Город горел и утопал в крови жителей… Всюду виднелись вздымающиеся к небу языки яркого алого пламени. И будто в противовес этим пожарам и черной ночи из земли выстреливали столпы слепящего белого Света. Первородного Света. Сводившего с ума тех, кто взглянул на него. Пока этих столпов было немного. Но Свет прорезался не только из земли и из каменных стен и черепичных крыш домов, он прорезал горячий ночной воздух и выстреливал из воды в реке и городских каналах.
Люди, обезумевшие от страха и Света, кричали, хрипели и звали на помощь. И этот гул голосов слился в единый пугающий хор, который воцарился над умирающим городом. Кто-то молился всем богам, которых знал, кто-то тихонько плакал в темных углах и подворотнях, кто-то еще пытался спастись и бежал в сторону городских ворот, а кто-то же, наоборот, смирившись со своей участью, обращал взор к Свету. И они сходили с ума, и обращались хищными тварями, которые нападали на еще живых и пытавшихся спастись людей.
Повсюду стоял тошнотворный металлический запах крови. Город погибал…
И среди всего этого безумия и хаоса стоял и озирался по сторонам потерянный Риан. Он не знал, что делать. Он не мог ничего изменить и спасти этот город и его людей…
Вдруг перед ним вырвался столп слепящего белого Света, мальчик взглянул на него, и последней его мыслью было: «Мама».
Он неожиданно ощутил какую-то странную легкость, будто кто-то поднял его, как невесомое перышко, и закружил в воздухе. А потом он почувствовал под ногами твердую землю, распознал запах зеленого весеннего леса, ароматы цветущих трав, и услышал пение птиц. Лучи солнца ласково касались его лица. Больше не было слышно ни плача, ни криков, ни стонов умирающих. Там. Где он оказался царили покой и умиротворение.
И совершенно неожиданно Риан почувствовал, как кто-то споткнулся об него и повалился рядом на землю. Закряхтел, поднялся, стал причитать и попытался поднять Риана. Мальчик открыл глаза, не веря тому, что происходит вокруг него, и заметил старика в лохмотьях. Он поднял Риана на ноги и стал отряхивать его одежду, извиняясь:
— Прости, добрый мальчик. Ничтожество не хотел обидеть, Ничтожество спешил, — говорил он о себе как-то странно, будто сумасшедший.
Риан оглянулся и увидел вокруг себя зеленый лес: дубы, ели и сосны, цветущие кустарники и травы. В небе, голубом и ясном, высоко парили птицы, и солнце, казалось, ласково и приветливо улыбалось ему. Пораженный Риан зажмурился, замотал головой, поначалу не поверил увиденному! А потом, когда открыл глаза, снова увидел лес и чистое небо, раскинувшееся над ним. Он больше не был в погибающем Энрате. Он был в каком-то другом месте, где все еще властвовала жизнь и где люди не сходили с ума и не превращались в жаждущих крови хищников. Он в замешательстве поглядел на склоняющего перед ним голову старика.
А потом Риан услышал пронесшееся над лесом:
— Лия!
Как бы Ивея не храбрилась перед отцом и братом, а все же боязно было ей покидать родительский дом и ехать одной, без поддержки семьи, в новую ликийскую столицу. Впервые уезжала она так далеко от Вышгорода. И впервые должна была встретиться со своим женихом и его родней. Единственное, что успокаивало ее, доброта и внимание молодого наместника. Глядя на Арвэя, Ивея мысленно обращалась к богам и просила их, чтобы и его младший брат, ее жених, нравом походил на него и также был добр и внимателен к ней. Этим и успокаивала себя Ивея, а также пониманием своего долга перед отцом и своим народом. Ее брак с братом Арвэя был не только делом личным и касался ее счастья и благополучия, но и должен был послужить общему благу и укрепить союз Ликии и Ниннеи. Потому Ивея и не противилась будущему замужеству, и благосклонно приняла эту новость, когда узнала от отца, что должна уехать в империю и там выйти замуж. Понимала, что ответственность и на ней, и мысленно готовила себя к тому, чтобы понравиться жениху и построить с ним счастливый союз.
