- Три дня, всего три дня,- шепчу я, перехватывая пушистую руку. Сдираю с нее варежку и подношу к губам. Всего лишь рукавичка, а кажется, что она полностью обнажена передо мной.- Мне хватило одного вечера. Три дня – это целая вечность.
- Не нужно. Пожалуйста,- облачком пара ее стон превращается в тишину.Пальцы тонкие с ногтями в форме миндаля, без грамма лака.- Это все просто мираж. Новый год, понимаешь? Сказка. Не стоит выдавать за истину, кажущееся.
- Ты права,- ее слова ломают наваждение, как леденцовую пластину в коричном печенье.- Спасибо, что среагировала и вывела моего сына из под удара. Что хочешь за это?
Надо же, что это я поплыл? Права ведьма, просто захотелось почувствовать себя ненадолго полноценным. Смешно. Как пацан. Она же просто продажная девка, купленная игрушка. И говорить с ней на равных просто верх идиотизма.
- Телефон,- Алиса меняется сразу. Пыхтит как ежик, выпустив колючие иголки. Собранная, деловитая и судя по раздувающимся ноздрям, злая как сто чертей. И такой она мне нравится еще больше, бесы бы ее подрали. – И обещание, что завтра ты подаришь своему сыну целый свой день, уважаемый деловой магнат. Чем, кстати, ты занимаешься? Или это тайна золотого ключика?
- Ма, вы как там? – Вовик вышел на крыльцо. Интересно, давно он наблюдает за нами? Надеюсь нет, потому что сразу раскроет обман. Дети чувствуют фальш, потому что безгрешны.
- Все хорошо, сын,- кричу я в ответ, приобнимая за плечи рассерженную фурию. Она дергает плечиком, пытаясь сбросить мою руку. Мелкая злюка, от которой сводит внутренности. Не отпущу. А что, нельзя выпадать из роли.- Улыбайся, женушка. Шоу должно продолжаться
- Ну целуйтесь тогда, а я спать пойду,- хихикает сынуля. Маленький сводник. – И это, в следующий новый год я хочу сестренку. Я загадал, сжег бумажку, бросил ее в сок и выпил. Так что теперь не отвертитесь, родители. Там это, я немного скатерть еще сжег и на штанах от комбинезона теперь дырка. Мам, ты чего? Ты плачешь? Не расстраивайся, это же мелочи жизни, правда, пап? Штаны новые купим. А сестренка – это круто.
Алиса
Я тихо лежу в огромной постели и не могу согреться. Мягкий матрас похож на перину госпожи метелицы, взбитую злой мачехиной дочкой. Кажется, что это белое царство меня заморозит, превратит в льдинку а потом развеет по ветру искрящейся пылью. Белая мебель, белые стены, даже огромный кривоногий рояль похож на сугроб в полумраке.
- Алло, Лиска. Господи. Наконец –то,- слышу взволнованный голос Люси, доносящийся сквозь расстояние. Глеб выполнил обещание, телефон я получила.- Где тебя черти носят? Я сейчас приеду и заберу тебя и всех положу, кто тебя похитил. Мы приедем с Юлькой и Глашкой. Они все морги уже обзвонили, Караваев поднял все связи, полицию, другие службы. На уши всех поставили.Ты как в воду канула, овца такая. Адрес говори, быстро.
- Я не знаю,- отвечаю честно. А ведь и вправду, я абсолютно потерялась. Этот дом словно парит где – то в снежном безвременьи. В космическом нигде и никогда.
- Отследим. Глашка тебе еще полгода назад какую – то программу в телефон закачала...
- Люсь, не надо. Я потеряла телефон и документы все. Да послушай ты хоть раз,- перекричать Люсьен невыполнимая миссия, но, вот уж чудо, она замолкает.- Я не хочу чтоб вы меня находили. Не сейчас. Не надо приезжать и залегать в оврагах, как «отряд морских котиков», и сеять хаос с разрушениями излишне. Мне странно сейчас, но не плохо. Хорошо, я бы сказала, хотя это очень удивительно. Через три дня я сама приеду и все расскажу. Обещаю.
- Мужик? – ахает подруга. –Ну ты , Лиска, проныра, когда только успела. А я говорила, что ты не любишь Козла. Любовь так просто не изменишь. И перевлюбиться очень трудно, если по настоящему все. Хорошенький?
