У Груса изо рта при первом приступе смеха вылетел изрядный кусок непрожеванной лепешки и, пролетев несколько ярдов, плюхнулся перед сидевшим в своем углу страшным Тхором; сам же Грус мелко содрогался всем телом и ржал так, что под невысокими сводами пещерки родилось неожиданное эхо и испугано заметалось там. Мергус смеялся от всей души, запрокинув голову и прикрыв лицо растопыренной пятерней; его торчащий вверх кадык непрестанно судорожно двигался. Смеялся даже все это время не подававший признаков жизни из-под своего кожистого шалашика Тхор: он, видимо, задремал там, укрывшись крыльями, и потревоженный незнакомыми звуками спросонья растопырился, готовясь к отражению неведомой опасности, но не обнаружив таковой, присоединился к общему веселью, негромко и низко поухивая и не забывая при этом подгребать к себе извергнутый Грусом кусок лепешки.
Батен смотрел на них и ничего не понимал. Неужели его простой вопрос вызвал эту вакханалию веселья? Ну да, конечно, для них рыбьи яйца не могли быть таким уж деликатесом, это естественно – они ведь поморники, и рыба во всех проявлениях для них была пищей обыкновенной. Тогда как в Империи она стоила приличные деньги и позволить себе те же рыбьи яйца мог далеко не каждый и далеко не каждый день. Что же тут смешного, если он был удивлен, обнаружив столь редкий деликатес в будничном ужине простых золотарей? Не заржал же он, увидав золотарей в шелках! Хотя смех вышел бы горьким: у вас золотари в шелках, а у меня – рваные поддевки от деда…
– Ну ты насмешил, парень, – отсмеявшись, сквозь не унимающуюся медвежью икоту, проговорил, наконец, Волантис. – Рыбьи, понимаешь, яйца! Сколько лет живу, и на Отмелях сколько был, и в Океан ходить доводилось… А рыб с яйцами ни разу не видывал.
– Это они так у себя на Плато икру называют, – весело пояснил Грус. – Я от тамошних торгашей слышал. Вроде как рыбы яйца откладывают, на манер птиц или там драконов… – и он опять засмеялся, на сей раз просто, без эха.
– А между прочим, они не так уж и не правы, – вполне серьезно сказал Мергус. – Яйцами, если уж на то пошло, икра по сути и является. Все то же самое? оболочка, зародыш, питательная среда. Любой зародыш – суть яйцо. Даже говорят так «аб ово», «из яйца», значит.
– Это по-каковски? – полюбопытствовал Грус.
– А кто его знает, – пожал плечами Мергус. – Это я от Арканастра слышал.
– А-а-а, – протянул Грус и замолчал.
– Эй, кто тут поминает Аркнастра к ночи! – прикрикнул на них Волантис. – Посмеялись, и будя. Спать уж пора, а мы еще не поужинали.
Доужиновали в молчании. Батен старался есть скромно. Хотя лепешку с деликатесной «икрой» он умял с огромным аппетитом, но от добавки, предложенной Грусом, все же отказался. Зато с удовольствием съел несколько кусков похожей на мясо пропеченной в овощах рыбы. Вкус ее был необычен, но прян и вызывал желание есть еще и еще.
Сразу после ужина, остатки которого употребил Тхор, Мергус стал укладываться спать, а золотари вышли подышать свежим воздухом. Батен вышел следом за ними.
За порогом пещерки оказалось узкая, не шире полуярда площадка-карниз, незаметно переходящая в наклонную тропинку. Вверх и вниз вдоль карниза стены в камень были вбиты металлические колышки с кольцами, сквозь которые была протянута тонкая бечевка. Концы ее уходили в обе стороны и исчезали в сгустившемся полумраке. Батен решил, что это страховочный леер, служивший, чтобы проходящие по тропе не свалились в пропасть, которая на его счастье лишь угадывалась внизу, но видна не была. Батена так и тянуло заглянуть туда, за край площадки, но он не рискнул. Зато оба золотаря преспокойно уселись на самый край, свесив ноги во тьму, и покуривали коротенькие трубки, ведя неспешный разговор о своем. Батен почти не прислушивался к нему. Несмотря на свежий ветерок и то, что он таки просто насмерть вцепился в скользкие перильца-леера, его едва не подташнивало и покачивало, словно на лодке.