Лия сразу распознала в тихой и скромной Ивеи волевую и сильную натуру, верную долгу и обязательствам. Дочь хоругва вызывала в ней и уважение, и симпатию, потому девушки и сдружились так быстро и стали не разлей вода. Всюду ходили вместе, много времени проводили друг с другом и делились переживаниями, и рассказывали о прошлом. Ивея поведала о своем детстве без матери, о безграничной любви и благодарности к ласковому и доброму отцу и старшему брату, который всегда ее опекал и заботился. О них Ивея вспоминала только с улыбкой, в особенности о детских шалостях и играх с братом. Признавалась, что когда проказничала она, и их с Миславом ловили няньки, старший брат всегда брал вину на себя и выгораживал Ивею. Мислава она и не воспринимала как кузена, и всегда говорила о нем как о родном и самом близком после отца человеке. Все же правду тогда сказала Лии старая жрица Берена, что Мислав был родной кровью для хоругва и его дочери, верным и любящим сыном и братом, и никакая подлость его покойной матери и ее страшные прегрешения не могли изменить этого. Может, оно было и к лучшему, что Ивея ничего не знала о прошлом злой тетки. И к лучшему, что не знал об этом и сам Мислав. Как бы ему, знай он правду о преступлениях матери, смотреть в глаза родному дяде и двоюродной сестре?
Теперь в дороге Лия проводила время подле Ивеи, в крытой повозке, которая представляла из себя небольшой, но уютный дом на колесах. В этом доме было всяко комфортнее, чем в телеге или седле. В услужении Ивеи была и молодая прислужница Еленка, которая вместе с госпожой и Лией также ехала в доме на колесах, который состоял из двух комнат. Тащили его несколько ниннейских тяжеловозов, известных своей силой и выносливостью. А позади ехали посланные хоругвом охранять дочь верные дружинники. Так и выходило, что большую часть времени в дороге Лия проводила вместе с Ивеей. Дочь хоругва, как выяснилось, мало знала о родном племени Лии, поэтому с живейшим интересом слушала о жизни нереди на болотах. Все ее знания о болотных жителях только и сводились к общеизвестным фактам да некоторым противоречивым слухам. А про Нерейские топи дочь хоругва и вовсе слышала только страшилки, которыми обычно пугали детей! Про белокожих утопленниц с болотной тиной вместо волос и опасных упивцев с хвостами, как у змей. Первым делом, когда Лия рассказала о том, что училась целительству у наставницы и часто ходила за лекарственными травами на болота, Ивея спросила не встречались ли ей кровожадные чудовища. Не утягивали ли Лию в трясину не упокоенные души и не охотились ли за ней хищники. Не попадались ли ей змеи с двумя головами или птицы, у которых вместо перьев на теле была чешуя. Много о чем спрашивала у Лии Ивея, и про ядовитые растения и смертельно опасный для человека мох, и даже про волшебные камни. А однажды спросила и про то, как повстречался ей наместник. Но про то Лия рассказала с неохотой. Лишь упомянула, что в ее родную деревню ликийцы приехали только потому, что им потребовалась помощь, а какая помощь и кому — уточнять не стала, а Ивея и не стала выспрашивать. Поняла, что это деликатная тема, и Лия не хотела ее обсуждать. Но вот про то, как сама молодая травница оказалась подле наместника и почему ехала вместе с ним в столицу, рассказала. И про верен, которых долгое время считала болотными духами и про проклятье крови, из-за которого (как соврала подруге) до сих пор страдала. Об этом Лия врала и Арвэю.
