. И в это же время Гуля была собой.
Она радовалась и грустила вместе с певцом, и у нее также замирало сердце, а тело вибрировало, как и его голос, в пустом, холодном мире, пытаясь рассказать о своем горе.
Грустные постановки не ценятся на банкетах, где люди едят, выпивают и развлекаются. Гуля танцевала с милой улыбкой. Не такой бьющей в глаза, как в татарском танце, а легкой и приглушенной, как и свет в зале. Грусть таилась в глазах и движениях.
Мягкие, расслабленные удары бедер. Плавные переводы рук. Резкие замирания. Тряски, волны. Грустный взгляд из-под ресниц, смутная улыбка…
Гуле, по большому счету, было все равно, кто и как на нее смотрит. И вообще – есть ли кто-то в зале. Ей было просто хорошо.
Нечастый случай, когда то, что ты делаешь из года в год, не оставляет равнодушным.
Музыка сменилась зажигательной таблой (играют только барабаны). Вот здесь Гуля вдоволь наулыбалась и настроила всем глазки: без таблы в ее случае нельзя, у зрителя должно оставаться ощущение праздника.
Гуля сделала кучу прогибов, успела упасть в пол на коленку и махнуть ногой почти до носа.
Близился конец танца. Ей оставалось протанцевать четыре восьмерки – не больше. Гуля, в который раз выбрав «жертву» из зрителей (имениннику предназначалась пара-тройка взглядов, гостям – по одному), посмотрела в правый угол, чтобы просто улыбнуться и подмигнуть кому-нибудь из зрителей.
Оттуда, расслабленно сидя на стуле, на нее глядел атомными голубыми глазами Антон.
Гуля почувствовала, как от неожиданности сковало оцепенением все тело.
Только она выступала не первый год и умела справляться с волнением.
Закружилась немного не с такт, что было уже неважно: близилась финальная точка, а повороты как нельзя лучше подходили к финалу.
Гуля сделала больше поворотов, чем у нее получалось обычно, но от неожиданности и шока они вышли чисто. Ее даже не «замотало» на вращениях.
За что, в том числе, получила крики «Браво!» и бурные аплодисменты от зрителей.
Она широко оскалила зубы – улыбнуться, как она улыбалась обычно, не получалось. Внутри чувства изумления и шока менялись на злость и негодование.
А этот что здесь делает в уголке?
Глазами окинула зал: Антон, как и все гости, хлопал Гуле. И улыбался, скотина, он улыбался - да твою мать! - уж очень загадочно.
«Ага-ага, загадочно, как же», - чуть не материлась Гуля, бредя в гримерку. Сказала бы она, какое у урода лицо было на самом деле…
Хорошо, что Гуля заметила Антона лишь в конце танца. Иначе запорола бы номер – однозначно.
Ну, не совсем бы запорола, конечно, но вдохновенного танца, от которого хорошо было самой Гуле, сто процентов бы не получилось.
Перед Антоном Гуля выступать стеснялась.
Наверно, потому, что он – настоящий дипломированный хореограф. Потому, что разложит танец Гули по полочкам, и окажется, что все, что недоучка Гуля танцует – неправильно и неверно.
И строить танец надо по-другому, и движения делать иначе.
И еще по многим причинам. Он танцует намного лучше Гули. А восток – вообще отдельная тема, для истинных хореографов этот танец - нечто находящееся вне хореографии, где-то между стриптизом и любительским самовыражением…
Гуля было почти физически плохо, будто бы ее раздели прилюдно и содрали кожу. Обнажать чувства среди незнакомых людей – одно дело. Она их видит первый раз. И ее ничего с ними не связывает, так что может как угодно показывать через танец душу. Но раскрывать сердце перед Антоном, да еще в полуобнаженном виде, вживую…
Гуле захотелось оказаться дома, в своей теплой кровати, и обнять Пушка. И чтобы батяня мирно спал, а не доказывал Гуле свои теоремы. Или был трезвым. Осторожно постучал к ней в дверь: «Гуль, не спишь? Ты поела?»
Иногда у него просыпались отцовские чувства, хотя Гуля сто раз считалась самостоятельной и взрослой.
Она спохватилась, что забыла позвонить Марату. Придется сидеть в гримерке дольше, чем нужно.