– Что, страшновато с непривычки? – обернувшись к нему, сказал Грус.
– Да нет, ничего, – выдавил из себя Батен.
– Ты, парень, не стесняйся, держись, если что, покрепче за землю, – ободрил его Грус.
А Волантис прибавил:
– Не бери с нас пример. Нам можно, а тебе пока не стоит.
– Вы думаете, что я должен начинать… привыкать? – спросил Батен, уловив интонацию золотаря.
– А ты как полагаешь? – вопросом на вопрос ответил тот. – Не собираешься же ты возвращаться наверх? Нет, милый, ничего у тебя не выйдет, забудь. Туда, – он потыкал трубкой тьму у себя над головой, – тебе больше пути нет. Ты, парень, теперь такой же рыбоед, как и мы. Так что, хочешь – не хочешь, а привыкать придется.
«А в самом деле, что мне там, наверху? – подумал Батен с горечью. – Что связывает меня с Империей?»
Дом? Так он туда никогда не попадет из своей ссылки; есть, конечно, надежда, но слишком слабая, что будет когда-нибудь амнистия, или его помилуют за какие-нибудь заслуги. Но, скорее всего, прибыть в родной Шеат ему предстоит в деревянном мундире без знаков различия; если, конечно, просто не закопают где-нибудь тут же. Жены у него тоже, можно сказать, нет… или скоро не будет. И детей, слава Небесам, не привелось родить... А все остальные-прочие – родня, сослуживцы, знакомцы – просто не в счет. Так что? Долг и долги? Но с долгами он рассчитался, а свой главный долг исполнял честно и достойно, так что тут ему стыдиться было нечего.
Вот и получается, что куда ни кинь – ничего его с прежней жизнью не связывает.
Значит, надо начинать новую. Вопрос: как?
– Наверное, вы правы, – произнес наконец Батен. – Но как мне это сделать?
– Вот это, парень, другой разговор! – одобрительно сказал Волантис. Он ловко поднялся на ноги, хрустко потянулся могучим телом и, выбив трубку о вбитый в стену колышек, сунул ее и кисет куда-то под свою белую рубаху. – Это-то мы завтра с утречка и обсудим. А сейчас – спать, всем спать!
Утром Батен обнаружил, что они остались в пещере одни. Мергус исчез ночью вместе со своим крылатым спутником и одним из тюков. Грус сонно объяснил, что разведчик затемно снялся с места и ушел на Стену по своим, никому не ведомым делам. Кромники, объяснил он, уже покряхтывая и делая какую-то гимнастику, никому особенно не объясняют, где они пропадают. Просто собираются и уходят неведомо куда, а потом появляются – и делают заявки: там-то и там-то найден, скажем, уголь, или рудная жила, или еще что. И если Гильдия, которой это касается, заинтересуется, то кромник продает карты района или ведет туда экспедицию гильдеров. За соответствующую, само собой, оплату. И вообще, люди они странные замкнутые, но интересные, подвел он итог и, прекратив мучить мышцы, бодро велел идти умываться.
Умылись в том самом озерце, где вчера золотари отмывали бесчувственного Батена и стирали его одежду. Располагалось оно выше по тропе, и Батен шел к нему, держась за леер и глядя только в стену; возвращался таким же образом, и только в пещере он почувствовал себя спокойно.
За завтраком разговор пошел о дальнейшей судьбе Батена. Мужики-золотари оказались и вправду людьми душевными. Батен даже не ожидал такого участия от особ столь низкого положения. Особенно после вчерашнего нелестного замечания Волантиса.
