О боже. Я секонд-хенды по кривой обхожу, а к матери на суаре заявилась в пояске из помойки! Нет, что-то нужно делать с этой жизнью, определенно.
А писк все усиливался, и я с утроенной силой копалась в отбросах, пока, наконец, не наткнулась на плотно завязанный шевелившийся пакет. Господи, пусть это не крыса будет!
— Хороший, — одобрил Лелик, рассматривая мелкого, белоснежного котенка на моей ладони. Голова несчастного была пробита, и из нее тонкой струйкой текла кровь. — Себе возьмешь?
— Ну а куда его? — вздохнула и засеменила к подъезду, надеясь, что никто не увидит меня в таком виде.
Ага, с моим ли везением… Я подошла к двери, одной рукой пытаясь нащупать ключи, чтобы не потревожить израненного кабыздоха, затихшего в другой ладони.
— Какого черта вы наговорили моей тете? — голос Захара прозвучал в темной тишине подъезда, как выстрел.
Твою мать! Какого черта он здесь делает? Я почувствовала, как сильная рука сжимает мой локоть, и фыркнула.
— Неужели вы перлись через весь город, чтобы спросить меня, что я сказала Изольде? Так вот, я ничего ей не говорила. А если не отпустите меня и будете дальше продолжать вести себя как маньяк, я обвиню вас в домогательствах, — вредно пообещала, рассматривая лицо начальника, глядевшего на меня сузившимися от злости глазами.
— Юля, вот скажите мне, в вас есть что-нибудь хорошее? — устало спросил Завьялов.
— Есть. Аппетит, — ответила я, пытаясь его обойти и скрыться, наконец, в своей квартире. — Я правда не знаю, что выдумали моя мать и ваша тетя.
— Да, вы правы, я сглупил. Сам не знаю, зачем приехал, — задумчиво сказал Завьялов, словно очнувшись от транса. — Чем вы так воняете? Как будто вывалялись в помоях.
— Знаете что, вы только и делаете, что меня унижаете. И кстати, сколько сейчас времени?
— Шесть часов. А это играет какую-то роль в том, что вы не озонируете воздух? И что у вас в руке, черт вас возьми? — спросил Захар. А я застонала, услышав легкие шаги. Это точно Катька, мать ее за ногу. — Да что произошло? — спросил Завьялов, когда я, схватив его за грудки, толкнула в свою квартиру и плотно закрыла за нами дверь.
— Поверьте, если наши родственницы поговорят между собой и помечтают — вреда не будет. А вот если нас увидит Катька, то завтра все в издательстве говорить будут только о нас. Вы хотите этого?
Завьялов отрицательно помотал головой как раз в тот момент, когда моя подруга загрохотала кулаком в дверь. Звонков Катя не признает.
— Тихо, — приложила я палец к губам и дико завращала глазами, наверное, становясь похожей на безумную лошадь.
Тьфу ты, черт, вот опять! И дались нам эти несчастные непарнокопытные! Но Завьялов только весело хмыкнул, уставившись в мои умоляющие глаза своими, похожими на ведьмин турмалин искрящимися глазами, в которых заплясали лукавые искры.
— Интересно, почему я должен вас слушаться? Почему-то когда это происходит, я оказываюсь в еще более дурацкой ситуации. Вы, Юля… простите, Джулия, совершенно, абсолютно несносно глупы, а я вновь попался на удочку вашего безумия.
— Вы хотите, чтобы о нас узнало все издательство? — ощерилась я в надежде достучаться до благоразумия начальника.
— Да мне все равно, я уеду через неделю и забуду как страшный сон этот город, людей и, самое главное, вас, черт побери! — взвился Завьялов, став похожим на грозовую тучу.
Странно. Интересно, почему у него такая неприязнь к месту, в котором вырос? А ведь он несчастен. Как там выразилась моя мамуля? Богат, как Крез? И не удосужился купить себе маленькую толику радости.
— Мне все здесь ненавистно, — прошептал Захар и направился к двери, не обращая внимания на мой, похожий на змеиное шипение шепот.
— Открывай, я знаю, что ты дома! Слышу, как там шуршишь! — еще сильнее заколотилась в воротину Катька, перейдя от действий к словам.
