Его руки были заняты пакетами с покупками. Неожиданно на дороге показалась колонна тяжёлых военных танков. Но незнакомец, казалось, не собирался расступаться и отходить с их пути. Он твёрдо стал на месте, не давая конвою бронетехники пройти и раздавить собой.
- Её симптом ярость...
Улица города. Справа ряды построенных зданий из 4-х этажей и слева здание не превышающие четырёх этажей. Тротуары заполнены людьми, но перевёрнутая, "Т" образная дорога пуста. За исключением колонны патрульных, из десятков черных мотоциклов, с черными наездниками, в черных мота-шлемах, в сопровождении гигантского дирижабля над ними. Спустившегося на одном уровне с крышами домов по обе стороны. Позади перечисленного, гордо поднимались пики небоскрёбов. Справа и слева на стенах монотонных сооружений, такие же громадные экраны, на которых жители уже не обращали внимание. И у обоих одна запись. Разрушительный, нарастающий, ядерный грибной взрыв.
- Её симптом война...
Перед сидящими, сотня каменных ступенек лестницы. Громадный, бетонный, серовато-болотный коридор со слоновато-серыми, объёмными, колоннами. И по одному охраннику под каждой колонной. В конце коридора, на вершине, не малых размеров бордовое полотно с узнаваемым флагом, а под полотном четыре охранника в квадратном расположением. Между ними по центру, в стеклянном барьере тот, чей голос звучит по всему городу, тот кто именуется вождём!
Вождь предстал в крупном плане. Чёрный хорошо солидно сидящий на нем пиджак, под ним чёрная рубашка, и такой же галстук. Он упирался локтями об деревянную трибуну, и вглядывался куда-то в даль. У него недавно выбритое лицо с однодневной щетиной. Глубокие складки вокруг рта. Бледно кораллового цвета, плоские губы. Глубоко посаженные темно-серые глаза, с нависшими веками и темно-русыми бровями. Короткие волосы блестели сединой, бросающиеся в глаза и стареющимся морщинистым лицом. Выдержка, неторопливость, холод и что-то обманчивое отпечаталось на его лицо. От него сквозило чем-то тревожным и скрытым. Он стоял прямо и уверенно, а флаг с эмблемой за ним, на заднем фоне выглядели как нимб за его головой.
"Это болезнь зовётся человеческими эмоциями!"
Но Либрия - торжественно вскидывает руки Вождь - я поздравляю тебя.
Перед возвышающимся троном Вождя располагались рядами его телохранители. Возраст служивых и цвет их кожи сильно разнились, но все они были одеты в монохромные комбинезоны, отсортированные по цветовой гамме. Молодые и пожилые, светлокожие и темнокожие - все они сидели неподвижно, выстроившись по градации оттенков. Их лица не выражали никаких эмоций, но взгляды оставались чуткими и внимательными, готовыми молниеносно среагировать на любую угрозу для своего повелителя. Цветовая сегрегация и беспристрастный вид охраны внушали торжественный трепет перед авторитетом непреклонного Вождя.
- От этой болезни есть лекарство - Громогласно излагает голос Верховного правителя.
Телохранители Вождя внимательно выслушивали каждое сказанное им слово. Их лица были бесстрастно обращены только вперёд, к возвышающемуся трону повелителя. Никто из них не поворачивал головы в стороны и не опускал взгляд. Все их существо было сосредоточено на фигуре Вождя. Это была прекрасно отработанная позиция непоколебимого и бескомпромиссного слушания. Именно таким образом охрана подчёркивала свой долг служить и защищать верховного руководителя до последнего вдоха. Их неподвижные и неотрывные взоры выражали абсолютную преданность идеалам, провозглашённым Вождём.
- Ценой подавления высших проявлений человеческих эмоции - решительным напором глаголет с трибуны - Мы уничтожили их самые низкие проявления.
Улицы города заполнялись многоцветным потоком людей в строгих монохромных комбинезонах. Они двигались плотными колоннами в противоположных направлениях вдоль серых угрюмых зданий. Шаги их были размеренными и ленивыми, не приносившими ощущения свободы или радости движения. Напротив, в каждом движении чувствовался гнет невидимых духовных оков. Цветовая палитра одежды только подчёркивала механическую согласованность движений, но не приносила ни капли радости или живости. Лица людей под серыми капюшонами комбинезонов оставались безучастными и погружёнными в себя, когда они так же мерно шли к неизвестной цели.
