- Если быть занудой, то нет. Сначала у вас там что-то взорвалось. Потом приехала полиция. Потом мы.
- А я не помню. Подвал помню, а что было потом – не помню. Это меня, наверное, при взрыве ударило. И теперь у меня от этого припадки. А вы кто? Меня зовут Квилли.
- А я лейтенант Гайал.
- Очень приятно познакомиться, господин лейтенант, - голос Квилли был серьезен. – А вас ранили, да?
- Нет, - сказал Гайал. – Там в доме какая-то отрава была. Отравился я.
- У меня, наверное, тоже отравление, - проговорил Квилли задумчиво. – Врач про удар по голове врет, наверное. От удара по голове могут быть припадки?
- Вообще-то возможно, - осторожно сказал Гайал.
- Ха!
В этом «Ха!» было столько скепсиса, что хватило бы на трех взрослых человек.
- Вот что бы мне такое придумать, - задумался Квилли, - чтоб по время припадка головой не биться? В рубашку мне не хочется…
- А ты себя во время приступа способен контролировать? – спросил Гайал.
- Немного да. Но мне жутко хочется двигаться, а если сдерживать себя, то я последние мозги теряю. И бьюсь тогда чем попало. И головой тоже.
- Двигаться? – переспросил Гайал. – Так двигайся, не сдерживайся.
Ребенок и так сидел неспокойно, покачиваясь и подергиваясь, теперь же просто на ноги вскочил.
- Бегать нельзя, это же больница, - напомнил Квилли.
- Танцуй. Зарядку делай. Физкультурные упражнения, - подсказал Гайал.
- Ага, - Квилли задвигался из стороны в сторону, изображая что-то танцевальное, но сказал озабоченно: - Танцам меня учили, но они слишком медленные.
- Кто тебя заставляет танцевать по правилам? Представь, что ты дикарь, и танцуй дикарский танец! А я буду бить в тамтам, - предложил Гайал и стал прихлопывать ладонями по простыне. Руки плохо слушались, но двигались же, и причудливо дергалась фигурка Квилли в каком-то причудливом, совершенно нецивилизованном танце. Теперь, когда телу разрешили двигаться так, как хотелось, вместо дикого, нарастающего судорожного напряжения пошло расслабление, и когда Квилли с сияющими глазами повалился на коврик перед кроватью, он был совершенно счастлив:
- Не хочется дергаться! И судорог нету!
Гайал, которого надолго не хватило с его «тамтамом», тоже был утомлен, но счастлив: он не один, у него появился друг. Что с того, что другу всего одиннадцать лет.
- Эй, ты что, собрался спать на моем коврике? – строго спросил он, увидев, что Квилли зевает. – Иди к себе, ложись в постель.
- А можно, я у тебя буду спать? – Квилли зевнул. – У тебя кровать широкая, мы поместимся.
- Не выдумывай, - Гайал вовсе не хотел, чтобы к нему в постель залезал ребенок. И дело было даже не в том, что ребенок был беспокойный и дерганный, а в том, что Гайалу и самому в этой постели лежать было неприятно. Нет, за ним достаточно хорошо ухаживали, и по уши в дерьме он не лежал, но все же тело свое он не контролировал. Так-то все чинно-благородно прикрыто одеялом, а вот что под одеялом, Гайалу и видеть не хотелось. Вонь и ничего хорошего.
Однако Квилли сбегал куда-то за своим одеялом и примостился поверх гайалова одеяла куда-то под бок. И не сгонишь его непослушными руками, а сердитых увещеваний Квилли было недостаточно: уткнулся головенкой в плечо Гайалу и засопел. Во сне он подергивался, а потом вцепился в гайаловы волосы, и начал их вырывать. Тогда Гайал сообразил, почему Квилли обрили, и следующее упражнение для его рук состояло в том, чтобы высвободить волосы из цепких детских пальцев.