Несмотря на все сомнения, которые одолевали, она решила поступить, как советовала ей Берена — притворяться и дальше разыгрывать приступы меланхолии. Ведь неспроста мудрая жрица поведала ей об Анталасе и сказала быть осторожной с его сыном. Несомненно, старая Берена знала куда больше, чем говорила… И несомненным было то, что она хотела помочь Лии и предостеречь ее. Недаром говорила осторожничать с ликийцами и особенно с Арвэем, который не был до конца откровенен с Лией! В этом она и сама вскоре убедилась.
Во время одного привала, она стала свидетельницей разговора Арвэя и Леандра. Друзья полагали, что она осталась с Ивеей в доме на колесах и не слышит, о чем они говорят. А говорили они о ней и сокрытых в ней силах, которые Арвэй почувствовал чуть ли не с первой их встречи.
— Напрасно я понадеялся, что кровь Лахасса исцелит Лию еще до приезда в столицу, — сокрушался он из-за несбывшихся ожиданий.
— Не ты один заметил в ней изменения, — признавался Леандр, — я тоже был уверен, что Лия исцелилась. В Вышгороде она не страдала от своей меланхолии… и вот, стоило нам покинуть город, как проклятье снова дало о себе знать. Видимо, кровь Лахасса в ней не настолько сильна…
Вот, что они думали! Будто в ее венах текла кровь бога целителя. Поэтому верены и заключили с Лией уговор, и пили ее кровь, а взамен давали исцеляющие камни. Ведь как сказала тогда Берена? Что верены предпочитали только кровь тех, в ком была магия. А в Лии магия была, и Арвэй с Леандром считали, что причина в божественной крови Лахасса.
— Мне ведь она сразу показалась необычной, — сознавался Леандр, — к тому же, не походила на болотников, среди которых жила. Да и ты в ней сразу почувствовал магию.
Арвэй согласно кивал, а Лия, подслушивавшая их разговор, понимала, насколько права была Берена, когда предостерегала ее и говорила, что Арвэй не до конца с ней честен. Он ведь сразу мог сказать ей, что почувствовал в ней магические силы, но не стал этого делать, а утаил. Неужели не доверял ей?
— Лия и правда не похожа на болотных жителей. Они даже внешне другие, — соглашался Арвэй, — а вот силы, что в ней… похоже, Лия и сама не догадывается о них.
— Расскажешь ей?
— Прежде я хочу узнать, кто она и откуда.
После того разговора Лия уже не могла всецело доверять Арвэю и оставаться честной с ним. Он и сам, как она поняла, не доверял ей до конца. А значит, старая Берена была права. И Лия правильно поступила, что прислушалась к словам жрицы и последовала ее мудрым советам. С наместником и остальными ликийцами ей следовало быть осторожной. И следовало и дальше притворяться и разыгрывать приступы меланхолии. И она так и делала всякий раз, когда они с Арвэем будто случайно оставались одни. В те мгновения для Лии ее мнимая меланхолия оставалась единственным щитом против попыток Арвэя сблизиться с ней и поговорить откровенно. Много раз он начинал разговор о ее прошлом. О детстве, проведенном на болотах, и жизни у нереди, о том, кем были ее родители и почему не они, а Яроха и староста воспитали ее.
— Ты никогда не рассказывала о своем отце и матери, — не сдавался Арвэй и при каждом удобном случае заводил разговор о ее прошлом, — где они? Живы ли? Кем были?
И всякий раз, когда они оставались одни, и он расспрашивал ее, она замыкалась в себе и притворялась ко всему равнодушной. Глядела вдаль невидящим взглядом и делала вид, что его слова ее нисколько не трогают. И упорно молчала.
— Посмотри на меня, Лия, — тогда просил он и брал ее руки в свои, осторожно сжимал и неспешно водил пальцами по тыльной стороне ладоней, смотрел ей в глаза и улыбался, и ей казалось, что в те мгновения, когда никто не мешал им, он даже больше хотел продлить это, а не дознаться правды о ее прошлом.