Это плохо. Звуковая волна Катюшиного темперамента способна вынести хлипкую китайскую калитку, превратив ее в портал перехода в измерение агрессивно настроенных бабенок. Котенок в моих руках вздрогнул и жалобно застонал, напоминая о своей отдающей богу душу персоне.
— Лезьте под кровать, — отдала приказ, уставившись на Завьялова взглядом бабули Остроумовой, который на него, кстати, особого впечатления не произвел, судя по упрямо выпяченному вперед подбородку.
— Фиг тебе, — по-мальчишески хохотнул босс, переходя на «ты».
Я хрюкнула и облегченно вздохнула, а потом закусила губу, чтобы не заржать в голос, представив, что он-таки подчинился и лежит под низким матрацем в клубах годовой пыли, которую я никак не сподоблюсь вычистить и-за патологической, сбивающей с ног каждый день сладкой лени после вечернего кишкоблудия, когда больше не можешь думать ни о чем, кроме куска торта, оставшегося от шести килограммового вкуснючего бисквита, залитого сиропом и жирными взбитыми сливками. Эх, аж слюнки потекли.
— Все, ломаю дверь, — пообещала Катерина.
И я ей сразу поверила, схватила за шкирку ничего не подозревающего и потому слабо сопротивлявшегося начальника и толкнула его в стенной шкаф. Надо же. А он спортивный, успел сгруппироваться, прежде чем свалиться на валявшиеся прямо на полу гардеробной кучи моего вахлачно сваленного барахла. Я успела выхватить взглядом мой любимый голубой лифчик и подумала, что Завьялов легко бы мог его использовать в парашютном спорте. Точно бы не убился.
— Молчать, — рыкнула и повернула ключ в замке гардеробной, так, на всякий случай.
— Я вас уволю, чертова вы идиотка! — полетели мне в спину проклятия.
«Надо было его вырубить», — подумала с сожалением. Котенок тихо мяукнул, словно соглашаясь, а я пошла открывать дверь. Замолчит сейчас босс, стремно ему. Одно дело — если просто застукают, и совсем другое — быть пленником. И правда — затих почти сразу. Удовлетворенно хмыкнув, я повернула ключ в замке, старательно придавая лицу выражения блаженной расслабленности.
— Ты сейчас похожа на дебилку, — плюнула огнем Катька, просачиваясь в мою квартиру. — И, ради бога, чем у тебя воняет? Такое ощущение, что в квартире сдох кто-то. Ты что, опять готовила? — подозрительно уставилась подруга, а у меня отлегло от сердца.
Слава богу, я уж подумала, она учуяла аромат дорогого парфюма Захара, но, видимо, помоечная вонь легко перебила аромат, созданный французским парфюмерами. Лошары, но сейчас я им благодарна, что они такие криворукие и горбоносые. Мне страшно захотелось, как в детстве, вцепиться подруге в волосы и хорошенько ее оттаскать, чтоб не обзывалась, но сейчас это не ко времени. Ладно, потом ей вломлю, а пока нужно ее увести. У этой женщины нюх, как у гестаповской овчарки.
— Чего не открывала, раз одна? — спросила Катерина, слегка успокоившись, и начала разуваться.
— Красивые у тебя туфли, Катя, — лилейно пропела я, хотя в душе задохнулась от гнева, — где купила? Тоже хочу.
— А, — махнула она рукой, — хочешь, подарю? Любовник из Италии привез, а мне не нравятся. Зато он только в них меня и естествует. Скажу — развалились, может, тогда отстанет. Надоел хуже собаки, — хохотнула Катька, и я почувствовала, что меня тошнит.
Столько лет дружить с человеком и не понять, какая она горгона. Это только я так могу.
— Слушай, я к ветеринару собираюсь, у меня вот, — предъявила я Катьке счастливо посапывавшего у меня в ладонях найденыша.
Она брезгливо поморщилась.
— Тащишь в дом черти кого, потом глистов и лишаи лечишь.
— Зато они настоящие и не предадут, и любить будут не за что-то, а просто так, по факту, — тихо ответила я и пошла переодеваться, совсем забыв о моем крутом и слегка взбалмошном «постояльце».