Пришел санитар, посмотрел на получившуюся парочку, сходил за сестрой. Сестра пришла, тоже посмотрела, привела врача. Врач посмотрел, подумал, и тихо велел принести в палату вторую койку. Стараясь не шуметь, ее установили, застелили, потом санитар осторожно переложил ребенка на другую постель, принес зеленую ширму, отгородил Квилли и занялся Гайалом.
И зажили Гайал с Квилли по своему собственному режиму, спали когда спалось, ели когда кормили и танцевали дикарские танцы каждый на свой манер. У Гайала от биения в «тамтам» болели руки. Врач счел это хорошим признаком: «Вот не болели бы – тогда совсем плохо было бы. Вы практикуйтесь, практикуйтесь». Помимо танцев, играли в «кошачью колыбельку» - путали друг у друга на пальцах веревочку. Такое упражнение было полезно обоим, уверял врач. Ну а почему ж ему не верить?
Вот когда друзья сосредоточенно играли в веревочки, простучали по коридору острые каблучки, дверь палаты отворилась, и появилось прекрасное видение. Шелестя пурпурными шелками, видение застыло на пороге, ахнуло и бросилось целовать ребенка.
- Квилли-тилли-дилли!
Слезы, вздохи, восторженное попискивание Квилли: «Мамочка!»…
Гайал неловко снял с пальцев веревочки и отложил в сторону. И не уйдешь ведь никуда. Впрочем, все равно: женщина не обращала внимания ни на нечаянного свидетеля.
- Меня не пускали, - шептала она, прижимая к себе ребенка. – Молчали, не говорили, что с тобой. Я им твердила: с мамой Квилли будет легче! Квилли, правда? А теперь я наконец своего добилась, я тебя забираю из этой жуткой дыры, мое несчастное дитя.
- А Гайал? – всхлипнуло несчастное дитя.
- Что? – не поняла мать.
- Гайалу будет плохо одному.
Женщина выпрямилась и строго посмотрела на Гайала. Он уже понял, с кем имеет дело. Мамой Квилли оказалась та самая госпожа Камелия, великосветская куртизанка, у которой во врагинях оказалась герцогиня Садалмелик, у которой, в свою очередь, имелся любящий брат – министр внутренних дел, который, в свою очередь, не счел для себя зазорным дать пинка некоторым высокопоставленным лицам и заодно продемонстрировать стране «честность и неподкупность полиции, которая не взирая на лица» арестовала госпожу Камелию аж на целых двенадцать часов. Какая-нибудь дамочка попроще в той же самой ситуации провела бы в каталажке пару месяцев, но не эта. Вот с детишками нехорошо получилось.
- Это Гайал, - тихо сказал Квилли.
Гайал со стыдом ощутил, как выглядит: давно не бритый, вонючий и беспомощный настолько, что даже поесть сам не может. Провалиться бы на месте, только б эта прекрасная женщина его так пристально не разглядывала.
- Что с вами? – спросила госпожа Камелия.
- Парализовало, - признался Гайал. – Там же, - он бросил взгляд на Квилли.
Женщина поняла, что он хотел сказать.
- У вас есть родственники?
- Не в Столице. Мать и сестра живут в Малапо.
- Ладно, - сказала госпожа Камелия, поразмыслив и что-то для себя решив. – Вас я забираю тоже. Квилли, за мной!
И она унеслась, оставив за собой, как напоминание, запах дорогих духов и, казалось, все еще затихающее шуршание шелков.
Вскоре пришел оглушенный визитом дамы врач и сказал, нервно потирая шею:
- Вас переселят завтра.
- Куда???
- Увидите. А и в самом деле, что вам здесь торчать? Медицина все равно помочь вам бессильна. Тренируйтесь. Разрабатывайте мускулы.
Смешно сказать, но за пару дней дружбы с Квилли Гайал привык к ребенку так, что, оставшись один, затосковал. Никто не играл с ним веревочку, никто не будил среди ночи, потому что жутко захотелось поплясать, никто не рассказывал ему, широко раскрыв глаза, страшилки про черный гроб и черную руку. Утро тянулось долго, и в конце концов Гайалу показалось, что все о нем забыли. Нет, и врач заходил, и сестра, и санитар, но вот никаких действий по переселению не предпринималось. К полудню Гайал уверился в том, что никакой надежды на то, что он снова увидит Квилли, не осталось, и начал придумывать годные способы самоубийства.
