Люк из досок разломлен, а за ней груда картин, книг и музыкальные инструменты. За спиной клерика появились двое в серовато-белых водоотталкивающих плащах, покрывающий все тело. На голове капюшон, а вместо лиц, панорамное чёрное, непроницаемое, забрало. Они поравнялись с клериком и стояли справа и слева от него. В защитных перчатках они держали что-то напоминающее автомат, но продолговатой формы. Все ждали приказа от клерика.
- Просканировать все ультрафиолетом в поисках улик, подсказок, или координат на их скрытое убежище. Подозрительные вещи в реестр...остальное сжечь.
Спустя короткий промежуток времени, подозрительные вещи были унесены бойцами, остальные сложены туда, откуда были найдены. Все это время клерик стоял неподвижно. С того же ракурса, двое в халатах и клерик выглядели ещё более зловеще. Двое направили дуло и струи огня быстро охватили зону поражение. Перед глазами заиграли языки пламени. В эту секунду в бездушных глазах клерика, заиграли что-то, хоть его лицо и не было способно это изобразить, но в его глазах было что-то. Пока огнемёт ещё выплёскивал пламя, клерик развернулся и направился к выходу, почти сразу же за ним последовали остальные. Комната догорала одна.
Треск, облупленнье, догорание, едкий запах и черный дым. Языки пламени танцевали на умирающих произведении исскуства. Пол скрипел под тяжестью одиночных шагов. Второй клерик вошел в комнату, он не спешил, а подойдя к огню остановился. Он смотрел на огонь. Это была фигура не менее грозная, чем все те кто были здесь до него. Ни капли чувства, ни грамму эмоции. Лицо отлитое из стали. Понимал ли он что навеки пропадает перед ним? Задумывался ли он, что, исскуства созданное людьми для людей, уничтожается столь яростно и беспощадно, что дорога к этому исскуству уссеян трупами в коридоре. Кем? Не согласными людьми. Лишь только взгляд был прикован к огню, что они разожгли. Злорадство? Ликование? Неизвестно! Но в этих глазах было что-то...
На дороге...нет это нельзя назвать дорогой. Это просто длинная территория того, где не валяются обломки, мусора, камни, и кости. Словом руины того, что окружает их. А окружает их руины, некогда, живописного города. Города, что разрушила третья мировая война, разрушила, но не уничтожила его до конца, не стёрла с лица земли. Последние сделали "они", и их последователи. Разрушенные кирпичные 4-х этажные пыльные и заброшенные здания, с зияющими дырами и отсутствием стен на некоторых этажах. Скелеты небоскрёбов за их спинами, воссоздавала в подсознании, фигуру умирающего, разорванного в клочья человека.
Свергнутые, разрушенные и разбитые на осколки статуи, вот что окружало их. Их...кого их? Тех в ком видели сразу четырёх всадников апокалипсиса. Те, чьё одно имя, пробуждали в сознании сразу всех чудищ из страшилок. Они не убили столько, сколько это сделали диктаторы прошлого, но их слава опережала их даже в таком дикой пустоши. Тех, кто возвращался оттуда, где была жизнь, а сейчас там снова руины и осколки разбитых надежд.
Из утоптанных ими дорог, усеяны человеческие жизни. То, что для одних смерть и разруха, для них ещё один кирпич, шаг, ступень для достижение цели. Или просто камень, что нужно убрать с дороги. Их жизнь просто фундамент. Но для их понимание и восприятие это была обыденная работа, по обыденному маршруту, по обыденному графику. Беспристрастное, полное истребление... Белая машина на скорости несла в себе их. Тех, кого считали на ровне с собирателями самой смерти. Тех, кого воспринимали как одного из предводителей четырёх всадников апокалипсиса. Тех, кто ни приносил за собой ничего кроме войны, смерти, голода и чумы.
Клерики молча сидели, в белом салоне автомобиля, казалось они уже забыли то, что сделали и откуда возвращались. Черноволосый клерик посмотрел на своего напарника, любовавшегося руинами за окном. Клерик посмотрел перед собой и спросил спокойным, непоколебимым, но требовательным голосом, делая ударение на каждом слове и выговаривая каждое слово по отдельности:
- Почему ты не оставил это на "обис-досмотровой группе"?
Недоумение выразилось в глазах напарника. Клерик начавший разговор, опустил глаза и голову в сторону его кармана, откуда виднелась на половину высунутая книга. Его напарник опустил голову, а затем руку и ничуть не смутившись вынул из кармана книжку.
