и каких животных можно там увидеть, а также всякие милые мелочи вроде того комментария, что в трех шагах от большого дерева с непроизносимым туземным названием можно провалиться в очень узкий, но довольно глубокий цинот, выбраться из которого без посторонней помощи проблематично.
Впрочем, весь свой картографический и справочный материал Гайал оставил на квартире, а с собой у него был только небольшой фрагмент, который должен был помочь ему от железнодорожной ветки Аштангх – Шестидесятая Миля добраться до урочища Темно-синие камни. С поездной бригадой Гайал договорился, чтобы его высадили на отметке сорок седьмой мили; такие остановки по требованию пассажиров были здесь в обычае, впрочем, и полустанков никаких между Шестнадцатой и Шестидесятой милей не было предусмотрено. Гайал, во всяком случае, был единственным, кому захотелось сойти посреди этого перегона.
Поезд приостановился на пару минут посреди заснеженной равнины, Гайал, предупрежденный проводником заранее, спрыгнул, не дожидаясь, пока поезд окончательно остановится. Проводник протянул ему рюкзак и лыжи, потом помахал флажком, и машинист повел поезд дальше, к уже видимой далеко на горизонте верхушке водокачки Шестидесятой мили.
Гайал встал на лыжи, надел рюкзак и бодрым шагом направился на восток, где за заметной издалека двуглавой скалой притаилась низкорослая рощица козьей осины, а за рощицей и должен был бы находиться цинот Темно-синие камни. В этом заверяла записка доктора Асьяна, и Гайал ей верил.
Рощицу пришлось обходить: сквозь сплошной кустарник, которым, собственно и была эта рощица, едва достигающий пояса, было трудно не то что бежать на лыжах, а и просто идти. Еще за сто шагов до цинота Гайал сомневался, правильно ли идет: никаких признаков дыры в почве не было. Потом он заметил чернеющую щель, а, когда подъехал ближе, оказалось, что это вовсе и не щель, а что-то вроде овального котлована, в длину ярдов шестьдесят, в ширину тридцать, в глубину от силы пятнадцать. Внизу было что-то вроде лужи; Гайал, во всяком случае, ожидал от священного источника большей величественности. По дну котлована было разбросано несколько серо-зеленых валунов, самый большой, плоский и длинный, как надгробие, лежал одни концом в луже. Второй конец был обломан и валялся рядом наподобие ступени. В описании доктора Асьяна так и указывалось: серо-зеленые камни, выделяющиеся на обычном для этой местности оранжево-буром грунте. Почему урочище называлось Темно-синие камни, доктор Асьян не объяснял. По описанию, где-то на пологом спуске к луже было место для стоянки, и Гайал быстро его нашел: кострище, рядом под естественным скальным навесом не очень аккуратная поленница (из кривых осиновых палок аккуратно поленницу и не сложишь). Здесь же, под навесом, можно было устроиться на ночлег. Солнце стояло еще высоко, и поэтому Гайал прежде всего нарубил еще дров, развел костер, плотно набил котелок снегом и повесил над огнем. Брать воду из лужи доктор Асьян не рекомендовал. Причин он не объяснял.
Закончив дела по обустройству, Гайал наконец сошел вниз. Насчет того, что нельзя совать в воду руки, доктор Асьян ничего не писал, поэтому Гайал решил, что это можно. Воду казалась теплой, и Гайал какое-то время теоретизировал, откуда здесь взяться горячему источнику. Вроде бы неоткуда. Так и не додумавшись до чего-нибудь путного, Гайал присел на большой камень, а потом снял куртку и с удовольствием откинулся навзничь. Камень тоже был теплым и приятно грел спину, а попозже появилось ощущение, что множество маленьких иголочек начали массировать кожу от лопаток до поясницы. Увлекшись анализом ощущений, Гайал не заметил, что в котлован спустился еще один человек. Он только расслышал какие-то звуки у костра, привстал и посмотрел на стоянку, запоздало вспомнив, что оставил оружие там. Человек тем временем подкинул в костер дровишек, добавил ком снега в котелок и неспешно начал спускаться вниз.