Но в первом часу дня вошел санитар и быстро собрал небогатый багаж Гайала в бумажный мешок. Потом широко распахнул двери в палату, открыв для этого и вторую створку, и другой санитар вкатил кресло на колесиках. Гайала переместили в кресло, причем от смены позы у него тут же начало болеть где-то между шеей и лопатками. «Болит – это хорошо», - оптимистично заверил его будто невзначай оказавшийся рядом врач. В общем-то Гайал был с ним согласен, но предпочел бы, чтобы болело не так остро. Впрочем, минут через десять он притерпелся.
Его провезли по коридору, осторожно спустили по пандусу сперва на первый этаж, потом во двор, под мелкий теплый дождик, и Гайал вздохнул полной грудью, поняв наконец, какой жуткой вонью был воздух в палате. От глубокого вдоха боль в спине усилилась, но Гайалу теперь все было нипочем: он завертел головой, пытаясь увидеть как можно больше. Смотреть, правда, особо было не на что: двор как двор, какие-то служебные постройки, несколько деревьев, немного людей, занятых своими делами. Но после того, как Гайал уже привык к мысли, что его оставшиеся дни пройдут в душной комнате, вид этого двора внушал надежду на то, что еще не все кончено.
Кресло погрузили в специальную карету, приспособленную как раз для таких случаев, закрепили, чтобы зря не каталось, санитар сел на откидное сиденье рядом и крикнул кучеру: «Давай трогай!». Щелкнул кнут, карета покатилась, зацокали лошадиные копыта по мостовой… Гайал жадно смотрел на проплывающий за окошками город. Он раньше и не догадывался, как этот город прекрасен. А какие прекрасные в этом городе женщины! Гайал был готов влюбиться во всех подряд.
В фешенебельном районе, где раньше Гайал бывал разве что для того, чтобы поглядеть на гнездышки великосветских куртизанок и артистической богемы (самому Гайалу было не по чину и не по деньгам вращаться в таких кругах), карета свернула в хозяйственный проезд, который вел в глубину квартала. Здесь, в отличие от роскошной улицы, велась жизнь попроще: конюшни, каретные дворы, прачечные, и конечно, здесь же жили те, кто обслуживал шикарные особняки, которые выходили к хозяйственному проезду задами своих садов.
Дом, около которого карета наконец остановилась, снаружи был похож на жилище какого-нибудь дворецкого или другого представителя высшего слоя прислуги: в первом этаже квартира хозяина, во втором этаже и в подвале около кухни – комнатки, которые снимала прислуга рангом пониже. Таких домиков в проезде было несколько.
Однако, когда кресло Гайала подняли на крылечко и вкатили в дом, сразу стало понятно, что никаким дворецким тут и не пахнет. В домике были заметны следы поспешного переезда: в полуоткрытую дверь одной из комнат Гайал заметил небрежно сваленную там мебель, явно только что перенесенную из другой комнаты, куда Гайала завезли. Эта пустая комната производила скорее печальное впечатление, как и все комнаты, из которых вытаскивают всю мебель и становятся видны обои, на которых выгоревшие и невыгоревшие пятна все равно раскрывают тайну, что и где стояло. Окна явно были свежевымыты, а пол помыт так и вовсе не больше четверти часа назад и еще не успел высохнуть. На потолке висела лампа, с абажура которой забыли стереть пыль. И еще в комнате был Квилли, который заплясал от радости, увидев Гайала. На лбу у Квилли была свежая ссадина: похоже, очередной приступ не прошел для него бесследно. Но сейчас Квилли был в восторге:
- Мы будем здесь жить! – Он схватился за кресло и выкатил его на маленькую террасу, выходящую в сад. На террасу, собственно, все кресло было не в состоянии выкатиться, ноги Гайала уперлись в деревянное ограждение, а кресло прочно перекрыло дверь, так что сам Квилли на террасу выбирался через окно. – Здорово, да? Здесь раньше жила бабушкина няня. Но она умерла три месяца назад. Здесь собирались сделать ремонт, но решили отложить до лета. Ну а теперь ремонт сделают специально для нас. Мы же выдержим пару недель в ремонте, правда? – Квилли заглянул в глаза Гайалу.