Головы людей в комбинезонах держались прямо, глаза их были опущены вниз, неотрывно смотря под ноги, словно пытаясь что-то там разглядеть. Губы их были плотно сомкнуты, давая обет безмолвия. Среди них шли мужчины и женщины всех возрастов - от юных до поседевших. Единственное, что их дифференцировало - длина и цвет волос. Однако ни после двадцати, ни после пятидесяти, а то и сотни шагов, ни одна голова не поднялась вверх. Взгляды оставались неподвижно прикованными к земле, не сбегая ни влево ни вправо даже на миг. Всё текло своим привычным чередом, все действия были заучены и однообразно идентичны друг другу.
Так же, как стопроцентно ровно сто дней назад, продолжался однообразный марш под пристальным контролем чёрных стражей. Они становились строго через сто шагов друг от друга. Но не это больше привлекало внимание. Между этими стражами, возвышаясь на невысоких ящиках, чтобы быть примерно на их уровне, стоял юный мальчик. Его руки были за спиной в строгой позе. Тщательно уложенные назад волосы и выправленная осанка придавали ему зрелый и важный вид. Но взгляд из-под полуопущенных ресниц выдавал любопытство и живой ум ребёнка. Чем занимался он между суровыми стражами?
Мальчик не выражал детской радости или злости на своём лице. Его светлую кожу омывало солнце, но он лишь слегка прищурился, продолжая стоять гордо и неподвижно. Он был одет с иголочки - в чёрное пальто с наружными карманами, чёрную рубашку и галстук. Его голова была наклонена вперёд, чтобы ещё пристальнее наблюдать за текучим потоком горожан. Они двигались в двух шагах от него. Мальчик выглядел деловито и важно. Его пристальный взгляд провожал каждого проходящего мимо, словно отслеживая соблюдение какого-то неуловимого для постороннего протокола. В его позе и движениях уже чувствовалась зрелость, несвойственная детскому возрасту.
- И вы общество примите это лекарство - Эти слова зазвучали без намёка на компромисс.
Улицы, обычно пустынные, сегодня были заполнены плотным потоком людей. Все они двигались стройными колоннами, не отводя глаз от дороги. Но стоило на огромных экранах, возвышавшихся над зданиями, появиться знакомой формы предмету, все мгновенно, точно по сигналу, остановились. Знакомая по очертаниям капсула с янтарно-жёлтой жидкостью и надписью "Прозиум" - и толпа застыла на месте, словно программа, заложенная в их сознание, сработала молниеносно.
Люди не стали отвлекаться от установленного порядка. Их головы не повернулись, взгляды не оторвались от заданного направления. Руки же уже на автомате зашевелились в карманах одежды. Быстро закончив механический обыск, они одна за другой извлекали на свет Божий знакомые по ощущениям устройства - спасительные пистолеты с игольчатыми наконечниками. И вновь все стало на свои места, готовясь к следующему срабатыванию установленного алгоритма поведения.
Все движения были чёткими и согласованными. Пистолет аккуратно зарядили янтарно-жёлтой капсулой, после чего точно и не спеша вкололи ее себе в шею. Действия повторялись с невероятной синхронностью абсолютно всеми.
Лишь один человек стоял неподвижно, не присоединяясь к общему ритуалу. Его седая голова не повернулась, а серебристые волосы на затылке едва заколебались на ветру, касаясь синего комбинезона. Игла пистолета все так же жадно впивалась в шеи остальных, но не в его. Он словно выпал из гладко функционирующей системы.
- Прозиум - произносится слово властно, заранее лишая альтернатив в выборе. Вождь одобрительно, сверху вниз, лицезреет с экранов немых зданий.
Перед глазами предстал длинный, серый и монотонный коридор. Пол был ровным, выложенным серыми каменными плитами. Стены тоже имели равномерно-серый цвет, их ритмично прерывали массивные цилиндрические колонны. Они тянулись ровным порядком вдоль всего коридора и казались его единственными украшениями. В конце галереи виднелась темно-серая стена, а смыкающимся сводом служил ровный серый потолок. Все в этом коридоре было сделано по единому, регламентирующему зрение цвету и форме.