- Я вас вижу! – крикнул незнакомец. Эти слова были чем-то вроде местного приветствия: старожилы позаимствовали эту фразу у аборигенов.
- Я вас вижу, - ответил Гайал, рассматривая нежданного гостя. Это был юноша лет восемнадцати, от силы двадцати, в аборигенском меховом комбинезоне, вытертом в отдельных местах до гладкой кожи, с длинными волосами, по аборигенскому же обычаю заплетенными в несколько кос. Однако он явно не был або, и даже не был полукровкой, какие часто встречаются среди старожилов.
- Я бы не советовал вам засыпать на этом камне, - сказал юноша и тактично добавил: - Если, конечно, вас интересуют мои советы.
- Я и не собирался, - сказал Гайал. – Но камень приятно теплый.
- У вас, наверное, радикулит? – сочувственно спросил юноша. – Камень лечит.
- Не радикулит, - медленно сказал Гайал. – Но есть что лечить, спина у меня побаливает.
- Все же будьте осторожны, - проговорил юноша, присаживаясь на другой валун. – Иногда камни едят людей.
- Едят?
- Не зубами, конечно. Иной раз заснет человек и не проснется. Сюда лучше в одиночку не приходить.
- Но вы же пришли, - возразил Гайал.
- А, - отмахнулся юноша, - я здесь только переночевать. На сегодняшний поезд в Аштангх я опоздал, так что свернул сюда. – Он встал и пошел обратно к костру. На полдороге он оглянулся: - Как вы относитесь к говяжьей тушенке?
- Положительно, - откликнулся Гайал. – Но у меня есть с собой пара банок козлятины.
- Говядина лучше, - отмахнулся юноша. – Вы лечитесь, я вас позову, когда ужин будет готов.
Гайал полежал на камне еще немного, почувствовал, что его тянет уснуть, и решил встать, тем более что в циноте уже начали сгущаться тени: солнце висело уже низко над Унук-Ахайя.
Юноша сидел у костра, не обращая на Гайала никакого внимания, разве что пару взглядов бросил. Это была местная форма вежливого обхождения: не расспрашивать незнакомца. Захочет, расскажет сам.
В котелке уже закипала вода. На перевернутой крышке от котелка, которая выполняла роль сковородки, разогревалась тушенка, прикрытая бурой лепешкой. Лепешка называлась «козий хлеб» и вкус имела, как уже знал Гайал, будто была сделана из картофельно-пшеничного теста. На самом деле, объяснял доктор Асьян, это был подсушенный на солнце млечный сок туземного растения – как водится, с непроизносимым названием.
- У меня есть ржаной хлеб, - сказал Гайал, доставая из рюкзака сверток. – И настоящий ботисский чай. И печенье к чаю. Или вы предпочитаете кофе?
Местный кофе делали из местного цикория. Как горячий напиток сойдет, но Гайал предпочитал настоящий кофе. Который в Котловину почему-то не завозили, а если завозили, то это чаше всего был унылый полуфальсификат, с солидной примесью жженого ячменя, а то и чего похуже.
- Я не пил такой чай, - улыбнулся юноша. – С удовольствием попробую, если угостите.
Юный старожил оказался прекрасным собеседником: его не терзало любопытство, он не задавал вопросов, зато замечательно умел молчать так, что молчание не становилось тягостным. Гайал тоже не стремился задавать вопросы, а просто наслаждался покоем и тишиной. Возможно, это влияние лечебного камня, лениво размышлял Гайал. Вот этого, темно-синего, который на самом деле зеленовато-серый. Интересно, почему все-таки камни «темно-синие»? Тут вряд ли ошибка перевода… И надо было бы расспросить, что думает по этому поводу юноша-старожил, но только грандиозная лень обволакивала все вокруг. Лень было даже языком шевелить.
И они молчали во время ужина, лишь изредка обмениваясь любезными репликами.