И когда он вот так пристально смотрел на нее, ей становилось совсем невыносимо. И с каждым разом все труднее было лгать ему, играть и притворяться. Сердце ведь не обманешь! И никакие доводы рассудка и справедливые опасения не переубедят его! Сколько бы раз не твердила себе Лия, что Арвэй сын своего отца, сколько бы раз не напоминала себе о предостережениях Берены, а ее упрямое сердце все равно рвалось к Арвэю. И трудно ей было находиться рядом с ним и притворяться равнодушной, когда он испытывающее глядел на нее и держал ее за руки, гладил их и тепло улыбался. Каждый раз ей казалось, что не хватит ей воли устоять перед ним, что в итоге она сдастся и перестанет лгать ему и притворяться.
— Я спасу тебя от этого проклятья, Лия, — обещал он, когда в очередной раз их оставили одних, — найду лучших целителей и если понадобится, даже перейду Разлом и вернусь в уничтоженную Ликию и найду там для тебя лекарство!
С горячностью заявил он, когда взволнованная его словами Лия опустила глаза и спрятала лицо, только бы не глядеть на него. Оставаться с ним наедине теперь становилось для нее сущим испытанием. А слушать его признания, внешне оставаясь равнодушной, и вовсе казалось невозможным! Лии чудилось, что она выдает себя с головой, когда прячет от него взгляд и краснеет. А Арвэй будто специально больше не расспрашивал о ее прошлом. Теперь он только и говорил о том, что исцелит ее и найдет в столице лучших лекарей, что вернет ей прежнюю жизнь, полную радостей и энергии. Его беспокойство о ней и забота были искренними, а не надуманными, и Лия чувствовала, что небезразлична ему. Хотя уж лучше бы была безразлична, тогда бы проще ей было обманывать его. А так, выходило, что она боролась сама с собой и своим упрямым сердцем, которое совсем не слушалось разума.
В другой раз, когда Арвэй снова говорил с ней и обещал исцелить ее, не удержался, притянул к себе, крепко обнял и поцеловал. И растерянная Лия ответила ему, а после, испугавшись, оттолкнула от себя и убежала. А потом весь оставшийся день она как будто находилась под действием отравляющих чар и не могла забыть его губ на своих губах и того, как он держал ее в своих объятиях. Вот так и стала дорога до новой столицы для нее тяжелым испытанием. И в этом испытании она проигрывала… и не только она… Как-то раз Лия заметила, что в том доме на колесах, их двое таких — она и Ивея.
Дочь хоругва с каждым днем становилась все тише и печальнее. И если первые дни их совместного пути были полны разговоров о прошлом и теплых воспоминаний о детстве, то теперь подруги все реже говорили друг с другом. Все больше молчали, и каждая пребывала в собственных безрадостных мыслях. И тогда Лия стала присматриваться и подмечать, что во время их остановок, Ивея всячески сторонится Леандра, спешит от него уйти или и вовсе не попадаться ему на глаза. А если и случалось им заговорить, то оба говорили неохотно, через силу, будто их принуждал кто. И стороннему наблюдателю могло бы показаться, что Ивея и Леандр просто не выносят друг друга, а терпят из необходимости. Но как-то Лия стала свидетельницей того, что происходило между ними на самом деле. И тогда поняла, что вопреки их собственным желанием и воле между этими двоими зарождалось чувство… а чувства, как известно, губительны для долга.