В этом однообразном коридоре царила тотальная унификация. Все поверхности были измазаны единообразным серым цветом, лишая пространство какого-либо разнообразия. Только лучи солнечного света, падая сквозь окна на цилиндрические колонны, приносили сюда немного красок - игру теней и светлых пятен на полу. Это было единственное проявление инициативы и изменчивости в этом стерильном мире жёстко регламентированной однородности. Все остальное подавляло своей нехарактерной монотонностью и отсутствием разнообразия.
В центре коридора, точно по центру, стояли люди, расставленные в три ровных ряда по шесть в каждом. Каждый был облачен в чёрное одеяние, на головах и ладонях одежда отсутствовала. Их движения были чёткими и синхронными, словно прописанными заранее. Плавно и уверенно, без малейшей импровизации или колебаний они повторяли одни и те же движения в едином ритме. В их движениях не чувствовалось ни капли индивидуальности или свободы воли.
Их танец повторялся снова и снова, раз за разом, как строго продуманная боевая постановка. Необычным было положение их согнутых пальцев - большой отведён в сторону, указательный вытянут вперёд, остальные три согнуты. Такая позиция точно имитировала держание невидимого оружия. Синхронные движения несли отточенную до автоматизма последовательность: разворот, шаг вперёд. Все они двигались слаженно, словно хорошо отработанный механизм. В их жестах чувствовался какой-то скрытый подтекст, нечто заученное до автоматизма.
Их движения отрабатывали модель боя с невидимым противником. Правая рука с сохранением позы пальцев выставляла блок на уровне лица, левая метко "выстреливала" двумя точными движениями указательного пальца. Затем правая рука плавно перекидывалась через плечо и точно имитировала выстрел в противника сзади, сохраняя все ту же позу согнутых пальцев. Их движения были абсолютно синхронны и точны, как хорошо отработанная боевая форма. Тщательно прорепетированные жесты словно имитировали реальный бой на жизнь и смерть с невидимым врагом.
Их движения продолжали отполированную до автоматизма постановку. Шаг назад, разворот - и все вернулись в исходную позицию. Затем правая рука начинала медленно описывать дугу сверху вниз, левая повторяла ее изнизу вверх. Их синхронные жесты точно воссоздавали сферическое движение, когда две руки соединялись на поясе нижней частью ладоней. Это точное воспроизведение жестов на трёх уровнях выглядело как слаженный танец, отработанный до безупречной синхронности и точности. В каждом их движении чувствовался строгий замысел и тщательная отработка.
- Теперь мы живём в мире с собой - тон заметно смягчается - И человечество едина. Войны в прошлом.
С высоты птичьего полёта раскрывалась чёткая композиция. В центре на подиуме в стеклянном кубе возвышался Вождь. Вокруг него по углам ровным квадратом стояли четыре фигуры в гладких лакированных черных доспехах - шлемах, плащах, сапогах и перчатках. На груди у каждого крепился автомат чёрного цвета. За этим внутренним квадратом, словно защитный контур, выстраивались два ровных ряда идентичных Стражей - неподвижных и излучавших угрожающую силу. Их тёмные фигуры являли чёткий, отлаженный до автоматизма порядок вокруг фигуры Вождя.
- От ненависти осталось воспоминание, теперь нами руководит только наша совесть.
Вновь открывался внутренний двор большого сооружения. Между ровными рядами неподвижных стражей в черных доспехах размеренно шагали их собратья. На гигантском мониторе, возвышающемся надо двором, показывали, как несколько стражей систематично складывают все имеющиеся предметы в одну колоссальную пирамидальную кучу прямо посередине двора. Их действия были чёткими и слаженными, словно прописанными алгоритмом. Все вокруг являло чёткий порядок и авторитарный контроль.
Вещи музыкального, литературного, и художественного характера. Некий неизвестный стражник с энтузиазмом разматывал и вырывал видео-плёнку и в конце выбрасывает на самую верхушку кучи.
- И голос этой совести требует вести все предметы вызывающие эмоции, в Ес-10. - в голосе заметны нарастающие раздражительные нотки - В категорию эмоциональной опасности, те вещи что снова могут пробудить в нас чувства!
Последнее слова, Вождь произнёс с особой презренностью. Кадр спустя, мужчина на сей раз в белоснежно-белом плаще, с огнемётом в руках, выплёскивав струи огня, не оставляя высшему искусству шанса на помилование.
- На этот раз Либрианцы. Вы победили!