- Очень,- улыбаюсь я в звенящую пустоту снежной залы. – У него нет переднего зуба и колготки с собачками.
- Достойный кандидат, а мой Караваев от колготок наотрез отказывается, гад такой,- от смеха подруги меня отпускает щемящий душу страх. – Через три дня не объявишься, мы перелопатим этот город, просеем сквозь мелкое сито...Кстати, номер у меня не определился. Надеюсь ты не в плену у инопланетян. Если это так, то я им не завидую.
- Пока,- говорю я и отключаюсь. Встаю с кровати и иду к роялю. Клавиши ледяные, инструмент издает такие душераздирающие звуки, что сразу становится ясно – его никогда не использовали по назначению. Только как предмет интерьера. Жаль, он не заслужил такого неуважения. Но это понимание очень харрактеризует хозяйку замерзшего царства. Я бы сделала эту спальню иначе: теплые тона, мягкие шторы, убрала бы весь белый лак, создающий впечатление льда. И наконец я понимаю, чего не хватает этому белому безумию. Это владения женщины, но в них нет милых фотографий, глупых безделушек и души. Хотя, кто я такая рассуждать о незнакомой мне женщине, которую любил этот странный, непонятный, но притягательный мужчина. А еще я чувствую, что мне неприятно думать о ней.
Завтра, точнее сегодня уже, я попрошу, чтобы меня переселили. А сейчас...
За окном брезжит сказочный рассвет. Розовое небо над черными в утренней дымке елями, кажется зефирным. Накидываю халат и выскользаю из белого плена. Черт, какая я дура, позвонила Люсе не подумав о времени. Но я не чувствую усталости от бессонной ночи. Наоборот, оживаю, вырвавшись из осколков чужой жизни.
Дом спит. Так тихо. Только откуда – то издалека доносится легкий, едва уловимый аромат кофе, на который я иду, как крыса за дудочником, шлепая по полу, накрытому ковровой дорожкой. Босыми ногами.
Да, кофе это то, что мне сейчас нужно. Кофе, душ, и я готова к свершениям. Три дня, говорите? За это время можно разбудить дом, в котором будет жить счастливо маленький мальчик и его папа- мандариновый магнат.
К десяти утра я с трудом шевелюсь, но с удовольствием оглядываю дело рук своих, под испуганное перешептывания прислуги.
- Нас уволят,- вздыхает горничная, похожая на пухленькую булочку- Это ужасно.
- Я скажу, что вас заставила под пытками,- улыбаюсь я. Холл наполненный светом, выглядит очень празднично и больше не похож на каземат.- Ребенок должен видеть свет.
- Что здесь, черт возьми, происходит?- гремит злой голос хозяина, мечется между витражными окнами гостиной, взлетая темными воронами к высокому потолку. Прислугу словно ветром сдувает. При чем происходит это так молниеносно, что я даже не успеваю заметить, куда исчезают немелкие женские фигуры, явно превратившиеся в пар. А нет, женщины мнутся у лестницы, и кажется находятся в предобморочном состоянии.
- Это я попросила,- выступаю вперед, совсем не чувствуя страха перед взбешенным быком, на которого сейчас похож Глеб Снежин. Только что дым из ноздрей не пускает. Но глаза... Если бы я была чуть более чувствительна, то осыпалась бы пеплом к изножью лестницы, ей богу.
Он спускается молча, словно танцуя какой – то ритуальный танец. Голый по пояс, пижамные штаны висят на бедрах так низко, что моему взору открывается прекрасный вид на плоский живот, украшенный кубиками и спускающуюся за широкую реззинку, косую мышцу. Во рту становится сухо, как в какркумах.
- Идите работайте,- спокойно приказывает прислуге, даже не взглянув больше на испуганных женщин, которые как птички упархивают, с таким облегчением на лицах, будто только что избежали встречи с торнадо.
- Вове нужен свет,- шепчу я прямо в широкую грудь, когда раскаленное тело вжимает меня в перила. Главное не сдохнуть сейчас от странного томления в районе груди. Не доставлю этому зверю такого удовольствия.
- Я что, сказал, что ты можешь делать все, что душе угодно, курица?