Гайал повернул голову и посмотрел в створку распахнутого окна, где отражалось происходящее в комнате. Туда как раз заносили в сложенном виде его кровать. Но Гайал и без кровати был согласен оставаться здесь: тут Квилли, сад, цветы, воздух… И надежда, что он не вечно будет прикован к постели.
прошло несколько лет
Когда Гайал думал о Котловине, он представлял ее в виде сковородки, помятой такой железной сковородки, которую давно пора отрихтовать, да вот руки не доходят.
Карты Восточной территории сочинялись картографами чуть ли не в стиле средневековых, разве что надписей «здесь живут драконы» не было. С западной окраиной вроде бы все было в порядке: тут были железнодорожные пути, связывающие Провал и прииски, городки и поселки, большей частью скопившиеся около Провала и приисков, а вот дальше на восток… дальше на восток простиралось огромное белое пятно, более менее определенно ограниченное с юга и юго-востока Восточным Таласом, с востока – головокружительными вершинами Ашшаля, перед которыми хваленый хребет Унук-Ахайя выглядел бледненько, так как Ашшаль не подпускал к себе даже знаменитых таласских скалолазов. На севере Ашшаль был не столь высок и головокружителен, но лежащие прямо у его подножия болотистые тундры тоже превращали его в неприступные горы. Получалось, Восточная территория представляла собой обширное, диаметром более тысячи миль, белое пятно, окруженную отвесными скалами. Сковородка, одним словом. Котловина, как говорили старожилы. Або называли ее Ах’хосси’отт, что переводилось как «великий цинот». Цинотами, от сатохского слова си’отт, в Котловине называли карстовые колодцы.
Самые лучшие карты были у Территориальной железнодорожной компании. Последние года три компанию ими снабжал некто Асьян. Личность эта, судя по тому, что слышал о нем Гайал, была слегка таинственная и никому, даже руководству ТЖК, якобы неизвестная. Связь с ТЖК Асьян держал через старожилов, а сам, похоже, большую часть года жил у або. В «Географическом вестнике» порой появлялись очерки о туземных нравах, подписанные «доктор Асьян». Было бы неплохо пообщаться с этим самым доктором, который явно знал о Котловине больше, чем многие другие. Девяносто процентов того, что знал Гайал о Котловине, он знал из очерков Асьяна в «Географическом вестнике». Интересные факты о географии Новых Провинций и быте аборигенов. Немного старомодный, как иногда говорят, «книжный» язык. Малоэмоциональная, но не сухая манера изложения. Впечатление об авторе, как о человеке зрелого возраста, довольно эрудированном и много в жизни повидавшем.
Была только небольшая проблема.
Среди имперских докторов Асьянов, как медицинских, так и всяких прочих наук докторов, ни одного Асьяна, затерявшегося на Восточной территории, не было. Это Гайал выяснил еще перед тем, как прибыл в Котловину. Даже располагая столь скудными сведениями об Асьяне, Гайал предполагал, что тот вряд ли работает на Императорскую Академию Наук. Карты были уж очень толковыми. Скорее всего, Асьян был агентом какой-то из военных служб Империи. Вряд ли от министерства охраны короны, ибо министерство охраны короны получало карты от ТЖК. У Гайала было смутное подозрение, что Асьян работает на Силы Самообороны Таласа. Тогда то, что в самую первую очередь карты от Асьяна получала ТЖК, получало логичное объяснение: среди инженеров и администраторов этой компании было много таласар.
Впрочем, какая бы из имперских служб ни платила жалование Асьяну, у Гайала были его карты, и что немаловажно, пояснительная записка к картам. Записка нравилась Гайялу даже больше, чем карты. Если на карте от урочища Козье ухо до урочища Правое копыто был сплошной лес, то в записке указывалось, какого рода этот лес, какие растения
- А я не помню. Подвал помню, а что было потом – не помню. Это меня, наверное, при взрыве ударило. И теперь у меня от этого припадки. А вы кто? Меня зовут Квилли.