Произнеся эти слова, Вождь предстоит в крупном плане. Его лицо немного разглаживается и даже смягчается. Уголки губ слегка, чуть заметно приподнялись, хотя печать суровой хмурости никуда не делся. Но даже не смотря на все перечисленное "Вы победили!" с его уст, произносится весьма торжественно, но все так же бесчувственно.
- Вопреки вероятности, вопреки собственной природе. И так, я вижу что вы, выжили!
Локации меняются снова и снова, перекидывая то на муравьиную улицу, то на сидящих с патрулирующей стражей. Лица также сменяются фокусом, в зависимости от местоположения. От последнее произнесённого слова, молодой человек с пшеничными и выпадающими на лбу волосами, и бровями телесного цвета, первым встаёт с места и в сдержанной улыбке, предаёт Вождя первым аплодисментам. За ним следом встают люди всех полов, возрастов, цветов кожи. Ни улыбки, ни смеха, ни радости. Лишь пустые аплодисменты.
Человеческий поток продолжает шагать дальше, под пристальным присмотром людей в чёрном. На их уровне возвышается 10-ти летний ребёнок. Вдруг рука ребёнка поднимается, легонько касается плеча вооружённого стражи. Тот вопросительно смотрит на коснувшегося его мальчика, но находит ответ в его указательном пальце. Он сделал решительные шаги навстречу, второй стражник последовал за ним, туда, куда указывал мальчик не изменившийся в лице. Жертвой его указательного пальца, оказался лысиной на макушке, сединой по бокам старик, темно-синим комбинезоне. Стражники схватили его под руку и так же быстро как бесцеремонно унесли его с улицы в здание.
Ни мальчик, ни безликие грозные стражники, ни сам жертва возраста и обстоятельств, не произнесли ни звука. Хмурые, строгие, бесчувственные, сердитые выражением лица люди, облачение во все чёрное, довершают свой боевой танец сферическим соединением двух рук у груди, всем тем же скрученными пальцами.
Белая машина с двумя клериками, входит и разъезжает по городу через пустынные дороги. Как вдруг в салоне машины раздаётся быстрые, повторяющие, писклявые сигналы.
Два клерика разъезжали по городу. Два окна, один город. Одна картина. Одно ли мировоззрения? Клерик как смоль черными волосами, пристально орлиным взглядом, всматривался в отражение города. Его губы выдавали в нем некое подобие восхищение, тем же искрились глаза.
- Её симптом ярость...
Улица города. Справа ряды построенных зданий из 4-х этажей и слева здание не превышающие четырёх этажей. Тротуары заполнены людьми, но перевёрнутая, "Т" образная дорога пуста. За исключением колонны патрульных, из десятков черных мотоциклов, с черными наездниками, в черных мота-шлемах, в сопровождении гигантского дирижабля над ними. Спустившегося на одном уровне с крышами домов по обе стороны. Позади перечисленного, гордо поднимались пики небоскрёбов. Справа и слева на стенах монотонных сооружений, такие же громадные экраны, на которых жители уже не обращали внимание. И у обоих одна запись. Разрушительный, нарастающий, ядерный грибной взрыв.
- Её симптом война...
Перед сидящими, сотня каменных ступенек лестницы. Громадный, бетонный, серовато-болотный коридор со слоновато-серыми, объёмными, колоннами. И по одному охраннику под каждой колонной. В конце коридора, на вершине, не малых размеров бордовое полотно с узнаваемым флагом, а под полотном четыре охранника в квадратном расположением. Между ними по центру, в стеклянном барьере тот, чей голос звучит по всему городу, тот кто именуется вождём!
Вождь предстал в крупном плане. Чёрный хорошо солидно сидящий на нем пиджак, под ним чёрная рубашка, и такой же галстук. Он упирался локтями об деревянную трибуну, и вглядывался куда-то в даль. У него недавно выбритое лицо с однодневной щетиной. Глубокие складки вокруг рта. Бледно кораллового цвета, плоские губы. Глубоко посаженные темно-серые глаза, с нависшими веками и темно-русыми бровями. Короткие волосы блестели сединой, бросающиеся в глаза и стареющимся морщинистым лицом. Выдержка, неторопливость, холод и что-то обманчивое отпечаталось на его лицо. От него сквозило чем-то тревожным и скрытым. Он стоял прямо и уверенно, а флаг с эмблемой за ним, на заднем фоне выглядели как нимб за его головой.
"Это болезнь зовётся человеческими эмоциями!"