В тот день они остановились у небольшого ручья, и девушки прошли вверх по течению, немного углубившись в лес. Арвэй предупредил, чтобы они далеко не уходили, а в случае чего сразу же возвращались обратно или звали на помощь. Кто же знал, что помощь понадобиться им в таком тихом и безлюдном месте. За ними последовал и Леандр, который держался на расстоянии. То ли чутье повело его за Ивеей, то ли просто голос разума, но это, наверное, и спасло девушку от верной гибели. Они немного прошли, когда первой заприметила опасность Еленка. Прислужница и шага не смогла больше ступить, застыла на месте, с ужасом глядя вперед, и с трудом выговаривая слова:
Люди, обезумевшие от страха и Света, кричали, хрипели и звали на помощь. И этот гул голосов слился в единый пугающий хор, который воцарился над умирающим городом. Кто-то молился всем богам, которых знал, кто-то тихонько плакал в темных углах и подворотнях, кто-то еще пытался спастись и бежал в сторону городских ворот, а кто-то же, наоборот, смирившись со своей участью, обращал взор к Свету. И они сходили с ума, и обращались хищными тварями, которые нападали на еще живых и пытавшихся спастись людей.
Повсюду стоял тошнотворный металлический запах крови. Город погибал…
И среди всего этого безумия и хаоса стоял и озирался по сторонам потерянный Риан. Он не знал, что делать. Он не мог ничего изменить и спасти этот город и его людей…
Вдруг перед ним вырвался столп слепящего белого Света, мальчик взглянул на него, и последней его мыслью было: «Мама».
Он неожиданно ощутил какую-то странную легкость, будто кто-то поднял его, как невесомое перышко, и закружил в воздухе. А потом он почувствовал под ногами твердую землю, распознал запах зеленого весеннего леса, ароматы цветущих трав, и услышал пение птиц. Лучи солнца ласково касались его лица. Больше не было слышно ни плача, ни криков, ни стонов умирающих. Там. Где он оказался царили покой и умиротворение.
И совершенно неожиданно Риан почувствовал, как кто-то споткнулся об него и повалился рядом на землю. Закряхтел, поднялся, стал причитать и попытался поднять Риана. Мальчик открыл глаза, не веря тому, что происходит вокруг него, и заметил старика в лохмотьях. Он поднял Риана на ноги и стал отряхивать его одежду, извиняясь:
— Прости, добрый мальчик. Ничтожество не хотел обидеть, Ничтожество спешил, — говорил он о себе как-то странно, будто сумасшедший.
Риан оглянулся и увидел вокруг себя зеленый лес: дубы, ели и сосны, цветущие кустарники и травы. В небе, голубом и ясном, высоко парили птицы, и солнце, казалось, ласково и приветливо улыбалось ему. Пораженный Риан зажмурился, замотал головой, поначалу не поверил увиденному! А потом, когда открыл глаза, снова увидел лес и чистое небо, раскинувшееся над ним. Он больше не был в погибающем Энрате. Он был в каком-то другом месте, где все еще властвовала жизнь и где люди не сходили с ума и не превращались в жаждущих крови хищников. Он в замешательстве поглядел на склоняющего перед ним голову старика.
А потом Риан услышал пронесшееся над лесом:
— Лия!
Глава XXIX. (Лия).
Как бы Ивея не храбрилась перед отцом и братом, а все же боязно было ей покидать родительский дом и ехать одной, без поддержки семьи, в новую ликийскую столицу. Впервые уезжала она так далеко от Вышгорода. И впервые должна была встретиться со своим женихом и его родней. Единственное, что успокаивало ее, доброта и внимание молодого наместника. Глядя на Арвэя, Ивея мысленно обращалась к богам и просила их, чтобы и его младший брат, ее жених, нравом походил на него и также был добр и внимателен к ней. Этим и успокаивала себя Ивея, а также пониманием своего долга перед отцом и своим народом. Ее брак с братом Арвэя был не только делом личным и касался ее счастья и благополучия, но и должен был послужить общему благу и укрепить союз Ликии и Ниннеи. Потому Ивея и не противилась будущему замужеству, и благосклонно приняла эту новость, когда узнала от отца, что должна уехать в империю и там выйти замуж. Понимала, что ответственность и на ней, и мысленно готовила себя к тому, чтобы понравиться жениху и построить с ним счастливый союз.