И вот как жить с осознанием, что подруга твоя лучшая спит с твоим же отцом? Жуть. Катька молча шла рядом, сердито сопя до самой ветеринарки, пока я прижимала к груди теплый маленький комочек. Права была мама — нет друзей на свете, только приятели. Она, вон, имеет миллион подружек, но близко к себе их не подпускает, соблюдает дистанцию. И по поводу Катьки права оказалась, как это ни омерзительно звучит.
— Да что с тобой такое, Юль? — капризно потянула подруга. —Ты как будто не в себе.
— Нормально все, просто за котенка волнуюсь, — малодушно соврала, пытаясь не смотреть на Катерину.
Вот почему-то именно сейчас выяснять отношения мне не хотелось. И без того проблем выше крыше. И Завьялов, плененный в моем стенном шкафу — самая большая из них. А Катька сама виновата. Папочка долго шалав своих не обихаживает. Неделя — максимум. И полетит Катюшка белым лебедем, размазывая сопли обиды по симпатичному личику. Но вот не жалко, и прощать ее я не собираюсь.
— Слушай, в офисе черте что говорят, — заговорщически зашептала Катя, и я обратилась в слух, даже на время переставая обижаться на эту бесстыжую гетеру, нагло рушащую многолетний брак моих родителей. «Потом убью», — решила, посмотрев на подругу, у которой глаза сияли, как бриллианты, от желания вылить на меня сногсшибательную сплетню. — Короче говоря, начальничек-то наш новый тот еще извращенец, — радостно осклабилась Катька, посмотрев на меня с превосходством. Ну конечно, она же тайными знаниями обладает. А кто владеет информацией, тот, как известно, и миром владеет. Только вот я-то точно знаю, о ком пойдет речь, и что-то мне кажется, что то, что мне расскажет заклятая подружка, вряд ли меня порадует.
— Да ну? — хмыкнула я. — Неужели он в кожу переодевается и бьет плетьми несчастных девственниц, прижигая их каленым железом?
— Дура, да, совсем? — надула губки Катька. — Я тут делюсь с тобой новостями, а ты издеваешься. Вот возьму и не буду рассказывать
Ага, конечно. По глазам видно, что молчать она не собирается, иначе ее просто разорвет от нетерпения.
— Ну, ладно, — милостиво кивнула я головой, — выкладывай.
— Говорят, у Завьялова в нашем городе старая любовь живет. Ленкина тетка в башне работает, так она говорит, что Захар-то наш Геннадьевич домой ее притащил, и она ночевала в его апартаментах. Так что не светит мне ничего, — заныла Катька, явно положившая глаз на красавца босса. Надо же, захапистая какая: и папа мой, и Завьялов. Хищница, блин. — И баба-то там страшная, тетка Ленкина говорит, на паровоз в платье похожа, и морда, как, блин, у нее. Вот почему так, а? Почему каким-то коровам достается оладушек сладкий, а мне то, во что этот оладушек после переваривания?
— Да ладно тебе, — хмыкнула я, — может, у Завьялова с этой дамой и не было ничего. Просто напились, да и все.
— Ага, как же. Тетка Ленкина сказала, такие стоны из квартиры неслись, ни с чем не спутаешь. Страсть африканская. Баба рычала, как бегемот в период спаривания… — оскалилась подруга.
Я почувствовала, что сейчас упаду — ноги словно ватными стали. Да не может быть! Неужели этот подонок воспользовался моей беспомощностью?! Ооо, тогда он точно извращуга и заслуживает страшной, лютой смерти от моих рук!
Да нет, этому должно быть логичное объяснение. Господи, только не Сева, он ведь меня переодевал. Может, из-за него я стонала? Ужас. Блин, блин, блин...
Мысли заскакали в голове, как взбесившиеся белки. Котенок вцепился в мою грудь маленькими коготками, что слегка отрезвило.
— …И при этом всем, — не унималась Катька, — он на следующий день явился на работу весь в засосах, с изодранной физиономией, и довольный, как слон.
— Кать, враки все это, — сдавленно прохрипела, не зная, как смогу дойти до звериной больнички.
— Враки не враки, а из песни слов не выкинешь. Старая любовь не ржавеет, видимо. Ну и не родись красивой. Мне вот вечно обмылки всякие достаются, — вздохнула подруга, а я задохнулась от злости. Надо же, наглая какая!