…Утром Гайал проснулся хорошо отдохнувшим, без ставшей уже привычной усталости в позвоночнике, которая обычно поселялась там, когда он спал вот так вот, в походных условиях. Это было уже хорошо, а к тому еще погода стояла хорошая, день был солнечным, и обманчиво казалось, что начинает ощущаться весеннее тепло.
Под подвешенным котелком уже был разожжен огонь, и юноша сидел на камне у лужи, переплетая одну из кос. Он оглянулся и кивнул, когда Гайал издали пожелал ему доброго утра, но, похоже, точно как и вчера не был склонен к излишним разговорам.
Гайал отлил себе уже заметно теплого чая из котелка и побрился. Потом умылся колючим белым снегом и счел, что надо бы и делом заняться. Достал из рюкзака свой рабочий ящик, достал термометры, разложил их: в воду, на «темно-синий» камень, на рыжий грунт, а один вынес из цинота и оставил на заснеженной равнине. Потом присел и зарисовал эскиз цинота с расположением лужи, «темно-синих» камней и точек установки градусников. Записал на всякий случай показания барометра-анероида. Взял в пробирки пробу воды из лужи, пробу снега, немного рыжего грунта и маленький осколочек «темно-синего» камня.
Юноша начал проявлять к его действиям интерес.
- Вы геолог? – спросил он.
- Нет. Я собираю фольклор… - У Гайала возникло отчетливое ощущение, что юноша знает значение слова «фольклор», но у него не получается совместить это значение и действия Гайала в непротиворечивую картину. – Собираю легенды, сказки, рассказы о духах. Вот об этом месте мне сказали, будто тут обитают духи, - объяснил Гайал.
- Духи? Да, обитают, - согласился юноша.
- Ну вот а мне интересно, можно ли влияние этих духов определить приборами.
- Спина у вас не болит? – насмешливо сказал юноша. – Значит, влияют.
- Э, - отмахнулся Гайал. – Может быть, это самовнушение. – Он нагнулся над опущенным в лужу термометром, и увидел, что, судя по показаниям красной спиртовой линии, луже полагалось бы состоять из льда, а не из воды. – Интересные дела… - присвистнул он, записывая показания немудреного прибора. Да уж, дела были интересными: все градусники показывали примерно одно и то же: легкий морозец. Что на открытой заснеженной равнине, что в циноте, где снег лежал отдельными пятнами, что на теплых на ощупь «темно-синих» камнях.
- Действительно, интересно, - заметил юноша, заглядывая через плечо Гайана в запись результатов измерений. – А мне и в голову не приходило сюда приборы принести. Ну духов цинот и есть духов цинот.
- А почему камни – темно-синие? – спросил Гайал.
- Это жертвенник, - юноша постучал пальцами по плоскому камню. – А кровь почему-то на этих камнях быстро синеет.
- Что, правда? – Гайал задумался, где бы взять крови, чтобы проверить утверждение.
Однако еще не пришел к мысли надрезать себе руку, как юноша, крикнул «Не вздумайте! Подождите, я сейчас!», понесся наверх. Несколько минут спустя он появился с только что пойманной куропаткой. Белая птица, которую он нес за ноги, трепыхалась и пыталась клюнуть его рукав. Юноша вынул нож, ловким ударом распорол птицу как подушку, на камень брызнула кровь. Ярко-красная, и никакого желания синеть у нее вроде не было.
Юноша, держа птицу на отлете, чтобы не запачкаться, спросил:
- Вам нужна эта куропатка?
- Только чтобы набрать крови для сравнения с жертвенной, - сказал Гайал, доставая пробирку. – А так вроде бы незачем.
Юноша дал Гайалу взять в пробирку немного крови, а потом унес птицу из цинота, выбросив ее на равнину.
- Чтобы не слишком много давать еды духам, - объяснил он, вернувшись к костру.
Гайал, который решил, что крови на посинение надо какое-то время, тоже сел у костра и решил пока позавтракать, тем более, что чай уже закипел.
- Мы не опоздаем на поезд? – спросил он, наливая чай в кружки.
Юноша покачал головой:
- У нас еще уйма времени.