Лия сразу распознала в тихой и скромной Ивеи волевую и сильную натуру, верную долгу и обязательствам. Дочь хоругва вызывала в ней и уважение, и симпатию, потому девушки и сдружились так быстро и стали не разлей вода. Всюду ходили вместе, много времени проводили друг с другом и делились переживаниями, и рассказывали о прошлом. Ивея поведала о своем детстве без матери, о безграничной любви и благодарности к ласковому и доброму отцу и старшему брату, который всегда ее опекал и заботился. О них Ивея вспоминала только с улыбкой, в особенности о детских шалостях и играх с братом. Признавалась, что когда проказничала она, и их с Миславом ловили няньки, старший брат всегда брал вину на себя и выгораживал Ивею. Мислава она и не воспринимала как кузена, и всегда говорила о нем как о родном и самом близком после отца человеке. Все же правду тогда сказала Лии старая жрица Берена, что Мислав был родной кровью для хоругва и его дочери, верным и любящим сыном и братом, и никакая подлость его покойной матери и ее страшные прегрешения не могли изменить этого. Может, оно было и к лучшему, что Ивея ничего не знала о прошлом злой тетки. И к лучшему, что не знал об этом и сам Мислав. Как бы ему, знай он правду о преступлениях матери, смотреть в глаза родному дяде и двоюродной сестре?
Теперь в дороге Лия проводила время подле Ивеи, в крытой повозке, которая представляла из себя небольшой, но уютный дом на колесах. В этом доме было всяко комфортнее, чем в телеге или седле. В услужении Ивеи была и молодая прислужница Еленка, которая вместе с госпожой и Лией также ехала в доме на колесах, который состоял из двух комнат. Тащили его несколько ниннейских тяжеловозов, известных своей силой и выносливостью. А позади ехали посланные хоругвом охранять дочь верные дружинники. Так и выходило, что большую часть времени в дороге Лия проводила вместе с Ивеей. Дочь хоругва, как выяснилось, мало знала о родном племени Лии, поэтому с живейшим интересом слушала о жизни нереди на болотах. Все ее знания о болотных жителях только и сводились к общеизвестным фактам да некоторым противоречивым слухам. А про Нерейские топи дочь хоругва и вовсе слышала только страшилки, которыми обычно пугали детей! Про белокожих утопленниц с болотной тиной вместо волос и опасных упивцев с хвостами, как у змей. Первым делом, когда Лия рассказала о том, что училась целительству у наставницы и часто ходила за лекарственными травами на болота, Ивея спросила не встречались ли ей кровожадные чудовища. Не утягивали ли Лию в трясину не упокоенные души и не охотились ли за ней хищники. Не попадались ли ей змеи с двумя головами или птицы, у которых вместо перьев на теле была чешуя. Много о чем спрашивала у Лии Ивея, и про ядовитые растения и смертельно опасный для человека мох, и даже про волшебные камни. А однажды спросила и про то, как повстречался ей наместник. Но про то Лия рассказала с неохотой. Лишь упомянула, что в ее родную деревню ликийцы приехали только потому, что им потребовалась помощь, а какая помощь и кому — уточнять не стала, а Ивея и не стала выспрашивать. Поняла, что это деликатная тема, и Лия не хотела ее обсуждать. Но вот про то, как сама молодая травница оказалась подле наместника и почему ехала вместе с ним в столицу, рассказала. И про верен, которых долгое время считала болотными духами и про проклятье крови, из-за которого (как соврала подруге) до сих пор страдала. Об этом Лия врала и Арвэю.
Несмотря на все сомнения, которые одолевали, она решила поступить, как советовала ей Берена — притворяться и дальше разыгрывать приступы меланхолии. Ведь неспроста мудрая жрица поведала ей об Анталасе и сказала быть осторожной с его сыном. Несомненно, старая Берена знала куда больше, чем говорила… И несомненным было то, что она хотела помочь Лии и предостеречь ее. Недаром говорила осторожничать с ликийцами и особенно с Арвэем, который не был до конца откровенен с Лией! В этом она и сама вскоре убедилась.