— А что же любовник-то твой сейчашний? Неужели тоже ни рыба ни мясо?
— Да, я думала, он меня по карьерной лестнице протащит, потому и повелась на идиота. А фигушки. Старый, страшный, одевается, как чмо.
— И женат, наверное? — ехидно спросила я.
— Ну, не без этого. Сам недавно в Италию ездил, а меня не взял, — принялась жаловаться Катерина.
Я все никак не могла сложить два плюс два. Папаня то мой в Италии не был в ближайшее время, значит, он либо обманул любовницу, либо что-то у меня не пляшет. А вот Палыч наш в Милан мотался недавно в командировку. Да ну на фиг. Быть не может. И потом, туфлишки всю дедукцию мою разваливают. Улика зашибись — не подкопаешься.
— Юль, Юля, ау! Мы пришли, — впился в мозг голос Катерины, выводя меня из задумчивости. — Да что с тобой сегодня?! Ты сама не своя!
Не своя, да. Как тут в себе быть, если в шкафу у тебя заперт охренительный мужик, подруга трахается с папой и вот-вот станет тебе мачехой, и, возможно, ты переспала с начальником, находясь в бессознательном состоянии? Тут любой бы в осадок выпал. А у меня нервная конституция слабая и неустойчивая.
— Да, ты права. Пойдем уже покончим с этим делом и по домам. Устала я сегодня что-то.
Вопреки моим ожиданиям, Катька спорить не стала, видимо, поняла, что сегодня это бесполезно. И слава богу, а то пришлось бы мне врать и извиваться, лишь бы отмазаться от домашних с ней посиделок. Сейчас у меня на повестке дня стоял один вопрос, на который мог ответить только узник моей гардеробной, и его жизнь, скорее всего, будет зависеть от ответа, который я получу. В противном случае за его судьбу я бы не дала и гнутой копейки. Кровожадно думала я, толкая тяжелую дверь ветеринарной лечебницы. Катька задумчиво окинула меня взглядом, но промолчала — наверное, увидела проступающие на моем лице черты бабули Остроумовой, а это, я вам скажу, зрелище не для слабонервных.
— Ах, какой восхитительный экземпляр, — плотоядно пробормотал ветеринар, не сводя глаз с моей груди, и потянул руку.
— Ты чего, Пилюлькин, офигел?! — взъярилась я.
Рука, словно живущая отдельно от тела, залепила Айболиту такую затрещину, что несчастный отлетел к противоположной стене, сполз по ней и затих.
— Юль, ты чего, озверела? — округлила глаза Катерина, поглядывая на меня с опаской. — Ты зачем доктора в нокаут отправила?
— Хамло! Ты слышала, что он мою грудь экземпляром назвал? — запыхтела я, как чайник. — Нахал, ручонки свои тянет еще! Я что, похожа на легкодоступную тетку?
— В данный момент ты похожа на невменяемую истеричку, — захохотала Катюха, показывая глазами на мирно спящего на моей необъятной груди котенка. — Бедняга говорил про кабыздоха, а не про твои восхитительные перси, и просто хотел выполнить свою работу.
— Бедный Юрик, — вздохнула я, прочтя на бедже доктора, что зовут его Юрий Леонидович Собачкин. Надо же, какая подходящая фамилия. Я нагнулась над несчастным и подула ему в лицо, надеясь привести в чувства. Собачкин открыл глаза и с ужасом уставился на меня, явно не зная, что еще можно ожидать. — Простите, — жалобно проныла я в надежде, что он не выставит меня за дверь вместе с найденышем.
— Вам еще повезло, что недоразумение так быстро разрешилось, — ехидно хохотнула из-за моего плеча подруга, — так что давайте уже лечите вашего пациента и не притворяйтесь припадочным…
…Из клиники мы вывалились спустя час. Пациент Юрика, пережив кучу позорных процедур, дрожал у меня под пальто, скорее всего, от адской злости, сожалея, что не смог изодрать живодера в клочья. Сам Айболит еще долго стоял на пороге лечебницы и махал нам рукой. Видимо, боялся пропустить момент, когда наша компашка скроется за горизонтом. Он даже денег с нас не взял, хотя под моим пристальным взглядом произвел все ему известные манипуляции, почерпнутые из университетской программы за пять лет обучения.