Впрочем, если вдуматься, Батен сейчас по своему положению был гораздо ниже своих спасителей: без роду, без звания, один в незнакомой, чужой стране, ни обычаев, ни законов которой не знает; без покровителей, без денег и какой-то возможностей их заработать... Кому здесь нужен был бывший уланский поручик, никогда и ничему, кроме военного дела, ни обучавшийся? Может, здесь нужны хотя бы солдаты-наемники?
Волантис на его вопрос неопределенно хмыкнул, а Грус покачал головой:
– Войск у нас нет. По договору с вами нам запрещено иметь армию. Полиция есть, на всякий случай, но тебе туда не попасть. В отрядах ЧК тоже, конечно, дисциплина в почете, но туда и своих-то через пятого десятого берут за особые заслуги, так что… – он развел руками.
– Что да, то точно, – подтвердил Волантис. – К тому же уланы там совсем уж ни к чему – коней-то у нас и вовсе нет. По тому же договору.
– Куда же мне идти? – спросил Батен. – На что жить?
– Да, даром кормить тебя никто не будет, – кивнул Волантис, – а делать ты по нашим мерками ни демона не умеешь. Так что одна тебе дорога, парень – ушки идти теребить.
– А что, – оживился Грус. – Я, помню, пацаном когда еще был, штаны прожег. Так папаня меня тогда приставу сдал, а тот уж, как водится, на ушки и определил. Суров был старик, сейчас уже не тот. – Грус мечтательно как-то вздохнул, и продолжал с той же интонацией: – Так вот, я там на целый год и пропал. А все почему? С ушной печатью на Отмелях до следующих ушек в любой корчме бесплатно накормят - раз, напоят и спать уложат - два… Пристав, правда, в школу ещё заставлял ходить, спасибо ему... Но то ж днём, а в остальное время – гуляй не хочу! Что ещё пацану надо? Вот я и кормился без папашиного пригляда целый год. И уж на второй сезон было намылился, да папаня меня нашел, выловил и к делу пристроил. Хорошее было время!
– Дерьмо собирать? – не удержавшись, усмехнулся Батен. Он тут же пожалел о сказанном, но Грус совсем не собирался обижаться – усмехнулся ответно и пояснил непонятно, но с явной лукавинкой:
– Папаня мой, к слову сказать, первый огородник на всей Стене тогда был. А удобрения всякому огороду нужны. Воняет оно, это верно. Зато на Стену с Отмелей таскать ничего не надо — все само сверху падает. Куда дешевле...
– Так вот слушай, – перебил напарника по дерьмовой работе Волантис, обращаясь к Батену. – Грус правду говорит, потеребишь ушки – до следующей страды, считай, сносная кормежка и ночлег тебе обеспечены. А за это время оглядишься, освоишься, найдешь дело по себе, ремеслу какому-нибудь обучишься. А нет — еще на один сезон останешься. На Таласе от голода еще никто не помирал. Голова-руки есть, выживешь.
Выбора особого у Батена не было, приходилось верить золотарям на слово. Он согласился, и на том дело и порешили.
Грус и Волантис, не спешили сбывать Батена с рук, пока не кончат заниматься своими делами, и ему пришлось весь этот и половину следующего дня помогать, как мог, золотарям: таскал тяжеленные кожаные мешки-бурдюки с дармовым солдатским «удобрением», подогревал на лампе-жаровне немудреную еду, в общем – старался быть хоть чем-то полезным. И размышлять о своей дальнейшей жизни и, например, об «ушках».