Они снова непринужденно молчали, как и вчера вечером, и Гайала это совершенно не напрягало. После завтрака он выбрал около поленницы палку подлиннее, собираясь промерить глубину лужи.
- Вы поосторожнее, - предупредил его юноша. – не свалитесь в воду. Ничего страшного не случится, но лучше не надо.
- А я руку окунал, - встревожено сказал Гайал. – Вчера.
- Руку – можно, - сказал юноша. – А вот свалитесь – удачи вам не видать. А в шаманов вы, наверное, не верите, невезучесть к ним снимать не пойдете.
Гайал не то чтобы в шаманов не верил, а просто полагал, что к его личной, уже давно имеющейся невезучести лишняя невезучесть будет явным перебором, принял информацию к сведению, но практически забыл к тому времени, когда счистил в очередную пробирку с камня немножко подсохшей крови – действительно, какой-то темно-синей, как ночное небо. Он ступил на «надгробие», собираясь с его погруженного в воду конца промерить глубину лужи – на первый взгляд мелкой, от силы в фут глубиной даже с учетом того, что в воде обычно дно кажется ближе, чем оно бывает на самом деле. Однако двухярдовая палка неожиданно ушла в воду почти вся, и Гайал, вовсе не ожидавший этого, чуть не ухнул вслед за ней. В последнюю секунду его за шкирку с неожиданной силой удержал подскочивший юнец, и Гайал, чувствуя, как трещит его куртка, с силой схватился за юношу. Восстановив равновесие, он тут же юношу и отпустил, и тот отскочил, рассерженно шипя.
- Я за тебя слишком сильно схватился? – смущенно спросил Гайал. Его ж предупреждали, предупреждали! Так нет же, осторожность соблюдать – это мы не умеем. А если б оба свалились? Были бы сейчас оба как мокрые курицы да еще и невезучие по уши.
- Н-ничего, - с запинкой ответил юноша, не сводя с Гайала испуганного взгляда. – Ты в следующий раз поаккуратнее, а то всякое может случиться, - попробовал улыбнуться юноша и отвернулся, направившись к костру. Он занялся сборами, старательно не глядя на Гайала. Гайал тоже молча упаковывал вещи, чувствуя себя виноватым. Так-то он оценивал свою хватку, как не очень сильную, но он же точно не мог знать, что хватается за здорового человека. Вдруг у юноши рука была не так давно ранена или сломана? У Гайала и самого иногда до боли устает спина, так что он мог бы и окрыситься на ухватившегося за него в такой момент человека
- Извини, - сказал он вполголоса. - Я полный придурок.
- Дело не в вас, - вежливо ответил юноша, по-прежнему не глядя на него. – Во мне.
- Я за рану схватился, - утверждающе сказал Гайал.
- Нет. Или да. – Юнец выпрямился и повернулся к нему, протянул руку: - Мне не было больно, но я не хочу сейчас объяснять, что со мной.
Гайал тряхнул его ладонь в своей, глядя на напряженное лицо юнца.
- Все в порядке, - сказал юноша. – Давай замнем этот вопрос.
Они собрали свои вещи, встали на лыжи, направились к железной дороге – в объезд рощи и двуглавой скалы по вчерашней лыжне Гайала. У издалека видной вершины водокачки Шестидесятой мили в небо трубами торчали несколько дымов. Однако не было пока заметно, чтобы один из дымов двинулся поближе.
Гайал чувствовал неловкость: молчание было ему сейчас в тягость, хотя на ходу было в общем не до разговоров. Оглядываясь на юношу, он видел, что тот о чем-то задумался. Впрочем, к тому времени, когда они вышли к рельсовой колее, юноша, кажется, пришел к каким-то итогам, его лицо разгладилось. Правда, Гайал вовсе не ожидал такого предложения, с которым обратился к нему его юный попутчик.
- Мне нужен компаньон, - сказал юноша.
Компаньон в Котловине – это нечто большее, чем обычный деловой компаньон в Империи. Здесь это человек, которому доверяешь полностью: от него часто зависит не только кошелек, но и жизнь. Побратим, одним словом, только без взрезания вен и обмена высокопарными клятвами.