А писк все усиливался, и я с утроенной силой копалась в отбросах, пока, наконец, не наткнулась на плотно завязанный шевелившийся пакет. Господи, пусть это не крыса будет!
— Хороший, — одобрил Лелик, рассматривая мелкого, белоснежного котенка на моей ладони. Голова несчастного была пробита, и из нее тонкой струйкой текла кровь. — Себе возьмешь?
— Ну а куда его? — вздохнула и засеменила к подъезду, надеясь, что никто не увидит меня в таком виде.
Ага, с моим ли везением… Я подошла к двери, одной рукой пытаясь нащупать ключи, чтобы не потревожить израненного кабыздоха, затихшего в другой ладони.
— Какого черта вы наговорили моей тете? — голос Захара прозвучал в темной тишине подъезда, как выстрел.
Твою мать! Какого черта он здесь делает? Я почувствовала, как сильная рука сжимает мой локоть, и фыркнула.
— Неужели вы перлись через весь город, чтобы спросить меня, что я сказала Изольде? Так вот, я ничего ей не говорила. А если не отпустите меня и будете дальше продолжать вести себя как маньяк, я обвиню вас в домогательствах, — вредно пообещала, рассматривая лицо начальника, глядевшего на меня сузившимися от злости глазами.
— Юля, вот скажите мне, в вас есть что-нибудь хорошее? — устало спросил Завьялов.
— Есть. Аппетит, — ответила я, пытаясь его обойти и скрыться, наконец, в своей квартире. — Я правда не знаю, что выдумали моя мать и ваша тетя.
— Да, вы правы, я сглупил. Сам не знаю, зачем приехал, — задумчиво сказал Завьялов, словно очнувшись от транса. — Чем вы так воняете? Как будто вывалялись в помоях.
— Знаете что, вы только и делаете, что меня унижаете. И кстати, сколько сейчас времени?
— Шесть часов. А это играет какую-то роль в том, что вы не озонируете воздух? И что у вас в руке, черт вас возьми? — спросил Захар. А я застонала, услышав легкие шаги. Это точно Катька, мать ее за ногу. — Да что произошло? — спросил Завьялов, когда я, схватив его за грудки, толкнула в свою квартиру и плотно закрыла за нами дверь.
— Поверьте, если наши родственницы поговорят между собой и помечтают — вреда не будет. А вот если нас увидит Катька, то завтра все в издательстве говорить будут только о нас. Вы хотите этого?
Завьялов отрицательно помотал головой как раз в тот момент, когда моя подруга загрохотала кулаком в дверь. Звонков Катя не признает.
Глава 11
— Тихо, — приложила я палец к губам и дико завращала глазами, наверное, становясь похожей на безумную лошадь.
Тьфу ты, черт, вот опять! И дались нам эти несчастные непарнокопытные! Но Завьялов только весело хмыкнул, уставившись в мои умоляющие глаза своими, похожими на ведьмин турмалин искрящимися глазами, в которых заплясали лукавые искры.
— Интересно, почему я должен вас слушаться? Почему-то когда это происходит, я оказываюсь в еще более дурацкой ситуации. Вы, Юля… простите, Джулия, совершенно, абсолютно несносно глупы, а я вновь попался на удочку вашего безумия.
— Вы хотите, чтобы о нас узнало все издательство? — ощерилась я в надежде достучаться до благоразумия начальника.
— Да мне все равно, я уеду через неделю и забуду как страшный сон этот город, людей и, самое главное, вас, черт побери! — взвился Завьялов, став похожим на грозовую тучу.
Странно. Интересно, почему у него такая неприязнь к месту, в котором вырос? А ведь он несчастен. Как там выразилась моя мамуля? Богат, как Крез? И не удосужился купить себе маленькую толику радости.
— Мне все здесь ненавистно, — прошептал Захар и направился к двери, не обращая внимания на мой, похожий на змеиное шипение шепот.
— Открывай, я знаю, что ты дома! Слышу, как там шуршишь! — еще сильнее заколотилась в воротину Катька, перейдя от действий к словам.