- Они работают не аккуратно - быстро и без спешки сказал он. С этими словами он посмотрел на обугленную, лицевую сторону книги и пролистнул пару страниц. Положил обратно туда откуда вытащил - я лучше это сделаю сам, занесу в реестр.
Клерик на секунду сверил его взглядом, и лениво отвернул голову.
- Сколько Престон ещё? Когда это исчезнет? - Задумчиво глядя на то, что было за окном, адресовал вопрос напарник, клерику. Хоть и вопрос был адресован, прозвучал он так, будто этот вопрос в первую очередь был задан ему самому - Когда сожжём все дотла?
- Очень мало ресурсов - Не заставил ждать ответом, Престон. Расставляя и механически чётко выговаривая каждое слово с расстановкой - Сожжём со временем.
Последнее клерик Престон выговорил быстро, как бы оставляя это вопрос на потом, на дальнейшее время. Напарник подставил кулак в черных перчатках, под подбородок, и продолжал безмолвно смотреть на разрушением за окном. Здание, нет. То что, оставалось от здание, сменялось одно за другой. Обугленный черные стены, разбитые стекла окон, валяющиеся скелеты в лохмотьях. Не так давно они были живые. Разрушение и опустошение шли следом за клериками, рука об руку. Перед взором ещё один скелет с разинутой челюстью, клочьями грязной и разорванными на лоскуты одеждой.
Он лежал у входа, прислонившись к стене и держал в руках заржавший старый автомат, в черепе зияла дыра. Он помнит как прострелил ему голову. В ушах звучат выстрелы, крики. и предсмертные муки. Он помнит как группа зачищала этаж за этажом, комната за комнатой.
Он помнит как на последнем этаже, была не группа сопротивление, а группа стариков, женщин, и детей. Группа не вооружённых эмоциональных преступников. Это была группа пытающийся выжить, а это была группа зачистки. Это были старики, женщины и дети, а это были клерики. Он их помнит. Он вспомнил их лица и умоляющие глаза наполненные слезами. Они чувствовали страх, а направивший на них оружие был лишён всяких чувств. Выстрел. Нет, он их не убил... он их ликвидировал. Он продолжал безмолвно смотреть на разрушение за окном. За тем, что начала 3-я мировая, а продолжила их...
идеология!
Белая машина с сухого и пыльного грунта, перешла на асфальтную дорогу с белыми полосами. Он ехал туда, где виднелась великая стена. Она была похоже на стену дамбы, но именовали её просто "Стена". Размером была в многоэтажку, а шириной 10-ти метров. На ее верхушке располагалась 2-х полосная дорога, с патрулирующими модернизирующими, Б.Т.Р-ми белоснежного цвета, с двумя крупно-калибровыми пулемётами и красной мигалкой. Это стена была столь огромна и внушительно, что внешние враги боялись даже близка к ней подходить. Не столько боялись того кто охраняли эту стену, сколько саму стену, что внушала страха. Даже вид стены с далека, порой заставлял дрожать от мысли что за опасность они таит в себе.
Смотревший на неё враг, вспоминал об группе зачистки, в то время как стена их укрывала за собой тысячами. И что то тёплое брало верх на дне души, бездушных клериков когда клерики возвращались с рейда. Ведь они видели в нем не только силу, могущество и безопасность, а само олицетворение. Это гигантское сооружение была живым олицетворение их идеологии. Укрывающий за собой достойных, и закрывающий собой от недостойных. А что является друг или враг, решается за тенью стены. Не смотря на то что страх удерживал и не допускал к себе даже самых отчаянных врагов, оборона стены была столь же высока сколько и сама стена. На самом высоком уровне. На стене и рядом со стеной установлены наблюдательные пулемётные вышки и круглосуточные бесконечные патрули из солдат и военной техники.
"Кто за стенами...
Машина подъезжает к железным, массивным воротам. Проезжая мимо коробки марширующих пехотных патрулей, через мост. Из караульной будки выходит хорошо экипированный охранник в бронежилете с разгрузкой, с нужным количеством боеприпасов, в кепке, облечённый весь в чёрной униформе. Он обходит стоянку из мотоцикла и проводит проверку водителя белого авто. Сигнал, ворота с эмблемой начинают открываться, с середины на четыре стороны. Его эмблема выглядело так, словно из одной точки, в четыре стороны проросло буква "Т". Без узоров, строго геометрической точности. Над открывающийся ворота, возвышалась гигантская, белая надпись "17Е". Машина въезжала в защищённый стеной от внешнего разрушенного мира, город. И снова могущество стены. С близи она кажется чуть ли не самой горой. Столь могуществен этот каменный титан, сколь огромен.