Он зол. Очень. Едва сдерживается, это видно по резкости в движениях, по блеску в сузившихся как у огромного кота, глазах. Но в них не только ярость. Еще интерес. Так смотрит хищник на жертву. Вдыхает, упиваясь своей властью. Играет.
- Отпусти меня, - в тон ему рычу я.- Ты велел мне делать счастливым твоего сына. Я выполняю приказ. И держи дистанцию.
- Или что? – его руки на моей талии кажутся огненными клещами. Дышать становится нечем
- Или...
- Пап, вы уже готовы идти строить крепость?- заспанный мальчик меня спасает от безумия. Глеб резко отстраняется, а я молю бога, чтобы глупое сердце не выломало мои ребра. Так не бывает. Не должно быть.Люська права, то была нелюбовь, а это... Что это такое? Нельзя влюбиться за один вечер. Наваждение.- И что стало с домом? Так круто. Па, светло так и видно небо. Почему мы раньше так не сделали?
- Небо,- шепчет Снежин,- я его ненавижу. И тебя тоже, снежная ведьма.
- Я покормлю сына, и идем гулять. Надеюсь ты выполнишь свое обещание,- говорю одними губами, не сводя глаз с замершего у окна Вовки, восторженно глядящего на белое безумие за окнами.-Вовка иди в ванную.
Глеб Снежин
- Он мой сын. Ты просто игрушка. Я тебя купил на три дня,- черт, что я несу? Мой сын слушается эту чужую девку беспрекословно. И это жутко бесит. Я не злюсь на нее. Точнее злюсь, но не на эту дуру, в глазах которой застыли слезинки. Ненавижу себя, свою реакцию на проклятую бабу. Она будит во мне темные инстинкты, заставляющие предать память Альки. Нет, я монахом не жил, но там была чисто физиология. А эта курица лезет куда – то глубже, в запретные закоулки, забирается под кожу, и кажется что я уже вечность пытаюсь прогнать наваждение. Но так ведь не бывает. Я знаю ее всего один вечер. И эта вечность заставляет меня болеть и маяться.
- Ну и прекрасно, - ее этот нос курносый, недовольно наморщенный, раздражает даже рецепторы мозга, отвечающие за самосохранение. – Я игрушка, ты магнат. Кстати, ты в какой области магнат?
- Я квашу и рублю капусту,- хмыкаю, наблюдая за ползущей от удивления вверх бровкой мерзавки.
- Квасить тебе нельзя,- снова напоминает она.
- Это я уже понял, что ты зацикленна на своем желании. Но, вынужден тебя разочаровать. Я не алкаш, и под заборами не лежу в костюмах от Хъюго Босс. У меня сеть заводов по производству овощных и фруктовых консервов в нашей стране и за рубежом. А капусту нашу едят даже в Австралии.
- Кенгуру? – рассеянность в ее голосе очень смешит.
- И кенгуру, наверное, тоже,- не сдержавшись смеюсь я. Ей идет это сосредоточенное выражение лица. Девка похожа на розанчик, эдакий вредный хищный уветочек, способный проглотить. - А еще мои предприятия производят соки и другие полезные продукты. Так что да, я жутко люблю квасить. Придется тебе с этим смириться, курочка.
- О, это прогресс,- кривит она в улыбке свои ведьмячьи губы, похожие на переспелую ягоду. – Не курица? Курочка? Глядишь к концу третьего дня дорасту до бройлера.
- Жаль до жар – птицы, вряд – ли. Не зли меня,- в голове мутится от ее нахального тона. Чертовы губы. Чертова девка. Она не сопротивляется, когда я хватаю ее за затылок и с силой вгрызаюсь в мягкую плоть. На вкус ее рот сладкий, как ягода. Да она и не смогла бы. Я загнал чертовку в угол. Но и отвечать на мой поцелуй не торопится. Обмякла как кукла тряпичная, и только глаза выдают ее страх, смешанный с болью и злостью. Гремучая смесь.
- Мам, я готов,- несется из холла, вышибающая дух, радость, заставляя меня резко отпрянуть от моей клубничной жертвы.- Я еще лопату взял. В замке же надо будет копать чего –нибудь.
- Пусти,- стонет девка, так жалостно, что у меня поднимаются волоски на всем теле.- Меня ждет Вовка. А я не готова.