Это плохо. Звуковая волна Катюшиного темперамента способна вынести хлипкую китайскую калитку, превратив ее в портал перехода в измерение агрессивно настроенных бабенок. Котенок в моих руках вздрогнул и жалобно застонал, напоминая о своей отдающей богу душу персоне.
— Лезьте под кровать, — отдала приказ, уставившись на Завьялова взглядом бабули Остроумовой, который на него, кстати, особого впечатления не произвел, судя по упрямо выпяченному вперед подбородку.
— Фиг тебе, — по-мальчишески хохотнул босс, переходя на «ты».
Я хрюкнула и облегченно вздохнула, а потом закусила губу, чтобы не заржать в голос, представив, что он-таки подчинился и лежит под низким матрацем в клубах годовой пыли, которую я никак не сподоблюсь вычистить и-за патологической, сбивающей с ног каждый день сладкой лени после вечернего кишкоблудия, когда больше не можешь думать ни о чем, кроме куска торта, оставшегося от шести килограммового вкуснючего бисквита, залитого сиропом и жирными взбитыми сливками. Эх, аж слюнки потекли.
— Все, ломаю дверь, — пообещала Катерина.
И я ей сразу поверила, схватила за шкирку ничего не подозревающего и потому слабо сопротивлявшегося начальника и толкнула его в стенной шкаф. Надо же. А он спортивный, успел сгруппироваться, прежде чем свалиться на валявшиеся прямо на полу гардеробной кучи моего вахлачно сваленного барахла. Я успела выхватить взглядом мой любимый голубой лифчик и подумала, что Завьялов легко бы мог его использовать в парашютном спорте. Точно бы не убился.
— Молчать, — рыкнула и повернула ключ в замке гардеробной, так, на всякий случай.
— Я вас уволю, чертова вы идиотка! — полетели мне в спину проклятия.
«Надо было его вырубить», — подумала с сожалением. Котенок тихо мяукнул, словно соглашаясь, а я пошла открывать дверь. Замолчит сейчас босс, стремно ему. Одно дело — если просто застукают, и совсем другое — быть пленником. И правда — затих почти сразу. Удовлетворенно хмыкнув, я повернула ключ в замке, старательно придавая лицу выражения блаженной расслабленности.
— Ты сейчас похожа на дебилку, — плюнула огнем Катька, просачиваясь в мою квартиру. — И, ради бога, чем у тебя воняет? Такое ощущение, что в квартире сдох кто-то. Ты что, опять готовила? — подозрительно уставилась подруга, а у меня отлегло от сердца.
Слава богу, я уж подумала, она учуяла аромат дорогого парфюма Захара, но, видимо, помоечная вонь легко перебила аромат, созданный французским парфюмерами. Лошары, но сейчас я им благодарна, что они такие криворукие и горбоносые. Мне страшно захотелось, как в детстве, вцепиться подруге в волосы и хорошенько ее оттаскать, чтоб не обзывалась, но сейчас это не ко времени. Ладно, потом ей вломлю, а пока нужно ее увести. У этой женщины нюх, как у гестаповской овчарки.
— Чего не открывала, раз одна? — спросила Катерина, слегка успокоившись, и начала разуваться.
— Красивые у тебя туфли, Катя, — лилейно пропела я, хотя в душе задохнулась от гнева, — где купила? Тоже хочу.
— А, — махнула она рукой, — хочешь, подарю? Любовник из Италии привез, а мне не нравятся. Зато он только в них меня и естествует. Скажу — развалились, может, тогда отстанет. Надоел хуже собаки, — хохотнула Катька, и я почувствовала, что меня тошнит.
Столько лет дружить с человеком и не понять, какая она горгона. Это только я так могу.
— Слушай, я к ветеринару собираюсь, у меня вот, — предъявила я Катьке счастливо посапывавшего у меня в ладонях найденыша.
Она брезгливо поморщилась.
— Тащишь в дом черти кого, потом глистов и лишаи лечишь.
— Зато они настоящие и не предадут, и любить будут не за что-то, а просто так, по факту, — тихо ответила я и пошла переодеваться, совсем забыв о моем крутом и слегка взбалмошном «постояльце».