- А я лейтенант Гайал.
- Очень приятно познакомиться, господин лейтенант, - голос Квилли был серьезен. – А вас ранили, да?
- Нет, - сказал Гайал. – Там в доме какая-то отрава была. Отравился я.
- У меня, наверное, тоже отравление, - проговорил Квилли задумчиво. – Врач про удар по голове врет, наверное. От удара по голове могут быть припадки?
- Вообще-то возможно, - осторожно сказал Гайал.
- Ха!
В этом «Ха!» было столько скепсиса, что хватило бы на трех взрослых человек.
- Вот что бы мне такое придумать, - задумался Квилли, - чтоб по время припадка головой не биться? В рубашку мне не хочется…
- А ты себя во время приступа способен контролировать? – спросил Гайал.
- Немного да. Но мне жутко хочется двигаться, а если сдерживать себя, то я последние мозги теряю. И бьюсь тогда чем попало. И головой тоже.
- Двигаться? – переспросил Гайал. – Так двигайся, не сдерживайся.
Ребенок и так сидел неспокойно, покачиваясь и подергиваясь, теперь же просто на ноги вскочил.
- Бегать нельзя, это же больница, - напомнил Квилли.
- Танцуй. Зарядку делай. Физкультурные упражнения, - подсказал Гайал.
- Ага, - Квилли задвигался из стороны в сторону, изображая что-то танцевальное, но сказал озабоченно: - Танцам меня учили, но они слишком медленные.
- Кто тебя заставляет танцевать по правилам? Представь, что ты дикарь, и танцуй дикарский танец! А я буду бить в тамтам, - предложил Гайал и стал прихлопывать ладонями по простыне. Руки плохо слушались, но двигались же, и причудливо дергалась фигурка Квилли в каком-то причудливом, совершенно нецивилизованном танце. Теперь, когда телу разрешили двигаться так, как хотелось, вместо дикого, нарастающего судорожного напряжения пошло расслабление, и когда Квилли с сияющими глазами повалился на коврик перед кроватью, он был совершенно счастлив:
- Не хочется дергаться! И судорог нету!
Гайал, которого надолго не хватило с его «тамтамом», тоже был утомлен, но счастлив: он не один, у него появился друг. Что с того, что другу всего одиннадцать лет.
- Эй, ты что, собрался спать на моем коврике? – строго спросил он, увидев, что Квилли зевает. – Иди к себе, ложись в постель.
- А можно, я у тебя буду спать? – Квилли зевнул. – У тебя кровать широкая, мы поместимся.
- Не выдумывай, - Гайал вовсе не хотел, чтобы к нему в постель залезал ребенок. И дело было даже не в том, что ребенок был беспокойный и дерганный, а в том, что Гайалу и самому в этой постели лежать было неприятно. Нет, за ним достаточно хорошо ухаживали, и по уши в дерьме он не лежал, но все же тело свое он не контролировал. Так-то все чинно-благородно прикрыто одеялом, а вот что под одеялом, Гайалу и видеть не хотелось. Вонь и ничего хорошего.
Однако Квилли сбегал куда-то за своим одеялом и примостился поверх гайалова одеяла куда-то под бок. И не сгонишь его непослушными руками, а сердитых увещеваний Квилли было недостаточно: уткнулся головенкой в плечо Гайалу и засопел. Во сне он подергивался, а потом вцепился в гайаловы волосы, и начал их вырывать. Тогда Гайал сообразил, почему Квилли обрили, и следующее упражнение для его рук состояло в том, чтобы высвободить волосы из цепких детских пальцев.
Пришел санитар, посмотрел на получившуюся парочку, сходил за сестрой. Сестра пришла, тоже посмотрела, привела врача. Врач посмотрел, подумал, и тихо велел принести в палату вторую койку. Стараясь не шуметь, ее установили, застелили, потом санитар осторожно переложил ребенка на другую постель, принес зеленую ширму, отгородил Квилли и занялся Гайалом.