Да! Именно это стена именно это стена символ их идеологии. Это стена символ их силы. Это стена с эмблемой на воротах, смысл их жизни. Это стена построена из крови и костей эмоциональных преступников, всех возрастов и полов. Каждый раз при возвращении обратно к стене, что-то за кожей и костями на груди у клерика, что-то начинает наполняться и шевелиться. Она наполняется радостью и он слегка, уголками рта начинает улыбаться. Будто с каждого удачного рейда, стена становиться выше, массивней, и прочнее. Благодаря его вкладу, благодаря именно ему. Или что стена расширяется, и территориально увеличивается с каждой пролитой кровью врага. С каждым мёртвым врагом что много лет назад, отказались жить лишивших всех чувств. Что просто видели и имели другой взгляд на жизнь. Это то с чего все начиналось, а это стена то с чем все обернулось.
...тот не с нами"
Каменные серые джунгли. Лишь небоскрёбные плиты, и все до единого серого палитра, но разных оттенков. Будто город был построен из одного огромного валуна. Мосты, здания, люди. Только асфальтные дороги кроме серого, выделялись и отличались белыми полосами. Мегаполис не малых размеров, и ни одного развлечения, утехи или разноцветных кафе, забегаловок или магазинов. Никаких музеев, галерей картин, искусств, библиотек. Никаких зоопарков, зоомагазинов или цирка. Никаких животных, даже птиц. Растение тоже в чёрном списки на ряду с парками, аллеями, или детскими площадками.
Музыкальные пластины, радио развлекательные эфиры, музыкальные инструменты, барабаны, флейты, гитары, скрипки. футбол, баскетбол, волейбол. Все что радует, все что заставляет грустить, тосковать, все что вызывает эмоции здесь категорично запрещено. Индивидуальность, креативность здесь не порицаемо, она здесь жизненно опасно. Все должно быть едино, одинаково. Ничего не должно выделяться. Здесь люди выделяются цветами в лестничном социальном статусе. О работе человека можно узнать по цвету его комбинезона. Белый цвет, этот цвет разделяли дирижабли, летевшие низко что бы было слышно голос вождя, и видеть его изображения.
- Либрия, я поздравляю тебя - это звучит над городом и в городе, знакомый всем жителям голос вождя, ибо слышали его ежедневно - Наконец-то в сердцах людей воцарился мир. Наконец-то, война стала словом, значение которого выветривается из нашего понимание
Наконец-то, Мы...Обрели...Дом!
Никаких чувств! Никаких Завистей, злобы или ненависти! Город где все одинаковы, где никто не испытывает злобы к другому. Все лишены чувств. В этом городе нету богатых или бедных, все одинаковы, все на одном уровне. Все равны. Здесь нет не разделённой любви, чувства потери или депрессии. Здесь нет нацизма, репрессии, или угнетения. Все что убивает человека изнутри, все то, что разъедает его годами, как термит съедает дерева. Здесь все как один единый организм, все служат для одной великой цели.
Приравнять всех к друг другу. Сделать так что бы в мире не стало больше войн, побоищ, конфликтов. Что бы человек больше не убивал и не причинял боль к другому такому же человеку. Где сердце людей больше не будет копить в себе все негативное, ибо все будут лишены всего что приводит к фатальному исходу. Ярость, ненависть, презренья, злоба. Все это эмоции, а эмоции это чувства. Корень всех зол! Корень всех бед! Корень всех несчастий, вех людей, всего человечества.... это....человеческие чувства!
Глядя и лицезря эти помпезные высотки, в голове слышится ритмичные биение по барабану. Олицетворяя эти удары с жизненным ритмичным пунктуальным строем и жизнью города. Смотря на пролетающий и везде видящего дирижабля, просыпается гулкий, далёкий, едва уловимый, но везде сущий хор. А поймав глазами портрет вождя, уже слышится заданным им темпом, невнятные слова, что должны быть приняты и повторены тобой. Хоровая музыка, с ритмичным ударами, задающий темп, и словами придающий шарм. Гипнотизирует и делает вид города поистине внушающим и помпезным!