А Гуле так хотелось уйти отсюда, и уже никакие деньги за танцы были не нужны…
Сразу же, как зашла в гримерку, позвонила Марату и начала переодеваться: сняла лиф и пояс, аккуратно уложила их в специальный мягкий пакет. Со стразами обращаются очень трепетно, берегут от царапин и сколов, а у Гули на основе костюма (на поясе и лифе) их полно. Надев обычный лиф и майку, Гуля через верх стянула с себя юбку. Бриджи, кроссовки - вот она и одета.
Послышался стук, а в следующую секунду дверь в гримерку открылась.
- Я так и рассчитывал, что за пять минут ты переоденешься. Ну, здравствуй, Гуль, - как ни в чем не бывало, с одной только Гуле слышимой издевкой, поприветствовал ее Антон.
-И часто ты без спроса врываешься в гримерки артистов?
- Врываюсь я исключительно к своим, прекрасная Гульмира. К знакомым – захожу со стуком. Вот как сейчас.
- Мне поблагодарить тебя или как?
- Это я пришел. Благодарить за танец.
- Да ты че! Антон! Да перестань! – оцепенение полностью ушло, и Гуля взяла привычный саркастический тон – так ей было легче разговаривать с Антоном. Отвернулась, чтобы убрать юбку в чехол, снять сережки…
- Помочь? – насмешливо спросил Антон.
- Держи при себе свои ручонки. Сама справлюсь, - буркнула недовольно.
- Ну, как скажешь. Юбиляр в восторге, все прекрасно…
- Ты здесь каким макаром?
- А я – приглашенный гость, Гуль. Юбиляр – мой знакомый. Так что имею право немного отдохнуть. Не все же время работать, правда?
- М-м-м. Наверное.
Гуля запихивала в сумку свои вещи: уже не до аккуратности, как придется. Руки чуток дрожали, и было немного не по себе.
Завалился как медведь к ней в гримерку.
Какого хр..на?
- Выступаешь? – Гуля собирала вещи и на Антона старалась не глядеть. А тот подпер стенку, скрестив руки на груди (Гуля все же бросала редкие негодующие взгляды на красавчика) и нагло лыбился, наблюдая за суетящийся Гулей.
- В смысле, с огнем сегодня здесь выступаешь? – надо было что-то спросить. Гуля не переносила тишины, когда Антон находился рядом. Никогда, даже в прошлом. Нужно говорить – неважно о чем, но говорить. Тишина всегда была для нее гнетущей и опасной.
- Здесь? Не-е. Должен же я когда-нибудь смотреть на других артистов?
Гулю словно холодной водой облили. Да ладно, нет! Не может быть!
- Я так подозреваю, мне заказ достался не случайно. Правильно?
- Уважаю за догадливость.
- Это что? Извинение за тот заказ, который достался тебе?
- Фу! Таким не занимался никогда. Я не мешаю тебе, но и не помогаю. Как и ты мне, кстати.
А вот здесь Антон говорил неправду. Он очень-очень мешал Гуле развивать свой бизнес. Забивал профессионализмом, предприимчивостью…
-О, да! Антоша решил отдохнуть и посмотреть, как корячится и работает Гуля. Посмотрел? Молодец! Теперь вали из гримерки! – Гуля чуть дрожала от еле сдерживаемого гнева.
Хорош заказчик, мать его!
- Это ты мне деньги платить за работу будешь? Да подавись!!!
- Ну-ну, Гуль, успокойся, - Антон примирительно прикоснулся к ее локтю, и Гулю тут же бросило в жар.
-Я просто порекомендовал тебя знакомому. Юбиляр тебе платит, кстати. Он захотел на праздник артистов. Я лишь подсказал, какие неплохие. Порекомендовал Катюху, тебя… Ничего личного, Гуленька.
Гулю чуть отпустило. Она неодобрительно покосилась на пальцы Антона, будто случайно задержавшиеся на ее локте.
- Ручонки убери от меня, я сказала, - процедила ледяным тоном, но уже без былого пыла.
Антон все понял. И руку убрал.
Гуля запихнула в сумку лак, несколько резинок. Почему Марат так долго едет?
- Значит, я типа неплохой артист. Спасибо за комплимент, Антон! Раньше ты о моих танцевальных возможностях был не очень высокого мнения, - проговорила Гуля почти вежливо.
Признание со стороны Антона ох как льстило.
- Ну, Гуль, все еще проще. Захотелось посмотреть, как ты выросла в хореографическом плане. Давно не видел твоих сольников, да честно – вообще ни разу не видел с того времени, как работали вместе, и ты показывала мне свои танцевальные комбинации. Есть несколько моих в татарской постановке, тех, которые я тебе придумал, да? – Антон понимающе улыбнулся.