Что это за «ушки» такие и кого за них надо теребить, золотари ему толком так и не объяснили, потому что «это долгая история, а надо работать», сказал Волантис. Но подумав было поначалу, что это нечто вроде местной разновидности каторги, после мечтательных воспоминаний Груса, Батен и сам догадался, что был не совсем прав. Скорее всего «теребить ушки» означало на местном наречии что-нибудь вроде «бить баклуши», то есть заниматься какой-нибудь неквалифицированной и непрестижной работой, например, чистить те же нужники (хотя вряд ли), к чему ему было не привыкать. А если за это хотя бы кормят бесплатно – уже хорошо, решил Батен и принялся терпеливо ждать, когда у его спасителей найдется время заняться его судьбой.
Время настало к обеду следующего дня. Они с Грусом, перенеся к транспортному желобу очередной бурдюк дерьма, помылись и только вернулись в пещерку, чтобы подогреть еды, когда появился отлучавшийся куда-то Волантис.
Когда сели за стол, он объявил, что здесь всё закончено, так что пообедав они уходят вниз, и как бы между прочим поинтересовался у Батена:
– Наверх что-нибудь передать хочешь? Есть возможность.
– Наверх… – удивился Батен.
– Да, – спокойно кивнул Волантис. – Есть там один парень. Он скоро с Края уезжает, может твою весточку кому скажешь передать. Так будешь писать?
Батен ответил не сразу, а прежде глубоко задумался.
То, что золотари – или по крайней мере, один из них – не так просто золотари, можно было бы догадаться и сразу: мелкая контрабанда, взаимовыгодный обмен и прочие невинные проделки – без этого не обходится ни одна пограничная область Империи, такова жизнь. Но то, что у Волантиса имеется связь не только с верхом, но и с глубинными районами Империи, насторожило. И что это за парень такой, на днях уезжающий с Края? Уж не тот ли, что подходил к нему накануне его попадания в очко? Как бишь его звали: Меркан?.. Мерман?.. Аламак – это точно. Батен даже подумал было уточнить у Волантиса, да по здравому размышлению решил промолчать. И вообще держать с золотарями ухо востро – так, на всякий случай. Слишком уж интересной выглядела в новом свете цепочка совпадений, приведших его к этой пещерке. Не очень понятно, правда, было, на что мог кому-то понадобиться простой уланский поручик, чтобы городить из-за него такой вот огород? Но и просто так выбросить эту мысль из головы Батен не мог.
– Так что? – напомнил Волантис и прихлебнул из ложки варева из местных «концентратов».
– Нет, – тряхнул головой Батен. – Что с Края упало, то пропало. И нечего тревожить ненужные воспоминания.
— Как знаешь, – не стал настаивать золотарь и запустил ложку в котелок.
Батен смотрел на них и ничего не понимал. Неужели его простой вопрос вызвал эту вакханалию веселья? Ну да, конечно, для них рыбьи яйца не могли быть таким уж деликатесом, это естественно – они ведь поморники, и рыба во всех проявлениях для них была пищей обыкновенной. Тогда как в Империи она стоила приличные деньги и позволить себе те же рыбьи яйца мог далеко не каждый и далеко не каждый день. Что же тут смешного, если он был удивлен, обнаружив столь редкий деликатес в будничном ужине простых золотарей? Не заржал же он, увидав золотарей в шелках! Хотя смех вышел бы горьким: у вас золотари в шелках, а у меня – рваные поддевки от деда…
– Ну ты насмешил, парень, – отсмеявшись, сквозь не унимающуюся медвежью икоту, проговорил, наконец, Волантис. – Рыбьи, понимаешь, яйца! Сколько лет живу, и на Отмелях сколько был, и в Океан ходить доводилось… А рыб с яйцами ни разу не видывал.
– Это они так у себя на Плато икру называют, – весело пояснил Грус. – Я от тамошних торгашей слышал. Вроде как рыбы яйца откладывают, на манер птиц или там драконов… – и он опять засмеялся, на сей раз просто, без эха.
– А между прочим, они не так уж и не правы, – вполне серьезно сказал Мергус. – Яйцами, если уж на то пошло, икра по сути и является. Все то же самое? оболочка, зародыш, питательная среда. Любой зародыш – суть яйцо. Даже говорят так «аб ово», «из яйца», значит.
– Это по-каковски? – полюбопытствовал Грус.
– А кто его знает, – пожал плечами Мергус. – Это я от Арканастра слышал.
– А-а-а, – протянул Грус и замолчал.
– Эй, кто тут поминает Аркнастра к ночи! – прикрикнул на них Волантис. – Посмеялись, и будя. Спать уж пора, а мы еще не поужинали.
Доужиновали в молчании. Батен старался есть скромно. Хотя лепешку с деликатесной «икрой» он умял с огромным аппетитом, но от добавки, предложенной Грусом, все же отказался. Зато с удовольствием съел несколько кусков похожей на мясо пропеченной в овощах рыбы. Вкус ее был необычен, но прян и вызывал желание есть еще и еще.
Сразу после ужина, остатки которого употребил Тхор, Мергус стал укладываться спать, а золотари вышли подышать свежим воздухом. Батен вышел следом за ними.
За порогом пещерки оказалось узкая, не шире полуярда площадка-карниз, незаметно переходящая в наклонную тропинку. Вверх и вниз вдоль карниза стены в камень были вбиты металлические колышки с кольцами, сквозь которые была протянута тонкая бечевка. Концы ее уходили в обе стороны и исчезали в сгустившемся полумраке. Батен решил, что это страховочный леер, служивший, чтобы проходящие по тропе не свалились в пропасть, которая на его счастье лишь угадывалась внизу, но видна не была. Батена так и тянуло заглянуть туда, за край площадки, но он не рискнул. Зато оба золотаря преспокойно уселись на самый край, свесив ноги во тьму, и покуривали коротенькие трубки, ведя неспешный разговор о своем. Батен почти не прислушивался к нему. Несмотря на свежий ветерок и то, что он таки просто насмерть вцепился в скользкие перильца-леера, его едва не подташнивало и покачивало, словно на лодке.
– Что, страшновато с непривычки? – обернувшись к нему, сказал Грус.
– Да нет, ничего, – выдавил из себя Батен.
– Ты, парень, не стесняйся, держись, если что, покрепче за землю, – ободрил его Грус.
А Волантис прибавил:
– Не бери с нас пример. Нам можно, а тебе пока не стоит.
– Вы думаете, что я должен начинать… привыкать? – спросил Батен, уловив интонацию золотаря.
– А ты как полагаешь? – вопросом на вопрос ответил тот. – Не собираешься же ты возвращаться наверх? Нет, милый, ничего у тебя не выйдет, забудь. Туда, – он потыкал трубкой тьму у себя над головой, – тебе больше пути нет. Ты, парень, теперь такой же рыбоед, как и мы. Так что, хочешь – не хочешь, а привыкать придется.
«А в самом деле, что мне там, наверху? – подумал Батен с горечью. – Что связывает меня с Империей?»
Дом? Так он туда никогда не попадет из своей ссылки; есть, конечно, надежда, но слишком слабая, что будет когда-нибудь амнистия, или его помилуют за какие-нибудь заслуги. Но, скорее всего, прибыть в родной Шеат ему предстоит в деревянном мундире без знаков различия; если, конечно, просто не закопают где-нибудь тут же. Жены у него тоже, можно сказать, нет… или скоро не будет. И детей, слава Небесам, не привелось родить... А все остальные-прочие – родня, сослуживцы, знакомцы – просто не в счет. Так что? Долг и долги? Но с долгами он рассчитался, а свой главный долг исполнял честно и достойно, так что тут ему стыдиться было нечего.
Вот и получается, что куда ни кинь – ничего его с прежней жизнью не связывает.
Значит, надо начинать новую. Вопрос: как?
– Наверное, вы правы, – произнес наконец Батен. – Но как мне это сделать?