Глава 5: Внутренний двор большого сооружения
Но Либрия - торжественно вскидывает руки Вождь - я поздравляю тебя.
Перед возвышающимся троном Вождя располагались рядами его телохранители. Возраст служивых и цвет их кожи сильно разнились, но все они были одеты в монохромные комбинезоны, отсортированные по цветовой гамме. Молодые и пожилые, светлокожие и темнокожие - все они сидели неподвижно, выстроившись по градации оттенков. Их лица не выражали никаких эмоций, но взгляды оставались чуткими и внимательными, готовыми молниеносно среагировать на любую угрозу для своего повелителя. Цветовая сегрегация и беспристрастный вид охраны внушали торжественный трепет перед авторитетом непреклонного Вождя.
- От этой болезни есть лекарство - Громогласно излагает голос Верховного правителя.
Телохранители Вождя внимательно выслушивали каждое сказанное им слово. Их лица были бесстрастно обращены только вперёд, к возвышающемуся трону повелителя. Никто из них не поворачивал головы в стороны и не опускал взгляд. Все их существо было сосредоточено на фигуре Вождя. Это была прекрасно отработанная позиция непоколебимого и бескомпромиссного слушания. Именно таким образом охрана подчёркивала свой долг служить и защищать верховного руководителя до последнего вдоха. Их неподвижные и неотрывные взоры выражали абсолютную преданность идеалам, провозглашённым Вождём.
- Ценой подавления высших проявлений человеческих эмоции - решительным напором глаголет с трибуны - Мы уничтожили их самые низкие проявления.
Улицы города заполнялись многоцветным потоком людей в строгих монохромных комбинезонах. Они двигались плотными колоннами в противоположных направлениях вдоль серых угрюмых зданий. Шаги их были размеренными и ленивыми, не приносившими ощущения свободы или радости движения. Напротив, в каждом движении чувствовался гнет невидимых духовных оков. Цветовая палитра одежды только подчёркивала механическую согласованность движений, но не приносила ни капли радости или живости. Лица людей под серыми капюшонами комбинезонов оставались безучастными и погружёнными в себя, когда они так же мерно шли к неизвестной цели.
Головы людей в комбинезонах держались прямо, глаза их были опущены вниз, неотрывно смотря под ноги, словно пытаясь что-то там разглядеть. Губы их были плотно сомкнуты, давая обет безмолвия. Среди них шли мужчины и женщины всех возрастов - от юных до поседевших. Единственное, что их дифференцировало - длина и цвет волос. Однако ни после двадцати, ни после пятидесяти, а то и сотни шагов, ни одна голова не поднялась вверх. Взгляды оставались неподвижно прикованными к земле, не сбегая ни влево ни вправо даже на миг. Всё текло своим привычным чередом, все действия были заучены и однообразно идентичны друг другу.
Так же, как стопроцентно ровно сто дней назад, продолжался однообразный марш под пристальным контролем чёрных стражей. Они становились строго через сто шагов друг от друга. Но не это больше привлекало внимание. Между этими стражами, возвышаясь на невысоких ящиках, чтобы быть примерно на их уровне, стоял юный мальчик. Его руки были за спиной в строгой позе. Тщательно уложенные назад волосы и выправленная осанка придавали ему зрелый и важный вид. Но взгляд из-под полуопущенных ресниц выдавал любопытство и живой ум ребёнка. Чем занимался он между суровыми стражами?
Мальчик не выражал детской радости или злости на своём лице. Его светлую кожу омывало солнце, но он лишь слегка прищурился, продолжая стоять гордо и неподвижно. Он был одет с иголочки - в чёрное пальто с наружными карманами, чёрную рубашку и галстук. Его голова была наклонена вперёд, чтобы ещё пристальнее наблюдать за текучим потоком горожан. Они двигались в двух шагах от него. Мальчик выглядел деловито и важно. Его пристальный взгляд провожал каждого проходящего мимо, словно отслеживая соблюдение какого-то неуловимого для постороннего протокола. В его позе и движениях уже чувствовалась зрелость, несвойственная детскому возрасту.
- И вы общество примите это лекарство - Эти слова зазвучали без намёка на компромисс.