И зажили Гайал с Квилли по своему собственному режиму, спали когда спалось, ели когда кормили и танцевали дикарские танцы каждый на свой манер. У Гайала от биения в «тамтам» болели руки. Врач счел это хорошим признаком: «Вот не болели бы – тогда совсем плохо было бы. Вы практикуйтесь, практикуйтесь». Помимо танцев, играли в «кошачью колыбельку» - путали друг у друга на пальцах веревочку. Такое упражнение было полезно обоим, уверял врач. Ну а почему ж ему не верить?
Вот когда друзья сосредоточенно играли в веревочки, простучали по коридору острые каблучки, дверь палаты отворилась, и появилось прекрасное видение. Шелестя пурпурными шелками, видение застыло на пороге, ахнуло и бросилось целовать ребенка.
- Квилли-тилли-дилли!
Слезы, вздохи, восторженное попискивание Квилли: «Мамочка!»…
Гайал неловко снял с пальцев веревочки и отложил в сторону. И не уйдешь ведь никуда. Впрочем, все равно: женщина не обращала внимания ни на нечаянного свидетеля.
- Меня не пускали, - шептала она, прижимая к себе ребенка. – Молчали, не говорили, что с тобой. Я им твердила: с мамой Квилли будет легче! Квилли, правда? А теперь я наконец своего добилась, я тебя забираю из этой жуткой дыры, мое несчастное дитя.
- А Гайал? – всхлипнуло несчастное дитя.
- Что? – не поняла мать.
- Гайалу будет плохо одному.
Женщина выпрямилась и строго посмотрела на Гайала. Он уже понял, с кем имеет дело. Мамой Квилли оказалась та самая госпожа Камелия, великосветская куртизанка, у которой во врагинях оказалась герцогиня Садалмелик, у которой, в свою очередь, имелся любящий брат – министр внутренних дел, который, в свою очередь, не счел для себя зазорным дать пинка некоторым высокопоставленным лицам и заодно продемонстрировать стране «честность и неподкупность полиции, которая не взирая на лица» арестовала госпожу Камелию аж на целых двенадцать часов. Какая-нибудь дамочка попроще в той же самой ситуации провела бы в каталажке пару месяцев, но не эта. Вот с детишками нехорошо получилось.
- Это Гайал, - тихо сказал Квилли.
Гайал со стыдом ощутил, как выглядит: давно не бритый, вонючий и беспомощный настолько, что даже поесть сам не может. Провалиться бы на месте, только б эта прекрасная женщина его так пристально не разглядывала.
- Что с вами? – спросила госпожа Камелия.
- Парализовало, - признался Гайал. – Там же, - он бросил взгляд на Квилли.
Женщина поняла, что он хотел сказать.
- У вас есть родственники?
- Не в Столице. Мать и сестра живут в Малапо.
- Ладно, - сказала госпожа Камелия, поразмыслив и что-то для себя решив. – Вас я забираю тоже. Квилли, за мной!
И она унеслась, оставив за собой, как напоминание, запах дорогих духов и, казалось, все еще затихающее шуршание шелков.
Вскоре пришел оглушенный визитом дамы врач и сказал, нервно потирая шею:
- Вас переселят завтра.
- Куда???
- Увидите. А и в самом деле, что вам здесь торчать? Медицина все равно помочь вам бессильна. Тренируйтесь. Разрабатывайте мускулы.
Смешно сказать, но за пару дней дружбы с Квилли Гайал привык к ребенку так, что, оставшись один, затосковал. Никто не играл с ним веревочку, никто не будил среди ночи, потому что жутко захотелось поплясать, никто не рассказывал ему, широко раскрыв глаза, страшилки про черный гроб и черную руку. Утро тянулось долго, и в конце концов Гайалу показалось, что все о нем забыли. Нет, и врач заходил, и сестра, и санитар, но вот никаких действий по переселению не предпринималось. К полудню Гайал уверился в том, что никакой надежды на то, что он снова увидит Квилли, не осталось, и начал придумывать годные способы самоубийства.