- Я думаю, вы как раз такой человек, который мне нужен, - продолжил юноша.
Впрочем, весь свой картографический и справочный материал Гайал оставил на квартире, а с собой у него был только небольшой фрагмент, который должен был помочь ему от железнодорожной ветки Аштангх – Шестидесятая Миля добраться до урочища Темно-синие камни. С поездной бригадой Гайал договорился, чтобы его высадили на отметке сорок седьмой мили; такие остановки по требованию пассажиров были здесь в обычае, впрочем, и полустанков никаких между Шестнадцатой и Шестидесятой милей не было предусмотрено. Гайал, во всяком случае, был единственным, кому захотелось сойти посреди этого перегона.
Поезд приостановился на пару минут посреди заснеженной равнины, Гайал, предупрежденный проводником заранее, спрыгнул, не дожидаясь, пока поезд окончательно остановится. Проводник протянул ему рюкзак и лыжи, потом помахал флажком, и машинист повел поезд дальше, к уже видимой далеко на горизонте верхушке водокачки Шестидесятой мили.
Гайал встал на лыжи, надел рюкзак и бодрым шагом направился на восток, где за заметной издалека двуглавой скалой притаилась низкорослая рощица козьей осины, а за рощицей и должен был бы находиться цинот Темно-синие камни. В этом заверяла записка доктора Асьяна, и Гайал ей верил.
Рощицу пришлось обходить: сквозь сплошной кустарник, которым, собственно и была эта рощица, едва достигающий пояса, было трудно не то что бежать на лыжах, а и просто идти. Еще за сто шагов до цинота Гайал сомневался, правильно ли идет: никаких признаков дыры в почве не было. Потом он заметил чернеющую щель, а, когда подъехал ближе, оказалось, что это вовсе и не щель, а что-то вроде овального котлована, в длину ярдов шестьдесят, в ширину тридцать, в глубину от силы пятнадцать. Внизу было что-то вроде лужи; Гайал, во всяком случае, ожидал от священного источника большей величественности. По дну котлована было разбросано несколько серо-зеленых валунов, самый большой, плоский и длинный, как надгробие, лежал одни концом в луже. Второй конец был обломан и валялся рядом наподобие ступени. В описании доктора Асьяна так и указывалось: серо-зеленые камни, выделяющиеся на обычном для этой местности оранжево-буром грунте. Почему урочище называлось Темно-синие камни, доктор Асьян не объяснял. По описанию, где-то на пологом спуске к луже было место для стоянки, и Гайал быстро его нашел: кострище, рядом под естественным скальным навесом не очень аккуратная поленница (из кривых осиновых палок аккуратно поленницу и не сложишь). Здесь же, под навесом, можно было устроиться на ночлег. Солнце стояло еще высоко, и поэтому Гайал прежде всего нарубил еще дров, развел костер, плотно набил котелок снегом и повесил над огнем. Брать воду из лужи доктор Асьян не рекомендовал. Причин он не объяснял.
Закончив дела по обустройству, Гайал наконец сошел вниз. Насчет того, что нельзя совать в воду руки, доктор Асьян ничего не писал, поэтому Гайал решил, что это можно. Воду казалась теплой, и Гайал какое-то время теоретизировал, откуда здесь взяться горячему источнику. Вроде бы неоткуда. Так и не додумавшись до чего-нибудь путного, Гайал присел на большой камень, а потом снял куртку и с удовольствием откинулся навзничь. Камень тоже был теплым и приятно грел спину, а попозже появилось ощущение, что множество маленьких иголочек начали массировать кожу от лопаток до поясницы. Увлекшись анализом ощущений, Гайал не заметил, что в котлован спустился еще один человек. Он только расслышал какие-то звуки у костра, привстал и посмотрел на стоянку, запоздало вспомнив, что оставил оружие там. Человек тем временем подкинул в костер дровишек, добавил ком снега в котелок и неспешно начал спускаться вниз.
- Я вас вижу! – крикнул незнакомец. Эти слова были чем-то вроде местного приветствия: старожилы позаимствовали эту фразу у аборигенов.