- Прости,- морщусь, не желая отпускать добычу.
- Я построю крепость и уйду,- дрожит она своим комариным писком.
- Да, пожалуй так будет лучше,- до боли сжав пальцами переносицу хриплю я. Она уйдет, и унесет с собой сумасшествие новогодней ночи и, кажется, душу этого дома.
- Но сейчас, Глеб, пожалуйста, не разочаровывай сына,- ее шепот касается сердца. Да. именно так. Я не думал, что такое бывает.- Он так ждет
- Нет. Я уезжаю на работу.
Бежать. Надо просто уйти, чтобы не видеть, как она испаряется в снежном танце. Просто малодушно свалить и ее не останавливать. Нам и так хорошо с сыном. Было хорошо, пока на мои колени не свалился помпончатый ангел в варежках из снежных хлопьев.
Сижу в кабинете и слушаю радостный смех и визг полный счастья. Я не знаю. что на меня нашло. Затмение что ли на солнце случилось, а может это морозный морок, заколдовавший наш с сыном замок. Час прошел, как она ушла, но я до сиз пор чувствую вкус клубничного фраппе на своих губах, и не могу дышать. Маленькое фото на столе меня сегодня раздоажает. С него смотрит Алька. Нет. Не осуждающе, а зло. Буравит взглядом, словно обвиняя в предательстве. Странно, мне всегда нравился этот снимок, и только сейчас я замечаю, что смотрел на него неправильно. Предвзято, что ли. Как на икону, виня себя и пытаясь вымолить прощение. Шесть лет выжигающей душу вины. Шесть долгих лет осознания, что я сам виноват в том, что моя жена меня возненавидела. Что предпочла умереть, лишь бы не быть со мной. Что рискнула жизнью сына, для того, чтобы сделать мне еще больнее.
Фотография летит в камин, кружась как завьюженная.
- Я не виноват, ты слышишь? – кричу я, подняв к потолку лицо, будто моя боль сможет меня услышать. Нельзя заставить человека любить. Алька не смогла себя принудить. А я просто вовремя не понял истины. Жил, как будто черновик. И теперь снова лезу в ту же самую ледяную реку, в которой нет брода. Но я пробуждаюсь. И кажется оживаю. И виновата в этом визжащая за окном курица.
- Леся, я приеду? – клин клином вышибают. В телефоне молчание, но я знаю, что конечно она меня примет. Это одна из ее служебных обязанностей.
- Буся, только прихвати фруктиков и шипучки с золотыми хлопьями,- гнусит моя отдушина, вся насквозь ненастоящая. Но тем лучше, она не сводит с ума и пахнет несладостью, а горьким деревом с нотками кофе. Это как раз то, что мне сейчас надо для отрезвления.
Уличный холод слегка помогает остудить голову. Оделся я как на парад и кажусь сейчас сам себе дураком. Стою на пороге дома, поправляя воротник пальто, ожилая, что Лиса появится вдруг и увидит меня вот такого – красивого. Дурак. Надо же. Зря я себя убеждал, что ряжусь для любовницы.
- Лови,- веселый детский голос раздается совсем рядом. От неожтданности я подскальзываюсь. Ну конечно, только этого мне сейчас не хватало. Развалиться перед наглой авантюристкой, красивой кучей Бриони.- Папа, ложись, атака.
Как раз в этот моент я беру ситуацию с падением под контроль, зависаю вцепившись в тонкую колону. Туфли надо выкинуть, подметка у них ужасно тонкая и совершенно без протектора. Рисую на лице улыбку, в которую тут же получаю ком влажного снега. Он набивается в рот, и я слепну от какой – то удали и глупой детской злости.
- Мама, беги,- радостно верещит Вовка, пока я зачерпываю пригоршню снега. – Я задержу кукупанта. И защитю тебя от всех – от всех. - Оккупанта,- рычу я, бросаясь за восторженным сыном. Он так вырос, оказывается.- Сколько раз тебе говорить, маленький ты поросенок, что воспитанные люди...
- Говорят правильно,- заканчивает мою фразу наследник.- А я видел, как вы с мамой целовались.
- Ах ты...