Но в первом часу дня вошел санитар и быстро собрал небогатый багаж Гайала в бумажный мешок. Потом широко распахнул двери в палату, открыв для этого и вторую створку, и другой санитар вкатил кресло на колесиках. Гайала переместили в кресло, причем от смены позы у него тут же начало болеть где-то между шеей и лопатками. «Болит – это хорошо», - оптимистично заверил его будто невзначай оказавшийся рядом врач. В общем-то Гайал был с ним согласен, но предпочел бы, чтобы болело не так остро. Впрочем, минут через десять он притерпелся.
Его провезли по коридору, осторожно спустили по пандусу сперва на первый этаж, потом во двор, под мелкий теплый дождик, и Гайал вздохнул полной грудью, поняв наконец, какой жуткой вонью был воздух в палате. От глубокого вдоха боль в спине усилилась, но Гайалу теперь все было нипочем: он завертел головой, пытаясь увидеть как можно больше. Смотреть, правда, особо было не на что: двор как двор, какие-то служебные постройки, несколько деревьев, немного людей, занятых своими делами. Но после того, как Гайал уже привык к мысли, что его оставшиеся дни пройдут в душной комнате, вид этого двора внушал надежду на то, что еще не все кончено.
Кресло погрузили в специальную карету, приспособленную как раз для таких случаев, закрепили, чтобы зря не каталось, санитар сел на откидное сиденье рядом и крикнул кучеру: «Давай трогай!». Щелкнул кнут, карета покатилась, зацокали лошадиные копыта по мостовой… Гайал жадно смотрел на проплывающий за окошками город. Он раньше и не догадывался, как этот город прекрасен. А какие прекрасные в этом городе женщины! Гайал был готов влюбиться во всех подряд.
В фешенебельном районе, где раньше Гайал бывал разве что для того, чтобы поглядеть на гнездышки великосветских куртизанок и артистической богемы (самому Гайалу было не по чину и не по деньгам вращаться в таких кругах), карета свернула в хозяйственный проезд, который вел в глубину квартала. Здесь, в отличие от роскошной улицы, велась жизнь попроще: конюшни, каретные дворы, прачечные, и конечно, здесь же жили те, кто обслуживал шикарные особняки, которые выходили к хозяйственному проезду задами своих садов.
Дом, около которого карета наконец остановилась, снаружи был похож на жилище какого-нибудь дворецкого или другого представителя высшего слоя прислуги: в первом этаже квартира хозяина, во втором этаже и в подвале около кухни – комнатки, которые снимала прислуга рангом пониже. Таких домиков в проезде было несколько.
Однако, когда кресло Гайала подняли на крылечко и вкатили в дом, сразу стало понятно, что никаким дворецким тут и не пахнет. В домике были заметны следы поспешного переезда: в полуоткрытую дверь одной из комнат Гайал заметил небрежно сваленную там мебель, явно только что перенесенную из другой комнаты, куда Гайала завезли. Эта пустая комната производила скорее печальное впечатление, как и все комнаты, из которых вытаскивают всю мебель и становятся видны обои, на которых выгоревшие и невыгоревшие пятна все равно раскрывают тайну, что и где стояло. Окна явно были свежевымыты, а пол помыт так и вовсе не больше четверти часа назад и еще не успел высохнуть. На потолке висела лампа, с абажура которой забыли стереть пыль. И еще в комнате был Квилли, который заплясал от радости, увидев Гайала. На лбу у Квилли была свежая ссадина: похоже, очередной приступ не прошел для него бесследно. Но сейчас Квилли был в восторге:
- Мы будем здесь жить! – Он схватился за кресло и выкатил его на маленькую террасу, выходящую в сад. На террасу, собственно, все кресло было не в состоянии выкатиться, ноги Гайала уперлись в деревянное ограждение, а кресло прочно перекрыло дверь, так что сам Квилли на террасу выбирался через окно. – Здорово, да? Здесь раньше жила бабушкина няня. Но она умерла три месяца назад. Здесь собирались сделать ремонт, но решили отложить до лета. Ну а теперь ремонт сделают специально для нас. Мы же выдержим пару недель в ремонте, правда? – Квилли заглянул в глаза Гайалу.