- Я вас вижу, - ответил Гайал, рассматривая нежданного гостя. Это был юноша лет восемнадцати, от силы двадцати, в аборигенском меховом комбинезоне, вытертом в отдельных местах до гладкой кожи, с длинными волосами, по аборигенскому же обычаю заплетенными в несколько кос. Однако он явно не был або, и даже не был полукровкой, какие часто встречаются среди старожилов.
- Я бы не советовал вам засыпать на этом камне, - сказал юноша и тактично добавил: - Если, конечно, вас интересуют мои советы.
- Я и не собирался, - сказал Гайал. – Но камень приятно теплый.
- У вас, наверное, радикулит? – сочувственно спросил юноша. – Камень лечит.
- Не радикулит, - медленно сказал Гайал. – Но есть что лечить, спина у меня побаливает.
- Все же будьте осторожны, - проговорил юноша, присаживаясь на другой валун. – Иногда камни едят людей.
- Едят?
- Не зубами, конечно. Иной раз заснет человек и не проснется. Сюда лучше в одиночку не приходить.
- Но вы же пришли, - возразил Гайал.
- А, - отмахнулся юноша, - я здесь только переночевать. На сегодняшний поезд в Аштангх я опоздал, так что свернул сюда. – Он встал и пошел обратно к костру. На полдороге он оглянулся: - Как вы относитесь к говяжьей тушенке?
- Положительно, - откликнулся Гайал. – Но у меня есть с собой пара банок козлятины.
- Говядина лучше, - отмахнулся юноша. – Вы лечитесь, я вас позову, когда ужин будет готов.
Гайал полежал на камне еще немного, почувствовал, что его тянет уснуть, и решил встать, тем более что в циноте уже начали сгущаться тени: солнце висело уже низко над Унук-Ахайя.
Юноша сидел у костра, не обращая на Гайала никакого внимания, разве что пару взглядов бросил. Это была местная форма вежливого обхождения: не расспрашивать незнакомца. Захочет, расскажет сам.
В котелке уже закипала вода. На перевернутой крышке от котелка, которая выполняла роль сковородки, разогревалась тушенка, прикрытая бурой лепешкой. Лепешка называлась «козий хлеб» и вкус имела, как уже знал Гайал, будто была сделана из картофельно-пшеничного теста. На самом деле, объяснял доктор Асьян, это был подсушенный на солнце млечный сок туземного растения – как водится, с непроизносимым названием.
- У меня есть ржаной хлеб, - сказал Гайал, доставая из рюкзака сверток. – И настоящий ботисский чай. И печенье к чаю. Или вы предпочитаете кофе?
Местный кофе делали из местного цикория. Как горячий напиток сойдет, но Гайал предпочитал настоящий кофе. Который в Котловину почему-то не завозили, а если завозили, то это чаше всего был унылый полуфальсификат, с солидной примесью жженого ячменя, а то и чего похуже.
- Я не пил такой чай, - улыбнулся юноша. – С удовольствием попробую, если угостите.
Юный старожил оказался прекрасным собеседником: его не терзало любопытство, он не задавал вопросов, зато замечательно умел молчать так, что молчание не становилось тягостным. Гайал тоже не стремился задавать вопросы, а просто наслаждался покоем и тишиной. Возможно, это влияние лечебного камня, лениво размышлял Гайал. Вот этого, темно-синего, который на самом деле зеленовато-серый. Интересно, почему все-таки камни «темно-синие»? Тут вряд ли ошибка перевода… И надо было бы расспросить, что думает по этому поводу юноша-старожил, но только грандиозная лень обволакивала все вокруг. Лень было даже языком шевелить.
И они молчали во время ужина, лишь изредка обмениваясь любезными репликами.
…Утром Гайал проснулся хорошо отдохнувшим, без ставшей уже привычной усталости в позвоночнике, которая обычно поселялась там, когда он спал вот так вот, в походных условиях. Это было уже хорошо, а к тому еще погода стояла хорошая, день был солнечным, и обманчиво казалось, что начинает ощущаться весеннее тепло.