Туфли скользят по снегу, пальто расстегнулось, а я задыхаясь несусь по утопающему в искрящемся сахаре двору, чувствуя себя маленьким мальчиком. И понимаю, что не отпущу ту, которая меня оживила.
- Не нужно. Пожалуйста,- облачком пара ее стон превращается в тишину.Пальцы тонкие с ногтями в форме миндаля, без грамма лака.- Это все просто мираж. Новый год, понимаешь? Сказка. Не стоит выдавать за истину, кажущееся.
- Ты права,- ее слова ломают наваждение, как леденцовую пластину в коричном печенье.- Спасибо, что среагировала и вывела моего сына из под удара. Что хочешь за это?
Надо же, что это я поплыл? Права ведьма, просто захотелось почувствовать себя ненадолго полноценным. Смешно. Как пацан. Она же просто продажная девка, купленная игрушка. И говорить с ней на равных просто верх идиотизма.
- Телефон,- Алиса меняется сразу. Пыхтит как ежик, выпустив колючие иголки. Собранная, деловитая и судя по раздувающимся ноздрям, злая как сто чертей. И такой она мне нравится еще больше, бесы бы ее подрали. – И обещание, что завтра ты подаришь своему сыну целый свой день, уважаемый деловой магнат. Чем, кстати, ты занимаешься? Или это тайна золотого ключика?
- Ма, вы как там? – Вовик вышел на крыльцо. Интересно, давно он наблюдает за нами? Надеюсь нет, потому что сразу раскроет обман. Дети чувствуют фальш, потому что безгрешны.
- Все хорошо, сын,- кричу я в ответ, приобнимая за плечи рассерженную фурию. Она дергает плечиком, пытаясь сбросить мою руку. Мелкая злюка, от которой сводит внутренности. Не отпущу. А что, нельзя выпадать из роли.- Улыбайся, женушка. Шоу должно продолжаться
- Ну целуйтесь тогда, а я спать пойду,- хихикает сынуля. Маленький сводник. – И это, в следующий новый год я хочу сестренку. Я загадал, сжег бумажку, бросил ее в сок и выпил. Так что теперь не отвертитесь, родители. Там это, я немного скатерть еще сжег и на штанах от комбинезона теперь дырка. Мам, ты чего? Ты плачешь? Не расстраивайся, это же мелочи жизни, правда, пап? Штаны новые купим. А сестренка – это круто.
Глава 5
Алиса
Я тихо лежу в огромной постели и не могу согреться. Мягкий матрас похож на перину госпожи метелицы, взбитую злой мачехиной дочкой. Кажется, что это белое царство меня заморозит, превратит в льдинку а потом развеет по ветру искрящейся пылью. Белая мебель, белые стены, даже огромный кривоногий рояль похож на сугроб в полумраке.
- Алло, Лиска. Господи. Наконец –то,- слышу взволнованный голос Люси, доносящийся сквозь расстояние. Глеб выполнил обещание, телефон я получила.- Где тебя черти носят? Я сейчас приеду и заберу тебя и всех положу, кто тебя похитил. Мы приедем с Юлькой и Глашкой. Они все морги уже обзвонили, Караваев поднял все связи, полицию, другие службы. На уши всех поставили.Ты как в воду канула, овца такая. Адрес говори, быстро.
- Я не знаю,- отвечаю честно. А ведь и вправду, я абсолютно потерялась. Этот дом словно парит где – то в снежном безвременьи. В космическом нигде и никогда.
- Отследим. Глашка тебе еще полгода назад какую – то программу в телефон закачала...
- Люсь, не надо. Я потеряла телефон и документы все. Да послушай ты хоть раз,- перекричать Люсьен невыполнимая миссия, но, вот уж чудо, она замолкает.- Я не хочу чтоб вы меня находили. Не сейчас. Не надо приезжать и залегать в оврагах, как «отряд морских котиков», и сеять хаос с разрушениями излишне. Мне странно сейчас, но не плохо. Хорошо, я бы сказала, хотя это очень удивительно. Через три дня я сама приеду и все расскажу. Обещаю.
- Мужик? – ахает подруга. –Ну ты , Лиска, проныра, когда только успела. А я говорила, что ты не любишь Козла. Любовь так просто не изменишь. И перевлюбиться очень трудно, если по настоящему все. Хорошенький?