Гайал повернул голову и посмотрел в створку распахнутого окна, где отражалось происходящее в комнате. Туда как раз заносили в сложенном виде его кровать. Но Гайал и без кровати был согласен оставаться здесь: тут Квилли, сад, цветы, воздух… И надежда, что он не вечно будет прикован к постели.
прошло несколько лет
Глава 1
Когда Гайал думал о Котловине, он представлял ее в виде сковородки, помятой такой железной сковородки, которую давно пора отрихтовать, да вот руки не доходят.
Карты Восточной территории сочинялись картографами чуть ли не в стиле средневековых, разве что надписей «здесь живут драконы» не было. С западной окраиной вроде бы все было в порядке: тут были железнодорожные пути, связывающие Провал и прииски, городки и поселки, большей частью скопившиеся около Провала и приисков, а вот дальше на восток… дальше на восток простиралось огромное белое пятно, более менее определенно ограниченное с юга и юго-востока Восточным Таласом, с востока – головокружительными вершинами Ашшаля, перед которыми хваленый хребет Унук-Ахайя выглядел бледненько, так как Ашшаль не подпускал к себе даже знаменитых таласских скалолазов. На севере Ашшаль был не столь высок и головокружителен, но лежащие прямо у его подножия болотистые тундры тоже превращали его в неприступные горы. Получалось, Восточная территория представляла собой обширное, диаметром более тысячи миль, белое пятно, окруженную отвесными скалами. Сковородка, одним словом. Котловина, как говорили старожилы. Або называли ее Ах’хосси’отт, что переводилось как «великий цинот». Цинотами, от сатохского слова си’отт, в Котловине называли карстовые колодцы.
Самые лучшие карты были у Территориальной железнодорожной компании. Последние года три компанию ими снабжал некто Асьян. Личность эта, судя по тому, что слышал о нем Гайал, была слегка таинственная и никому, даже руководству ТЖК, якобы неизвестная. Связь с ТЖК Асьян держал через старожилов, а сам, похоже, большую часть года жил у або. В «Географическом вестнике» порой появлялись очерки о туземных нравах, подписанные «доктор Асьян». Было бы неплохо пообщаться с этим самым доктором, который явно знал о Котловине больше, чем многие другие. Девяносто процентов того, что знал Гайал о Котловине, он знал из очерков Асьяна в «Географическом вестнике». Интересные факты о географии Новых Провинций и быте аборигенов. Немного старомодный, как иногда говорят, «книжный» язык. Малоэмоциональная, но не сухая манера изложения. Впечатление об авторе, как о человеке зрелого возраста, довольно эрудированном и много в жизни повидавшем.
Была только небольшая проблема.
Среди имперских докторов Асьянов, как медицинских, так и всяких прочих наук докторов, ни одного Асьяна, затерявшегося на Восточной территории, не было. Это Гайал выяснил еще перед тем, как прибыл в Котловину. Даже располагая столь скудными сведениями об Асьяне, Гайал предполагал, что тот вряд ли работает на Императорскую Академию Наук. Карты были уж очень толковыми. Скорее всего, Асьян был агентом какой-то из военных служб Империи. Вряд ли от министерства охраны короны, ибо министерство охраны короны получало карты от ТЖК. У Гайала было смутное подозрение, что Асьян работает на Силы Самообороны Таласа. Тогда то, что в самую первую очередь карты от Асьяна получала ТЖК, получало логичное объяснение: среди инженеров и администраторов этой компании было много таласар.
Впрочем, какая бы из имперских служб ни платила жалование Асьяну, у Гайала были его карты, и что немаловажно, пояснительная записка к картам. Записка нравилась Гайялу даже больше, чем карты. Если на карте от урочища Козье ухо до урочища Правое копыто был сплошной лес, то в записке указывалось, какого рода этот лес, какие растения