Глава 12
И вот как жить с осознанием, что подруга твоя лучшая спит с твоим же отцом? Жуть. Катька молча шла рядом, сердито сопя до самой ветеринарки, пока я прижимала к груди теплый маленький комочек. Права была мама — нет друзей на свете, только приятели. Она, вон, имеет миллион подружек, но близко к себе их не подпускает, соблюдает дистанцию. И по поводу Катьки права оказалась, как это ни омерзительно звучит.
— Да что с тобой такое, Юль? — капризно потянула подруга. —Ты как будто не в себе.
— Нормально все, просто за котенка волнуюсь, — малодушно соврала, пытаясь не смотреть на Катерину.
Вот почему-то именно сейчас выяснять отношения мне не хотелось. И без того проблем выше крыше. И Завьялов, плененный в моем стенном шкафу — самая большая из них. А Катька сама виновата. Папочка долго шалав своих не обихаживает. Неделя — максимум. И полетит Катюшка белым лебедем, размазывая сопли обиды по симпатичному личику. Но вот не жалко, и прощать ее я не собираюсь.
— Слушай, в офисе черте что говорят, — заговорщически зашептала Катя, и я обратилась в слух, даже на время переставая обижаться на эту бесстыжую гетеру, нагло рушащую многолетний брак моих родителей. «Потом убью», — решила, посмотрев на подругу, у которой глаза сияли, как бриллианты, от желания вылить на меня сногсшибательную сплетню. — Короче говоря, начальничек-то наш новый тот еще извращенец, — радостно осклабилась Катька, посмотрев на меня с превосходством. Ну конечно, она же тайными знаниями обладает. А кто владеет информацией, тот, как известно, и миром владеет. Только вот я-то точно знаю, о ком пойдет речь, и что-то мне кажется, что то, что мне расскажет заклятая подружка, вряд ли меня порадует.
— Да ну? — хмыкнула я. — Неужели он в кожу переодевается и бьет плетьми несчастных девственниц, прижигая их каленым железом?
— Дура, да, совсем? — надула губки Катька. — Я тут делюсь с тобой новостями, а ты издеваешься. Вот возьму и не буду рассказывать
Ага, конечно. По глазам видно, что молчать она не собирается, иначе ее просто разорвет от нетерпения.
— Ну, ладно, — милостиво кивнула я головой, — выкладывай.
— Говорят, у Завьялова в нашем городе старая любовь живет. Ленкина тетка в башне работает, так она говорит, что Захар-то наш Геннадьевич домой ее притащил, и она ночевала в его апартаментах. Так что не светит мне ничего, — заныла Катька, явно положившая глаз на красавца босса. Надо же, захапистая какая: и папа мой, и Завьялов. Хищница, блин. — И баба-то там страшная, тетка Ленкина говорит, на паровоз в платье похожа, и морда, как, блин, у нее. Вот почему так, а? Почему каким-то коровам достается оладушек сладкий, а мне то, во что этот оладушек после переваривания?
— Да ладно тебе, — хмыкнула я, — может, у Завьялова с этой дамой и не было ничего. Просто напились, да и все.
— Ага, как же. Тетка Ленкина сказала, такие стоны из квартиры неслись, ни с чем не спутаешь. Страсть африканская. Баба рычала, как бегемот в период спаривания… — оскалилась подруга.
Я почувствовала, что сейчас упаду — ноги словно ватными стали. Да не может быть! Неужели этот подонок воспользовался моей беспомощностью?! Ооо, тогда он точно извращуга и заслуживает страшной, лютой смерти от моих рук!
Да нет, этому должно быть логичное объяснение. Господи, только не Сева, он ведь меня переодевал. Может, из-за него я стонала? Ужас. Блин, блин, блин...
Мысли заскакали в голове, как взбесившиеся белки. Котенок вцепился в мою грудь маленькими коготками, что слегка отрезвило.
— …И при этом всем, — не унималась Катька, — он на следующий день явился на работу весь в засосах, с изодранной физиономией, и довольный, как слон.
— Кать, враки все это, — сдавленно прохрипела, не зная, как смогу дойти до звериной больнички.
— Враки не враки, а из песни слов не выкинешь. Старая любовь не ржавеет, видимо. Ну и не родись красивой. Мне вот вечно обмылки всякие достаются, — вздохнула подруга, а я задохнулась от злости. Надо же, наглая какая!
— А что же любовник-то твой сейчашний? Неужели тоже ни рыба ни мясо?