Под подвешенным котелком уже был разожжен огонь, и юноша сидел на камне у лужи, переплетая одну из кос. Он оглянулся и кивнул, когда Гайал издали пожелал ему доброго утра, но, похоже, точно как и вчера не был склонен к излишним разговорам.
Гайал отлил себе уже заметно теплого чая из котелка и побрился. Потом умылся колючим белым снегом и счел, что надо бы и делом заняться. Достал из рюкзака свой рабочий ящик, достал термометры, разложил их: в воду, на «темно-синий» камень, на рыжий грунт, а один вынес из цинота и оставил на заснеженной равнине. Потом присел и зарисовал эскиз цинота с расположением лужи, «темно-синих» камней и точек установки градусников. Записал на всякий случай показания барометра-анероида. Взял в пробирки пробу воды из лужи, пробу снега, немного рыжего грунта и маленький осколочек «темно-синего» камня.
Юноша начал проявлять к его действиям интерес.
- Вы геолог? – спросил он.
- Нет. Я собираю фольклор… - У Гайала возникло отчетливое ощущение, что юноша знает значение слова «фольклор», но у него не получается совместить это значение и действия Гайала в непротиворечивую картину. – Собираю легенды, сказки, рассказы о духах. Вот об этом месте мне сказали, будто тут обитают духи, - объяснил Гайал.
- Духи? Да, обитают, - согласился юноша.
- Ну вот а мне интересно, можно ли влияние этих духов определить приборами.
- Спина у вас не болит? – насмешливо сказал юноша. – Значит, влияют.
- Э, - отмахнулся Гайал. – Может быть, это самовнушение. – Он нагнулся над опущенным в лужу термометром, и увидел, что, судя по показаниям красной спиртовой линии, луже полагалось бы состоять из льда, а не из воды. – Интересные дела… - присвистнул он, записывая показания немудреного прибора. Да уж, дела были интересными: все градусники показывали примерно одно и то же: легкий морозец. Что на открытой заснеженной равнине, что в циноте, где снег лежал отдельными пятнами, что на теплых на ощупь «темно-синих» камнях.
- Действительно, интересно, - заметил юноша, заглядывая через плечо Гайана в запись результатов измерений. – А мне и в голову не приходило сюда приборы принести. Ну духов цинот и есть духов цинот.
- А почему камни – темно-синие? – спросил Гайал.
- Это жертвенник, - юноша постучал пальцами по плоскому камню. – А кровь почему-то на этих камнях быстро синеет.
- Что, правда? – Гайал задумался, где бы взять крови, чтобы проверить утверждение.
Однако еще не пришел к мысли надрезать себе руку, как юноша, крикнул «Не вздумайте! Подождите, я сейчас!», понесся наверх. Несколько минут спустя он появился с только что пойманной куропаткой. Белая птица, которую он нес за ноги, трепыхалась и пыталась клюнуть его рукав. Юноша вынул нож, ловким ударом распорол птицу как подушку, на камень брызнула кровь. Ярко-красная, и никакого желания синеть у нее вроде не было.
Юноша, держа птицу на отлете, чтобы не запачкаться, спросил:
- Вам нужна эта куропатка?
- Только чтобы набрать крови для сравнения с жертвенной, - сказал Гайал, доставая пробирку. – А так вроде бы незачем.
Юноша дал Гайалу взять в пробирку немного крови, а потом унес птицу из цинота, выбросив ее на равнину.
- Чтобы не слишком много давать еды духам, - объяснил он, вернувшись к костру.
Гайал, который решил, что крови на посинение надо какое-то время, тоже сел у костра и решил пока позавтракать, тем более, что чай уже закипел.
- Мы не опоздаем на поезд? – спросил он, наливая чай в кружки.
Юноша покачал головой:
- У нас еще уйма времени.
Они снова непринужденно молчали, как и вчера вечером, и Гайала это совершенно не напрягало. После завтрака он выбрал около поленницы палку подлиннее, собираясь промерить глубину лужи.