Улицы, обычно пустынные, сегодня были заполнены плотным потоком людей. Все они двигались стройными колоннами, не отводя глаз от дороги. Но стоило на огромных экранах, возвышавшихся над зданиями, появиться знакомой формы предмету, все мгновенно, точно по сигналу, остановились. Знакомая по очертаниям капсула с янтарно-жёлтой жидкостью и надписью "Прозиум" - и толпа застыла на месте, словно программа, заложенная в их сознание, сработала молниеносно.
Люди не стали отвлекаться от установленного порядка. Их головы не повернулись, взгляды не оторвались от заданного направления. Руки же уже на автомате зашевелились в карманах одежды. Быстро закончив механический обыск, они одна за другой извлекали на свет Божий знакомые по ощущениям устройства - спасительные пистолеты с игольчатыми наконечниками. И вновь все стало на свои места, готовясь к следующему срабатыванию установленного алгоритма поведения.
Все движения были чёткими и согласованными. Пистолет аккуратно зарядили янтарно-жёлтой капсулой, после чего точно и не спеша вкололи ее себе в шею. Действия повторялись с невероятной синхронностью абсолютно всеми.
Лишь один человек стоял неподвижно, не присоединяясь к общему ритуалу. Его седая голова не повернулась, а серебристые волосы на затылке едва заколебались на ветру, касаясь синего комбинезона. Игла пистолета все так же жадно впивалась в шеи остальных, но не в его. Он словно выпал из гладко функционирующей системы.
- Прозиум - произносится слово властно, заранее лишая альтернатив в выборе. Вождь одобрительно, сверху вниз, лицезреет с экранов немых зданий.
Перед глазами предстал длинный, серый и монотонный коридор. Пол был ровным, выложенным серыми каменными плитами. Стены тоже имели равномерно-серый цвет, их ритмично прерывали массивные цилиндрические колонны. Они тянулись ровным порядком вдоль всего коридора и казались его единственными украшениями. В конце галереи виднелась темно-серая стена, а смыкающимся сводом служил ровный серый потолок. Все в этом коридоре было сделано по единому, регламентирующему зрение цвету и форме.
В этом однообразном коридоре царила тотальная унификация. Все поверхности были измазаны единообразным серым цветом, лишая пространство какого-либо разнообразия. Только лучи солнечного света, падая сквозь окна на цилиндрические колонны, приносили сюда немного красок - игру теней и светлых пятен на полу. Это было единственное проявление инициативы и изменчивости в этом стерильном мире жёстко регламентированной однородности. Все остальное подавляло своей нехарактерной монотонностью и отсутствием разнообразия.
В центре коридора, точно по центру, стояли люди, расставленные в три ровных ряда по шесть в каждом. Каждый был облачен в чёрное одеяние, на головах и ладонях одежда отсутствовала. Их движения были чёткими и синхронными, словно прописанными заранее. Плавно и уверенно, без малейшей импровизации или колебаний они повторяли одни и те же движения в едином ритме. В их движениях не чувствовалось ни капли индивидуальности или свободы воли.
Их танец повторялся снова и снова, раз за разом, как строго продуманная боевая постановка. Необычным было положение их согнутых пальцев - большой отведён в сторону, указательный вытянут вперёд, остальные три согнуты. Такая позиция точно имитировала держание невидимого оружия. Синхронные движения несли отточенную до автоматизма последовательность: разворот, шаг вперёд. Все они двигались слаженно, словно хорошо отработанный механизм. В их жестах чувствовался какой-то скрытый подтекст, нечто заученное до автоматизма.
Их движения отрабатывали модель боя с невидимым противником. Правая рука с сохранением позы пальцев выставляла блок на уровне лица, левая метко "выстреливала" двумя точными движениями указательного пальца. Затем правая рука плавно перекидывалась через плечо и точно имитировала выстрел в противника сзади, сохраняя все ту же позу согнутых пальцев. Их движения были абсолютно синхронны и точны, как хорошо отработанная боевая форма. Тщательно прорепетированные жесты словно имитировали реальный бой на жизнь и смерть с невидимым врагом.
Их движения продолжали отполированную до автоматизма постановку. Шаг назад, разворот - и все вернулись в исходную позицию. Затем правая рука начинала медленно описывать дугу сверху вниз, левая повторяла ее изнизу вверх. Их синхронные жесты точно воссоздавали сферическое движение, когда две руки соединялись на поясе нижней частью ладоней. Это точное воспроизведение жестов на трёх уровнях выглядело как слаженный танец, отработанный до безупречной синхронности и точности. В каждом их движении чувствовался строгий замысел и тщательная отработка.