- Очень,- улыбаюсь я в звенящую пустоту снежной залы. – У него нет переднего зуба и колготки с собачками.
- Достойный кандидат, а мой Караваев от колготок наотрез отказывается, гад такой,- от смеха подруги меня отпускает щемящий душу страх. – Через три дня не объявишься, мы перелопатим этот город, просеем сквозь мелкое сито...Кстати, номер у меня не определился. Надеюсь ты не в плену у инопланетян. Если это так, то я им не завидую.
- Пока,- говорю я и отключаюсь. Встаю с кровати и иду к роялю. Клавиши ледяные, инструмент издает такие душераздирающие звуки, что сразу становится ясно – его никогда не использовали по назначению. Только как предмет интерьера. Жаль, он не заслужил такого неуважения. Но это понимание очень харрактеризует хозяйку замерзшего царства. Я бы сделала эту спальню иначе: теплые тона, мягкие шторы, убрала бы весь белый лак, создающий впечатление льда. И наконец я понимаю, чего не хватает этому белому безумию. Это владения женщины, но в них нет милых фотографий, глупых безделушек и души. Хотя, кто я такая рассуждать о незнакомой мне женщине, которую любил этот странный, непонятный, но притягательный мужчина. А еще я чувствую, что мне неприятно думать о ней.
Завтра, точнее сегодня уже, я попрошу, чтобы меня переселили. А сейчас...
За окном брезжит сказочный рассвет. Розовое небо над черными в утренней дымке елями, кажется зефирным. Накидываю халат и выскользаю из белого плена. Черт, какая я дура, позвонила Люсе не подумав о времени. Но я не чувствую усталости от бессонной ночи. Наоборот, оживаю, вырвавшись из осколков чужой жизни.
Дом спит. Так тихо. Только откуда – то издалека доносится легкий, едва уловимый аромат кофе, на который я иду, как крыса за дудочником, шлепая по полу, накрытому ковровой дорожкой. Босыми ногами.
Да, кофе это то, что мне сейчас нужно. Кофе, душ, и я готова к свершениям. Три дня, говорите? За это время можно разбудить дом, в котором будет жить счастливо маленький мальчик и его папа- мандариновый магнат.
К десяти утра я с трудом шевелюсь, но с удовольствием оглядываю дело рук своих, под испуганное перешептывания прислуги.
- Нас уволят,- вздыхает горничная, похожая на пухленькую булочку- Это ужасно.
- Я скажу, что вас заставила под пытками,- улыбаюсь я. Холл наполненный светом, выглядит очень празднично и больше не похож на каземат.- Ребенок должен видеть свет.
- Что здесь, черт возьми, происходит?- гремит злой голос хозяина, мечется между витражными окнами гостиной, взлетая темными воронами к высокому потолку. Прислугу словно ветром сдувает. При чем происходит это так молниеносно, что я даже не успеваю заметить, куда исчезают немелкие женские фигуры, явно превратившиеся в пар. А нет, женщины мнутся у лестницы, и кажется находятся в предобморочном состоянии.
- Это я попросила,- выступаю вперед, совсем не чувствуя страха перед взбешенным быком, на которого сейчас похож Глеб Снежин. Только что дым из ноздрей не пускает. Но глаза... Если бы я была чуть более чувствительна, то осыпалась бы пеплом к изножью лестницы, ей богу.
Он спускается молча, словно танцуя какой – то ритуальный танец. Голый по пояс, пижамные штаны висят на бедрах так низко, что моему взору открывается прекрасный вид на плоский живот, украшенный кубиками и спускающуюся за широкую реззинку, косую мышцу. Во рту становится сухо, как в какркумах.
- Идите работайте,- спокойно приказывает прислуге, даже не взглянув больше на испуганных женщин, которые как птички упархивают, с таким облегчением на лицах, будто только что избежали встречи с торнадо.
- Вове нужен свет,- шепчу я прямо в широкую грудь, когда раскаленное тело вжимает меня в перила. Главное не сдохнуть сейчас от странного томления в районе груди. Не доставлю этому зверю такого удовольствия.
- Я что, сказал, что ты можешь делать все, что душе угодно, курица?
Он зол. Очень. Едва сдерживается, это видно по резкости в движениях, по блеску в сузившихся как у огромного кота, глазах. Но в них не только ярость. Еще интерес. Так смотрит хищник на жертву. Вдыхает, упиваясь своей властью. Играет.