- Либранцы, в сердцах людей гнездиться болезнь.
Железный столб и четыре громкоговорителя на конце, а рядом на утреннем фоне неба, развивается бордовый флаг с белой окружностью по центру, а внутри знакомая нам эмблема.
Мужчина стоит спиной. Видны его голова и плечи. На нем серая одежда, коротко подстриженные черные волосы. и шоколадная кожа. Прямо над его головой, прямо над ним летел дирижабль, и судя по размеру летел на низкой высоте, отчего казался ещё больше. Перед ним стояло массивное светло-серое здание с высокими колоннами у входа. Справа от его плеча, гигантский экран на стене этой же архитектуры. На записи экрана трое мужчин с дубинками безжалостно избивали лежачего мужчину на середине дороге, тот уже от боли и отчаяние не сопротивлялся, лишь закрылся руками и ногами, но те с видимым наслаждением даже не думали останавливаться.
- Её симптом ненависть...
Квадратное, громадное в ширину здание с арочной крышей. Задний двор являлся широким участком, с двумя дверными проходами, огороженный стеной. Двор был из светло-серых отшлифованных плит, и построенные в двенадцать рядов лавки без спинок и поручней. В двенадцать рядов, в строгом цветовом порядке расселись люди по лавкам, суммарное число присутствующих, превышало за 400. С лева на право, от тускло-бежевого до темно-синеватого, и все в комбинезонах. У двух дверей в здании, являющимся входом и выходом, стояли по два охранника в черных мота-шлемах с черными не проницаемым, визором. В черных лакированных плащах, полы которых спускались ниже колен, а руки в черных перчатках держали штурмовые винтовки. Ещё пятеро охранников маршировали между рядами сидящих. Сидящие в однотонных комбинезонах, смотрели на гигантский экран в стене. А на экране гордо и даже надменно стоял человек, в военном обмундировании 20-го века. У него уложенные в одну сторону волосы на голове, под носом короткие квадратные усы, а на плече презренная свастика.
- Её симптом злоба...
Мужчина средних лет стоял к экрану спиной. Его частично отросшие волосы, в которых проскальзывала седина, падали на плечи. Он был одет в темно-синюю одежду неопределенного покроя. Слева от него, как и прежде, возвышался огромный монитор колоссальных размеров. На экране отображалась улица большого города. На ней находился мужчина, видимо возвращавшийся с работы, судя по чёрным деловым брюкам и белоснежной рубашке.
- Просканировать все ультрафиолетом в поисках улик, подсказок, или координат на их скрытое убежище. Подозрительные вещи в реестр...остальное сжечь.
Спустя короткий промежуток времени, подозрительные вещи были унесены бойцами, остальные сложены туда, откуда были найдены. Все это время клерик стоял неподвижно. С того же ракурса, двое в халатах и клерик выглядели ещё более зловеще. Двое направили дуло и струи огня быстро охватили зону поражение. Перед глазами заиграли языки пламени. В эту секунду в бездушных глазах клерика, заиграли что-то, хоть его лицо и не было способно это изобразить, но в его глазах было что-то. Пока огнемёт ещё выплёскивал пламя, клерик развернулся и направился к выходу, почти сразу же за ним последовали остальные. Комната догорала одна.
Треск, облупленнье, догорание, едкий запах и черный дым. Языки пламени танцевали на умирающих произведении исскуства. Пол скрипел под тяжестью одиночных шагов. Второй клерик вошел в комнату, он не спешил, а подойдя к огню остановился. Он смотрел на огонь. Это была фигура не менее грозная, чем все те кто были здесь до него. Ни капли чувства, ни грамму эмоции. Лицо отлитое из стали. Понимал ли он что навеки пропадает перед ним? Задумывался ли он, что, исскуства созданное людьми для людей, уничтожается столь яростно и беспощадно, что дорога к этому исскуству уссеян трупами в коридоре. Кем? Не согласными людьми. Лишь только взгляд был прикован к огню, что они разожгли. Злорадство? Ликование? Неизвестно! Но в этих глазах было что-то...
Глава 4: К истокам возрождения
На дороге...нет это нельзя назвать дорогой. Это просто длинная территория того, где не валяются обломки, мусора, камни, и кости. Словом руины того, что окружает их. А окружает их руины, некогда, живописного города. Города, что разрушила третья мировая война, разрушила, но не уничтожила его до конца, не стёрла с лица земли. Последние сделали "они", и их последователи. Разрушенные кирпичные 4-х этажные пыльные и заброшенные здания, с зияющими дырами и отсутствием стен на некоторых этажах. Скелеты небоскрёбов за их спинами, воссоздавала в подсознании, фигуру умирающего, разорванного в клочья человека.