– Вот это, парень, другой разговор! – одобрительно сказал Волантис. Он ловко поднялся на ноги, хрустко потянулся могучим телом и, выбив трубку о вбитый в стену колышек, сунул ее и кисет куда-то под свою белую рубаху. – Это-то мы завтра с утречка и обсудим. А сейчас – спать, всем спать!
***
Утром Батен обнаружил, что они остались в пещере одни. Мергус исчез ночью вместе со своим крылатым спутником и одним из тюков. Грус сонно объяснил, что разведчик затемно снялся с места и ушел на Стену по своим, никому не ведомым делам. Кромники, объяснил он, уже покряхтывая и делая какую-то гимнастику, никому особенно не объясняют, где они пропадают. Просто собираются и уходят неведомо куда, а потом появляются – и делают заявки: там-то и там-то найден, скажем, уголь, или рудная жила, или еще что. И если Гильдия, которой это касается, заинтересуется, то кромник продает карты района или ведет туда экспедицию гильдеров. За соответствующую, само собой, оплату. И вообще, люди они странные замкнутые, но интересные, подвел он итог и, прекратив мучить мышцы, бодро велел идти умываться.
Умылись в том самом озерце, где вчера золотари отмывали бесчувственного Батена и стирали его одежду. Располагалось оно выше по тропе, и Батен шел к нему, держась за леер и глядя только в стену; возвращался таким же образом, и только в пещере он почувствовал себя спокойно.
За завтраком разговор пошел о дальнейшей судьбе Батена. Мужики-золотари оказались и вправду людьми душевными. Батен даже не ожидал такого участия от особ столь низкого положения. Особенно после вчерашнего нелестного замечания Волантиса.
Впрочем, если вдуматься, Батен сейчас по своему положению был гораздо ниже своих спасителей: без роду, без звания, один в незнакомой, чужой стране, ни обычаев, ни законов которой не знает; без покровителей, без денег и какой-то возможностей их заработать... Кому здесь нужен был бывший уланский поручик, никогда и ничему, кроме военного дела, ни обучавшийся? Может, здесь нужны хотя бы солдаты-наемники?
Волантис на его вопрос неопределенно хмыкнул, а Грус покачал головой:
– Войск у нас нет. По договору с вами нам запрещено иметь армию. Полиция есть, на всякий случай, но тебе туда не попасть. В отрядах ЧК тоже, конечно, дисциплина в почете, но туда и своих-то через пятого десятого берут за особые заслуги, так что… – он развел руками.
– Что да, то точно, – подтвердил Волантис. – К тому же уланы там совсем уж ни к чему – коней-то у нас и вовсе нет. По тому же договору.
– Куда же мне идти? – спросил Батен. – На что жить?
– Да, даром кормить тебя никто не будет, – кивнул Волантис, – а делать ты по нашим мерками ни демона не умеешь. Так что одна тебе дорога, парень – ушки идти теребить.
– А что, – оживился Грус. – Я, помню, пацаном когда еще был, штаны прожег. Так папаня меня тогда приставу сдал, а тот уж, как водится, на ушки и определил. Суров был старик, сейчас уже не тот. – Грус мечтательно как-то вздохнул, и продолжал с той же интонацией: – Так вот, я там на целый год и пропал. А все почему? С ушной печатью на Отмелях до следующих ушек в любой корчме бесплатно накормят - раз, напоят и спать уложат - два… Пристав, правда, в школу ещё заставлял ходить, спасибо ему... Но то ж днём, а в остальное время – гуляй не хочу! Что ещё пацану надо? Вот я и кормился без папашиного пригляда целый год. И уж на второй сезон было намылился, да папаня меня нашел, выловил и к делу пристроил. Хорошее было время!
– Дерьмо собирать? – не удержавшись, усмехнулся Батен. Он тут же пожалел о сказанном, но Грус совсем не собирался обижаться – усмехнулся ответно и пояснил непонятно, но с явной лукавинкой:
– Папаня мой, к слову сказать, первый огородник на всей Стене тогда был. А удобрения всякому огороду нужны. Воняет оно, это верно. Зато на Стену с Отмелей таскать ничего не надо — все само сверху падает. Куда дешевле...