"Он все помнит," - отметила Гуля. Ничего не забыл, пусть прошло четыре года. Она действительно тогда только мечтала выступать сольно, думала, какие же ей поставить танцы, чтобы были востребованы на праздниках и банкетах.
Конечно, Гуля подошла к Антону с вопросом. А к кому еще? Тот танцевал в «народном» коллективе и прекрасно знал лексику народного танца. Гуля как таковой татарский номер поставила два года назад (долго не решалась, но спрос все-таки заставил вернуться к задумке), и движения, подсказанные и объясненные когда-то Антоном, ей очень пригодились.
- Ну, что? Посмотрел? Так выросла я в хореографическом плане или нет?
- В хореографическом – не очень. Но зато как женщина – очень даже.
Краска залила даже шею и уши Гули.
- Придурок.
Она ждала чего угодно, только не такого.
Начинать кипятиться рано. Гуля решила с этим повременить: Тоша никогда просто так ничего не говорил. И Гуля никогда не фантазировала, что он питает к ней тайную страсть.
- Я так понимаю, тебе все еще нужна партнерша для дуэта? И ты такими сомнительными комплиментами хочешь растопить мое сердце? Антон, брось фигней страдать!
Ведущий Димка позвонил ей минут через пятнадцать.
- Гуль, пятиминутная готовность. Можешь подходить потихоньку к залу. Я посажу всех гостей, один конкурс, потом - ты. Нормуль?
- Да.
Гуля накинула поверх костюма черный балахон в пол на липучках: удобнейшее приспособление, чтобы не «палить» костюм раньше времени. Около входа, как только ее объявит ведущий, она снимет накидку.
Гуля подошла ко входу, когда Дима заканчивал конкурс и раздавал подарки участникам. Он повернулся, чтобы проверить, пришла ли Гуля, и та, чуть приоткрыв дверь, кивнула ему.
- Подарки на сегодня не заканчиваются! Встречайте - неподражаемая Лейла!
Лейла - ее сценическое имя. Гуля перебрала их кучу: Амира, Багира, Джамила, даже Шахерезадой была. Остановилась на Лейле.
Потому что одно дело – тамада объявит: «Выступает Лейла», а другое: « Выступает Гуля». Даже Гульмира – не звучит. Требуется яркое, броское, звенящее имя, навевающее подходящие образы…
Заиграла веселенькая татарская музыка. Гуля подхватила краешек платочка и открыла дверь, нацепив на лицо выражение великого счастья и лучезарную улыбку.
Гуля не первый раз здесь выступала, так что не бегала смотреть площадку заранее. Одного взгляда хватило: столы стоят буквой «П» - их обычное расположение в данном заведении, если намечается банкет.
Номер Гуля отработала на автомате: танцевала его третий год. Знай себе улыбайся, ставь ножку на пятку, моталочки и ковырялочки, прыжки и остальная народная лексика.
Кидала быстрые взгляды в зал. Ничего, хорошо принимают, и юбиляр, улыбаясь, смотрит. Дотанцевала до конца, поклонилась. Раздались аплодисменты: не овации, но приличные. Ладно, нормально. Гуля с достоинством ушла переодеваться.
Минут через пять в гримерку забежал Дима.
- Гуль, минут через двадцать будешь готова?
- Да.
Не спеша сняла татарский костюм, повесила на плечики. Глотнула воды и вытащила восточный костюм.
Надела юбку. Сверху, на кнопки, специально пришитые для этой цели, посадила пояс, и только потом - лиф.
В гримерке было небольшое зеркало, и Гуля - в который раз! – залюбовалась костюмом.
Лиф и пояс сверкали всеми оттенками страз. Черные, красные, зеленые, розовые, голубые, фиолетовые, желтые, белые... В противовес им, юбка с большим количеством воланов была сшита из телесного гипюра. Такого же цвета был трикотаж, который пошел на подкладку – Гуля не любила слишком откровенные костюмы, а гипюр нещадно просвечивает. Но высокий разрез на левой ноге ей нравился: такова сегодняшняя мода, и Гуле есть, что показать.
Лиф и пояс сияли даже от тусклого света, отбрасывая невообразимое количество бликов.
«Йолдызым минем, соеклем минем!» (Моя звездочка, моя любимая – татар.).
Мама ночами шила первый Гулин восточный костюм, чтобы дочка выступила на Новый год в своей группе по восточному танцу, а Гуля расшивала лиф и пояс бисером и пайетками. Отец ворчал, что они обе не спят, хотя на костюм посматривал. Думал попасть на праздник зрителем, но с работы его не отпустили. Дядя Расим тоже не отпустил маму: она торговала в его небольшом магазинчике, и в предновогодний вечер была очень нужна.
Мать переживала тогда: она купила очень мало страз. Больше на костюме было бисера и пайеток. Вдруг дочкин костюм будет смотреться бедно на фоне чужих, более расшитых, костюмов?
Стразы были для их семьи слишком дороги, а копеечные пайетки и бисер Гуля легко могла себе позволить.
Теперь у Гули много восточных костюмов – один шикарнее другого. Стразы, стразы, на некоторых – ничего, кроме страз, густо усыпавших лиф и пояс, как, например, на этом.
Но разве в стразах и дорогих костюмах дело?
Ни их, ни ее танцев мама так и не увидела…
Гуля не стала больше размышлять на эту тему. Распустила волосы, расчесалась, подправила макияж, побрызгала на тело лак с блестками.
Обычно заказчики просили танец с предметом. Гуля танцевала беллиденс с саблей, вуалью и тростью. Этот заказчик захотел обычный танец, безо всякой атрибутики.
Браслеты со стразами на руки, в уши - ярко блестящие серьги. Гуля теперь сверкала как новогодняя елка.
Небольшие завершающие штрихи, и Гуля была полностью готова. Начала разминаться: если перед татарским танцем достаточно размять ноги и немного корпус, то перед востоком нужно растянуть все. Гуля прогнулась и даже на шпагат, насколько ей позволил костюм, потянулась. Бросала она ножку в высоченный батман где-то в конце танца. Не могла без бросков ногой ну никак. Нравились они ей! В татарский вставить махи ногами нельзя – не положено. Народный танец, строгий в своих законах.
А вот беллиденс дает больше возможностей в плане хореографии. Хочешь, заимствуй движения из латины, хочешь - гнись долго-долго или те же батманы кидай. В разумных пределах, конечно, и в зависимости от музыки. В любом деле главное – не переборщить.
Звонок ведущего отвлек Гулю от разглядывания себя в зеркале.
- Гуль, готова? Выйти раньше сможешь?
- Да. Свет!!! – в последнюю минуту успела выдохнуть Гуля.
- Выключу. Бегом.
Подхватив юбку, Гуля босиком выбежала из гримерки, даже не накинув черный балахон.
Нормальный рабочий форс-мажор.
- Дамы и господа… Очаровательная Лейла! – Гуля в это время переводила дыхание, стоя за дверью.
Заиграл проигрыш. В зале приглушили свет, и Гуля шагнула в зал, задумчиво опустив голову.
Пронзительная и трогательная песня Ваэля Кфури была одной из любимейших Гулиных песен. В ней звучала щемящая тоска, и интонации голоса певца потрясали Гулю всякий раз, когда она танцевала. Одна из тех песен, которые она слушала много раз подряд, и песня все равно не приелась.
Это был звездный час Гули. Но не в том смысле, что становилась знаменитой.
Именно сейчас, с помощью песни, костюма и танца, она могла на несколько минут забыть о всех своих проблемах, планах, амбициях и бедах. Обо всем. И стать такой, какой хотела всегда быть.
Настоящей.
Гуля проживала сейчас чужую жизнь выдуманного образа, который танцевала – прекрасной восточной танцовщицы. И в это же время Гуля была собой.
Она радовалась и грустила вместе с певцом, и у нее также замирало сердце, а тело вибрировало, как и его голос, в пустом, холодном мире, пытаясь рассказать о своем горе.
Грустные постановки не ценятся на банкетах, где люди едят, выпивают и развлекаются. Гуля танцевала с милой улыбкой. Не такой бьющей в глаза, как в татарском танце, а легкой и приглушенной, как и свет в зале. Грусть таилась в глазах и движениях.
Мягкие, расслабленные удары бедер. Плавные переводы рук. Резкие замирания. Тряски, волны. Грустный взгляд из-под ресниц, смутная улыбка…
Гуле, по большому счету, было все равно, кто и как на нее смотрит. И вообще – есть ли кто-то в зале. Ей было просто хорошо.
Нечастый случай, когда то, что ты делаешь из года в год, не оставляет равнодушным.
Музыка сменилась зажигательной таблой (играют только барабаны). Вот здесь Гуля вдоволь наулыбалась и настроила всем глазки: без таблы в ее случае нельзя, у зрителя должно оставаться ощущение праздника.
Гуля сделала кучу прогибов, успела упасть в пол на коленку и махнуть ногой почти до носа.