Свергнутые, разрушенные и разбитые на осколки статуи, вот что окружало их. Их...кого их? Тех в ком видели сразу четырёх всадников апокалипсиса. Те, чьё одно имя, пробуждали в сознании сразу всех чудищ из страшилок. Они не убили столько, сколько это сделали диктаторы прошлого, но их слава опережала их даже в таком дикой пустоши. Тех, кто возвращался оттуда, где была жизнь, а сейчас там снова руины и осколки разбитых надежд.
Из утоптанных ими дорог, усеяны человеческие жизни. То, что для одних смерть и разруха, для них ещё один кирпич, шаг, ступень для достижение цели. Или просто камень, что нужно убрать с дороги. Их жизнь просто фундамент. Но для их понимание и восприятие это была обыденная работа, по обыденному маршруту, по обыденному графику. Беспристрастное, полное истребление... Белая машина на скорости несла в себе их. Тех, кого считали на ровне с собирателями самой смерти. Тех, кого воспринимали как одного из предводителей четырёх всадников апокалипсиса. Тех, кто ни приносил за собой ничего кроме войны, смерти, голода и чумы.
Клерики молча сидели, в белом салоне автомобиля, казалось они уже забыли то, что сделали и откуда возвращались. Черноволосый клерик посмотрел на своего напарника, любовавшегося руинами за окном. Клерик посмотрел перед собой и спросил спокойным, непоколебимым, но требовательным голосом, делая ударение на каждом слове и выговаривая каждое слово по отдельности:
- Почему ты не оставил это на "обис-досмотровой группе"?
Недоумение выразилось в глазах напарника. Клерик начавший разговор, опустил глаза и голову в сторону его кармана, откуда виднелась на половину высунутая книга. Его напарник опустил голову, а затем руку и ничуть не смутившись вынул из кармана книжку.
- Они работают не аккуратно - быстро и без спешки сказал он. С этими словами он посмотрел на обугленную, лицевую сторону книги и пролистнул пару страниц. Положил обратно туда откуда вытащил - я лучше это сделаю сам, занесу в реестр.
Клерик на секунду сверил его взглядом, и лениво отвернул голову.
- Сколько Престон ещё? Когда это исчезнет? - Задумчиво глядя на то, что было за окном, адресовал вопрос напарник, клерику. Хоть и вопрос был адресован, прозвучал он так, будто этот вопрос в первую очередь был задан ему самому - Когда сожжём все дотла?
- Очень мало ресурсов - Не заставил ждать ответом, Престон. Расставляя и механически чётко выговаривая каждое слово с расстановкой - Сожжём со временем.
Последнее клерик Престон выговорил быстро, как бы оставляя это вопрос на потом, на дальнейшее время. Напарник подставил кулак в черных перчатках, под подбородок, и продолжал безмолвно смотреть на разрушением за окном. Здание, нет. То что, оставалось от здание, сменялось одно за другой. Обугленный черные стены, разбитые стекла окон, валяющиеся скелеты в лохмотьях. Не так давно они были живые. Разрушение и опустошение шли следом за клериками, рука об руку. Перед взором ещё один скелет с разинутой челюстью, клочьями грязной и разорванными на лоскуты одеждой.
Он лежал у входа, прислонившись к стене и держал в руках заржавший старый автомат, в черепе зияла дыра. Он помнит как прострелил ему голову. В ушах звучат выстрелы, крики. и предсмертные муки. Он помнит как группа зачищала этаж за этажом, комната за комнатой.
Он помнит как на последнем этаже, была не группа сопротивление, а группа стариков, женщин, и детей. Группа не вооружённых эмоциональных преступников. Это была группа пытающийся выжить, а это была группа зачистки. Это были старики, женщины и дети, а это были клерики. Он их помнит. Он вспомнил их лица и умоляющие глаза наполненные слезами. Они чувствовали страх, а направивший на них оружие был лишён всяких чувств. Выстрел. Нет, он их не убил... он их ликвидировал. Он продолжал безмолвно смотреть на разрушение за окном. За тем, что начала 3-я мировая, а продолжила их...
идеология!