- Теперь мы живём в мире с собой - тон заметно смягчается - И человечество едина. Войны в прошлом.
С высоты птичьего полёта раскрывалась чёткая композиция. В центре на подиуме в стеклянном кубе возвышался Вождь. Вокруг него по углам ровным квадратом стояли четыре фигуры в гладких лакированных черных доспехах - шлемах, плащах, сапогах и перчатках. На груди у каждого крепился автомат чёрного цвета. За этим внутренним квадратом, словно защитный контур, выстраивались два ровных ряда идентичных Стражей - неподвижных и излучавших угрожающую силу. Их тёмные фигуры являли чёткий, отлаженный до автоматизма порядок вокруг фигуры Вождя.
- От ненависти осталось воспоминание, теперь нами руководит только наша совесть.
Вновь открывался внутренний двор большого сооружения. Между ровными рядами неподвижных стражей в черных доспехах размеренно шагали их собратья. На гигантском мониторе, возвышающемся надо двором, показывали, как несколько стражей систематично складывают все имеющиеся предметы в одну колоссальную пирамидальную кучу прямо посередине двора. Их действия были чёткими и слаженными, словно прописанными алгоритмом. Все вокруг являло чёткий порядок и авторитарный контроль.
Вещи музыкального, литературного, и художественного характера. Некий неизвестный стражник с энтузиазмом разматывал и вырывал видео-плёнку и в конце выбрасывает на самую верхушку кучи.
- И голос этой совести требует вести все предметы вызывающие эмоции, в Ес-10. - в голосе заметны нарастающие раздражительные нотки - В категорию эмоциональной опасности, те вещи что снова могут пробудить в нас чувства!
Последнее слова, Вождь произнёс с особой презренностью. Кадр спустя, мужчина на сей раз в белоснежно-белом плаще, с огнемётом в руках, выплёскивав струи огня, не оставляя высшему искусству шанса на помилование.
- На этот раз Либрианцы. Вы победили!
Произнеся эти слова, Вождь предстоит в крупном плане. Его лицо немного разглаживается и даже смягчается. Уголки губ слегка, чуть заметно приподнялись, хотя печать суровой хмурости никуда не делся. Но даже не смотря на все перечисленное "Вы победили!" с его уст, произносится весьма торжественно, но все так же бесчувственно.
- Вопреки вероятности, вопреки собственной природе. И так, я вижу что вы, выжили!
Локации меняются снова и снова, перекидывая то на муравьиную улицу, то на сидящих с патрулирующей стражей. Лица также сменяются фокусом, в зависимости от местоположения. От последнее произнесённого слова, молодой человек с пшеничными и выпадающими на лбу волосами, и бровями телесного цвета, первым встаёт с места и в сдержанной улыбке, предаёт Вождя первым аплодисментам. За ним следом встают люди всех полов, возрастов, цветов кожи. Ни улыбки, ни смеха, ни радости. Лишь пустые аплодисменты.
Человеческий поток продолжает шагать дальше, под пристальным присмотром людей в чёрном. На их уровне возвышается 10-ти летний ребёнок. Вдруг рука ребёнка поднимается, легонько касается плеча вооружённого стражи. Тот вопросительно смотрит на коснувшегося его мальчика, но находит ответ в его указательном пальце. Он сделал решительные шаги навстречу, второй стражник последовал за ним, туда, куда указывал мальчик не изменившийся в лице. Жертвой его указательного пальца, оказался лысиной на макушке, сединой по бокам старик, темно-синим комбинезоне. Стражники схватили его под руку и так же быстро как бесцеремонно унесли его с улицы в здание.
Ни мальчик, ни безликие грозные стражники, ни сам жертва возраста и обстоятельств, не произнесли ни звука. Хмурые, строгие, бесчувственные, сердитые выражением лица люди, облачение во все чёрное, довершают свой боевой танец сферическим соединением двух рук у груди, всем тем же скрученными пальцами.
Белая машина с двумя клериками, входит и разъезжает по городу через пустынные дороги. Как вдруг в салоне машины раздаётся быстрые, повторяющие, писклявые сигналы.
Два клерика разъезжали по городу. Два окна, один город. Одна картина. Одно ли мировоззрения? Клерик как смоль черными волосами, пристально орлиным взглядом, всматривался в отражение города. Его губы выдавали в нем некое подобие восхищение, тем же искрились глаза.