Близился конец танца. Ей оставалось протанцевать четыре восьмерки – не больше. Гуля, в который раз выбрав «жертву» из зрителей (имениннику предназначалась пара-тройка взглядов, гостям – по одному), посмотрела в правый угол, чтобы просто улыбнуться и подмигнуть кому-нибудь из зрителей.
Оттуда, расслабленно сидя на стуле, на нее глядел атомными голубыми глазами Антон.
Гуля почувствовала, как от неожиданности сковало оцепенением все тело.
Только она выступала не первый год и умела справляться с волнением.
Закружилась немного не с такт, что было уже неважно: близилась финальная точка, а повороты как нельзя лучше подходили к финалу.
Гуля сделала больше поворотов, чем у нее получалось обычно, но от неожиданности и шока они вышли чисто. Ее даже не «замотало» на вращениях.
За что, в том числе, получила крики «Браво!» и бурные аплодисменты от зрителей.
Она широко оскалила зубы – улыбнуться, как она улыбалась обычно, не получалось. Внутри чувства изумления и шока менялись на злость и негодование.
А этот что здесь делает в уголке?
Глазами окинула зал: Антон, как и все гости, хлопал Гуле. И улыбался, скотина, он улыбался - да твою мать! - уж очень загадочно.
«Ага-ага, загадочно, как же», - чуть не материлась Гуля, бредя в гримерку. Сказала бы она, какое у урода лицо было на самом деле…
Хорошо, что Гуля заметила Антона лишь в конце танца. Иначе запорола бы номер – однозначно.
Ну, не совсем бы запорола, конечно, но вдохновенного танца, от которого хорошо было самой Гуле, сто процентов бы не получилось.
Перед Антоном Гуля выступать стеснялась.
Наверно, потому, что он – настоящий дипломированный хореограф. Потому, что разложит танец Гули по полочкам, и окажется, что все, что недоучка Гуля танцует – неправильно и неверно.
И строить танец надо по-другому, и движения делать иначе.
И еще по многим причинам. Он танцует намного лучше Гули. А восток – вообще отдельная тема, для истинных хореографов этот танец - нечто находящееся вне хореографии, где-то между стриптизом и любительским самовыражением…
Гуля было почти физически плохо, будто бы ее раздели прилюдно и содрали кожу. Обнажать чувства среди незнакомых людей – одно дело. Она их видит первый раз. И ее ничего с ними не связывает, так что может как угодно показывать через танец душу. Но раскрывать сердце перед Антоном, да еще в полуобнаженном виде, вживую…
Гуле захотелось оказаться дома, в своей теплой кровати, и обнять Пушка. И чтобы батяня мирно спал, а не доказывал Гуле свои теоремы. Или был трезвым. Осторожно постучал к ней в дверь: «Гуль, не спишь? Ты поела?»
Иногда у него просыпались отцовские чувства, хотя Гуля сто раз считалась самостоятельной и взрослой.
Она спохватилась, что забыла позвонить Марату. Придется сидеть в гримерке дольше, чем нужно.
А Гуле так хотелось уйти отсюда, и уже никакие деньги за танцы были не нужны…
Сразу же, как зашла в гримерку, позвонила Марату и начала переодеваться: сняла лиф и пояс, аккуратно уложила их в специальный мягкий пакет. Со стразами обращаются очень трепетно, берегут от царапин и сколов, а у Гули на основе костюма (на поясе и лифе) их полно. Надев обычный лиф и майку, Гуля через верх стянула с себя юбку. Бриджи, кроссовки - вот она и одета.
Послышался стук, а в следующую секунду дверь в гримерку открылась.
- Я так и рассчитывал, что за пять минут ты переоденешься. Ну, здравствуй, Гуль, - как ни в чем не бывало, с одной только Гуле слышимой издевкой, поприветствовал ее Антон.
Глава 5
-И часто ты без спроса врываешься в гримерки артистов?
- Врываюсь я исключительно к своим, прекрасная Гульмира. К знакомым – захожу со стуком. Вот как сейчас.
- Мне поблагодарить тебя или как?
- Это я пришел. Благодарить за танец.
- Да ты че! Антон! Да перестань! – оцепенение полностью ушло, и Гуля взяла привычный саркастический тон – так ей было легче разговаривать с Антоном. Отвернулась, чтобы убрать юбку в чехол, снять сережки…
- Помочь? – насмешливо спросил Антон.
- Держи при себе свои ручонки. Сама справлюсь, - буркнула недовольно.