Белая машина с сухого и пыльного грунта, перешла на асфальтную дорогу с белыми полосами. Он ехал туда, где виднелась великая стена. Она была похоже на стену дамбы, но именовали её просто "Стена". Размером была в многоэтажку, а шириной 10-ти метров. На ее верхушке располагалась 2-х полосная дорога, с патрулирующими модернизирующими, Б.Т.Р-ми белоснежного цвета, с двумя крупно-калибровыми пулемётами и красной мигалкой. Это стена была столь огромна и внушительно, что внешние враги боялись даже близка к ней подходить. Не столько боялись того кто охраняли эту стену, сколько саму стену, что внушала страха. Даже вид стены с далека, порой заставлял дрожать от мысли что за опасность они таит в себе.
Смотревший на неё враг, вспоминал об группе зачистки, в то время как стена их укрывала за собой тысячами. И что то тёплое брало верх на дне души, бездушных клериков когда клерики возвращались с рейда. Ведь они видели в нем не только силу, могущество и безопасность, а само олицетворение. Это гигантское сооружение была живым олицетворение их идеологии. Укрывающий за собой достойных, и закрывающий собой от недостойных. А что является друг или враг, решается за тенью стены. Не смотря на то что страх удерживал и не допускал к себе даже самых отчаянных врагов, оборона стены была столь же высока сколько и сама стена. На самом высоком уровне. На стене и рядом со стеной установлены наблюдательные пулемётные вышки и круглосуточные бесконечные патрули из солдат и военной техники.
"Кто за стенами...
Машина подъезжает к железным, массивным воротам. Проезжая мимо коробки марширующих пехотных патрулей, через мост. Из караульной будки выходит хорошо экипированный охранник в бронежилете с разгрузкой, с нужным количеством боеприпасов, в кепке, облечённый весь в чёрной униформе. Он обходит стоянку из мотоцикла и проводит проверку водителя белого авто. Сигнал, ворота с эмблемой начинают открываться, с середины на четыре стороны. Его эмблема выглядело так, словно из одной точки, в четыре стороны проросло буква "Т". Без узоров, строго геометрической точности. Над открывающийся ворота, возвышалась гигантская, белая надпись "17Е". Машина въезжала в защищённый стеной от внешнего разрушенного мира, город. И снова могущество стены. С близи она кажется чуть ли не самой горой. Столь могуществен этот каменный титан, сколь огромен.
Да! Именно это стена именно это стена символ их идеологии. Это стена символ их силы. Это стена с эмблемой на воротах, смысл их жизни. Это стена построена из крови и костей эмоциональных преступников, всех возрастов и полов. Каждый раз при возвращении обратно к стене, что-то за кожей и костями на груди у клерика, что-то начинает наполняться и шевелиться. Она наполняется радостью и он слегка, уголками рта начинает улыбаться. Будто с каждого удачного рейда, стена становиться выше, массивней, и прочнее. Благодаря его вкладу, благодаря именно ему. Или что стена расширяется, и территориально увеличивается с каждой пролитой кровью врага. С каждым мёртвым врагом что много лет назад, отказались жить лишивших всех чувств. Что просто видели и имели другой взгляд на жизнь. Это то с чего все начиналось, а это стена то с чем все обернулось.
...тот не с нами"
Каменные серые джунгли. Лишь небоскрёбные плиты, и все до единого серого палитра, но разных оттенков. Будто город был построен из одного огромного валуна. Мосты, здания, люди. Только асфальтные дороги кроме серого, выделялись и отличались белыми полосами. Мегаполис не малых размеров, и ни одного развлечения, утехи или разноцветных кафе, забегаловок или магазинов. Никаких музеев, галерей картин, искусств, библиотек. Никаких зоопарков, зоомагазинов или цирка. Никаких животных, даже птиц. Растение тоже в чёрном списки на ряду с парками, аллеями, или детскими площадками.
Музыкальные пластины, радио развлекательные эфиры, музыкальные инструменты, барабаны, флейты, гитары, скрипки. футбол, баскетбол, волейбол. Все что радует, все что заставляет грустить, тосковать, все что вызывает эмоции здесь категорично запрещено. Индивидуальность, креативность здесь не порицаемо, она здесь жизненно опасно. Все должно быть едино, одинаково. Ничего не должно выделяться. Здесь люди выделяются цветами в лестничном социальном статусе. О работе человека можно узнать по цвету его комбинезона. Белый цвет, этот цвет разделяли дирижабли, летевшие низко что бы было слышно голос вождя, и видеть его изображения.