— Да, я думала, он меня по карьерной лестнице протащит, потому и повелась на идиота. А фигушки. Старый, страшный, одевается, как чмо.
— И женат, наверное? — ехидно спросила я.
— Ну, не без этого. Сам недавно в Италию ездил, а меня не взял, — принялась жаловаться Катерина.
Я все никак не могла сложить два плюс два. Папаня то мой в Италии не был в ближайшее время, значит, он либо обманул любовницу, либо что-то у меня не пляшет. А вот Палыч наш в Милан мотался недавно в командировку. Да ну на фиг. Быть не может. И потом, туфлишки всю дедукцию мою разваливают. Улика зашибись — не подкопаешься.
— Юль, Юля, ау! Мы пришли, — впился в мозг голос Катерины, выводя меня из задумчивости. — Да что с тобой сегодня?! Ты сама не своя!
Не своя, да. Как тут в себе быть, если в шкафу у тебя заперт охренительный мужик, подруга трахается с папой и вот-вот станет тебе мачехой, и, возможно, ты переспала с начальником, находясь в бессознательном состоянии? Тут любой бы в осадок выпал. А у меня нервная конституция слабая и неустойчивая.
— Да, ты права. Пойдем уже покончим с этим делом и по домам. Устала я сегодня что-то.
Вопреки моим ожиданиям, Катька спорить не стала, видимо, поняла, что сегодня это бесполезно. И слава богу, а то пришлось бы мне врать и извиваться, лишь бы отмазаться от домашних с ней посиделок. Сейчас у меня на повестке дня стоял один вопрос, на который мог ответить только узник моей гардеробной, и его жизнь, скорее всего, будет зависеть от ответа, который я получу. В противном случае за его судьбу я бы не дала и гнутой копейки. Кровожадно думала я, толкая тяжелую дверь ветеринарной лечебницы. Катька задумчиво окинула меня взглядом, но промолчала — наверное, увидела проступающие на моем лице черты бабули Остроумовой, а это, я вам скажу, зрелище не для слабонервных.
Глава 13
— Ах, какой восхитительный экземпляр, — плотоядно пробормотал ветеринар, не сводя глаз с моей груди, и потянул руку.
— Ты чего, Пилюлькин, офигел?! — взъярилась я.
Рука, словно живущая отдельно от тела, залепила Айболиту такую затрещину, что несчастный отлетел к противоположной стене, сполз по ней и затих.
— Юль, ты чего, озверела? — округлила глаза Катерина, поглядывая на меня с опаской. — Ты зачем доктора в нокаут отправила?
— Хамло! Ты слышала, что он мою грудь экземпляром назвал? — запыхтела я, как чайник. — Нахал, ручонки свои тянет еще! Я что, похожа на легкодоступную тетку?
— В данный момент ты похожа на невменяемую истеричку, — захохотала Катюха, показывая глазами на мирно спящего на моей необъятной груди котенка. — Бедняга говорил про кабыздоха, а не про твои восхитительные перси, и просто хотел выполнить свою работу.
— Бедный Юрик, — вздохнула я, прочтя на бедже доктора, что зовут его Юрий Леонидович Собачкин. Надо же, какая подходящая фамилия. Я нагнулась над несчастным и подула ему в лицо, надеясь привести в чувства. Собачкин открыл глаза и с ужасом уставился на меня, явно не зная, что еще можно ожидать. — Простите, — жалобно проныла я в надежде, что он не выставит меня за дверь вместе с найденышем.
— Вам еще повезло, что недоразумение так быстро разрешилось, — ехидно хохотнула из-за моего плеча подруга, — так что давайте уже лечите вашего пациента и не притворяйтесь припадочным…
…Из клиники мы вывалились спустя час. Пациент Юрика, пережив кучу позорных процедур, дрожал у меня под пальто, скорее всего, от адской злости, сожалея, что не смог изодрать живодера в клочья. Сам Айболит еще долго стоял на пороге лечебницы и махал нам рукой. Видимо, боялся пропустить момент, когда наша компашка скроется за горизонтом. Он даже денег с нас не взял, хотя под моим пристальным взглядом произвел все ему известные манипуляции, почерпнутые из университетской программы за пять лет обучения.