- Вы поосторожнее, - предупредил его юноша. – не свалитесь в воду. Ничего страшного не случится, но лучше не надо.
- А я руку окунал, - встревожено сказал Гайал. – Вчера.
- Руку – можно, - сказал юноша. – А вот свалитесь – удачи вам не видать. А в шаманов вы, наверное, не верите, невезучесть к ним снимать не пойдете.
Гайал не то чтобы в шаманов не верил, а просто полагал, что к его личной, уже давно имеющейся невезучести лишняя невезучесть будет явным перебором, принял информацию к сведению, но практически забыл к тому времени, когда счистил в очередную пробирку с камня немножко подсохшей крови – действительно, какой-то темно-синей, как ночное небо. Он ступил на «надгробие», собираясь с его погруженного в воду конца промерить глубину лужи – на первый взгляд мелкой, от силы в фут глубиной даже с учетом того, что в воде обычно дно кажется ближе, чем оно бывает на самом деле. Однако двухярдовая палка неожиданно ушла в воду почти вся, и Гайал, вовсе не ожидавший этого, чуть не ухнул вслед за ней. В последнюю секунду его за шкирку с неожиданной силой удержал подскочивший юнец, и Гайал, чувствуя, как трещит его куртка, с силой схватился за юношу. Восстановив равновесие, он тут же юношу и отпустил, и тот отскочил, рассерженно шипя.
- Я за тебя слишком сильно схватился? – смущенно спросил Гайал. Его ж предупреждали, предупреждали! Так нет же, осторожность соблюдать – это мы не умеем. А если б оба свалились? Были бы сейчас оба как мокрые курицы да еще и невезучие по уши.
- Н-ничего, - с запинкой ответил юноша, не сводя с Гайала испуганного взгляда. – Ты в следующий раз поаккуратнее, а то всякое может случиться, - попробовал улыбнуться юноша и отвернулся, направившись к костру. Он занялся сборами, старательно не глядя на Гайала. Гайал тоже молча упаковывал вещи, чувствуя себя виноватым. Так-то он оценивал свою хватку, как не очень сильную, но он же точно не мог знать, что хватается за здорового человека. Вдруг у юноши рука была не так давно ранена или сломана? У Гайала и самого иногда до боли устает спина, так что он мог бы и окрыситься на ухватившегося за него в такой момент человека
- Извини, - сказал он вполголоса. - Я полный придурок.
- Дело не в вас, - вежливо ответил юноша, по-прежнему не глядя на него. – Во мне.
- Я за рану схватился, - утверждающе сказал Гайал.
- Нет. Или да. – Юнец выпрямился и повернулся к нему, протянул руку: - Мне не было больно, но я не хочу сейчас объяснять, что со мной.
Гайал тряхнул его ладонь в своей, глядя на напряженное лицо юнца.
- Все в порядке, - сказал юноша. – Давай замнем этот вопрос.
Они собрали свои вещи, встали на лыжи, направились к железной дороге – в объезд рощи и двуглавой скалы по вчерашней лыжне Гайала. У издалека видной вершины водокачки Шестидесятой мили в небо трубами торчали несколько дымов. Однако не было пока заметно, чтобы один из дымов двинулся поближе.
Гайал чувствовал неловкость: молчание было ему сейчас в тягость, хотя на ходу было в общем не до разговоров. Оглядываясь на юношу, он видел, что тот о чем-то задумался. Впрочем, к тому времени, когда они вышли к рельсовой колее, юноша, кажется, пришел к каким-то итогам, его лицо разгладилось. Правда, Гайал вовсе не ожидал такого предложения, с которым обратился к нему его юный попутчик.
- Мне нужен компаньон, - сказал юноша.
Компаньон в Котловине – это нечто большее, чем обычный деловой компаньон в Империи. Здесь это человек, которому доверяешь полностью: от него часто зависит не только кошелек, но и жизнь. Побратим, одним словом, только без взрезания вен и обмена высокопарными клятвами.
- Я думаю, вы как раз такой человек, который мне нужен, - продолжил юноша.