- Либрия, я поздравляю тебя - это звучит над городом и в городе, знакомый всем жителям голос вождя, ибо слышали его ежедневно - Наконец-то в сердцах людей воцарился мир. Наконец-то, война стала словом, значение которого выветривается из нашего понимание
Наконец-то, Мы...Обрели...Дом!
Никаких чувств! Никаких Завистей, злобы или ненависти! Город где все одинаковы, где никто не испытывает злобы к другому. Все лишены чувств. В этом городе нету богатых или бедных, все одинаковы, все на одном уровне. Все равны. Здесь нет не разделённой любви, чувства потери или депрессии. Здесь нет нацизма, репрессии, или угнетения. Все что убивает человека изнутри, все то, что разъедает его годами, как термит съедает дерева. Здесь все как один единый организм, все служат для одной великой цели.
Приравнять всех к друг другу. Сделать так что бы в мире не стало больше войн, побоищ, конфликтов. Что бы человек больше не убивал и не причинял боль к другому такому же человеку. Где сердце людей больше не будет копить в себе все негативное, ибо все будут лишены всего что приводит к фатальному исходу. Ярость, ненависть, презренья, злоба. Все это эмоции, а эмоции это чувства. Корень всех зол! Корень всех бед! Корень всех несчастий, вех людей, всего человечества.... это....человеческие чувства!
Глядя и лицезря эти помпезные высотки, в голове слышится ритмичные биение по барабану. Олицетворяя эти удары с жизненным ритмичным пунктуальным строем и жизнью города. Смотря на пролетающий и везде видящего дирижабля, просыпается гулкий, далёкий, едва уловимый, но везде сущий хор. А поймав глазами портрет вождя, уже слышится заданным им темпом, невнятные слова, что должны быть приняты и повторены тобой. Хоровая музыка, с ритмичным ударами, задающий темп, и словами придающий шарм. Гипнотизирует и делает вид города поистине внушающим и помпезным!
- Либранцы, в сердцах людей гнездиться болезнь.
Железный столб и четыре громкоговорителя на конце, а рядом на утреннем фоне неба, развивается бордовый флаг с белой окружностью по центру, а внутри знакомая нам эмблема.
Мужчина стоит спиной. Видны его голова и плечи. На нем серая одежда, коротко подстриженные черные волосы. и шоколадная кожа. Прямо над его головой, прямо над ним летел дирижабль, и судя по размеру летел на низкой высоте, отчего казался ещё больше. Перед ним стояло массивное светло-серое здание с высокими колоннами у входа. Справа от его плеча, гигантский экран на стене этой же архитектуры. На записи экрана трое мужчин с дубинками безжалостно избивали лежачего мужчину на середине дороге, тот уже от боли и отчаяние не сопротивлялся, лишь закрылся руками и ногами, но те с видимым наслаждением даже не думали останавливаться.
- Её симптом ненависть...
Квадратное, громадное в ширину здание с арочной крышей. Задний двор являлся широким участком, с двумя дверными проходами, огороженный стеной. Двор был из светло-серых отшлифованных плит, и построенные в двенадцать рядов лавки без спинок и поручней. В двенадцать рядов, в строгом цветовом порядке расселись люди по лавкам, суммарное число присутствующих, превышало за 400. С лева на право, от тускло-бежевого до темно-синеватого, и все в комбинезонах. У двух дверей в здании, являющимся входом и выходом, стояли по два охранника в черных мота-шлемах с черными не проницаемым, визором. В черных лакированных плащах, полы которых спускались ниже колен, а руки в черных перчатках держали штурмовые винтовки. Ещё пятеро охранников маршировали между рядами сидящих. Сидящие в однотонных комбинезонах, смотрели на гигантский экран в стене. А на экране гордо и даже надменно стоял человек, в военном обмундировании 20-го века. У него уложенные в одну сторону волосы на голове, под носом короткие квадратные усы, а на плече презренная свастика.
- Её симптом злоба...
Мужчина средних лет стоял к экрану спиной. Его частично отросшие волосы, в которых проскальзывала седина, падали на плечи. Он был одет в темно-синюю одежду неопределенного покроя. Слева от него, как и прежде, возвышался огромный монитор колоссальных размеров. На экране отображалась улица большого города. На ней находился мужчина, видимо возвращавшийся с работы, судя по чёрным деловым брюкам и белоснежной рубашке.