– Так вот слушай, – перебил напарника по дерьмовой работе Волантис, обращаясь к Батену. – Грус правду говорит, потеребишь ушки – до следующей страды, считай, сносная кормежка и ночлег тебе обеспечены. А за это время оглядишься, освоишься, найдешь дело по себе, ремеслу какому-нибудь обучишься. А нет — еще на один сезон останешься. На Таласе от голода еще никто не помирал. Голова-руки есть, выживешь.
Выбора особого у Батена не было, приходилось верить золотарям на слово. Он согласился, и на том дело и порешили.
Грус и Волантис, не спешили сбывать Батена с рук, пока не кончат заниматься своими делами, и ему пришлось весь этот и половину следующего дня помогать, как мог, золотарям: таскал тяжеленные кожаные мешки-бурдюки с дармовым солдатским «удобрением», подогревал на лампе-жаровне немудреную еду, в общем – старался быть хоть чем-то полезным. И размышлять о своей дальнейшей жизни и, например, об «ушках».
Что это за «ушки» такие и кого за них надо теребить, золотари ему толком так и не объяснили, потому что «это долгая история, а надо работать», сказал Волантис. Но подумав было поначалу, что это нечто вроде местной разновидности каторги, после мечтательных воспоминаний Груса, Батен и сам догадался, что был не совсем прав. Скорее всего «теребить ушки» означало на местном наречии что-нибудь вроде «бить баклуши», то есть заниматься какой-нибудь неквалифицированной и непрестижной работой, например, чистить те же нужники (хотя вряд ли), к чему ему было не привыкать. А если за это хотя бы кормят бесплатно – уже хорошо, решил Батен и принялся терпеливо ждать, когда у его спасителей найдется время заняться его судьбой.
Время настало к обеду следующего дня. Они с Грусом, перенеся к транспортному желобу очередной бурдюк дерьма, помылись и только вернулись в пещерку, чтобы подогреть еды, когда появился отлучавшийся куда-то Волантис.
Когда сели за стол, он объявил, что здесь всё закончено, так что пообедав они уходят вниз, и как бы между прочим поинтересовался у Батена:
– Наверх что-нибудь передать хочешь? Есть возможность.
– Наверх… – удивился Батен.
– Да, – спокойно кивнул Волантис. – Есть там один парень. Он скоро с Края уезжает, может твою весточку кому скажешь передать. Так будешь писать?
Батен ответил не сразу, а прежде глубоко задумался.
То, что золотари – или по крайней мере, один из них – не так просто золотари, можно было бы догадаться и сразу: мелкая контрабанда, взаимовыгодный обмен и прочие невинные проделки – без этого не обходится ни одна пограничная область Империи, такова жизнь. Но то, что у Волантиса имеется связь не только с верхом, но и с глубинными районами Империи, насторожило. И что это за парень такой, на днях уезжающий с Края? Уж не тот ли, что подходил к нему накануне его попадания в очко? Как бишь его звали: Меркан?.. Мерман?.. Аламак – это точно. Батен даже подумал было уточнить у Волантиса, да по здравому размышлению решил промолчать. И вообще держать с золотарями ухо востро – так, на всякий случай. Слишком уж интересной выглядела в новом свете цепочка совпадений, приведших его к этой пещерке. Не очень понятно, правда, было, на что мог кому-то понадобиться простой уланский поручик, чтобы городить из-за него такой вот огород? Но и просто так выбросить эту мысль из головы Батен не мог.
– Так что? – напомнил Волантис и прихлебнул из ложки варева из местных «концентратов».
– Нет, – тряхнул головой Батен. – Что с Края упало, то пропало. И нечего тревожить ненужные воспоминания.
— Как знаешь, – не стал настаивать золотарь и запустил ложку в котелок.