- Отпусти меня, - в тон ему рычу я.- Ты велел мне делать счастливым твоего сына. Я выполняю приказ. И держи дистанцию.
- Или что? – его руки на моей талии кажутся огненными клещами. Дышать становится нечем
- Или...
- Пап, вы уже готовы идти строить крепость?- заспанный мальчик меня спасает от безумия. Глеб резко отстраняется, а я молю бога, чтобы глупое сердце не выломало мои ребра. Так не бывает. Не должно быть.Люська права, то была нелюбовь, а это... Что это такое? Нельзя влюбиться за один вечер. Наваждение.- И что стало с домом? Так круто. Па, светло так и видно небо. Почему мы раньше так не сделали?
- Небо,- шепчет Снежин,- я его ненавижу. И тебя тоже, снежная ведьма.
- Я покормлю сына, и идем гулять. Надеюсь ты выполнишь свое обещание,- говорю одними губами, не сводя глаз с замершего у окна Вовки, восторженно глядящего на белое безумие за окнами.-Вовка иди в ванную.
Глеб Снежин
- Он мой сын. Ты просто игрушка. Я тебя купил на три дня,- черт, что я несу? Мой сын слушается эту чужую девку беспрекословно. И это жутко бесит. Я не злюсь на нее. Точнее злюсь, но не на эту дуру, в глазах которой застыли слезинки. Ненавижу себя, свою реакцию на проклятую бабу. Она будит во мне темные инстинкты, заставляющие предать память Альки. Нет, я монахом не жил, но там была чисто физиология. А эта курица лезет куда – то глубже, в запретные закоулки, забирается под кожу, и кажется что я уже вечность пытаюсь прогнать наваждение. Но так ведь не бывает. Я знаю ее всего один вечер. И эта вечность заставляет меня болеть и маяться.
- Ну и прекрасно, - ее этот нос курносый, недовольно наморщенный, раздражает даже рецепторы мозга, отвечающие за самосохранение. – Я игрушка, ты магнат. Кстати, ты в какой области магнат?
- Я квашу и рублю капусту,- хмыкаю, наблюдая за ползущей от удивления вверх бровкой мерзавки.
- Квасить тебе нельзя,- снова напоминает она.
- Это я уже понял, что ты зацикленна на своем желании. Но, вынужден тебя разочаровать. Я не алкаш, и под заборами не лежу в костюмах от Хъюго Босс. У меня сеть заводов по производству овощных и фруктовых консервов в нашей стране и за рубежом. А капусту нашу едят даже в Австралии.
- Кенгуру? – рассеянность в ее голосе очень смешит.
- И кенгуру, наверное, тоже,- не сдержавшись смеюсь я. Ей идет это сосредоточенное выражение лица. Девка похожа на розанчик, эдакий вредный хищный уветочек, способный проглотить. - А еще мои предприятия производят соки и другие полезные продукты. Так что да, я жутко люблю квасить. Придется тебе с этим смириться, курочка.
- О, это прогресс,- кривит она в улыбке свои ведьмячьи губы, похожие на переспелую ягоду. – Не курица? Курочка? Глядишь к концу третьего дня дорасту до бройлера.
- Жаль до жар – птицы, вряд – ли. Не зли меня,- в голове мутится от ее нахального тона. Чертовы губы. Чертова девка. Она не сопротивляется, когда я хватаю ее за затылок и с силой вгрызаюсь в мягкую плоть. На вкус ее рот сладкий, как ягода. Да она и не смогла бы. Я загнал чертовку в угол. Но и отвечать на мой поцелуй не торопится. Обмякла как кукла тряпичная, и только глаза выдают ее страх, смешанный с болью и злостью. Гремучая смесь.
- Мам, я готов,- несется из холла, вышибающая дух, радость, заставляя меня резко отпрянуть от моей клубничной жертвы.- Я еще лопату взял. В замке же надо будет копать чего –нибудь.
- Пусти,- стонет девка, так жалостно, что у меня поднимаются волоски на всем теле.- Меня ждет Вовка. А я не готова.
- Прости,- морщусь, не желая отпускать добычу.
- Я построю крепость и уйду,- дрожит она своим комариным писком.
- Да, пожалуй так будет лучше,- до боли сжав пальцами переносицу хриплю я. Она уйдет, и унесет с собой сумасшествие новогодней ночи и, кажется, душу этого дома.
- Но сейчас, Глеб, пожалуйста, не разочаровывай сына,- ее шепот касается сердца. Да. именно так. Я не думал, что такое бывает.- Он так ждет
- Нет. Я уезжаю на работу.
Бежать. Надо просто уйти, чтобы не видеть, как она испаряется в снежном танце. Просто малодушно свалить и ее не останавливать. Нам и так хорошо с сыном. Было хорошо, пока на мои колени не свалился помпончатый ангел в варежках из снежных хлопьев.
Сижу в кабинете и слушаю радостный смех и визг полный счастья. Я не знаю. что на меня нашло. Затмение что ли на солнце случилось, а может это морозный морок, заколдовавший наш с сыном замок. Час прошел, как она ушла, но я до сиз пор чувствую вкус клубничного фраппе на своих губах, и не могу дышать. Маленькое фото на столе меня сегодня раздоажает. С него смотрит Алька. Нет. Не осуждающе, а зло. Буравит взглядом, словно обвиняя в предательстве. Странно, мне всегда нравился этот снимок, и только сейчас я замечаю, что смотрел на него неправильно. Предвзято, что ли. Как на икону, виня себя и пытаясь вымолить прощение. Шесть лет выжигающей душу вины. Шесть долгих лет осознания, что я сам виноват в том, что моя жена меня возненавидела. Что предпочла умереть, лишь бы не быть со мной. Что рискнула жизнью сына, для того, чтобы сделать мне еще больнее.
Фотография летит в камин, кружась как завьюженная.
- Я не виноват, ты слышишь? – кричу я, подняв к потолку лицо, будто моя боль сможет меня услышать. Нельзя заставить человека любить. Алька не смогла себя принудить. А я просто вовремя не понял истины. Жил, как будто черновик. И теперь снова лезу в ту же самую ледяную реку, в которой нет брода. Но я пробуждаюсь. И кажется оживаю. И виновата в этом визжащая за окном курица.
- Леся, я приеду? – клин клином вышибают. В телефоне молчание, но я знаю, что конечно она меня примет. Это одна из ее служебных обязанностей.
- Буся, только прихвати фруктиков и шипучки с золотыми хлопьями,- гнусит моя отдушина, вся насквозь ненастоящая. Но тем лучше, она не сводит с ума и пахнет несладостью, а горьким деревом с нотками кофе. Это как раз то, что мне сейчас надо для отрезвления.
Уличный холод слегка помогает остудить голову. Оделся я как на парад и кажусь сейчас сам себе дураком. Стою на пороге дома, поправляя воротник пальто, ожилая, что Лиса появится вдруг и увидит меня вот такого – красивого. Дурак. Надо же. Зря я себя убеждал, что ряжусь для любовницы.
- Лови,- веселый детский голос раздается совсем рядом. От неожтданности я подскальзываюсь. Ну конечно, только этого мне сейчас не хватало. Развалиться перед наглой авантюристкой, красивой кучей Бриони.- Папа, ложись, атака.
Как раз в этот моент я беру ситуацию с падением под контроль, зависаю вцепившись в тонкую колону. Туфли надо выкинуть, подметка у них ужасно тонкая и совершенно без протектора. Рисую на лице улыбку, в которую тут же получаю ком влажного снега. Он набивается в рот, и я слепну от какой – то удали и глупой детской злости.
- Мама, беги,- радостно верещит Вовка, пока я зачерпываю пригоршню снега. – Я задержу кукупанта. И защитю тебя от всех – от всех. - Оккупанта,- рычу я, бросаясь за восторженным сыном. Он так вырос, оказывается.- Сколько раз тебе говорить, маленький ты поросенок, что воспитанные люди...
- Говорят правильно,- заканчивает мою фразу наследник.- А я видел, как вы с мамой целовались.
- Ах ты...
Туфли скользят по снегу, пальто расстегнулось, а я задыхаясь несусь по утопающему в искрящемся сахаре двору, чувствуя себя маленьким мальчиком. И понимаю, что не отпущу ту, которая меня оживила.