- Ну, как скажешь. Юбиляр в восторге, все прекрасно…
- Ты здесь каким макаром?
- А я – приглашенный гость, Гуль. Юбиляр – мой знакомый. Так что имею право немного отдохнуть. Не все же время работать, правда?
- М-м-м. Наверное.
Гуля запихивала в сумку свои вещи: уже не до аккуратности, как придется. Руки чуток дрожали, и было немного не по себе.
Завалился как медведь к ней в гримерку.
Какого хр..на?
- Выступаешь? – Гуля собирала вещи и на Антона старалась не глядеть. А тот подпер стенку, скрестив руки на груди (Гуля все же бросала редкие негодующие взгляды на красавчика) и нагло лыбился, наблюдая за суетящийся Гулей.
- В смысле, с огнем сегодня здесь выступаешь? – надо было что-то спросить. Гуля не переносила тишины, когда Антон находился рядом. Никогда, даже в прошлом. Нужно говорить – неважно о чем, но говорить. Тишина всегда была для нее гнетущей и опасной.
- Здесь? Не-е. Должен же я когда-нибудь смотреть на других артистов?
Гулю словно холодной водой облили. Да ладно, нет! Не может быть!
- Я так подозреваю, мне заказ достался не случайно. Правильно?
- Уважаю за догадливость.
- Это что? Извинение за тот заказ, который достался тебе?
- Фу! Таким не занимался никогда. Я не мешаю тебе, но и не помогаю. Как и ты мне, кстати.
А вот здесь Антон говорил неправду. Он очень-очень мешал Гуле развивать свой бизнес. Забивал профессионализмом, предприимчивостью…
-О, да! Антоша решил отдохнуть и посмотреть, как корячится и работает Гуля. Посмотрел? Молодец! Теперь вали из гримерки! – Гуля чуть дрожала от еле сдерживаемого гнева.
Хорош заказчик, мать его!
- Это ты мне деньги платить за работу будешь? Да подавись!!!
- Ну-ну, Гуль, успокойся, - Антон примирительно прикоснулся к ее локтю, и Гулю тут же бросило в жар.
-Я просто порекомендовал тебя знакомому. Юбиляр тебе платит, кстати. Он захотел на праздник артистов. Я лишь подсказал, какие неплохие. Порекомендовал Катюху, тебя… Ничего личного, Гуленька.
Гулю чуть отпустило. Она неодобрительно покосилась на пальцы Антона, будто случайно задержавшиеся на ее локте.
- Ручонки убери от меня, я сказала, - процедила ледяным тоном, но уже без былого пыла.
Антон все понял. И руку убрал.
Гуля запихнула в сумку лак, несколько резинок. Почему Марат так долго едет?
- Значит, я типа неплохой артист. Спасибо за комплимент, Антон! Раньше ты о моих танцевальных возможностях был не очень высокого мнения, - проговорила Гуля почти вежливо.
Признание со стороны Антона ох как льстило.
- Ну, Гуль, все еще проще. Захотелось посмотреть, как ты выросла в хореографическом плане. Давно не видел твоих сольников, да честно – вообще ни разу не видел с того времени, как работали вместе, и ты показывала мне свои танцевальные комбинации. Есть несколько моих в татарской постановке, тех, которые я тебе придумал, да? – Антон понимающе улыбнулся.
"Он все помнит," - отметила Гуля. Ничего не забыл, пусть прошло четыре года. Она действительно тогда только мечтала выступать сольно, думала, какие же ей поставить танцы, чтобы были востребованы на праздниках и банкетах.
Конечно, Гуля подошла к Антону с вопросом. А к кому еще? Тот танцевал в «народном» коллективе и прекрасно знал лексику народного танца. Гуля как таковой татарский номер поставила два года назад (долго не решалась, но спрос все-таки заставил вернуться к задумке), и движения, подсказанные и объясненные когда-то Антоном, ей очень пригодились.
- Ну, что? Посмотрел? Так выросла я в хореографическом плане или нет?
- В хореографическом – не очень. Но зато как женщина – очень даже.
Краска залила даже шею и уши Гули.
- Придурок.
Она ждала чего угодно, только не такого.
Начинать кипятиться рано. Гуля решила с этим повременить: Тоша никогда просто так ничего не говорил. И Гуля никогда не фантазировала, что он питает к ней тайную страсть.
- Я так понимаю, тебе все еще нужна партнерша для дуэта? И ты такими сомнительными комплиментами хочешь растопить мое сердце? Антон, брось фигней страдать!