Во время одного привала, она стала свидетельницей разговора Арвэя и Леандра. Друзья полагали, что она осталась с Ивеей в доме на колесах и не слышит, о чем они говорят. А говорили они о ней и сокрытых в ней силах, которые Арвэй почувствовал чуть ли не с первой их встречи.
— Напрасно я понадеялся, что кровь Лахасса исцелит Лию еще до приезда в столицу, — сокрушался он из-за несбывшихся ожиданий.
— Не ты один заметил в ней изменения, — признавался Леандр, — я тоже был уверен, что Лия исцелилась. В Вышгороде она не страдала от своей меланхолии… и вот, стоило нам покинуть город, как проклятье снова дало о себе знать. Видимо, кровь Лахасса в ней не настолько сильна…
Вот, что они думали! Будто в ее венах текла кровь бога целителя. Поэтому верены и заключили с Лией уговор, и пили ее кровь, а взамен давали исцеляющие камни. Ведь как сказала тогда Берена? Что верены предпочитали только кровь тех, в ком была магия. А в Лии магия была, и Арвэй с Леандром считали, что причина в божественной крови Лахасса.
— Мне ведь она сразу показалась необычной, — сознавался Леандр, — к тому же, не походила на болотников, среди которых жила. Да и ты в ней сразу почувствовал магию.
Арвэй согласно кивал, а Лия, подслушивавшая их разговор, понимала, насколько права была Берена, когда предостерегала ее и говорила, что Арвэй не до конца с ней честен. Он ведь сразу мог сказать ей, что почувствовал в ней магические силы, но не стал этого делать, а утаил. Неужели не доверял ей?
— Лия и правда не похожа на болотных жителей. Они даже внешне другие, — соглашался Арвэй, — а вот силы, что в ней… похоже, Лия и сама не догадывается о них.
— Расскажешь ей?
— Прежде я хочу узнать, кто она и откуда.
Глава XXIX. II часть (Лия).
После того разговора Лия уже не могла всецело доверять Арвэю и оставаться честной с ним. Он и сам, как она поняла, не доверял ей до конца. А значит, старая Берена была права. И Лия правильно поступила, что прислушалась к словам жрицы и последовала ее мудрым советам. С наместником и остальными ликийцами ей следовало быть осторожной. И следовало и дальше притворяться и разыгрывать приступы меланхолии. И она так и делала всякий раз, когда они с Арвэем будто случайно оставались одни. В те мгновения для Лии ее мнимая меланхолия оставалась единственным щитом против попыток Арвэя сблизиться с ней и поговорить откровенно. Много раз он начинал разговор о ее прошлом. О детстве, проведенном на болотах, и жизни у нереди, о том, кем были ее родители и почему не они, а Яроха и староста воспитали ее.
— Ты никогда не рассказывала о своем отце и матери, — не сдавался Арвэй и при каждом удобном случае заводил разговор о ее прошлом, — где они? Живы ли? Кем были?
И всякий раз, когда они оставались одни, и он расспрашивал ее, она замыкалась в себе и притворялась ко всему равнодушной. Глядела вдаль невидящим взглядом и делала вид, что его слова ее нисколько не трогают. И упорно молчала.
— Посмотри на меня, Лия, — тогда просил он и брал ее руки в свои, осторожно сжимал и неспешно водил пальцами по тыльной стороне ладоней, смотрел ей в глаза и улыбался, и ей казалось, что в те мгновения, когда никто не мешал им, он даже больше хотел продлить это, а не дознаться правды о ее прошлом.
И когда он вот так пристально смотрел на нее, ей становилось совсем невыносимо. И с каждым разом все труднее было лгать ему, играть и притворяться. Сердце ведь не обманешь! И никакие доводы рассудка и справедливые опасения не переубедят его! Сколько бы раз не твердила себе Лия, что Арвэй сын своего отца, сколько бы раз не напоминала себе о предостережениях Берены, а ее упрямое сердце все равно рвалось к Арвэю. И трудно ей было находиться рядом с ним и притворяться равнодушной, когда он испытывающее глядел на нее и держал ее за руки, гладил их и тепло улыбался. Каждый раз ей казалось, что не хватит ей воли устоять перед ним, что в итоге она сдастся и перестанет лгать ему и притворяться.
— Я спасу тебя от этого проклятья, Лия, — обещал он, когда в очередной раз их оставили одних, — найду лучших целителей и если понадобится, даже перейду Разлом и вернусь в уничтоженную Ликию и найду там для тебя лекарство!
С горячностью заявил он, когда взволнованная его словами Лия опустила глаза и спрятала лицо, только бы не глядеть на него. Оставаться с ним наедине теперь становилось для нее сущим испытанием. А слушать его признания, внешне оставаясь равнодушной, и вовсе казалось невозможным! Лии чудилось, что она выдает себя с головой, когда прячет от него взгляд и краснеет. А Арвэй будто специально больше не расспрашивал о ее прошлом. Теперь он только и говорил о том, что исцелит ее и найдет в столице лучших лекарей, что вернет ей прежнюю жизнь, полную радостей и энергии. Его беспокойство о ней и забота были искренними, а не надуманными, и Лия чувствовала, что небезразлична ему. Хотя уж лучше бы была безразлична, тогда бы проще ей было обманывать его. А так, выходило, что она боролась сама с собой и своим упрямым сердцем, которое совсем не слушалось разума.
В другой раз, когда Арвэй снова говорил с ней и обещал исцелить ее, не удержался, притянул к себе, крепко обнял и поцеловал. И растерянная Лия ответила ему, а после, испугавшись, оттолкнула от себя и убежала. А потом весь оставшийся день она как будто находилась под действием отравляющих чар и не могла забыть его губ на своих губах и того, как он держал ее в своих объятиях. Вот так и стала дорога до новой столицы для нее тяжелым испытанием. И в этом испытании она проигрывала… и не только она… Как-то раз Лия заметила, что в том доме на колесах, их двое таких — она и Ивея.
Дочь хоругва с каждым днем становилась все тише и печальнее. И если первые дни их совместного пути были полны разговоров о прошлом и теплых воспоминаний о детстве, то теперь подруги все реже говорили друг с другом. Все больше молчали, и каждая пребывала в собственных безрадостных мыслях. И тогда Лия стала присматриваться и подмечать, что во время их остановок, Ивея всячески сторонится Леандра, спешит от него уйти или и вовсе не попадаться ему на глаза. А если и случалось им заговорить, то оба говорили неохотно, через силу, будто их принуждал кто. И стороннему наблюдателю могло бы показаться, что Ивея и Леандр просто не выносят друг друга, а терпят из необходимости. Но как-то Лия стала свидетельницей того, что происходило между ними на самом деле. И тогда поняла, что вопреки их собственным желанием и воле между этими двоими зарождалось чувство… а чувства, как известно, губительны для долга.
В тот день они остановились у небольшого ручья, и девушки прошли вверх по течению, немного углубившись в лес. Арвэй предупредил, чтобы они далеко не уходили, а в случае чего сразу же возвращались обратно или звали на помощь. Кто же знал, что помощь понадобиться им в таком тихом и безлюдном месте. За ними последовал и Леандр, который держался на расстоянии. То ли чутье повело его за Ивеей, то ли просто голос разума, но это, наверное, и спасло девушку от верной гибели. Они немного прошли, когда первой заприметила опасность Еленка. Прислужница и шага не смогла больше ступить, застыла на месте, с ужасом глядя вперед, и с трудом выговаривая слова:
